— Это зачем? — непонимающе уставился Кузьминкин.
— Затем, — исчерпывающе объяснил Мокин. — Да брось ты бабочку, без нее обойдешься… Пошли!
Он первым выскочил в коридор. Сторожко прислушался, махнул остальным рукой.
Лакей вывернулся из-за угла неожиданно — увидел Юлю в новом обличье и застыл, держа перед собой овальное блюдо с аппетитным жареным гусем. Девушка метнулась мимо Кузьминкина, как молния, крутанувшись в каком-то невероятном выпаде, выбросила ногу. Блюдо с гусем полетело в одну сторону, детинушка, потеряв на лету парик, — в другую. Еще в полете Юля с тем же проворством добавила ему носком ботинка под нижнюю челюсть.
Прежде чем ушибленный успел опомниться, Мокин сгреб его за шкирку и поволок в только что покинутые ими апартаменты. Юля моментально подхватила парик, гуся и блюдо — ага, чтобы не осталось никаких следов… В коридоре было тихо — похоже, молниеносная операция захвата проведена без сучка без задоринки…
Пленник застонал, зашевелился. Юля тут же уселась ему на грудь, продемонстрировала пистолет и медленно прижала дуло к виску. Тихонько посоветовала:
— Молчать, козел, мозги вышибу!
— Видал? — гордо сказал Мокин, подтолкнув Кузьминкина локтем. — Все думают, что это молодая женушка или телка, хрен кто просечет, что это секьюрити…
— Он присел на корточки: — Ты, выползок! Сколько народу в доме?
— Ну, это… — пробормотал пленный, косясь в сторону упершегося в висок дула. — Барий со студентом, Витька, напарник мой, Дуня… Филимон при конюшне… В дом ему не положено…
— Никого больше?
— Бля буду…
— Оружие есть?
Пленник попытался мотнуть головой, но наткнулся виском на дуло, замер, и, боясь лишний раз шевельнуться, прошептал:
— Да никакого…
— Ну смотри у меня… — сказал Мокин. — Если что, вернусь и кишки через рот вытяну…
Лакея тщательно связали разодранными на полосы простынями, одну скомканную полосу надежно вбили в рот и уложили хорошо упакованного пленника на кровать. Мокин поднес ему к носу кулачище:
— Лежи смирнехонько, как невеста перед брачной ночью, сучий ты потрох… Пошли!
Он забрал у Юли пистолет, сунул Кузьминкину ворох длинных лент — бренные остатки накрахмаленных простыней — и первым ринулся в коридор. Лоб в лоб столкнулся с Дуняшей — она успела по инерции пролепетать:
— Барин просят к завтраку пожаловать…
И буквально через минуту очутилась рядом с лакеем, столь же тщательно спутанная, с кляпом во рту. Мокин похлопал лакея по лбу:
— Цени мою доброту, валет, — тут тебе и постелька, тут тебе и девочка, отдыхай, как фонбарон…
…На цыпочках подойдя к двери столовой, Мокин заглянул в щелочку, удовлетворенно хмыкнул, подал знак спутникам следовать за собой — и ворвался внутрь с бесцеремонностью бульдозера, держа под прицелом сидящих за столом, дружелюбно рявкнул:
— Здорово, аферисты! Сидеть и не дергаться! Господин статский советник в отставке замер, не донеся до рта серебряную вилку с куском чего-то вкусного. У «беспутного студента» отвисла челюсть. Багловский выглядел еще ошеломленнее.
После секундной паузы второй лакей, выронив высокую бутылку без этикетки, зачем-то пригибаясь, кинулся к боковой двери — и был молниеносно перехвачен Юлей на полдороге, подшиблен ударом пятки под щиколотку, добит ребром ладони по виску.
— Скрути-ка ему, Сергеич, резвы ноженьки, блудливы рученьки, — громко распорядился Мокин, танцующим шагом приблизился к столу и, поведя стволом для убедительности, прикрикнул: — Руки за голову, поганцы! Юль, обыщи…
— В фалдах посмотрите, — громко посоветовал Кузьминкин, сидя на корточках над обеспамятевшим лакеем, старательно вывязывая узлы. — В фалдах должны быть карманы…
— Что вы себе позволяете, любезный… — пролепетал хозяин имения. Судя по тону, он еще отчаянно надеялся, что инцидент волшебным образом удастся замять и все вернется на Круги своя. Мягким кошачьим движением оказавшись рядом, Мокин лизнул средний палец левой руки и смачно закатил Андрианову в лоб классический шелабан — даже звон пошел… Сидевший рядом Петруша, старательно сцепив пальцы на затылке, вжал голову в плечи.
— Вяжи, Сергеич, — распорядился Мокин. — Так и сидеть, ладошки сложить, ручки для удобства вытянуть!
— Слушайте!.. — протестующе вскрикнул Багловский, но тут же заткнулся, получив от Юли ребром ладони по уху.
Очень быстро воцарилось благолепие — трое сидели за столом, поневоле пригибаясь из-за связанных под затылками кистей рук, бросая испуганные взгляды. Юля надзирала за дверью. Мокин с торжествующим видом уселся за стол, налил себе коньяка, выпил и прокурорским жестом указал на Багловского коротким сильным пальцем:
— Твоя работа, интеллигент?
— Это ужасная ошибка… — промямлил тот.
— Сергеич, — сказал Мокин властно. — Изложи им все по порядку, мне самому интересно будет послушать, как ты раскрутил…
Раньше Кузьминкину представлялось, что неожиданная встреча с Мокиным как раз и была звездным часом. Лишь теперь он понял — вот его настоящий звездный час, ослепительный триумф нищего историка, оказавшегося вдруг грозным судьей…
— Начнем с визиток, — сказал он громко. — Вы, Виктор Викторович, напялили на нас светло-серые визитки, да и сами такую же надели… Любезный мой, визитки такого цвета как раз вполне уместны на заезжих иностранцах, но в Российской империи их носили крайне редко, а носили главным образом черные. И никогда — никогда в жизни! — человек из общества не повязал бы при визитке бантик! Бантики при визитке носили исключительно дворецкие и ресторанные метрдотели, к вашему сведению… Это при фраке господа носили бантик… В конце концов, вы и не выдавали себя за обитателя прошлого времени, могли по слабому знанию реалий и напутать, так что выводы было делать рано. Вы физик… кстати, вы правда физик?
Багловский хмуро кивнул.
— Могли и ошибиться, — сказал Кузьминкин. — Так что не стоило с первых же минут поднимать панику. Но вот потом… Эти ваши офицер со студентом… Как выражается сынишка, я тащуся… От офицера и от студента. Любезные мои, такого офицера просто не могло оказаться в восемьсот семьдесят девятом году. Тогда военные носили кепи на французский манер, кепи; а не фуражки! Кепи отменили только в восемьдесят первом. И шашку, что висела у вашего офицерика на боку, ввели в восемьдесят первом, раньше были другие, отличавшиеся по виду. С шашкой вы и переусердствовали, и промахнулись. Переусердствовали, поскольку не знали, что тогдашние господа офицеры, будучи вне службы — а уж тем более в отпуске, в гостях у тетушки, — не носили ни холодного оружия, ни кобуры. Не полагалось по уставу… Мало того, шашка не только неправильная, принадлежащая более позднему времени, — она вдобавок не офицерская, а солдатская! У нее простой гладкий эфес, офицерские шашки были по эфесу украшены чеканным узором…
— Видали, какие у меня кадры? — гордо осведомился Мокин. — Сергеич, хлопни коньячку, заслужил…
У Кузьминкина и в самом деле пересохло в глотке. Он залпом осушил рюмку. Троица мошенников, приведенная логикой научных фактов в подавленное состояние, молча зыркала исподлобья.
— Перейдем к студенту, — продолжал Кузьминкин, незаметно для себя принявший привычную позу лектора. — В Московском университете изволите грызть гранит науки, милейший? Какого ж тогда рожна у вас на плечах контрпогоны? Контрпогоны носили исключительно студенты технических институтов, и никак иначе. В гуманитарных вузах ничего подобного не было… зато на вашей тужурке нет и следа петлиц, которые студенту университета как раз положены…
— Говорил я тебе? — мрачно огрызнулся Багловский, повернувшись к Петруше. — Чтобы проверил тщательнее? Поленился, оболтус…
— Пойдем дальше, — сказал Кузьминкин. — Займемся персоною нашего хлебосольного хозяина…
Он приблизился к Андрианову — тот в первый миг испуганно отшатнулся, без труда сорвал с лацкана орден Станислава и, вертя его меж пальцев, весело продолжал:
— Во-первых, с черным сюртуком носили черные же брюки. Визиточные брюки, полосатые, главным образом серо-черные, стали носить с сюртуками только в начале двадцатого века. Во-вторых, с сюртуком носили исключительно черную обувь, а вы в коричневых штиблетиках… Это петербургский-то статский советник, человек, безусловно, светский? Или будете меня уверять, что отстали от столичной моды в глуши? Далее, — он покачал орденом, выставив его на всеобщее обозрение. — Я не зря поинтересовался у вас насчет вероисповедания. Уверяете, что православный с рождения, а орденок у вас того образца, что давали исключительно лицам нехристианских вероисповеданий. Потому в центре креста и орел, а не монограмма «Святой Станислав»… Вот так, господа. Все эти огрехи, вместе взятые, вас и выдали, ненаучно выражаясь, с потрохами…
Повернулся к Мокину и развел руками, давая понять, что кончил.
— А самое главное! — рявкнул вдруг Мокин, выбросив руку. — Я в жизни выхлебал цистерну коньяка! И родимый «Хеннесси» опознаю моментально, хоть вы и пытались мне его впарить за шустовский! В жизни не пробовал шустовского, но сильно сомневаюсь, чтобы он как две капли воды походил на «Хеннесси»! С чего бы вдруг? — Он, поигрывая пистолетиком, обозрел всю морально уничтоженную троицу. — Ну, хрюкните что-нибудь, морды… Куш хотели сорвать? Когда я приеду покупать железные дороги с поллитровой банкой брюликов? Думали, новый русский — дуб дубом? А как я вас!
— Да уж… — протянул Багловский с некоторым даже заискиванием.
— Так, — сказал Мокин властно. — Прокачаем кое-какие непонятные детали… В этой вашей «переходной камере» вы нас попросту обдали какой-то дурью? Вырубающим газком? А?
— Каюсь… — криво усмехнулся Багловский.
— Ага, потому-то и начались эти странности с временем — взялись откуда-то лишние два-три часа, словно мы летели в самолете с запада на восток? Вот зачем, до сих пор не пойму…
— Из-за церкви, — признался Багловский. — Нужно было вас перевезти километров на двадцать… Церквушек — две. Строены одним архитектором по единому плану. Одна так и осталась в жалком виде, а вторую недавно реставрировали…
— И вся эта аппаратура — обычные ученые игрушки?
— Самые обычные, да вдобавок устаревшие, — сказал Багловский. — Мы вас попросту провели по здешнему филиалу института физики. Татьяна — самый настоящий профессор, там никому зарплату не платят уже семь месяцев, люди разбежались, институт в простое…
— А денег-то хочется ? — подхватил Мокин. — Теперь быстренько решим неясности со Смутным временем. В Смутное время путешествовал Леня Косов с Наренковым. Я сильно сомневаюсь, что Наренков был сообщником, не стал бы он даже ради выгоды в ногу самую настоящую пулю засаживать. Могу спорить, он до сих пор считает, что его самые взаправдашние стрельцы подранили… А вот Косов… Неужели в вашей командочке? Ну, колись, мордатенький, попросту нет другого варианта.
— Косов — старый приятель мужа Татьяны Ивановны… — не глядя ему в глаза, сказал Бангловский.
— Ах, Леня, Леня… — печально покрутил головой Мокин. — Знал я, что он мне после того случая свинью подложит, но такого и от него не ожидал. Впрочем, не по его уму затея, верно? Вы его на готовенькое позвали, хитрованы… Ах вы суки, суки… — В его голосе звучала неподдельная грусть. — Вы же осквернили мою светлую мечту о машине времени, счастье мое, что никогда не страдал излишней доверчивостью и подстраховался сразу по двум направлениям, иначе лежать бы мне где-нибудь на дне безымянного омута…
— Ну, не преувеличивайте, — напряженным, но отнюдь не испуганным голосом отозвался Андрианов. — Никто не стал бы вас убивать, тут собрались интеллигентные люди… Хотел бы я посмотреть, как вы кинулись бы потом в милицию или к своим бандитам, пришлось бы подробно рассказать, при каких обстоятельствах расстались с бриллиантами. Да вы после этого стали бы посмешищем для всей Руси великой, в особенности если подключить бульварную прессу…
— Некоторый резон есть… — задумчиво протянул Мокин. Широко улыбнулся. — А знаешь что? Мне почему-то кажется, старперский ты советник, что ты тут и есть самый главный… Этот мордастый, — он кивнул на Багловского, — тянет в лучшем случае на шестерку, про студента я вообще молчу, а вот в тебе прослеживается волчище — серый хвостище…
— Ну и что? — хладнокровно спросил Андрианов.
— То есть как это? — изумился Мокин. — Я же с тебя первого и начну, пересчитаю косточки от первой до последней, а потом за этих клоунов возьмусь…
Студента Петрушу моментально прошибла испарина. Багловский тоже помертвел. Один «статский советник» поглядывал на Мокина не без дерзости.
— Великодушно простите, аргентинский господин, но вынужден вас огорчить…
— сказал он чуть ли не нагло. — Вы все-таки, милейший, не в родной Сибири, не в ваших владениях. Между прочим, это все, — он повел по сторонам взглядом, — возведено не нами, и не для вашей скромной персоны. Сие заведение, объект под названием «Барская усадьба», служит для отдохновения здешних удельных князьков, которые в своих владениях вам немногим уступят по обширным возможностям. Мы, быть может, и огребем впоследствии за то, что использовали усадьбу в личных целях, но готов душу прозакладывать, что раньше вы наживете немалые неприятности, если вздумаете увечить персонал усадьбы. Мы же тут не сами по себе, мы все наняты серьезными людьми, и господа работодатели непременно вступятся. Это еще большой вопрос, поверят ли они вам… Историйка, если подать ее в вашем изложении, будет шизофреническая…
Кузьминкин ожидал взрыва, но Мокин остался странно спокоен — вполне возможно, «статский советник» говорил дело…
— Пойдем дальше, — невозмутимо продолжал Андрианов. — Органы вы на нас натравить не сможете. За полнейшим отсутствием состава преступления. У васхоть пуговицу украли? Хоть волосок с головы упал? — Он осклабился. — А если встанет вопрос насчет выплаченных вами денег… Легко удастся отыскать надлежащим образом оформленную квитанцию, по которой мы с вашей троицы легальнейшим образом получили деньги за сутки отдыха в «Барской усадьбе»… Одним словом, господа, самым лучшим для вас будет без особого шума покинуть заведение и удалиться в глубину сибирских руд. А мы, честное слово, никому и никогда не расскажем, как вы тут опростоволосились…
«Ну, сейчас-то он непременно получит в лоб», — подумал Кузьминкин, заранее отодвигаясь, чтобы не оказаться на пути, когда мимо пронесется, засучивая рукава, разъяренный Мокин.
Тянулось время, а Мокин молчал. В глазах у него Кузьминкин вдруг увидел знакомую хитрую искорку. Небрежно швырнув на стол пистолет, шантарский воротила встал, сунув руки в карманы, попыхивая папиросой, прошелся по комнате. Остановился перед Андриановым, широко улыбнулся:
— Ну ты и жук, гадский папа… А теперь слушайте сюда. — Его тон мгновенно изменился, преисполнившись прежней деловой жесткости. — Слушайте и мотайте на ус, господа интеллигенты… Мне по-прежнему невероятно хочется размазать вас всех по стеночке, но бывают минуты, когда деловой человек не должен поддаваться эмоциям. В конце концов, ничего нового я в ситуации не нахожу — так частенько случается, толковый человек перекупает обанкротившуюся фирму и выводит ее на верную дорогу…
Кузьминкин, видевший его лицо, вдруг с нереальной ясностью понял, что сейчас произойдет. И, не удержавшись, охнул:
— Нет!!!
Не обратив на него ни малейшего внимания, Мокин продолжал:
— Веревочки сейчас снимем, хорошие мои. Юля, озаботься. Я вас приглашаю, господа, занять места за столом, объявляю открытым заседание только что учрежденного закрытого акционерного общества «Машина времени, инкорпорейтед». Честь имею представить генерального директора господина Мокина и его заместителя по полной научной достоверности господина Кузьминкина… Поставленное на строго достоверную основу дело способно… — и прервал сам себя: — Но предупреждаю сразу — семьдесят процентов акций — мои, и никаких тут дискуссий!
Андрианов смотрел на него преданно и восхищенно. А пребывавший в полном расстройстве чувств Кузьминкин только теперь понял, что его бурная деятельность на тернистой ниве бизнеса лишь начинается…
— Затем, — исчерпывающе объяснил Мокин. — Да брось ты бабочку, без нее обойдешься… Пошли!
Он первым выскочил в коридор. Сторожко прислушался, махнул остальным рукой.
Лакей вывернулся из-за угла неожиданно — увидел Юлю в новом обличье и застыл, держа перед собой овальное блюдо с аппетитным жареным гусем. Девушка метнулась мимо Кузьминкина, как молния, крутанувшись в каком-то невероятном выпаде, выбросила ногу. Блюдо с гусем полетело в одну сторону, детинушка, потеряв на лету парик, — в другую. Еще в полете Юля с тем же проворством добавила ему носком ботинка под нижнюю челюсть.
Прежде чем ушибленный успел опомниться, Мокин сгреб его за шкирку и поволок в только что покинутые ими апартаменты. Юля моментально подхватила парик, гуся и блюдо — ага, чтобы не осталось никаких следов… В коридоре было тихо — похоже, молниеносная операция захвата проведена без сучка без задоринки…
Пленник застонал, зашевелился. Юля тут же уселась ему на грудь, продемонстрировала пистолет и медленно прижала дуло к виску. Тихонько посоветовала:
— Молчать, козел, мозги вышибу!
— Видал? — гордо сказал Мокин, подтолкнув Кузьминкина локтем. — Все думают, что это молодая женушка или телка, хрен кто просечет, что это секьюрити…
— Он присел на корточки: — Ты, выползок! Сколько народу в доме?
— Ну, это… — пробормотал пленный, косясь в сторону упершегося в висок дула. — Барий со студентом, Витька, напарник мой, Дуня… Филимон при конюшне… В дом ему не положено…
— Никого больше?
— Бля буду…
— Оружие есть?
Пленник попытался мотнуть головой, но наткнулся виском на дуло, замер, и, боясь лишний раз шевельнуться, прошептал:
— Да никакого…
— Ну смотри у меня… — сказал Мокин. — Если что, вернусь и кишки через рот вытяну…
Лакея тщательно связали разодранными на полосы простынями, одну скомканную полосу надежно вбили в рот и уложили хорошо упакованного пленника на кровать. Мокин поднес ему к носу кулачище:
— Лежи смирнехонько, как невеста перед брачной ночью, сучий ты потрох… Пошли!
Он забрал у Юли пистолет, сунул Кузьминкину ворох длинных лент — бренные остатки накрахмаленных простыней — и первым ринулся в коридор. Лоб в лоб столкнулся с Дуняшей — она успела по инерции пролепетать:
— Барин просят к завтраку пожаловать…
И буквально через минуту очутилась рядом с лакеем, столь же тщательно спутанная, с кляпом во рту. Мокин похлопал лакея по лбу:
— Цени мою доброту, валет, — тут тебе и постелька, тут тебе и девочка, отдыхай, как фонбарон…
…На цыпочках подойдя к двери столовой, Мокин заглянул в щелочку, удовлетворенно хмыкнул, подал знак спутникам следовать за собой — и ворвался внутрь с бесцеремонностью бульдозера, держа под прицелом сидящих за столом, дружелюбно рявкнул:
— Здорово, аферисты! Сидеть и не дергаться! Господин статский советник в отставке замер, не донеся до рта серебряную вилку с куском чего-то вкусного. У «беспутного студента» отвисла челюсть. Багловский выглядел еще ошеломленнее.
После секундной паузы второй лакей, выронив высокую бутылку без этикетки, зачем-то пригибаясь, кинулся к боковой двери — и был молниеносно перехвачен Юлей на полдороге, подшиблен ударом пятки под щиколотку, добит ребром ладони по виску.
— Скрути-ка ему, Сергеич, резвы ноженьки, блудливы рученьки, — громко распорядился Мокин, танцующим шагом приблизился к столу и, поведя стволом для убедительности, прикрикнул: — Руки за голову, поганцы! Юль, обыщи…
— В фалдах посмотрите, — громко посоветовал Кузьминкин, сидя на корточках над обеспамятевшим лакеем, старательно вывязывая узлы. — В фалдах должны быть карманы…
— Что вы себе позволяете, любезный… — пролепетал хозяин имения. Судя по тону, он еще отчаянно надеялся, что инцидент волшебным образом удастся замять и все вернется на Круги своя. Мягким кошачьим движением оказавшись рядом, Мокин лизнул средний палец левой руки и смачно закатил Андрианову в лоб классический шелабан — даже звон пошел… Сидевший рядом Петруша, старательно сцепив пальцы на затылке, вжал голову в плечи.
— Вяжи, Сергеич, — распорядился Мокин. — Так и сидеть, ладошки сложить, ручки для удобства вытянуть!
— Слушайте!.. — протестующе вскрикнул Багловский, но тут же заткнулся, получив от Юли ребром ладони по уху.
Очень быстро воцарилось благолепие — трое сидели за столом, поневоле пригибаясь из-за связанных под затылками кистей рук, бросая испуганные взгляды. Юля надзирала за дверью. Мокин с торжествующим видом уселся за стол, налил себе коньяка, выпил и прокурорским жестом указал на Багловского коротким сильным пальцем:
— Твоя работа, интеллигент?
— Это ужасная ошибка… — промямлил тот.
— Сергеич, — сказал Мокин властно. — Изложи им все по порядку, мне самому интересно будет послушать, как ты раскрутил…
Раньше Кузьминкину представлялось, что неожиданная встреча с Мокиным как раз и была звездным часом. Лишь теперь он понял — вот его настоящий звездный час, ослепительный триумф нищего историка, оказавшегося вдруг грозным судьей…
— Начнем с визиток, — сказал он громко. — Вы, Виктор Викторович, напялили на нас светло-серые визитки, да и сами такую же надели… Любезный мой, визитки такого цвета как раз вполне уместны на заезжих иностранцах, но в Российской империи их носили крайне редко, а носили главным образом черные. И никогда — никогда в жизни! — человек из общества не повязал бы при визитке бантик! Бантики при визитке носили исключительно дворецкие и ресторанные метрдотели, к вашему сведению… Это при фраке господа носили бантик… В конце концов, вы и не выдавали себя за обитателя прошлого времени, могли по слабому знанию реалий и напутать, так что выводы было делать рано. Вы физик… кстати, вы правда физик?
Багловский хмуро кивнул.
— Могли и ошибиться, — сказал Кузьминкин. — Так что не стоило с первых же минут поднимать панику. Но вот потом… Эти ваши офицер со студентом… Как выражается сынишка, я тащуся… От офицера и от студента. Любезные мои, такого офицера просто не могло оказаться в восемьсот семьдесят девятом году. Тогда военные носили кепи на французский манер, кепи; а не фуражки! Кепи отменили только в восемьдесят первом. И шашку, что висела у вашего офицерика на боку, ввели в восемьдесят первом, раньше были другие, отличавшиеся по виду. С шашкой вы и переусердствовали, и промахнулись. Переусердствовали, поскольку не знали, что тогдашние господа офицеры, будучи вне службы — а уж тем более в отпуске, в гостях у тетушки, — не носили ни холодного оружия, ни кобуры. Не полагалось по уставу… Мало того, шашка не только неправильная, принадлежащая более позднему времени, — она вдобавок не офицерская, а солдатская! У нее простой гладкий эфес, офицерские шашки были по эфесу украшены чеканным узором…
— Видали, какие у меня кадры? — гордо осведомился Мокин. — Сергеич, хлопни коньячку, заслужил…
У Кузьминкина и в самом деле пересохло в глотке. Он залпом осушил рюмку. Троица мошенников, приведенная логикой научных фактов в подавленное состояние, молча зыркала исподлобья.
— Перейдем к студенту, — продолжал Кузьминкин, незаметно для себя принявший привычную позу лектора. — В Московском университете изволите грызть гранит науки, милейший? Какого ж тогда рожна у вас на плечах контрпогоны? Контрпогоны носили исключительно студенты технических институтов, и никак иначе. В гуманитарных вузах ничего подобного не было… зато на вашей тужурке нет и следа петлиц, которые студенту университета как раз положены…
— Говорил я тебе? — мрачно огрызнулся Багловский, повернувшись к Петруше. — Чтобы проверил тщательнее? Поленился, оболтус…
— Пойдем дальше, — сказал Кузьминкин. — Займемся персоною нашего хлебосольного хозяина…
Он приблизился к Андрианову — тот в первый миг испуганно отшатнулся, без труда сорвал с лацкана орден Станислава и, вертя его меж пальцев, весело продолжал:
— Во-первых, с черным сюртуком носили черные же брюки. Визиточные брюки, полосатые, главным образом серо-черные, стали носить с сюртуками только в начале двадцатого века. Во-вторых, с сюртуком носили исключительно черную обувь, а вы в коричневых штиблетиках… Это петербургский-то статский советник, человек, безусловно, светский? Или будете меня уверять, что отстали от столичной моды в глуши? Далее, — он покачал орденом, выставив его на всеобщее обозрение. — Я не зря поинтересовался у вас насчет вероисповедания. Уверяете, что православный с рождения, а орденок у вас того образца, что давали исключительно лицам нехристианских вероисповеданий. Потому в центре креста и орел, а не монограмма «Святой Станислав»… Вот так, господа. Все эти огрехи, вместе взятые, вас и выдали, ненаучно выражаясь, с потрохами…
Повернулся к Мокину и развел руками, давая понять, что кончил.
— А самое главное! — рявкнул вдруг Мокин, выбросив руку. — Я в жизни выхлебал цистерну коньяка! И родимый «Хеннесси» опознаю моментально, хоть вы и пытались мне его впарить за шустовский! В жизни не пробовал шустовского, но сильно сомневаюсь, чтобы он как две капли воды походил на «Хеннесси»! С чего бы вдруг? — Он, поигрывая пистолетиком, обозрел всю морально уничтоженную троицу. — Ну, хрюкните что-нибудь, морды… Куш хотели сорвать? Когда я приеду покупать железные дороги с поллитровой банкой брюликов? Думали, новый русский — дуб дубом? А как я вас!
— Да уж… — протянул Багловский с некоторым даже заискиванием.
— Так, — сказал Мокин властно. — Прокачаем кое-какие непонятные детали… В этой вашей «переходной камере» вы нас попросту обдали какой-то дурью? Вырубающим газком? А?
— Каюсь… — криво усмехнулся Багловский.
— Ага, потому-то и начались эти странности с временем — взялись откуда-то лишние два-три часа, словно мы летели в самолете с запада на восток? Вот зачем, до сих пор не пойму…
— Из-за церкви, — признался Багловский. — Нужно было вас перевезти километров на двадцать… Церквушек — две. Строены одним архитектором по единому плану. Одна так и осталась в жалком виде, а вторую недавно реставрировали…
— И вся эта аппаратура — обычные ученые игрушки?
— Самые обычные, да вдобавок устаревшие, — сказал Багловский. — Мы вас попросту провели по здешнему филиалу института физики. Татьяна — самый настоящий профессор, там никому зарплату не платят уже семь месяцев, люди разбежались, институт в простое…
— А денег-то хочется ? — подхватил Мокин. — Теперь быстренько решим неясности со Смутным временем. В Смутное время путешествовал Леня Косов с Наренковым. Я сильно сомневаюсь, что Наренков был сообщником, не стал бы он даже ради выгоды в ногу самую настоящую пулю засаживать. Могу спорить, он до сих пор считает, что его самые взаправдашние стрельцы подранили… А вот Косов… Неужели в вашей командочке? Ну, колись, мордатенький, попросту нет другого варианта.
— Косов — старый приятель мужа Татьяны Ивановны… — не глядя ему в глаза, сказал Бангловский.
— Ах, Леня, Леня… — печально покрутил головой Мокин. — Знал я, что он мне после того случая свинью подложит, но такого и от него не ожидал. Впрочем, не по его уму затея, верно? Вы его на готовенькое позвали, хитрованы… Ах вы суки, суки… — В его голосе звучала неподдельная грусть. — Вы же осквернили мою светлую мечту о машине времени, счастье мое, что никогда не страдал излишней доверчивостью и подстраховался сразу по двум направлениям, иначе лежать бы мне где-нибудь на дне безымянного омута…
— Ну, не преувеличивайте, — напряженным, но отнюдь не испуганным голосом отозвался Андрианов. — Никто не стал бы вас убивать, тут собрались интеллигентные люди… Хотел бы я посмотреть, как вы кинулись бы потом в милицию или к своим бандитам, пришлось бы подробно рассказать, при каких обстоятельствах расстались с бриллиантами. Да вы после этого стали бы посмешищем для всей Руси великой, в особенности если подключить бульварную прессу…
— Некоторый резон есть… — задумчиво протянул Мокин. Широко улыбнулся. — А знаешь что? Мне почему-то кажется, старперский ты советник, что ты тут и есть самый главный… Этот мордастый, — он кивнул на Багловского, — тянет в лучшем случае на шестерку, про студента я вообще молчу, а вот в тебе прослеживается волчище — серый хвостище…
— Ну и что? — хладнокровно спросил Андрианов.
— То есть как это? — изумился Мокин. — Я же с тебя первого и начну, пересчитаю косточки от первой до последней, а потом за этих клоунов возьмусь…
Студента Петрушу моментально прошибла испарина. Багловский тоже помертвел. Один «статский советник» поглядывал на Мокина не без дерзости.
— Великодушно простите, аргентинский господин, но вынужден вас огорчить…
— сказал он чуть ли не нагло. — Вы все-таки, милейший, не в родной Сибири, не в ваших владениях. Между прочим, это все, — он повел по сторонам взглядом, — возведено не нами, и не для вашей скромной персоны. Сие заведение, объект под названием «Барская усадьба», служит для отдохновения здешних удельных князьков, которые в своих владениях вам немногим уступят по обширным возможностям. Мы, быть может, и огребем впоследствии за то, что использовали усадьбу в личных целях, но готов душу прозакладывать, что раньше вы наживете немалые неприятности, если вздумаете увечить персонал усадьбы. Мы же тут не сами по себе, мы все наняты серьезными людьми, и господа работодатели непременно вступятся. Это еще большой вопрос, поверят ли они вам… Историйка, если подать ее в вашем изложении, будет шизофреническая…
Кузьминкин ожидал взрыва, но Мокин остался странно спокоен — вполне возможно, «статский советник» говорил дело…
— Пойдем дальше, — невозмутимо продолжал Андрианов. — Органы вы на нас натравить не сможете. За полнейшим отсутствием состава преступления. У васхоть пуговицу украли? Хоть волосок с головы упал? — Он осклабился. — А если встанет вопрос насчет выплаченных вами денег… Легко удастся отыскать надлежащим образом оформленную квитанцию, по которой мы с вашей троицы легальнейшим образом получили деньги за сутки отдыха в «Барской усадьбе»… Одним словом, господа, самым лучшим для вас будет без особого шума покинуть заведение и удалиться в глубину сибирских руд. А мы, честное слово, никому и никогда не расскажем, как вы тут опростоволосились…
«Ну, сейчас-то он непременно получит в лоб», — подумал Кузьминкин, заранее отодвигаясь, чтобы не оказаться на пути, когда мимо пронесется, засучивая рукава, разъяренный Мокин.
Тянулось время, а Мокин молчал. В глазах у него Кузьминкин вдруг увидел знакомую хитрую искорку. Небрежно швырнув на стол пистолет, шантарский воротила встал, сунув руки в карманы, попыхивая папиросой, прошелся по комнате. Остановился перед Андриановым, широко улыбнулся:
— Ну ты и жук, гадский папа… А теперь слушайте сюда. — Его тон мгновенно изменился, преисполнившись прежней деловой жесткости. — Слушайте и мотайте на ус, господа интеллигенты… Мне по-прежнему невероятно хочется размазать вас всех по стеночке, но бывают минуты, когда деловой человек не должен поддаваться эмоциям. В конце концов, ничего нового я в ситуации не нахожу — так частенько случается, толковый человек перекупает обанкротившуюся фирму и выводит ее на верную дорогу…
Кузьминкин, видевший его лицо, вдруг с нереальной ясностью понял, что сейчас произойдет. И, не удержавшись, охнул:
— Нет!!!
Не обратив на него ни малейшего внимания, Мокин продолжал:
— Веревочки сейчас снимем, хорошие мои. Юля, озаботься. Я вас приглашаю, господа, занять места за столом, объявляю открытым заседание только что учрежденного закрытого акционерного общества «Машина времени, инкорпорейтед». Честь имею представить генерального директора господина Мокина и его заместителя по полной научной достоверности господина Кузьминкина… Поставленное на строго достоверную основу дело способно… — и прервал сам себя: — Но предупреждаю сразу — семьдесят процентов акций — мои, и никаких тут дискуссий!
Андрианов смотрел на него преданно и восхищенно. А пребывавший в полном расстройстве чувств Кузьминкин только теперь понял, что его бурная деятельность на тернистой ниве бизнеса лишь начинается…