Страница:
Том вновь склоняется над источником и вытаскивает еще одну охапку этого растения.
Теперь я все понимаю. Аборигены, не сумев одолеть нас силой, отравили источник, бросив в него огромное количество стеблей и листьев дурмана и белладонны, которые они придавили камнями, чтобы те остались под водой. Это один из обычных способов без всякой для себя опасности погубить белых, которые в этом случае не способны защищаться.
Нельзя терять времени! Уже семь часов вечера, через два часа стемнеет. Аборигены, без сомнения, нападут на нас, полагая, что все мы отравлены.
Бедные больные в отчаянном состоянии. Они просят воды, и мне приходится применять силу, чтобы помешать им пить из смертоносного источника.
Я не решаюсь послать Тома на поиски воды, но в это время ко мне, едва волоча ноги, подходит один из поселенцев.
– Мсье, – говорит он. – Мы поищем другой источник воды, но пока все же сможем напиться. Видите группу деревьев в двадцати шагах отсюда?
– Да, это эвкалипты.
– Надо подрезать корень дерева, и из него потечет струйкой свежий сок.
Я решил, что поселенец бредит. Он заметил мое удивление, – Не сомневайтесь, мсье, я уже чувствую себя лучше. Мне и раньше случалось пользоваться этим приемом. Сок эвкалипта много раз спасал мне жизнь, когда я умирал от жажды, и вылечивал, когда я пил из источника, отравленного аборигенами. Пойдемте со мной.
Он оказался прав: уже несколько его товарищей, лежа плашмя на траве, прижимались губами к корню дерева, ожидая, пока потечет, как из крана, его живительный сок.
Я, в свою очередь, надрезав охотничьим ножом корень одного из деревьев, пью сок и испытываю истинное наслаждение. Все с нетерпением устремляются к драгоценным деревьям и большими глотками утоляют мучительную жажду.
Через час, то ли от благотворного действия сока эвкалипта, который является универсальным средством от всех болезней на Австралийском континенте, то ли по какой другой причине, мне неизвестной, общее состояние путешественников улучшается. Однако на многих напала страшная сонливость. Никто из отравившихся не в состоянии избавиться от нее. Я полагаю, что они спасены, но пройдет еще много дней, пока все окончательно выздоровеют.
Лошади щиплют траву и тоже как будто чувствуют себя лучше.
Но это слабое утешение. Я чувствую близость аборигенов. Поэтому необходимо встряхнуть моих товарищей, ведь только я и старый абориген не были отравлены. И если все заснут, то проснутся ли они завтра? Я не верю, что сок эвкалипта может послужить лекарством от ядовитых пасленовых растений. Нужно найти еще что-то.
Я лихорадочно ищу выход. Машинально подбрасываю ногой охапку растений, вытащенных Томом из источника. Тонкая лиана стягивает ее как крепкий и прочный шнурок, и я вижу на ней на определенном расстоянии друг от друга плоды величиной с большой палец, напоминающие фасоль, бархатистые, коричневого цвета. Они кажутся мне знакомыми.
Неужели это возможно? Ну, конечно, я вижу калабарские бобы, противоядие от белладонны. Я вспоминаю эксперименты, проводившиеся в больницах Парижа и во французском коллеже. С помощью атропина, который является алкалоидом белладонны, расширяют зрачок пациента, закапав ему каплю раствора в глаз. Потом профессор, убедившись, что зрачок расширился, закапывает в глаз калабарин, алкалоид калабарских бобов. Тотчас зрачок принимает нормальный размер, и произведенное ранее действие нейтрализуется.
Мысль эта промелькнула в моем мозгу подобно лучу света. Теперь я знаю, как спасти своих друзей. Калабарские бобы – сильный яд, но организм наших путешественников, пропитанный белладонной, без труда перенесет его, и нет сомнения, что произойдет нейтрализация действия белладонны и дурмана.
Но по какой счастливой случайности, ниспосланной провидением, аборигены вздумали связать охапки белладонны единственным растением, которое может спасти несчастных? Причина очень простая: эти лианы прочны, а поскольку других растений такого рода здесь не произрастает, вполне естественно, что воспользовались ими, ибо шпагат или шнур – редкость на равнине Бюиссон.
И действительно, эти лианы обвивают деревья, которые нас окружают, но поначалу, охваченный волнением, я их не приметил.
Нескольких минут оказалось достаточно, чтобы собрать необходимое количество бобов, и Том, который сегодня служит у меня санитаром, кладет их в котелок, превращенный в ступку. Затем он идет к эвкалипту, чтобы добыть сок из его корня, не забывая потом залепить надрез горшечной глиной – иначе дерево может погибнуть, – и с торжествующим видом возвращается с драгоценным лекарством.
Не без опаски я даю первую ложку моего противоядия поселенцу, который объяснил мне свойства эвкалипта. Вообще это здоровенный детина, но все же надо и его подлечить. Он пьет и делает затем ужасную гримасу. Хоть у него и луженая глотка, поселенца буквально трясет, Я с нетерпением жду, когда подействует лекарство. Ей-богу, его действие чудотворное! Всего пять минут спустя больной успокаивается, лучше различает предметы, и свет уже не так раздражает его глаза.
Ободренный первым успехом, даю лекарство всем больным, и можете себе представить, как я обрадовался тому, что все мои пациенты почти сразу приходят в нормальное состояние.
Опасаясь, что это улучшение преходяще, я побуждаю их воспользоваться моментом и принять все меры предосторожности, чтобы отразить возможное нападение аборигенов, невежественных каннибалов, которые, конечно, незнакомы со свойствами калабарина и не подозревают о его воздействии на отравленных белладонной.
Теперь можно заняться животными, прибегнув к тому же средству. К сожалению, у нас нет воды, и приходится собирать сок из надрезанных корней эвкалиптов. И хотя лес состоит по большей части из этих деревьев, мы не решаемся далеко уходить от лагеря, страшась услышать свист летящего копья.
Мы расставляем повозки в конфигурации креста св. Андрея [8] , чтобы из этого укрытия можно было видеть противника со всех сторон, не боясь нападения с тыла. Оружие – под рукой. Каждый занимает свое место. Часовые, отобранные из наиболее крепких людей, располагаются в углах. Лошадям спутываем ноги, собак привязываем под повозками. Бедные животные еще больны, и я очень боюсь их потерять. Какое-то время они чувствовали себя лучше, но теперь у собак снова начались конвульсии.
Настала ночь. Все забылись в тревожном сне. Я же не могу заставить себя закрыть глаза, охваченный мрачными предчувствиями. Благотворное действие калабарских бобов очевидно, но отравление было настолько сильным, что вызванная им сонливость еще окончательно не прошла.
Только бы не проявились вновь все последствия отравления!
Мое лекарство оказало волшебное действие на нервный организм мисс Мэри. Она впечатлительна, как ребенок, и удивительно хорошо воспринимает лекарство, судя по той терпеливости, с которой пьет отвратительный по вкусу напиток. Состояние у нее улучшилось, восстановилось зрение, и мисс Мэри отчетливо воспринимает все окружающее.
Когда я сказал ей, что причина всеобщего недомогания – отравление источника аборигенами, первые слова, которые у нее вырвались, были мольбой простить их.
– Бедные люди, – сказала она. – Их поступки вызваны голодом. Они не имеют ни малейшего представления о гуманности – это несчастные жертвы невежества и нищеты.
– Весьма сожалею, мисс, что не могу разделить ваши иллюзии. А что, если бы вы все умерли? Простить дикарей, которые отравили вас именно для того, чтобы съесть? Достойны ли они вашего сожаления в большей степени, чем волк или тигр, которые вас растерзают?
– Но, мсье, эти несчастные тем не менее – человеческие существа. Надо попытаться их обучить, проповедовать им Евангелие. Я слышала, что некоторым миссионерам удавалось с помощью кротости добиться замечательных успехов.
– Возможно, мисс, но сегодня на это у нас нет времени.
– Ну, хорошо. Однако обещайте мне, что, если мы их встретим, вы не прибегнете к насилию. Если бы вы знали, как я страдаю, когда вижу, что проливается кровь!
– Если не удастся покончить дело миром, нам придется защищаться.
– Несомненно, но стреляйте только в крайнем случае.
Я подвожу мисс Мэри к ее повозке, которая находится в самом центре пересечения креста св. Андрея. Она укладывается рядом с верной Келли, пожелав мне спокойной ночи. У входа в повозку под одним покрывалом по-братски расположились два колосса – Робартс и Сириль. Теперь я спокоен: думаю, любовь восторжествует над недугом.
Десять часов! Под сенью огромных деревьев совсем темно, лишь на небосводе мерцают звезды. Их слабый свет не доходит до нас.
После всех дневных волнений и переживаний я, кажется, засну. Звезды танцуют… Деревья тянутся все выше…
Вдруг огненная вспышка, сопровождаемая звуком выстрела, заставила меня вскочить… "К оружию!"… "К оружию!"… Посветлело: это отблески выстрелов из револьверов. Тут же раздаются нечеловеческие вопли. Жалобно скулят собаки. Фыркают лошади. До нас доносится зловещее: "Кооо-мооо-хооо-эээ!" Аборигены!
С трудом различаю во тьме плотную группу бесноватых фигур. Несмотря на филантропические советы мисс Мэри, я стреляю в самую середину толпы.
Вопли аборигенов усиливаются. Но почему стрельба не оказывает должного действия? Наступающие, вначале захваченные врасплох, снова надвигаются всей толпой. Половина путешественников еще спит. Этого я и боялся. Усыпляющее действие наркотика не прошло.
На каждого боеспособного члена экспедиции приходится более чем по двадцати противников!
Какой бой! Десять раз за одну секунду я оказываюсь совсем близко к каннибалам, К счастью, наше ничтожное число компенсируется огнестрельным оружием. Кроме того, мы физически сильнее своих врагов. Это нас спасает. Наконец одурманенных людей пробуждает оглушительный шум, поднявшийся вокруг. Они тоже берутся за оружие.
Мои глаза постепенно привыкли к темноте, и я вижу, что те из нас, кто только что проснулся, не промахнулись ни разу. Можно сказать, что в темноте они видят так же ясно, как средь бела дня, настолько метко они стреляют.
Конечно, аборигены намного превосходят нас по численности, и желание завладеть караваном, который представляет для них неслыханное богатство, дает им новые силы.
Создается впечатление, что они вырастают буквально из-под земли! Мы уже расстреляли все патроны из револьверов и карабинов и вступаем в рукопашную схватку. Ну что ж! Каждый начинает действовать топором, ножом, прикладом, рукояткой револьвера.
Но так долго продолжаться не может, и нас теснят. А ведь к аборигенам подходят все новые подкрепления.
Битва во тьме, глухие удары по человеческим телам, крики ярости и хрипы умирающих – все это приобретает страшный, фантастический характер.
Несколько аборигенов проползли к повозкам, чтобы взобраться на них, Новая тревога охватывает нас: противник овладевает инициативой. Неужели все кончится тем, что нас съедят?
Но нет, об этом, видимо, еще рано думать. Именно в тот момент, когда на нас надвигается новая волна атакующих, звучный голос кого-то из наших, перекрывая шум, подобно голосу моряка, отдающего команды в бурю, кричит:
– Ложись! Все – на землю!
Команда выполняется мгновенно, и сразу же тьму прорезает серия вспышек. Нас оглушают выстрелы, следующие непрерывной чередой. Град свинца обрушивается на аборигенов, которые тут же разбегаются с дикими воплями.
Мне знакомы эти выстрелы – пулемет! Браво! Как раз вовремя!
Положение резко меняется. Призыв аборигенов к сбору звучит в последний раз: все они исчезают.
Трое из наших как будто тяжело ранены. Остальные перепачканы кровью… Но после первого же осмотра выясняется, что ранения поверхностные и неопасные.
Все окружают и поздравляют Эдварда и Ричарда, которые поставили пулемет на лафет и тем самым выиграли битву, поливая пулями атакующих.
Но я не вижу ни майора, ни сэра Рида. А где Робартс и Сириль? Поскольку все еще темно, прошу посветить мне. Я весь дрожу: вдруг найду их тела среди трупов, усеявших землю.
– Зачем свет? – спрашивает МакКроули. – Я прекрасно и так различаю все предметы.
– Что? Вы все видите?
– Конечно.
– И я тоже, – говорит Эдвард.
– И я, – подхватывает его брат.
Любопытное физиологическое явление. Сегодня днем никто ничего не видел, кроме меня, а сейчас все вдруг стали никталопами [9] .
– Робартс! Сириль! Где же они?
Глухой стон раздается в ответ на мои возгласы. Я бросаюсь вперед и натыкаюсь на распростертые тела, одно рядом с другим.
Это лейтенант и мой бедный босеронец. Они лежат возле повозки, где находятся мисс Мэри и Келли. Семь или восемь бездыханных аборигенов валяются вокруг них в позах, которые свидетельствуют, что здесь развернулась жестокая битва.
Они лежат возле повозки, где находятся мисс Мэри и Келли.
У обоих на головах раны, нанесенные, вероятно, чем-то тяжелым – топором или камнем. Напали на них, несомненно, сзади, судя по характеру ран.
Я боюсь, что повреждены черепные коробки, и раздвигаю волосы с чрезвычайной опаской. К счастью, страхи не оправдались. У обоих черепа невредимы, и содрана только кожа. Возможно, что сила удара была смягчена шлемами и вызвала лишь потерю сознания.
Глоток рома, который я вливаю каждому, с трудом разжав их зубы, возвращает обоих к жизни.
Робартс поднимается, блуждающим взором смотрит на окружающих и взволнованно спрашивает:
– А где мисс Мэри?
Услышав этот вопрос, Эдвард одним прыжком вскакивает на повозку, в которой должна находиться его сестра. Через несколько секунд он появляется вновь, и страшное предчувствие леденит нашу кровь, когда он восклицает душераздирающим голосом:
– Моя сестра! Мэри! Ее нет!
Нет нигде и майора, и его друга сэра Рида. Мы обыскиваем поле битвы и прилегающую к нему местность… Безуспешно!
Приходится признать неумолимый факт. Отсутствуют шесть человек, а именно сэр Харви, сэр Рид, герр Шэффер, канадец Фрэнсис, мисс Мэри и Келли. Они в плену у аборигенов!
Глава VIII
Это страшное открытие на какой-то миг приводит всех в растерянность. Все суетятся, взволнованно дают советы, которые никто не слушает, предлагают всякие несуразные планы. Только Эдвард, морской офицер, не потерял головы. Он мужественно старается не думать о свалившемся на него горе и пытается найти средство, чтобы спасти положение. Это человек неиссякаемой энергии, завоевавший доверие всех тем, что благодаря своему хладнокровию сумел обеспечить победу над аборигенами. Обращаясь к тем, кто еще возбужден недавней битвой и не избавился полностью от тяжелого воздействия пасленовых, которыми был отравлен источник, он призывает сохранять спокойствие.
– Господа, – говорит он, – ваши мнения в общем сводятся к тому, что нужно как можно скорее найти похитителей и вырвать у них жертвы. Для того чтобы успешно провести эту операцию, необходимо действовать с величайшей осторожностью. Сердце побуждает меня нестись вдогонку за похитителями, но долг повелевает остаться здесь. Мсье Б…, ваш Мирадор обладает удивительным нюхом, он любимец моей сестры, которая его часто ласкала и кормила всякими лакомствами. Считаете ли вы, что он сможет, не подавая голоса, чтобы не привлечь внимания врагов, повести вас по следам аборигенов?
– Я в этом убежден, Эдвард. Моя собака – ищейка, она не подает голоса, когда я иду с ней по следу. Дайте мне какой-нибудь предмет, принадлежащий мисс Мэри, Мирадор его понюхает и, уверен, приведет нас к нужному месту – Прекрасно! Робартс, дорогой друг, хватит ли у вас сил сопровождать мсье Б…?
– Конечно, – ответил лейтенант, асе еще бледный, с окровавленной повязкой на голове, но твердый как скала. Он подчеркнул свои слова решительным жестом.
– Ваш друг Сириль – храбрый человек. Я думаю, что он не откажется вас сопровождать.
– Прошу вас об этом, – сказал с достоинством мой босеронец, – и благодарю за лестное мнение обо мне, мсье Эдвард – Даю вам слово, что мы спасем вашу сестру, или я сложу там свои кости.
– Том тоже пойдет с вами, и выберите по своему усмотрению еще двух человек, наиболее надежных.
– Хорошо.
– Когда Мирадор найдет след и вы обнаружите, где находятся пленные, возвращайтесь. Тогда уж мы будем действовать сообща и вызволим их. Возьмите каждый по два револьвера и отвечайте огнем на первую же атаку. Ваши выстрелы подскажут нам, где вы находитесь, в случае, если завяжется бой. Мы примчимся вам на помощь.
Поразительное спокойствие и неизменное хладнокровие молодого офицера не могут не восхищать. Он действительно достоин командовать этой рискованной операцией. Эдвард подобен капитану, стоящему на мостике гибнущего корабля, который старается с редким бесстрашием найти способ все-таки спасти доверившихся ему людей. У него хватает мужества остаться здесь, обречь себя на временное бездействие, пока мы не выполним миссию разведчиков, которую он на нас возложил. Мы берем с собой лошадей и ведем их по уздцы, чтобы можно было быстро отступить в случае непредвиденной ситуации и вернуться к основной группе путешественников.
Молодой командир пожимает нам руки с нервной дрожью, которую он пытается скрыть за внешней невозмутимостью.
К нам присоединяются два наиболее физически сильных поселенца. Я отвязываю Мирадора, даю ему понюхать шарф мисс Мэри, и славная собака как будто понимает, что мы от нее ожидаем. Она жалобно скулит, делает несколько шагов по моей команде и увлекает нас за собой.
Как ни хотели МакКроули и молодой Ричард присоединиться к нам, они должны остаться, чтобы подготовиться к решающей битве, которая вскоре предстоит. К тому же наша роль заключается не в том, чтобы атаковать, а, напротив, действовать осторожно, не выдавая своего присутствия.
Мы идем быстро и бесшумно по траве и мху, которые заглушают шаги. Для меня и Тома тьма непроницаема, тогда как четверо моих спутников сохраняют с вечера удивительное свойство, весьма ценное в данный момент, – видеть в темноте. Я уверенно иду за своей ищейкой, которую взял на поводок, опасаясь, что, несмотря на все свое послушание, в какой-то момент она может рвануться к добыче.
Вскоре мы поворачиваем на восток, следуя безошибочному нюху умницы Мирадора. Поскольку аборигены могли разделиться на несколько групп, время от времени я даю понюхать ему шарф мисс Мэри.
Мы идем уже три четверти часа. Пройдено, по меньшей мере, четыре километра. Аборигены опередили нас не более чем на час, и мы вскоре настигнем их.
Сириль временами наклоняется к земле и рассматривает травяной покров, Он обладает удивительной способностью различать следы и действительно обнаруживает наряду со следами различных животных отпечатки копыт на примятой траве.
Каннибалы, несомненно, увели нескольких наших лошадей, а мы этого не заметили, потрясенные тем, что дорогие нам люди попали в плен.
Мы подошли к небольшому склону, по которому двигаемся с бесконечными предосторожностями. На траве следы крови, и, натягивая поводок, Мирадор издает глухое ворчание. Вероятно, мы приближаемся к цели, С возвышения, на котором мы находимся, видны вдали красноватые огоньки. Они освещают долину. Откос у наших ног невелик. Деревья стоят как будто более редко. По словам моих спутников, нас окружают не эвкалипты, а камедные деревья.
Свирепые жители австралийских лесов найдены!
Мы шепотом советуемся и уже склоняемся к решению возвратиться в лагерь, ибо поставленная перед нами задача выполнена. Однако случилось непредвиденное, и мы оказались втянуты в авантюру, развязку которой невозможно было предвидеть.
Мирадор делает сильный рывок, поводок остается у меня в руке, а он со всех ног несется вперед, в сторону огоньков, которые светятся в долине, при этом лает во весь голос, словно выгоняет зверя из логова.
Одновременно вспыхивают деревья. Похожие на огромные столбы искусственного огня, они образуют грандиозное зарево на пути к мигающим огонькам.
Моя собака, несомненно, подняла тревогу среди аборигенов. Нельзя терять ни минуты. Мы вскочили на лошадей и пришпорили их. Дорога освещена как в дневное время. Это пожарище, должно быть, видно даже в нашем лагере. А лес горит и горит. Пожар распространяется с невероятной быстротой: ветви и стволы камедных деревьев, пропитанные смолой, служат прекрасной пищей для огня. Эти деревья воспламеняются как бочонки со смолой и потрескивают подобно факелам. Воздух густо пропитан удушливым дымом.
Равнина Бюиссон превратилась в Храм огня!
Какая мизансцена для готовящейся драмы! И нам предстоит опасный выход среди этих декораций, где страшное так тесно переплелось с величественным.
– Вперед! – зовет приглушенным голосом Робартс, громадный англичанин с обнаженной головой, обмотанной окровавленной повязкой. С револьверами в обеих руках он немилосердно пришпоривает лошадь. Благородное животное, не привыкшее к такому обращению, жалобно ржет и как безумное буквально несется по воздуху.
Перед боем этот офицер словно утратил свою британскую флегматичность; его крик подобен львиному рыку. Таким я вижу его впервые, и моя симпатия к Робартсу удваивается, если только это возможно.
– Вперед! – кричит Сириль, припадая к шее своей лошади, которую какие-то узы заставляют держаться рядом с лошадью Робартса.
Эти два гиганта кажутся людьми иного века, случайно затесавшимися среди измельчавших соотечественников. Через несколько минут они причинят немало хлопот мрачному божеству, которое царит в этом южном аду.
Я несусь за ними, отставая на полкорпуса, рядом с Томом. Если не ошибаюсь, он будет жестоко драться со своими соплеменниками. Ведь Том не забыл до сих пор той ночи, когда майор спас его от страшной смерти.
Метрах в двух сзади от нас – оба поселенца, невозмутимые, как каменные изваяния, хотя глаза их блестят. В руках у них оружие, и сидят они в седле как на параде. Настоящие храбрецы.
Мы летим над травянистым покровом, как метеоры, оставляя под собой мертвые стволы, преграждающие нам путь, овраги, рытвины, ручьи, в которых отражается зарево пожара. Рушатся горящие деревья. Поистине скачка с препятствиями в преисподней.
Аборигены уже близко. Разноцветные отблески – синеватые, белые, фиолетовые – ослепляют нас, но крики каннибалов позволяют нам ориентироваться.
Все шестеро, мы появляемся как страшное фантастическое видение и врываемся в середину круга, образованного отвратительными существами, которые беснуются, воют и отчаянно жестикулируют, – сущий бедлам. Все они голые. Их лица разрисованы белым – это цвет войны. Белые линии покрывают также торс и конечности, как бы изображая человеческий скелет. Этот танец скелетов – мрачное вступление к пиршеству каннибалов. Лошади, украденные у нас, убиты и зажариваются на кострах. Многие людоеды украсили свои головы хвостами бедных животных. При свете костров мы наконец увидели наших двух девушек и четырех мужчин, связанных по рукам и ногам. Они находятся в сидячем положении, и над их головами уже занесены руки с каменными топорами и ножами.
Одной секунды было достаточно, чтобы оценить ситуацию.
Из наших глоток вырывается дикий крик. Аборигены с тревогой замирают, и на мгновение наступает тишина. Но ее прерывает зловещее рычание. Это Мирадор. Умный пес бросается на группу аборигенов, впивается в горло одного из туземцев, и вот они вместе катаются по земле. Со слепой и неумолимой силой метательного снаряда мы влетаем в кишащую массу вражеских тел. Первых аборигенов, с которыми сталкиваемся, наши лошади топчут ногами или разбрасывают грудью. Грохот наших револьверов приводит дикарей в необычайное замешательство, и под деревьями, недавно еще такими мирными, царят ужас и смерть.
Видит бог, нам хотелось избежать кровопролития.
…Бумеранг ударяется о землю, подскакивает, чтобы затем впиться чуть ниже колена в ногу лошади Робартса. Почти одновременно каменный топор одного из аборигенов со свистом обрушивается на голову лошади Сириля.
Приложив величайшие усилия, мы, то есть два поселенца, Том и я, прорываемся к нашим бедным пленникам. Том в мгновение ока спрыгивает с лошади и быстрее, чем я об этом рассказываю, перерезает веревки, которыми туго были стянуты их руки. Он отплачивает за добро, спасая своего хозяина. Майор встает во весь свой огромный рост: теперь, по крайней мере, он может умереть как солдат. Герр Шэффер, сэр Рид и канадец разминают онемевшие члены, подбирают с земли все, что можно использовать в бою, и встают рядом с нами. У них нет оружия, но они заберут его у убитых. Храбрая Келли не растерялась. Она хватает головешку и бросает в лицо аборигена, который с криком убегает. Мы прикрываем женщин своими телами.
Сириль и Робартс, спешившись, сражаются в нескольких шагах от нас. Геркулесова сила моего товарища удесятеряется от безумной ярости. Он размахивает как палицей своим тяжелым карабином и наносит глухие удары по головам и телам противников.
Сознание опасности вернуло Робартсу обычное хладнокровие. Он точен как на дуэли. Стреляя из револьвера, он каждый раз попадает в цель. Когда барабан опустел, он бросает револьвер в голову врага. Оставшись без оружия, Робартс хватает топор, подвешенный к ленчику седла своей лошади, и с новой силой продолжает бой.
– Господа, – говорит он, – ваши мнения в общем сводятся к тому, что нужно как можно скорее найти похитителей и вырвать у них жертвы. Для того чтобы успешно провести эту операцию, необходимо действовать с величайшей осторожностью. Сердце побуждает меня нестись вдогонку за похитителями, но долг повелевает остаться здесь. Мсье Б…, ваш Мирадор обладает удивительным нюхом, он любимец моей сестры, которая его часто ласкала и кормила всякими лакомствами. Считаете ли вы, что он сможет, не подавая голоса, чтобы не привлечь внимания врагов, повести вас по следам аборигенов?
– Я в этом убежден, Эдвард. Моя собака – ищейка, она не подает голоса, когда я иду с ней по следу. Дайте мне какой-нибудь предмет, принадлежащий мисс Мэри, Мирадор его понюхает и, уверен, приведет нас к нужному месту – Прекрасно! Робартс, дорогой друг, хватит ли у вас сил сопровождать мсье Б…?
– Конечно, – ответил лейтенант, асе еще бледный, с окровавленной повязкой на голове, но твердый как скала. Он подчеркнул свои слова решительным жестом.
– Ваш друг Сириль – храбрый человек. Я думаю, что он не откажется вас сопровождать.
– Прошу вас об этом, – сказал с достоинством мой босеронец, – и благодарю за лестное мнение обо мне, мсье Эдвард – Даю вам слово, что мы спасем вашу сестру, или я сложу там свои кости.
– Том тоже пойдет с вами, и выберите по своему усмотрению еще двух человек, наиболее надежных.
– Хорошо.
– Когда Мирадор найдет след и вы обнаружите, где находятся пленные, возвращайтесь. Тогда уж мы будем действовать сообща и вызволим их. Возьмите каждый по два револьвера и отвечайте огнем на первую же атаку. Ваши выстрелы подскажут нам, где вы находитесь, в случае, если завяжется бой. Мы примчимся вам на помощь.
Поразительное спокойствие и неизменное хладнокровие молодого офицера не могут не восхищать. Он действительно достоин командовать этой рискованной операцией. Эдвард подобен капитану, стоящему на мостике гибнущего корабля, который старается с редким бесстрашием найти способ все-таки спасти доверившихся ему людей. У него хватает мужества остаться здесь, обречь себя на временное бездействие, пока мы не выполним миссию разведчиков, которую он на нас возложил. Мы берем с собой лошадей и ведем их по уздцы, чтобы можно было быстро отступить в случае непредвиденной ситуации и вернуться к основной группе путешественников.
Молодой командир пожимает нам руки с нервной дрожью, которую он пытается скрыть за внешней невозмутимостью.
К нам присоединяются два наиболее физически сильных поселенца. Я отвязываю Мирадора, даю ему понюхать шарф мисс Мэри, и славная собака как будто понимает, что мы от нее ожидаем. Она жалобно скулит, делает несколько шагов по моей команде и увлекает нас за собой.
Как ни хотели МакКроули и молодой Ричард присоединиться к нам, они должны остаться, чтобы подготовиться к решающей битве, которая вскоре предстоит. К тому же наша роль заключается не в том, чтобы атаковать, а, напротив, действовать осторожно, не выдавая своего присутствия.
Мы идем быстро и бесшумно по траве и мху, которые заглушают шаги. Для меня и Тома тьма непроницаема, тогда как четверо моих спутников сохраняют с вечера удивительное свойство, весьма ценное в данный момент, – видеть в темноте. Я уверенно иду за своей ищейкой, которую взял на поводок, опасаясь, что, несмотря на все свое послушание, в какой-то момент она может рвануться к добыче.
Вскоре мы поворачиваем на восток, следуя безошибочному нюху умницы Мирадора. Поскольку аборигены могли разделиться на несколько групп, время от времени я даю понюхать ему шарф мисс Мэри.
Мы идем уже три четверти часа. Пройдено, по меньшей мере, четыре километра. Аборигены опередили нас не более чем на час, и мы вскоре настигнем их.
Сириль временами наклоняется к земле и рассматривает травяной покров, Он обладает удивительной способностью различать следы и действительно обнаруживает наряду со следами различных животных отпечатки копыт на примятой траве.
Каннибалы, несомненно, увели нескольких наших лошадей, а мы этого не заметили, потрясенные тем, что дорогие нам люди попали в плен.
Мы подошли к небольшому склону, по которому двигаемся с бесконечными предосторожностями. На траве следы крови, и, натягивая поводок, Мирадор издает глухое ворчание. Вероятно, мы приближаемся к цели, С возвышения, на котором мы находимся, видны вдали красноватые огоньки. Они освещают долину. Откос у наших ног невелик. Деревья стоят как будто более редко. По словам моих спутников, нас окружают не эвкалипты, а камедные деревья.
Свирепые жители австралийских лесов найдены!
Мы шепотом советуемся и уже склоняемся к решению возвратиться в лагерь, ибо поставленная перед нами задача выполнена. Однако случилось непредвиденное, и мы оказались втянуты в авантюру, развязку которой невозможно было предвидеть.
Мирадор делает сильный рывок, поводок остается у меня в руке, а он со всех ног несется вперед, в сторону огоньков, которые светятся в долине, при этом лает во весь голос, словно выгоняет зверя из логова.
Одновременно вспыхивают деревья. Похожие на огромные столбы искусственного огня, они образуют грандиозное зарево на пути к мигающим огонькам.
Моя собака, несомненно, подняла тревогу среди аборигенов. Нельзя терять ни минуты. Мы вскочили на лошадей и пришпорили их. Дорога освещена как в дневное время. Это пожарище, должно быть, видно даже в нашем лагере. А лес горит и горит. Пожар распространяется с невероятной быстротой: ветви и стволы камедных деревьев, пропитанные смолой, служат прекрасной пищей для огня. Эти деревья воспламеняются как бочонки со смолой и потрескивают подобно факелам. Воздух густо пропитан удушливым дымом.
Равнина Бюиссон превратилась в Храм огня!
Какая мизансцена для готовящейся драмы! И нам предстоит опасный выход среди этих декораций, где страшное так тесно переплелось с величественным.
– Вперед! – зовет приглушенным голосом Робартс, громадный англичанин с обнаженной головой, обмотанной окровавленной повязкой. С револьверами в обеих руках он немилосердно пришпоривает лошадь. Благородное животное, не привыкшее к такому обращению, жалобно ржет и как безумное буквально несется по воздуху.
Перед боем этот офицер словно утратил свою британскую флегматичность; его крик подобен львиному рыку. Таким я вижу его впервые, и моя симпатия к Робартсу удваивается, если только это возможно.
– Вперед! – кричит Сириль, припадая к шее своей лошади, которую какие-то узы заставляют держаться рядом с лошадью Робартса.
Эти два гиганта кажутся людьми иного века, случайно затесавшимися среди измельчавших соотечественников. Через несколько минут они причинят немало хлопот мрачному божеству, которое царит в этом южном аду.
Я несусь за ними, отставая на полкорпуса, рядом с Томом. Если не ошибаюсь, он будет жестоко драться со своими соплеменниками. Ведь Том не забыл до сих пор той ночи, когда майор спас его от страшной смерти.
Метрах в двух сзади от нас – оба поселенца, невозмутимые, как каменные изваяния, хотя глаза их блестят. В руках у них оружие, и сидят они в седле как на параде. Настоящие храбрецы.
Мы летим над травянистым покровом, как метеоры, оставляя под собой мертвые стволы, преграждающие нам путь, овраги, рытвины, ручьи, в которых отражается зарево пожара. Рушатся горящие деревья. Поистине скачка с препятствиями в преисподней.
Аборигены уже близко. Разноцветные отблески – синеватые, белые, фиолетовые – ослепляют нас, но крики каннибалов позволяют нам ориентироваться.
Все шестеро, мы появляемся как страшное фантастическое видение и врываемся в середину круга, образованного отвратительными существами, которые беснуются, воют и отчаянно жестикулируют, – сущий бедлам. Все они голые. Их лица разрисованы белым – это цвет войны. Белые линии покрывают также торс и конечности, как бы изображая человеческий скелет. Этот танец скелетов – мрачное вступление к пиршеству каннибалов. Лошади, украденные у нас, убиты и зажариваются на кострах. Многие людоеды украсили свои головы хвостами бедных животных. При свете костров мы наконец увидели наших двух девушек и четырех мужчин, связанных по рукам и ногам. Они находятся в сидячем положении, и над их головами уже занесены руки с каменными топорами и ножами.
Одной секунды было достаточно, чтобы оценить ситуацию.
Из наших глоток вырывается дикий крик. Аборигены с тревогой замирают, и на мгновение наступает тишина. Но ее прерывает зловещее рычание. Это Мирадор. Умный пес бросается на группу аборигенов, впивается в горло одного из туземцев, и вот они вместе катаются по земле. Со слепой и неумолимой силой метательного снаряда мы влетаем в кишащую массу вражеских тел. Первых аборигенов, с которыми сталкиваемся, наши лошади топчут ногами или разбрасывают грудью. Грохот наших револьверов приводит дикарей в необычайное замешательство, и под деревьями, недавно еще такими мирными, царят ужас и смерть.
Видит бог, нам хотелось избежать кровопролития.
…Бумеранг ударяется о землю, подскакивает, чтобы затем впиться чуть ниже колена в ногу лошади Робартса. Почти одновременно каменный топор одного из аборигенов со свистом обрушивается на голову лошади Сириля.
Приложив величайшие усилия, мы, то есть два поселенца, Том и я, прорываемся к нашим бедным пленникам. Том в мгновение ока спрыгивает с лошади и быстрее, чем я об этом рассказываю, перерезает веревки, которыми туго были стянуты их руки. Он отплачивает за добро, спасая своего хозяина. Майор встает во весь свой огромный рост: теперь, по крайней мере, он может умереть как солдат. Герр Шэффер, сэр Рид и канадец разминают онемевшие члены, подбирают с земли все, что можно использовать в бою, и встают рядом с нами. У них нет оружия, но они заберут его у убитых. Храбрая Келли не растерялась. Она хватает головешку и бросает в лицо аборигена, который с криком убегает. Мы прикрываем женщин своими телами.
Сириль и Робартс, спешившись, сражаются в нескольких шагах от нас. Геркулесова сила моего товарища удесятеряется от безумной ярости. Он размахивает как палицей своим тяжелым карабином и наносит глухие удары по головам и телам противников.
Сознание опасности вернуло Робартсу обычное хладнокровие. Он точен как на дуэли. Стреляя из револьвера, он каждый раз попадает в цель. Когда барабан опустел, он бросает револьвер в голову врага. Оставшись без оружия, Робартс хватает топор, подвешенный к ленчику седла своей лошади, и с новой силой продолжает бой.