Кроме того, сын его Гэн держал в руках Полуму, а это больше чем что бы то ни было на свете говорило о честных намерениях макололо. Да и Сешеке тоже устал от войны, он тоже был рад положить конец боям, потому что победы давались ему ценой очень тяжких потерь. Наконец, как и Магопо, он искренне полюбил Александра и сразу растолковал своему новому союзнику, что собой представляет Сэм Смит. Магопо увидел, что стал жертвой жулика, и страшно рассердился, потому что это был удар по его самолюбию. Думать, что ты заручился содействием бесстрашного и честного белого, из таких, каким был Дауд, и вместо храброго и бескорыстного вождя, которому ты обязан жизнью, получить лишь подделку! Да, тут самый спокойный кафр и тот изошел бы желчью.
   Целый рой соображений пронесся в голове у Магопо, и все они были не в пользу Сэма Смита. Александр старался во что бы то ни стало поддержать мир между черными племенами, он не пил, мало ел и никогда не намекал на сокровища кафрских королей. А этот, напротив, с самого начала стал подстрекать батоков к нападению на макололо и сам предложил Магопо свои услуги. Кроме того, он пил, как лошадь, жрал, как настоящий англичанин, и все время приставал с расспросами относительно клада, зарытого на острове баримов.
   Нет, конечно, такой человек не имел с белым вождем ничего общего, кроме разве только черт лица. Цвет кожи спасал его от расправы, но надо было как можно скорей закрыть ему доступ в Котлу и вежливо выпроводить его. И поскорей. Пиво могло перегреться; воины чувствовали в ногах зуд — предвестник бешеной пляски, — надо было поскорей кончать.
   И все было сделано быстро. Мастер Смит внезапно увидел, что вокруг него образуется пустота, он понял, что игра проиграна и что всякая настойчивость может плохо для него кончиться. Об этом говорили полные ненависти взгляды воинов, которые он ловил на себе. Он пытался изобразить равнодушие, которого далеко не испытывал, видя крушение своих надежд, и радовался только тому, что дешево отделался. Сэм Смит гордо повернулся на каблуках и ушел в сторону реки.
   — В конце концов, — сказал он в утешение самому себе, — я все-таки не потерял сегодняшний день даром. Я продал ружье этому французу по довольно выгодной цене. Хе-хе! Я становлюсь честным купцом. А не было ли бы, в самом деле, выгодней заниматься честной торговлей, чем моим нынешним промыслом, который все-таки стал слишком опасным? Надо подумать. После! Этот чернокожий глупец столько наговорил мне о кладе, что я весь горю. И надеюсь найти его, ибо, в общем, я имею довольно точные сведения… Да, но у меня нет оружия. Надо пойти поискать в тайничке. У меня там припрятано великолепное нарезное ружье Гринера. Затем надо будет серьезно приняться за поиски. К несчастью, я один. В этом всегда была моя сила, а сегодня я об этом жалею — впервые в жизни. Если бы я мог найти трех компаньонов, вроде этих трех французов, то вчетвером мы бы целое царство завоевали! Но вот беда — эти джентльмены полны предрассудков! Постой-ка! А буры? По-моему, вполне подходящие ребята! Черт возьми, об этом стоит подумать. Они где-то недалеко отсюда и, должно быть, высматривают какое-нибудь дельце повыгодней. Надо их найти. Это нетрудно. Ими, к сожалению, заправляет этот мерзавец Джемс Виллис. Я его сразу узнал, хоть он вырядился миссионером. Интересно, для чего именно они объединились? Во всяком случае, с Джемсом Виллисом я должен покончить. Мошенник давно это заслужил. И я его пристукну во что бы то ни стало. Когда те болваны не будут находиться под его влиянием, я сделаю с ним что захочу. Итак, все в порядке. Схожу к себе на склад, а потом займемся фирмой «Смит и Компания».
   Смиту удивительно повезло. Неподалеку от водопада, в укромном, скрытом от глаз месте, у него был тайничок, в котором он прятал все, что удавалось награбить. Смит взял здесь оружие и снаряжение и на обратном пути увидел на прибрежном песке следы. Он остановился как вкопанный, сочно выругался и расхохотался во все горло. Никакой ошибки быть не могло: три отчетливо видных следа спускались прямо к реке. Два из них сказали бы любому наблюдателю, что здесь прошли не люди, а мастодонты в человеческом облике. Шаги были необычайной длины; вмятины, оставленные огромными ножищами, были такие, что в них можно было бы поместить футляр от скрипки. Такие ноги должны были служить опорой для тела необыкновенной величины и веса. Третий след, гораздо более мелкий и легкий, очевидно, принадлежал человеку среднего роста, который семенил ногами.
   — Двое буров, — пробормотал Смит, снова пускаясь в путь, и прибавил глухим голосом: — И Джемс Виллис.
   При этом суровая складка легла у него на лбу.
   — Мерзавец! И походочка все та же, что на Трид -Миле.
   Эти слова требуют некоего пояснения. До 1873 года во Франции каторжников приковывали по две пары к одной цепи; кроме того, им надевали на ноги стальные кольца, к которым прикрепляли еще одну цепь. На этой цепи висело тяжелое ядро. Каторжник волочил его за собой по земле вплоть до полного отбытия срока. Постоянное усилие, которое для этого нужно было делать, вырабатывало у заключенных особую походку, от которой они не могли отделаться даже после освобождения. Они по старой привычке волочили ногу, к которой некогда было приковано ядро. Для полиции это служило важной приметой, по которой она узнавала рецидивистов.
   В Англии, где исправительная система резко отличается от системы французской, заключенному оставлена свобода движений. Однако не думайте, что англичане, всегда кичащиеся своим человеколюбием, создали у себя в местах заключения такую уж сладкую жизнь. Как люди практичные, они решили не растрачивать попусту человеческие силы, не заставлять осужденных бессмысленно волочить за собой тяжелое ядро, а извлекать из них пользу. В каждой английской тюрьме установлено для этой цели несколько больших колес
   — таких, какие приводят в движение водяные мельницы. Это и есть Трид-Мил. Здесь во всем блеске проявилась англосаксонская изобретательность. Заключенный должен приводить колесо в движение несколько часов подряд. Человека ставят на плицу. Естественно, она опускается. Тогда он должен немедленно прыгнуть на следующую плицу, иначе у него будут переломаны ноги. Так он должен прыгать с одной плицы на другую, пока не выполнит свой урок. Колесо вращается быстро, но не подумайте, что заключенный может замедлить его движение. Адская плица все время уходит у него из-под ног, и подходит другая. Он должен либо продолжать прыгать, либо станет калекой. Эти упражнения, этот бег на месте по движущейся поверхности вырабатывают у английского заключенного мелкий, прыгающий шаг, который, в общем, напоминает походку «воспитанника» французской каторги.
   Сэму Смиту все это было отлично известно, и он сразу узнал по следам нервную, прыгающую походку, от которой его преподобие — он же Джемс Виллис
   — не смог отделаться несмотря на все старания.
   Сэм Смит и не надеялся, что ему удастся так легко найти всю тройку. Теперь он пошел по следу и недалеко от реки услышал шум, который заставил его насторожиться.
   — Вот они, мои молодчики! — пробормотал Смит. — Какие, однако, жалкие дураки! Ну разве можно орать так громко? Они как будто и не подозревают, что вода отражает звук и делает его слышным очень далеко.
   Мы уже видели выше, как ловко Смит использовал положение, как он выведал тайну у трех компаньонов, с какой жестокостью он отомстил своему врагу и как зуботычины помогли ему завоевать симпатии буров.
   Когда Корнелис, Питер и их новый хозяин заметили исчезновение пироги, они не стали тратить время на бесплодные взаимные упреки. Все трое поняли, что за ними следят и что им грозит опасность. Они не знали, какая именно и с чьей стороны, но от этого она только казалась больше. Каждый свернул свое оружие и снаряжение в тючок и устроил его у себя на голове. В таком виде все трое потихоньку вошли в воду. Спустя несколько минут они благополучно выбрались на берег, оставив его преподобие на дереве. Рот у него был заткнут, и он задыхался. Его буквально свело от бессильной ярости, и все тело ныло от боли. Его преподобие считал себя погибшим, он видел приближение неминуемой смерти и все же пытался выторговать у нее хоть небольшую отсрочку.
   Однако, если он и оцепенел, едва увидев Смита, то уход грабителя помог ему снова обрести обычное хладнокровие, ничуть не соответствовавшее ужасу его положения. Он решил немедленно освободиться от пут, причинявших ему тяжкие боли, используя для этого приемы, которые знал по своему старому опыту каторжника.
   Внезапно он стал различать слабое, но непрерывное потрескивание и снова пришел в ужас.
   Эти странные звуки раздавались у подножия того самого дерева, на которое его взгромоздил Сэм Смит, и обезумевшему пастору снова почудилось нашествие змей. Но нет, ползание змей по дереву сопровождается шуршанием, не похожим на звуки, которые его испугали. Одновременно он услышал какой-то особенный, острый запах, который медленно поднимался и насыщал пропитанный сыростью воздух.
   Его преподобие сразу узнал муравьиную кислоту, обильно выделяемую некоторыми видами муравьев. Он задрожал при мысли об ужасной пытке, которая его ждет, если на него набросятся эти жестокие перепончатокрылые насекомые. Не то чтобы была так опасна выделяемая ими кислота, но африканские муравьи ужасно прожорливы, и опасность заключается в их неисчислимом множестве. Не раз случалось, что крупные животные, как лошади, быки и даже раненые слоны, попадавшиеся на пути прохождения муравьиной колонны, погибали за одну ночь: их съедали миллионы маленьких насекомых и оставляли начисто обглоданные скелеты.
   Его преподобие знал это. Густой запах говорил ему, какое множество насекомых на него надвигается. Он понимал, что будет съеден заживо.
   Пусть читатель не подумает, что мы что-нибудь преувеличиваем. Доктор Ливингстон часто встречал крупных черных муравьев, имеющих до двадцати пяти миллиметров в длину. Туземцы называют их «лешониа». Подумайте сами, какие опустошения может произвести, армия этих лешониа, густо покрывающая площадь длиной в триста и даже четыреста метров и шириной в пятьдесят метров. Тогда вы сможете понять, какой страх охватил Джемса Виллиса.
   Рот у него был заткнут, но все же он глухо зарычал, когда почувствовал, что по ногам у него ползут тысячи проворных лапок. Он испытывал острую боль в ноге, точно его ущипнули стальные клещи. Кусок кожи был сорван, муравьи начали свое пиршество. Его преподобие стал судорожно корчиться и напрягать до предела все свои онемевшие члены, но Смит, связывая его, вспомнил свое старое матросское ремесло и завязал такие узлы, которые не поддавались никаким усилиям.
   Муравьи, возбужденные запахом крови, с одинаковой жадностью пожирали и тело, и одежду, и даже кожаную обувь. Бандита брала приступом целая армия, она захватила его с головы до ног. Как мы уже сказали, ему в рот воткнули тряпку. Концы ее отчасти прикрывали лицо. Но скоро и оно будет искусано муравьями, затем язык, глаза, а он ничего не может предпринять против маленьких челюстей, которые держат его и не выпускают.
   Вот она, стало быть, месть Сэма Смита!
   Чтобы отдалить эту роковую минуту, Джемс Виллис машинально откинул голову назад, сделал невероятное и болезненное усилие и почувствовал, что его руки свободны. Тут не могло быть никакого самообмана, обе его руки освободились и получили возможность действовать! Прожорливые насекомые сами сделали то, чего не могли сделать его исступленные усилия. Живые клещи в одну минуту обратили в паклю те крепкие путы, которые стягивали ему запястья.
   Увидев себя наполовину свободным, он прежде всего подумал о том, чтобы выдернуть кляп у себя изо рта, освободить ноги и побежать к реке. Что теперь значила для него опасность нарваться на кайманов, гиппопотамов, пресноводных акул или водяных змей! Сейчас главное было поскорей избавиться от страшной пытки.
   Но он не успел приступить к исполнению этого плана. Дерево, на котором он находился, подмыло наводнением, оно закачалось и с шумом рухнуло.
   Дерево стояло на самом конце косы. Ствол средней толщины поддерживал густой зеленый купол. По удивительной случайности дерево упало ветвями в воду, благодаря чему прежде всего прекратилась мучительная пытка его преподобия. Первой заботой Джемса Виллиса было взобраться на ветвь, за которую он ухватился. Освежившись благодаря благотворному погружению в воду и сам не веря своему счастью, он, однако, с ужасом заметил, что дерево, подхваченное течением, плыло, медленно кружась, по направлению к водопаду.
   Тут лжемиссионер произнес богохульное ругательство. Однако он не оставался пассивным: держась рукой за свою ветвь, он старался высвободить ноги. Если бы это ему удалось, он мог бы либо переплыть реку по диагонали, либо пристать к одному из островков, каких на реке было много.
   Но ему решительно не везло, ибо муравьи, его бессознательные освободители, перегрызли только те путы, которыми у него были связаны руки. Все же остальные остались целы и в воде они так набрякли, что развязать узлы было положительно невозможно. К тому же Смит совершенно обезоружил его преподобие и не оставил ему хотя бы карманного ножа, которым он мог бы их перерезать. И наконец, в довершение всех бед островки, на которые он рассчитывал, были затоплены и скрылись под водой. Так что Джемс Виллис потерял всякую надежду.
   Тем временем его дерево стало игрушкой волн и неслось со все возраставшей, головокружительной быстротой. Попав в полосу прибоя, оно поплыло, кружась и вертясь. У верхней губы водопада оно на минуту задержалось, повернулось два или три раза вокруг своей оси, попало во встречное течение, стремительно понеслось в боковой проток и упало в бездну. Его преподобие, уже наполовину задохшийся, оглушенный грохотом, похолодевший от ужаса, закрыл глаза и потерял сознание.


6



Сила и слабость человеческого организма. — Кривая вывезла. — В угольной пещере. — Неожиданность, — Подземный ход. — Тайный склад. — Углубление в почве. — Еще один тайник. — Что иногда содержится в бочонке из-под анчоусов. — Шкатулка, достойная султана или набоба. — Золото!.. Алмазы!..
   — Уж не тайник ли это Сэма Смита?
   Организм человеческий настолько непрочен, что иной раз достаточно какой-нибудь мелочи, чтобы его разрушить. Но иногда он оказывается поразительно живуч. Обыкновенный сквозняк может вызвать смертельное воспаление легких, но сколько раз бывало, что солдат, раненный в грудь навылет, благополучно поправляется и всю свою дальнейшую жизнь наслаждается цветущим здоровьем. Какой-нибудь толчок, удар в голову при падении могут вызвать воспаление мозга, заканчивающееся смертью. Вместе с тем осколки снаряда, попадая в черепную коробку, обнажают мозг, но жизни это еще не угрожает.
   Можно привести бесконечное множество таких примеров. И все же читатель будет удивлен, когда узнает, что его преподобие, почти удавленный Сэмом Смитом, едва не задохшийся из-за тряпки, воткнутой ему в рот, изъеденный муравьями, утопавший со своим деревом в Замбези и в конце концов унесенный водопадом Виктория, уже на следующее утро наслаждался всеми радостями бытия.
   Логически он должен был бы сначала быть раздавленным огромной массой воды, а затем разбитым о базальтовую скалу, по которой она проносится с оглушительным шумом.
   Но его преподобие чудесным образом избежал обеих этих. опасностей. Он был, по всей вероятности, первым человеком, пробравшимся живым через места, над которыми гремит божественный голос баримов.
   Случайность, благодаря которой слепая судьба сохранила бандиту жизнь, была, в сущности, очень простой. Читатель помнит, что его преподобие тщетно пытался распустить узлы, которыми были стиснуты его ноги, и с отчаянием утопающего впился в свое дерево.
   То, что должно было стать причиной его гибели, стало источником его спасения. Дерево, как мы видели, было унесено в один из боковых каскадов, отделенный от главного водопада скалами. Оно свалилось, как в колодец, на дне которого с воем кружилась вода. Густая зеленая крона и прочные ветви не дали его преподобию удариться о базальтовые скалы, и он уцелел. Это не все. Базальтовая стена стояла здесь не отвесно, а представляла собой наклонную плоскость, и в ней зияло неправильной формы отверстие шириной метра в три. Никто не мог и заподозрить его существования. Чтобы его увидеть, нужно было предварительно выполнить гимнастическое упражнение, которое против своей воли проделал Джемс Виллис.
   По непостижимой прихоти случая дерево угодило в это отверстие своей густой зеленой кроной и на минуту заткнуло его. Затем оно перевернулось корнями кверху и полетело вниз. У входа в отверстие произошла короткая задержка, и тогда переместился центр тяжести. По этой причине бандит выпустил из рук ветви, за которые держался, и в силу закона притяжения его тело продолжало лететь по кривой линии, по которой ранее неслось дерево. Эта кривая привела его в самую сердцевину зияющей пещеры. Он упал на дно и лежал, раскинув руки.
   Обморок продолжался долго. Очнувшись, Джемс Виллис увидел водяную пыль, которая облаком стояла над пещерой, и солнце, в сиянии которого водопад казался огромным потоком металла.
   Мы предоставляем читателю самому судить, о чем подумал бандит, столь неожиданно убедившись, что он жив, какова была его радость, его удивление, его изумление. В один миг пронеслось перед его мысленным взором все пережитое за ночь, все нагромождение ужасов; затем он вспомнил минуту, когда услышал где-то внизу грохот водопада и потерял сознание. Он медленно перебирал в уме все события, которые могли бы объяснить, как он попал в эту пещеру, и, в общем, его предположения не были лишены основания.
   Но хоть бандит и ушел от грозной опасности, он еще не был огражден от новых злоключений. Эта тревожная мысль пришла ему в голову весьма кстати.
   — Ну-ка, — сказал он, с трудом садясь, — давай подумаем, как выбраться отсюда. Навсегда поселиться в водопаде Виктория — это не дело. Я не вижу здесь никаких удобств. Однако сначала осмотрим нашу новую квартиру. Кроме того, пора наконец освободить ноги. Этот мерзавец Сэм Смит поработал усердно. Вот кому лучше не попадаться мне на глаза, если только я сам еще выберусь отсюда. Эти куски черного камня мне пригодятся. Я перетру ими все мои путы и пойду на разведку.
   Джемс Виллис попытался разбить один такой камень, сильно ударив им о землю, но, к великому его удивлению, камень весь раскрошился. То, что Виллис принимал за скалы, было глыбами каменного угля.
   — Черт возьми! — закричал он обрадовавшись: — Уж не попал ли я в каменноугольную шахту из тех, которые здесь некогда разрабатывали португальцы? Но в таком случае я спасен! Я найду главную галерею — там обязательно должен быть выход.
   Беглый осмотр пещеры убедил его, что он ошибается. Нигде не было видно никаких следов человеческого труда. Пещера образовалась, вероятно, в результате оползней, вызванных вековым действием вод. Пласт каменного угля, менее прочный, чем соседние породы, естественно, подался и образовал разрез толщиной в метра два.
   Отказавшись от мысли найти кусок базальта, его преподобие немедленно сам принялся за свои путы. Вооружившись терпением, ломая себе ногти и крепко ругаясь, он наконец освободился.
   — А теперь вперед! — сказал он, когда кровь стала снова правильно обращаться в его жилах.
   Он продвигался на ощупь, держась правой рукой за стенку, потому что наступила полная темнота. Мало-помалу грохот водопада становился все слабей, и его преподобие слышал уже только сплошной гул, от которого в его мрачной тюрьме дрожали стены.
   Боясь оступиться и упасть в какую-нибудь новую, невидимую яму, он делал каждый шаг, только убедившись, что под ногами есть почва.
   Так он прошел метров сто и крайне устал от бесконечных предосторожностей и трудностей, которые встречал на каждом шагу. Легко, впрочем, понять, что и пережитые злоключения отняли у него немало сил.
   Он все еще продвигался вперед, почти ни на что уже не надеясь, подталкиваемый одним лишь желанием уйти как можно скорей от бездны, которая грохотала позади него. Естественная подземная галерея, на выступы которой он поминутно натыкался, внезапно повернула в сторону, и вздох облегчения вырвался из груди бандита: он заметил вдали бледный свет, падавший на дно пещеры откуда-то сверху. Свет! Почти то же, что жизнь! Он шагал еще в течение некоторого времени, которое казалось ему ужасно долгим, и очутился наконец на просторной круглой площадке.
   Она как бы лежала в угольном пласту и получала свет через своего рода круглую трубу, в которую было видно темно-голубое небо. Труба имела метров десять в длину и около двух метров в ширину и пропускала огромный сноп ярких лучей.
   Его преподобие оказался как бы на дне высохшего колодца. Он осмотрел все углы и закоулки и был ослеплен. Казалось бы, после всех пережитых приключений он уже не должен ничему удивляться, но теперь он был в буквальном смысле потрясен. Это было потрясение радостное, ибо каковы бы ни были его мечты, он никогда не мог мечтать о том, что сейчас лежало у него перед глазами. Он все еще был узником, но как великолепна была его тюрьма!
   Впрочем, посудите сами!..
   Прежде всего коллекция ружей, аккуратно поставленных вдоль стены. Она была совершенно сухой благодаря вентиляции, которую давала все та же труба. Несколько карабинов с покрытыми бронзой стволами стояли рядом с ружьями системы «Мартини-Анри», «Винчестер», «Уэттэрли», — словом, здесь были собраны лучшие образцы современных ружей, последнее слово техники. Охотничье оружие было достойным образом представлено ружьями центрального боя, среди которых можно было заметить и скромные пистонные, которыми тоже не следует пренебрегать, когда не хватает патронов. Тщательно рассортированное снаряжение было завернуто в куски просмоленного брезента, что делало его нечувствительным к изменениям атмосферы.
   Рядом с этими обильно смазанными жиром грозными орудиями нападения и защиты его преподобие с неописуемой радостью заметил несколько небольших ящиков, содержавших галеты, табак и различные консервы в тяжелых коробках, украшенных цветными этикетками. Далее шло самое разнообразное платье: синие шерстяные куртки, такие же брюки, фланелевые рубашки, сапоги для верховой езды и даже колониальные шлемы. Затем ножи, тесаки, полные комплекты упряжи, компасы, часы, серебряные столовые приборы и туалетные несессеры…
   Таинственный хозяин этого подземного склада должен был быть не только коллекционером и знатоком, но еще и человеком, который любит удобства. Так, в небольшой нише оказался целый ворох густых мехов. Они могли служить такой мягкой постелью, какой был бы доволен любой неженка.
   Джемс Виллис был потрясен. Со все возрастающим удивлением созерцал он эти богатства. Он был человек, весьма далекий от суеверий, и все же ему казалось, что в его жизнь вмешались сверхъестественные силы, если только под влиянием всего пережитого накануне у него не начались галлюцинации.
   Но нет, действительность представала перед ним в неопровержимом виде, и отрицать очевидность было бы невозможно. Он перетрогал, перещупал, пересмотрел все лежавшие перед ним разнообразные предметы и, убедившись, что в его невероятном приключении нет никакой фантастики, решил вскрыть банку мясных консервов. Но тут взгляд его упал на небольшую круглую выемку в почве, по-видимому образовавшуюся в результате того, что слой угля здесь недавно переворошили.
   Странно — этот человек, умиравший от голода и который, казалось, должен был бы мечтать только о том, чтобы хорошенько наесться, благо еда была под рукой, и хорошенько поспать, этот человек, только что находившийся в таком ужасном положении, подумал только об одном: поскорей разрыть это местечко, показавшееся ему загадочным тайником. Он отбросил коробку с консервами и воткнул в уголь саблю, при помощи которой собирался вскрыть консервы.
   Предчувствие не обмануло его. Уголь действительно недавно ворошили, если судить по тому, как он крошился. Преподобный был убежден, что закопанный здесь предмет должен представлять особенную ценность, раз уж владелец всех этих богатств дал себе труд так тщательно скрыть его в этом и без того скрытом и недоступном месте. Джемс Виллис яростно работал клинком и выгребал уголь с такой поспешностью, что по его почерневшим рукам потекла кровь.
   Но вот клинок наткнулся на твердый предмет.
   — Так я и думал! — пробормотал бандит, наклоняясь над ямкой. — Постой-ка! Бочонок! Из-под соленых анчоусов. Их сколько угодно в любом кабаке. Очень просто. Анчоусы вызывают отчаянную жажду, и кабатчику легче сбывать свое огненное поило. Ну-ка, посмотрим, что в бочонке. Не думаю, чтобы в нем оказалось виски. Я что-то вообще не вижу, чтобы мой хозяин достаточно позаботился о напитках.
   Джемс Виллис с трудом извлек из ямы бочонок и поставил его на свет.
   Напрасно пытался бандит выбить клепку. Дерево было крепкое, острие сабли сломалось с сухим треском. Заметив американский топор, стальной клинок которого отливал лазурью, он схватил его и с силой ударил по днищу.
   Дерево треснуло, ободья лопнули, бочонок рассыпался.
   Бандит был ослеплен, заворожен, он задыхался и дико закричал при виде сказочной картины, которая открылась его глазам.