Цена, действительно, была та самая, детская. Странно. Игорь помолчал немного, пытаясь определить, в чем же подвох. Маша смотрела на него вопросительно.
– Ну что ж, мне походит, – выдавил он наконец. Дальше молчать было трудно. – Сколько хотите получить в залог?
– Я не знаю. Мне все равно, я же не передумаю. Сколько обычно бывает?
Насчет «обычно» Игорь ничего не знал, а Ольга Петровна говорила – тысячи две, три. Две у Игоря с собой было, но он решил подстраховаться.
– Ну, где-то тысяча, – ответил он Маше.
– Меня устраивает, – быстро кивнула она.
Игорь вытащил из внутреннего кармана доллары, отсчитал тысячу, положил перед Машей. Та, не пересчитывая, робко накрыла пачку ладонью, словно боясь, что та куда-нибудь растворится.
– А теперь что надо делать? – спросила она.
Игорь слегка растерялся. Попытался вспомнить, что говорила об этом Ольга Петровна.
– Теперь вам надо документы на квартиру собирать, – неуверенно начал он. – Свидетельство, кажется… Я не знаю точно, я в первый раз квартиру покупаю, вы лучше своего риэлтора спросите. У вас ведь есть риэлтор?
Маша, казалось, не слышала его вопроса. Ее глаза раскрылись, будто она испугалась еще больше.
– А Ольга Петровна? – спросила она побелевшими губами, шепотом. – Или вы просто ей покупаете?
– Я себе покупаю, – ответил Игорь, слегка раздраженный ее реакцией. В конце концов, ей-то что.
– И жить тут тоже вы будете? – продолжала шептать Маша.
– Естественно.
– Но Ольга Петровна… Я думала… Я специально спросила… Господи, а я так надеялась…
Машу как будто ударили. Она сгорбилась, съежилась, будто из нее вышел весь воздух, закрыла лицо руками и замерла.
Игорь растерялся. Попалась же психопатка на его голову. То дергалась, теперь вообще в ступор впала, сейчас еще в обморок грохнется. И чего делать? Он встал, подошел к ней, похлопал по плечу.
– Маша… С вами все в порядке? Может, воды?
Маша убрала руки, встряхнулась, обняла себя за плечи.
– Извините, пожалуйста. Со мной все в порядке, я просто очень расстроилась. Я так поняла, что это Ольга Петровна себе покупает квартиру. Обрадовалась уже, а тут… Извините.
– Ну так и что? Какая разница, кто покупает? Я же не отказываюсь… – Не понял Игорь.
Маша как-то странно на него посмотрела.
– Но вы сказали – вы себе покупаете.
– Да.
– И жить будете сами?
– Да, я же сказал.
– Ну так и не выйдет ничего.
– Да почему, господи?
– Потому что вы – мужчина.
– И что?
– Мужчинам же нельзя.
– Господи, Маша, – не выдержал Игорь. – Я ничего не понимаю. Что у вас тут за шовинизм наоборот? Я всегда считал, что мужчинам всегда можно больше.
Маша раскрыла глаза еще шире.
– Так вы ничего не знаете? Совсем ничего? Я говорила Ольге Петровне…
– Ну, она обмолвилась, что у вас там какие-то сложности… С семьей что-то…
– При чем тут я? То есть да, у меня да, сложности, но дело совсем не в этом. Дело в этой квартире, даже не в квартире, в доме… Он же проклятый… Вы что, правда совсем ничего не знаете? Понмаете, тут такое дело…
История оказалась следующей. Собственно, даже истории-то никакой не было, просто набор разноречивых фактов, складывающийся, тем не менее в картинку весьма несимпатичную. В доме умирали люди. Не все подряд, а исключительно лица мужского пола, причем не младенцы и не совсем старики, а именно мужчины, находящиеся, так или иначе, в пределах половозрелого состояния. Умирали все от естественных, совершенно нормальных причин, если, конечно, смерть здорового нестарого мужчины можно вообще отнести к категории нормальных событий. Кто-то погиб во время несения армейской службы, кого-то сбила машина, кто-то был забит насмерть в пьяной драке, кого-то разбил инфаркт… В общем, цепь совершенно не связанных, казалось бы, между собой скоропостижных смертей, если бы не то, что все это постигало обитателей одного дома. Опять же, случается всякое, но было замечено – как поселяется в доме мужчина (подросток, юноша), так – в скором времени жди беды. Цепочка тянулась издавна, и, собственно, замечена-то, наверное, была не сразу, о начальных ее этапах расспросить было некого, потому что люди, по понятным причинам, в доме старались надолго не заживаться. Никто из нынешних жильцов не жил тут дольше пяти-шести лет, кроме бабки Матвевны с первого этажа. Та, одинокая бездетная вдова, жила давно, еще с конца пятидесятых, потому что бояться и терять ей, по ее же словам, было некого. Собственно, от Матвевны все новопоселившиеся и узнавали о проклятье, лежащем на доме. Матвевна же и отслеживала с несколько жадным интересом судьбы новых жильцов мужского пола, передавая и разнося очередные печальные новости со скоростьью звука. Естественно, что каждая новая трагедия только усиливала отток жильцов со злого места. Обмены, отъезды, а в последнее время – продажи следовали одна за другой, так что контингент обитателей постоянно обновлялся, новых желающих въехать в дом становилось все меньше, а цены на квартиры неуклонно падали.
Причина же такого несчастья до конца была неясна. По словам вездесущей Матвевны выходило, что раньше, когда-то давно, то ли еще до войны, то ли сразу же после, жившая в доме девица наложила на себя руки от несчастной любви. Что-то она с собой такое нехорошее сделала – то ли повесилась, то ли из окна сиганула. Да еще, как оказалось – беременная. Никаких больше подробностей – ни как страдалицу звали, ни даже в какой именно квартире случилось несчастье – Матвевна не знала, так как сама свидетельницей не была – переехала в дом уже после, но слышала якобы от не уехавших тогда еще изначальных жильцов, что перед смертью несчастная прокляла все мужское племя от мала до велика. Отчего, собственно, все и беды.
Нельзя сказать, чтобы все уж жильцы воспринимали свалившуюся напасть как данность. Некоторые, особенно прогрессивные в смысле наметившегося в последнее время поворота в сознании масс к корням и истокам, думали, что освящение дома поможет избавиться от проклятья. Два года назад приглашали в дом батюшку из Елоховского собора. Но дело не заладилось. С самого начала не желали разгораться в доме церковные свечи – чадили и гасли, затем разлилась святая вода, а в довершение всего сам батюшка поскользнулся на лестнице между вторым и третьим этажами и вывихнул ногу. На этом все дело было закончено. Впрочем, всезнающая Матвевна потом говорила, что все равно бы из этого ничего путного бы не вышло – надо было не лестницу святить, а служить заупокойную, а этого сделать нельзя, так как имени-то несчастной все равно никто и не знает. Ровно через неделю после описанных событий новый жилец из верхней квартиры, поехав в командировку в Америку, зашел по делам в офис фирмы, располагавшейся на сотом этаже одной из башен-близнецов. Надо ли говорить, что это случилось в аккурат одиннадцатого сентября? После этого семья погибшего выехала из дома, кажется, вообще бросив квартиру пустой, а следом за ней уехали соседи со второго… В общем, проклятый дом, и только.
Игорь не знал, что и думать. Бредовая история, нечего больше сказать. Впрочем, и сама-то Маша не производила впечатления душевно крепкой особы… Кстати, а как она сама оказалась в таком проклятом доме? Именно этот вопрос Игорь ей и озвучил.
Все оказалось банально донельзя. Маша вышла замуж, жила у мужа. Сама она из Подмосковья, у мамы там сельский дом, жить в нем семьей несподручно, если только летом, и вообще – Москва есть Москва. Родился ребеночек, мальчик. Стали ругаться. Год так ругались, ругались, потом – как бывает, не сложилось, подали на развод. В деревню Маша с ребенком ехать отказалась, пришлось разменивать мужнину квартиру. Разменом занимался сам муж, оно и естественно – мужское дело. Он и нашел эту квартиру для Маши. Неизвестно, был он в курсе проклятия, или нет, Маша только помнит, как он радовался – еще бы, за три комнаты выменял четыре, им с сыном эту, и себе где-то в Измайлово. И она тогда рада была – в Москве осталась, в своей квартире, да еще место такое хорошее…
Матвевна, конечно, к ней в первый же день притащилась, стала пугать. Ну да Маша особо-то не верила, мало ли, что темная бабка порасскажет. Несколько лет она так спокойно жила. Да, при ней на шестом мальчика в армии убили, а сосед с третьего под машину попал, ну да с кем не бывает… После истории с освящением Маша, конечно, тоже струхнула, но, подумав, совсем уж было решила списать свой страх на массовый психоз от терроризма…
И тут у нее мальчик начал болеть. Ему уж семь лет исполнилось, в первый класс пошел. Он и в садик ходил, и все нормально было, болел, конечно, как все – ветрянка, грипп там. А тут – одна болячка на другой, просто как сглазили. Ангина, скарлатина, потом – мононуклеоз, и не выговоришь. Полгода почти болел, синий весь стал, прозрачный. Тут, хорошо, лето началось, Маша его в дервню увезла, он там выправился. Вернулись осенью – и снова та же история. Ни с того, ни с сего началась аллргия какая-то, кашель жуткий. Врач говорит – астма. Тут уж Маша перепугалась вконец, сгребла ребеночка, увезла к маме совсем. Там – опять все прошло, но больше она рисковать не будет. Черт с ней, с квартирой, с Москвой, не надо ей ничего, был бы сыночек здоровый. Стала продавать – ни в какую. В агентствах как услышат, что за дом – просто трубку бросают. Вот она мыкалась, мыкалась, а тут ей Ольга Петровна звонит. Маша ей все рассказала в общих чертах, но потом поговорила, смотрит – пожилая женщина, живет одна, если придет кто – так только дочка. Вроде бы так – не страшно, вот как Матвевне. Решила, что можно будет избавиться наконец. Рада была. А тут – Игорь. И что ей делать теперь? На что надеяться? А совсем историю не рассказывать тоже нельзя, грех такой на душу брать. А может, Ольга Петровна все же сама надумает? Она бы еще цену сбавила…
– Н-да. – Игорь покачал головой. – Ольга Петровна вряд ли чего надумает, она и своей квартирой довольна. И цену сбавлять не надо – куда уж ниже-то. Риэлтора, я так понимаю, своего тоже нет? Ну ничего, у Ольги Петровны есть знакомый, сделает за двоих. В общем, Маша, будем оформлять сделку.
– Да вы что? – У Маши аж дыхание перехватило. – Да нельзя же вам!
– Не знаю ничего. – фыркнул Игорь. – Квартира мне нравится, цена подходит, с условиями я ознакомлен. Если других возражений нет – чего тянуть-то?
– Да я… Да вы… – Маша совсем растерялась. – Спасибо вам конечно, но только… Если вы из-за меня, так я не затем… В смысле, меня не надо жалеть… Я не потому…
– А кто жалеет-то? Меня, знаете, не так-то легко разжалобить, я сам кого хочешь разжалобить могу. Мне просто квартира нужна, я разные видел, эта мне больше всех нравится. А проклятие – мы еще посмотрим, кто кого. В общем, я назавтра с риэлтором договариваюсь? А то мне скоро жить негде будет.
Оформить все удалось на удивление быстро. Правда, когда знакомая Ольги-Петровнина риэлторша узнала, в каком доме Игорь покупает квариру, она раскрыла глаза на пол-лица, и разговаривала с Игорем осторожно, словно с больным. Но дело свое делала ловко. Да и Маша, избавившаяся ввиду скорой продажи квартиры от своих страхов, проявила неожиданные для Игоря деловые качества и житейскую сметку. Документы у нее все были в порядке, ребенка она ухитрилась то ли заранее выписать, то ли вообще не прописывать, в общем, оформить все удалось меньше, чем за три недели. Кваритрная хозяйка, услышав красочный рассказ об игоревых подвигах на жилищной ниве, смилостивилась и разрешила ему дожить оставшиеся до переезда дни, хотя они и перебирали немного отмеренный ею самою же месячный срок.
Оформив все до конца, получив на руки нужные бумажки и деньги, Маша в тот же день отдала Игорю ключи.
– На всякий случай, – сказала она. – Чтобы вещи завозить понемногу, то-другое.
– А вы как же?
– А я завтра съезжаю. Уже и машину заказала. Да у меня и вещей-то немного.
– А как же… Где же вы теперь жить будете? – Игорь и сам не понял, чего он лезет не в свое дело, но Маша ничуть не обиделась и не удивилась.
– А я пока у мамы поживу. В деревне. Там ничего, можно, и до Москвы всего полтора часа на электричке. Я и работаю не каждый день, так что справлюсь. А потом погляжу – может, куплю что-нибудь маленькое, деньги-то есть теперь. Но не сразу, надо в себя прийти.
Игорь вдруг поймал себя на мысли, что ему интересно, кем именно работает Маша. Но этот вопрос задавать было уж совсем не по делу, и он промолчал. Стали прощаться.
– Я там свой телефон оставила, на подоконнике, на бумажке, – сказала Маша. – Мало ли, звоните, если что. Спасибо вам еще раз. – И ушла.
Игорь на радостях пригласил Ольгу Петровну в шикарный ресторан. Специально у Ленки спрашивал, какая кухня той нравится, столик заказывал за неделю. Купил ей букет цветов и кофту шерстяную, дорогую – тоже Ленка помогала выбирать. Вечер, как говорится, прошел успешно. Ольга Петровна пришла в темном платье с кружевным воротничком, всем восторгалась и ахала, как девочка. Выпили за квартиру, за удачу… Под конец вечера Игорь с легкой неуверенностью, но все же рассказал Ольге Петровне про проклятье и спросил, что она обо всем этом думает.
Ольга Петровна помолчала немного, склонив голову по-птичьи набок, и сказала так.
– Ты сам-то доволен?
– Ну… В принципе – да. – Ответил Игорь. – Нет, да что там – я просто очень доволен.
– А Маша? Она рада была?
– Она-то? Еще как!
– Ну вот видишь. Тебе хорошо, Маше хорошо – значит, все правильно. И потом, в любом случае, если ты женщине с ребенком помог – это доброе дело. Как ни повернись, оно тебе где-нибудь, да зачтется. Так что все правильно, Игорь, живи на здоровье. Все будет хорошо.
Все события, так или иначе связанные с переменой мест, даже радостные, вроде долгожданного переезда, неизбежно приносят с собой суету и хлопоты. За всею этой возней Игорь и думать забыл о подступающих новогодних праздниках, а их, тем не менее, никто не отменял. Так что переездная суета незаметно и плавно перетекла в суету новогоднюю, новоселье слилось с рождеством, никто не работал – что, впрочем, было честно заслужено, так как проект, несмотря на все препоны, был успешно проведен – все отдыхали и праздновали, и так, в легком (а порой и не очень) угаре прошли примерно две недели нового года.
Жизнь потихоньку вошла в привычную колею. Игорь обживался и обустраивался на новом месте, открывая в нем (месте) все новые и новые плюсы. Так, например, выяснилось, что до работы он добирается отсюда всего за десять (!) минут, так как движение происходит в антипробочную сторону. Это автоматически увеличивало время утреннего сна минут на сорок, и мало что могло быть более ценным приобретением. Тем более, что спалось на новом месте неважно. И не то чтобы плохо, а как-то… Странно.
Поначалу Игорь, естественно, ничего такого не замечал. Да и странно было бы, согласитесь, просыпаться после бурных празднований свеженьким и с ясной головой. Хорошо, если вообще удавалось проснуться хоть засветло. И обнаружить, что в холодильнике осталось с вечера пиво. Или хоть рассол.
Но праздники, как уже было сказано, прошли, а ощущение мутности в голове по утрам осталось. Мутности, и какой-то слабости, и разбитости, что ли. Игорь был не силен в этих определениях. Ему по утрам было совершенно не до того, чтобы пристально вглядываться в капризы организма. Начальство в своем желании во всем равняться на иностранных партнеров неуклонно требовало появляться на работе не когда кому хочется, а всем к определенному часу, по игореву представлению, безобразно раннему. А что потом кто-то засиживается на работе допоздна, его (начальство) ничуть не волнует. Так что с утра все было по военному. Убил будильник, встал, душ, кофе – и на выход. Так что лишние сорок минут в это критическое время были ох, как нелишни.
И все равно. Хоть, казалось бы, высыпаться в новых условиях стало легче, на деле выходило наоборот. Если раньше Игорь, дотянувшись головой до подушки, отключался мгновенно, и следующее, что он слышал, был только противный грохот будильника, теперь изменился сам характер сна. Так, ему часто казалось во сне, что он просыпается, но это пробуждение тоже было сном, и он просыпался снова, и ему чудилось какое-то движение вокруг, но и это был только сон, и так до бесконечности. А с утра – пожалуйста, мутная голова и вялость, как с похмелья.
Немного помаявшись, Игорь решил, что переутомился со всеми этими праздниками и переездами, и даже пару дней возвращался с работы пораньше. И спать ложился, даже не дожидаясь одиннадцати, что вообще-то ему было крайне несвойственно – он всю жизнь был, что называется, совой и раньше полуночи к кровати просто не подходил. Не помогло. Даже, пожалуй, наоборот – ощущение слабости по утрам стало как будто сильнее. И вставать не хотелось, и просыпаться было противно.
В ближайшие же выходные Игорь решил поставить эксперимент и проспать столько, сколько душа захочет. Никуда нарочно в пятницу не пошел, лег пораньше, даже кофе вечером не пил, как дурак. Будильник – на всякий случай – уволок с вечера в ванную и зарыл там под кучу полотенец. Будильник был английский, навороченный, и Игорь никогда не был уверен на сто процентов, что его удалось отключить, и он точно не зазвонит. Так что патент с полотенцами был проверенным средством.
Получилось отвратительно. Да, он проспал в субботу часов до двух, даже до полтретьего, если честно, но никакой бодрости и свежести не приобрел. Просыпаться и вставать не хотелось совершенно, тело было вялым, как будто его долго били по голове пыльным мешком, и больше всего на свете хотелось закрыть глаза и снова заснуть. Меж тем будильник, большим усилием воли вновь выкопанный на свет божий, показывал уже три часа. Это означало что он, Игорь, проспал без просыпа почти пятнадцать часов, и этого должно было с лихвой хватить для ликвидации любой усталости с недосыпом.
Игорь с недоверием вслушался в организм – может, это грипп такой начинается? Но нет, температуры вроде не было, в горле не чувствовалось никаких болезненных явлений. Странно.
Он выпил кофе, пожарил яичницу. В морозике валялась еще пачка пельменей, но возиться было лень, и потом – пельмени на завтрак? Почитал вчерашнюю газетку, ткнул пультом в телевизор. Смотреть, как и ожидалось, было совершенно нечего. Игорь и сам не заметил, как перебрался обратно в постель, сперва с книжкой – надо было наконец дочитать заумный роман Кундеры про что-то такое связанное с бытием – потом книжка куда-то завалилась, глаза закрылись, закрылись…
Он проснулся оттого, что в комнате кто-то был. Кто-то стоял над ним, вот только что, может быть, даже касался сквозь одеяло рукой. Игорь поднял голову. Никого.
Но в комнате явно ощущалось чье-то присутствие. То ли легкий звук дыхания, то ли шелест одежды. Игорь прислушался, закрыв глаза – нет, ничего. Совершенно все тихо.
Но ощущение не покидало. Впрочем, может быть, это опять такой сон? Надо расслабиться, перевернуться на другой бок – должно пройти. Так и вышло, все было правильно, он спал, и это присутствие ему просто приснилось. А сейчас он проснется по-настоящему…
Игорь проснулся. За письменным столом у окна сидела еле различимая в полутьме светлая фигура. Мягкие линии, струящийся, мерцающий силуэт… Страшно не было. Скорее, красиво… Да, красиво – такая изящная фигура, на фоне окна особенно хорошо, как декорация. Игорь не был любителем театра, и в декорациях был небольшой знаток, так что, может быть, фигура напоминала ему что-то другое, занавес, например… Интересно, откуда она здесь взялась? Не иначе, опять сон…
Игорь сделал над собой усилие, пытаясь очередной раз проснуться, зажмурил и открыл глаза, но фигура не исчезла. Даже наоборот, стала, пожалуй, порезче и почетче. В мерцающих чертах обозначились светлые струи волос, прозрачное чистое лицо в профиль, тонкие руки…
Девушка повернулась, вздохнула – и поднялась. Ни звука, ни шороха… Она приближалась к Игорю, словно плыла в темноте комнаты, белели развевающиеся одежды, волосы, она взмахнула руками…
И тут Игорь снова проснулся. На этот раз, похоже, окончательно и по-настоящему, потому что за окном белел день, со двора доносились крики детей, верный будильник показывал двенадцатый час. Под головой жестко прощупывался вчерашний недочитанный Кундера…
Спать, пожалуй, больше не хотелось. Но вставать тоже. Игорь потянулся, жмурясь. Интересно, что бы девушка сделала, подойдя поближе? Красивая такая, вся легкая… Вот всегда так – просыпаешься на самом интересном месте. Может, если закрыть глаза и попробовать заснуть, она приснится снова? Просыпался же он в ночи… Или ладно, надо и честь знать. Нельзя спать два дня без просыпу, как медведь. Так и впрямь зарастешь… Вот только чем…
Голова, тем не менее, все равно была мутной. Слегка познабливало. И, может, поташнивало. По крайней мере, кофе показался противным и затхлым. Ни яйца, ни пельмени не привлекали. Взяв себя в руки, Игорь все же оделся и вылез на улицу – последний выходной, нужно поехать в магазин, затариться продуктами на неделю, заправиться заскочить… И к родителям давно не заглядывал.
На улице светило низкое по зимнему солнышко. Ребятня из соседских домов радостно кучковалась вокруг деревянной горки. Машина будто помигивала ему недавно замененной фарой. На улице Игорь, похоже, развеялся – по крайней мере, куда-то девались мутность и тошнота, воспоминания о загадочном сне совершенно стерлись из памяти, и выходной день потек, как обычно…
Вечером, ложась спать, Игорь и думать забыл о недосмотренном сне. Он только что посмотрел по ящику классный боевичок, заедая его куриными ножками-гриль, закупленными по поводу выходного в изрядном количестве. Как всегда, поминая начальство недобрым словом, завел будильник на полдесятого, натянул одеяло до ушей. И мгновенно, как всегда, заснул.
И она появилась снова. Не сразу, сперва мелькала просто какая-то бессвязная хренотень, как и всегда бывает, когда людям, спящим без снов, вдруг да вздумает что-то присниться. А потом – раз, как толчком – Игорь вроде бы вновь не спал, но девушка сидела на том же месте, у окна, в точности как тогда. Значит, все-таки снилась.
Вот она повернулась, поднялась, поплыла… Подошла близко-близко, провела рукой вдоль игорева тела под одеялом – он явственно ощутил какое-то движение воздуха, будто дуновние холодка, снова повернулась, отступает… Игорь только глаза таращил, изо всех сил стараясь получше разглядеть загадочную гостью.
Девушка была красива. Пожалуй, даже очень красива, только какой-то странной, несовременной красотой. Ни косметики, ни укладки. Просто рассыпанные волосы, бледное лицо, огромные, широко раскрытые глаза с темными кругами внизу. Странным образом это ее не портило, даже наоборот. Тонкие бледные губы. Надето на ней было что-то широкое и светлое, то ли летнее платье, то ли просто такой балахон – Игорь в этом не разбирался.
Девушка тем временем снова вернулась к окну, выглянула, чуть постояла, отводя рукой занавеску, развернулась, стала приближаться опять. Чуть-чуть не дойдя до кровати, почему-то застыла в полушаге, и тут Игорь, устав разбираться сам с собой в том смысле, спит он все-таки, или нет, не выдержал и спросил:
– Ты кто?
Девушка не шелохнулась, не двинулась – было неясно, услышала ли она вопрос. Но вдруг раздался тихий, немного будто свистящий, но в целом довольно мелодичный голос:
– Я никто… Просто…
– А что ты тут делаешь? – спросил в лоб нетактичный Игорь.
Девушка как будто слегка удивилась.
– Я здесь живу. – И тут она, повернувшись, плавно опустилась в кресло у дальней стены.
– Нет, это я здесь живу, – гнул свое Игорь.
– Ты здесь живешь совсем недавно, – мягко, точно ребенку, но с легким укором зашелестел голос. – А я – всегда.
– Как это – всегда? – Не понял Игорь.
– Так – всегда. Ну, может, не совсем уж всегда, но гораздо раньше тебя, это уж точно. А какая разница? Я же тебе не мешаю. Пожалуйста, живи и ты, если хочешь. И я буду.
– Ну ладно, – с сомнением согласился Игорь. И тут незнакомка словно бы рассмеялась тихим свистящим смехом, поднялась с кресла, взмахнула рукой, будто приветствуя Игоря – и растаяла, как растворилась. Только смех остался шуршать в воздухе.
И шуршал, и шуршал, с каждой минутой становясь как будто все громче. Тьфу ты, да это же проклятый будильник. Игорь спросонок ударил по нему рукой, не попал – пришлось все же просыпаться окончательно.
По дороге в ванную его слегка пошатывало – незачем так резко вскакивать, сам виноват. От горячей воды почему-то прошиб озноб, а на кофе даже глядеть не хотелось. Больше всего хотелось плюнуть на все, и пойти досыпать. Интересно, незнакомка так резко исчезла – это ее будильник спугнул, или она на Игоря обиделась? Может, не надо было дурацкие вопросы задавать? Ну ничего, он завтра извинится…
Кофе Игорь все-таки усилием воли проглотил, и слегка полегчало. На улицу он вышел почти бодрым, а на работу приехал и совсем молодцом.
Ближе к вечеру он почему-то повел себя странно. Не стал дожидаться, когда программа, над которой два дня бился весь отдел, наконец выдаст долгожданный результат, хотя до этого, по общей оценке, оставалось всего ничего – жалкая пара часов. Но Игорь поднялся и ушел, несмотря на дружные уговоры всей компашки, и уже в девять часов был дома.
Оказавшись в своей квартире, он наскоро поужинал оставшимися со вчера куриными ногами, не стал ни смотреть новости, ни слушать музыку, разделся и залег в постель. Посмотрел с сомнением на будильник, но все же, вздохнув, завел треклятого друга. На без пятнадцати десять.
Ночная гостья не долго заставила себя ждать. Даже наоборот – казалось, будто она сама ждала Игоря, так быстро она появилась в пространстве комнаты – или сна – на этот раз.