Буркин Станислав. Русалка и зеленая ночь

   Первые десять секунд Даня старательно соображал, какая из окружающих его плоскостей все-таки является полом, чтобы плюнуть туда. Отчаявшись, он смачно харкнул на ближайшую и поплыл к раковине, чтобы попить воды. И вот тут… Неизвестно откуда взялись у него силы, но закричал он так, будто станция падала на Землю. В этом-то протяжном гортанном крике он и пришел в себя. А придя, испугался, что соседи вызовут орбитальную милицию, и судорожно закрыл пасть ладонью.
   Разодетая как прожженная шлюха, в кружевных чулочках, пристегнутых пажиками к трусикам, Русалочка сидела тут, привязанная к стулу, вылупив свои фарфоровые накрашенные глаза. И волосы ее, заплетенные в косы с бантами, как щупальца, извивались в невесомости.

5

   Когда феникс садится на насест,
   он делает это хуже, чем курица.

Китайская пословица

   А было так. Напившись вчера до посинения, Ванечка глубоко проникся горем Даниила и по-отцовски пожурил товарища за малодушие. Он решительно поднял его на подвиг и, вывалившись из квартирки прикованной к телеэкрану отличницы, друзья прямиком направились в скорбное хранилище усопших. Но путь этот оказался не столь прямым и кратким, как им хотелось. На полдороге их остановила милицейская карета, и из окошка высунулся лейтенант:
   – Куда, откуда и зачем?! – поинтересовался он.
   – По любовным делам, – с вызовом ответил Ванечка и слегка грузанулся, стоит ли добавить «в морг». Но решить не успел, так как милиционер, внимательно оглядев обнявшихся друзей, понял все по-своему.
   – А-а, – кивнул он с дурашливым участием. – Ну, это у нас не возбраняется. Только напиваться-то так зачем?
   – Для храбрости, – пискнул Даниил. Ведь и впрямь, не напейся он так, никакими уговорами его было бы не заставить опять отправиться в царство суровой моржихи.
   – Боишься? – усмехнувшись, гнул свою линию мент. – В первый раз, что ли?
   – Во второй, – признался Даня.
   – Так ежели во второй. Зря тогда боишься, малохольный.
   Из кареты раздался радостный гогот ментовского напарника.
   – Отставить страх, резьба-то уже сорвана, – добавил лейтенант.
   Не въехав в замшелую шутку про резьбу, Сакулин понял только то, что милиционер его порыв одобряет.
   – Спасибо вам, товарищ майор, – сказал он серьезно (он видел на погонах две звездочки, но думал, что это у него двоится в глазах). – Есть отставить страх.
   – Какой же я тебе майор? – удивился мент.
   – Самый на-на-настоящий, – осознав свою ошибку, стал оправдываться Даня. – Только будущий. Вот увидите.
   – Экий ты ловкий, – усмехнулся лейтенант. – Ну, ладно, спасибо на добром слове. Проходите с богом.
   – А пошли с нами?! – невпопад предложил душевный Ванечка.
   – С вами? – удивился лейтенант. – Э-э… Нет, ребята. Жалко прямо, но с вами – никак. Служба, понимаете ли.
   – Товарищ милиционер, – не унимался любвеобильный Ванечка, – а можно мне вас поцеловать на прощание?
   Гогот из кареты раздался еще куражестей прежнего.
   – И взасос, конечно? – мрачнея, уточнил лейтенант.
   – А как же ж еще?! – все так же радостно вскричал Ванечка.
   – Может, тебе еще и минетом услужить, брат мусорщик? – в голосе лейтенанта послышалась усталая угроза.
   – Да нет, не стόит, – не заметив ее, с сожалениям вздохнул Иван. – Теперь ведь пост на Руси. А я такой человек, что и за тысячу рублей не захочу оскоромиться.
   Мент немного помолчал, пристально вглядываясь в лицо Ванечки и решая, дурак тот или издевается, потом сказал недобро:
   – Ступайте-ка вы с миром, добропорядочные наши православные граждане.
   – До свидания, – кивнул Ванечка.
   – Бывайте, бывайте… – бросил мент, и карета, покачиваясь, неспешно отлетела от путников.

* * *

   В те, позже преданные забвению, минуты Даня одновременно и жаждал встречи с дежурившей давеча в морге женщиной, и страшился ее. Жаждал оттого, что хотел оправдаться хотя бы перед самим собой за случившийся с ним утром приступ робости, страшился же потому, что понятия не имел, что скажет ей теперь. Но в морге ему пришлось столкнуться с разочарованием и, в то же время, облегчением: двери отпер невысокий бородатый дяденька. Кто он – сторож ли, ночной ли дежурный, этого друзьям узнать было не суждено. Человек этот не дал застать себя врасплох и встретил гостей напористо:
   – Ну что, принесли?
   Ванечка с обиженным выражением лица достал и предъявил две бутылки горючего.
   – Тогда проходите, – сказал ночной хозяин заведения.
   Похоже, ситуация эта была ему привычной. Почти не глядя на гостей и не уточняя цели их прибытия, дяденька сразу повел их к рефрижератору. Вся стена здесь, как цинковые соты, была поделена на ячейки с усопшими. Ловко выдвигая и задвигая шестигранные полки с нагими покойниками, дяденька демонстрировал свою скорбную коллекцию.
   Вж-жик.
   – Эта?
   – Не-а.
   Щ-щик… Бум! Вж-жик.
   – Этот?
   – Не-а.
   Щ-щик… Бум! Вж-жик.
   – Этот?
   – Нет.
   Щ-щик… Бум! Вж-жик.
   – Эта?
   – Она! – истошно выкрикнул Даниил.
   – Приходите утром, – сказал дяденька, – все оформим по закону.
   – По закону не выйдет, – признался Даня с дрожью в голосе.
   – Вы что, не родственники? – удивился дяденька.
   – Нет, не родственники, – покачал головой Ванечка.
   – А кто? – удивился дяденька еще сильнее.
   – Э-э… – замялся мусорщик.
   – Го-го-го… Горячие поклонники, – вмешался влюбленный крановщик.
   – Тогда не положено.
   Не сводя глаз с покойницы, Даня дрожащими руками вытащил из кармана бумажник и протянул вершителю судеб всю имеющуюся у него наличность.
   – Обижаете, – помрачнел дяденька и как-то особенно негуманно задвинул покойницу: «Вж-жик… Бам-м!!!» – Русские за деньги не продаются.
   – Даня, ты чего? – принялся укорять товарища Иван. – Ты чего делаешь-то, Даня? Разве можно так с человеком?.. – потом выхватил у него червонцы, заглянул в глаза хозяину и, подняв ладонь, мол, «спокойно!», бросил: – Я мигом!
   Даниил, потупившись, остался висеть возле презрительно разглядывающего его хозяина, но на счастье вернулся Ванечка действительно очень быстро. Притом в руках его, между каждыми двумя пальцами торчало по горлышку. Усердно загребая этими стеклянными ластами в невесомости, он напоминал толстую, плывущую под водой лягушку. Приняв бутылки, страж покойных подобрел и от щедрот предложил:
   – Может, еще кого возьмете? – ввиду занятости рук он описал дугу бородой, указывая ею на ячейки. – От чистого сердца…
   – Не, нам кроме нее никого более не надобно, – помотал головой Ванечка.
   – Ну что ж, – вздохнул дяденька. – Жаль. А то ведь, знаете, как… Не всегда в хорошие руки отдавать приходится. Бывает, и медики для опытов забирают. Просто сердце тогда кровью обливается. Ну что ж, берите на здоровье. Заходите еще. Милости, как говорится, просим. Только вот вы что: будет баба Зина дежурить – про меня не спрашивайте. Я здесь на хорошем счету, знаете ли. Сразу когти рвите, а спросят чего, говорите, мол, ошиблись…
   – Хорошо, хозяин, – покивал головой Ванечка, беря невесомую покойницу на плечо. – Слышь, еще чё… Мы в этом деле новички, ты уж посоветуй нам, как за ней ухаживать.
   Дяденька с озадаченным выражением заглянул Ванечке в лицо и пожал плечами.
   – Ухаживать? В смысле, цветы, там, дарить, в киношку?.. Чего за ней ухаживать-то, она же мертвая.
   – Я, в смысле, чтобы не испортилась, – разъяснил Ванечка.
   – А-а, вот ты про что! Так не роза, не завянет. Консервант – штука надежная.
   – Это что же получается, она вообще никогда не испортится?
   – Нет, конечно! Орбитальное погребение, это, брат, тебе не мавзолей имени Ленина.

* * *

   … После обнаружения в каюте покойницы с Даниилом сделалось нехорошо. Забившись в самый дальний угол, он спрятался за шкаф и изредка украдкой выглядывал из-за него. Каждый раз убеждаясь, что русалочка ему все еще мерещится, он тут же прятался обратно. Та же, в свою очередь, вместе со стулом совершала в невесомости медленные кульбиты.
   «Белая горячка!» – вот первое заключение, которое сделал Даня. Он действительно весь взмок, и у него скакнула температура. Как это бывает в экстремальных ситуациях, он потерял ощущение времени и потому позже не мог припомнить, сколько минут или часов длилось это их первое свидание с глазу на глаз. Но конец ему положил нежданный негаданный звонок в дверь.
   Что тут началось! До этого Даня боялся к русалке даже приблизиться, но теперь, по сравнению с опасностью оказаться застуканным в компании с миловидной покойницей в кружевном белье, страх этот превратился в никчемное суеверие.
   Оперативно отвязав русалку от стула, Даня принялся, как тряпичную куклу, запихивать ее в шкаф. Когда он убедился, что из-за полок она туда не поместится, он пристроил ее в угол возле входа, так, чтобы пришедший не мог увидеть ее от двери. А за порог он решил никого не впускать.
   – Здравствуйте! Меня зовут Вениамин Светлов, – с привычной торжественностью представился наделавший переполоху гость в невзрачном сером плаще. – Будучи французских кровей, я предлагаю вам себя на весь остаток жизни. Ежедневный завтрак в постель и кофе; тихая, уравновешенная свекровь или, если хотите, теща; зарплата от трехсот долларов США и выше. А также в ассортименте имеется толстенный фаллос длиною, и это не шутка, в фут. – Торговец распахнулся…
   Даниил облегченно выдохнул и хлопнул по красной кнопке.
   – Что за жизнь? – риторически промямлил коммивояжер, повесив голову перед задвинувшейся дверью.

* * *

   …Что греха таить, Даниил подумывал даже, как от нее избавиться. Опасаясь ответственности, в первые минуты он забыл про любовь и, хватаясь за голову, метался по каюте. А прекрасная русалочка, распушив банты, как танцовщица в замедленной съемке, вертелась от создаваемых им вихревых потоков воздуха.
   Не найдя решения самостоятельно, Даня хотел было спросить совета у людей духовного звания, коим беззаветно доверял, но, припомнив последнего орбитального батюшку, от этой идеи отказался.
   А если не в церкви, то где же она – истина? Как и большинство благочестивых русских людей, Даниил ответил на этот вопрос так: у гадалок и экстрасенсов. Он знал, что путь оккультизма не ведёт ни к чему хорошему, но только здесь он мог надеяться на, хотя бы платное, понимание.
   Сначала он записался на прием к орбитальному экстрасенсу Брюквину, но, обнаружив, что почти все его наличные деньги куда-то пропали, он посчитал оставшуюся мелочь и направился в цыганский блок. Гадание заказал на бубновую даму.
   Раскинув на столе намагниченные карты, толстая старуха в цветастом платке удивленно сморщилась.
   – Бриллиантовый мой, – сказала она, – тяжелый рок висит над тобой! – и, смешав колоду, начала в третий уже раз раскладывать ее сызнова. Истомившийся бледный как стена Даниил смиренно ждал. Наконец, цыганка, вздохнув, вскинула на клиента притворно сочувствующий взгляд:
   – Женись, карта говорит. Теперича не отвертишься.
   – Жениться?! – опешил Даня. – Как так жениться?!
   – Как-как? Как русским людям положено. И не тяни с этим. А то хуже будет.
   – Но она же мертвая.
   – Вот как? – подняла бровь цыганка. А затем развела руками: мол, я-то тут причем?..
   «Господи, помилуй меня, окаянного, – молился Даня по пути домой. – За что мне такие наказания? Я же и впрямь люблю ее. Всем сердцем люблю. Но как быть-то мне, а?»

6

   Белый холст боится попасть в чан
   с индиго.

Китайская пословица

   Позже к Дане и Русалочке присоединились Ванечка и Маша. Было похоже на похороны. Все сидели молча, потупившись. Даже принесенный душевным пустолазом портвейн они пили, не чокаясь. Особенно страдал Даня. Машенька же, будучи добрейшей девушкой, забыв обиды, прониклась к нему искренним состраданием.
   – Она, конечно, невесомая, – вздохнув, сказал Даня, – но, может быть, вы все ж поможете мне в церковь ее сносить? Цыганка ведь сказала, женись, а то хуже будет… Боязно мне одному-то.
   – Так не повенчают же! – помотал головой Ванечка.
   – Знаю, что не повенчают, – кивнул Даня. – Но попытаться я должен, иначе не прощу себе. Мы в грехе жить не станем. Я обожаю ее и преклоняюсь. А потому до венца ничего между нами не будет… Так поможете?
   – Об чем речь, Даня?! – заверил Ванечка. – Конечно же, мы поддержим товарища в такой недобрый час. Но сперва договориться надо.
   Пока Маша приводила Русалочку в порядок, друзья-мусорщики направились в часовню.
   – Батюшка, как у вас тут венчаются? – спросил Ванечка.
   – Вы закажите побольше в свечном ящике, я вас хоть сейчас сочетаю, – улыбнулся батюшка понятливо. – Дело-то хорошее.
   Сакулин и Антисемецкий переглянулись.
   – Да нет, батюшка, вы нас неправильно поняли, – робко улыбнулся Ванечка. – Это вот товарищ мой с девушкой своей обвенчаться хочет.
   – С девушкой? – переспросил батюшка, озадаченно погладив бородку. – Ну что ж, можно, конечно, и с девушкой. Но дороже встанет.
   – Только вот тут какая штука получается… – замялся Ванечка. – Она… Ну, в общем… Она у нас мертвая.
   – Как? – испугался батюшка и, прикрыв рот рукой, осмотрелся по сторонам. – Что, совсем?
   – У нас и свидетели имеются, – с успокаивающей интонацией заверил Ванечка.
   Но слово «свидетели» напугало батюшку еще сильнее.
   – Видите ли, – перекрестившись, сказал потемневший челом служитель культа, и его передернуло. – В церкви есть свои традиции, и мы непременно должны соблюдать их. В общем, извините, молодые люди, но – только с высочайшего благословения. Порядок есть порядок…
   – Как же мне быть?! – вмешался Даниил. – Ведь я люблю ее, я жить без нее не могу!
   – Ну, коли так, – вдруг смягчился батюшка, – можно подождать до Воскресения.
   – Да?! – радостно удивился Ванечка. – А по воскресеньям и с покойницами венчают?
   – Нет, – помотал головой батюшка. – Но хоть просто, по-человечески, подружат, поболтают…
   Ваня и Даня вконец запутались.
   – Она что, оживет, что ли? – осторожно спросил влюбленный.
   – А куда ж она денется? Конечно, оживет. Ведь сказано: «… И мертвые воскреснут нетленными…»
   Тут только Даня сообразил, о каком Воскресении толкует батюшка, и опечалился.
   – Так мне что, до Судного дня свадьбы ждать, так что ли выходит?!
   – Нет, юноша, свадьбы тогда будут не положены. Ибо сказано: «… Когда из мертвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как ангелы на небесах». Так что, извините, но с венчанием у нас ничего не получается. Вот отпеть её если – это завсегда.
   С этими словами батюшка удалился в алтарь.
   – Им бы только отпевать, – недобро буркнул Ванечка вслед.

* * *

   Безразличная ко всему невеста и растерянная свидетельница, как и полагается, ждали дома. Жених с товарищем вернулись невеселые.
   – Свадьбы не будет, – с порога объявил Даня и повесил голову.
   – Почему? – нахмурившись, спросила Машенька.
   – Батюшка ерепенится, – объяснил Ванечка. – Этого и бутылкой не возьмешь. Пока за столом украдкой не напоишь, дело с ним не сладишь.
   – Так пригласите его, – предложила Машенька. – Все ж куплено.
   – Нет, – отрезал жених. – Духовные дела так не делаются. Раз батюшка сказал нельзя – значит, такова воля Божья.
   – А вот и неправда! – как матрос на митинге, взорвался Ванечка и взмахнул кулаком. – Это папа римский непогрешим, а наши попы как раз очень даже погрешимые! Один не повенчал, другой повенчает!
   Даня потупился, потом поднял голову и поскреб подбородок.
   – Что-то в этом есть, – наконец согласился он. – Можно и в другой раз счастье попытать. – Он снова задумался, затем добавил. – Только уже не с каким попало батюшкой, а с тем, который наверняка волю Божью исполнит.
   – Где ж ты такого найдешь? – вмешалась Машенька.
   – Найду! – отозвался крановщик решительно, вспомнив при этом о своем логопеде, который был когда-то попом и наверняка имел в этих сферах какие-нибудь связи и знакомства.

* * *

   Доктор Аркадий Эммануилович Блюмкин обитал в центре Екатеринбурга – столицы Российской Империи, в огромном здании, где только по официальным пропискам насчитывалось более ста тысяч жителей. Пространные комнаты его захламленной квартиры были обставлены старомодной мебелью красного дерева, стены и паркет не видали ремонта, минимум, полвека, а тяжелые шторы создавали здесь вечный полумрак и прохладный сонный покой.
   Доктор имел уже внуков, но, будучи человеком разведенным, давно жил один, если не считать английского бульдога по кличке Пиночет да кота с благозвучным именем Отец Виктор.
   Тут же, прямо в квартире, была у доктора небольшая приемная и логопедический кабинет. Занимался он в основном с детьми, потому у него было полно всевозможных игрушек – крокодил Гена и Винни Пух, юла и кубики с буквами… А также Терминатор и голограммка ядерного взрыва – излюбленная концовка всех детских игр. Когда-то, еще ребенком, бывал в этом кабинете и Даня, и с тех пор, когда он заходил к доктору в гости, у него екало сердце и просыпалось чувство сладкой ностальгии.
   Благообразная внешность Блюмкина выдавала старого интеллигента. Аккуратная бородка, густые брови над хитроватыми глазками и взбитые на затылке кудри. Несмотря на возраст и грузное телосложение, почему-то всегда казалось, что он вот-вот пустится в пляс. Доктор любил выпить водки, но не по-русски, а на западный манер, чтобы не вдруг и в хлам, а регулярно и по чуть-чуть. Хобби ж его было – изготовление коктейлей, хотя сам он их не пил, а лишь пробовал, угощая гостей, так как его собственный организм перестал с некоторых пор выдерживать «алкоголесодержащие смеси».
   Когда раздался звонок из космоса, доктор занимался работой.
   – Ну-ка, высунь язычок, – просил он семилетнюю девочку.
   – Мама мне запретила язык показывать, – категорично отозвалась та.
   – Это дома и в школе, – увещевал Блюмкин. – А здесь тебе за это никто ничего не сделает.
   – Все равно не буду.
   – Ну, пожалуйста, ну, деточка, ну, я тебя очень прошу. Я тебе и спасибо скажу, и конфетку дам.
   – Точно?
   – Всенепременно!
   – Бе-е-е!!! – оттянулась девочка на полную катушку.
   И тут зазвонил телефон.
   – Блюмкин слушает, – нахмурился логопед, прижав трубку плечом.
   – Здр-здра-здравствуйте, док, это я.
   – А, Даня! – несмотря на то, что его оторвали от работы, доктор искренне обрадовался. – Как твоё здоровье? Чем обязан?
   – Аркадий Эммануилович, у меня к вам дело, и очень серьезное.
   – Понятно, понятно… – все также обрадовано, но уже с некоторым угасанием интонации произнес доктор. – Однако, знаешь ли, дорогой, прямо сейчас я работаю. У меня тут ребенок. Перезвони-ка ты мне вечерком. Часа эдак через три.
   – Ладно, док, – в голосе Сакулина прозвучали нотки разочарования. Не замечая этого, Блюмкин сказал:
   – Тогда удачи, дружище.
   Он положил трубку и обнаружил, что девочка исчезла.
   – Сашенька! Ау-у! Де-точ-ка! Где ты?!
   Шаркая шлепанцами, доктор отправился искать непослушную пациентку по всей огромной квартире.

* * *

   В космосе тем временем творилась полная лажа. Только что позвонили в дверь, и Даниил, подойдя и глянув на экран, сделал такое лицо, будто ему на ногу уронили утюг, к тому же горячий.
   – Менты!!! – сказал он диким шепотом.
   – Поп заложил, сука! – просипел в ответ Ваня.
   Пока мужчины, растерянно переглядывались и топтались на месте, находчивая Машенька схватила нарядную Русалочку и заперлась с ней в сортире. Даня с Ванечкой тут же бросились к дверям, чтобы затянувшаяся заминка не вызывала у представителей закона подозрения. Хотя у обоих и была полная уверенность, что их уже накрыли.
   – Здравствуйте, – поздоровался милиционер.
   – Здрас-сьте, – покивали мусорщики.
   – Извиняемся за беспокойство, – деликатно сказал страж порядка. – К вам сегодня не заглядывал человек, представившийся Вениамином Светловым?
   Облегченно выдохнув, Даня припомнил:
   – Кажется, заглядывал. А что?
   – Видите ли, судя по всему, произошло самоубийство.
   – Какой ужас, – холодно буркнул Даня.
   – Его нашли час назад удавившимся в вакуумном унитазе, – продолжал милиционер. – Мы проверяем остальные версии случившегося. Он вам, случайно, ничего не предлагал?
   – Только любовь до гроба.
   – А вы не заметили в нем ничего странного? Чего-нибудь особенного?
   – Да, вроде, ничего, – уже нервничая, сказал Даня. – Не считая толстого фаллоса длинною в фут.
   – Вот как? Это важная деталь. Что ж, спасибо. И еще раз извините за беспокойство. Если припомните что-нибудь, звоните непосредственно в отдел космических преступлений или дежурному – на ноль-два.
   – Хорошо. Обязательно, – пробормотал Даня и нажал на дверную кнопку.
   Так что лажа оказалась вовсе не такой уж полной. Но чувство тревоги с этих пор товарищей уже не покидало. Мысль о ненадежности давешнего батюшки даже навела Ванечку на идею «замочить суку», но Даня с Машенькой его не поддержали.

* * *

   Вечером, как и договаривались, перезвонили доктору. Разговор длился целый час, но имел крайне беспредметный характер, так как обсуждать криминал по телефону Даня теперь боялся. От ощущения беспомощности он почти сразу разрыдался и бормотал в трубку что-то нечленораздельно-отвлеченное. Но Блюмкин был неплохим психологом, и к концу беседы крановщик слегка приободрился.
   – Ты, Даня, только не волнуйся так, – приближаясь к финалу разговора, посоветовал доктор. – А то опять придется от заикания лечиться, – на стереоэкране телефонного аппарата он все это время успокаивал и обнадеживал Даню не только словами, но и всем своим оптимистическим видом. – Я тебе как врач говорю: все проблемы в жизни решаемы.
   – А как бывший священник? – утирая слезы, спросил Даниил.
   – А как бывший священник – тем более, – подтвердил Аркадий Эммануилович. – Когда у тебя вахта кончается?
   – Через два дня.
   – Ну, вот и все. Как приземлитесь – сразу ко мне. Там и разберемся. И я уж придумаю, как вас выручить.
   – Спасибо, док, – швыркнул носом Даня.
   – Пока не за что. С Богом, друзья. Молитесь Александру Македонскому.
   – А поможет? – удивился Данечка.
   – А как же! Мне всегда помогал, и вас в беде не оставит.
   – Ну, с Богом, док, – отозвался Даня благодарно и повесил трубку.
   Пару минут после разговора Блюмкин, бредя по коридору, о чем-то сосредоточенно думал и жевал челюстями, словно пробуя какое-то слово на вкус. Потом остановился, хлопнул себя по лбу и сказал сам себе возмущенно:
   – Какому Македонскому?! Невскому!

Глава вторая
В ОТПУСКЕ

1

   И для упавшего кирпича приходит день, когда его перевернут.

Китайская пословица

   Никогда еще Даниил не трудился с такой радостью, и никогда еще так не стремился закончить работу поскорее, как эти два дня. Ведь в каюте, там, на станции, его ждала прелестная Русалочка. На дежурство он приходил в белой рубашке и при галстуке, был как никогда вежлив, весел и приветлив. И все это благодаря Блюмкину, беседа с которым оказала на него буквально магическое действие. А иначе вообще неизвестно, вышел бы Даня на работу, или нервы его сдали бы окончательно, и он отчалил бы с Русалочкой на спасательной капсуле…
   Но вот, наконец-то, вахта закончилась. Провести начало отпуска, пока все не уладится, Машенька с Ванечкой согласились вместе с влюбленными, точнее, с влюбленным. Меньше всего вещей было у Ванечки: рюкзак цвета хаки да найденные в космическом мусоре крупные подарки для родных, которые он тащил в руках: глобус, испещренный вместо букв какими-то иероглифами (для тёщи), и жалкого вида плюшевый жираф (для племянницы).
   Если не считать завернутую в ковер Русалочку за вещь, то у Даниила их тоже было немного, и все они умещались в черном чемодане на колесиках. Вопросов по поводу ковра никто из посторонних не задавал, так как перевозка хлама из космоса обратно на Землю была своего рода хобби всех мусорщиков. Красиво жить, как говорится, не запретишь. Таможни тут не было, так как границы государств не пересекались, да и что можно вывезти из космоса домой? Только то, что выбросили другие… Никто ведь не знал, что в ковре у юноши завернута покойница. Вот если бы на «Руси» кто-то умер, и труп исчез, возможно, его и искали бы. А так…
   Больше всего чемоданов и сумочек было, естественно, у Машеньки. Ее пестрые клетчатые торбы и торбочки были набиты мягкими игрушками, синтетическими шмотками, журналами, тетрадками, вибраторами, фенами и косметичками. Сумки эти завалили половину трехместной капсулы, часть содержимого просыпалась и поплыла в невесомости, превращая кабину в дурацкий девичий рай.
   – Здравствуйте, вас приветствует электронный бортпроводник спускаемого аппарата «Болид-ТМ», – произнес безжизненный автоматический голос. – Пожалуйста, пристегните ремни безопасности и приготовьтесь к аварийной посадке.