Булычев Кир. Убежище

Глава седьмая
Превращение лягушки

   Сева не мог кричать – даже в такой момент кричать было стыдно.
   – А ну, прекратить! – раздался сверху голос. – Двое на одного! Сейчас у меня из лагеря вылетите!
   И голос был такой начальственный, что Гриша тут же отпустил Севу и отпрыгнул в сторону. Он был сильный, но очень разумный и всегда рассчитывал, что ему выгодно, а что не очень.
   Зато Гоша озверел и остановиться не мог.
   Но при этом он соображал, что лучше быть невиноватым. Поэтому он продолжал нападать на Севу, но кричал:
   – Это он на нас напал! Это Савин виноват! Это все Савин!
   – Сколько раз повторять? – произнес голос вверху.
   И тогда Гоша все-таки отпустил Севу и побежал наверх. Он скользил по гнилым листьям и банкам от пепси, но карабкался следом за Гришей.
   Сева сидел на дне бассейна. У него звенело в ушах и рукам было больно.
   Лолита прыгнула с борта к Севе. И это был, скажу я вам, прыжок!
   Как минимум три метра! Косички разлетелись кругом – как спицы велосипедного колеса.
   Она легко поднялась.
   А Ванесса уселась на бортик, свесив ноги.
   Лолита сказала:
   – Ты сошел с ума! У тебя все руки в крови! Ты что, за бритву хватался?
   – За ножик, – ответил Сева. – У него был ножик, и он им пытал лягушку.
   – Ты что говоришь? – спросила сверху Ванесса, болтая ногами. – Зачем Гоше Жабе пытать лягушку?
   Но Лолита уже догадалась.
   – Это я виновата, – сказала она и достала из кармана шортов носовой платок. – Я же забыла, что он мне хвастался. У него сотовый с магнитофоном. Он разговоры записывает. Значит, он твой, Люська, разговор с бабушкой записал.
   – И понял, что нужно самому лягушку допрашивать, да?
   – Все понял и лягушку утащил… как все просто, если ты идиотка.
   – Ну ко мне, по крайней мере, это не относится, – сказала Ванесса. – И попрошу меня не называть Люськой. Ты же знаешь, что я этого не выношу. Я же тебя Дашкой не обзываю.
   Лолита только отмахнулась и спросила Севу:
   – А где лягушка? Они ее убили?
   – Нет, я ее отбросил – туда.
   Ванесса обернулась.
   – Никого не видно. Прости-прощай наша лягушечка, обойдемся без кладов.
   – Главное, что она жива.
   – Главное, – сказала Ванесса, – что ты, Савин, не смог с Гошей справиться. А еще мячом кого хочешь на месте убиваешь!
   – У него был нож! – сказала Лолита. – Неужели ты не понимаешь, что Гоша Жаба настоящий бандит?
   – Он был не один, – сказал Сева. Он вытирал царапины и порезы, но кровь все равно сочилась. – С ним был Гришка Сумской.
   – Ну уж это ты не придумывай! – обиделась Ванесса. – Гриша случайно там оказался.
   – Видно, ему сокровище понадобилось.
   – Зачем?
   – Чтобы к твоим ногам положить.
   Ванесса не поняла иронии и всерьез ответила:
   – Я бы не взяла такое сокровище. Особенно если бы они тебя убили.
   – Люська, ты чудо простоты, – сказала Лолита. – А тебе, Сева, надо срочно в медпункт. Ты заработаешь заражение крови, это я тебе гарантирую. Ой, у тебя и на щеке порезано!
   Руки и разрезанную щеку щипало жутко. Но в медпункт Севе не хотелось. Надо объяснять, почему он дрался и с кем… Потом все скажут, что он доносчик. Нет…
   – Нет, – произнес он. – Мне надо сначала лягушку найти.
   – Ты же ее выкинул?
   – Она была привязана… или приколота к листу фанеры.
   – Сейчас посмотрю, – сказала сверху Ванесса.
   – Нет, я сам!
   Сева вырвался от Лолиты, которая ему вытирала кровь со щеки, и побежал к лесенке.
   Как больно! Но нельзя показывать! Они ему, наверное, все ребра поломали!
   Особенно больно было подниматься по лесенке.
   Ему казалось, что сейчас руки откажут и он грохнется обратно в бассейн.
   Нет, нельзя показывать свою слабость. Сзади стоит Лолита, ей бы только заботиться о ком-нибудь! Бывают же такие женщины. И почему только ее Лолитой прозвали?
   Сева поднялся по лесенке, но когда пришлось перебираться на борт бассейна, стало так больно, что он замер с поднятой ногой. Наверное, это было глупое зрелище.
   – Нет нигде твоей лягушки, – сказала Ванесса. – Ускакала помирать в кусты. Как говорит моя бабушка: «Финита ля комедия».
   – Все, хватит, идем в медпункт, – сказала сзади Лолита. – Или я позову медсестру сюда.
   – Не надо, – раздался незнакомый голос. Сразу и голос девочки, и голос взрослой девушки.
   По ту сторону клумбы стояла Царевна-лягушка.
   Никто Севу не предупреждал, какие бывают лягушки, когда становятся царевнами, но он просто знал об этом, это было так же очевидно, как солнце и звезды.
   – А мне уже и не больно, – сказал Сева.
   Он старался, чтобы его голос не дрожал, а он все равно дрожал от волнения.
   – Ты кто такая? – спросила Ванесса.
   Хотя, конечно же, спрашивать было излишне.
   Царевна была одета обыкновенно. Только платье было длинным, почти до пола, такие у нас не носят. И золотистые волосы, конечно, по плечам, как водопадики. Очень приятная царевна. И, наверное, ее можно было принять на улице за обыкновенную девушку, если бы не глаза. Они светились чуть-чуть, но достаточно, чтобы понять, какого они бирюзового цвета. А когда она говорила, из них вылетали смешинки.
   – Спасибо, Сева, – сказала царевна. – Нам, лягушкам, обычно не везет на рыцарей.
   – Он тебя ножиком резал! – сказал Сева.
   – У лягушек это быстро заживает, – сказала царевна. – Как и на тебе.
   – Ему надо в медпункт, – упрямо сказала Лолита.
   – У меня с собой есть целебная мазь, – ответила лягушка. – Да и не стоит так поздно беспокоить медсестру, она сейчас с поварихами играет в подкидного дурака.
   – Скажи ему, – вмешалась Ванесса, – что Гриша тут ни при чем.
   – Да, кстати, – сказала царевна. – Возьми, Ванесса, у Гриши Сумского мою корону. Она, конечно, маленькая и не очень ценная, но мне ее мама на день рождения подарила. Я думаю, что он не посмеет тебе отказать.
   «Как тебе не стыдно!» – хотела было обидеться Ванесса, потом сообразила, что лучше не обижаться.
   Она сказала:
   – Ладно.
   Как будто сделала всем одолжение.
   – Спокойной ночи, Лолита, – сказала Царевна-лягушка. – Спасибо тебе, что ты так позаботилась о Севе. Его раны почти зажили.
   – И все же, – сказала упрямая Лолита, – я считаю, что в двадцать первом веке всегда полезнее пойти в медпункт, чем лечиться так называемыми волшебными средствами. У всяких знахарей…
   А так как ей никто не ответил, то она резко повернулась и ушла следом за Ванессой.
   Зашумели голоса, захлопали двери, послышался смех. Это кончилось кино. И все расходились по домикам.
   – Пошли со мной, – сказала царевна.
   Она шагнула прямо в кусты, и кусты расступились перед ней.
   Сева шел за ней, и за его спиной кусты беззвучно смыкались.
   Они вышли на небольшую полянку, ярко освещенную лунным светом. Сева никак не мог сообразить, где в лагере прячется такая полянка.
   Посреди полянки стоял небольшой столик на тонких гнутых ножках.
   На столе были банки и баночки старинного вида.
   – Снимай футболку, – сказала царевна, – все равно она у тебя рваная.
   Она взяла футболку Севы и кинула ее в кусты.
   Там в кустах зашуршало. Захлопотали чьи-то ножки и ручки.
   Зашептались голоса.
   Царевна взяла со стола флакон и налила из него себе на ладонь густой, как сметана, мази.
   – Подставляй физиономию, – сказала она.
   И тут Сева вдруг понял, что она только кажется его ровесницей, а в самом деле она постарше. Ей лет шестнадцать.
   Нежной рукой, тонкими пальцами царевна стала втирать мазь в щеку Севе, потом в плечо, потом смазала порезанные руки.
   – До свадьбы заживет, – сказала она, – бери футболку.
   Целая, чистая футболка лежала на траве у Севиных ног.
   – И что теперь будет? – спросил Сева.
   Царевна засмеялась.
   – Правильный вопрос. Я бы то же самое спросила.
   Она потянулась, как со сна, и взбила обеими руками свои длинные волосы.
   – Ох и устала же я сегодня, – сказала она. – То в тумбочке, то в лейке, а то тебя пытают, как Муция Сцеволу. Ты, конечно, болел, когда в школе проходили про Муция Сцеволу?
   – Точно, болел.
   – Посмотришь в истории Древнего Рима. Главное то, Всеволод Савин, что ты прошел испытание. И отныне твоя жизнь будет очень интересной, но трудной и опасной. Тебя это не смущает?
   – Ни в коем случае! – воскликнул Сева.
   – Мы знали, что ты выдумщик, авантюрист, порой не самый храбрый и точно уж не самый сильный из ребят города Москвы. Но в тебе были качества, очень нам нужные. Поэтому пришлось устроить тебе испытание.
   – Это было испытание?
   – Да, и не обижайся. Нам нужно было понять, верен ли ты друзьям, способен ли забыть о себе, когда надо помочь слабому, хороший ли ты человек.
   – Самый обыкновенный, – признался Сева. – А кто вы такие?
   – Мы – жители мира сказок. Мы спасатели легенд. Мы затеяли великую эпопею, но нам нужны союзники среди людей.
   – И что же вы затеяли?
   – Мы поговорим с тобой, когда ты отдохнешь и когда нам понадобится твоя помощь.
   – Какая помощь?
   – Мы будем строить убежище для жителей сказочного мира, которым некуда деться среди людей, машин и денег. Без твоей помощи нам не справиться.
   – Я согласен, царевна, – сказал Сева. – Что надо делать?
   – Пока что надо идти спать, потому что вот-вот будет отбой. Пока что надо молчать о нашем с тобой разговоре. Пока что надо ждать. Спокойной ночи, мой Иванушка!
   – Спокойной ночи, Царевна-лягушка, – ответил Сева.
   – До встречи, – сказала Царевна-лягушка и вдруг растворилась в ночном воздухе, наполненном светом луны и звезд.
   Шлеп!
   У ног Севы сидела лягушка.
   Без короны. На голове темный шрам.
   Лягушка прыгнула и в одно мгновение скрылась в кустах. Только листья зашуршали.

Глава восьмая
Звонок из лагеря

   В обширный, как хоккейный стадион, скромно и без вкуса обставленный кабинет Георгия Георгиевича Полотенца, президента Международного унитарного фонда развития (МУФР), без стука вошла Элина Виленовна, секретарь Георгия Георгиевича и всего МУФРа в целом.
   Была Элина Виленовна сказочно красива, как девушка-спортсменка со старого плаката. Ее пшеничные кудри рассыпались по широким плечам пловчихи, лицо несло на себе следы загара Сейшельских островов, а дробная быстрая походка была точно такой же, как у ее любимого жеребца Добриона, на котором она возвращалась домой, если на улицах были пробки и ее машина была вынуждена в них задерживаться.
   – Совещание в три тридцать, как объявлено? – спросила Элина Виленовна.
   – Разумеется, – ответил Георгий Георгиевич, не поднимаясь из кресла.
   Он не любил стоять рядом с Элиной Виленовной, потому что она была выше его на голову, а может, и на две головы, а ее ноги начинались там, где у него была толстая шея.
   Элина Виленовна была подчиненной Георгия Георгиевича и должна была ему во всем подчиняться, потому что он мог запросто выгнать ее с работы, но на самом деле Георгий Георгиевич очень боялся, что она сама от него уйдет.
   – Чай, кофе? – спросила Элина Виленовна.
   – Вы же знаете, – сказал Георгий Георгиевич. – Ти фор ту.
   Что означает – чай для двоих.
   Элина Виленовна не удивилась, а щелкнула пальцами – это она умела, и на журнальном столике в углу кабинета появился поднос с японским чайником, маленькими чашечками и любимым печеньем Георгия Георгиевича – птифур.
   Они уселись за столик напротив друг друга, и Георгий Георгиевич стал рассматривать ноги Элины Виленовны, которые напоминали о том, что она мастер спорта и чемпион Белгородской области по прыжкам в высоту.
   – Что тебя печалит? – спросила Элина Виленовна голосом нежного друга и доверенного лица.
   – Я почти разорен, – искренне ответил Георгий Георгиевич. – За ближайшую неделю мне надо собрать пятьдесят семь миллионов долларов.
   – Пятьдесят семь миллионов, – задумчиво повторила Элина Виленовна. – Немалые деньги. Я подумаю.
   И тут раздался телефонный звонок.
   Зазвонил секретный аппарат. Личной связи.
   – Мой мальчик, – прошептал Георгий Георгиевич.
   Георгий Георгиевич был недобрым человеком, эгоистом и хамом. И на самом деле на всем белом свете он любил только своего сына и наследника Гошу. Ради него трудились все колесики мозга Георгия Георгиевича, и к нему сходились заботы многих подчиненных Полотенца. Любые сомнения в гениальности мальчика пресекались на корню. Даже собственную жену Аглаю, на которой он женился по душевной склонности, потому что она обещала родить ему такого же богатырчика, как он сам, он разлюбил за неосторожную фразу. Когда она родила мальчика, уже в три дня удивительно похожего на своего отца, Георгий Георгиевич пришел к ней в отдельную палату на специальном этаже с букетом цветов. Он поздравил ее, вручил ценный подарок в виде серебряной цепочки на шею и сказал:
   – Спасибо тебе за Георгия.
   – Послушай, Гоша, – возразила Аглая, – может, хватит в нашем семействе Георгиев? Николай – тоже хорошее имя.
   Без слова муж повернулся и покинул палату, прихватив с собой ценный подарок. С тех пор он жену Аглаю не любил. Хотя мальчика, конечно же, назвали Георгием, Георгием Георгиевичем Полотенцем, будущим президентом и мультимиллионером. И чтобы стать таким, как объяснил ему папа, он должен будет учиться, учиться и еще раз учиться. А если списывать, то так, чтобы ни одна сволочь не заметила.
   Этот совет Гоша усвоил и в школе считался если не отличником, то хорошим учеником. И почему такому вежливому мальчику не поставить лишнюю пятерку? Зато к празднику Восьмого марта его папа, тоже очень вежливый, обязательно подарит что-то небольшое, но приятное.
   И вот раздался телефонный звонок.
   Элина Виленовна вскочила и хотела покинуть кабинет, но Георгий Георгиевич, поднимая трубку, произнес:
   – Оставайтесь, у меня от вас секретов нет.
   Это было неправдой, потому что у Георгия Георгиевича были секреты от всех, даже от себя самого.
   – Папочка, – раздался в тишине гулкого кабинета голос Гоши.
   На экранчике видеофона появилась его физиономия.
   – Спасибо, что ты позвонил мне, – сказал Георгий Георгиевич. – Все ли у тебя в порядке? Уважают ли тебя товарищи?
   – Папа, – сказал Гоша, – у нас случилось странное происшествие, и я хочу с тобой посоветоваться.
   – Молодец, – сказал папа. – Я никогда не оставлю тебя своими советами.
   – Один мальчик в нашем отряде нашел лягушку с короной на голове.
   – Уродка, что ли? – спросил Георгий Георгиевич.
   Элина Виленовна постучала кровавыми ногтями по столику.
   Георгий Георгиевич откликнулся на постук и увидел, что его секретарша хмурит соболиные брови. И сразу задал вопрос:
   – Что еще особенного в лягушке?
   – Мы коронку с нее сорвали и стали выпытывать, где лежит клад.
   – Почему возникло подобное подозрение? – спросил Георгий Георгиевич.
   – Разговор с бабкой подслушали.
   И Гоша изложил события, правдиво, только собственную роль чуть приукрасил. Все-таки мальчик, надо понимать.
   – Что за коронка? – спросил Георгий Георгиевич.
   – Из камушков, блестящая, ее Гриша Сумской взял.
   – А ты отдал?
   – Я добрый, папочка, мне часто за это приходится расплачиваться.
   – Да, ты добрый!
   Георгий Георгиевич слушал голос сына, и у него в животе щекотало от счастья.
   Все в мире уравновешено. Если на одной чашке весов лежит любовь к сыну Гоше, то чаще всего на другой чашке находится нелюбовь к другим мальчикам. Если в Индии идет дождь, то в Исландии наступает засуха.
   – Что нам теперь делать, папочка? – спросил Гоша.
   Элина Виленовна быстро нацарапала на столике светящуюся надпись: «ДОСТАТЬ КОРОНУ».
   Георгий Георгиевич проглотил слюну, провел свободной рукой по лбу и опомнился. Нельзя, чтобы любовь к мальчику отвлекала от важных дел. Спасибо Элиночке, что никогда не забывает об интересах Фонда.
   – Слушай меня внимательно, – сказал папа. – Пойди к своему приятелю и вели ему возвратить корону.
   – А если он не захочет? – спросил Гоша.
   – Как так не захочет?
   – Потому что он сильнее меня.
   – Как он смеет! – воскликнул Георгий Георгиевич. – Он у меня тут же вылетит из лагеря!
   Элина Виленовна положила кончики длинных пальцев, украшенных кровавыми ногтями, на руку своему шефу, и тот снова опомнился.
   Вздохнул и продолжал:
   – Засвечиваться тебе нельзя. Предложи деньги, соблазни чем-нибудь, но шума не поднимай. Если возникнут сложности, немедленно отбей мне тревогу. Тебе понятно, солнышко?
   – Будет сделано, папа, – ответил Гоша, который тоже любил своего папу. Правда, он любил и свою маму, но куда меньше, потому что мама все время приставала со всякими глупыми советами и велела чистить зубы. Иногда Гоша даже лелеял злобную мыслишку: вот не было бы мамы, не надо было бы мыть руки, чистить зубы, есть манную кашу и говорить «спасибо». Но понимал, что всегда кто-нибудь в его жизни будет ему приказывать. Так уж лучше мама, чем какая-нибудь Элина.
   Когда Гоша отключился, Георгий Георгиевич спросил Элину Виленовну:
   – Ты чего сигнализировала?
   – Ты не представляешь, на какой след мы вышли, – прошептала она. – Рехнешься, когда узнаешь.
   – Говори.
   – Не кабинетный разговор.
   – Выйдем.
   В шкафу за спиной Георгия Георгиевича умещался небольшой лифт на двоих. Стоять в нем можно было только прижавшись. Георгий Георгиевич уткнулся носом в живот секретарши, а она поглаживала ему затылочек. Георгию Георгиевичу было щекотно и сладко.
   Лифт поднял их в зимний сад, на крышу здания МУФРа, откуда открывался вид на площадь Белорусского вокзала.
   Там воняло бензином, стоял шум и треск от машин, толпившихся внизу, рядом ревела потоками автомобилей Тверская улица. Площадка зимнего сада была огорожена железным забором, покрашенным в ржавый цвет, чтобы снаружи не догадались, какое богатое учреждение таится в здании между Третьей и Четвертой Брестскими улицами.
   – Надо отсюда переезжать, – сказал Георгий Георгиевич. – А то отравимся.
   – Нельзя переезжать, – возразила Элина Виленовна. – Зато здесь нам никто не завидует. Думают, что мы еле-еле концы сводим.
   – Докладывай. – Георгий Георгиевич не любил разговоров на неприятные темы. Он хотел, чтобы вокруг все были довольны, а он счастлив.
   – Это она, – сказала Элина Виленовна. – Из породы Василисы Прекрасной. Слыхали?
   – Что-то в детстве мне говорили, – согласился Георгий Георгиевич. – Напомни.
   Надо сказать, что сказок Георгий Георгиевич не выносил. Там все были богатыри и рыцари. А толстому мальчику небольшого роста даже в дураках места не находилось.
   – Это Царевна-лягушка. Их и раньше было немного, а в наши дни, по моему мнению, они вымерли окончательно. Оказывается, одна осталась. Сидит в болоте, отличается от обычных лягушек только бриллиантовой короной на голове, но если ее отыщет добрый молодец, она превращается в царевну.
   – И что же?
   – А то, что может стать женой доброго молодца и дать ему полцарства.
   – И у моего Гоши есть шанс? – обрадовался Георгий Георгиевич.
   – Не он нашел царевну… нет, не он… – Элина Виленовна задумалась, потом потрепала своего шефа по пухлой, в красных жилках щеке и добавила: – И вообще, мне вся эта история не очень нравится. Похоже на инсценировку. И лягушка не настоящая, и принцесса не та. Надо проверить корону. Если она из стекла, а тем более фабричной работы, значит, они нас разыгрывают. Но если корона настоящая, значит, есть шансы.
   Георгий Георгиевич понял далеко не все. Поэтому спросил свою секретаршу:
   – Элина, скажи искренне, этот случай может быть связан с нашими планами?
   – На это я надеюсь, – сказала Элина, – и от этого трепещу.
   – Значит? – прошептал с надеждой ее шеф.
   Элина отогнала осу, которая вертелась рядом, и крикнула ей вслед:
   – Лучше не возвращайся!
   – А я все слышала! – завизжала оса издали.
   – Нигде покоя нет, – вздохнула Элина.
   – Враги или конкуренты? – спросил Георгий Георгиевич.
   – Конкуренты, – ответила Элина и продолжала: – Эту корону надо добыть, чего бы нам это ни стоило. И ваш мальчик этого не сможет сделать.
   – Мой Гоша? – Георгий Георгиевич хотел было рассердиться, но вспомнил, как он любит своего сына и поэтому хочет ему безопасного счастья. Поэтому он сказал: – Высылай ему подмогу. Можешь взять мой вертолет.
   – На электричке надежней, – сказала Элина.
   – На вертолете скорей. И научись, наконец, подчиняться!
   – Слушаюсь, шеф, – проворковала Элина.
   А когда Георгий Георгиевич первым пошел к лифту, она спросила вслед:
   – Хотите послушать идею, как добыть завтра же пятьдесят семь миллионов долларов?
   – Хочу, – сказал Георгий. – Если это, конечно, законный путь.
   – От тебя, кролик, то есть от вас, шеф, зависит, будет он законным или преступным. Но говорить будем не здесь, где нас уже засекли, а в комнате матери и ребенка на вокзале.
   – Пошли!
   – Сначала надо послать помощь к вашему Гоше. Кто пойдет?
   Георгий Георгиевич не ответил, он только склонил голову в знак согласия. Они уже решили этот вопрос с Элиной без лишних слов.
   И, войдя в свой кабинет, Георгий Георгиевич нажал на кнопку на столе и сказал:
   – Ванюша, зайди к Элине Виленовне, она изложит тебе детали.

Глава девятая
Судьба алмазной короны

   Ах, как была права Элина Виленовна! Не подвела ее интуиция.
   У Гоши возникли трудности.
   Он поговорил с отцом и пошел искать Гришу Сумского.
   Он даже знал, где искать Гришу.
   Ведь после завтрака Гриша уходил на полянку за медпунктом, чтобы заниматься там культуризмом.
   Почти все знают, что такое культуризм, но если вы не слышали, то я объясню. Есть странные люди, не только мужчины, но и девушки, которые думают, что если у них пять пудов мышц, то они станут всех умнее и красивей.
   Пока что Гриша Сумской не добился больших успехов, может, возраста маловато. Но старался. По крайней мере, себе самому он казался все красивее с каждым днем.
   Гоша побежал на полянку.
   Сумского там не было.
   Потому что Гриша Сумской лежал в траве, смотрел в небо, на утренние кучевые облака и рассуждал о жизни. Он был рассудительным человеком.
   Между большим и указательным пальцами он держал корону, которую они сорвали вчера вечером с лягушки, и смотрел сквозь нее на небо. Камешки, из которых она была сделана, сверкали, словно фонарики.
   Очень красиво.
   Гриша думал, как неплохо у него складывается жизнь. Многие его уже любят, а еще больше людей полюбят его завтра, когда он станет великим культуристом. А когда он станет чемпионом мира, то у сцены, где он получит золотую медаль, его будет ждать очень красивая девушка, куда красивее Ванессы, и протянет ему букет цветов. А Гриша вынет из кармана корону и водрузит ее на голову красавице. Ничего, что корона пока маленькая, подрастет!
   Он улыбнулся своей шутке и хотел спрятать корону в карман, как из кустов вышла хромая бабка в армейском камуфляже и строго сказала Грише:
   – Ты эту корону выкинь, выкинь, если хочешь остаться в живых!
   Гриша вскочил, он уважал старших, но не настолько, чтобы кидаться коронами.
   Он даже застегнул карман. Уж очень зловещая была бабушка.
   – Я не знаю никакой короны, – сказал он. – Вы ошиблись.
   – Кассандра никогда не ошибается, – сказала бабушка. – Ты обо мне слыхал?
   – Нет, простите.
   – То-то и видно. А то бы выкинул корону и убежал без оглядки!
   Бабушка была недовольна.
   – И чему вас в школе обучают?
   – Бабушка, – подошел к ним Гоша Полотенц. – А я вас знаю.
   Он наконец-то отыскал Сумского и подслушал его разговор с Кассандрой. Он знал, что Кассандрой звали неудачливую предсказательницу, так как учился в школе куда лучше, чем Гриша Сумской. Ведь папа часто напоминал ему, что для овладения всеми богатствами человечества надо учиться, учиться и еще раз учиться.
   – Наконец-то, – обрадовалась Кассандра.
   – Вы ископаемая предсказательница, которой никто не верил, а колотили беспощадно!
   – Допрыгались! – обиделась бабушка Кассандра и скрылась в кустах.
   А Гриша Сумской даже обрадовался, что ему пришли на выручку.
   – А ты в самом деле ее знаешь? – спросил он.
   – Читай Гомера, – ответил Гоша.
   Пока ты знаешь больше своего друга или врага, говаривал ему папа, ты сильнее его. Никогда не делись с другими своими знаниями.
   Вот Гоша и не делился.
   А Сумской не стал спорить.
   – Слушай, – стал ковать горячее железо Гоша, – на что тебе эта корона?
   – А что?
   – Давай поменяемся.
   – А тебе она на что? – спросил Сумской.
   – Я собираю короны, – сказал Гоша. – У меня уже шесть штук. Мне папа одну из Бангладеш привез, а другие мы здесь покупали. Получше твоей будут.
   – Если получше, – сказал Сумской, – так и играй с ними, а у меня пускай плохая останется.
   – А если сухарем? – спросил Гоша. – Десять баксов хочешь?
   Сумской тоже умел соображать.
   – Тысячу баксов, – сказал он.
   И не потому, что так думал. Он тысячу баксов никогда и не видал, даже в чужих руках. Но хотел проверить Гошу.
   – Тысячу баксов? – Гоша даже зажмурился от возмущения. – Да эта корона и сотни не стоит. Лягушачья икра в томате!
   – Ну давай сотню, – сказал Гриша Сумской.
   Недаром у Гоши было прозвище Жаба. Не мог он ничего поделать со своей жадностью, хотя и понимал, что жадничать сейчас не следует. Этот недостаток он унаследовал от своего папы. Но Георгий Георгиевич научился в решительный момент наступать на горло собственной песне, а Гоша был еще почти ребенком и не мог свою жабу одолеть.