Бунaкoв Степан. Рейды в стан врага

   Почти все они получили ранения, но, несмотря ни на что, продолжали выполнять поставленную задачу, достигли противоположного берега и закрепились на нем. Успех горстки смельчаков был немедленно использован. На противоположный берег устремилась рота лейтенанта Василия Володина из второго батальона. Ей помогали огнем орудие из истребительно-противотанкового дивизиона под командованием Гамезы и снайперы младший сержант Заболоцкий, сержант Пасс, рядовые Симоненко и Мирзамбеков.
   Желание одолеть противника было настолько велико, что воины не считались ни с какими трудностями, проявляли инициативу и сметку. Бойцы отбили у врага пушку. Она оказалась неисправной. Начальник артснабжения артиллерийского дивизиона капитан Дмитрий Макарович Крушельницкий тут же, на поле боя, отремонтировал ее. Две тысячи трофейных снарядов оказались как нельзя кстати. Наши бойцы развернули орудие в сторону противника и открыли огонь. Можно представить, какую помощь они оказали морским пехотинцам, штурмовавшим Салми. Ведь у наших пушек в это время запас снарядов был весьма скромным.
   Возглавляя группу бойцов при форсировании реки, погиб парторг первого батальона младший лейтенант Николай Кириллович Толченков. В бою под Салми был смертельно ранен член комсомольского бюро второго батальона Акобия. Как и всегда, коммунисты и комсомольцы были в первых рядах атакующих, подавая пример беззаветного выполнения воинского долга.
   К исходу дня бригада совместно с частями двух стрелковых дивизий овладела Салми. Захваченный в
   плен финский солдат показал, что в этом бою их батальон потерял 200 человек.
   На очереди была Питкяранта. Обходя по болотам левый фланг приладожской группировки противника, бригада одновременно готовилась к решительному бою за этот населенный пункт. Силы наши, конечно, убывали, а темп наступления снижать было никак нельзя. Для наращивания усилий командарм, как нам стало известно из информации штаба 4-го стрелкового корпуса, ввел в дело 127-й легкий стрелковый корпус и нацелил его на Питкяранту. 11 июля этот населенный пункт наши войска очистили от противника.
   В конце июля я объезжал части бригады, проверяя их укомплектованность. Когда я находился в третьем батальоне, меня вызвал к телефону подполковник Блак.
   - Получено срочное распоряжение, - сказал он. - Жду вас.
   Я не стал медлить и, закончив дела в батальоне, отправился на КП бригады. Она была выведена из боев и в это время находилась в резерве корпуса.
   Подполковник Блак протянул телеграмму.
   - Читайте, - сказал он.
   В боевом распоряжении, подписанном генералом Крутиковым, говорилось, что 70я морская стрелковая бригада передается в состав 32-й армии и должна совершить марш от Питкяранты до Суоярви. Предстояло преодолеть 250 километров. Для ускорения перемещения войск выделялся армейский автотранспорт. Артиллерия на конной тяге должна была следовать своим ходом. Аналогичную задачу получили 3я и 69я морские стрелковые бригады.
   В этом не было ничего необычного: производилась перегруппировка войск. Дело в том, что севернее Питкяранты противнику удалось на подготовленных рубежах сосредоточить значительное количество сил. Попытка 4-го корпуса атаковать вражеские позиции с ходу успехом не увенчалась. Усилия армии были смещены на северо-восток, к левой разграничительной линии с 32-й армией.
   Продолжая активные боевые действия на смежном с 32-й армией фланге, войска 7-й армии с 11 по 20 июля, продвигаясь в исключительно тяжелых условиях лесисто-болотистой местности, освободили от врага ряд населенных пунктов. В их числе Суоярви, Сувилахти, Луисвара, Ягаярви и некоторые другие,
   Спустя сутки 70я погрузилась в машины и двинулась в путь
   Мы с Суровым по указанию соответствующих начальников должны были спешно прибыть в район Орусъярви, где находился командный пункт 7-й армии. Мне предстояло решить ряд вопросов, возникших в связи с уходом бригады из состава 7-й армии, а Сурова приглашали в политотдел объединения.
   Прошло около трех месяцев с тех пор, как я последний раз был в штабе армии. Теперь предстояла новая встреча с боевыми друзьями, и я с нетерпением ждал ее.
   Орусъярви находился в 20 километрах северо-восточнее Салми. Туда мы отправились машиной. Лунев, довольный тем, что повидается в штабе со своими дружками, буквально летел по пыльной дороге.
   Несколько отделов штаба армии размещалось в поселковой школе. Там же находился и оперативный. Я поднялся по широкой лестнице мимо оперативного дежурного и тут же в коридоре встретил полковника Кутнякова.
   - Здравствуйте, Степан Яковлевич, - приветствовал он, - рад видеть вас целым и невредимым. О семидесятой бригаде тут у нас легенды ходят. Прошу ко мне, расскажите подробнее.
   Полковник Кутняков занимал бывшую преподавательскую. На уцелевшем письменном столе была развернута карта с нанесенной обстановкой. Я обстоятельно доложил о состоянии бригады, по его просьбе рассказал о боевых действиях на плацдарме и, в свою очередь, спросил о районе, куда нам предстояло перебазироваться.
   Иван Захарович склонился над картой, глазами отыскал нужный пункт, а потом взял из медной гильзы аккуратно заточенный карандаш.
   - На направлении Суоярви - Лонгонвара идут упорные бои, - сказал он. Две дивизии, 176я и 289я, достигли Государственной границы СССР с Финляндией. Здесь они встретили укрепленную полосу противника, оборудованную еще до 1939 года. Использовав стабилизацию фронта на Карельском перешейке и на левом фланге нашей 7-й армии, неприятель подвел свои резервы к излому линии госграницы, вот сюда, - карандаш Ивана Захаровича ткнулся северо-западнее Куолисмы, - и ведет ожесточенные бои против наших двух дивизий. Вот, пожалуй, и все сведения, какими
   мы располагаем в интересующем вас районе. Достаточно?
   В коридоре послышался топот, смех. Дверь кабинета распахнулась.
   - Разрешите войти, товарищ полковник? Вон он где! Наконец-то обозначился' - Майор Науменко долго тряс мою руку, похлопывал меня по плечам. - Оборвал ты с нами все связи, прикрылся секретностью. Ведь мы только из донесений узнали, что ты оказался на тулоксинском плацдарме. Ну, рассказывай!
   - И подробнее, Степан, подробнее! - настаивал вошедший с Науменко Хохлин.
   Я не заставил себя упрашивать. Минут через сорок сообщили, что освободился начальник штаба армии. Сожалея, что встреча с товарищами оказалась такой короткой, я вынужден был покинуть их. Не скрою, мне был приятен искренний интерес к делам нашей бригады.
   Тепло принял меня и начальник штаба армии генерал Панфилович. Разговор с ним был коротким, но надолго запомнился мне.
   - Жаль терять отличную бригаду, - сказал на прощание генерал, - но приказ есть приказ. Желаю новых боевых успехов!
   Выйдя от Панфиловича, я остановился в нерешительности. В двух шагах отсюда, почти скрытый старыми ветвистыми тополями, стоял домик командующего армией генерал-лейтенанта Крутикова Я просто не мог пройти мимо и не попрощаться с этим уважаемым человеком. Для меня, да и не только для меня для всех офицеров армии, генерал Крутиков был образцом, достойным подражания. Но как явиться самому, без вызова? Удобно ли это? Ну ладно, будь что будет!
   Я подошел к двери, одернул китель. От волнения запершило в горле. Дверь в кабинет была открыта, но там никого не оказалось. Вышел на крыльцо и, уже спускаясь по ступенькам, услышал знакомый голос:
   - Ну как, навоевались?
   Обернувшись, увидел Алексея Николаевича. Он направлялся к дому от узла связи армии. Выпалил, как на инспекторском смотре:
   - Здравия желаю, товарищ генерал. Прибыл в штаб в связи с убытием бригады в тридцать вторую армию. А на ваш вопрос вынужден ответить отрицательно. Война ведь еще не закончилась.
   - Что верно, то верно. Впереди еще много дел.
   Командарм улыбнулся, взял меня под руку и пригласил в кабинет. Указав на стул возле стола, он сел на свое рабочее место.
   - Вы первый участник десантной операции, которого я встретил. Расскажите мне все без прикрас.
   Я впервые видел Алексея Николаевича в таком хорошем настроении. Обычно командарм был сдержан и не проявлял особенно своих чувств. Но сейчас для это го были веские причины - дела шли успешно.
   Начал я издалека, с того момента, когда он в Алеховщине поставил нашей бригаде боевую задачу. Когда же я стал рассказывать о марше в Новую Ладогу, о подготовке и планировании операции вместе с моряками, о тренировках на десантных судах, Алексей Николаевич, не перебивая меня, вызвал майора Кивелева и попросил принести рабочую тетрадь.
   Раскрыв тетрадь, командарм начал делать в ней пометки. Когда же я подошел в рассказе к моменту высадки бригады на берег и к боевым действиям на плацдарме, он остановил меня, задумчиво походил по кабинету, потом пристально посмотрел мне в глаза и сказал:
   - У каждого командира бывают такие мгновения, когда бой еще идет, а он каким-то десятым чувством даже в самый тяжелый момент понимает, что он уже выигран. Скажите, когда на плацдарме сложилась самая тяжелая ситуация и когда вы с комбригом почувствовали, что задача все же будет выполнена?
   - Самыми трудными были, пожалуй, второй и третий дни, когда подошла третья бригада.
   - Почему?
   - Фашисты ожесточились до предела. Поняли, видимо, что если не уничтожат нас порознь, то все пропало. Да и шторм был им на руку. Подошедшая бригада из-за шторма двадцать четвертого июня не могла высадить больше одной роты. Основные силы сошли на берег на другой день. Хотя были моменты и потяжелее. Например, когда у Боевого знамени бригады осталось всего три автоматчика из резерва...
   - Ну, а когда вы лично почувствовали, что бригада выполнит задачу?
   - Если иметь в виду психологическую сторону дела, то в первый же день... В тот день мы отбили шестнадцать атак, но у людей был невиданный боевой подъем. Выбить десятников с железной и шоссейной дорог фашисты смогли бы только в одном случае: если бы
   никого из них не осталось в живых. А на такой бой у противника не хватило ни сил, ни мужества.
   Алексей Николаевич снова походил по кабинету, поглаживая коротко остриженные, изрядно поседевшие за последнее время русые волосы. Потом сел рядом и положил руку на спинку моего стула. Сказал:
   - Рад, что не ошибся в выборе бригады. В армии их было несколько. Советую вам, Степан Яковлевич, - он впервые назвал меня так, - посмотреть еще раз всю боевую документацию и написать статью для журнала.
   Зазвонил телефон. Алексей Николаевич встал, обошел вокруг стола и взял трубку. Он внимательно выслушал говорившего.
   - Меня вызывает командующий фронтом, - после паузы сказал командарм. А вам нужно догонять бригаду. Охрана есть? Не нарвитесь на диверсантов. Мне известно, что севернее Суоярви выловили уже несколько групп.
   - Охрана есть, - доложил я. - Мы здесь вдвоем с начальником политотдела.
   - Тогда все в порядке. Счастливого вам пути. И. . дойти живым до Берлина.
   В середине дня 3 августа мы с Владимиром Александровичем Суровым прибыли в назначенный район южнее Суоярви. Бригада туда еще не подошла. Она двигалась несколько восточнее, по более длинному маршруту. Да и скорость ее была меньше, чем у легковых автомобилей, на которых добирались мы.
   Засветло мы отрекогносцировали район большого привала и ожидали подхода частей. А они последние 80 километров двигались в условиях постоянного воздушного воздействия противника. Финские самолеты то и дело появлялись над колонной, но наши истребители отгоняли их. Возле Куолисмы нескольким бомбардировщикам врага удалось прорваться к цели и сбросить бомбы. Удар пришелся по управлению бригады. Но личный состав и автотранспорт штаба потерь не понесли, если не считать легкого ранения осколком авиабомбы начальника штаба артиллерии бригады капитана Г. И. Пшеничного.
   4 августа бригада уже была в бою. Она действовала в полосе 289-й стрелковой дивизии, куда вскоре подошли 3я и 69я морские стрелковые бригады. Активные действия здесь продолжались почти неделю.
   Успешно проведенные войсками Ленинградского и Карельского фронтов на Карельском перешейке и в Южной Карелии наступательные действия, разгром немецко-фашистских войск в Белоруссии и выход наших частей к границе Восточной Пруссии, успешное наступление наших войск на Украине и вывод из войны на стороне Германии, Румынии и Болгарии повлияли на Финляндию. В конце августа ее правительство заявило о желании вести с Советским Союзом переговоры о прекращении военных действий и заключении перемирия.
   В 8 часов утра 5 сентября войска Карельского и Ленинградского фронтов прекратили военные действия против Финляндии. Это событие воины бригады, вышедшие на государственную границу с Финляндией, отметили импровизированным салютом.
   А через два дня наша бригада начала марш в район Медвежьегорска, чтобы, преодолев свыше двухсот километров, погрузиться в эшелоны и отправиться к новому месту дислокации по железной дороге. Путь лежал в Заполярье.
   Стояла сухая осенняя погода, свойственная Южной Карелии в эту пору. Золотой наряд на березах, в багрянце осины. И темный фон хвойного леса. Тишина. Ни выстрела. Ни единого завывания бомбы. И лишь земля, опаленная войной, возвращала к действительности. Мы двигались по местам боев 32-й армии. На пути - наскоро восстановленные натруженными руками саперов мосты, объезды разрушенных участков дорог, сгоревшие селения, в которых мертвыми свидетелями происшедшего стояли печные трубы. Исстрадавшаяся, местами обуглившаяся, но такая дорогая сердцу земля. Бойцы, чьи родные места находились неподалеку, припадали к ней и целовали ее. И клялись освободить от врага всю советскую землю, до самого последнего метра, чего бы им это ни стоило.
   В бригаде значительная часть бойцов была из сельской местности. Хлеборобы, на время войны ставшие защитниками Отчизны и честно выполнявшие свой сыновний долг, они истосковались по земле. Сам в прошлом сельский житель, я понимал их и жаждал, как и они, как все советские бойцы, скорее разбить ненавистного врага, вырвать с корнем фашистское жало, чтобы никогда не было матерей, оплакивающих не вернувшихся с войны сыновей.
   Вторые сутки шагают солдаты, отмеривая все но
   вые и новые километры. Сколько еще путей-дорог впереди? А дойти надо обязательно до самой Победы. Этим живет каждый из моих однополчан.
   Чередуются малые и большие привалы. Сами уставшие, командиры и политработники в короткие минуты отдыха подбадривают бойцов словом, шуткой, личным примером. Работники политотдела видны то здесь, то там. Кажется, что они двужильные. А все потому, что тянутся за майором Суровым, своим начальником.
   Железнодорожные эшелоны повезли бригаду на север, где она вошла в состав 127-го легкого стрелкового корпуса.
   Мы подоспели вовремя. Здесь, в Заполярье, готовилась Петсамо-Киркенесская наступательная операция.
   С отрывом от баз снабжения
   Разгром немецко-фашистских войск в Карелии, поражение группы армий "Север" в Прибалтике изменили обстановку и на северном участке советско-германского фронта. В результате мощных ударов советских войск была восстановлена почти на всем протяжении государственная граница с Финляндией. Лишь в Заполярье, между реками Западная Лица и Титовка, немецко-фашистские войска еще оккупировали небольшую часть советской территории И держались за этот клочок земли буквально зубами.
   Дело в том, что, занимая эти рубежи, гитлеровцы сохраняли за собой источники важного стратегического сырья, особенно никеля, молибдена, меди и целлюлозы. Незамерзающий порт Петсамо являлся военно-морской базой гитлеровского флота. Отсюда противник делал пиратские набеги на караваны, следовавшие с грузами в Мурманск. Здесь у оккупантов располагались крупные склады военного снаряжения, вооружения и боеприпасов.
   За три года пребывания на этой земле гитлеровцы создали мощную, эшелонированную в глубину оборону, максимально использовав для этого особенности Местности. По фронту она занимала около 60 километров и до 150 в глубину. Левый фланг ее упирался в Баренцево море, а правый был открыт, представляя собою 200километровую зону непроходимых топких болот.
   Особенностью главной, наиболее развитой в инженерном отношении полосы обороны противника были сильные опорные пункты и узлы сопротивления с многоярусной системой огневых точек, соединенных траншеями. Первая позиция изобиловала железобетонными сооружениями. Имелось немало наблюдательных пунктов и укрытий из камня, гофрированного железа и дерева. Некоторые пулеметные гнезда были вырублены в гранитных скалах. И все это прикрывалось минными полями, проволочными заграждениями и было приспособлено к круговой обороне. Вторая полоса и тыловой оборонительный рубеж имели не менее сильные укрепления на господствующих высотах и вдоль дорог.
   К началу наступления советских войск здесь оборонялся 19-й горнострелковый корпус 20-й горной армии немцев. В него входили 3 дивизии и 4 бригады, которые насчитывали 53 тысячи солдат и офицеров, 750 орудий и минометов. Считалось, что "гранитный вал", как называло свою оборону гитлеровское командование, неприступен и что именно здесь войска вермахта покажут "русским, что еще существует немецкая армия и держит фронт, который для них недостижим"
   26 сентября 1944 года Ставка Верховного Главнокомандования дала указание Карельскому фронту подготовить наступательную операцию, чтобы очистить от противника район Петсамо (Печенги). Для ее осуществления привлекались 14я армия и Северный флот. Армия была усилена новыми соединениями и частями. В числе их оказалась и 70я отдельная морская стрелковая бригада. Теперь она и следовала к месту действий.
   Всю войну железная дорога Белозерск - Мурманск, оказавшись прифронтовой рокадой, была постоянным объектом для нападения вражеской авиации. Остовы сбитых самолетов, воронки от разорвавшихся авиабомб мелькали перед глазами тут и там. Чувствовалось, что и жаркие воздушные бои здесь были нередкими.
   Вот и станция Кандалакша. Военный комендант станции сообщил, что бригада будет выгружаться на станции Кола - в пригороде Мурманска. Локомотив легко взял с места наш поезд и, набирая скорость, поспешил с ним на Север.
   Местность за Полярным кругом меняется, как в калейдоскопе: от сплошных хвойных лесов к редколесью
   и мелкому кустарнику. А потом голая тундра с гранитными громадами сопок, разбросанными валунами - от небольших по размеру до огромных, с крестьянскую
   хату.
   Кола встретила заморозками. На лужах, в придорожных канавах лед. Через рваные облака иногда выглядывало солнце.
   Офицер штаба 14-й армии уже в зимней форме одежды. Он встретил наш эшелон и вручил командиру бригады полковнику Блаку боевое распоряжение. Бригаде предстояло совершить марш к линии фронта, за реку Западная Лица. Протяженность марша около 100 километров.
   - Вот маршрут, по которому бригада должна следовать, - развернув карту, сориентировал нас майор из штаба армии. - В Коле перейдете через наплавной мост, далее вдоль западного берега Кольского залива до селения Дровяное. Там найдете командный пункт армии, где для уточнения дальнейшей задачи должны быть командир, начальник штаба и начальник политотдела бригады.
   Замысел и план предстоящей операции были разработаны Военным советом фронта и утверждены Ставкой. Суть действий заключалась в том, чтобы прорвать оборону противника на узком - всего в 9 километров - участке фронта юго-восточнее Луостари с последующим развитием успеха на всю глубину оперативного построения его войск, овладеть городом Петсамо (Печенга) и продолжить наступление к норвежской границе. Главный удар намечался на левом фланге 14-й армии из района озера Чапр на Луостари, Петсамо с выходом в тыл неприятеля.
   Прорыв обороны противника возлагался на 131-й и 99-й стрелковые корпуса. В первый же день операции они должны были преодолеть главную полосу вражеской обороны, выйти ко второй полосе на реке Титовка, форсировать ее и захватить плацдарм на левом берегу. 126му и 127му легким стрелковым корпусам, куда входили 31я отдельная лыжная, 69, 70 и 72я морские стрелковые бригады, было приказано по бездорожью в тундре обойти правый фланг обороны вражеского горнострелкового корпуса и к исходу третьего дня операции, выйдя на его тылы, перерезать дорогу Пильгуярви - Луостари. Таким образом, бригаде в составе корпуса предстояло осуществить классический оперативный обход противника с отрывом от баз
   снабжения, вне огневой связи с основными силами 14-й армии.
   Человеку, впервые попавшему в Заполярье, все кажется необычным даже в сравнений с южной Карелией. Буквально давят скалистые сопки с крутыми склонами. Наступая друг на друга, они образуют узкие ущелья. Иногда их разделяют небольшие долины, покрытые мхом-ягелем бело-салатного цвета. Встречаются ручьи и речушки с изумительными по красоте водопадами, нагромождениями камней, В иных долинах камней так много, что человек может преодолевать их с большим трудом. На южных скатах сопок встречаются невысокие березки, рябина и черемуха. Временами путь преграждает высокая сосна, непонятно как удерживающаяся над обрывом. Елей здесь нет, не растут.
   Давно кончился полярный день, уступив вахту продолжительной в этих широтах ночи. В течение суток несколько раз меняется погода: то несколько часов тепло, то вдруг подует северный или северо-восточный ветер, прихватив с собой снежный заряд. И свет становится не мил.
   Все достопримечательности Заполярья мы оценивали с солдатской точки зрения, с позиций предстоявшего марша, к которому бригада готовилась в спешном порядке.
   Единственная гравийная дорога в то время была для нас и облегчением и трудностью. Облегчением в том смысле, что движение вне ее начисто исключалось для всех видов транспорта - гужевого, автомобильного, гусеничного. Но и дорога для наших подвижных сил была сущим адом: лошади ломали копыта, через час-два движения разбивались колеса у повозок, случалось, разрывались гусеницы у танков.
   Чем ближе мы подходили к фронту, тем чаще встречались на дороге всевозможные маски, подвешенные на опорах. Они укрывали от воздушного и наземного наблюдения противника войсковые колонны.
   На третьи сутки наша бригада подошла к Западной Лице. За рекой - ее район сосредоточения. Командующий 14-й армией генерал-лейтенант В. И. Щербаков вызвал комбрига на командный пункт и приказал возможно быстрее сменить на позициях 155-й стрелковый полк 10-й гвардейской стрелковой дивизии.
   Смена частей прошла спокойно. Однако противник вел себя настороженно: часто освещал местность ракетами и постреливал из пулеметов. Не обошлось и без того, что командный пункт бригады - а он расположился на месте КП стрелкового полка - в первую же ночь был обстрелян вражеской артиллерией.
   - Привыкайте, - сказал нам начальник штаба полка майор Шубаков, - такое бывает каждую ночь. Более безопасного места для КП не найдете все равно. Да и искать не следует. Все снаряды с севера рвутся на северном скате высоты. Если противник начинает стрелять по КП, то всегда перелет метров на триста. Тут мертвое пространство. Вот уже сколько месяцев прошло, и ни один снаряд рядом не разорвался.
   На следующее утро офицеры штаба выехали в части. Надо было посмотреть, как занята оборона. Я направился в первый батальон к майору Кондрашову. Прошли с комбатом по траншеям, осмотрели вырубленные в скалах огневые позиции для пулеметов, проверили маскировку. Рубеж проходил по скату скалы, сверху вниз хорошо просматривались подходы и "ничейная" земля.
   - Что это блестит за обрывом? - спросил я наводчика станкового пулемета, осматривая в бинокль оборону противника.
   - Должно, стекла приборов наблюдения, - сразу ответил он. - Там еще и белый флаг виден.
   За проволочным заграждением противника развевался на ветру белый флаг. Спросил майора Кондрашова: что бы это значило?
   - Только утром появился. Может, ориентир какой? - неопределенно ответил он.
   В траншее противника появился офицер. Наводчик пулемета попросил разрешения проверить прицел и нажал на гашетку. Пули подняли фонтанчики пыли на бруствере траншеи, а офицер как-то неестественно медленно начал приседать. И тут же в двух-трех сотнях метров разорвался вражеский снаряд. За ним еще Два.
   Мы бросились в укрытие. И вовремя. По нашей обороне пришелся не один залп вражеских орудий. В ответ открыла огонь бригадная артиллерия. Но вскоре дуэль закончилась. Однако вывод для себя мы сделали: маскировка, осторожность и еще раз осторожность.
   Пребывание бригады на этом рубеже было кратковременным. Вместе с 69-й морской стрелковой бригадой, так же, как и мы, переведенной из 32-й армии, продолжили путь в тыл противника. Но перед этим произошло важное в моей жизни событие, о котором не могу не сказать.
   Рано утром в мою землянку зашел начальник политотдела майор Суров. Сказал:
   - Обстановка так резко меняется, что трудно распланировать время. Пришел вручить тебе партийный билет. Не возражаешь, что в такой не совсем обычной обстановке?
   Я был рад. От всей души поблагодарил Владимира Александровича и всю нашу партию за высокое доверие. Мы крепко обнялись.