- Спасибо, - холодно отвечал Фрике. - Пора домой, на корабль, мы и так задержались. Нас давно ждут.
- Успеете, а сегодня позабавимся.
- Говорю же, не до забав.
- Успеете, а сегодня позабавимся.
- Да что ты все заладил одно и то же? - взорвался юноша. - Хуже кукушки! Чем нам забавляться?
- Охотой.
- Охотой?.. Какой?
- Слоновой.
- Почему тебе в голову пришло охотиться на слонов?
- Потому, что ты великий охотник, и ружья у тебя большие. И потому еще...
- Ну? Еще почему?
- Потому что у нас нет провизии, а слона хватит на несколько дней.
- Какой хитрый король! Давно бы сказал, что хочешь сделать с нашей помощью запасы мяса. Очень хорошо. Я согласен. А после можно будет уйти или нет?
- Можно.
- И ты дашь нам пирогу с гребцами, чтобы добраться до Фритауна?
- Дам, если убьете слона.
- А когда нужно его убить?
- Завтра.
- Завтра? Значит, уже есть слон на примете?
- Я приведу тебя и Бабато-генерала к нему.
- Хорошо. Постараюсь добыть для тебя эту мясную гору.
Охотники снарядились и многочисленной толпой пошли в лес. Время было дорого. Поселку грозил голод.
Фрике вовсе не разделял радужных надежд Сунгойи на легкую победу над слоном. Нет, парижанин не боялся встречи с гигантом, просто заметил, что монарх уж чересчур уповает на могущество своего талисмана.
Что касается Барбантона, ему было все равно. Он шел и молчал.
Великий полководец, быть может, мечтал о новой славе, обдумывая план завоевания Судана?
Или оплакивал недавний кровавый и гнусный эпизод в своей карьере?
Впрочем, он вообще не был охотником. Все великие военачальники, например, Тюренн*, Конде**, Густав-Адольф***, Карл XII****, Фридрих Великий*****, Наполеон******, не любили охоты, смотрели на нее как на пустую, недостойную забаву.
______________
* Тюренн Анри де Ла Тур д'Овернь (1611 - 1675) - выдающийся французский полководец.
** Конде Луи II Бурбон (1621 - 1686) - принц, выдающийся французский полководец, герой Тридцатилетней войны.
*** Густав II Адольф (1594 - 1632) - король Швеции, полководец.
**** Карл XII (1682 - 1718) - король Швеции, полководец.
***** Фридрих Великий, Фридрих II (1712 - 1786) - прусский король из династии Гогенцоллернов, крупный полководец.
****** Наполеон I (Наполеон Бонапарт) (1769 - 1821) - француз император, выдающийся полководец.
Они охотились... на людей, травили их, избивали, науськивали на них свои армии. Но гоняться за каким-нибудь зверем, когда в твоих руках судьбы царств, судьбы мира, - никогда!
Как бы то ни было, жандарм о чем-то сосредоточенно думал и молчал, приняв первую наполеоновскую позу, то есть просунув руку в промежуток между пуговицами.
...Углубились далеко в лес, а слоновых следов нигде не попадалось - не только новых, даже старых.
И все-таки Сунгойя уверял, что слон непременно появится.
Он то и дело дотрагивался до гри-гри, желая пробудить дремлющую в нем силу.
Молодой человек посматривал на туземного монарха и думал:
"Хоть бы на эту скотину дерево, что, ли свалилось и придавило хорошенько! Я бы открыл медальон, вынул из него билет мадам Барбантон, а саму вещицу оставил бы, пожалуй, этому ловкачу, окажись он не совсем раздавленным".
Солнце село. Сделали привал в лесной чаще, разведя костры, чтобы избежать чересчур короткого знакомства со львами, которые своей многочисленностью оправдывали данное этой стране название (Cierra-Leone значит "Львиная Гора").
Кроме львиного рыка слышно было также ворчание леопардов, рев горилл, визг гиен и блеяние антилоп, но ни разу, - ни вдали, ни вблизи, - не протрубил слон, а его звучный металлический клич не спутаешь ни с чем.
Между тем Сунгойя продолжал непоколебимо верить в удачу.
Он проспал всю ночь сном праведника, зажав рукой талисман, утром объявил: сегодня еще до заката слон будет выслежен и убит. Белых друзей он пообещал угостить таким рагу из слонины, какого европейским поварам не приготовить ни за что.
Парижанин только плечами пожал. Насвистывая какую-то песенку, закинув за спину большую винтовку, он вместе с жандармом занял место в самом хвосте отряда. Впереди шел Сунгойя, как и подобает вождю, взяв на себя в то же время роль двуногой ищейки. За ним гуськом тянулись сперва приближенные, потом целой толпой чернь и, наконец, оба француза.
Такой порядок диктовался тем, что европейцы стучали обувью и могли спугнуть зверей, тогда как босые негры, словно змеи, передвигались совершенно беззвучно.
Фрике перестал насвистывать. Он зарядил винтовку Гринера двумя пулями в металлических гильзах и срезал для опоры палку.
Барбантон шагал молча, чередуя наполеоновские позы и все что-то обдумывая.
В лесу стояла полная тишина; лишь где-то наверху, в густой листве, чуть слышно чирикали птицы.
Вдруг из-за стволов-колонн, на которых покоился зеленый свод, долетел громкий крик ужаса. Цепочка всколыхнулась вся с начала до конца и круто разорвалась.
Юноша хладнокровно взял ружье на прицел; его друг, выведенный из задумчивости, сделал то же. К ним быстрым шагом, но стройно - видно, уроки "генерала" пошли впрок - приближались испуганные чернокожие, бывшие в авангарде.
Старый унтер смотрел и испытывал большое удовлетворение.
- Стой! - скомандовал он.
Услышав знакомую команду, негры дружно остановились.
- Что случилось? - спросил Фрике, призывая на помощь все свои познания в наречии мандингов.
- Господин!.. Сунгойя!
- Где же он? Что случилось? Или гри-гри сыграл с ним какую-нибудь штуку?
- Сунгойя!.. Бедный Сунгойя!.. Такой великий вождь! О, горе!
- Сми-р-р-рно! - прогремел Барбантон. - Не говорите все вместе. Кто-нибудь один.
Разом все стихло.
- Ну вот, хоть ты, номер первый, объясни, что у вас произошло. Да только без околичностей. Отвечай, как по команде, где Сунгойя?
- Схвачен, утащен.
- Кем?
- Змеей.
- Дело дрянь.
- Позвольте, позвольте! - забеспокоился парижанин. - Я так не согласен. Пусть змея его утащила, видимо, ей это ничего не стоит, но я не желаю, чтобы она его съела. Тогда как же гри-гри?
ГЛАВА 16
Каким образом змея унесла Сунгойю. - Трясина. - Что осталось от черного властителя. - Смерть змеи. - Возвращение. - Перетянутый флаг.
Как известно, самые крупные змеи обоих полушарий (ужи, боа*, анаконды**, питоны) не ядовиты.
______________
* Боа - змея семейства удавов, обитающая в лесах тропической Америки.
** Анаконда - самая крупная змея семейства удавов, обитающая по берегам рек, озер и болот в Бразилии и Гвиане.
Но хоть у них и нет ядовитых зубов, они очень опасны благодаря своей огромной мускульной силе. Опасны даже для крупных млекопитающих.
К счастью, эти чудовища редко выползают из непроходимых экваториальных лесов и вязких недоступных болот.
Какой величины достигают змеи? Вот несколько примеров и достоверных свидетельских показаний.
В 1866 году капитан Кембден убил в окрестностях Сьерра-Леоне питона длиной в двадцать восемь английских футов, то есть в девять метров восемь сантиметров, при сорока сантиметрах толщины. Несли трофей шесть человек. Капитану посчастливилось сделать из него превосходное чучело, которое находится в музее одного частного лица в Лондоне.
Капитан Федерик Буйе рассказывал об одном жандармском унтер-офицере в Гвиане, который был изувечен напавшим на него громадным ужом. Впрочем, этого ужа, двенадцати метров длиной, ему удалось убить.
Путешественник Эмиль Карре, исследователь Амазонки, повстречал как-то водяную змею анаконду длиной в двенадцать метров шестнадцать сантиметров, при шестидесяти сантиметров в диаметре. Семь человек насилу смогли с ней справиться.
Французский путешественник Адансон, пять лет проведший в Сенегале, видел страшных питонов от тринадцати до шестнадцати метров в длину и от шестидесяти пяти до восьмидесяти сантиметров в диаметре.
Сам пишущий эти строки, путешествуя в 1880 году по реке Марони в Гвиане, остановился однажды у гостеприимных индейцев аруагов и в хижине вождя обратил внимание на очень необычную скамейку, сделанную из позвонка змеи сорока шести сантиметров в диаметре. Индеец ни за какие деньги не согласился уступить эту вещь, потому что она была колдовским талисманом.
Змея нападает всегда предательски, украдкой, врасплох. Когда человека или животное обовьет эта громадная живая спираль, сопротивляться бесполезно. Она быстро стиснет свою жертву, задушит, раздавит и превратит в бесформенную массу из мускулов, костей, кожи и внутренностей.
Встреча с крупным диким зверем не так опасна. Там возможна защита, борьба с надеждой на успех.
Сунгойя, разумеется, погиб, раз его утащила змея. Очевидцы передавали, что она была громадной. Таких еще они ни разу не видывали.
Барбашон скомандовал:
- Вольно!
К неграм сразу вернулась обычная болтливость. Происшедшее обсуждалось на все лады. Все страшно сокрушались, что остались без короля. Как же теперь быть?
Если бы Сунгойя не убил своего соперника, выход легко нашелся бы.
- Что же делать? - сказал серьезным юном Фрике. - Идти в короли к вам я не могу и посоветовать некого. У меня нет рекомендательной конторы для безработных монархов. Обратитесь к "генералу", хотя он, после неудачного опыта с одним, едва ли пожелает взять на себя труд добыть вам другого правителя. Но довольно шуток. Сказать правду, я не особенно интересуюсь Сунгойей, и все-таки нужно его обыскать. Змеиный след, наверное остался. Покажите, где это произошло. "Генерал", что с вами? Вы словно воды в рот набрали.
- Мне жаль своих трудов. Эти люди скоро забудут, чему я их выучил.
- Так оставайтесь. Довершите их военное образование. Сделайтесь королем. А не то объявите республику и назовитесь президентом.
Барбантон тяжело вздохнул и молча пошел рядом с другом.
Пожалуй, ему ничего иного и не оставалось делать.
Юноша скоро добрался до места, где разыгралась трагедия. На земле поперек дороги, лежало упавшее дерево. Сунгойя перепрыгнул через него, и, наткнувшись на другое, лежавшее рядом, упал. Вдруг с громким свистом "дерево" выпрямилось, в один миг обвилось вокруг хрипящего от боли и ужаса негра и унесло его в лес.
Второе дерево оказалось громадной змеей.
Ее след был хорошо виден на топкой почве - точно тащили круглое бревно или мачту. Но скоро он пропал в непроходимой жидкой трясине.
Но молодой человек настаивал на розысках. Топко, нельзя идти? Можно устроить гать из камышей и веток. Не оставлять же на произвол судьбы змею, только что проглотившую человека с тремястами тысячами франков на шее.
Туземцы нарезали камышей по краям болота, связали их и принялись устилать трясину, идя по следу убийцы.
Сначала они трудились усердно, и камышовый настил протянулся на довольно значительное расстояние. Но потом им или надоело, или сделалось страшно - работа замедлилась, а скоро и совсем прекратилась.
Это не входило в планы жандарма.
Видя упорство друга, хотя и не понимая, зачем ему змея и несчастная жертва, он громко скомандовал, как на учении:
- Стро-й-ся! Смир-р-рно!
Негры послушались. Унтер умел влиять и подчинять своей воле чернокожих. Они боялись блеска серых глаз "генерала" и слепо повиновались ему.
Он объяснил сам и через переводчика-сенегальца: нужно трудиться по-военному, а не то!..
Но что он мог сделать? Барбантон забыл, что вышел в отставку, что его генеральство рассеялось как дым, что ему даже опереться не на кого, так как короля, от которого он получил власть, больше не существует. И все-таки приказал - и его послушались:
- Марш!..
Пехотинцы превратились в саперов и двинулись в болото за своим командиром.
Работа снова закипела. Гать настилали и шли по ней вперед. Но вот Фрике увидел примятый, словно после стада гиппопотамов, камыш.
Он первый вступил на это место и вскрикнул от удивления. Шагах в пяти или шести лежали две черные ноги, покрытые роем разноцветных мух. Повыше колен виднелись два красных лоскутка - очевидно, остатки генеральского мундира, в котором щеголял Сунгойя.
Остальная часть тела была проглочена питоном.
Сам он находился тут же. Юноша много путешествовал, много видел, много читал, но никогда не представлял себе ничего подобного. Что за страшилище! Какая голова! Какое туловище! Какие колоссальные размеры! Гадина превратила короля в некое подобие теста, смочила слюной и начала глотать с головы.
В эту минуту пресмыкающееся было набито пищей так, что могло лопнуть, и потому не представляло опасности.
Пищеварение еще не началось - тогда змеи впадают в полное оцепенение. Но уже челюстями она действовать не могла.
Зубы у этих тварей, как известно, отогнуты назад, так что, ухватив крупную добычу, они не могут от нее освободиться иначе, как заглотив, а этот процесс совершается не сразу. Случается, что часть тела крупного животного, еще не проглоченная, уже начинает разлагаться.
Фрике глядел на чудище спокойно, с холодным любопытством. В этом страшном питоне живыми казались одни глаза круглые, черные, маленькие, подвижные, как у птицы. Длинное тело медленно извивалось, совершая глотательные движения.
Но гадина могла ударить хвостом. Поэтому Фрике решил покончить с ней. Приказав всем отодвинуться, он спокойно прицелился из винтовки Гринера и выстрелил.
Сквозь дым парижанин увидел, как что-то вдруг с усилием выпрямилось, точно мачта, и сейчас же рухнуло в трясину, погрузившись в нее наполовину.
Бултых! Во все стороны полетели липкие, вонючие брызги. Молодой человек разглядел, что пробит насквозь затылок.
Он позвал Барбантона, который сейчас же подошел вместе с чернокожими.
- Взгляните, жандарм, какого я червяка застрелил. Недурен, а?
- Да, весит не меньше десяти центнеров.
- А длина - не меньше двенадцати метров.
- И толщиной с бочку. Что же со всем этим делать?
- Негры привяжут к шее лиану и вытащат, а кожу мы сдерем и подарим господину Андре. Мяса тут около тысячи килограммов. Не желают ли подданные Сунгойи взять его себе вместо слона? Кажется, оно съедобное. Предложите им.
- Хорошо. А как быть с трупом Сунгойи?
- Я сам вытащу его из пасти, потом похороним останки.
- В этом я вам не помощник. Мне противно. Я не выдержу.
- Все зависит от нервов. Для меня это ничего не значит.
Фрике подошел к мертвому питону, выломал тесаком челюсти, раздвинул их с помощью деревяшки и вытащил тело Сунгойи. Черты лица покойного еще можно было узнать.
На шее бедняги висел медальон в кожаном мешочке. Юноша оборвал цепочку и спрятал медальон в карман.
Ему, в сущности, ничего больше и не было нужно.
...Тело своего короля негры без церемоний закопали в ил, а змею лианами вытащили из болота. Парижанину они помогли содрать с нее кожу, мясо разрубили на куски, прокоптили и унесли в поселок, обеспечив себя на несколько дней продовольствием.
Молодой человек собрался домой. Куранкосы очень упрашивали его и "генерал" остаться, но, разумеется, безуспешно.
Отъезжающие выбрали крепкую, просторную пирогу, у строили на ней навес из листьев, перенесли багаж и решили отправиться в путь в тот же день.
Три негра и сенегалец - сухопутный капитан разжалованный в простые гребцы, заняли свои места. Все шестеро быстро поплыли вниз по течению Рокелле.
Через четыре дня они вступили на фритаунский рейд.
Барбантон по известным причинам не желал появляться на яхте, поэтому пироге было велено причалить к верфи, несмотря на то, что всюду еще развевались зловещие желтые флаги.
Вдруг Фрике вздрогнул и тревожно вскрикнул.
- Что с вами, дитя мое? - спросил унтер.
- Посмотрите! - отвечал юноша, указывая рукой на изящный кораблик, стоявший на якоре в двух кабельтовых.
- Вижу: яхта "Голубая Антилопа"... И как же грустно, что мне туда нельзя и я не увижу господина Андре!
- А что на мачте? Видите?
- Боже!.. Проклятый желтый вымпел!.. Болезнь проникла на яхту!
- Не только это. Неужели вы не замечаете траура на реях перетянутого национального флага? На яхте покойник.
Тоска в равной мере овладела обоими. Барбантон передумал высаживаться на пристани. Он указал гребцам на яхту и скомандовал сдавленным голосом:
- К яхте, ребята! Живей!
Через несколько минут уже на борту они стали свидетелями торжественной, но мрачной и тяжелой сцены.
ГЛАВА 17
Жертва эпидемии. - Что делала мадам Барбантон, покуда "генеральствовал" ее муж. - Фрике отдает медальон хозяйке. - Жандарм сознается в краже с доброй целью. - Отъезд домой.
Палуба яхты представляла действительно драматическую, потрясающую картину.
В кормовой части в угрюмом безмолвии выстроился в два ряда весь экипаж. Впереди строя, ближе к рулю, стоял узкий длинный ящик, прикрытый национальным флагом. То был гроб.
Возле него стоял капитан.
Фрике и Барбантон обмерли, не видя Бреванна. Невыносимая тревога пронзила их сердца. Но через минуту оба облегченно вздохнули.
Страшный кошмар рассеялся.
О эгоизм дружбы! Они увидели бледное лицо самого Андре, поднимавшегося по лестнице на палубу. Он едва мог ходить, но все-таки счел своим долгом отдать покойнику последний поклон.
Друзья готовы были оплакивать того, кого не пощадила безжалостная смерть, но, слава богу, им был не господин Андре.
- Неужели умерла она, и мы не помирились перед смертью? - пролепетал жандарм.
Бреванн подошел к гробу, снял шляпу и, обращаясь к матросам, сказал:
- Мы провожаем в последний путь рулевого Ива Коэтодона, унесенного эпидемией. Нашего бравого товарища приходится хоронить на чужбине, но его могила не будет забыта. Я позабочусь о том, чтобы ее содержали в порядке. Увы! Это все, что можно сделать. На всю жизнь останется нам памятной несчастная стоянка в Сьерра-Леоне, и в своих сердцах мы воздвигнем жертве долга памятник, который будет прочнее пышных монументов с громкими надписями. Прощай, Ив Коэтодон! Прощай, матрос! Ты умер честной смертью. Покойся в мире!
Капитан подал знак. Резко прозвучал свисток боцмана. Четыре человека подняли гроб и поставили на лодку, висевшую на блоках, вровень с поручнями штирборта.
Грянула пушка. Лодка медленно спустилась на воду вместе с гребцами, державшими весла кверху.
Вслед за тем спущен был большой баркас с капитаном и делегацией для сопровождения гроба на английское кладбище.
Тут только Андре заметил друзей.
- Наконец-то вы вернулись!.. И при каких печальных обстоятельствах!
- На яхте желтая лихорадка?
- Увы! И дай Бог, чтобы обошлось без новых жертв.
- Разве еще есть больной?
- Не больной, а больная. Бедняжка! Барбантон, вас ждут с нетерпением. Идите скорее.
- Сейчас, господин Андре. Фрике, пойдемте со мной. Я холодею при мысли... Ведь она все же носит мое имя... болезнь тяжелая...
- Мадам два дня была в отчаянном положении, но теперь ей гораздо лучше. По-моему, она на пути к выздоровлению.
- А если так, то я опять начинаю бояться. У женщины, которая вынесла желтую лихорадку, характер, наверное, становится еще тяжелее.
- Не говорите глупостей, не будьте ребенком! Предупреждаю, после перенесенного потрясения ваша жена сильно переменилась. Она переменилась и физически и морально.
- Что вы говорите?
- Говорю правду, мой друг. Желтая лихорадка появилась на яхте дней десять тому назад. Сперва все испугались: сразу занемогло два человека. Я был прикован к постели и мог лишь заочно давать указания по уходу за ними. Зато ваша супруга - вот молодец! - превратила себя в сиделку, день и ночь дежурила при больных, отбросив всякую брезгливость. Все изумлялись ее мужеству, самоотверженности и твердости. Положительно утверждаю, и это может засвидетельствовать навещавший нас доктор-англичанин, что ее энергия больше всяких лекарств помогала больным и поддерживала бодрость духа в остальном экипаже. Один из матросов безусловно обязан ей выздоровлением. К несчастью, она четыре дня назад заболела сама, когда выхоженный ею пациент был уже вне опасности. За другим некому стало ходить - и вот мы его сегодня хороним... Идемте же к ней скорее. Мадам вас поминутно спрашивает, ваш приход может ускорить выздоровление.
- Да верно ли это, господин Андре? - переспросил жандарм, к которому вернулись прежние опасения.
- Даю честное слово. Она только того и боялась, что умрет, не помирившись с вами.
- Если так, идемте. Но только я гораздо меньше трусил, когда первый раз шел в атаку.
Бреванн, сломанная нога которого только начала заживать, оперся на руку Фрике и спустился вниз. Там он подошел к приотворенной двери в одну из спален. Оттуда высунулась голова юнги, исполнявшего, очевидно, при больной обязанности сиделки.
- Она спит?
- Ее разбудил пушечный выстрел.
- Войдемте в таком случае. Сударыня, я к вам с хорошими вестями.
- Что мой муж?
- Вернулся. Фрике отыскал его.
- Попросите его прийти сюда.
- Он уже здесь. Ну, мой друг, подходите, смелее.
- Господин Андре, у меня ноги подкашиваются, - глухо прошептал жандарм, входя в комнату. Парижанин подталкивал его сзади.
Больная сидела на постели, вся обложенная подушками. Барбантон увидел бледное, худое лицо с лихорадочно блестевшими глазами. К нему протягивалась худая рука. Кто-то рыдал.
Унтер бросил на жену растерянный взгляд, машинально взял руку, откашлялся, поперхнулся и не произнес ни слова.
На знакомом лице, преобразившемся после сильных страданий, он не находил прежних жестких, бездушных черт, которые так его раздражали. Куда девались эти пронзительные взгляды, эти плотно сжатые саркастические губы... Да, Андре сказал правду: в физическом отношении перемена была полная.
Ну, а в нравственном?
Больная заговорила первая тихим, ласковым голосом:
- Друг мой, я уж и не думала с вами увидеться... Такая страшная болезнь! Вот мучение-то было!.. Дорогой, я вас не понимала. Я с вами очень дурно обходилась. Можете ли вы меня простить?
Барбантон стоял с покрасневшим носом, с мокрыми глазами и жестоко теребил свою бородку.
- Сударыня, мой друг, дитя мое! Я - старый дурак. Больше ничего. Сказать нужно прямо. Я хотел все устроить в доме по-военному, по-жандармски. В чувствах я смыслил не больше австралийского дикаря. Вы возмутились против деспотизма - и хорошо сделали. Я ведь тоже вас не понимал - а потом уж было поздно.
- До чего вы добры! Себя же обвиняете, берет на душу несуществующую вину! Спасибо. Скажу одно: я решила начать новую жизнь, если избавлюсь от желтой лихорадки.
- Но ведь опасности больше нет... Мне так сказал господин Андре.
- При этой болезни бывают внезапные возвраты, и потом... я боюсь, несмотря на радость встречи, что, вернувшись сюда, вы тоже можете заболеть.
- Об этом не тревожьтесь, сударыня, - сказал Бреванн. - Фрике и ваш муж закалились, проделав путешествие по болотам. Здешние миазмы на них не подействуют. С другой стороны, нами приняты все возможные гигиенические меры, так что едва ли стоит ожидать дальнейшего распространения эпидемии. Наконец, яхта сейчас уходит на юг, машинист уже разводит пары, и здоровый свежий воздух открытого моря сделает свое дело. Сударыня, мы сейчас оставим вас наедине с супругом. Вам, вероятно, о многом нужно поговорить с глазу на глаз. Пойдем. Фрике.
- Сейчас. Но сперва я должен отдать мадам Барбантон пропажу.
Парижанин вынул из кармана кожаный мешочек, из которого высовывались концы оборванной цепочки.
Он открыл его и достал знаменитый медальон.
- Вот эта штучка вытащена из желудка двенадцатиметровой змеи. Она нечаянно проглотила ее вместе с вором. Я не открывал медальона, не желая быть нескромным. Да и запирается он, вероятно, с каким-нибудь секретом. Впрочем, это не важно. Не угодно ли, сударыня, удостовериться, тут ли билет?
Горячо поблагодарив юношу, возвратившему, в сущности, ей и семейное счастье, и состояние, женщина дрожащими от слабости руками открыла медальон и вскрикнула от разочарования.
Там ничего не было.
Возгласы удивления вырвались и у Фрике с Андре. Жандарм остался невозмутим.
- Ну что ж! - сказала больная, быстро все обдумав. - Билет потерян, значит, деньги пропали. Лучше не думать об этом. Хотя все-таки жаль: ведь выигрыш обеспечивал нам безбедное существование. Ничего, мы будем работать не правда ли, мой друг?
- Элодия, вы превосходная женщина. Уж как мне понравились ваши слова представить себе не можете. Конечно, мы будем работать, если захотим. А не захотим - будем жить на твои доходы.
Он неторопливо вынул из кармана довольно-таки потертое портмоне, из которого так же неторопливо достал сложенную вчетверо бумажку и подал жене.
- Вам это знакомо?
- Билет?!
- 2421. Мой метрический номер, если не забыли.
- Вот здорово! - изумился Фрике. - Билет у вас, а вы все время молчите?
- Я о нем совершенно забыл. Дело было так. Обнаружив, что наглый Сунгойя обокрал вас, я напоил его до положения риз, открыл медальон, вынул билет и опять закрыл. Вор вора обхитрил! Конечно, это было нехорошо, в особенности со стороны человека, служившего в жандармерии, но, принимая во внимание обстоятельства... Словом, хотелось возвратить билет вместе с моей доверенностью.
- Правда?
- Честное слово. Но при виде желтого флага и знаков траура на яхте все вылетело из головы.
- Теперь все объясняется, - заметил молодой человек. - И за разбитые горшки пришлось поплатиться одному Сунгойе. Ну, "генерал", и везет же вам, однако!
- Действительно, Фрике, мне повезло. Но первый раз в жизни и, вероятно, в последний. Мы с женой оба выиграли на один и тот же номер. Вы, дорогая Элодия, получили приличный денежный куш, а я - добрую жену. Разумеется, из нас двоих я богаче, - прибавил с несвойственной ему галантностью бывший жандарм.
* * *
От желтой лихорадки все-таки не все умирают. С ней можно бороться. И лучшее средство - скорее бежать из очага эпидемии.
Болезнь обычно протекает очень неровно. Главное в борьбе с заразой перебраться куда-нибудь в более холодный климатический пояс или в гористую местность. Само собою разумеется, особую важность имеют и всевозможные профилактические меры, в частности - полное уничтожение всего, к чему прикасался больной.
В борьбе с этим недугом надо уметь сохранять хладнокровие и самообладание.
В ожидании возвращения матросов с похорон, Бреванн распорядился произвести самую тщательную дезинфекцию яхты сверху донизу, а как только делегация вернулась, "Голубая Антилопа" тут же вышла в море, взяв курс на мыс Доброй Надежды.
На другой день после отплытия открылся новый случай заболевания, но оно протекало не опасно, и матросы успокоились. Они поняли, что эпидемия ослабевает.
От Фритауна до Капстада* около пяти с половиной тысяч километров.
______________
* Капстад - название города Кейптауна на языке африкаанс.
Этот путь "Голубая Антилопа" проделала без всяких приключений за десять дней и по прибытии в пункт назначения подверглась восьмидневному карантину. На такое распоряжение английских санитарных властей не приходилось роптать: оно было оправдано обстоятельствами.
Барбантоны сияли счастьем, точно молодые, которых только что повенчали. У жандарма не было больше никакой причины продолжать путешествие. Госпожа Элодия гоже этим плаванием больше не интересовалась. В Капстаде они сели на первый пароход, отходивший в Европу, и отправились домой.
Прощание вышло очень трогательным. Весь экипаж, от капитана до юнги, дал дружной чете слово навестить их в Париже.
- О, это будет настоящий праздник, - пообещал глава семьи.
- Мы угостим вас на славу, - добавила его супруга.
Конец
- Успеете, а сегодня позабавимся.
- Говорю же, не до забав.
- Успеете, а сегодня позабавимся.
- Да что ты все заладил одно и то же? - взорвался юноша. - Хуже кукушки! Чем нам забавляться?
- Охотой.
- Охотой?.. Какой?
- Слоновой.
- Почему тебе в голову пришло охотиться на слонов?
- Потому, что ты великий охотник, и ружья у тебя большие. И потому еще...
- Ну? Еще почему?
- Потому что у нас нет провизии, а слона хватит на несколько дней.
- Какой хитрый король! Давно бы сказал, что хочешь сделать с нашей помощью запасы мяса. Очень хорошо. Я согласен. А после можно будет уйти или нет?
- Можно.
- И ты дашь нам пирогу с гребцами, чтобы добраться до Фритауна?
- Дам, если убьете слона.
- А когда нужно его убить?
- Завтра.
- Завтра? Значит, уже есть слон на примете?
- Я приведу тебя и Бабато-генерала к нему.
- Хорошо. Постараюсь добыть для тебя эту мясную гору.
Охотники снарядились и многочисленной толпой пошли в лес. Время было дорого. Поселку грозил голод.
Фрике вовсе не разделял радужных надежд Сунгойи на легкую победу над слоном. Нет, парижанин не боялся встречи с гигантом, просто заметил, что монарх уж чересчур уповает на могущество своего талисмана.
Что касается Барбантона, ему было все равно. Он шел и молчал.
Великий полководец, быть может, мечтал о новой славе, обдумывая план завоевания Судана?
Или оплакивал недавний кровавый и гнусный эпизод в своей карьере?
Впрочем, он вообще не был охотником. Все великие военачальники, например, Тюренн*, Конде**, Густав-Адольф***, Карл XII****, Фридрих Великий*****, Наполеон******, не любили охоты, смотрели на нее как на пустую, недостойную забаву.
______________
* Тюренн Анри де Ла Тур д'Овернь (1611 - 1675) - выдающийся французский полководец.
** Конде Луи II Бурбон (1621 - 1686) - принц, выдающийся французский полководец, герой Тридцатилетней войны.
*** Густав II Адольф (1594 - 1632) - король Швеции, полководец.
**** Карл XII (1682 - 1718) - король Швеции, полководец.
***** Фридрих Великий, Фридрих II (1712 - 1786) - прусский король из династии Гогенцоллернов, крупный полководец.
****** Наполеон I (Наполеон Бонапарт) (1769 - 1821) - француз император, выдающийся полководец.
Они охотились... на людей, травили их, избивали, науськивали на них свои армии. Но гоняться за каким-нибудь зверем, когда в твоих руках судьбы царств, судьбы мира, - никогда!
Как бы то ни было, жандарм о чем-то сосредоточенно думал и молчал, приняв первую наполеоновскую позу, то есть просунув руку в промежуток между пуговицами.
...Углубились далеко в лес, а слоновых следов нигде не попадалось - не только новых, даже старых.
И все-таки Сунгойя уверял, что слон непременно появится.
Он то и дело дотрагивался до гри-гри, желая пробудить дремлющую в нем силу.
Молодой человек посматривал на туземного монарха и думал:
"Хоть бы на эту скотину дерево, что, ли свалилось и придавило хорошенько! Я бы открыл медальон, вынул из него билет мадам Барбантон, а саму вещицу оставил бы, пожалуй, этому ловкачу, окажись он не совсем раздавленным".
Солнце село. Сделали привал в лесной чаще, разведя костры, чтобы избежать чересчур короткого знакомства со львами, которые своей многочисленностью оправдывали данное этой стране название (Cierra-Leone значит "Львиная Гора").
Кроме львиного рыка слышно было также ворчание леопардов, рев горилл, визг гиен и блеяние антилоп, но ни разу, - ни вдали, ни вблизи, - не протрубил слон, а его звучный металлический клич не спутаешь ни с чем.
Между тем Сунгойя продолжал непоколебимо верить в удачу.
Он проспал всю ночь сном праведника, зажав рукой талисман, утром объявил: сегодня еще до заката слон будет выслежен и убит. Белых друзей он пообещал угостить таким рагу из слонины, какого европейским поварам не приготовить ни за что.
Парижанин только плечами пожал. Насвистывая какую-то песенку, закинув за спину большую винтовку, он вместе с жандармом занял место в самом хвосте отряда. Впереди шел Сунгойя, как и подобает вождю, взяв на себя в то же время роль двуногой ищейки. За ним гуськом тянулись сперва приближенные, потом целой толпой чернь и, наконец, оба француза.
Такой порядок диктовался тем, что европейцы стучали обувью и могли спугнуть зверей, тогда как босые негры, словно змеи, передвигались совершенно беззвучно.
Фрике перестал насвистывать. Он зарядил винтовку Гринера двумя пулями в металлических гильзах и срезал для опоры палку.
Барбантон шагал молча, чередуя наполеоновские позы и все что-то обдумывая.
В лесу стояла полная тишина; лишь где-то наверху, в густой листве, чуть слышно чирикали птицы.
Вдруг из-за стволов-колонн, на которых покоился зеленый свод, долетел громкий крик ужаса. Цепочка всколыхнулась вся с начала до конца и круто разорвалась.
Юноша хладнокровно взял ружье на прицел; его друг, выведенный из задумчивости, сделал то же. К ним быстрым шагом, но стройно - видно, уроки "генерала" пошли впрок - приближались испуганные чернокожие, бывшие в авангарде.
Старый унтер смотрел и испытывал большое удовлетворение.
- Стой! - скомандовал он.
Услышав знакомую команду, негры дружно остановились.
- Что случилось? - спросил Фрике, призывая на помощь все свои познания в наречии мандингов.
- Господин!.. Сунгойя!
- Где же он? Что случилось? Или гри-гри сыграл с ним какую-нибудь штуку?
- Сунгойя!.. Бедный Сунгойя!.. Такой великий вождь! О, горе!
- Сми-р-р-рно! - прогремел Барбантон. - Не говорите все вместе. Кто-нибудь один.
Разом все стихло.
- Ну вот, хоть ты, номер первый, объясни, что у вас произошло. Да только без околичностей. Отвечай, как по команде, где Сунгойя?
- Схвачен, утащен.
- Кем?
- Змеей.
- Дело дрянь.
- Позвольте, позвольте! - забеспокоился парижанин. - Я так не согласен. Пусть змея его утащила, видимо, ей это ничего не стоит, но я не желаю, чтобы она его съела. Тогда как же гри-гри?
ГЛАВА 16
Каким образом змея унесла Сунгойю. - Трясина. - Что осталось от черного властителя. - Смерть змеи. - Возвращение. - Перетянутый флаг.
Как известно, самые крупные змеи обоих полушарий (ужи, боа*, анаконды**, питоны) не ядовиты.
______________
* Боа - змея семейства удавов, обитающая в лесах тропической Америки.
** Анаконда - самая крупная змея семейства удавов, обитающая по берегам рек, озер и болот в Бразилии и Гвиане.
Но хоть у них и нет ядовитых зубов, они очень опасны благодаря своей огромной мускульной силе. Опасны даже для крупных млекопитающих.
К счастью, эти чудовища редко выползают из непроходимых экваториальных лесов и вязких недоступных болот.
Какой величины достигают змеи? Вот несколько примеров и достоверных свидетельских показаний.
В 1866 году капитан Кембден убил в окрестностях Сьерра-Леоне питона длиной в двадцать восемь английских футов, то есть в девять метров восемь сантиметров, при сорока сантиметрах толщины. Несли трофей шесть человек. Капитану посчастливилось сделать из него превосходное чучело, которое находится в музее одного частного лица в Лондоне.
Капитан Федерик Буйе рассказывал об одном жандармском унтер-офицере в Гвиане, который был изувечен напавшим на него громадным ужом. Впрочем, этого ужа, двенадцати метров длиной, ему удалось убить.
Путешественник Эмиль Карре, исследователь Амазонки, повстречал как-то водяную змею анаконду длиной в двенадцать метров шестнадцать сантиметров, при шестидесяти сантиметров в диаметре. Семь человек насилу смогли с ней справиться.
Французский путешественник Адансон, пять лет проведший в Сенегале, видел страшных питонов от тринадцати до шестнадцати метров в длину и от шестидесяти пяти до восьмидесяти сантиметров в диаметре.
Сам пишущий эти строки, путешествуя в 1880 году по реке Марони в Гвиане, остановился однажды у гостеприимных индейцев аруагов и в хижине вождя обратил внимание на очень необычную скамейку, сделанную из позвонка змеи сорока шести сантиметров в диаметре. Индеец ни за какие деньги не согласился уступить эту вещь, потому что она была колдовским талисманом.
Змея нападает всегда предательски, украдкой, врасплох. Когда человека или животное обовьет эта громадная живая спираль, сопротивляться бесполезно. Она быстро стиснет свою жертву, задушит, раздавит и превратит в бесформенную массу из мускулов, костей, кожи и внутренностей.
Встреча с крупным диким зверем не так опасна. Там возможна защита, борьба с надеждой на успех.
Сунгойя, разумеется, погиб, раз его утащила змея. Очевидцы передавали, что она была громадной. Таких еще они ни разу не видывали.
Барбашон скомандовал:
- Вольно!
К неграм сразу вернулась обычная болтливость. Происшедшее обсуждалось на все лады. Все страшно сокрушались, что остались без короля. Как же теперь быть?
Если бы Сунгойя не убил своего соперника, выход легко нашелся бы.
- Что же делать? - сказал серьезным юном Фрике. - Идти в короли к вам я не могу и посоветовать некого. У меня нет рекомендательной конторы для безработных монархов. Обратитесь к "генералу", хотя он, после неудачного опыта с одним, едва ли пожелает взять на себя труд добыть вам другого правителя. Но довольно шуток. Сказать правду, я не особенно интересуюсь Сунгойей, и все-таки нужно его обыскать. Змеиный след, наверное остался. Покажите, где это произошло. "Генерал", что с вами? Вы словно воды в рот набрали.
- Мне жаль своих трудов. Эти люди скоро забудут, чему я их выучил.
- Так оставайтесь. Довершите их военное образование. Сделайтесь королем. А не то объявите республику и назовитесь президентом.
Барбантон тяжело вздохнул и молча пошел рядом с другом.
Пожалуй, ему ничего иного и не оставалось делать.
Юноша скоро добрался до места, где разыгралась трагедия. На земле поперек дороги, лежало упавшее дерево. Сунгойя перепрыгнул через него, и, наткнувшись на другое, лежавшее рядом, упал. Вдруг с громким свистом "дерево" выпрямилось, в один миг обвилось вокруг хрипящего от боли и ужаса негра и унесло его в лес.
Второе дерево оказалось громадной змеей.
Ее след был хорошо виден на топкой почве - точно тащили круглое бревно или мачту. Но скоро он пропал в непроходимой жидкой трясине.
Но молодой человек настаивал на розысках. Топко, нельзя идти? Можно устроить гать из камышей и веток. Не оставлять же на произвол судьбы змею, только что проглотившую человека с тремястами тысячами франков на шее.
Туземцы нарезали камышей по краям болота, связали их и принялись устилать трясину, идя по следу убийцы.
Сначала они трудились усердно, и камышовый настил протянулся на довольно значительное расстояние. Но потом им или надоело, или сделалось страшно - работа замедлилась, а скоро и совсем прекратилась.
Это не входило в планы жандарма.
Видя упорство друга, хотя и не понимая, зачем ему змея и несчастная жертва, он громко скомандовал, как на учении:
- Стро-й-ся! Смир-р-рно!
Негры послушались. Унтер умел влиять и подчинять своей воле чернокожих. Они боялись блеска серых глаз "генерала" и слепо повиновались ему.
Он объяснил сам и через переводчика-сенегальца: нужно трудиться по-военному, а не то!..
Но что он мог сделать? Барбантон забыл, что вышел в отставку, что его генеральство рассеялось как дым, что ему даже опереться не на кого, так как короля, от которого он получил власть, больше не существует. И все-таки приказал - и его послушались:
- Марш!..
Пехотинцы превратились в саперов и двинулись в болото за своим командиром.
Работа снова закипела. Гать настилали и шли по ней вперед. Но вот Фрике увидел примятый, словно после стада гиппопотамов, камыш.
Он первый вступил на это место и вскрикнул от удивления. Шагах в пяти или шести лежали две черные ноги, покрытые роем разноцветных мух. Повыше колен виднелись два красных лоскутка - очевидно, остатки генеральского мундира, в котором щеголял Сунгойя.
Остальная часть тела была проглочена питоном.
Сам он находился тут же. Юноша много путешествовал, много видел, много читал, но никогда не представлял себе ничего подобного. Что за страшилище! Какая голова! Какое туловище! Какие колоссальные размеры! Гадина превратила короля в некое подобие теста, смочила слюной и начала глотать с головы.
В эту минуту пресмыкающееся было набито пищей так, что могло лопнуть, и потому не представляло опасности.
Пищеварение еще не началось - тогда змеи впадают в полное оцепенение. Но уже челюстями она действовать не могла.
Зубы у этих тварей, как известно, отогнуты назад, так что, ухватив крупную добычу, они не могут от нее освободиться иначе, как заглотив, а этот процесс совершается не сразу. Случается, что часть тела крупного животного, еще не проглоченная, уже начинает разлагаться.
Фрике глядел на чудище спокойно, с холодным любопытством. В этом страшном питоне живыми казались одни глаза круглые, черные, маленькие, подвижные, как у птицы. Длинное тело медленно извивалось, совершая глотательные движения.
Но гадина могла ударить хвостом. Поэтому Фрике решил покончить с ней. Приказав всем отодвинуться, он спокойно прицелился из винтовки Гринера и выстрелил.
Сквозь дым парижанин увидел, как что-то вдруг с усилием выпрямилось, точно мачта, и сейчас же рухнуло в трясину, погрузившись в нее наполовину.
Бултых! Во все стороны полетели липкие, вонючие брызги. Молодой человек разглядел, что пробит насквозь затылок.
Он позвал Барбантона, который сейчас же подошел вместе с чернокожими.
- Взгляните, жандарм, какого я червяка застрелил. Недурен, а?
- Да, весит не меньше десяти центнеров.
- А длина - не меньше двенадцати метров.
- И толщиной с бочку. Что же со всем этим делать?
- Негры привяжут к шее лиану и вытащат, а кожу мы сдерем и подарим господину Андре. Мяса тут около тысячи килограммов. Не желают ли подданные Сунгойи взять его себе вместо слона? Кажется, оно съедобное. Предложите им.
- Хорошо. А как быть с трупом Сунгойи?
- Я сам вытащу его из пасти, потом похороним останки.
- В этом я вам не помощник. Мне противно. Я не выдержу.
- Все зависит от нервов. Для меня это ничего не значит.
Фрике подошел к мертвому питону, выломал тесаком челюсти, раздвинул их с помощью деревяшки и вытащил тело Сунгойи. Черты лица покойного еще можно было узнать.
На шее бедняги висел медальон в кожаном мешочке. Юноша оборвал цепочку и спрятал медальон в карман.
Ему, в сущности, ничего больше и не было нужно.
...Тело своего короля негры без церемоний закопали в ил, а змею лианами вытащили из болота. Парижанину они помогли содрать с нее кожу, мясо разрубили на куски, прокоптили и унесли в поселок, обеспечив себя на несколько дней продовольствием.
Молодой человек собрался домой. Куранкосы очень упрашивали его и "генерал" остаться, но, разумеется, безуспешно.
Отъезжающие выбрали крепкую, просторную пирогу, у строили на ней навес из листьев, перенесли багаж и решили отправиться в путь в тот же день.
Три негра и сенегалец - сухопутный капитан разжалованный в простые гребцы, заняли свои места. Все шестеро быстро поплыли вниз по течению Рокелле.
Через четыре дня они вступили на фритаунский рейд.
Барбантон по известным причинам не желал появляться на яхте, поэтому пироге было велено причалить к верфи, несмотря на то, что всюду еще развевались зловещие желтые флаги.
Вдруг Фрике вздрогнул и тревожно вскрикнул.
- Что с вами, дитя мое? - спросил унтер.
- Посмотрите! - отвечал юноша, указывая рукой на изящный кораблик, стоявший на якоре в двух кабельтовых.
- Вижу: яхта "Голубая Антилопа"... И как же грустно, что мне туда нельзя и я не увижу господина Андре!
- А что на мачте? Видите?
- Боже!.. Проклятый желтый вымпел!.. Болезнь проникла на яхту!
- Не только это. Неужели вы не замечаете траура на реях перетянутого национального флага? На яхте покойник.
Тоска в равной мере овладела обоими. Барбантон передумал высаживаться на пристани. Он указал гребцам на яхту и скомандовал сдавленным голосом:
- К яхте, ребята! Живей!
Через несколько минут уже на борту они стали свидетелями торжественной, но мрачной и тяжелой сцены.
ГЛАВА 17
Жертва эпидемии. - Что делала мадам Барбантон, покуда "генеральствовал" ее муж. - Фрике отдает медальон хозяйке. - Жандарм сознается в краже с доброй целью. - Отъезд домой.
Палуба яхты представляла действительно драматическую, потрясающую картину.
В кормовой части в угрюмом безмолвии выстроился в два ряда весь экипаж. Впереди строя, ближе к рулю, стоял узкий длинный ящик, прикрытый национальным флагом. То был гроб.
Возле него стоял капитан.
Фрике и Барбантон обмерли, не видя Бреванна. Невыносимая тревога пронзила их сердца. Но через минуту оба облегченно вздохнули.
Страшный кошмар рассеялся.
О эгоизм дружбы! Они увидели бледное лицо самого Андре, поднимавшегося по лестнице на палубу. Он едва мог ходить, но все-таки счел своим долгом отдать покойнику последний поклон.
Друзья готовы были оплакивать того, кого не пощадила безжалостная смерть, но, слава богу, им был не господин Андре.
- Неужели умерла она, и мы не помирились перед смертью? - пролепетал жандарм.
Бреванн подошел к гробу, снял шляпу и, обращаясь к матросам, сказал:
- Мы провожаем в последний путь рулевого Ива Коэтодона, унесенного эпидемией. Нашего бравого товарища приходится хоронить на чужбине, но его могила не будет забыта. Я позабочусь о том, чтобы ее содержали в порядке. Увы! Это все, что можно сделать. На всю жизнь останется нам памятной несчастная стоянка в Сьерра-Леоне, и в своих сердцах мы воздвигнем жертве долга памятник, который будет прочнее пышных монументов с громкими надписями. Прощай, Ив Коэтодон! Прощай, матрос! Ты умер честной смертью. Покойся в мире!
Капитан подал знак. Резко прозвучал свисток боцмана. Четыре человека подняли гроб и поставили на лодку, висевшую на блоках, вровень с поручнями штирборта.
Грянула пушка. Лодка медленно спустилась на воду вместе с гребцами, державшими весла кверху.
Вслед за тем спущен был большой баркас с капитаном и делегацией для сопровождения гроба на английское кладбище.
Тут только Андре заметил друзей.
- Наконец-то вы вернулись!.. И при каких печальных обстоятельствах!
- На яхте желтая лихорадка?
- Увы! И дай Бог, чтобы обошлось без новых жертв.
- Разве еще есть больной?
- Не больной, а больная. Бедняжка! Барбантон, вас ждут с нетерпением. Идите скорее.
- Сейчас, господин Андре. Фрике, пойдемте со мной. Я холодею при мысли... Ведь она все же носит мое имя... болезнь тяжелая...
- Мадам два дня была в отчаянном положении, но теперь ей гораздо лучше. По-моему, она на пути к выздоровлению.
- А если так, то я опять начинаю бояться. У женщины, которая вынесла желтую лихорадку, характер, наверное, становится еще тяжелее.
- Не говорите глупостей, не будьте ребенком! Предупреждаю, после перенесенного потрясения ваша жена сильно переменилась. Она переменилась и физически и морально.
- Что вы говорите?
- Говорю правду, мой друг. Желтая лихорадка появилась на яхте дней десять тому назад. Сперва все испугались: сразу занемогло два человека. Я был прикован к постели и мог лишь заочно давать указания по уходу за ними. Зато ваша супруга - вот молодец! - превратила себя в сиделку, день и ночь дежурила при больных, отбросив всякую брезгливость. Все изумлялись ее мужеству, самоотверженности и твердости. Положительно утверждаю, и это может засвидетельствовать навещавший нас доктор-англичанин, что ее энергия больше всяких лекарств помогала больным и поддерживала бодрость духа в остальном экипаже. Один из матросов безусловно обязан ей выздоровлением. К несчастью, она четыре дня назад заболела сама, когда выхоженный ею пациент был уже вне опасности. За другим некому стало ходить - и вот мы его сегодня хороним... Идемте же к ней скорее. Мадам вас поминутно спрашивает, ваш приход может ускорить выздоровление.
- Да верно ли это, господин Андре? - переспросил жандарм, к которому вернулись прежние опасения.
- Даю честное слово. Она только того и боялась, что умрет, не помирившись с вами.
- Если так, идемте. Но только я гораздо меньше трусил, когда первый раз шел в атаку.
Бреванн, сломанная нога которого только начала заживать, оперся на руку Фрике и спустился вниз. Там он подошел к приотворенной двери в одну из спален. Оттуда высунулась голова юнги, исполнявшего, очевидно, при больной обязанности сиделки.
- Она спит?
- Ее разбудил пушечный выстрел.
- Войдемте в таком случае. Сударыня, я к вам с хорошими вестями.
- Что мой муж?
- Вернулся. Фрике отыскал его.
- Попросите его прийти сюда.
- Он уже здесь. Ну, мой друг, подходите, смелее.
- Господин Андре, у меня ноги подкашиваются, - глухо прошептал жандарм, входя в комнату. Парижанин подталкивал его сзади.
Больная сидела на постели, вся обложенная подушками. Барбантон увидел бледное, худое лицо с лихорадочно блестевшими глазами. К нему протягивалась худая рука. Кто-то рыдал.
Унтер бросил на жену растерянный взгляд, машинально взял руку, откашлялся, поперхнулся и не произнес ни слова.
На знакомом лице, преобразившемся после сильных страданий, он не находил прежних жестких, бездушных черт, которые так его раздражали. Куда девались эти пронзительные взгляды, эти плотно сжатые саркастические губы... Да, Андре сказал правду: в физическом отношении перемена была полная.
Ну, а в нравственном?
Больная заговорила первая тихим, ласковым голосом:
- Друг мой, я уж и не думала с вами увидеться... Такая страшная болезнь! Вот мучение-то было!.. Дорогой, я вас не понимала. Я с вами очень дурно обходилась. Можете ли вы меня простить?
Барбантон стоял с покрасневшим носом, с мокрыми глазами и жестоко теребил свою бородку.
- Сударыня, мой друг, дитя мое! Я - старый дурак. Больше ничего. Сказать нужно прямо. Я хотел все устроить в доме по-военному, по-жандармски. В чувствах я смыслил не больше австралийского дикаря. Вы возмутились против деспотизма - и хорошо сделали. Я ведь тоже вас не понимал - а потом уж было поздно.
- До чего вы добры! Себя же обвиняете, берет на душу несуществующую вину! Спасибо. Скажу одно: я решила начать новую жизнь, если избавлюсь от желтой лихорадки.
- Но ведь опасности больше нет... Мне так сказал господин Андре.
- При этой болезни бывают внезапные возвраты, и потом... я боюсь, несмотря на радость встречи, что, вернувшись сюда, вы тоже можете заболеть.
- Об этом не тревожьтесь, сударыня, - сказал Бреванн. - Фрике и ваш муж закалились, проделав путешествие по болотам. Здешние миазмы на них не подействуют. С другой стороны, нами приняты все возможные гигиенические меры, так что едва ли стоит ожидать дальнейшего распространения эпидемии. Наконец, яхта сейчас уходит на юг, машинист уже разводит пары, и здоровый свежий воздух открытого моря сделает свое дело. Сударыня, мы сейчас оставим вас наедине с супругом. Вам, вероятно, о многом нужно поговорить с глазу на глаз. Пойдем. Фрике.
- Сейчас. Но сперва я должен отдать мадам Барбантон пропажу.
Парижанин вынул из кармана кожаный мешочек, из которого высовывались концы оборванной цепочки.
Он открыл его и достал знаменитый медальон.
- Вот эта штучка вытащена из желудка двенадцатиметровой змеи. Она нечаянно проглотила ее вместе с вором. Я не открывал медальона, не желая быть нескромным. Да и запирается он, вероятно, с каким-нибудь секретом. Впрочем, это не важно. Не угодно ли, сударыня, удостовериться, тут ли билет?
Горячо поблагодарив юношу, возвратившему, в сущности, ей и семейное счастье, и состояние, женщина дрожащими от слабости руками открыла медальон и вскрикнула от разочарования.
Там ничего не было.
Возгласы удивления вырвались и у Фрике с Андре. Жандарм остался невозмутим.
- Ну что ж! - сказала больная, быстро все обдумав. - Билет потерян, значит, деньги пропали. Лучше не думать об этом. Хотя все-таки жаль: ведь выигрыш обеспечивал нам безбедное существование. Ничего, мы будем работать не правда ли, мой друг?
- Элодия, вы превосходная женщина. Уж как мне понравились ваши слова представить себе не можете. Конечно, мы будем работать, если захотим. А не захотим - будем жить на твои доходы.
Он неторопливо вынул из кармана довольно-таки потертое портмоне, из которого так же неторопливо достал сложенную вчетверо бумажку и подал жене.
- Вам это знакомо?
- Билет?!
- 2421. Мой метрический номер, если не забыли.
- Вот здорово! - изумился Фрике. - Билет у вас, а вы все время молчите?
- Я о нем совершенно забыл. Дело было так. Обнаружив, что наглый Сунгойя обокрал вас, я напоил его до положения риз, открыл медальон, вынул билет и опять закрыл. Вор вора обхитрил! Конечно, это было нехорошо, в особенности со стороны человека, служившего в жандармерии, но, принимая во внимание обстоятельства... Словом, хотелось возвратить билет вместе с моей доверенностью.
- Правда?
- Честное слово. Но при виде желтого флага и знаков траура на яхте все вылетело из головы.
- Теперь все объясняется, - заметил молодой человек. - И за разбитые горшки пришлось поплатиться одному Сунгойе. Ну, "генерал", и везет же вам, однако!
- Действительно, Фрике, мне повезло. Но первый раз в жизни и, вероятно, в последний. Мы с женой оба выиграли на один и тот же номер. Вы, дорогая Элодия, получили приличный денежный куш, а я - добрую жену. Разумеется, из нас двоих я богаче, - прибавил с несвойственной ему галантностью бывший жандарм.
* * *
От желтой лихорадки все-таки не все умирают. С ней можно бороться. И лучшее средство - скорее бежать из очага эпидемии.
Болезнь обычно протекает очень неровно. Главное в борьбе с заразой перебраться куда-нибудь в более холодный климатический пояс или в гористую местность. Само собою разумеется, особую важность имеют и всевозможные профилактические меры, в частности - полное уничтожение всего, к чему прикасался больной.
В борьбе с этим недугом надо уметь сохранять хладнокровие и самообладание.
В ожидании возвращения матросов с похорон, Бреванн распорядился произвести самую тщательную дезинфекцию яхты сверху донизу, а как только делегация вернулась, "Голубая Антилопа" тут же вышла в море, взяв курс на мыс Доброй Надежды.
На другой день после отплытия открылся новый случай заболевания, но оно протекало не опасно, и матросы успокоились. Они поняли, что эпидемия ослабевает.
От Фритауна до Капстада* около пяти с половиной тысяч километров.
______________
* Капстад - название города Кейптауна на языке африкаанс.
Этот путь "Голубая Антилопа" проделала без всяких приключений за десять дней и по прибытии в пункт назначения подверглась восьмидневному карантину. На такое распоряжение английских санитарных властей не приходилось роптать: оно было оправдано обстоятельствами.
Барбантоны сияли счастьем, точно молодые, которых только что повенчали. У жандарма не было больше никакой причины продолжать путешествие. Госпожа Элодия гоже этим плаванием больше не интересовалась. В Капстаде они сели на первый пароход, отходивший в Европу, и отправились домой.
Прощание вышло очень трогательным. Весь экипаж, от капитана до юнги, дал дружной чете слово навестить их в Париже.
- О, это будет настоящий праздник, - пообещал глава семьи.
- Мы угостим вас на славу, - добавила его супруга.
Конец