Буторин Андрей. Север

   Сейд заворчал, будто учуял его мысли. А может, почувствовал опасность…
   Увлекшись чудесами, Нанас перестал обращать внимание на все остальное. В том числе на свои голод и жажду, а также на то, что ему стало жарко. Конечно, внутри короба было теплей, чем снаружи, но ненамного. Дело тут было в другом, и Нанас быстро понял, в чем. Виной был висящий на груди оберег.
   Заколдованный камень из священных сейдозерских пещер нагрелся! Он еще не обжигал кожу, но все же стал явно горячее тела. Силадан говорил, это значит, что скоро будет граница между миром и мороком. Насчет морока он ошибался, а вот насчет вредных для людей козней духов – нет. И теперь оберег наверняка предупреждает владельца, что здесь – опасное место. Еще не очень опасное, но все-таки уже вредное. Правда, Нанас очень надеялся, что оберег на то и оберег, чтобы не только предупреждать об опасности, но и защищать от нее. И все же лучше было не рисковать, а поскорее уехать отсюда. Тем более, у Сейда и у оленей оберегов нет, да и есть хочет не только он один. Может быть, пес оттого и ворчит, что пытается об этом напомнить.
   Нанас с сожалением посмотрел на необследованные двери и вздохнул:
   – Ладно, пойдем, друг. Тут и до ночи все не посмотришь.
   А про себя еще раз подумал, что понимает теперь, чего хотел от нойда старейшина Ародан…
   Выйдя из каменного короба, Нанас тут же заметил, что олени ведут себя подозрительно. Эти неутомимые, трудолюбивые и верные животные не умеют издавать почти никаких звуков, но сейчас оба быка раздували ноздри и глухо пофыркивали, тревожно косясь на нарты.
   «Это еще что такое? – нахмурился Нанас, убедившись, что в санях никого нет. – Неужто в мешок со снедью забралась крыса?» Но тут вдруг зарычал Сейд, тоже впившись взглядом в повозку.
   – Сейд, ты чего? – спросил Нанас. – Там же никого нет!
   Сейд, рыкнув еще разок, замолчал и, склонив набок голову, прислушался. А потом подошел к нартам и ткнулся плоским носом в лежащий поперек кережи красный мешок. Нанас осторожно приблизился к саням, отбросил за плечи капюшон, приложил к уху ладонь и наклонился к мешку. Там что-то щелкало. Негромко и редко, но звук был слышен отчетливо. – Волшебная коробка небесного духа! – озвучил свою догадку Нанас. – Мой оберег тоже стал теплым… Здесь уже начинаются вредные места. – Увидев, что псу его слова не понравились, Нанас поспешил его успокоить: – Еще не сильно вредные, легохонько. Дух говорил, что до самых опасных еще далеко.

Глава 4
Первая ночь в новом мире

   Дорогу – ту самую, что на карте небесного духа была похожа на тонкую ниточку, – Нанас отыскал быстро. Почти сразу за крайними строениями начинался лес, а в его сплошной стене виднелся вполне широкий проход, достаточный, пожалуй, чтобы ехать бок о бок сразу трем нартам, – вот тебе и ниточка! Дорога была удивительно ровной и тянулась вперед далеко-далеко. Казалось, она нигде не заканчивалась, а просто растворялась в светлой серости неба. Может, и впрямь она представляла собой путь в Верхний мир? Впрочем, вряд ли. Он уже видел, что из Верхнего мира сюда попадают безо всяких дорог. Значит и эта вела не туда. «Куда-то она меня заведет?» – безмолвно вздохнул Нанас и слегка постучал костяным набалдашником хорея по спинам оленей. Он мог бы этого и не делать, те и без его понуканий помчались вперед так, словно почуяли дом. Впрочем, лес был для них куда более домом, чем пугающие заросли огромных каменных коробов.
   Нанас тоже почувствовал себя в лесу намного лучше и уверенней. Тем более, ехать по дороге было одно удовольствие, даже оленями управлять не надо – им и так ясно, куда бежать: по обеим сторонам – деревья, свободный путь лишь впереди. Так что Нанас откинулся на спинку кережи и решил немного расслабиться. Но долго ему отдыхать не пришлось, скоро он увидел, что влево от дороги отходит еще одна.
   К этому юноша был не готов. Он остановил оленей и вылез из кережи. Подошел к повороту, отбросил за спину капюшон и почесал в затылке. Куда же ехать дальше? Понятно, что обе дороги не могут вести в одно место, а значит, одна из них идет не туда, куда нужно. Но вот какая именно? Он глянул на Сейда, в надежде что умный пес ему поможет, но тот посмотрел на хозяина с укором: дескать, откуда мне знать, я тут никогда не был, а пахнут они обе одинаково.
   Эх, подумал Нанас, был бы Сейд не собакой, а птицей, поднялся бы сейчас высоко-высоко и увидел, какая из этих дорог ведет к той, большой, по которой нужно будет ехать к Мурманску! Подумал, и тут же хлопнул себя по лбу. Дурень! «Птица» уже посмотрела на эти дороги и даже нарисовала их для тебя!
   Он быстро достал из-за пазухи карту, нашел на ней кучку маленьких черных квадратиков – Ловозеро и повел от него пальцем по «ниточке», пока не наткнулся на вторую, уходящую влево. Посмотрел на нее и присвистнул от удивления: та довольно скоро приводила к еще одной кучке, поменьше. Рядом было написано пять букв, но знал из них Нанас лишь самую крайнюю – «а». Однако удивился он не этому, поскольку уже догадался, что это Ревда, о которой тоже слышал от мамы, – часть их соплеменников была родом оттуда. Удивительным было то, что после Ревды ниточка снова делилась на две, и одна из них заканчивалась совсем недалеко от его родного Сейдозера, похоже прямо на склоне горы.
   То есть, можно было бы сейчас поехать туда, а ведь это совсем близко, куда ближе, чем по озеру, – перевалить горы, и он дома! Правда, через горы пришлось бы карабкаться пешком, олени с нартами туда не взберутся. Да и дома Нанаса ничего хорошего не ждет. И вообще, у него сейчас дела в другом месте… Нет, ехать он туда не собирался! Ему просто нравилось, как все хорошо видно на карте. Удобно все-таки иметь при себе такую полезную вещь!
   Итак, вроде бы ехать по левой дороге сейчас не надо. На всякий случай юноша провел пальцем по той «ниточке», что вела прямо, пока не уперлась в более широкую полоску. Ну да, ее и показывал ему небесный дух, она тянулась почти в самый верх карты, где крупными буквами написано «Мурманск». Кстати, Нанас внезапно понял, что он знает теперь все буквы из этого слова. Конечно знает, память-то у него замечательная. А раз так, надо запомнить уже и те буквы, из которых состоят «Ловозеро» и «Ревда», – вот ведь они, только что в них пальцем тыкал. Кто знает, что ему теперь может пригодиться. Вон, дух и про указатели какие-то говорил. А еще… Нанас вспомнил про «дощечку» небесного духа и подумал, что, может, он теперь сумеет прочитать, что написано на ее первом листе.
   Он убрал за пазуху карту и достал оттуда «дощечку». Открыл, посмотрел на первый лист и с огорчением понял, что букв еще знает все-таки очень мало. Из тех, что ему удалось прочитать, получилось лишь «.невн. к с. ле. енан. а у. на Семена». Более-менее понятным было лишь последнее слово – «семена». Правда, над второй буквой «е» стояли еще зачем-то две точки. Видимо, эти самые семена небесный дух и нарисовал. Но при чем тут какие-то семена, для Нанаса так и осталось загадкой.
   Поломать над ней голову ему помешал Сейд. Пес нетерпеливо гавкнул, будто говоря: что ты нюхаешь эту пересохшую кожу, не пора ли найти более мягкую и вкусную, желательно со свежим сочным мясом внутри?
   Упрек был справедливым. Нанас и сам уже чувствовал голод, а забывать кормить своих животных вообще никуда не годится.
   Он быстро спрятал за пазуху «дощечку» и виновато пробормотал:
   – Все, все, сейчас поедем. А ты смотри по сторонам, ладно? Я буду лук наготове держать, учуешь куропатку или зайчишку какого – гавкни, мы их с тобой легохонько добудем.
   Удача и впрямь поджидала их совсем неподалеку. Нарты не успели проехать и два полета стрелы, как справа от дороги, из молодого ельника, выпорхнуло сразу пять куропаток. Лук у Нанаса, как он и обещал, был наготове, поэтому первую стрелу он пустил, когда птицы еще не успели подняться над невысокими елочками. Выстрелил – и тут же наложил на тетиву вторую, приготовленную заранее. Эта была более тяжелой, с металлическим наконечником; сила и точность удара имели сейчас большее значение – куропатки улетали все дальше. Нанас попал в цель и на этот раз. Хотел было сделать и третью попытку, но не стал: теперь промахнуться было легко, а найти стрелу в глубоком снегу между деревьями – не очень. Между тем Сейд уже сбегал за подбитыми куропатками и положил тушки возле ног хозяина. Нанас потрепал его по круглой белой голове, вынул из птиц стрелы и сунул добычу в самый нос кережи. Теперь нужно было найти подходящее для стоянки место, развести костер и приготовить ужин.
   Далеко в лес он заезжать не стал – снег там был более глубоким и рыхлым, чем на продуваемой ветром дороге, и нарты проваливались в него сильно, по самую кережу. Да и ни к чему было это делать, вскоре попалось неплохое местечко – небольшая полянка, закрытая с трех сторон густым молодым березняком, через который не сможет бесшумно подкрасться ни один крупный зверь, а с четвертой вплотную друг к другу росли две старые разлапистые ели, широкие нижние ветки которых были уже готовым шалашом.
   Нанас распряг оленей и привязал их на длинных арканах к деревьям. Обычно он этого не делал, прирученные животные и так не уходили далеко от хозяина, но сейчас рисковать не стоило – потерять в его положении оленей было бы смерти подобно.
   Еще подъезжая к месту стоянки, юноша заметил на снегу ломаные дорожки заячьих следов и теперь достал из кережи силья. Если повезет, то за ночь в петлю может попасть заяц, тогда можно будет и подкрепиться утром, и взять какой-то запас в дорогу.
   Затем, надев сплетенные из ивовых ветвей снегоступы и прикрепив их к пимам, Нанас отправился в лес. Устанавливая силья, заодно набрал и сушняка для костра, а вернувшись, притоптал снег на поляне, сложил ветки шалашиком, в середку сунул содранной с березы бересты, а под нее – горсть заранее высушенного мха из мешочка на поясе. Потом достал оттуда же кремень с кресалом и умело высек сноп ярких искр. Сухой мох сразу начал тлеть, и осталось лишь раздуть его, чтобы вспыхнула береста, а там занялись огнем и ветки. Подложив в костер сучьев потолще, Нанас пошел поискать еще дров. Сейд хотел увязаться с ним, однако хозяин покачал головой и показал на оленей – стереги, дескать.
   На сей раз он забрел чуть подальше и вскоре наткнулся на свежий лосиный след. Впрочем, толку от него сейчас не было: дротик для охоты на крупного зверя он не захватил, да и ни к чему такая большая добыча – что с ней делать? И не съешь, и с собой не увезешь. Убивать же просто ради удовольствия Нанас никогда не любил.
   Насобирав большую охапку дров, юноша отнес ее на поляну, вырезал толстый прут и рогатину и повесил над костром плотно набитый снегом котел. Потом наломал елового лапника, чтобы не сидеть на снегу, а пока талая вода закипала, он, подбрасывая в котел снег, ощипал и выпотрошил одну куропатку. Вторую сразу же отдал Сейду. Пес утащил птицу под елку и начал хрумкать ее, судя по звуку, вместе с костями и перьями.
   Пока варилась куропатка, Нанас еще раз сходил за дровами, а заодно нашел и срезал трутовник – березовый нарост – для чая. Потом достал из мешка с провизией небольшой берестяной туесок с высушенной и перемолотой в муку белой сосновой корой, которую наскоблил с ошкуренных деревьев еще по осени, и добавил две горсти в котел. Затем раскопал снег, отыскал брусничник, нарвал горсть красных, будто капли крови, ягод и тоже бросил в кипящее варево.
   Когда похлебка была готова, Нанас снял котел с огня, а на его место повесил другой, маленький, тоже набитый снегом. Сам же уселся перед большим и вспомнил, что забыл достать ложку. Но ударивший в ноздри запах еды так раздразнил его, что он, не утерпев, шипя и охая, голой рукой залез в горячую воду, достал кусок дичи и, обжигая язык, губы и нёбо, впился в ароматное, нежное мясо зубами. С куропаткой он разделался едва ли не быстрей, чем Сейд, а потом все же поднялся, сходил к нартам за ложкой и похлебку съел уже по-человечески, особо не торопясь. После этого покрошил и заварил в маленьком котле трутовник и с большим удовольствием напился чаю. Нет ничего лучше грибного чаю после ужина! Между тем быстро стало темнеть, и, пока Нанас чистил снегом и убирал в нарты посуду, наступила настоящая ночь. Олени, наевшись ягеля, который в избытке отыскался под снегом, уже улеглись между сугробами, так, что их стало не видно – в свете костра различались лишь торчащие над снегом рога, да и те легко можно было принять за ветки. Сейд тоже давно сопел под еловыми лапами, и только Нанасу, несмотря на прошлую бессонную ночь, спать совсем не хотелось: события минувшего дня крутились в его голове снова и снова. Тепло огня, по-домашнему уютный треск горящих сучьев, звездочки искр, взлетающие к черному небу, – все это помогало неспешным, спокойным раздумьям. Чтобы не сидеть истуканом и чем-то занять руки, пока мысли плетут свой задумчивый танец, Нанас решил сделать дротик, благо у него теперь имелись найденные в каменном коробе ножи, один из которых можно было использовать как наконечник. Срезав ножом небесного духа стройную молодую березку, Нанас вновь уселся перед костром и принялся аккуратно ее ошкуривать. И теперь уже дал своим мыслям полную волю. С прошлого вечера по нынешний прошло совсем немного времени, но за это время случилось столько всего, сколько не происходило, пожалуй, за всю его жизнь. Во всяком случае, прежде не случалось ничего такого, что полностью бы эту жизнь меняло. Но самое главное – он избежал смерти, то есть – сбежал от нее. Правда, еще неизвестно, не нагонит ли она его вскоре, ведь едет он туда, где у смерти, похоже, самые обильные охотничьи угодья. Но не ехать – умереть еще скорей, и уже наверняка: с духами не спорят, им подчиняются. Так что о том, что будет дальше, можно сейчас не размышлять – что будет, то и будет. А вот о том, что было, – пожалуй, подумать стоило.
   Взять того же нойда Силадана… Он, Нанас, еще сегодня утром полагал, что тот их обманывает. Оказалось, что нет. То есть, обманывает, конечно, но не в главном. Да и то, скорее, потому, что и сам точно не знает, как оно на самом деле. Странно, конечно, ведь нойд на то и нойд, чтобы общаться с духами и узнавать от них истину. Вот, к примеру, он сам, Нанас, совсем не нойд, однако повстречался с духом и многое от него узнал. Так может, Силадан и не нойд вовсе? Может, он обманул их всех уже в этом? Ведь недаром старейшина Ародан называл его странным именем – Силантий и разговаривал с ним попросту, как с обычным человеком, а не нойдом, и Силадан вовсе на это не гневался, называя старейшину не менее странно – Андреем, а то и вовсе прозвищем – Кожухов. Правда, разговор у них шел наедине, они ведь не знали, что Нанас лежит в сугробе в двух шагах от вежи. А когда поняли это…
   Ладно, теперь это уже не важно – сыйт далеко, и пока Силадан жив, Нанас туда уже не вернется.
   Но в том подслушанном разговоре было еще кое-что важное. Тогда юноша не понял, о чем шла речь, а сегодня, в Ловозере, все встало на свои места. Ародан просил у нойда разрешения взять двух-трех человек и сходить в один из поселков. Нанас, хоть и не мог сообразить, о чем идет речь, запомнил слова старейшины до словно.
   «Силантий, – сказал Ародан. – Я все понимаю: молодое поколение не должно ничего знать, а тем старикам, что знали, следует это забыть. Спасение для нас только здесь, возле залежей этого минерала. Пусть он защищает нас от радиации… Но ты тоже пойми – мы так и безо всякой радиации вымрем! Мы охотимся палками, рубим деревья единственным топором, нормальных инструментов вообще не осталось, а совсем рядом – полно всего. Да принести хотя бы просто железа для наконечников стрел и дротиков! Не может там быть очень высокого уровня, да и лет уже сколько прошло… Пусть со мной идут те, кто все равно помнит о доме, для них устои не рухнут, а я вдобавок выберу тех, кто умеет держать язык за зубами. Много мы брать не станем, только самое необходимое… А еще ружья, хотя бы парочку, и патронов, сколько найдем. Потому что… Ты знаешь сам, Силантий, что видели охотники. И в последнее время – все чаще и чаще. Они не выдумывают; во всяком случае, Серсошу с Никигором я верю. Если этих будет хотя бы пара десятков и они придут сюда, нам не отбиться одними стрелами и дротиками». Силадан тогда накричал на старейшину. Сказал, что даже слышать не хочет ни о какой «сталкерщине», что запрет наложен им раз и навсегда и что он касается всех, в том числе и его самого. Большой ли там уровень этой самой радиации, маленький ли – проверять это, пока он жив, никто не будет. Потому что подрывать свой авторитет он, Силадан, не позволит, а если хоть кто-то узнает, что мир за горами не кончается, – кончится и его авторитет, и сам он, как нойд. Потом он перестал кричать и добавил, что раньше люди вообще не знали металлов и вполне себе жили – и охотились, и жилища строили. Что же до разносимых охотниками слухов, будто они что-то там видели, то лично он в это не верит – наткнулись пару раз на медвежий след и раздули историю – у страха глаза велики. И сказал еще, чтобы Ародан передал Никигору Серсошем, что если они не перестанут сеять панику и сочинять байки и страшилки, то страшно станет им самим, и вовсе не из-за мифических чудовищ. И все-таки странно, что тогда Нанас не сумел сообразить, о чем идет речь, – понял лишь, что оказался прав, полагая, что мир не кончается за горами, а еще убедился, что Силадан и старейшины их обманывали. Но почему до него не дошло, куда и зачем собирался идти Ародан? Ведь мама не единожды ему рассказывала про Ловозеро и Ревду, про другие места, где раньше жили люди – и жили совсем по-другому, чем они сейчас. Наверное, причина крылась в том, что эти мамины воспоминания он принимал больше за сказки, легенды, – то, о чем она говорила, трудно было даже представить! Другое дело, когда он увидел это сам, тогда-то и щелкнуло в голове, тогда непонятные слова Ародана стали простыми и ясными. Ясно стало и то, чего так боялся Силадан. Конечно, кто же захочет жить в тесных темных вежах, если можно поселиться в просторных светлых коробах, где есть прекрасная посуда, металлические ножи и наверняка еще множество всяких чудесных вещей. И тогда уже впрямь мало кто захочет слушаться нойда, особенно когда все поймут, что он их обманывал.
   Да, это понятно. Непонятными остались слова Силадана и старейшины о какой-то радиации… Ародан сказал, что жителей сыйта спасает от нее какой-то «минерал». Что это такое? Старейшина говорил о залежах. Залежи чего могут быть вообще? Так можно сказать о заготовленных на зиму припасах. Но они спасают от голода, а не от радиации… Что еще? Лес? Он тоже бывает поваленным, но это не называют залежами. Земля? Нет. Вода? Нет, конечно. Снег? Да, но это глупо. К тому же, он бывает не весь год. Может, камни? А ведь пожалуй, это ближе всего к правде! Камни лежат, иногда их лежит вместе так много, что вполне можно назвать это залежами. Да и слово минерал… Как-то оно очень уж хорошо подходит к камням.
   Кстати! Нанас вспомнил про каменный оберег и тут же почувствовал, что тот по-прежнему теплый. А ведь раньше, в сыйте, он всегда был обычным камнем – нагревался лишь от тепла тела, но сам никогда не грел. Так-так-так, это уже ближе!.. Значит, в сыйте оберег не нагревался, потому что там нет этой самой радиации. А нет ее там, потому что там минерала, из которого и сделан оберег, очень много. То есть, эти залежи тоже, наверное, нагревались, но, поскольку камней в них огромная куча, каждому отдельному камешку приходилось нагреваться едва-едва – так, что это невозможно было почувствовать на ощупь. А здесь залежей минерала нет, а радиация, наоборот, имеется, поэтому камень, защищая от нее хозяина, и греется. И радиация эта – не что иное, как заклятие высших сил, о котором говорил небесный дух! Наверное, стоит наконец посмотреть на щелкающую волшебную коробку… Но юноше почему-то было страшновато это делать – колдовство добрым быть не может, – и он быстро нашел повод, чтобы отложить изучение коробки: все равно, мол, сейчас темно и толком ничего разглядеть невозможно.
   Нанас отложил в сторону готовый дротик, подбросил в костер дров и вытянул ноги к огню – от растаявшего снега на пимах намокла оленья шерсть, следовало их просушить.
   Вернувшись к прерванным мыслям, он похвалил себя за сообразительность. Хорошо, в некоторых вещах теперь наступила какая-то ясность. Сначала люди – и не только саамы – жили по всей земле и дружили с духами, которые им помогали: строили уютные короба для жилья, давали металлические орудия, инструменты, хорошую посуду и много чего еще. Во всяком случае, добрые духи. Потом люди их чем-то разгневали – а они это умеют, – и духи их прокляли, наслав на людские головы смертельное колдовство – радиацию. Правда, почему-то не везде одинаково сильную. В то же время саамам духи дали от этой радиации защиту – минерал. И поэтому саамы оказались прикованными к одному месту, где этого минерала – залежи. Правда, можно носить камни с собой, как сам он сейчас, но почему-то Нанас был уверен, что от сильной радиации оберег все равно не спасет. Иначе небесный дух не стал бы давать ему волшебные малицы. Уж он-то знает, что к чему!.. Вроде бы все так, и все же что-то в собственных рассуждениях Нанасу не нравилось.
   Стоп, ведь дух сказал ему, что люди и сейчас живут во многих местах. Значит, залежи минерала есть не только у саамов? Наверное, так. Но для чего духам понадобилось, чтобы люди жили отдельными кучками, далеко друг от друга? Может быть, чтобы, собравшись вместе, они опять не додумались до того, что когда-то уже разгневало духов? Интересно, до чего же такого они могли додуматься? Что вообще может рассердить духов? Пожалуй, только одно – если их перестают уважать и слушаться. То есть, возможно, люди просто перестали верить духам, как сам он перестал верить Силадану? Ведь нойд как раз и боится потерять свою власть над саамами, поэтому и держит их в одном месте… Но одно дело – старый саам, и совсем иное – духи, высшие силы. Как же им можно не верить, если именно они и создали все вокруг: небо, звезды, луну и солнце, землю и все, что на ней, да и самих людей, наконец? Это же полная глупость! Духов вполне можно понять. За это и впрямь нужно наказывать. Они еще пожалели людей, что выбрали столь легкое наказание.
   Ну да ладно, с этим он более-менее разобрался. В разговоре старейшины с нойдом остались неясными только две вещи. Во-первых, «ружья» и «патроны», о которых говорил Ародан. Поскольку речь шла о защите от кого-то, скорее всего, это оружие, и наверняка очень хорошее. Это Нанасу было интересно. Ему бы очень хотелось посмотреть на эти ружья. Что они могут из себя представлять? Старые охотники как-то говорили, что неплохо было бы смастерить арбалеты. Это что-то наподобие луков, только более мощное. Но загвоздка была в том, что из арбалетов следовало стрелять специальными стрелами – охотники называли их болтами, – для которых требовался металл, которого как раз и не было. Так может быть, патроны – это и есть арбалеты, а ружья – болты?
   Вторая загадка была куда как непонятней. От чего, а точней – от кого собирался защищаться Ародан? Он упоминал о рассказах охотников, но сам Нанас подобных рассказов не слышал. Правда, с ним в последнее время не очень-то откровенничали, а часто и вовсе его сторонились, видя отношение к нему нойда. Ладно, про это пора бы забыть, а вот слова старейшины и Силадана – напротив, еще раз как следует вспомнить.
   Ародан сказал: «Если этих будет хотя бы пара десятков и они придут сюда», то есть эти… непонятно кто – очень большие и сильные, раз их нужно так мало, чтобы победить три сотни людей. Ну, пускай сотню, если не считать стариков, детей и женщин. Силадан же говорил про какие-то следы и упоминал неких чудовищ…
   Стоп! Нанас почувствовал, как ему, невзирая на тепло костра, вдруг сделалось зябко. Огромные следы!.. Ведь он их тоже видел сегодня! Наверняка и охотники высмотрели такие же…
   Испуганно и подозрительно оглядываясь по сторонам, юноша собрал в охапку лапник и понес его под ель. Там он разложил его поудобней и улегся рядышком с Сейдом, плотно прижавшись к мягкому, теплому боку собаки и прислушиваясь к завыванию ветра.
   Несмотря на страх, заснул Нанас сразу: слишком устал за этот бесконечно долгий, удивительный день. Ему ничего не снилось, спал он сладко и крепко, хотя уже под утро Сейд дважды будил его утробным, грозным ворчанием – пес наверняка почуял поблизости зверя. Нанас же, вслушавшись, оба раза ничего не услышал. Он вспомнил о лосиных следах и сказал псу:
   – Прекрати рычать, дай поспать! Это сохатый, он нас не съест.
   Сейд послушался, но сон хозяину он все равно уже перебил. Нанас поворочался еще немного на пахучем колком лапнике, увидел, что небо слегка посерело, и решил подниматься.
   Он раздул едва тлеющие угли, побросал в кострище оставшийся сушняк, набил снегом котелок и повесил его над огнем. Для того, чтобы идти проверять силья, было еще темновато, да и хотелось сначала взбодрить себя горячим чаем.