Булыкин Григорий. Точка на черном

   Да, тяжело было у меня на сердце, видит бог.
   Кадыров, как я и предполагал, к шести утра отправился в гараж, а в шесть пятнадцать, зная, что он в гараже один, вошел туда и я.
   – О! Сандро! – Кадыров широко улыбнулся. – Прости, руки в масле.
   – Прощаю…
   – Сейчас, обожди… – Он тревожно глянул на одну из машин.
   – Нет, я ждать не могу, Натик. – Я прекрасно заметил тревожный взгляд своего школьного друга, брошенный на запыленный газик. Не ужели там кто-то второй?
   – Как же так, не могу?! Обожди, а то бензин прольется! – Кадыров подбежал к газику; я увидел, что к отверстию бензобака тянется тоненький шланг. Другой его конец уходил в бензобак «ЗИЛа».
   Кадыров ловко выдернул шланг. Свернул его.
   – Я пришел выяснить одну важную вещь, Натик… Садись, не мельтеши… Так вот. Где ты был неделю назад? Где пропадал?
   – Где? Дорогой, на тебе лица нет, в чем дело?
   – Отвечай, Натик. Где?
   Он посерьезнел.
   – В Казначеевку ездил. Отпуск за свой счет брал. Колодец с Магометом рыли – он сына отделил. Можешь проверить,
   – Как ты выехал из города?
   – Я пешком шел. С Грищенко Петей, Вместе мы были. Через перевал вышли к старому шоссе. Оттуда на попутной. Но почему ты спрашиваешь об этом?
   Я знал, что за дверьми гаража меня страхует Чхеидзе. Ничем я не рисковал. Но дело было в другом – в том, что я верил Кадырову и только поэтому позволил себе изложить причину своего прихода. Правда, интерпретировав ее так, словно в адрес милиции пришла на него бумага, как на дебошира, нарушившего покой в вагоне-ресторане, и только.
   – Да не был я там, Сандро! Какой мне толк… Постой, неужели опять этот мерзавец Хайдаров?!
   – Что за Хайдаров?
   – Не помнишь Хайдарова? Ну… Бывший завхоз в санатории! Сидел за спекуляцию. Здоровый такой… Мы с ним дружили, пока я не раскусил его, Однажды приходит мне квитанция на штраф за безбилетный проезд. Откуда ты думаешь? Из Одессы! Назвался моим именем, а документов при себе, мол, не имел… Я бы так и не узнал, что это он. Дружок его один рассказал, он сейчас в Тынде. Правда, я разбирать это дело не стал, Себе дороже. Плюнул, А надо было хорошенько поговорить…
   – Так этому Хайдарову неведомо, что ты в курсе дела?
   – Я говорю, плюнул я на него, мерзавца… Нет, ты посмотри, а?! В этот раз он так просто не отделается. Навесить на меня хулиганство!…
   – Ты уверен, что это Хайдаров?
   – А кому же еще быть?
   Я смял в кармане ордер на арест Кадырова – это было первой реакцией на полученную информацию. Тем не менее, служба есть служба,,.
   – Садись за руль и вези меня в отделение!
   – Зачем?
   – Так надо.
   Да, я поверил Кадырову. Но обязан был проверить все – от и до. Ничего, пока я свяжусь с Казначеевкой, где он рыл колодец, Натик попьет чайку.
   Казначеевский участковый подтвердил: да, рыли колодец, помогали стелить крышу. Пять или шесть дней провели Кадыров и Грищенко в селе,
   А Кадыров сидел в моем кабинете и, попивая чай, недоумевал, зачем я вот уже битый час держу его здесь?

22. РИСК – ДЕЛО ПРОФЕССИОНАЛОВ! (Шимановский)

   Предложение Чхеидзе меня озадачило. Он понимал природу моей озабоченности: рисковать в таком деле должен только профессионал. И, тем не менее, настаивал;
   – Пойми, Вадим, если Хайдаров тот самый человек, то его арест насторожит сообщников,
   – Но ведь собирались же мы арестовать Кадырова?
   – Там это было возможно. Утро, гараж, оригинальная идея самого его посадить за руль… С Хайдаровым же сложнее. Живет в центре города. Масса соседей… А если еще и сопротивление окажет, то сообщники об этом будут знать через пятнадцать минут, учитывая размеры города.
   Я понимал, что Чхеидзе прав. Но и то, что он предлагал, было чревато серьезными последствиями. Суть его плана сводилась к следующему: к Хайдарову должен отправиться Натик Кадыров!
   – Он прямо ему выложит: мол, первый раз я промолчал, хотя и знал, что ты назвался моим именем. Не хотел рук марать и тебя позорить, А сейчас, когда мне пятнадцать суток грозят за хулигантство в поезде, я молчать не намерен. Иди и все расскажи сам. Не буду я за тебя улицы подметать… Вспугнет это Хайдарова? Несомненно!
   – И он побежит к сообщнику, – не удержался Илюхин,
   – Если сообщник в городе, – уточнил Шелаури.
   – Или… – Я оглядел их. – Или убьет Кадырова. Если именно Хайдаров убил ножом лейтенанта Лунько, то ему ничего не стоит убрать и Кадырова.
   Я видел, что при имени Лунько в глазах Чхеидзе возникла сумрачная тень. Он помолчал и трудно выдавил из себя;
   – По мнению экспертов, удар ножом Лунько нанес человек среднего роста. Тот, что стоял справа. Хайдаров же метров двух верзила.
   Предложение Чхеидзе было, повторяю, наиболее продуктивным. Но ставить под удар Натика Кадырова? Имеем ли мы на это право? И я решил запросить Москву.
   Для этого мне пришлось отправиться в соседний город. На местной междугородней станции я никого не подозревал, но чем черт не шутит.
   Сел я в ту же машину, на которой приехал в райотдел Чхеидзе с Кадыровым… Кадыров всю дорогу молчал, понимая, что «корреспондент» наверняка не корреспондент… Он уже догадывался, кто я.
   – На меня ответственность решил переложить? – Голос заместителя министра был сух и бесстрастен. – Вот что я тебе, Шимановский, скажу. Ответственности я, конечно, не боюсь. Но принимай решение сам. Предложение Чхеидзе оптимально. Все зависит от степени страховки и личных качеств Кадырова. В конечном счете, решать только ему. Он же не подсадная утка, а человек! Все…
   На обратном пути я первым нарушил молчание. Просто, без намеков и многозначительных умалчиваний, я поведал завгару о некоторых событиях. Не скрыл от него, что мы прорабатывали и вариант его участия в операции.
   – Я – член народной дружины. Добровольной, заметьте, дружины. Если все мы будем по норам сидеть, что тогда в мире твориться будет? Вы спрашиваете меня, согласен ли я пойти к Хайдарову? Я должен пойти к нему.

23. ТЕНЬ ТИТАРЕНКО. (Чхемдзе)

   Вопреки нашим опасениям, Хайдаров не предпринял никаких действий против Кадырова, Он начисто отрицал свою причастность к инциденту в поезде. Это, правда, еще ничего не значило…
   «Каре», как звали Хайдарова дружки, мог подстеречь завгара где угодно. Мы установили за его квартирой наблюдение, а тем временем я отрабатывал материалы на «Каро». Действительно ли он одно из действующих лиц трагедии в парке. Его внешний вид полностью соответствовал описанию проводницы поезда «Адлер – Москва». Отсутствовал «Каро» и все интересующие нас дни. Более того, прибыл домой лишь вчера. Отработав данные, я отправил в Адлер его фотографию. Проводница жила в Адлере, находилась сейчас на отдыхе. Местный сотрудник милиции должен был предъявить ей снимок в числе пяти-шести других. Иными словами, я ждал результатов опознания. Такую же фотографию я отправил и в наше управление – на опознание ее грузчиком Стешиным.
   «Каро» вышел из дома лишь к вечеру. Это был рослый, очень рослый мужчина. Покатые плечи выдавали недюжинную природную силу. Я все пытался узнать в нем одного из тех, кто бросил мне в парке «иди своей дорогой!», но не мог. Слишком стремительны были тогда события.
   Я шел в метрах сорока от него. И приблизился лишь тогда, когда он встал в очередь у табачного киоска. «Каро» спокойно выстоял очередь и придвинулся к окошечку.
   – Пачку «Примы» и спички, – нет, это был не тот голос. У двухметрового верзилы оказался почти мальчишеский чуть гнусавый фальцет.
   Я разочарованно смотрел на его могучий загривок: «А вдруг все наши догадки – блеф чистой воды?!» И вдруг оцепенел, явственно услышав тот самый – хриплый, надтреснутый баритон! Его обладателем был не кто иной, как киоскер.
   – Спичек, дорогой, нет…
   – Я зайду позже…
   «Каро» взял из окошечка «Приму» и, положив ее в карман брюк, двинулся дальше.
   – «Беломор», – сказал я в окошечко.
   На меня безразлично глянули агатовые, чуть навыкате глаза.
   – «Беломора» нет, – равнодушно ответил киоскер.
   – Тогда «Приму», – я мучительно соображал: он или не он? Неужели это убийца Ванечки Лунько?
   Киоскеру было лет тридцать пять-сорок. Я успел заметить седину в его густых черных волосах. Он был симпатичным мужчиной, киоскер с агатовыми глазами. И он не значился в списке отъезжавших. Не было там наименования такой профессии – продавец табачного киоска. Это я помнил точно.
   …Шимановский впервые на моих глазах проявил некоторую нервозность.
   – Ты уверен? Тот самый голос?.. Понимаешь ли, «табачника» мне назвали как друга Титаренко. Не удивляйся, в этих местах продавец табачного ларька может быть богаче иного министра. Знаешь местный анекдот? Приходит человек в табачный магазин, дает две копейки и просит коробку спичек. «Спичек нет, дорогой», – отвечает табачник и протягивает человеку вместо двушки копейку. Разница, так сказать, – оплата за услугу. На одном из застолий об этом… как его фамилия?.. Каруев? Так вот, его прямо-таки и назвали – «тень Титаренко». Черт его знает, а может быть, он наводчик?
   – Какой наводчик?
   – Ну наводил журналиста на тех хозяев, которые владели незаконно выделенной землей…
   – А?.. – протянул я; да, Шимановский по-прежнему был в плену своей идеи.
   – Будем ждать. Обязательно будем, как бы это гибельно не сказывалось на наших нервах,

24. ПРИЗНАНИЕ. (Илюхин)

   – Я немного выпил… Ну, и похвастался. Сказал, что у меня есть пистолет…
   – Ты показал его ей?
   – Да. Спустился в погреб и достал… Но она в погреб не спускалась. Это точно. Вы действительно думаете?..
   – Очевидно только одно, Артем, из этого оружия совершено убийство. Если правда, что за десять лет ты ни разу не обмолвился о хранящемся пистолете, то она – единственная ниточка к преступникам. Вполне возможно, Валерия – игрушка в чужих руках. Скажем, рассказала кому-то, вольно или невольно указала приблизительное место хранения оружия… Конечно, если все, что ты рассказываешь, правда…
   – Правда, поверьте мне!!! – Чехоев уронил кудлатую голову. Тихо спросил: – Действительно к моему случаю применим закон о давности? Я согласен на все… Только прикажите.
   Мне было неприятно сознавать, что этот «настоящий мужчина» довольно-таки легко принял нашу версию о том, что его «любимая женщина» не случайно пришла к нему минувшей ночью. Конечно, аргументы впечатляли – Чехоева и Валерию явно поджидал кто-то у камня, И все же…

25. НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ. (Липиеньш)

   За эти двое суток я превратился в крота. И главное – сижу я тут на всякий случай. Никогда бы не подумал, что и в темноте можно видеть. Но… Ощущение такое, словно вот эта бочка с вином, например, испускает какое-то тепловое излучение. Я отчетливо представляю ее форму и размеры…
   Интересно, можно уравнять это мое сидение в кромешной тьме с элементами тренировок космонавтов? Наверняка. Только мне, в конечном счете, не в космос летать; возможно, эта мука кончится вполне буднично. Меня извлекут на свет божий и даже не скажут спасибо… Передатчик безмолвствует…
   Когда мы приземлились, я обалдел от местного воздуха. Правда, Шимановский, встречавший меня, выглядел так, что было ясно: этот воздух ему не на пользу… А через три часа я очутился тут. Вот тебе и Кавказ, завидная командировка… Самое неприятное, что уже в первый день я понял – грипп. Подхватил, шатаясь по поездам, отыскивая следы этих сволочей… Сколько народу прошло через мои руки? Тридцать? Пятьдесят? Добрая сотня… Температура высокая: это я определяю сразу, по пульсу… Градусов тридцать восемь с хвостиком… Тяжело. Да еще запах… Все-таки я – человек, а уже третьи сутки пошли, как я безвылазно сижу в этой могиле.
   Передатчик молчит. Сколько же он еще будет молчать?

26. ВСКРЫТИЕ ПОКАЖЕТ. («Консилиум»)

   Они впервые за все время собрались за одним столом вместе. Шимановский сел справа от Шелаури. Чхеидзе и Илюхин – слева. Прилетевший работник УБХСС республики, майор Хучиев, вторые сутки работавший в городке, присел на подоконник.
   – Но мы ведь хотели арестовать того же Кадырова? – Шелаури, настаивавший на аресте «Каро», определенно пытался ускорить события; сказывался его темперамент…
   – Мы собирались арестовать его как кого? Как дебошира, Сандро. Имея на то веские основания. А «Каро» нам приходится арестовывать уже как члена банды! Совершенно другой акцент. Я уверен, что он обязательно постарается дать знать сообщникам о приходе Кадырова. Но кто они? Табачник Каруев, голос которого узнал Чхеидзе? Тут допустима ошибка. Голос – не отпечатки пальцев… Илюхин считает, что в деле Валерия Сацкова-Слепнева. Но каким образом? Докажи, что она брала и вернула пистолет…
   – Вернула? – Шелаури удивленно посмотрел на Шимановского. – Вы сказали «вернула»…
   – Именно. Пистолет вернулся в тайник…
   – Как так? – Почти одновременно спросили порядком удивленные Шелаури и Хучиев.
   – Вот именно: как? Не знаю… Но это реальный факт. Вполне воз можно, арест Чехоева-младшего послужил причиной. Короче говоря, мы обнаружили его с Чхеидзе в тайнике в ночь перед приездом Илюхина…
   – И молчали?! – Шелаури обиженно хмыкнул. – Конспираторы из Цунтинского ущелья. Там тоже, чтобы зря не волноваться, ценную вещь вору сами отдают. Зато и инфарктов не бывает…
   – Кто сейчас следит за Хайдаровым, Сандро?
   – Мусиев… «Каро» в кино сидит. «Мы из Кронштадта». До конца сеанса минут тридцать.
   – А «табачник»?
   – Торгует. Кстати, я проверил. Он нередко подсаживает к прилавку жену или сына. Так что его исчезновение на день-два никого бы не смутило: киоск-то работает. Из восьми интересующих нас дней «табачник» отсутствовал первые двое суток. Жена говорит, болел. Он вообще страдает сердцем… Забыл, как эта болезнь называется. Порок что ли…
   – Ничего, вскрытие покажет, – Шимановский посмотрел на часы. Сверил их со старинными ходиками, невесть с каких пор висевшими в этом кабинете. – У нас еще минут пятнадцать. Докладывайте свои результаты, майор.
   Худенький, как подросток, Хучиев открыл тоненькую папочку: «УБХСС республики сообщает, что гражданин Иса Алигаджиевич Ма-медов владеет через подставное лицо двумя домами в КБАССР и Дагестане. Так же…»
   Хучиев перечислил несколько серьезных фактов из биографии «паука-Исы», в числе которых фигурировала и бурная связь между ним и Валерией Слепневой, обходившейся Исе недешево.
   – Надо взять их скопом: и «Каро», и Ису, и потаскушку эту. – Шелаури закурил и спокойно добавил: – Припрем к стенке, не сомневайтесь!
   – Как? И главное – за что? Мы лишь определили позицию этих людей, жизненное кредо… Где улики?
   – Кстати, – добавил Хучиев, – во многих оргиях Исы Мамедова и Валерии Слепневой в Сочи участвовал столичный журналист Титаренко.
   Чхеидзе и Шимановский переглянулись.
   – Значит, и он был знаком с Валерией?
   – Надо брать! – Шелаури со всей силы шлепнул ладонью о ладонь.
   – Сандро! – Укоризненно протянул Шимановский, – Сандро… Все, братцы. Время истекло. Все внимание на «Каро».

27. ЧУДЕС, САНДРО, НЕ БЫВАЕТ. (Шелаури)

   В девять вечера, как и было намечено, к выходящему из кинотеатра Хайдарову снова подошел Кадыров, изображая из себя подвыпившего человека.
   – А, «Каро»! Подлец «Каро»… Иди и сам признайся. Я за тебя позор терпеть не стану, мерзавец, – грозил Кадыров, – я вот пойду в милицию, скажу, чтобы тебя сфотографировали, а карточку отправили туда… А?!
   На них стали обращать внимание. «Каро», заметив это, спешно обнял Кадырова за плечи:
   – Пойдем, Натик… Я виноват, да. Только не кричи, У меня и так уже одна судимость есть… Давай по-хорошему, ты же мне другом был…
   Кадыров делал вид, что сопротивляется, но понемногу стал сдаваться…
   – Ладно, «Каро»… Я – никому… Но с тебя причитается, «Каро»… Ладно… Тс-сс-с. Молчу…
   Кадыров так мастерски изображал из себя пьяного, что ничего не подозревавший сержант милиции Арсланов, дежуривший у кинотеатра, решительно направился к нему.
   – Ничего… Я тихо… Отведи меня домой, а? Ну, я сам пойду… Извините…
   Кадыров тяжело потащился вверх по Зеленой. Хайдаров несколько минут смотрел ему вслед. Затем чуть ли не бегом припустил на площадь. У табачного киоска он похлопал себя по карманам. Нагнулся к окошечку. Взял пачку сигарет, несмотря на то, что в кармане у него уже была одна пачка. Снова нагнулся. О чем они говорили, мы не знали. Но разговор длился минут пять, не меньше. Очень озабоченный, «Каро» пересек площадь, свернул в боковую улицу и поднялся к себе домой.
   Минут через двадцать «табачник» (так с легкой руки Шимановского окрестили мы Каруева) закрыл свой ларек и направился в парк аттракционов.
   Он внимательно осмотрелся, поправил кепку и подошел к будке, где торговал билетами Слепнев. Перед будкой стояла приличная очередь.
   – Дорогой, ты еще не собираешься закрывать чертово колесо? – Спросил Каруев Слепнева. – Хочу дочку привести…
   – Веди! Еще час будем крутить… «Явочки» московской не завалялось?
   – Найдется! Так я мигом!
   …Шимановский, выслушав по рации сообщение Мусиева, сказал:
   – Сейчас он побежит к Слепневу домой. К его жене…
   – Это тебе кто, бог или сатана, шепнул на ухо, а? – Спросил я. – Или просто обычное чудо?
   – Чудес, Сандро, не бывает…

28. ДАМСКОЕ ТАНГО, (Чхеидзе)

   Я подошел к слепневскому дому со стороны реки. Времени у меня было в обрез, но я все-таки отметил, что, скорее всего, Валерия приходила к Чехоеву-младшему именно вдоль берега реки…
   С момента нашего «консилиума» прошло не более сорока минут. Я стоял, вжавшись в низенькую, но довольно глубокую нишу под верандой, согнувшись в три погибели. По моим расчетам, ждать оставалось минут двадцать-тридцать, если только Шимановский не ошибся в своих расчетах.
   Жена Слепнева то и дело выходила на веранду – готовила ужин для своего бедного муженька. В желтоватом пятне, отбрасываемом на землю освещенным окном, мелькала ее тень. Я благодарил судьбу, что у Слепневых не было собаки…
   Где-то в глубине дома тихо бормотал телевизор. Идиллия… Жена ждет мужа…
   – Лерка! – Это был до жути знакомый голос. – Лерка!
   …Я не видел, не слышал, как в калитку вошел человек; скрипнули ступеньки давно не чиненного крыльца.
   – Ты сдурел? Что случилось? Я же вдалбливала в твою башку, что сюда приходить нельзя…
   – Беда, царица моя… – Человек коротко поведал о Кадырове и его разговоре с «Каро».
   – Ты мужчина или баба? Что разнюнился…
   – Это все ты!..
   – Молчи, падла навозная… – Ничего себе лексикончик у любящей жены. – Связалась на свою голову… Его надо делать, дружок!
   – Я на это не пойду…
   – А милиционер тебе по ночам, тот, молоденький, не снится? – У меня заколотилось сердце. Неужели там, на веранде, стоял убийца Ванечки?
   – Бежать надо!
   – Куда, кретин? Куда бежать? Значит так, иди к «Каро». Сидите у него и нос не показывайте. Ждите меня.
   «Кто же третий? Кто! Ведь там, в парке, их было трое. И третий явно главарь, он бы не суетился, как этот… Неужели Валерия?» Я подождал, пока человек уйдет. Но покинуть нишу мне не удалось – вновь заскрипели ступеньки и по первым же словам я понял, что это вернулся Слепнев.
   – Оставил за себя Мякишева… Все подработать старику…
   Слепневы перешли в другую комнату. Телевизор заглушил их голоса.
   Как это ни странно, Валерия пока никуда не выходила. Поужинав, супруги, видимо, легли спать: по крайней мере, свет погас. Только после этого я вылез из ниши и ушел. Тем же путем, каким пришел.
   Я знал, что напротив дома дежурят люди Шелаури, а в соседнем дворе – Илюхин…
   Выбравшись на улицу, обогнув предварительно пять-шесть дворов, я поспешил в райотдел. Проходя через площадь, в окне единственного на весь город ресторана, где гремела чья-то свадьба, я успел заметить Шимановского с фотоаппаратом на груди. Он держал в руке бокал с вином и, по всей видимости, произносил тост. Через три человека от него сидел «паук-Иса»…

29. ПЕРВОЕ ПА. (Чхеидзе)

   Часов в двенадцать в райотдел поступило сообщение: «Валерия Слепнева покинула дом и направилась в сторону дома «Каро».
   – Пора, Степан, – Шелаури вытащил из сейфа пистолет и положил его в карман пиджака.
   – Пора, – согласился я.
   Мы направились к обычной машине ПМГ. Вдвоем: Шелаури и я. Сидевшие там милиционеры потеснились.
   – Не торопись, Леша, – буркнул шоферу Шелаури, – не торопись.
   – А я и не тороплюсь, товарищ майор. Куда торопиться. – Он включил приемник. «Держи меня, соломинка, держи», – пела Алла Пугачева, словно время умерло
   – Ну, двинули, Степа, – машина остановилась, и Шелаури первым вылез из нее. – Ни пуха нам, – добавил он по-грузински.
   Мы вошли в подъезд дома и стали подниматься. На площадке третьего этажа нас встретил сержант Мусиев, словно тень, отделившись от стены,
   – Дома Не выходили. Каруев пришел тридцать минут назад. Все тихо. Женщина вошла только что…
   Шелаури – с минуту постоял… Затем шумно вздохнул и постучал в дверь.
   – Кто там?
   – Я, Мусиев, открой «Каро»… Опять на тебя бумага пришла! – Ответил за Шелаури сержант.
   – Какая такая бумага? Завтра приходи. У меня женщина, Арслан…
   – Завтра к тебе сам Шелаури заявится…
   …Дверь приотворилась. Кинжальная полоска света упала на кафельный пол лестничной площадки.
   – Женщина у меня… Тут давай, – сказал Хайдаров и осекся, увидев меня и Шелаури.
   Мы оттолкнули его и вошли в коридор, пропахший запахом нечистого белья.
   – Где же твоя женщина, браток? – Шелаури шагнул в комнату; и тут раздался крик с балкона: – Больно! Ой-ой-ой…
   Балконная дверь отворилась, и два милиционера впихнули в комнату извивающегося «табачника».
   – Ты что, за дураков нас держишь, Каруев? – Шелаури подошел к «табачнику». – Все, отторговался, браток.
   Это ласковое «браток» как-то разрядило меня. Я понял, что первая часть операции завершена. Передо мной стоял он – убийца Вани Лунько.
   Но тут Шелаури гаркнул так, что у меня резануло перепонки:
   – Где Слепнева, «Каро»?!
   – Не знаю…
   …Дверь в кухне, выходящая на пожарную лестницу, была открыта…

30. ВТОРОЕ ПА. (Липиеньш)

   Мое дело – «сидеть на всякий случай». Вполне возможно, дело пустое. И все, что мне светит, так это осложнение после гриппа… А повышенных командировочных мне за это не выплатят, Это уж точно… Не знаю, как космонавты, но я могу тут и свихнуться. Ощущение, что замуровали тебя намертво – до конца жизни. Если бы не часы, так я бы на сто процентов был уверен, что задыхаюсь в этом склепе уже год и никак не меньше… Самое удивительное, что меня, абсолютно непьющего человека, так и подмывает вскрыть эту бочку с вином.
   …Вроде бы шаги. Точно. Шаги. Почему же молчит передатчик? Или там наверху прошляпили? Судя по стрелкам на часах, теперь ночь. Могли и прошляпить… Передатчик неожиданно ожил. «Жди, приготовься», – голос взволнован. «Сколько их», – только и успел спросить я.
   Тяжелая дубовая крышка погреба начала подниматься… А может, все это бред? Я чувствовал, что грипп взвинтил температуру моего тела до тридцати девяти-сорока градусов. Что ж, не исключены и такие вот видения… Бедная моя мама! Если бы она увидела меня сейчас, упала бы в обморок… А крышка приподнимается… Медленно… Понятно – тяжела.
   Луч фонарика ослепил меня, хотя и был направлен в другую сторону, Я зажмурился и вжался в немыслимо узкое пространство между бочками и сырой, невыделанной овчиной…
   Луч фонарика скользнул вправо… Кто-то стал осторожно спускаться вниз…
   Да, мы не предвидели, что за двое с лишним суток я гак отвыкну от света, что стану беспомощным… Человек все спускался. Наконец, он встал на земляной пол. И… я бросился на него, испытывая нешуточную ненависть. Нет, не к человеку – к фонарику в его руке, к этому ослепительному пятну… Фонарик упал, и я надавил на него ботинком, одновременно сжимая человека в своих объятиях. Стекло хрустнуло. Разлился целебный спасительный мрак.
   Преимущество борьбы в кромешной тьме было на моей стороне. «И во тьме бой продолжался на земле», – отчетливо прозвучала во мне лермонтовская строка.

31. А ТРЕТИЙ КТО! (Чхеидзе)

   «Каро» и «табачника» пришлось чуть ли не разнимать. Поскольку «Каро» выложил сразу же:
   – Милиционера ударил ножом Каруев… Психопат. Я лишь раза два залепил журналисту, для острастки.
   Вообще «Каро» оказался словоохотливым, если не сказать – болтливым субъектом. Трезво оценив ситуацию, он понял, что самое лучшее е его положении – искреннее признание. Ножом орудовал не он, пистолет в руки не брал – и вообще действовал как вспомогательная сила. Срок наказания ему грозил изрядный. Но в чистосердечном признании крылся известный шанс.