Страница:
Савин рванулся вперед, вслед, забрел по колена в воду и не почувствовал ее холода. Все, чего не было и никогда уже не будет, уплывало с этим волшебным кораблем – целая жизнь, любовь и нежность. И не было за туманом другого берега, был только один, этот, посеребренный прохладным и равнодушным лунным светом.
Корабль вошел в туман, растворился в нем, погасло многоцветное сияние, и туман неспешно поплыл к берегу. Савин не шевелился. Волны шлепали его по коленям, словно выпроваживая на землю. «Ну почему так должно было случиться? – горько подумал он. – Почему мы не решаемся говорить то, что думаем, и верить тому, что слышим?»
Полицейская машина подъехала вплотную к воде, полоснула по ней снопом света, показавшимся удивительно белым после красок корабля. Савина не грубо, но непреклонно вытащили на берег и заставили влезть в фургончик. Там на двух металлических лавочках лицом друг к другу сидели люди в штатском. Между ними на полу лежало накрытое брезентом длинное тело.
Савина знобило.
Фургончик петлял, повторяя загогулины обвивавшей холмы дороги, подпрыгивая на камнях, и полицейские придерживали каблуками тело под брезентом, чтобы оно не ерзало по полу. Лесли сидел рядом с водителем, у него было напряженное лицо всадника, сосредоточенно несущегося к цели, которой, впрочем, могло и не оказаться там, впереди…
Они сидели у заваленного прошлогодними журналами столика в маленькой стерильно-безличной приемной и опустошали второй по счету кофейник. Из-за двери слышалось постукивание, лязг.
– Ты не сомневайся, – сказал Савину Лесли. – Доктор Данвуди – это такой мастер, каждую молекулу отпрепарирует, не только клетку…
– Да, – сказал Савин, чтобы только не молчать.
– И очень интересный человек, – продолжал Лесли с упорством, в котором слышалось что-то жалкое. – Сильный клиницист. Отказался от весьма высокого поста в министерстве здравоохранения.
Они помолчали.
Потом Савин повторил:
– Да.
Перед глазами Савина упрямо стоял все тот же корабль и зеленая строчка трассеров.
Бесшумно отворилась узкая белая дверь, в приемную шагнул доктор Данвуди, снявший уже халат и перчатки, – грузный громадный блондин с оплывшим лицом, таким замкнутым сейчас, что оно казалось добродушным. Он удивительно тихими для своего веса шагами подошел к столу, сел и шепотом рявкнул в пространство:
– Сигарету!
Его толстые пальцы дрожали на белоснежной крышке стола. Лесли торопливо, расплескивая, налил ему кофе, Савин подал пачку «Модекс». Доктор шумно опорожнил чашку, губами вытянул из пачки сигарету и, не оборачиваясь, захлопнул каблуком приоткрытую дверь операционной – туда попытался было заглянуть Лесли.
– Огоньку, – сказал он сварливым басом. – Спасибо. Что ж, ребята, не сержусь за то, что подняли среди ночи, – работу вы подсунули насквозь интересную. Многие биологи продали бы душу дьяволу, чтобы только оказаться на моем месте. Лесли, за каким чертом вам понадобилось сбивать летающую тарелочку? Что она вам такого сделала? Бедняжка пилот…
Савин смотрел на сержанта. Он видел однажды такое лицо – в Амазонии, на Укаями, когда миньокао, химерическим созданием взмывший из вонючего болота, схватил Пакито, вздернул в воздух, и автоматные очереди бесцельно распороли гнилую зеленую трясину – динозавр молниеносно исчез со своей жертвой, а они оцепенело застыли в хлипкой лодочке, качавшейся на взбаламученной жиже… Он думал, что никогда больше не доведется увидеть таких лиц.
– Да, – сказал доктор Данвуди, уграбистой ладонью придавив плечо Лесли. – Сидеть! Без истерик – некогда… Вот именно, Роб. К той твари, что изглодала Мак-Тига, ваш зверь не имеет никакого отношения. Да и какой это, к дьяволу, зверь… Совершенный мозг и речевой аппарат. Вы ухлопали разумное существо, ребята. – Он упер в столешницу внушительные кулаки, губы свело в грустной усмешке. – Когда мы только похороним эту ублюдочную привычку – палить по непонятному… Не пытайся пригвоздить к креслу свою душу, Роб. Виноват в итоге не сержант уголовной полиции Робин Лесли как конкретная личность, а старые предрассудки, болтавшиеся в мозгу бог знает с каких времен…
– Доктор прав, – сказал Савин. – Но как бы там ни было, зачем ты стрелял? Разве не было других средств? Газ, сети? Однако ты взял автомат…
– А ты, когда стрелял там, где испугался Лохинвар? Почему-то ты в первую очередь подумал о пистолете, хотя это мой инструмент, а не твой.
– Но я же не знал, что там может оказаться!
– А я знал? Я что-нибудь, выходит, знал?
– Тихо! – рыкнул доктор Данвуди. – Ребята, я, конечно, понимаю, что искать конкретного виновника – профессиональная черта журналистов и полицейских, но я не уверен, что есть конкретный виновник…
– Ладно, – сказал Лесли. – Конкретного виновника нет, а убил его я. На этом и остановимся. Пишите подробный отчет, доктор.
– Разумеется, – прогудел доктор Данвуди. – На вашем месте, Роб, я бы немедленно позвонил в Дублин, штаб-квартиру Международной службы безопасности. Или сначала в их лондонское региональное.
– Буду соблюдать субординацию, – сказал Лесли. – Утром позвоню начальству в Эдинбург, и пусть все идет своим чередом… Спокойной ночи, доктор. Ты едешь, Кон?
Савин вышел следом за сержантом, сел в машину. Полицейских там уже не было, но радио работало, выплескивая в ночь лазурные неаполитанские синкопы. Они курили, слушали легкую, как дым костра, неуместную здесь музыку, над крышами повисла круглая желтая луна, светилось окно больницы, и не существовало Времени.
– Ты видел… корабль? – тихо спросил Савин.
Лесли промолчал так, что это было красноречивее слов. Сигаретный дым, смешиваясь с музыкой, уплывал за окно.
– Почему ты не сказал раньше, куда плавал с ней?
– А что это изменило бы? – спросил Савин. – Ты можешь ручаться, что не стал бы стрелять? Можешь ручаться?
– Нет… – сказал Лесли после короткого молчания. – Называй меня как угодно – подонком, сволочью. Я застрелил разумное существо неизвестно из какого измерения, верно. Но, господи… – вырвалось у него едва ли не с мольбой. – Как ты не понимаешь – у меня служба, нужно же как-то завершить это дело…
– Вот ты его и завершил. Глядишь, в лейтенанты произведут.
– Замолчи! Если бы ты рассказал все раньше, я пошел бы к Диане… да, черт возьми, я бы на коленях перед ней стоял, только бы она взяла меня туда…
– И что? – спросил Савин. – Она все равно не разрешила бы взять кинокамеру, а привезенные оттуда кубки или монеты доказательством служить не могут. И Геспера ты арестовать не можешь, верно?
– Не могу, – сказал Лесли. – Даже если ты напишешь заявление об имевших место с его стороны угрозах, кто мне даст санкцию на арест? На арест главаря шайки контрабандистов, торгующих с иномерным пространством… Мы снова перед глухой стеной, и даже то, что я сегодня убил…
Что ж, подумал Савин. Теперь, когда не нужно бояться за Диану, фигур в игре осталось только две – он и Геспер. Лицом к лицу. И не нужно никуда уезжать завтра, нужно выманить противника из укрытия, вызвать огонь на себя…
– Поехали? – спросил он.
Лесли включил мотор, и машина рванулась вперед, в ночь.
День четвертый
Корабль вошел в туман, растворился в нем, погасло многоцветное сияние, и туман неспешно поплыл к берегу. Савин не шевелился. Волны шлепали его по коленям, словно выпроваживая на землю. «Ну почему так должно было случиться? – горько подумал он. – Почему мы не решаемся говорить то, что думаем, и верить тому, что слышим?»
Полицейская машина подъехала вплотную к воде, полоснула по ней снопом света, показавшимся удивительно белым после красок корабля. Савина не грубо, но непреклонно вытащили на берег и заставили влезть в фургончик. Там на двух металлических лавочках лицом друг к другу сидели люди в штатском. Между ними на полу лежало накрытое брезентом длинное тело.
Савина знобило.
Фургончик петлял, повторяя загогулины обвивавшей холмы дороги, подпрыгивая на камнях, и полицейские придерживали каблуками тело под брезентом, чтобы оно не ерзало по полу. Лесли сидел рядом с водителем, у него было напряженное лицо всадника, сосредоточенно несущегося к цели, которой, впрочем, могло и не оказаться там, впереди…
Они сидели у заваленного прошлогодними журналами столика в маленькой стерильно-безличной приемной и опустошали второй по счету кофейник. Из-за двери слышалось постукивание, лязг.
– Ты не сомневайся, – сказал Савину Лесли. – Доктор Данвуди – это такой мастер, каждую молекулу отпрепарирует, не только клетку…
– Да, – сказал Савин, чтобы только не молчать.
– И очень интересный человек, – продолжал Лесли с упорством, в котором слышалось что-то жалкое. – Сильный клиницист. Отказался от весьма высокого поста в министерстве здравоохранения.
Они помолчали.
Потом Савин повторил:
– Да.
Перед глазами Савина упрямо стоял все тот же корабль и зеленая строчка трассеров.
Бесшумно отворилась узкая белая дверь, в приемную шагнул доктор Данвуди, снявший уже халат и перчатки, – грузный громадный блондин с оплывшим лицом, таким замкнутым сейчас, что оно казалось добродушным. Он удивительно тихими для своего веса шагами подошел к столу, сел и шепотом рявкнул в пространство:
– Сигарету!
Его толстые пальцы дрожали на белоснежной крышке стола. Лесли торопливо, расплескивая, налил ему кофе, Савин подал пачку «Модекс». Доктор шумно опорожнил чашку, губами вытянул из пачки сигарету и, не оборачиваясь, захлопнул каблуком приоткрытую дверь операционной – туда попытался было заглянуть Лесли.
– Огоньку, – сказал он сварливым басом. – Спасибо. Что ж, ребята, не сержусь за то, что подняли среди ночи, – работу вы подсунули насквозь интересную. Многие биологи продали бы душу дьяволу, чтобы только оказаться на моем месте. Лесли, за каким чертом вам понадобилось сбивать летающую тарелочку? Что она вам такого сделала? Бедняжка пилот…
Савин смотрел на сержанта. Он видел однажды такое лицо – в Амазонии, на Укаями, когда миньокао, химерическим созданием взмывший из вонючего болота, схватил Пакито, вздернул в воздух, и автоматные очереди бесцельно распороли гнилую зеленую трясину – динозавр молниеносно исчез со своей жертвой, а они оцепенело застыли в хлипкой лодочке, качавшейся на взбаламученной жиже… Он думал, что никогда больше не доведется увидеть таких лиц.
– Да, – сказал доктор Данвуди, уграбистой ладонью придавив плечо Лесли. – Сидеть! Без истерик – некогда… Вот именно, Роб. К той твари, что изглодала Мак-Тига, ваш зверь не имеет никакого отношения. Да и какой это, к дьяволу, зверь… Совершенный мозг и речевой аппарат. Вы ухлопали разумное существо, ребята. – Он упер в столешницу внушительные кулаки, губы свело в грустной усмешке. – Когда мы только похороним эту ублюдочную привычку – палить по непонятному… Не пытайся пригвоздить к креслу свою душу, Роб. Виноват в итоге не сержант уголовной полиции Робин Лесли как конкретная личность, а старые предрассудки, болтавшиеся в мозгу бог знает с каких времен…
– Доктор прав, – сказал Савин. – Но как бы там ни было, зачем ты стрелял? Разве не было других средств? Газ, сети? Однако ты взял автомат…
– А ты, когда стрелял там, где испугался Лохинвар? Почему-то ты в первую очередь подумал о пистолете, хотя это мой инструмент, а не твой.
– Но я же не знал, что там может оказаться!
– А я знал? Я что-нибудь, выходит, знал?
– Тихо! – рыкнул доктор Данвуди. – Ребята, я, конечно, понимаю, что искать конкретного виновника – профессиональная черта журналистов и полицейских, но я не уверен, что есть конкретный виновник…
– Ладно, – сказал Лесли. – Конкретного виновника нет, а убил его я. На этом и остановимся. Пишите подробный отчет, доктор.
– Разумеется, – прогудел доктор Данвуди. – На вашем месте, Роб, я бы немедленно позвонил в Дублин, штаб-квартиру Международной службы безопасности. Или сначала в их лондонское региональное.
– Буду соблюдать субординацию, – сказал Лесли. – Утром позвоню начальству в Эдинбург, и пусть все идет своим чередом… Спокойной ночи, доктор. Ты едешь, Кон?
Савин вышел следом за сержантом, сел в машину. Полицейских там уже не было, но радио работало, выплескивая в ночь лазурные неаполитанские синкопы. Они курили, слушали легкую, как дым костра, неуместную здесь музыку, над крышами повисла круглая желтая луна, светилось окно больницы, и не существовало Времени.
– Ты видел… корабль? – тихо спросил Савин.
Лесли промолчал так, что это было красноречивее слов. Сигаретный дым, смешиваясь с музыкой, уплывал за окно.
– Почему ты не сказал раньше, куда плавал с ней?
– А что это изменило бы? – спросил Савин. – Ты можешь ручаться, что не стал бы стрелять? Можешь ручаться?
– Нет… – сказал Лесли после короткого молчания. – Называй меня как угодно – подонком, сволочью. Я застрелил разумное существо неизвестно из какого измерения, верно. Но, господи… – вырвалось у него едва ли не с мольбой. – Как ты не понимаешь – у меня служба, нужно же как-то завершить это дело…
– Вот ты его и завершил. Глядишь, в лейтенанты произведут.
– Замолчи! Если бы ты рассказал все раньше, я пошел бы к Диане… да, черт возьми, я бы на коленях перед ней стоял, только бы она взяла меня туда…
– И что? – спросил Савин. – Она все равно не разрешила бы взять кинокамеру, а привезенные оттуда кубки или монеты доказательством служить не могут. И Геспера ты арестовать не можешь, верно?
– Не могу, – сказал Лесли. – Даже если ты напишешь заявление об имевших место с его стороны угрозах, кто мне даст санкцию на арест? На арест главаря шайки контрабандистов, торгующих с иномерным пространством… Мы снова перед глухой стеной, и даже то, что я сегодня убил…
Что ж, подумал Савин. Теперь, когда не нужно бояться за Диану, фигур в игре осталось только две – он и Геспер. Лицом к лицу. И не нужно никуда уезжать завтра, нужно выманить противника из укрытия, вызвать огонь на себя…
– Поехали? – спросил он.
Лесли включил мотор, и машина рванулась вперед, в ночь.
День четвертый
В дверь барабанили громко и настойчиво – это и была приснившаяся Савину пулеметная пальба. Чертыхнувшись, он рывком встал и, промаргиваясь, пошел к двери, ночью он лег не раздеваясь, положив пистолет под подушку, думал, что уже не уснет, но под утро сморило все же.
Замок щелкнул, словно взводимый затвор.
– Мистер Савин? Вам срочная.
Перед ним стояла очаровательная почтмейстерша. Савин отпустил банальный комплимент, тут же забыл его, расписался и получил большой синий конверт. Захлопнул дверь, вернулся к столу и только теперь проснулся окончательно. На часах – двенадцать с половиной. Похоже, он проспал короткий тихий дождь – крохотный газон под окном влажно поблескивал. Диана, вспомнил он. Зверь – который не зверь. Автоматная очередь. Он скрючился на стуле, прижался лбом к колену, пытаясь смять, погасить вставшее перед глазами видение – на всех парусах уплывал в туман сказочный корабль, а с ним ответы на вопросы, касавшиеся только его, такого восхитительно бронированного, такого, оказывается, открытого для простых человеческих чувств. А скачка продолжалась, гремели копыта, враг был настоящим, пули тяжелыми, цель не оправдывала средств, но, безусловно, оправдывала усилия.
Он разорвал конверт, вытряхнул бланк фототелеграммы. Размашистый знакомый почерк Рауля: «Приезжай немедленно, жду в Монгеруэлле, кое-что прояснилось». Подписи не было.
Савин поднялся. Восторга он не чувствовал – отгорело. Он спустился вниз, пробегая мимо конторки, ловко повесил на ходу ключ, выскочил на крыльцо. Поежился, запахнул куртку. Обрывки серых облаков плыли над городком. Он шагнул к «гарольду».
– Мистер Савин! Эй!
К нему вприпрыжку бежал второй законспирированный полицейский агент – плащ расстегнут, шляпа едва держится на затылке. Четверо горожан, стоявшие на углу, проводили его внимательными взглядами. Савин, посмотрев на них, подумал, что впервые видит на улице такое скопление местных жителей…
– Мистер Савин! – полицейский подбежал и схватил его за рукав, словно боялся, что Савин задаст стрекача. – Я стучал, вы не открыли, я думал, вы ушли… Роб…
Он захлебывался словами…
Сержант уголовной полиции Робин Лесли (двадцать пять лет, холост, в политических партиях не состоял) застрелился на восходе солнца – точнее не смог определить время рыбак, живший рядом с участком и услышавший выстрел.
Рауль подождет, думал Савин, размашисто шагая рядом с агентом, – тот был низенький, задыхался, семенил. Подождет Рауль, главное решается здесь…
Улочки были безлюдны, но там и сям вдруг едва заметно приподнимались занавески, и Савин чуял настороженные взгляды. Теперь и он верил – они все знают что-то о тех странностях, что происходят в городке, но молчат, притворяясь друг перед другом, что жизнь течет в русле извечной тривиальности. Он был зол на них, но не решался тут же осудить, пригвоздить и заклеймить – на них давили века фанатических страхов и заброшенной отдаленности.
Все еще давили. Вряд ли они способны, дай им полную волю, отправить на костер Диану и выгнать камнями из города его, чужака, – это они оставили позади, но и от страха перед Неизвестным так и не избавились. Нет, не мог он их судить, права не имел, он всего лишь боялся меньше…
Немощеные улочки, старинные дома… Савин внимательно слушал агента. Восстановить происшедшее оказалось не так уж и трудно. После того как они вернулись в городок, Лесли пошел в участок. Сварил себе кофе, выпил немного виски, много курил, писал письма. Когда взошло солнце, сел за стол и выстрелил себе в висок из служебного пистолета марки «Конг», калибра 8,0.
Он не должен был поступать так, думал Савин, но он решил, что именно так должен поступить, он не сбежал от трудностей, он просто не мог жить с тем, что сделал…
Они подошли к участку. У дома стоял полицейский микроавтобус, полицейский в форме курил, сидя боком на сиденье, другой, в штатском, нахмуренный и злой, писал что-то, примостив папку на колене. Доктор Данвуди сидел на крыльце и прихлебывал кофе из широкогорлого, разрисованного пингвинами термоса. И никого больше, только тишина.
Агент мягко подтолкнул Савина к двери. Никто не сделал попытки воспрепятствовать, значит, так и нужно было, и Савину на секунду показалось, что это неправда, что смерти нет, сейчас все расхохочутся, распахнется дверь и выйдет Роб Лесли, веселый и совершенно живой.
Но он не вышел, потому что вокруг была реальность и ушедшие навсегда возвращаются лишь в сказках. «Я был несправедлив к нему», – подумал Савин, но агент уже открыл перед ним дверь.
Лесли сидел за столом, уронив голову на руки. Пистолет из руки у него уже вынули. Агент молча показал на три письма в запечатанных конвертах с грифом полицейского управления – один был адресован в Эдинбург, начальству, второй тоже в Эдинбург, женщине, на третьем было написано просто: «К. Савину, здесь».
Савин рванул конверт, оторвав большой кусок, запустил туда пальцы и вытащил узкий, сложенный вдвое листок. Агент деликатно приблизился, но Савин невежливо отодвинул его локтем.
«Прости, не могу иначе. Передаю эстафету».
И ничего больше, только это.
Савин щелкнул зажигалкой. Клочки бумаги неярко горели в большой глиняной пепельнице, и на щеке Лесли шевелилась тень его спутавшихся волос. Посапывал за спиной агент, слышно было, как в машине трещит рация и полицейский громко отвечает далекому голосу, что они сейчас закончат. Савин подумал: нужно сказать что-то, что-то сделать – что? Бумага догорела, остались невесомые черные чешуйки пепла.
Он повернулся, медленно вышел на крыльцо, в прохладный шотландский день.
– Хотите кофе? – спросил доктор Данвуди. – С ромом и по особому рецепту.
Савин присел рядом с ним на крыльцо, без особой охоты отхлебнул обжигающей смеси.
– Он звонил в Дублин? Или хотя бы своему начальству в Эдинбург?
– Не знаю, – сказал Савин.
– Плохо, если нет, – доктор выругался вполголоса. – Под утро какая-то сволочь подожгла больницу. Полыхнуло на совесть, – видимо, они воспользовались чем-то посерьезнее канистры с бензином. Все сгорело, один пепел остался, у нас опять ничего нет, так что никаких доказательств…
Грохнуло совсем рядом, раскатисто, страшно, они физически ощутили, как шатнула старые дома не нашедшая на узкой улице выхода взрывная волна, вышибла стекла, расплескала огонь по стенам. Клубок дымного пламени взлетел неподалеку над острыми крышами, и Савин, чуя сердцем беду, прыгнул вслед за доктором в зарычавшую мотором машину – вряд ли полицейский отреагировал так быстро, скорее всего, он включил зажигание машинально, от неожиданности.
На том месте, где стоял «гарольд» Савина, пылали вздыбленные лохмотья железа, сохранившие очень отдаленное сходство с машиной. Дымились стены отеля и дома напротив, аккуратные газончики засыпаны битым стеклом. Примчавшаяся с похвальной оперативностью небольшая пожарная машина поливала пламя пухлой струёй белой пены. Сбегались люди, Савина толкали, а он стоял как столб. Он должен был в момент взрыва оказаться там, внутри. Телеграмма, судя по всему, настоящая, но люди Геспера наверняка нашли способ с ней ознакомиться, и она прекрасно вписалась в их не такой уж замысловатый план – «гарольд» должен был взорваться на автостраде на полпути между городком и Монгеруэллом, над одним из многочисленных обрывов, пылающим комком сорваться в море, ищите следы и улики хоть до скончания времен…
Толпа понемногу разбухала. Савин выбрался из нее, подошел к микроавтобусу.
– Ну, я пошел, – сказал он сидевшему там доктору Данвуди (оба полицейских стояли в толпе). Подумав, спокойно снял с крючка над водительским местом кобуру и без угрызения совести переправил в карман полицейский пистолет и запасную обойму.
– Хотите сыграть в шерифа-одиночку?
– Ничего подобного, – сказал Савин. – Вы же практически все знаете. Поймите меня правильно. Ведь нельзя иначе. Как по-вашему, удастся мне или вам уговорить здешнюю полицию немедленно устроить засаду там, на берегу?
– Сомнительно, – покачал головой доктор после недолгого раздумья. – Вы думаете, что «те» попытаются уйти?
– Коли уж они занялись поджогами и взрывами… Их нужно поймать за руку на горячем. Отправляйтесь немедленно в Монгеруэлл к инспектору Стайну. Вы все знаете, кое-что видели сами, постарайтесь убедить их немедленно выслать опергруппу. У них, в Монгеруэлле, есть вертолеты…
– Хорошо, – сказал Данвуди. – Сматывайтесь побыстрее, сейчас вернутся полицейские. Желаю удачи. Я сделаю все, чтобы…
При одном взгляде на него становилось спокойнее – такие основательные громадины не подводят.
– Подите вы… к лепреконам, – традиционно ругнулся Савин, пробрался сквозь толпу к переулку, нырнул туда и деловой рысцой направился к дому чудака местного значения мистера Брайди. При нем были два пистолета, двадцать один патрон, немного сигарет, зажигалка и монета, которой не полагалось быть, а она тем не менее нахально существовала. Вопреки устойчивым штампам, он не чувствовал отчужденности от всех других людей и дел – просто сложилось так, что один из каверзных участков полосы препятствий предстояло преодолеть в одиночку. И только. Такая уж подвернулась полоса…
Теперь ясно, почему один за другим лопались мыльными пузырями проекты межзвездных кораблей – потому что никаких межзвездных кораблей не было и не будет. Возможно, межпланетные и останутся – оставили же себе люди велосипеды, даже изобретя более скоростные виды транспорта, – но межзвездных кораблей не будет. К далеким планетам ведут другие пути – никаких кораблей, никаких стальных скорлупок, только туннели в том самом пресловутом подпространстве, которое фантасты открыли лет сто назад и которое стало наконец реальностью. Просто туман. Просто ночь. И еще что-то, чем в конце концов научатся управлять, и это будет долгожданная дорога к самым далеким звездам…
Он позвонил. Подождал, снова нажал кнопку, и еще раз. Слышно было, как в глубине дома мелодично тренькает звонок. Никакой реакции. Савин опустил глаза – дверь была приоткрыта, всего на несколько сантиметров. В таких городишках почти никто не запирает двери уходя, но он вспомнил, что дверь закрывается довольно плотно, а эксгеограф, как большинство стариков, педантичен в мелочах.
Савин скользнул в прихожую.
– Мистер Брайди! – негромко позвал он. – Мистер Брайди!
Ноздри защекотал неприятный шершавый запах горелого – бумага, пластик, что-то еще. Савин рванул дверь.
Мистер Брайди, несчастный жюльверновский дирижер, сидел в своем любимом кресле и строго и серьезно смотрел сквозь Савина куда-то вдаль, в те манящие края, где плавают зачарованные корветы, звенят толедские клинки и древние, как Мафусаил, попугаи хрипло орут давно забытые самими флибустьерами ругательства. Крови не было. Маслянисто поблескивала затейливая золоченая рукоятка всаженного в сердце кинжала. В камине огромная куча серо-черного пепла, а полки, где хранилась картотека, пусты…
Бедный вы мой, тоскливо подумал Савин. Эта смерть была самой неправильной – жюльверновские чудаки никогда не умирали от ножа злодея, всегда находился кто-то, умеющий надежно защитить. И оттого следовало в первую очередь мстить за эту смерть… Бедный, бедный…
Безусловно, девять десятых собранных Брайди сведений и гроша ломаного не стоили, но остальное значило так много, что Геспер без колебаний пошел на очередное убийство…
Безупречно спланировано – погибает Савин, погибает Брайди, в огне исчезают картотека и труп загадочного существа, самый гениальный сыщик в растерянности останавливается перед пустотой, а Гралев остается один…
Но ведь это было бы – ненадолго. Рано или поздно, здесь или на другом конце света другие люди – сыщики, ученые, журналисты – ступят на ту же тропу… Понимает ли это противник? Противник, от поступков которого веет другим временем – прошлым, старинным, сгинувшим, – все эти распятые коты, кинжалы, монеты грубой работы, пароконные повозки… Что, если Геспер вовсе не наш современник, если он пришел из прошлого, фантастическим образом продлив жизнь?
Наверное, любой из шумерских или иерусалимских торговцев мог бы со временем приладиться и к этому веку – принципы частной торговли, ее суть остаются прежними. Людей, знающих электронику, можно просто нанять. Языкам – научиться. А вывеска – с исчезновением с деловой арены Смизерсов она остается как удобное прикрытие…
Человек, хорошо знакомый с земной историей, без труда вспомнит загадочных, словно бы не подвластных времени странников, угодивших на скрижали наверняка помимо своего желания. Они появлялись ниоткуда и уходили неизвестно куда. Они будто и не старели. Случалось, что человек, знавший их в свои юные годы, вновь вдруг встречался с ними десятилетия спустя, – только он был уже стар, а они нисколечко не изменились. Чужаки везде и всюду, не помнящие родства скитальцы, Агасферы…
Предположим, думал Савин, что есть люди, давным-давно овладевшие некими секретами пространства-времени и использовавшие эти секреты, это знание ради примитивной наживы. Законспирированная каста бродячих торговцев, сумевших как-то продлить жизнь, чтобы на протяжении столетий мотаться сквозь четвертое измерение с тюками контрабанды на спине, приспосабливаясь к любой власти, к любому строю, к любым иным мирам. Земные корабли кружат вокруг Юпитера, а для этих – ночные караваны. Люди эти всецело принадлежат прошлому, как о том свидетельствует древненаивная и древнежестокая логика их поступков.
Агасфер, подумал Савин. Было время, когда имя Агасфера, Вечного Жида, обреченного за жестокосердие по отношению к Христу на нескончаемые странствия, было вернейшей «легендой», «крышей». Вздумай кто-либо прикрыться этим именем, это надежно избавляло от необходимости придумывать более изощренные версии. История хранит память о таинственных бродягах, именовавших себя Агасферами, – за последнюю тысячу лет они появлялись неоднократно: в Англии, во Франции, в Богемии, в Московии, на Арабском Востоке, при папском дворе, в Америке. Вена, Испания, Армения, Любек, Париж, Гамбург, Брюссель… Цели их, как и род занятий, остались тогда неизвестными. Один это был человек или несколько? Пойди теперь установи…
Человек, долго проживший под каким-то именем, привыкает к нему и, может случиться, меняя его в очередной раз, оставит в новом что-то от прежнего. Или подберет созвучное. Агасфер – Гасфер – Гесфер – Геспер… Проложивший сквозь века и пространства разбойничье-торгашескую стежку. Шальная гипотеза, даже чересчур. Но если она имеет какое-то отношение к истине?
Ну что же, пора.
Он шагнул было прочь и остановился. Из-под двери в другую комнату, где Савин еще не был, тянулась короткая багровая полоска. Савин потянул на себя ручку.
Инспектор Пент, в той же форме моряка торгового флота, лежал навзничь головой к двери, разбросав сильные руки. Широко раскрытые глаза уставились в потолок, светлые волосы над правым виском слиплись от крови – все ясно с первого взгляда, ничем уже не помочь, поздно…
Бормоча самые страшные ругательства, какие только знал, Савин встал на колени рядом с трупом и без колебаний расстегнул китель. Кроме обычных мелочей, какие можно найти в карманах едва ли не каждого мужчины, он обнаружил серьезное оружие, из которого можно было стрелять и очередями, – пятнадцатизарядный «вигланд» с удлиненным стволом в кобуре под мышкой. И удостоверение Международной службы безопасности – старший следователь управления «Дельта» (Европа) капитан Манолис Сгурос. Вот так…
Он ощутил страшную опустошенность и одиночество, почувствовал себя одиночкой под наведенными издалека стволами.
Однако он справился с собой, превозмог слабость и тоску. Его теперешнее положение не имело ничего общего с ковбойскими фильмами, где шериф-одиночка грустно тащится на заморенном коне меж равнодушных отрогов Большого Каньона Колорадо. Ничего похожего. Просто умный и опасный враг метким огнем проредил ряды атакующих, но атака не имеет права захлебнуться, пока жив хоть один человек. А он ведь был не один…
Савин поднялся с колен, сбросил куртку и надел под нее кобуру с «вигландом» – карманы и так оттягивали два пистолета. Значит, МСБ заинтересовалась, не исключено, что и Стайн оттуда… Скорее всего, они не знают ничего конкретного, но поняли, что здесь происходит что-то неладное. Это облегчает задачу доктору Данвуди… но можно ведь и самому!
Он прошел в комнату, где сидел мертвый Брайди, полистал справочник и снял телефонную трубку.
– Уголовная полиция Монгеруэлла, – сразу же откликнулся деловитый голос.
– Мне нужен инспектор Стайн.
– В управлении его нет. Он будет через час.
– Где же он?
– Кто говорит?
– Где он, я вас спрашиваю?
– Кто говорит? Не вешайте трубку.
– И не собираюсь, – сказал Савин. – Вы можете срочно его отыскать?
– Кто говорит? – в третий раз спросил дежурный, судя по голосу очень молодой и оттого ревностно соблюдавший все правила.
– Я говорю, – сказал Савин. – А вы слушайте. Немедленно найдите Стайна. Сообщите ему, что капитан Сгурос убит. Возможно, Сгурос был известен и вам как инспектор Пент…
В трубке явственно прозвучал короткий гудок особого тона – дежурный подключил к селектору кого-то еще. А парень не такой уж болван, молодец парень, подумал Савин и продолжал:
– Скажите ему, что преступники бегут. Я попытаюсь их задержать, но я не супермен, и у меня нет пулемета…
– Кто говорит? – ворвался другой голос.
– Савин, – сказал Савин. – Может быть, слышали?
– Откуда вы говорите?
– Установите номер, дело минутное, – сказал Савин. – Трубку я не положу, оставлю рядом с телефоном. Сейчас к вам приедет доктор Данвуди и объяснит все подробно. Здесь два трупа.
– Вы можете подробнее? Я пошлю сейчас же машины отыскать Стайна…
– У меня нет времени, – сказал Савин. – Посылайте вертолеты как можно быстрей. У меня все.
Он положил трубку рядом с телефоном и решительно пошел к двери. Нужно торопиться. Без всякого сомнения, Геспер и его люди попытаются уйти туда, где земное правосудие бессильно. Уйти немедленно, в этом убеждают все совершенные ими за последние часы гнусности, – и то, что они подожгли больницу, и то, что подложили бомбу в машину Савина, и то, что убили Брайди и Сгуроса, и то, что уничтожили картотеку. И то, что они даже не стали обыскивать мертвого Сгуроса – им наплевать уже на все, что происходит здесь, на этом берегу, который они считают навеки покинутым. Правда, до ночного тумана еще далеко, но, видимо, есть другой способ уйти к тому берегу сейчас, средь бела дня, иначе не обнаглел бы так Геспер… Так что нужно поторапливаться.
Замок щелкнул, словно взводимый затвор.
– Мистер Савин? Вам срочная.
Перед ним стояла очаровательная почтмейстерша. Савин отпустил банальный комплимент, тут же забыл его, расписался и получил большой синий конверт. Захлопнул дверь, вернулся к столу и только теперь проснулся окончательно. На часах – двенадцать с половиной. Похоже, он проспал короткий тихий дождь – крохотный газон под окном влажно поблескивал. Диана, вспомнил он. Зверь – который не зверь. Автоматная очередь. Он скрючился на стуле, прижался лбом к колену, пытаясь смять, погасить вставшее перед глазами видение – на всех парусах уплывал в туман сказочный корабль, а с ним ответы на вопросы, касавшиеся только его, такого восхитительно бронированного, такого, оказывается, открытого для простых человеческих чувств. А скачка продолжалась, гремели копыта, враг был настоящим, пули тяжелыми, цель не оправдывала средств, но, безусловно, оправдывала усилия.
Он разорвал конверт, вытряхнул бланк фототелеграммы. Размашистый знакомый почерк Рауля: «Приезжай немедленно, жду в Монгеруэлле, кое-что прояснилось». Подписи не было.
Савин поднялся. Восторга он не чувствовал – отгорело. Он спустился вниз, пробегая мимо конторки, ловко повесил на ходу ключ, выскочил на крыльцо. Поежился, запахнул куртку. Обрывки серых облаков плыли над городком. Он шагнул к «гарольду».
– Мистер Савин! Эй!
К нему вприпрыжку бежал второй законспирированный полицейский агент – плащ расстегнут, шляпа едва держится на затылке. Четверо горожан, стоявшие на углу, проводили его внимательными взглядами. Савин, посмотрев на них, подумал, что впервые видит на улице такое скопление местных жителей…
– Мистер Савин! – полицейский подбежал и схватил его за рукав, словно боялся, что Савин задаст стрекача. – Я стучал, вы не открыли, я думал, вы ушли… Роб…
Он захлебывался словами…
Сержант уголовной полиции Робин Лесли (двадцать пять лет, холост, в политических партиях не состоял) застрелился на восходе солнца – точнее не смог определить время рыбак, живший рядом с участком и услышавший выстрел.
Рауль подождет, думал Савин, размашисто шагая рядом с агентом, – тот был низенький, задыхался, семенил. Подождет Рауль, главное решается здесь…
Улочки были безлюдны, но там и сям вдруг едва заметно приподнимались занавески, и Савин чуял настороженные взгляды. Теперь и он верил – они все знают что-то о тех странностях, что происходят в городке, но молчат, притворяясь друг перед другом, что жизнь течет в русле извечной тривиальности. Он был зол на них, но не решался тут же осудить, пригвоздить и заклеймить – на них давили века фанатических страхов и заброшенной отдаленности.
Все еще давили. Вряд ли они способны, дай им полную волю, отправить на костер Диану и выгнать камнями из города его, чужака, – это они оставили позади, но и от страха перед Неизвестным так и не избавились. Нет, не мог он их судить, права не имел, он всего лишь боялся меньше…
Немощеные улочки, старинные дома… Савин внимательно слушал агента. Восстановить происшедшее оказалось не так уж и трудно. После того как они вернулись в городок, Лесли пошел в участок. Сварил себе кофе, выпил немного виски, много курил, писал письма. Когда взошло солнце, сел за стол и выстрелил себе в висок из служебного пистолета марки «Конг», калибра 8,0.
Он не должен был поступать так, думал Савин, но он решил, что именно так должен поступить, он не сбежал от трудностей, он просто не мог жить с тем, что сделал…
Они подошли к участку. У дома стоял полицейский микроавтобус, полицейский в форме курил, сидя боком на сиденье, другой, в штатском, нахмуренный и злой, писал что-то, примостив папку на колене. Доктор Данвуди сидел на крыльце и прихлебывал кофе из широкогорлого, разрисованного пингвинами термоса. И никого больше, только тишина.
Агент мягко подтолкнул Савина к двери. Никто не сделал попытки воспрепятствовать, значит, так и нужно было, и Савину на секунду показалось, что это неправда, что смерти нет, сейчас все расхохочутся, распахнется дверь и выйдет Роб Лесли, веселый и совершенно живой.
Но он не вышел, потому что вокруг была реальность и ушедшие навсегда возвращаются лишь в сказках. «Я был несправедлив к нему», – подумал Савин, но агент уже открыл перед ним дверь.
Лесли сидел за столом, уронив голову на руки. Пистолет из руки у него уже вынули. Агент молча показал на три письма в запечатанных конвертах с грифом полицейского управления – один был адресован в Эдинбург, начальству, второй тоже в Эдинбург, женщине, на третьем было написано просто: «К. Савину, здесь».
Савин рванул конверт, оторвав большой кусок, запустил туда пальцы и вытащил узкий, сложенный вдвое листок. Агент деликатно приблизился, но Савин невежливо отодвинул его локтем.
«Прости, не могу иначе. Передаю эстафету».
И ничего больше, только это.
Савин щелкнул зажигалкой. Клочки бумаги неярко горели в большой глиняной пепельнице, и на щеке Лесли шевелилась тень его спутавшихся волос. Посапывал за спиной агент, слышно было, как в машине трещит рация и полицейский громко отвечает далекому голосу, что они сейчас закончат. Савин подумал: нужно сказать что-то, что-то сделать – что? Бумага догорела, остались невесомые черные чешуйки пепла.
Он повернулся, медленно вышел на крыльцо, в прохладный шотландский день.
– Хотите кофе? – спросил доктор Данвуди. – С ромом и по особому рецепту.
Савин присел рядом с ним на крыльцо, без особой охоты отхлебнул обжигающей смеси.
– Он звонил в Дублин? Или хотя бы своему начальству в Эдинбург?
– Не знаю, – сказал Савин.
– Плохо, если нет, – доктор выругался вполголоса. – Под утро какая-то сволочь подожгла больницу. Полыхнуло на совесть, – видимо, они воспользовались чем-то посерьезнее канистры с бензином. Все сгорело, один пепел остался, у нас опять ничего нет, так что никаких доказательств…
Грохнуло совсем рядом, раскатисто, страшно, они физически ощутили, как шатнула старые дома не нашедшая на узкой улице выхода взрывная волна, вышибла стекла, расплескала огонь по стенам. Клубок дымного пламени взлетел неподалеку над острыми крышами, и Савин, чуя сердцем беду, прыгнул вслед за доктором в зарычавшую мотором машину – вряд ли полицейский отреагировал так быстро, скорее всего, он включил зажигание машинально, от неожиданности.
На том месте, где стоял «гарольд» Савина, пылали вздыбленные лохмотья железа, сохранившие очень отдаленное сходство с машиной. Дымились стены отеля и дома напротив, аккуратные газончики засыпаны битым стеклом. Примчавшаяся с похвальной оперативностью небольшая пожарная машина поливала пламя пухлой струёй белой пены. Сбегались люди, Савина толкали, а он стоял как столб. Он должен был в момент взрыва оказаться там, внутри. Телеграмма, судя по всему, настоящая, но люди Геспера наверняка нашли способ с ней ознакомиться, и она прекрасно вписалась в их не такой уж замысловатый план – «гарольд» должен был взорваться на автостраде на полпути между городком и Монгеруэллом, над одним из многочисленных обрывов, пылающим комком сорваться в море, ищите следы и улики хоть до скончания времен…
Толпа понемногу разбухала. Савин выбрался из нее, подошел к микроавтобусу.
– Ну, я пошел, – сказал он сидевшему там доктору Данвуди (оба полицейских стояли в толпе). Подумав, спокойно снял с крючка над водительским местом кобуру и без угрызения совести переправил в карман полицейский пистолет и запасную обойму.
– Хотите сыграть в шерифа-одиночку?
– Ничего подобного, – сказал Савин. – Вы же практически все знаете. Поймите меня правильно. Ведь нельзя иначе. Как по-вашему, удастся мне или вам уговорить здешнюю полицию немедленно устроить засаду там, на берегу?
– Сомнительно, – покачал головой доктор после недолгого раздумья. – Вы думаете, что «те» попытаются уйти?
– Коли уж они занялись поджогами и взрывами… Их нужно поймать за руку на горячем. Отправляйтесь немедленно в Монгеруэлл к инспектору Стайну. Вы все знаете, кое-что видели сами, постарайтесь убедить их немедленно выслать опергруппу. У них, в Монгеруэлле, есть вертолеты…
– Хорошо, – сказал Данвуди. – Сматывайтесь побыстрее, сейчас вернутся полицейские. Желаю удачи. Я сделаю все, чтобы…
При одном взгляде на него становилось спокойнее – такие основательные громадины не подводят.
– Подите вы… к лепреконам, – традиционно ругнулся Савин, пробрался сквозь толпу к переулку, нырнул туда и деловой рысцой направился к дому чудака местного значения мистера Брайди. При нем были два пистолета, двадцать один патрон, немного сигарет, зажигалка и монета, которой не полагалось быть, а она тем не менее нахально существовала. Вопреки устойчивым штампам, он не чувствовал отчужденности от всех других людей и дел – просто сложилось так, что один из каверзных участков полосы препятствий предстояло преодолеть в одиночку. И только. Такая уж подвернулась полоса…
Теперь ясно, почему один за другим лопались мыльными пузырями проекты межзвездных кораблей – потому что никаких межзвездных кораблей не было и не будет. Возможно, межпланетные и останутся – оставили же себе люди велосипеды, даже изобретя более скоростные виды транспорта, – но межзвездных кораблей не будет. К далеким планетам ведут другие пути – никаких кораблей, никаких стальных скорлупок, только туннели в том самом пресловутом подпространстве, которое фантасты открыли лет сто назад и которое стало наконец реальностью. Просто туман. Просто ночь. И еще что-то, чем в конце концов научатся управлять, и это будет долгожданная дорога к самым далеким звездам…
Он позвонил. Подождал, снова нажал кнопку, и еще раз. Слышно было, как в глубине дома мелодично тренькает звонок. Никакой реакции. Савин опустил глаза – дверь была приоткрыта, всего на несколько сантиметров. В таких городишках почти никто не запирает двери уходя, но он вспомнил, что дверь закрывается довольно плотно, а эксгеограф, как большинство стариков, педантичен в мелочах.
Савин скользнул в прихожую.
– Мистер Брайди! – негромко позвал он. – Мистер Брайди!
Ноздри защекотал неприятный шершавый запах горелого – бумага, пластик, что-то еще. Савин рванул дверь.
Мистер Брайди, несчастный жюльверновский дирижер, сидел в своем любимом кресле и строго и серьезно смотрел сквозь Савина куда-то вдаль, в те манящие края, где плавают зачарованные корветы, звенят толедские клинки и древние, как Мафусаил, попугаи хрипло орут давно забытые самими флибустьерами ругательства. Крови не было. Маслянисто поблескивала затейливая золоченая рукоятка всаженного в сердце кинжала. В камине огромная куча серо-черного пепла, а полки, где хранилась картотека, пусты…
Бедный вы мой, тоскливо подумал Савин. Эта смерть была самой неправильной – жюльверновские чудаки никогда не умирали от ножа злодея, всегда находился кто-то, умеющий надежно защитить. И оттого следовало в первую очередь мстить за эту смерть… Бедный, бедный…
Безусловно, девять десятых собранных Брайди сведений и гроша ломаного не стоили, но остальное значило так много, что Геспер без колебаний пошел на очередное убийство…
Безупречно спланировано – погибает Савин, погибает Брайди, в огне исчезают картотека и труп загадочного существа, самый гениальный сыщик в растерянности останавливается перед пустотой, а Гралев остается один…
Но ведь это было бы – ненадолго. Рано или поздно, здесь или на другом конце света другие люди – сыщики, ученые, журналисты – ступят на ту же тропу… Понимает ли это противник? Противник, от поступков которого веет другим временем – прошлым, старинным, сгинувшим, – все эти распятые коты, кинжалы, монеты грубой работы, пароконные повозки… Что, если Геспер вовсе не наш современник, если он пришел из прошлого, фантастическим образом продлив жизнь?
Наверное, любой из шумерских или иерусалимских торговцев мог бы со временем приладиться и к этому веку – принципы частной торговли, ее суть остаются прежними. Людей, знающих электронику, можно просто нанять. Языкам – научиться. А вывеска – с исчезновением с деловой арены Смизерсов она остается как удобное прикрытие…
Человек, хорошо знакомый с земной историей, без труда вспомнит загадочных, словно бы не подвластных времени странников, угодивших на скрижали наверняка помимо своего желания. Они появлялись ниоткуда и уходили неизвестно куда. Они будто и не старели. Случалось, что человек, знавший их в свои юные годы, вновь вдруг встречался с ними десятилетия спустя, – только он был уже стар, а они нисколечко не изменились. Чужаки везде и всюду, не помнящие родства скитальцы, Агасферы…
Предположим, думал Савин, что есть люди, давным-давно овладевшие некими секретами пространства-времени и использовавшие эти секреты, это знание ради примитивной наживы. Законспирированная каста бродячих торговцев, сумевших как-то продлить жизнь, чтобы на протяжении столетий мотаться сквозь четвертое измерение с тюками контрабанды на спине, приспосабливаясь к любой власти, к любому строю, к любым иным мирам. Земные корабли кружат вокруг Юпитера, а для этих – ночные караваны. Люди эти всецело принадлежат прошлому, как о том свидетельствует древненаивная и древнежестокая логика их поступков.
Агасфер, подумал Савин. Было время, когда имя Агасфера, Вечного Жида, обреченного за жестокосердие по отношению к Христу на нескончаемые странствия, было вернейшей «легендой», «крышей». Вздумай кто-либо прикрыться этим именем, это надежно избавляло от необходимости придумывать более изощренные версии. История хранит память о таинственных бродягах, именовавших себя Агасферами, – за последнюю тысячу лет они появлялись неоднократно: в Англии, во Франции, в Богемии, в Московии, на Арабском Востоке, при папском дворе, в Америке. Вена, Испания, Армения, Любек, Париж, Гамбург, Брюссель… Цели их, как и род занятий, остались тогда неизвестными. Один это был человек или несколько? Пойди теперь установи…
Человек, долго проживший под каким-то именем, привыкает к нему и, может случиться, меняя его в очередной раз, оставит в новом что-то от прежнего. Или подберет созвучное. Агасфер – Гасфер – Гесфер – Геспер… Проложивший сквозь века и пространства разбойничье-торгашескую стежку. Шальная гипотеза, даже чересчур. Но если она имеет какое-то отношение к истине?
Ну что же, пора.
Он шагнул было прочь и остановился. Из-под двери в другую комнату, где Савин еще не был, тянулась короткая багровая полоска. Савин потянул на себя ручку.
Инспектор Пент, в той же форме моряка торгового флота, лежал навзничь головой к двери, разбросав сильные руки. Широко раскрытые глаза уставились в потолок, светлые волосы над правым виском слиплись от крови – все ясно с первого взгляда, ничем уже не помочь, поздно…
Бормоча самые страшные ругательства, какие только знал, Савин встал на колени рядом с трупом и без колебаний расстегнул китель. Кроме обычных мелочей, какие можно найти в карманах едва ли не каждого мужчины, он обнаружил серьезное оружие, из которого можно было стрелять и очередями, – пятнадцатизарядный «вигланд» с удлиненным стволом в кобуре под мышкой. И удостоверение Международной службы безопасности – старший следователь управления «Дельта» (Европа) капитан Манолис Сгурос. Вот так…
Он ощутил страшную опустошенность и одиночество, почувствовал себя одиночкой под наведенными издалека стволами.
Однако он справился с собой, превозмог слабость и тоску. Его теперешнее положение не имело ничего общего с ковбойскими фильмами, где шериф-одиночка грустно тащится на заморенном коне меж равнодушных отрогов Большого Каньона Колорадо. Ничего похожего. Просто умный и опасный враг метким огнем проредил ряды атакующих, но атака не имеет права захлебнуться, пока жив хоть один человек. А он ведь был не один…
Савин поднялся с колен, сбросил куртку и надел под нее кобуру с «вигландом» – карманы и так оттягивали два пистолета. Значит, МСБ заинтересовалась, не исключено, что и Стайн оттуда… Скорее всего, они не знают ничего конкретного, но поняли, что здесь происходит что-то неладное. Это облегчает задачу доктору Данвуди… но можно ведь и самому!
Он прошел в комнату, где сидел мертвый Брайди, полистал справочник и снял телефонную трубку.
– Уголовная полиция Монгеруэлла, – сразу же откликнулся деловитый голос.
– Мне нужен инспектор Стайн.
– В управлении его нет. Он будет через час.
– Где же он?
– Кто говорит?
– Где он, я вас спрашиваю?
– Кто говорит? Не вешайте трубку.
– И не собираюсь, – сказал Савин. – Вы можете срочно его отыскать?
– Кто говорит? – в третий раз спросил дежурный, судя по голосу очень молодой и оттого ревностно соблюдавший все правила.
– Я говорю, – сказал Савин. – А вы слушайте. Немедленно найдите Стайна. Сообщите ему, что капитан Сгурос убит. Возможно, Сгурос был известен и вам как инспектор Пент…
В трубке явственно прозвучал короткий гудок особого тона – дежурный подключил к селектору кого-то еще. А парень не такой уж болван, молодец парень, подумал Савин и продолжал:
– Скажите ему, что преступники бегут. Я попытаюсь их задержать, но я не супермен, и у меня нет пулемета…
– Кто говорит? – ворвался другой голос.
– Савин, – сказал Савин. – Может быть, слышали?
– Откуда вы говорите?
– Установите номер, дело минутное, – сказал Савин. – Трубку я не положу, оставлю рядом с телефоном. Сейчас к вам приедет доктор Данвуди и объяснит все подробно. Здесь два трупа.
– Вы можете подробнее? Я пошлю сейчас же машины отыскать Стайна…
– У меня нет времени, – сказал Савин. – Посылайте вертолеты как можно быстрей. У меня все.
Он положил трубку рядом с телефоном и решительно пошел к двери. Нужно торопиться. Без всякого сомнения, Геспер и его люди попытаются уйти туда, где земное правосудие бессильно. Уйти немедленно, в этом убеждают все совершенные ими за последние часы гнусности, – и то, что они подожгли больницу, и то, что подложили бомбу в машину Савина, и то, что убили Брайди и Сгуроса, и то, что уничтожили картотеку. И то, что они даже не стали обыскивать мертвого Сгуроса – им наплевать уже на все, что происходит здесь, на этом берегу, который они считают навеки покинутым. Правда, до ночного тумана еще далеко, но, видимо, есть другой способ уйти к тому берегу сейчас, средь бела дня, иначе не обнаглел бы так Геспер… Так что нужно поторапливаться.