Страница:
Женя грустно вздохнула – она и правда могла ляпнуть такое, но только для того, чтобы побыстрее отвязаться от гиперобщительной семьи, с которой у нее давно не было ничего общего, кроме группы крови.
– Ма, но я запланировала уже...
– Ничего слышать не хочу! – перебила та. – Женя, можешь не приезжать помогать. Я знаю, что ты ненавидишь готовить...
– Сидеть за столом я тоже ненавижу.
– Женя, но это же твои родственники! И ты должна проявить к ним хоть капельку уважения, – отчеканила мама.
– Вот уж не понимаю почему. Я их всех вижу от силы раз в год, почему я должна их любить?
– Твоя двоюродная сестра специально приедет из Питера, чтобы познакомиться с тобой! Неужели тебе неинтересно?
– Нет, – честно призналась Женя.
– В общем, так. Это не обсуждается. В половине одиннадцатого максимум ты должна быть здесь. И оденься, пожалуйста, поприличнее.
В этом месте Женина родительница допустила единственную, но роковую ошибку. Она вполне могла бы со скрипом добиться желанного успеха, если бы не давила на беспутную дочь, а с виртуозностью талантливого скрипача сыграла на ее нервах ноктюрн под названием «Как тебе не стыдно, ведь мы тебя любим». Женя поломалась бы, как кокетка, которая никак не может отважиться на поцелуй с симпатичным незнакомцем, но в конце концов согласилась бы, и многочисленные родственники имели бы сомнительное удовольствие созерцать за общим столом ее мрачное лицо.
Но Женя с детства терпеть не могла, когда ею манипулируют. Поэтому стоило маме надавить на газ, как она решила настоять на своем.
– Ма, я тебе уже объяснила, что у меня другие планы. Может, мы и договаривались об этом летом, но ты должна была напомнить мне заранее. Ты прекрасно знаешь, какая у меня жизнь. Я просто физически не могу все в голове держать.
– Да, я отлично знаю, какая у тебя жизнь! – повысила голос мама. – Непутевая! Никчемная!
– Я сейчас брошу трубку, – честно предупредила Женя.
– Ты и раньше относилась к самой себе наплевательски, но этот шоу-бизнес так называемый окончательно тебя испортил. – Мама визжала, как бензопила в трудолюбивых руках лесоруба.
– Я сейчас брошу...
– Ты опять пьешь!
– Я не пью, я....
– Женя, не спорь, – с пафосом праведницы воскликнула мама, – ты пьешь. И очень много! И если так пойдет дальше, мы просто обязаны будем снова принять участие в твоей судьбе. Ты же не хочешь вернуться в наркологическую клинику?
– Это что, шантаж, что ли? – не выдержала наконец Женя. – Если так, то весьма посредственный и дешевый. Все, с меня хватит. Я действительно вешаю трубку. – И, подумав, Женя с саркастической усмешкой добавила: – С Новым годом, мамочка!
Но на этом ее утренние злоключения не закончились. Казалось бы, что может быть хуже дня, начавшегося со справедливых, но таких тошных родительских нотаций? Нет, оказывается, бывает и ужаснее. Например, когда в твою квартиру ни с того ни с сего вламывается мужчина, о котором ты и думать забыла. И который к тому же является твоим бывшим одноклассником, что само по себе не располагает к оптимизму.
Мишка Мамонтов позвонил в ее дверь, когда Женя, сидя на подоконнике, пыталась прикурить последнюю сигарету с помощью отсыревшей спички. Получалось плохо, к тому же – это что-то новенькое – пальцы ее мелко дрожали. Эх, пора завязывать с бессонными ночами, питанием через пень-колоду и ежедневной алкогольной интоксикацией. Все чаще Женя видит замаскированное вежливостью удивление в глазах людей, которым она по какой-то причине вынуждена сообщать свой возраст. Если так пойдет и дальше, долго на сцене она не продержится.
Но не в этом суть. Самое главное, что в новогодний день ее спокойствие было нарушено человеком, которого ей совершенно, ну совершенно не хотелось видеть.
Женя застонала от бессильной злости, когда распознала его в дверном глазке. И дверь решила было не открывать. Но и изображать собственное отсутствие смысла не имело – судя по тому, как настойчивы были его попытки ей надоесть, так просто уходить он не собирался.
– Чего тебе? – не открывая двери, спросила она.
– Привет! – просиял Мамонтов. – Впустишь?
– Это еще зачем?
– Я кое-что тебе принес. – Он неловко пытался спрятать за спину пышный букет.
Женя ненавидела романтические атрибуты начинающихся отношений – все эти розочки-цветочки, ванильные свечки, пенные ванны на двоих (вы когда-нибудь пробовали вдвоем поместиться в стандартную ванну? Это уже не эротическая игра, а спортивное упражнение, которое следует выполнять, крепко стиснув зубы и изо всех сил стараясь острыми коленями и локтями не покалечить телеса возлюбленного), интимные ужины. От всего вышеперечисленного веяло неестественностью, желанием подстроиться под навязанные свыше стереотипы. Не было способа надежнее навсегда потерять Женино расположение, чем подарить ей цветы. А если в качестве бонуса еще и сказать, что у нее глаза красивые, – пиши пропало, она в вашу сторону больше и не посмотрит.
– У меня аллергия на цветы, – прокричала она, – и вообще, я занята.
– Цветы не тебе, – расхохотался Мамонтов. – Это для одной моей подруги. А тебе я принес перчатки. Ты вчера забыла их у меня в машине.
Ее взгляд заметался по прихожей. С вещами, как и с людьми, она церемониться не привыкла. Грязный шарф, весь в затяжках, валялся в углу, прямо на испачканных грязью ботинках. Перчаток не было.
– Ну ладно, – решилась она, приоткрывая дверь, – только ко мне нельзя. У меня не убрано.
Мамонтов был румяным и имел свежий, выспавшийся вид. Между ними бездонная пропасть, неужели он не замечает? Таких людей Женя просто ненавидела.
– Где мои перчатки?
– Что, даже спасибо не скажешь?
– Спасибо. – Она протянула руку, но вместо перчаток он все-таки вручил ей букет. – Это еще что? Ты же сказал...
– Соврал, – перебил он, – надо же как-то с тобой бороться. А вот и они. – Перчатки были заботливо упакованы им в подарочный пакет.
– Ладно, спасибо, что не выкинул. Мне пора.
– Балашова! А где ты встречаешь Новый год? – немного застенчиво спросил он.
Никто бы не поверил, что Женя, без пяти минут поп-звезда, об этом даже не думала. У нее просто не было времени строить разнообразные планы. Единственное, о чем она мечтала, – это выспаться и отдохнуть. А уж в чьей компании прослушать праздничное обращение президента и пропустить пару рюмочек, она всегда найдет. С компанией у Жени Балашовой никогда не было проблем.
Мише она недолго думая соврала о куче планов. Он сразу поскучнел, плечи его опустились.
– Ну конечно, я так и знал. Естественно, у тебя сотня приглашений. А я собирался к другу на дачу...
Она демонстративно зевнула и посмотрела на запястье. Правда, часов на нем не оказалось.
– Что ж... Если у тебя что-нибудь сорвется... Ты позвони. У нас будет весело – фейерверки, шашлыки...
Женя пообещала, что непременно позвонит, если что.
Мамонтов поспешил распрощаться. Когда он ушел, она долго искала хотя бы одну емкость, отдаленно напоминающую вазу, чтобы поставить букет. Ну а когда ничего не нашлось, без сожаления выкинула цветы в мусоропровод.
– С Новым годом, Дашенька, – промурлыкал Алексей Путинцев.
В радостном предвкушении момента вручения подарков девушка весело откликнулась на поздравление. Они стояли у огромного, во всю стену, окна отеля «Хилтон». Внизу медленно следовала по своим делам мрачная туманная река, над которой кружили ленивые чайки. Даша с восторгом ожидания чуда смотрела на возвышающиеся над городом кукольные готические башенки и размышляла: что же все-таки он ей подарит?
А вдруг бриллиантовый комплект с диадемкой, как загадочной принцессе? А вдруг документы на автомобиль? А вдруг он заметил ее пылкую страсть к моде и заранее приобрел шикарные сапоги «Поллини»?
На круглый волосатый животик потенциального щедрого дарителя она старалась не смотреть, как будто этой неприглядной реальности и вовсе не существовало. И какого черта он расхаживает по номеру в казенном белоснежном халате, беззастенчиво выставив напоказ свои порозовевшие после душа телеса? Как будто Даша не романтичная молоденькая девушка, которая в дочки ему годится, а какая-нибудь неприхотливая толстеющая нервозная жена!
Если бы кто-нибудь сказал Даше, что ее невинная страсть к приключениям определенного характера в народе именуется «древнейшей профессией», она искренне удивилась бы и начала пылко рассуждать о поисках любви. Ей было всего девятнадцать лет, и она не помнила, сколько у нее было мужчин. Но могла поклясться чем угодно, что в каждого из них она была влюблена – в большей или меньшей степени. А то, что всех их объединяло одно – богатство или полезная для нее профессия, ну и что, бывают же в жизни совпадения.
– Спустимся в ресторан? – нетерпеливо предложила она.
Специально для праздника у Даши было заготовлено умопомрачительное платье от Веры Ванг. Она представила, как вытянется его лицо, когда он увидит ее еще не тронутый первыми признаками старения стан, потрясающе красиво задрапированный струящейся тканью, и мечтательно улыбнулась. Даша и сама чуть не расплакалась от умиления, взглянув на себя в этом платье в примерочной. А ведь она-то как никто другой привыкла к собственной совершенной красоте. На новичка же вроде Путинцева ее образ должен произвести эффект удара в солнечное сплетение. От одной этой мысли ей становилось так тепло, как будто она находилась не в отеле, а в уютном охотничьем домике у камина.
Однажды (она уже и не вспомнит, когда именно это произошло) один оскорбленный ее невниманием мужчина в порыве отчаяния сказал, что в любви ей не повезет никогда, потому что она, Даша, до предела эгоцентрична. И зря она мечется по городу, судорожно перехватывая заинтересованные мужские взгляды, – все равно из этой затеи ничего не выйдет. Заинтересовать Даша может, а стать любимой – нет. Потому что любовь – это взаимность и отдача, она же способна на глубокое, сложное и искреннее чувство только к одному человеку – самой себе.
– Так что насчет ресторана? – повторила она, отгоняя навязчивые мысли прочь. Почему-то в таких ситуациях ей часто вспоминался тот разговор. Чем старше она становилась, тем больше укреплялась в мысли, что, возможно, тот мужчина был прав.
– Вот уж нет. Мы же с тобой не немецкие бюргеры, чтобы отмечать Новый год в ресторане, правда?
– Ты хочешь предложить что-то особенное? – оживилась она. Ну вот, так она и знала, сегодняшняя ночь будет похожа на сказку. Сейчас выяснится, что он специально для нее арендовал вертолет. Или даже целый замок – а что, в Праге полно древних замков, так что наверняка это не очень дорого стоит.
– Конечно, – подмигнул он, – надеюсь, у тебя есть удобная теплая одежда?
– Надеюсь, я не зря везла с собой платье? – кокетливо улыбнулась она.
– Твое шикарное платье мы оставим на десерт. – Он приобнял ее за плечи. От него невыносимо пахло туалетной водой «Кензо». – А сейчас лучше надеть джинсы и теплые ботиночки, потому что мы отправляемся на площадь.
– Куда? – Даша понадеялась, что Путинцев шутит.
– На Староместскую площадь, в самое сердце Праги, куда же еще?
– Но... Что мы там забыли? Это же для туристов, – растерялась Даша.
Это его развеселило:
– А мы с тобой кто, британская королевская семья? Одевайся скорее, а то не успеем занять место. Лучше прийти пораньше. А потом вернемся в отель, ты переоденешься, я закажу в номер шампанское, и...
Даша чуть не задохнулась от возмущения:
– Но ты говорил, что меня ждет чудо!
– Ты прямо как капризный ребенок, – умилился он, – конечно, чудо. А сама Прага – это не чудо разве?
– Но ты говорил...
– Я тебе говорил, что хочу встретить с тобой Новый год в сердце Европы, – немного похолодел он, – ты согласилась. Так в чем же проблема?
Даша растерянно отвернулась к окну. Конечно, он прав, она сама во всем виновата. В очередной раз она бросилась в омут новых отношений без запасного парашюта. И в очередной раз потерпела катастрофу.
Красоты незнакомого выстуженного города теперь казались ей враждебными. Даша стояла у окна и тихо ненавидела и башенки, и реку, и горланящих чаек. За ее спиной невозмутимо суетился Путинцев, которому хотелось во что бы то ни стало не опоздать на площадь.
Золотая клетка, о которой она мечтала, в очередной раз обернулась для Даши самой обыкновенной мышеловкой.
Закрывшись на балконе, Инна снова и снова набирала номер Валерия. На этот раз телефон был включен, но трубку никто не поднимал. Незастекленный балкон был единственным местом в квартире, где она могла уединиться без тайных опасений быть подслушанной и разоблаченной.
Они собирались встретить Новый год в модном ресторане на Арбате, но в последний момент Артем передумал. Самодур от природы, тридцать первого числа он проснулся вялым и злым. И сразу же сообщил жене, что он слишком устал, поэтому шумного праздника не будет. Надо сказать, Инна особенно не расстроилась. Чем меньше народу, тем легче играть роль довольной жизнью знаменитой жены преуспевающего продюсера. Они наспех обзвонили друзей и шапочных знакомых, заподозренных в неприкаянности. И каждый из них был просто счастлив отменить намеченные планы и отправиться в гости к чете Иртеневых. В итоге у них собрались две начинающие певицы, поэт-песенник с застенчивой женой в жутком мохеровом свитере с блестками, бывшая манекенщица с мужем бандитской наружности, хозяин разорившегося ночного клуба и режиссер-постановщик цирковых программ. Инна позвонила в ресторан и заказала праздничные закуски, за которые пришлось переплачивать, Иртенев съездил в супермаркет за конфетами и шампанским. Даже елочку они успели купить в самый последний момент.
И все было бы ничего, если бы Валерий внезапно не исчез.
– Алло, – наконец ответили на другом конце трубки.
Инна в первый момент решила, что не туда попала, потому что голос был женским, звонким и требовательным. Она хотела было с извинениями отсоединиться, но в самый последний момент что-то заставило ее передумать и пригласить к телефону Валерия. Каково же было ее удивление, когда незнакомая девица буркнула: «Сейчас!» И в следующую секунду ее приветствовал хриплый голос, от которого в последние несколько месяцев колени ее подгибались, как у ягненка на льду.
– С Новым годом, Инулик. – Валерий явно выпил и пребывал в замечательнейшем расположении духа. И это тоже привело ее в замешательство, ведь она привыкла к неумолимой депрессивности его настроения.
– И тебя тоже... Валера, а ты где? Я уже два дня не могу тебя поймать. Я же волновалась. – Она понимала, что ведет себя, как школьница, влюбившаяся в учителя физики. Но поделать ничего с собой не могла. Ей даже жарко стало, несмотря на то, что она находилась на стылом, продуваемом балкончике в одном вечернем платье из тончайшего шелка.
– Я тоже тебе звонил, но сама же знаешь, как это непросто в Новый год. Линии перегружены.
Она не стала изображать из себя сварливую жену, поджидающую веселого гуляку со скалкой в руке, и не напомнила, что вчера никакого праздника не было и телефон ее был совершенно свободен.
– Понимаю... А где ты отмечаешь праздник?
– Как бы я хотел встретить его с тобой! Но я в большой компании, – понизил он голос, – и здесь невыносимо скучно. Скоро все напьются и будут петь под караоке песни Филиппа Киркорова.
Она рассмеялась, на этот раз даже не натянуто.
– У нас то же самое. Валерик, а хочешь, я совру что-нибудь и приеду?
– Не надо, зачем ты говоришь такие глупости? Мы увидимся завтра. Не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы.
– Ты прав, – вздохнула она, – мне пора идти. Иртенев может заметить, что меня долго нет.
– Кушай хорошо, – шутливо напутствовал Валерий погрустневшую Инну, – наверняка у вас полный стол деликатесов. Я вот собираюсь съесть целый таз оливье...
– Ты же знаешь, что мне ничего есть нельзя, – тихо сказала Инна. – Для меня заказали отдельное меню, как для смертельно больной.
– Вот за это я твоего мужа ненавижу.
– Только за это? – шутливо спросила она.
– Мало того, что тебе вовсе не надо худеть, так я бы на твоем месте еще и подумал о том, как бы поправиться.
– За это я тебя и люблю, – улыбнулась Инна, – тебе я нравлюсь такой, какая есть. А муж настаивает, чтобы завтра я опять легла в какую-то частную клинику сгонять воображаемые жиры!
– Что это значит? – Голос Валерия казался взволнованным. – Разве мы завтра не увидимся?
– Боюсь, что нет, – огорченно сказала Инна, – но я приеду к тебе, как только расправлюсь с делами.
– Позвонишь оттуда?
– Непременно. Я тебя люблю!
– С Новым годом, счастье мое, – промурлыкал он.
Женин новый год начался с похмелья средней степени тяжести. Веки упрямо не хотели разлепляться, в голове словно гудел рой встревоженных пчел, а во рту было смрадно и сухо, как в мусорном бачке.
С глухим стоном она перекатилась на другую половину кровати и тут же с пронзительным воплем подскочила, наткнувшись на чье-то горячее обнаженное тело. Приведение страдающего организма в вертикальное положение было слишком резким – комната заплясала перед ее глазами. Зато Женя умудрилась разглядеть знакомую мебель. Так, она находится у себя в квартире, уже хорошо. Единственное досадное «но» – в ее постели мирно похрапывал какой-то мужик, кажется, незнакомый. Она с трудом сфокусировала на нем взгляд. Хоть режьте, Женя не могла припомнить, каким образом сей полуголый индивид попал в ее квартиру. Он был совершенно не в ее вкусе – лыс и розовощек, с густой рыжей порослью на впалой груди.
«Рожа еще та!» – с отвращением подумала Женя, нащупывая босыми ногами тапочки.
Чтобы прийти в себя, ей требовался продолжительный контрастный душ. Она немного взбодрится, опрокинет чашечку кофе и выставит нежеланного гостя вон.
Держась за стенки, Женя добрела до ванной.
– Мой мармела-а-адный, я не права! – вдруг раздалось из-за плотно закрытой двери пение, гнусавое и фальшивое. – Джага-джага!
Женя замерла как вкопанная. Что за чертовщина?! Кто это посмел оккупировать ее душ, да еще и как ни в чем не бывало распевать там всякую гадость? Но самое главное – как этот некто попал к ней домой, неужели его она тоже сама пригласила? Женя хотела было интеллигентно постучаться, но потом махнула рукой. В конце концов, она находится в своей собственной квартире, и она в смятении, а значит, имеет полное право поступать так, как ей заблагорассудится.
Глубоко вдохнув, она рывком распахнула дверь. И взвизгнула, потому что под душем нежился абсолютно голый двухметровый детина с фигурой профессионального тренера по фитнесу. Она не смогла бы ответить, что смутило ее больше – его нагота (хотя было бы странно, если бы он принимал ванну в костюме-тройке и лаковых башмаках) или его гигантские габариты.
Испуганный ее неожиданным появлением качок повел себя нестандартно – он подпрыгнул, стукнувшись при этом макушкой о низкий потолок, и тоненько завизжал.
Женя пришла в себя первой.
– Чего орешь? – хрипло спросила она.
Амбал сдернул с крючка ее любимое полосатое полотенчико и застенчиво прикрыл им предмет, которым при иных обстоятельствах наверняка гордился.
– Ты кто? – задала она еще один бессмысленный вопрос.
– Вова, – пробормотал детина. – Ну ты и напугала меня.
– Так тебе и надо. Что ты здесь делаешь? – пошла в атаку Женя. Она быстро сообразила, что опасаться его смысла нет.
– Как это? – Он выглядел обиженным. – Жень, ты чего?
Она в ужасе откинулась назад и прислонилась спиной к холодной кафельной стене. Какой кошмар, ему известно ее имя. А это может значить только одно – вчера она дружелюбно с ним общалась. Так почему же она ничего не помнит?!
– Тебе нехорошо? – улыбнулся амбал. – Наверное, не надо было вчера мешать абсент с водкой.
– Я пила абсент?
– Ты вылила его на стол, потом подожгла этот стол, потом потушила и принялась слизывать остатки абсента, – послушно объяснил Вова.
– Ну а ты-то откуда взялся? – в отчаянии воскликнула она. – Ты и еще тот тип, который дрыхнет в комнате?
– Как, ты и нас не помнишь? – немного расстроился амбал. – Мы познакомились на улице. Мы ловили такси, и ты тоже. Машин было мало, и мы поехали в одной, потому что всем было по пути. А потом ты сказала: «Шоу маст гоу он» и пригласила нас к себе.
– Все ясно, – пробормотала она. – Ладно, пока я буду в душе, можешь позавтракать. Если найдешь что-нибудь в холодильнике, конечно. Но потом, ты уж не обижайся, Вов, но буди своего приятеля и проваливайте.
Поджав губы, Вова кивнул. Когда он, замотанный в полотенце, выходил из ванной, Женя тронула его за локоть:
– Слушай, у меня еще один глупый вопрос.
– Ну?
– А у нас... у нас что-то было?
Он посмотрел на нее, как Жене показалось, с жалостью. Потом улыбнулся и сказал:
– Знаешь, как я обычно себе говорю в таких ситуациях? Если я ничего не помню, значит, ничего и не было. – С этими словами он вышел из ванной и плотно прикрыл за собой дверь.
А Женя медленно осела на пол, на пушистый коврик для душа, и тихо простонала: «Какой кошма-а-ар!»
Амбал оказался дисциплинированным малым: когда она вышла из душа, квартира была пуста. На кухонном столе дымилась нетронутая чашка кофе, на тарелочке лежали поджаренные в тостере хлебцы. К этому гастрономическому раю прилагалась и криво нацарапанная записочка: «Доброе утро, Женя! Было приятно с тобой познакомиться. С Новым годом!»
– С новым счастьем! – пробормотала она, отсалютовав кофейной чашечкой своему зеркальному отражению.
Да уж, год начался что надо. Куда же катится этот мир? А вместе с ним куда и она, Женя, катится?
Ее квартира выглядела так, словно в ней устраивали обыск. Одежда выворочена из шкафов и разноцветными мятыми кучами валяется на полу. Вся посуда перепачкана, на подоконнике – битое стекло, в котором она с ужасом признала дорогой сервиз из чешского хрусталя, который родители вручили ей на прошлый день рождения. При воспоминании о родителях ей стало совсем грустно. Может быть, позвонить им? Хотя нет, плохая идея: мама наверняка начнет читать ей мораль, Женя опять сорвется, они, как всегда, поссорятся...
На автоответчике мигала красная лампочка. Женя решила хотя бы прослушать поступившие сообщения – это будет символизировать ее возвращение в социальную жизнь.
Половина голосов, поздравляющих ее с наступившим годом, была Жене незнакома. Среди прочих позвонили и ее коллеги по «Паприке». У Инны был грустный голос. Женя нахмурилась: что-то в последнее время их солистка совсем, что называется, «сдулась». Ходит как бесплотная тень, разговаривает мало. Неужели это все из-за диет, на которых помешан ее супруг? Зато Дашка была, как обычно, веселой и бодрой. На заднем плане слышался мужской смех. Женя вздохнула: когда-нибудь Дашута точно вляпается в серьезные неприятности. Но потом усмехнулась: а сама-то она чем лучше?
«Женя, жаль, что у тебя не получилось встретить Новый год с нами, – сказал голос Миши Мамонтова. – Было здорово, жарили шашлыки. Тебя не хватало. Если захочешь, позвони!»
Она улыбнулась. Наверное, ей надо было поступить по-другому, как делают все нормальные люди. Сначала заехать на праздничный ужин к родителям, подарить отцу кашемировый свитер, а маме – духи «Шанель», радостно завизжать от наигранного восторга, когда они вручат ей очередной никчемный набор сковородок. Потом за ней заехал бы Миша Мамонтов и отвез бы ее за город, к оранжевому костру. И вместо того чтобы поджигать облитый абсентом стол, она бы мирно пила красное сладкое вино и ела нежный шашлык из баранины.
Повинуясь какому-то невнятному внутреннему импульсу, Женя сняла трубку и набрала номер Миши. Настенные часы показывали половину одиннадцатого – наверняка его мобильный еще отключен, ведь это же новогоднее утро, так что она ничем не рискует.
Но мамонтовское бодрое «Алло!» раздалось после первого же гудка. Женя заколебалась – сказать что-нибудь или бросить трубку?
– Алло! – повторил Миша. – Жень, не слышно ничего! Давай я тебе перезвоню!
Ах да, у него же определитель номера. Черт бы побрал эти современные технологии. И ее похмельную сентиментальность заодно.
– Не надо перезванивать, – сказала она и сама не узнала свой голос, настолько охрипшим и грубым он был.
– Женька! С наступившим тебя!
– И тебя тоже, – мрачно пробормотала она. Господи, зачем, ну зачем она ему позвонила?!
– Ну как отметила? – весело поинтересовался Мамонтов.
Она хотела было сказать правду: «Отвратительно». Но потом передумала. Он ведь начнет расспрашивать, что не так, и не будет же она в ответ рассказывать о том, как нашла в своей ванной незнакомого амбала!
– Нормально.
– У тебя уставший голос, – заметил он.
– Зато у тебя подозрительно бодрый. Миш, я просто поздравить тебя хотела. Давай потом как-нибудь созвонимся, а?
– Ну уж нет, Балашова, – рассмеялся он, – чувствую, нехорошо тебе. Вот что, ты пока приводи себя в порядок, а я через полчаса подъеду. Отправимся в какую-нибудь кофейню, буду тебя зеленым чаем отпаивать.
– Да я и сама...
– Все, я вешаю трубку, – решительно перебил Миша, – никакие возражения не принимаются. Ты сама подумай, как будет здорово – глотнешь свежего воздуха, съешь огромный бутерброд. А то у тебя наверняка душно и пахнет окурками.
Женя повела носом и поморщилась – как он догадался? Неужели у нее на лице все написано? Неужели она с первого взгляда производит впечатление девушки, в квартире которой пахнет застоявшейся пепельницей?! Ничего не скажешь, романтическое впечатление... Может быть, ей поэтому так с мужчинами не везет? То есть недостатка в оных у Жени никогда не было, но все они исчезали из ее жизни после одной-двух совместных ночей.
– Ма, но я запланировала уже...
– Ничего слышать не хочу! – перебила та. – Женя, можешь не приезжать помогать. Я знаю, что ты ненавидишь готовить...
– Сидеть за столом я тоже ненавижу.
– Женя, но это же твои родственники! И ты должна проявить к ним хоть капельку уважения, – отчеканила мама.
– Вот уж не понимаю почему. Я их всех вижу от силы раз в год, почему я должна их любить?
– Твоя двоюродная сестра специально приедет из Питера, чтобы познакомиться с тобой! Неужели тебе неинтересно?
– Нет, – честно призналась Женя.
– В общем, так. Это не обсуждается. В половине одиннадцатого максимум ты должна быть здесь. И оденься, пожалуйста, поприличнее.
В этом месте Женина родительница допустила единственную, но роковую ошибку. Она вполне могла бы со скрипом добиться желанного успеха, если бы не давила на беспутную дочь, а с виртуозностью талантливого скрипача сыграла на ее нервах ноктюрн под названием «Как тебе не стыдно, ведь мы тебя любим». Женя поломалась бы, как кокетка, которая никак не может отважиться на поцелуй с симпатичным незнакомцем, но в конце концов согласилась бы, и многочисленные родственники имели бы сомнительное удовольствие созерцать за общим столом ее мрачное лицо.
Но Женя с детства терпеть не могла, когда ею манипулируют. Поэтому стоило маме надавить на газ, как она решила настоять на своем.
– Ма, я тебе уже объяснила, что у меня другие планы. Может, мы и договаривались об этом летом, но ты должна была напомнить мне заранее. Ты прекрасно знаешь, какая у меня жизнь. Я просто физически не могу все в голове держать.
– Да, я отлично знаю, какая у тебя жизнь! – повысила голос мама. – Непутевая! Никчемная!
– Я сейчас брошу трубку, – честно предупредила Женя.
– Ты и раньше относилась к самой себе наплевательски, но этот шоу-бизнес так называемый окончательно тебя испортил. – Мама визжала, как бензопила в трудолюбивых руках лесоруба.
– Я сейчас брошу...
– Ты опять пьешь!
– Я не пью, я....
– Женя, не спорь, – с пафосом праведницы воскликнула мама, – ты пьешь. И очень много! И если так пойдет дальше, мы просто обязаны будем снова принять участие в твоей судьбе. Ты же не хочешь вернуться в наркологическую клинику?
– Это что, шантаж, что ли? – не выдержала наконец Женя. – Если так, то весьма посредственный и дешевый. Все, с меня хватит. Я действительно вешаю трубку. – И, подумав, Женя с саркастической усмешкой добавила: – С Новым годом, мамочка!
Но на этом ее утренние злоключения не закончились. Казалось бы, что может быть хуже дня, начавшегося со справедливых, но таких тошных родительских нотаций? Нет, оказывается, бывает и ужаснее. Например, когда в твою квартиру ни с того ни с сего вламывается мужчина, о котором ты и думать забыла. И который к тому же является твоим бывшим одноклассником, что само по себе не располагает к оптимизму.
Мишка Мамонтов позвонил в ее дверь, когда Женя, сидя на подоконнике, пыталась прикурить последнюю сигарету с помощью отсыревшей спички. Получалось плохо, к тому же – это что-то новенькое – пальцы ее мелко дрожали. Эх, пора завязывать с бессонными ночами, питанием через пень-колоду и ежедневной алкогольной интоксикацией. Все чаще Женя видит замаскированное вежливостью удивление в глазах людей, которым она по какой-то причине вынуждена сообщать свой возраст. Если так пойдет и дальше, долго на сцене она не продержится.
Но не в этом суть. Самое главное, что в новогодний день ее спокойствие было нарушено человеком, которого ей совершенно, ну совершенно не хотелось видеть.
Женя застонала от бессильной злости, когда распознала его в дверном глазке. И дверь решила было не открывать. Но и изображать собственное отсутствие смысла не имело – судя по тому, как настойчивы были его попытки ей надоесть, так просто уходить он не собирался.
– Чего тебе? – не открывая двери, спросила она.
– Привет! – просиял Мамонтов. – Впустишь?
– Это еще зачем?
– Я кое-что тебе принес. – Он неловко пытался спрятать за спину пышный букет.
Женя ненавидела романтические атрибуты начинающихся отношений – все эти розочки-цветочки, ванильные свечки, пенные ванны на двоих (вы когда-нибудь пробовали вдвоем поместиться в стандартную ванну? Это уже не эротическая игра, а спортивное упражнение, которое следует выполнять, крепко стиснув зубы и изо всех сил стараясь острыми коленями и локтями не покалечить телеса возлюбленного), интимные ужины. От всего вышеперечисленного веяло неестественностью, желанием подстроиться под навязанные свыше стереотипы. Не было способа надежнее навсегда потерять Женино расположение, чем подарить ей цветы. А если в качестве бонуса еще и сказать, что у нее глаза красивые, – пиши пропало, она в вашу сторону больше и не посмотрит.
– У меня аллергия на цветы, – прокричала она, – и вообще, я занята.
– Цветы не тебе, – расхохотался Мамонтов. – Это для одной моей подруги. А тебе я принес перчатки. Ты вчера забыла их у меня в машине.
Ее взгляд заметался по прихожей. С вещами, как и с людьми, она церемониться не привыкла. Грязный шарф, весь в затяжках, валялся в углу, прямо на испачканных грязью ботинках. Перчаток не было.
– Ну ладно, – решилась она, приоткрывая дверь, – только ко мне нельзя. У меня не убрано.
Мамонтов был румяным и имел свежий, выспавшийся вид. Между ними бездонная пропасть, неужели он не замечает? Таких людей Женя просто ненавидела.
– Где мои перчатки?
– Что, даже спасибо не скажешь?
– Спасибо. – Она протянула руку, но вместо перчаток он все-таки вручил ей букет. – Это еще что? Ты же сказал...
– Соврал, – перебил он, – надо же как-то с тобой бороться. А вот и они. – Перчатки были заботливо упакованы им в подарочный пакет.
– Ладно, спасибо, что не выкинул. Мне пора.
– Балашова! А где ты встречаешь Новый год? – немного застенчиво спросил он.
Никто бы не поверил, что Женя, без пяти минут поп-звезда, об этом даже не думала. У нее просто не было времени строить разнообразные планы. Единственное, о чем она мечтала, – это выспаться и отдохнуть. А уж в чьей компании прослушать праздничное обращение президента и пропустить пару рюмочек, она всегда найдет. С компанией у Жени Балашовой никогда не было проблем.
Мише она недолго думая соврала о куче планов. Он сразу поскучнел, плечи его опустились.
– Ну конечно, я так и знал. Естественно, у тебя сотня приглашений. А я собирался к другу на дачу...
Она демонстративно зевнула и посмотрела на запястье. Правда, часов на нем не оказалось.
– Что ж... Если у тебя что-нибудь сорвется... Ты позвони. У нас будет весело – фейерверки, шашлыки...
Женя пообещала, что непременно позвонит, если что.
Мамонтов поспешил распрощаться. Когда он ушел, она долго искала хотя бы одну емкость, отдаленно напоминающую вазу, чтобы поставить букет. Ну а когда ничего не нашлось, без сожаления выкинула цветы в мусоропровод.
– С Новым годом, Дашенька, – промурлыкал Алексей Путинцев.
В радостном предвкушении момента вручения подарков девушка весело откликнулась на поздравление. Они стояли у огромного, во всю стену, окна отеля «Хилтон». Внизу медленно следовала по своим делам мрачная туманная река, над которой кружили ленивые чайки. Даша с восторгом ожидания чуда смотрела на возвышающиеся над городом кукольные готические башенки и размышляла: что же все-таки он ей подарит?
А вдруг бриллиантовый комплект с диадемкой, как загадочной принцессе? А вдруг документы на автомобиль? А вдруг он заметил ее пылкую страсть к моде и заранее приобрел шикарные сапоги «Поллини»?
На круглый волосатый животик потенциального щедрого дарителя она старалась не смотреть, как будто этой неприглядной реальности и вовсе не существовало. И какого черта он расхаживает по номеру в казенном белоснежном халате, беззастенчиво выставив напоказ свои порозовевшие после душа телеса? Как будто Даша не романтичная молоденькая девушка, которая в дочки ему годится, а какая-нибудь неприхотливая толстеющая нервозная жена!
Если бы кто-нибудь сказал Даше, что ее невинная страсть к приключениям определенного характера в народе именуется «древнейшей профессией», она искренне удивилась бы и начала пылко рассуждать о поисках любви. Ей было всего девятнадцать лет, и она не помнила, сколько у нее было мужчин. Но могла поклясться чем угодно, что в каждого из них она была влюблена – в большей или меньшей степени. А то, что всех их объединяло одно – богатство или полезная для нее профессия, ну и что, бывают же в жизни совпадения.
– Спустимся в ресторан? – нетерпеливо предложила она.
Специально для праздника у Даши было заготовлено умопомрачительное платье от Веры Ванг. Она представила, как вытянется его лицо, когда он увидит ее еще не тронутый первыми признаками старения стан, потрясающе красиво задрапированный струящейся тканью, и мечтательно улыбнулась. Даша и сама чуть не расплакалась от умиления, взглянув на себя в этом платье в примерочной. А ведь она-то как никто другой привыкла к собственной совершенной красоте. На новичка же вроде Путинцева ее образ должен произвести эффект удара в солнечное сплетение. От одной этой мысли ей становилось так тепло, как будто она находилась не в отеле, а в уютном охотничьем домике у камина.
Однажды (она уже и не вспомнит, когда именно это произошло) один оскорбленный ее невниманием мужчина в порыве отчаяния сказал, что в любви ей не повезет никогда, потому что она, Даша, до предела эгоцентрична. И зря она мечется по городу, судорожно перехватывая заинтересованные мужские взгляды, – все равно из этой затеи ничего не выйдет. Заинтересовать Даша может, а стать любимой – нет. Потому что любовь – это взаимность и отдача, она же способна на глубокое, сложное и искреннее чувство только к одному человеку – самой себе.
– Так что насчет ресторана? – повторила она, отгоняя навязчивые мысли прочь. Почему-то в таких ситуациях ей часто вспоминался тот разговор. Чем старше она становилась, тем больше укреплялась в мысли, что, возможно, тот мужчина был прав.
– Вот уж нет. Мы же с тобой не немецкие бюргеры, чтобы отмечать Новый год в ресторане, правда?
– Ты хочешь предложить что-то особенное? – оживилась она. Ну вот, так она и знала, сегодняшняя ночь будет похожа на сказку. Сейчас выяснится, что он специально для нее арендовал вертолет. Или даже целый замок – а что, в Праге полно древних замков, так что наверняка это не очень дорого стоит.
– Конечно, – подмигнул он, – надеюсь, у тебя есть удобная теплая одежда?
– Надеюсь, я не зря везла с собой платье? – кокетливо улыбнулась она.
– Твое шикарное платье мы оставим на десерт. – Он приобнял ее за плечи. От него невыносимо пахло туалетной водой «Кензо». – А сейчас лучше надеть джинсы и теплые ботиночки, потому что мы отправляемся на площадь.
– Куда? – Даша понадеялась, что Путинцев шутит.
– На Староместскую площадь, в самое сердце Праги, куда же еще?
– Но... Что мы там забыли? Это же для туристов, – растерялась Даша.
Это его развеселило:
– А мы с тобой кто, британская королевская семья? Одевайся скорее, а то не успеем занять место. Лучше прийти пораньше. А потом вернемся в отель, ты переоденешься, я закажу в номер шампанское, и...
Даша чуть не задохнулась от возмущения:
– Но ты говорил, что меня ждет чудо!
– Ты прямо как капризный ребенок, – умилился он, – конечно, чудо. А сама Прага – это не чудо разве?
– Но ты говорил...
– Я тебе говорил, что хочу встретить с тобой Новый год в сердце Европы, – немного похолодел он, – ты согласилась. Так в чем же проблема?
Даша растерянно отвернулась к окну. Конечно, он прав, она сама во всем виновата. В очередной раз она бросилась в омут новых отношений без запасного парашюта. И в очередной раз потерпела катастрофу.
Красоты незнакомого выстуженного города теперь казались ей враждебными. Даша стояла у окна и тихо ненавидела и башенки, и реку, и горланящих чаек. За ее спиной невозмутимо суетился Путинцев, которому хотелось во что бы то ни стало не опоздать на площадь.
Золотая клетка, о которой она мечтала, в очередной раз обернулась для Даши самой обыкновенной мышеловкой.
Закрывшись на балконе, Инна снова и снова набирала номер Валерия. На этот раз телефон был включен, но трубку никто не поднимал. Незастекленный балкон был единственным местом в квартире, где она могла уединиться без тайных опасений быть подслушанной и разоблаченной.
Они собирались встретить Новый год в модном ресторане на Арбате, но в последний момент Артем передумал. Самодур от природы, тридцать первого числа он проснулся вялым и злым. И сразу же сообщил жене, что он слишком устал, поэтому шумного праздника не будет. Надо сказать, Инна особенно не расстроилась. Чем меньше народу, тем легче играть роль довольной жизнью знаменитой жены преуспевающего продюсера. Они наспех обзвонили друзей и шапочных знакомых, заподозренных в неприкаянности. И каждый из них был просто счастлив отменить намеченные планы и отправиться в гости к чете Иртеневых. В итоге у них собрались две начинающие певицы, поэт-песенник с застенчивой женой в жутком мохеровом свитере с блестками, бывшая манекенщица с мужем бандитской наружности, хозяин разорившегося ночного клуба и режиссер-постановщик цирковых программ. Инна позвонила в ресторан и заказала праздничные закуски, за которые пришлось переплачивать, Иртенев съездил в супермаркет за конфетами и шампанским. Даже елочку они успели купить в самый последний момент.
И все было бы ничего, если бы Валерий внезапно не исчез.
– Алло, – наконец ответили на другом конце трубки.
Инна в первый момент решила, что не туда попала, потому что голос был женским, звонким и требовательным. Она хотела было с извинениями отсоединиться, но в самый последний момент что-то заставило ее передумать и пригласить к телефону Валерия. Каково же было ее удивление, когда незнакомая девица буркнула: «Сейчас!» И в следующую секунду ее приветствовал хриплый голос, от которого в последние несколько месяцев колени ее подгибались, как у ягненка на льду.
– С Новым годом, Инулик. – Валерий явно выпил и пребывал в замечательнейшем расположении духа. И это тоже привело ее в замешательство, ведь она привыкла к неумолимой депрессивности его настроения.
– И тебя тоже... Валера, а ты где? Я уже два дня не могу тебя поймать. Я же волновалась. – Она понимала, что ведет себя, как школьница, влюбившаяся в учителя физики. Но поделать ничего с собой не могла. Ей даже жарко стало, несмотря на то, что она находилась на стылом, продуваемом балкончике в одном вечернем платье из тончайшего шелка.
– Я тоже тебе звонил, но сама же знаешь, как это непросто в Новый год. Линии перегружены.
Она не стала изображать из себя сварливую жену, поджидающую веселого гуляку со скалкой в руке, и не напомнила, что вчера никакого праздника не было и телефон ее был совершенно свободен.
– Понимаю... А где ты отмечаешь праздник?
– Как бы я хотел встретить его с тобой! Но я в большой компании, – понизил он голос, – и здесь невыносимо скучно. Скоро все напьются и будут петь под караоке песни Филиппа Киркорова.
Она рассмеялась, на этот раз даже не натянуто.
– У нас то же самое. Валерик, а хочешь, я совру что-нибудь и приеду?
– Не надо, зачем ты говоришь такие глупости? Мы увидимся завтра. Не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы.
– Ты прав, – вздохнула она, – мне пора идти. Иртенев может заметить, что меня долго нет.
– Кушай хорошо, – шутливо напутствовал Валерий погрустневшую Инну, – наверняка у вас полный стол деликатесов. Я вот собираюсь съесть целый таз оливье...
– Ты же знаешь, что мне ничего есть нельзя, – тихо сказала Инна. – Для меня заказали отдельное меню, как для смертельно больной.
– Вот за это я твоего мужа ненавижу.
– Только за это? – шутливо спросила она.
– Мало того, что тебе вовсе не надо худеть, так я бы на твоем месте еще и подумал о том, как бы поправиться.
– За это я тебя и люблю, – улыбнулась Инна, – тебе я нравлюсь такой, какая есть. А муж настаивает, чтобы завтра я опять легла в какую-то частную клинику сгонять воображаемые жиры!
– Что это значит? – Голос Валерия казался взволнованным. – Разве мы завтра не увидимся?
– Боюсь, что нет, – огорченно сказала Инна, – но я приеду к тебе, как только расправлюсь с делами.
– Позвонишь оттуда?
– Непременно. Я тебя люблю!
– С Новым годом, счастье мое, – промурлыкал он.
Женин новый год начался с похмелья средней степени тяжести. Веки упрямо не хотели разлепляться, в голове словно гудел рой встревоженных пчел, а во рту было смрадно и сухо, как в мусорном бачке.
С глухим стоном она перекатилась на другую половину кровати и тут же с пронзительным воплем подскочила, наткнувшись на чье-то горячее обнаженное тело. Приведение страдающего организма в вертикальное положение было слишком резким – комната заплясала перед ее глазами. Зато Женя умудрилась разглядеть знакомую мебель. Так, она находится у себя в квартире, уже хорошо. Единственное досадное «но» – в ее постели мирно похрапывал какой-то мужик, кажется, незнакомый. Она с трудом сфокусировала на нем взгляд. Хоть режьте, Женя не могла припомнить, каким образом сей полуголый индивид попал в ее квартиру. Он был совершенно не в ее вкусе – лыс и розовощек, с густой рыжей порослью на впалой груди.
«Рожа еще та!» – с отвращением подумала Женя, нащупывая босыми ногами тапочки.
Чтобы прийти в себя, ей требовался продолжительный контрастный душ. Она немного взбодрится, опрокинет чашечку кофе и выставит нежеланного гостя вон.
Держась за стенки, Женя добрела до ванной.
– Мой мармела-а-адный, я не права! – вдруг раздалось из-за плотно закрытой двери пение, гнусавое и фальшивое. – Джага-джага!
Женя замерла как вкопанная. Что за чертовщина?! Кто это посмел оккупировать ее душ, да еще и как ни в чем не бывало распевать там всякую гадость? Но самое главное – как этот некто попал к ней домой, неужели его она тоже сама пригласила? Женя хотела было интеллигентно постучаться, но потом махнула рукой. В конце концов, она находится в своей собственной квартире, и она в смятении, а значит, имеет полное право поступать так, как ей заблагорассудится.
Глубоко вдохнув, она рывком распахнула дверь. И взвизгнула, потому что под душем нежился абсолютно голый двухметровый детина с фигурой профессионального тренера по фитнесу. Она не смогла бы ответить, что смутило ее больше – его нагота (хотя было бы странно, если бы он принимал ванну в костюме-тройке и лаковых башмаках) или его гигантские габариты.
Испуганный ее неожиданным появлением качок повел себя нестандартно – он подпрыгнул, стукнувшись при этом макушкой о низкий потолок, и тоненько завизжал.
Женя пришла в себя первой.
– Чего орешь? – хрипло спросила она.
Амбал сдернул с крючка ее любимое полосатое полотенчико и застенчиво прикрыл им предмет, которым при иных обстоятельствах наверняка гордился.
– Ты кто? – задала она еще один бессмысленный вопрос.
– Вова, – пробормотал детина. – Ну ты и напугала меня.
– Так тебе и надо. Что ты здесь делаешь? – пошла в атаку Женя. Она быстро сообразила, что опасаться его смысла нет.
– Как это? – Он выглядел обиженным. – Жень, ты чего?
Она в ужасе откинулась назад и прислонилась спиной к холодной кафельной стене. Какой кошмар, ему известно ее имя. А это может значить только одно – вчера она дружелюбно с ним общалась. Так почему же она ничего не помнит?!
– Тебе нехорошо? – улыбнулся амбал. – Наверное, не надо было вчера мешать абсент с водкой.
– Я пила абсент?
– Ты вылила его на стол, потом подожгла этот стол, потом потушила и принялась слизывать остатки абсента, – послушно объяснил Вова.
– Ну а ты-то откуда взялся? – в отчаянии воскликнула она. – Ты и еще тот тип, который дрыхнет в комнате?
– Как, ты и нас не помнишь? – немного расстроился амбал. – Мы познакомились на улице. Мы ловили такси, и ты тоже. Машин было мало, и мы поехали в одной, потому что всем было по пути. А потом ты сказала: «Шоу маст гоу он» и пригласила нас к себе.
– Все ясно, – пробормотала она. – Ладно, пока я буду в душе, можешь позавтракать. Если найдешь что-нибудь в холодильнике, конечно. Но потом, ты уж не обижайся, Вов, но буди своего приятеля и проваливайте.
Поджав губы, Вова кивнул. Когда он, замотанный в полотенце, выходил из ванной, Женя тронула его за локоть:
– Слушай, у меня еще один глупый вопрос.
– Ну?
– А у нас... у нас что-то было?
Он посмотрел на нее, как Жене показалось, с жалостью. Потом улыбнулся и сказал:
– Знаешь, как я обычно себе говорю в таких ситуациях? Если я ничего не помню, значит, ничего и не было. – С этими словами он вышел из ванной и плотно прикрыл за собой дверь.
А Женя медленно осела на пол, на пушистый коврик для душа, и тихо простонала: «Какой кошма-а-ар!»
Амбал оказался дисциплинированным малым: когда она вышла из душа, квартира была пуста. На кухонном столе дымилась нетронутая чашка кофе, на тарелочке лежали поджаренные в тостере хлебцы. К этому гастрономическому раю прилагалась и криво нацарапанная записочка: «Доброе утро, Женя! Было приятно с тобой познакомиться. С Новым годом!»
– С новым счастьем! – пробормотала она, отсалютовав кофейной чашечкой своему зеркальному отражению.
Да уж, год начался что надо. Куда же катится этот мир? А вместе с ним куда и она, Женя, катится?
Ее квартира выглядела так, словно в ней устраивали обыск. Одежда выворочена из шкафов и разноцветными мятыми кучами валяется на полу. Вся посуда перепачкана, на подоконнике – битое стекло, в котором она с ужасом признала дорогой сервиз из чешского хрусталя, который родители вручили ей на прошлый день рождения. При воспоминании о родителях ей стало совсем грустно. Может быть, позвонить им? Хотя нет, плохая идея: мама наверняка начнет читать ей мораль, Женя опять сорвется, они, как всегда, поссорятся...
На автоответчике мигала красная лампочка. Женя решила хотя бы прослушать поступившие сообщения – это будет символизировать ее возвращение в социальную жизнь.
Половина голосов, поздравляющих ее с наступившим годом, была Жене незнакома. Среди прочих позвонили и ее коллеги по «Паприке». У Инны был грустный голос. Женя нахмурилась: что-то в последнее время их солистка совсем, что называется, «сдулась». Ходит как бесплотная тень, разговаривает мало. Неужели это все из-за диет, на которых помешан ее супруг? Зато Дашка была, как обычно, веселой и бодрой. На заднем плане слышался мужской смех. Женя вздохнула: когда-нибудь Дашута точно вляпается в серьезные неприятности. Но потом усмехнулась: а сама-то она чем лучше?
«Женя, жаль, что у тебя не получилось встретить Новый год с нами, – сказал голос Миши Мамонтова. – Было здорово, жарили шашлыки. Тебя не хватало. Если захочешь, позвони!»
Она улыбнулась. Наверное, ей надо было поступить по-другому, как делают все нормальные люди. Сначала заехать на праздничный ужин к родителям, подарить отцу кашемировый свитер, а маме – духи «Шанель», радостно завизжать от наигранного восторга, когда они вручат ей очередной никчемный набор сковородок. Потом за ней заехал бы Миша Мамонтов и отвез бы ее за город, к оранжевому костру. И вместо того чтобы поджигать облитый абсентом стол, она бы мирно пила красное сладкое вино и ела нежный шашлык из баранины.
Повинуясь какому-то невнятному внутреннему импульсу, Женя сняла трубку и набрала номер Миши. Настенные часы показывали половину одиннадцатого – наверняка его мобильный еще отключен, ведь это же новогоднее утро, так что она ничем не рискует.
Но мамонтовское бодрое «Алло!» раздалось после первого же гудка. Женя заколебалась – сказать что-нибудь или бросить трубку?
– Алло! – повторил Миша. – Жень, не слышно ничего! Давай я тебе перезвоню!
Ах да, у него же определитель номера. Черт бы побрал эти современные технологии. И ее похмельную сентиментальность заодно.
– Не надо перезванивать, – сказала она и сама не узнала свой голос, настолько охрипшим и грубым он был.
– Женька! С наступившим тебя!
– И тебя тоже, – мрачно пробормотала она. Господи, зачем, ну зачем она ему позвонила?!
– Ну как отметила? – весело поинтересовался Мамонтов.
Она хотела было сказать правду: «Отвратительно». Но потом передумала. Он ведь начнет расспрашивать, что не так, и не будет же она в ответ рассказывать о том, как нашла в своей ванной незнакомого амбала!
– Нормально.
– У тебя уставший голос, – заметил он.
– Зато у тебя подозрительно бодрый. Миш, я просто поздравить тебя хотела. Давай потом как-нибудь созвонимся, а?
– Ну уж нет, Балашова, – рассмеялся он, – чувствую, нехорошо тебе. Вот что, ты пока приводи себя в порядок, а я через полчаса подъеду. Отправимся в какую-нибудь кофейню, буду тебя зеленым чаем отпаивать.
– Да я и сама...
– Все, я вешаю трубку, – решительно перебил Миша, – никакие возражения не принимаются. Ты сама подумай, как будет здорово – глотнешь свежего воздуха, съешь огромный бутерброд. А то у тебя наверняка душно и пахнет окурками.
Женя повела носом и поморщилась – как он догадался? Неужели у нее на лице все написано? Неужели она с первого взгляда производит впечатление девушки, в квартире которой пахнет застоявшейся пепельницей?! Ничего не скажешь, романтическое впечатление... Может быть, ей поэтому так с мужчинами не везет? То есть недостатка в оных у Жени никогда не было, но все они исчезали из ее жизни после одной-двух совместных ночей.