Страница:
Нет, ничего не могу сказать, и мужчины порой страдают от собственных фантазий, и некоторые искренне верят, что у них в спальне прописалась Белоснежка. А некоторые женщины хладнокровно выбирают супругов, оценивая глубину и мощь их кошелька. Но, так или иначе, тасуя варианты, любовная карусель все равно движется по кругу надежд и разочарований, бесконечно сменяющих друг друга. И мы опять и опять готовы прыгать под поезд и совать голову в духовку оттого, что очередная мечта оказалась пустышкой.
Не то чтобы я не сочувствовала мужчинам, вовсе нет, некоторых я собственноручно отпаивала рассолом и валерьянкой на кухне, внушая мысль о непрекращающемся беге бытия. О том, что если жена обобрала его до нитки, это не значит, что все женщины мира – безмозглые жадные лобстеры. Но я часто видела, как быстро к ним возвращалась вера в очередную Белоснежку, как они на глазах утешались и с удивлением спрашивали в телефон: «Вера, какая Вера? А-а, Вера…»
Меня, мою подругу, сестру моей подруги и еще миллионы чьих-то подруг в разное время по месяцу рвало после того, как закрывалась дверь в очередную сказку. И все наши шрамы и печали время от времени неожиданно дают о себе знать, острыми болями напоминая о былых разочарованиях и обидах.
Если можно было бы после закончившегося романа подчистить память и отретушировать прошлое… Забыть о том, что он сказал, начисто выкинуть из головы, почему тогда ему не ответила. Но нельзя. Ничего не поделаешь, со всем этим барахлом надо жить. Поэтому, несмотря на разработки продвинутых косметологов, со временем глаза женщины наполняются неизбывной и неуловимой печалью, как прекрасный пруд невидимой отравой. А потом какой-нибудь доморощенный умник напишет в журнал, дескать, любить надо только молоденьких, и у половины женщин, уже счастливо вывалившихся из этой заветной категории, недобро полыхнет в глазах. Еще бы, конечно, веселее оглушить сенсацией открытия наивную птичку, чем доказывать опытной женщине, что после полуночи очередной прынц не превратиться в очередную тыкву.
Невозможно прожить жизнь, не разбив или не надколов чужого и собственного сердца, и мы не в состоянии готовиться к расставанию, падая в объятия избранника. Это правильно. Всему свое время. Но, с другой стороны, мы же так хорошо умеем игнорировать реальность. И никто не может помешать нам воспользоваться своей необузданной фантазией, когда наш принц ушел к другой, забрал любимую черепаху и отписал все наследство йоркширскому терьеру. Ну и что! Проводите несчастного до порога, уберите руки от бутылки и представьте себе, как вам повезло. Включите воображение на полную катушку и подумайте, какое счастье, что его носки и неврозы переедут в другой район, а вы, наконец, с легкой душой и чистой совестью встретите свободу и новую любовь. И может быть, спустя много лет, когда вам подвернется чудом уцелевшая после погрома и поджога фотография бывшего, внезапно вместо свиного рыльца вы опять увидите прекрасные черты. И не пожалеете, что все прошло и вы теперь не вместе, а порадуетесь за него, за себя и за то, что когда-то в лучшие времена у вас с ним все было! И все было прекрасно.
Законы общежития
Хамы
Моргать или не моргать?
Где мои пятнадцать лет?.
Не то чтобы я не сочувствовала мужчинам, вовсе нет, некоторых я собственноручно отпаивала рассолом и валерьянкой на кухне, внушая мысль о непрекращающемся беге бытия. О том, что если жена обобрала его до нитки, это не значит, что все женщины мира – безмозглые жадные лобстеры. Но я часто видела, как быстро к ним возвращалась вера в очередную Белоснежку, как они на глазах утешались и с удивлением спрашивали в телефон: «Вера, какая Вера? А-а, Вера…»
Меня, мою подругу, сестру моей подруги и еще миллионы чьих-то подруг в разное время по месяцу рвало после того, как закрывалась дверь в очередную сказку. И все наши шрамы и печали время от времени неожиданно дают о себе знать, острыми болями напоминая о былых разочарованиях и обидах.
Если можно было бы после закончившегося романа подчистить память и отретушировать прошлое… Забыть о том, что он сказал, начисто выкинуть из головы, почему тогда ему не ответила. Но нельзя. Ничего не поделаешь, со всем этим барахлом надо жить. Поэтому, несмотря на разработки продвинутых косметологов, со временем глаза женщины наполняются неизбывной и неуловимой печалью, как прекрасный пруд невидимой отравой. А потом какой-нибудь доморощенный умник напишет в журнал, дескать, любить надо только молоденьких, и у половины женщин, уже счастливо вывалившихся из этой заветной категории, недобро полыхнет в глазах. Еще бы, конечно, веселее оглушить сенсацией открытия наивную птичку, чем доказывать опытной женщине, что после полуночи очередной прынц не превратиться в очередную тыкву.
Невозможно прожить жизнь, не разбив или не надколов чужого и собственного сердца, и мы не в состоянии готовиться к расставанию, падая в объятия избранника. Это правильно. Всему свое время. Но, с другой стороны, мы же так хорошо умеем игнорировать реальность. И никто не может помешать нам воспользоваться своей необузданной фантазией, когда наш принц ушел к другой, забрал любимую черепаху и отписал все наследство йоркширскому терьеру. Ну и что! Проводите несчастного до порога, уберите руки от бутылки и представьте себе, как вам повезло. Включите воображение на полную катушку и подумайте, какое счастье, что его носки и неврозы переедут в другой район, а вы, наконец, с легкой душой и чистой совестью встретите свободу и новую любовь. И может быть, спустя много лет, когда вам подвернется чудом уцелевшая после погрома и поджога фотография бывшего, внезапно вместо свиного рыльца вы опять увидите прекрасные черты. И не пожалеете, что все прошло и вы теперь не вместе, а порадуетесь за него, за себя и за то, что когда-то в лучшие времена у вас с ним все было! И все было прекрасно.
Законы общежития
Однажды, в силу разных обстоятельств я оказалась почти на улице. В моей квартире полным ходом шел ремонт, то есть трое рабочих неопределенной национальности с утра до вечера крушили и ломали все, что попадалось им под руку, до появления любимого было еще далеко, а родители, приютив меня на пару дней, официально заявили, что такого образа жизни не вынесет ничто живое. Подумаешь, пожала плечами я, ну, встала в двенадцать, ну пока то, пока се, уехала, приехала, села за компьютер, до четырех утра работала, потом шампанского захотелось, сходила вниз в супермаркет, купила, выпила, еще поработала, ванну приняла и в семь баиньки – нормальный день! Но родители упрямо смотрели в потолок и настаивали на усовершенствовании наших отношений. Оставив им в назидание часть свого барахла, я отправилась к подруге.
Первые пару недель мы были полны щенячьего энтузиазма. Мы организовали семнадцать званых вечеров, перезнакомились со всеми соседями, выпили всё шабли в районе, сшили ее попугаю костюм бэтмена и сломали унитаз. При этом мы обе не прекращали вкалывать на наших работах, кроме того, подруге каким-то образом удалось сохранить сердечные отношения с другом, а мне – тоже чудом – познакомиться с милейшим человеком. Моя квартира к тому времени была окончательно уничтожена гастарбайтерами, так что жизнь начиналась с чистого листа, но продолжалась в захваченном жилище.
Надо сказать, мы с подругой знакомы почти с детства. Учитывая количество пережитого и выпитого, ее и подругой-то называть совестно – практически родственница. Она знает меня как облупленную. Поэтому, когда после бутылки текилы я собираюсь продегустировать сухой мартини, она, не отрываясь от беседы, коленом вышибает у меня из рук стакан и сует под нос выразительный кукиш. Почему-то именно она, пока все остальные стыдливо отводили глаза, засунула мою голову в ведро со льдом, а потом еще раз показала фотографию того мужчины, за которого я вдруг решила выйти замуж. После ведра у меня открылись глаза, и я поняла, наконец, что это была большая ошибка. Она сидела рядом со мной, когда мне рвали коренной зуб, помогала мне отмыть мою квартиру, когда там взорвалась скороварка с яйцами – потом, правда, все-таки пришлось делать ремонт, – и первой приехала на место аварии, когда в подмосковных полях на мой автомобиль напали дикие коровы.
Я доверяю ей как самой себе и никогда не жду подвоха, поэтому, когда она, проходя мимо меня по коридору, бросила: «Убери свои лапти из прохода!», я возмутилась и отправилась принимать ванну. Там я полтора часа жаловалась запотевшему кафелю на гадину-подругу, с которой мешками соль жрали, а теперь ей, видите ли, мои сапоги в проходе помешали. Кафель молчал, подавленный человеческим несовершенством, а я, понимая, что мне нужна говорящая жертва, телефонным звонком вызвала в ванну подругу. Я думала, она приползет, униженно заглядывая мне в глаза и моля о прощении. Черта с два! Вошла как ни в чем не бывало и сразу взяла слово…
Когда она, наконец, замолчала, я практически растворилась в ванне. Зато мне открылся новый мир. Топя меня аргументами, подруга с видимым удовольствием рассказывала много нового о жизни и обо мне. Оказалось, что таких свиней, как я, еще поискать. Во-первых, я во сне разговариваю. Громко, отчетливо, на неизвестном языке с матерными вкраплениями. Это, конечно, очень интересно, но иногда все-таки хочется поспать. Я хотела что-то возразить, но подруга пресекла все попытки. Прочистив горло и подбоченившись, она приступила к основной части. Почему это, спрашивается, я свезла в ее однокомнатную конуру филиал ленинской библиотеки? Теперь книги валяются везде, даже в ванной, даже в стиральной машине, а на днях она вытащила томик Мандельштама из духовки! «А что, – попыталась возразить я, – мы же ею не пользуемся…» «Это вы́ ею не пользуетесь, – отрезала подруга, – а я в лучшие времена там такое вытворяла!»
Ладно Мандельштам. Оказывается, мои привычки по полночи лежать в ванне, засыпать с включенным телевизором, просыпаться в пять утра и бежать к компьютеру, потом потрошить холодильник и с грохотом варить себе одно яйцо находятся за гранью ее понимания. Она сдержалась, когда я утопила в сломанном унитазе всю ее косметику, она глазом не моргнула, даже когда я ломала тот самый унитаз, простила разворованную коллекцию леденцов на палочке и гибель сервиза, который я по недосмотру грохнула вместе со шкафом для посуды. Ей удалось справиться с собой, когда выпущенный мной на свободу попугай загадил весь дом и оборвал шторы на окнах, и она даже готова признать, что было страшно весело гоняться за хитрой птицей по квартире. Она верит, что синяк во всю ногу, который она получила, перелетая в погоне со шкафа на диван, украшает ее, как шрамы мужчину, но вот сапоги в коридоре!.. Это уже просто невыносимо! Мы же договорились, ДОГОВОРИЛИСЬ, убирать обувь из прохода! Е-мое, мне что, нужно объявление на стенку повесить?! И, в конце концов, хватит тырить мои тапочки! У тебя своих пятнадцать пар, вот в них и шлепай!
Под напором аргументов и эмоций я ушла под воду, как субмарина. Всплыть мне хотелось в нейтральных водах северной Африки. Но я обдумала контраргументы, вылезла на сушу, вытерлась, взбодрилась и отправилась защищать свои права. Надо сказать, подруга не рассчитала сил. Она так надорвалась на теме леденцов, что теперь тихо сидела на кухне, дышала ртом и почти не моргала. Я дождалась момента, подловила ее на вздохе и гаркнула: «Да на себя посмотри! Полицай с дубиной!» Подруга поперхнулась, и дальше я продолжала в полной безопасности.
Я тоже неплохо тогда выступила. Начала с того, что она с первого дня косо смотрела на три паршивых чемодана, в которых я привезла в ее хоромы свои носки и лифчики. Ей полки в шкафу для меня жалко, я так до сих пор и роюсь в багаже в поисках одинаковых перчаток. Книги… А что книги? Мы самая читающая страна в мире, а у нее из литературы – инструкция к стиральной машине и брошюра о способах уничтожения плодожорки с кустов смородины. Да, мне этого мало, я привыкла к Шекспиру. И ей советую привыкать. В моей квартире только потолок закончили расковыривать. Они еще полгода там только портить все будут…
Попугай, сука, орал так, что не выпустить его было просто невозможно. Я, кстати, тоже пострадала тогда. Влетела головой в холодильник. Там даже вмятина, как от арбуза, осталась. Что, не помнишь такого?.. А как я потом боком ходила и гласные не выговаривала, тоже не помнишь? А как ты заорала, когда я взялась вилкой омлет на сковородке переворачивать? У меня чуть паралич мозга не случился. Да тебе вообще тефлоновое покрытие важнее человека! Тебе нужно, чтобы из окна не дуло и на соседей не капало, а на мое спокойствие и комфорт тебе начхать! Ты же ходишь, как шпион разведки, все проверяешь, вынюхиваешь, закрыла ли баночку до конца, положила ли мыльце на место… А сама окурки свои никогда не убираешь! Тоже мне, Кармен, развела тут табачную фабрику. Куда ни сунься, везде бычки и пачки. Посуду моешь раз в неделю, а мусор вообще только я выбрасываю!..
Поскольку подруга уже давно не дышала, я перешла на личности и закончила тем, что она не способна к иностранным языкам, излишне доверчива и покрасилась как лошадь! Тут она немного пошевелилась, желая, видимо, как-то вмешаться, но я не дала. «И вообще, ты за все это время ни строчки из того, что я написала, не прочитала! Тоже мне, подруга называется!» На этом я победной пулей вылетела из кухни, а она так и осталась лежать под обеденным столом.
Три дня мы не разговаривали. В доме царил зловещий порядок. Ни мусора, ни бычков, ни книг, ни грязной посуды, ни ванн после полуночи. Мы держались из последних сил, вежливо раскланивались, встретившись в пустом коридоре, пока в один прекрасный день я чуть шею себе не сломала, споткнувшись об ее сапог. «Ну, все, капец тебе!» – заорала я, дернула на себя дверцу клетки попугая, схватила поварешку и понеслась в погоню. Разгромив дом и чуть не убив птицу, мы с подругой вернулись к нормальной жизни. К бычкам в стакане и завтракам на рассвете. Жизнь вошла в привычную колею.
Мы, конечно, не превратились в стерильных ангелов, но некоторое понимание законов общежития все же появилось. Я перестала стряхивать пепел на ее любимый кактус, она оставила в покое мои вырезки из газет и журналов. Мы выкурили трубку мира и заварили чай согласия, клятвенно пообещали друг другу никогда больше не вламываться в туалет без стука, когда там кто-то уже расположился, и не выпивать все запасы пресной воды, игнорируя потребности партнера. Мы налюбоваться не могли друг на друга, на тот здравый смысл и великодушие, которые мы вокруг себя распространяли, а потом кто-то утром не закрыл кран, и вечером нам пришлось общаться с соседскими группировками, объединившимися против нас. И что вы думаете? Победила дружба!
Первые пару недель мы были полны щенячьего энтузиазма. Мы организовали семнадцать званых вечеров, перезнакомились со всеми соседями, выпили всё шабли в районе, сшили ее попугаю костюм бэтмена и сломали унитаз. При этом мы обе не прекращали вкалывать на наших работах, кроме того, подруге каким-то образом удалось сохранить сердечные отношения с другом, а мне – тоже чудом – познакомиться с милейшим человеком. Моя квартира к тому времени была окончательно уничтожена гастарбайтерами, так что жизнь начиналась с чистого листа, но продолжалась в захваченном жилище.
Надо сказать, мы с подругой знакомы почти с детства. Учитывая количество пережитого и выпитого, ее и подругой-то называть совестно – практически родственница. Она знает меня как облупленную. Поэтому, когда после бутылки текилы я собираюсь продегустировать сухой мартини, она, не отрываясь от беседы, коленом вышибает у меня из рук стакан и сует под нос выразительный кукиш. Почему-то именно она, пока все остальные стыдливо отводили глаза, засунула мою голову в ведро со льдом, а потом еще раз показала фотографию того мужчины, за которого я вдруг решила выйти замуж. После ведра у меня открылись глаза, и я поняла, наконец, что это была большая ошибка. Она сидела рядом со мной, когда мне рвали коренной зуб, помогала мне отмыть мою квартиру, когда там взорвалась скороварка с яйцами – потом, правда, все-таки пришлось делать ремонт, – и первой приехала на место аварии, когда в подмосковных полях на мой автомобиль напали дикие коровы.
Я доверяю ей как самой себе и никогда не жду подвоха, поэтому, когда она, проходя мимо меня по коридору, бросила: «Убери свои лапти из прохода!», я возмутилась и отправилась принимать ванну. Там я полтора часа жаловалась запотевшему кафелю на гадину-подругу, с которой мешками соль жрали, а теперь ей, видите ли, мои сапоги в проходе помешали. Кафель молчал, подавленный человеческим несовершенством, а я, понимая, что мне нужна говорящая жертва, телефонным звонком вызвала в ванну подругу. Я думала, она приползет, униженно заглядывая мне в глаза и моля о прощении. Черта с два! Вошла как ни в чем не бывало и сразу взяла слово…
Когда она, наконец, замолчала, я практически растворилась в ванне. Зато мне открылся новый мир. Топя меня аргументами, подруга с видимым удовольствием рассказывала много нового о жизни и обо мне. Оказалось, что таких свиней, как я, еще поискать. Во-первых, я во сне разговариваю. Громко, отчетливо, на неизвестном языке с матерными вкраплениями. Это, конечно, очень интересно, но иногда все-таки хочется поспать. Я хотела что-то возразить, но подруга пресекла все попытки. Прочистив горло и подбоченившись, она приступила к основной части. Почему это, спрашивается, я свезла в ее однокомнатную конуру филиал ленинской библиотеки? Теперь книги валяются везде, даже в ванной, даже в стиральной машине, а на днях она вытащила томик Мандельштама из духовки! «А что, – попыталась возразить я, – мы же ею не пользуемся…» «Это вы́ ею не пользуетесь, – отрезала подруга, – а я в лучшие времена там такое вытворяла!»
Ладно Мандельштам. Оказывается, мои привычки по полночи лежать в ванне, засыпать с включенным телевизором, просыпаться в пять утра и бежать к компьютеру, потом потрошить холодильник и с грохотом варить себе одно яйцо находятся за гранью ее понимания. Она сдержалась, когда я утопила в сломанном унитазе всю ее косметику, она глазом не моргнула, даже когда я ломала тот самый унитаз, простила разворованную коллекцию леденцов на палочке и гибель сервиза, который я по недосмотру грохнула вместе со шкафом для посуды. Ей удалось справиться с собой, когда выпущенный мной на свободу попугай загадил весь дом и оборвал шторы на окнах, и она даже готова признать, что было страшно весело гоняться за хитрой птицей по квартире. Она верит, что синяк во всю ногу, который она получила, перелетая в погоне со шкафа на диван, украшает ее, как шрамы мужчину, но вот сапоги в коридоре!.. Это уже просто невыносимо! Мы же договорились, ДОГОВОРИЛИСЬ, убирать обувь из прохода! Е-мое, мне что, нужно объявление на стенку повесить?! И, в конце концов, хватит тырить мои тапочки! У тебя своих пятнадцать пар, вот в них и шлепай!
Под напором аргументов и эмоций я ушла под воду, как субмарина. Всплыть мне хотелось в нейтральных водах северной Африки. Но я обдумала контраргументы, вылезла на сушу, вытерлась, взбодрилась и отправилась защищать свои права. Надо сказать, подруга не рассчитала сил. Она так надорвалась на теме леденцов, что теперь тихо сидела на кухне, дышала ртом и почти не моргала. Я дождалась момента, подловила ее на вздохе и гаркнула: «Да на себя посмотри! Полицай с дубиной!» Подруга поперхнулась, и дальше я продолжала в полной безопасности.
Я тоже неплохо тогда выступила. Начала с того, что она с первого дня косо смотрела на три паршивых чемодана, в которых я привезла в ее хоромы свои носки и лифчики. Ей полки в шкафу для меня жалко, я так до сих пор и роюсь в багаже в поисках одинаковых перчаток. Книги… А что книги? Мы самая читающая страна в мире, а у нее из литературы – инструкция к стиральной машине и брошюра о способах уничтожения плодожорки с кустов смородины. Да, мне этого мало, я привыкла к Шекспиру. И ей советую привыкать. В моей квартире только потолок закончили расковыривать. Они еще полгода там только портить все будут…
Попугай, сука, орал так, что не выпустить его было просто невозможно. Я, кстати, тоже пострадала тогда. Влетела головой в холодильник. Там даже вмятина, как от арбуза, осталась. Что, не помнишь такого?.. А как я потом боком ходила и гласные не выговаривала, тоже не помнишь? А как ты заорала, когда я взялась вилкой омлет на сковородке переворачивать? У меня чуть паралич мозга не случился. Да тебе вообще тефлоновое покрытие важнее человека! Тебе нужно, чтобы из окна не дуло и на соседей не капало, а на мое спокойствие и комфорт тебе начхать! Ты же ходишь, как шпион разведки, все проверяешь, вынюхиваешь, закрыла ли баночку до конца, положила ли мыльце на место… А сама окурки свои никогда не убираешь! Тоже мне, Кармен, развела тут табачную фабрику. Куда ни сунься, везде бычки и пачки. Посуду моешь раз в неделю, а мусор вообще только я выбрасываю!..
Поскольку подруга уже давно не дышала, я перешла на личности и закончила тем, что она не способна к иностранным языкам, излишне доверчива и покрасилась как лошадь! Тут она немного пошевелилась, желая, видимо, как-то вмешаться, но я не дала. «И вообще, ты за все это время ни строчки из того, что я написала, не прочитала! Тоже мне, подруга называется!» На этом я победной пулей вылетела из кухни, а она так и осталась лежать под обеденным столом.
Три дня мы не разговаривали. В доме царил зловещий порядок. Ни мусора, ни бычков, ни книг, ни грязной посуды, ни ванн после полуночи. Мы держались из последних сил, вежливо раскланивались, встретившись в пустом коридоре, пока в один прекрасный день я чуть шею себе не сломала, споткнувшись об ее сапог. «Ну, все, капец тебе!» – заорала я, дернула на себя дверцу клетки попугая, схватила поварешку и понеслась в погоню. Разгромив дом и чуть не убив птицу, мы с подругой вернулись к нормальной жизни. К бычкам в стакане и завтракам на рассвете. Жизнь вошла в привычную колею.
Мы, конечно, не превратились в стерильных ангелов, но некоторое понимание законов общежития все же появилось. Я перестала стряхивать пепел на ее любимый кактус, она оставила в покое мои вырезки из газет и журналов. Мы выкурили трубку мира и заварили чай согласия, клятвенно пообещали друг другу никогда больше не вламываться в туалет без стука, когда там кто-то уже расположился, и не выпивать все запасы пресной воды, игнорируя потребности партнера. Мы налюбоваться не могли друг на друга, на тот здравый смысл и великодушие, которые мы вокруг себя распространяли, а потом кто-то утром не закрыл кран, и вечером нам пришлось общаться с соседскими группировками, объединившимися против нас. И что вы думаете? Победила дружба!
Хамы
Они вездесущи, как инфлюэнца зимой. Они принимают непредсказуемые личины, и нежная голубка с бирюзовыми глазами и русалочьими косами может повернуться к вам в очереди и рявкнуть: «А вы чего здесь отираетесь, вас тут в природе не стояло!» Я одновременно опасаюсь их и ненавижу до желудочных спазмов. Но, к сожалению, я знаю, что они неистребимы.
Самый обычный, ничем не примечательный день. Просыпаюсь с утра оттого, что этажом выше какая-то коза топает на шпильках по паркету. Причем топает она не в один конец за забытыми ключами, а прочесывает всю квартиру, перемежая короткие перебежки забегами на длинные дистанции. «Она танцует!» – внезапно озаряет меня, когда сквозь грохот я вдруг начинаю различать ритм то ли танго, то ли вальса, то ли пляски пораженного мухой цеце племени африканских аборигенов.
Я даже музыку начинаю слышать, и мне тоже становится страшно весело от всего этого, тем более что на часах целых полседьмого утра.
Ладно, оттанцевав свое, она то ли ушла, то ли устала, и на некоторое время в доме наступила относительная тишина. Еще полчаса я проспала спокойно, но ровно в семь за стеной грянул такой скандал, что меня взрывной волной выкинуло из кровати. Муж с женой вели бешено-активный, но совершенно бессмысленный диалог, мастерски перебрасываясь матюками и проклятиями. Ни о каком сне не могло быть и речи. Я подумала было постучать в стену, но представила, что эти двое сообща сделают со мной, и вовремя опомнилась. Оставалось ждать. Полчаса я провела в ванной, а когда вышла, за стеной вместо людей выла собака. На часах было всего восемь.
Дальше больше. Первым делом в списке на тот день значилась попытка починить текущий кран. Я позвонила сантехникам, к телефону, похоже, подошла женщина из-за стенки и тем же тоном, которым она только что сообщала мужу, что он «урод кривобокий и дебил конченый», гавкнула: «Чего надо?» Я повесила трубку. Черт с ним, с краном, переживу. Собственное спокойствие дороже. Хотя от него уже мало что осталось, а день только начался. Нет, я понимаю, что все живут по-своему, в доме нет звукоизоляции, а у тети-диспетчера было очень плохое настроение, но мне почему-то кажется, что все это не должно иметь ко мне никакого отношения. Но оно самым активным образом вмешивается в мою жизнь.
Дошлепав до стоянки, я испытала первые признаки возмущения. Два «мерседеса» притерлись к моей машине так, что внутрь я могла попасть только через багажник, а в него на шпильках и в платье мне почему-то лезть совсем не хотелось. Привлеченный моим призывным клекотом парковщик пожал плечами, глядя на конструкцию из трех практически слипшихся авто, и пошел своей дорогой. Сегодня он уже ничем помочь не мог, а вчера, когда эти сэры парковали свои машины у меня на зеркалах, он, видимо, смотрел трансляцию третьего концерта Рахманинова на канале «Культура» в своей сторожке и на производственные проблемы не отвлекался. Я выдохнула и полезла в багажник.
Сначала между сиденьями застрял каблук, потом одновременно лопнули колготки и волосы намотались на крючки для одежды над задней дверью. В какой-то момент я испугалась, что еще один неловкий рывок, и, обездвиженная, я так и останусь висеть распятым лори на крючках и колготках, а владельцы «мерседесов», вернувшись к своим авто, решат, что это я так отдыхаю, набираясь сил перед трудовым днем. Добравшись до руля и поджав зеркала, как уши, я, наконец, вырвалась из плена.
Мне надо было проехать всего ничего, километров шесть от дома до издательства. Ночью это занимает десять минут со всеми светофорами. Но ночью мне, к сожалению, туда не надо, а днем перемещение из дома до работы напоминает злоключения Одиссея в стране циклопов. Сначала я сорок минут стояла в безнадежной пробке, которую организовали «Бориска» и «Пиписка», во всяком случае, именно так было написано у них на задних номерных знаках. Судя по расположению их искореженных машин, застывших в слабодвижущемся потоке, ребята из пригорода просто бодались на дороге. Очевидно, не наигравшись, теперь они бегали друг за другом по всему Садовому кольцу с криками: «Ну все, падла, урою тебя, слышь, ты подонок, че ты смотришь на меня, че вылупился…» Ну и дальше в том же духе. С матерком и борзыми плевками на асфальт.
Плевки – это вообще моя отдельная боль. Особо чувствительных прошу пропустить эту часть текста, я и сама пишу ее с трудом. Но, видимо, возмущение сильнее отвращения. Я не понимаю, почему такое количество мужчин, причем часто прекрасно одетых и выходящих из дорогих машин и элегантных заведений, плюют, харкают и сморкаются с помощью и без помощи пальцев под ноги прохожим! Что с ними всеми случилось? Они что, больные? Это же дикость какая-то! Меня тошнит, когда я хожу пешком, я стараюсь не смотреть под ноги, но и вляпываться в эту слизь тоже нет никакого желания. Мужчины, дорогие, ну суньте вы свой нос в платок, ну не харкайте вы молодой женщине поперек дороги! Мне вообще всегда казалось, что подобные прочистки носоглотки люди делают в ванной, предположительно, в одиночестве. Но, судя по качественно заплеванному асфальту, я десант с планеты Большая Наивность…
Тем временем пробка рассосалась, и стадом диких кенгуру поток рванул вперед. Теперь все было как всегда, как в природе, где, как и на нашей дороге, побеждает самый сильный и изворотливый. Первое время, очевидно, как самый сильный и безумный, лидировал «КамАЗ» с прицепом, но на первом же светофоре три иномарки, проскочив на красный, сделали и «КамАЗ», и его прицеп и, визжа покрышками, братья Бориски и Пиписки рванули дальше. У меня были свои заботы: сначала меня бортанула мадам на «опеле», с закрытыми глазами пикировавшая из крайнего левого ряда на обочину к палатке с сигаретами, потом усатые и злые мужчины долго не давали влиться в общий поток, а когда мне, наконец, удалось втиснуться, гудками и неприличными жестами дали понять, что думают обо мне и о моем желании не стоять на повороте до вечера, а все-таки добраться до работы.
Но я добралась, припарковалась, отдышалась, кое-как привела себя в порядок и вышла из машины к толстопузому джентльмену, крутившему брелоки на пальцах и цыкавшему золотым зубом.
– Машину убрала отсюда, – как бы между прочим приказала эта тварь и опять цыкнула.
Я взорвалась на месте. Надо сказать, такое иногда случается. Обычно я стараюсь держать себя в руках и не срываться, потому что понимаю, в каком городе живу, и не раз слышала рассказы о том, как кто-то спрашивал: «А почему я должен то? А за что мне это?..» – а ему в ответ молча показывали Калашников.
Не буду расписывать подробности короткой беседы между мной и золотым зубом. В результате машина осталась на месте, асфальт украсился пятью новыми плевками, мне пожелали, чтобы мне голову оторвало, я напомнила, что охранник видит мою машину в камеры, поэтому ее бессмысленно увечить, а все проклятья возвращаются к проклинающему. На том расстались.
На работе… Нет, не дождетесь, на работе оазис, заповедник и запасник. Приятные интеллигентные люди, мужчины пропускают вперед женщин и придерживают дверь, чтобы им полчерепа не снесло, здесь извиняются, когда не вовремя звонят мобильные телефоны, и предлагают чай или кофе посетителям. И три чувака в телогрейках с разводными ключами, которые без стука вломились в кабинет во время совещания, были просто не местными. Видимо, их прислала та тетка, с которой я пыталась поговорить по телефону утром.
Конец дня прошел в обычном режиме сносного хамства. Меня опять давили на дороге, в магазине толкали, дышали в лицо, и никто бровью не повел, когда у меня прорвался пакет и рассыпались мандарины. А потом на кассе та самая голубка с бирюзовыми глазами и русалочьими косами повернулась ко мне и… (см. выше).
Я не хочу показаться эдакой недотрожкой, которая от любого кривого слова и косого взгляда бросается в обморок или костерит все человечество. Нет, я просто уверена, что пустую банку из-под кока-колы надо бросать в урну, а не на дорогу из окна навороченного авто. Я убеждена, что нельзя орать на собственного ребенка и хлестать его по щекам в супермаркете. Его и дома нельзя хлестать, но сейчас не об этом. Я покрываюсь красными пятнами, когда три подростка вламываются в лифт со словами: «Куда прешь, папаша?», оставляя на площадке ошеломленного старика. Я ненавижу вечно злых баб, которые лают на меня по телефону, бешусь оттого, что всё так поставлено, что я и подслеповатая старуха должны унижаться в каких-нибудь службах ради паршивой бумажки с печатью и подписью. Меня тошнит от пьяных за рулем и плевков на асфальте. Я поражаюсь, когда одни лежат без сознания на остановке, а другие в двух шагах безмятежно курят папироску…
Я не правозащитник и не самый социально активный элемент. Я сказочница. Я хочу однажды проснуться и услышать за стенкой звуки любви, в телефонной трубке – любезный голос, с первого раза под всеобщие улыбки влиться в автомобильный поток и на заправке встретить не медведя в пробитой пулями телогрейке, а нормального мужчину.
Не знаю, возможно, для того, чтобы это видеть, надо, наоборот, всё время очень крепко спать. Но я уже научила трех мартышек не выбрасывать из окна машины пачки из-под сигарет, так что мне кажется, мы на верном пути!
Самый обычный, ничем не примечательный день. Просыпаюсь с утра оттого, что этажом выше какая-то коза топает на шпильках по паркету. Причем топает она не в один конец за забытыми ключами, а прочесывает всю квартиру, перемежая короткие перебежки забегами на длинные дистанции. «Она танцует!» – внезапно озаряет меня, когда сквозь грохот я вдруг начинаю различать ритм то ли танго, то ли вальса, то ли пляски пораженного мухой цеце племени африканских аборигенов.
Я даже музыку начинаю слышать, и мне тоже становится страшно весело от всего этого, тем более что на часах целых полседьмого утра.
Ладно, оттанцевав свое, она то ли ушла, то ли устала, и на некоторое время в доме наступила относительная тишина. Еще полчаса я проспала спокойно, но ровно в семь за стеной грянул такой скандал, что меня взрывной волной выкинуло из кровати. Муж с женой вели бешено-активный, но совершенно бессмысленный диалог, мастерски перебрасываясь матюками и проклятиями. Ни о каком сне не могло быть и речи. Я подумала было постучать в стену, но представила, что эти двое сообща сделают со мной, и вовремя опомнилась. Оставалось ждать. Полчаса я провела в ванной, а когда вышла, за стеной вместо людей выла собака. На часах было всего восемь.
Дальше больше. Первым делом в списке на тот день значилась попытка починить текущий кран. Я позвонила сантехникам, к телефону, похоже, подошла женщина из-за стенки и тем же тоном, которым она только что сообщала мужу, что он «урод кривобокий и дебил конченый», гавкнула: «Чего надо?» Я повесила трубку. Черт с ним, с краном, переживу. Собственное спокойствие дороже. Хотя от него уже мало что осталось, а день только начался. Нет, я понимаю, что все живут по-своему, в доме нет звукоизоляции, а у тети-диспетчера было очень плохое настроение, но мне почему-то кажется, что все это не должно иметь ко мне никакого отношения. Но оно самым активным образом вмешивается в мою жизнь.
Дошлепав до стоянки, я испытала первые признаки возмущения. Два «мерседеса» притерлись к моей машине так, что внутрь я могла попасть только через багажник, а в него на шпильках и в платье мне почему-то лезть совсем не хотелось. Привлеченный моим призывным клекотом парковщик пожал плечами, глядя на конструкцию из трех практически слипшихся авто, и пошел своей дорогой. Сегодня он уже ничем помочь не мог, а вчера, когда эти сэры парковали свои машины у меня на зеркалах, он, видимо, смотрел трансляцию третьего концерта Рахманинова на канале «Культура» в своей сторожке и на производственные проблемы не отвлекался. Я выдохнула и полезла в багажник.
Сначала между сиденьями застрял каблук, потом одновременно лопнули колготки и волосы намотались на крючки для одежды над задней дверью. В какой-то момент я испугалась, что еще один неловкий рывок, и, обездвиженная, я так и останусь висеть распятым лори на крючках и колготках, а владельцы «мерседесов», вернувшись к своим авто, решат, что это я так отдыхаю, набираясь сил перед трудовым днем. Добравшись до руля и поджав зеркала, как уши, я, наконец, вырвалась из плена.
Мне надо было проехать всего ничего, километров шесть от дома до издательства. Ночью это занимает десять минут со всеми светофорами. Но ночью мне, к сожалению, туда не надо, а днем перемещение из дома до работы напоминает злоключения Одиссея в стране циклопов. Сначала я сорок минут стояла в безнадежной пробке, которую организовали «Бориска» и «Пиписка», во всяком случае, именно так было написано у них на задних номерных знаках. Судя по расположению их искореженных машин, застывших в слабодвижущемся потоке, ребята из пригорода просто бодались на дороге. Очевидно, не наигравшись, теперь они бегали друг за другом по всему Садовому кольцу с криками: «Ну все, падла, урою тебя, слышь, ты подонок, че ты смотришь на меня, че вылупился…» Ну и дальше в том же духе. С матерком и борзыми плевками на асфальт.
Плевки – это вообще моя отдельная боль. Особо чувствительных прошу пропустить эту часть текста, я и сама пишу ее с трудом. Но, видимо, возмущение сильнее отвращения. Я не понимаю, почему такое количество мужчин, причем часто прекрасно одетых и выходящих из дорогих машин и элегантных заведений, плюют, харкают и сморкаются с помощью и без помощи пальцев под ноги прохожим! Что с ними всеми случилось? Они что, больные? Это же дикость какая-то! Меня тошнит, когда я хожу пешком, я стараюсь не смотреть под ноги, но и вляпываться в эту слизь тоже нет никакого желания. Мужчины, дорогие, ну суньте вы свой нос в платок, ну не харкайте вы молодой женщине поперек дороги! Мне вообще всегда казалось, что подобные прочистки носоглотки люди делают в ванной, предположительно, в одиночестве. Но, судя по качественно заплеванному асфальту, я десант с планеты Большая Наивность…
Тем временем пробка рассосалась, и стадом диких кенгуру поток рванул вперед. Теперь все было как всегда, как в природе, где, как и на нашей дороге, побеждает самый сильный и изворотливый. Первое время, очевидно, как самый сильный и безумный, лидировал «КамАЗ» с прицепом, но на первом же светофоре три иномарки, проскочив на красный, сделали и «КамАЗ», и его прицеп и, визжа покрышками, братья Бориски и Пиписки рванули дальше. У меня были свои заботы: сначала меня бортанула мадам на «опеле», с закрытыми глазами пикировавшая из крайнего левого ряда на обочину к палатке с сигаретами, потом усатые и злые мужчины долго не давали влиться в общий поток, а когда мне, наконец, удалось втиснуться, гудками и неприличными жестами дали понять, что думают обо мне и о моем желании не стоять на повороте до вечера, а все-таки добраться до работы.
Но я добралась, припарковалась, отдышалась, кое-как привела себя в порядок и вышла из машины к толстопузому джентльмену, крутившему брелоки на пальцах и цыкавшему золотым зубом.
– Машину убрала отсюда, – как бы между прочим приказала эта тварь и опять цыкнула.
Я взорвалась на месте. Надо сказать, такое иногда случается. Обычно я стараюсь держать себя в руках и не срываться, потому что понимаю, в каком городе живу, и не раз слышала рассказы о том, как кто-то спрашивал: «А почему я должен то? А за что мне это?..» – а ему в ответ молча показывали Калашников.
Не буду расписывать подробности короткой беседы между мной и золотым зубом. В результате машина осталась на месте, асфальт украсился пятью новыми плевками, мне пожелали, чтобы мне голову оторвало, я напомнила, что охранник видит мою машину в камеры, поэтому ее бессмысленно увечить, а все проклятья возвращаются к проклинающему. На том расстались.
На работе… Нет, не дождетесь, на работе оазис, заповедник и запасник. Приятные интеллигентные люди, мужчины пропускают вперед женщин и придерживают дверь, чтобы им полчерепа не снесло, здесь извиняются, когда не вовремя звонят мобильные телефоны, и предлагают чай или кофе посетителям. И три чувака в телогрейках с разводными ключами, которые без стука вломились в кабинет во время совещания, были просто не местными. Видимо, их прислала та тетка, с которой я пыталась поговорить по телефону утром.
Конец дня прошел в обычном режиме сносного хамства. Меня опять давили на дороге, в магазине толкали, дышали в лицо, и никто бровью не повел, когда у меня прорвался пакет и рассыпались мандарины. А потом на кассе та самая голубка с бирюзовыми глазами и русалочьими косами повернулась ко мне и… (см. выше).
Я не хочу показаться эдакой недотрожкой, которая от любого кривого слова и косого взгляда бросается в обморок или костерит все человечество. Нет, я просто уверена, что пустую банку из-под кока-колы надо бросать в урну, а не на дорогу из окна навороченного авто. Я убеждена, что нельзя орать на собственного ребенка и хлестать его по щекам в супермаркете. Его и дома нельзя хлестать, но сейчас не об этом. Я покрываюсь красными пятнами, когда три подростка вламываются в лифт со словами: «Куда прешь, папаша?», оставляя на площадке ошеломленного старика. Я ненавижу вечно злых баб, которые лают на меня по телефону, бешусь оттого, что всё так поставлено, что я и подслеповатая старуха должны унижаться в каких-нибудь службах ради паршивой бумажки с печатью и подписью. Меня тошнит от пьяных за рулем и плевков на асфальте. Я поражаюсь, когда одни лежат без сознания на остановке, а другие в двух шагах безмятежно курят папироску…
Я не правозащитник и не самый социально активный элемент. Я сказочница. Я хочу однажды проснуться и услышать за стенкой звуки любви, в телефонной трубке – любезный голос, с первого раза под всеобщие улыбки влиться в автомобильный поток и на заправке встретить не медведя в пробитой пулями телогрейке, а нормального мужчину.
Не знаю, возможно, для того, чтобы это видеть, надо, наоборот, всё время очень крепко спать. Но я уже научила трех мартышек не выбрасывать из окна машины пачки из-под сигарет, так что мне кажется, мы на верном пути!
Моргать или не моргать?
Был будний день. Я спешила. Сидела в машине. Стояла в пробке. Настроение было так себе. Дел по горло, бензин почти на нуле и атмосферное давление ниже нормы. Но внезапно я поняла, чего насущно не хватает в этом привычном безобразии. Я просияла и осмотрелась, кокетливо поправляя прическу и шарф на плечах. Сейчас-сейчас, еще немного, и будет мне счастье… Увы! Если бы текст вливался в уши читателя подобно музыке, в этом месте лирическая и легкомысленная тема должна была бы смяться, скомкаться и, пропущенная сквозь жернова суровой реальности, заглохнуть без следа.
Мало того, что вокруг были одни бабы. Спереди, сзади, по бокам и даже наискосок слева просматривался чей-то бодрый хвостик. Нет, был один мужчина, небритый орангутанг на «газели». Он слушал дикую музыку и скалился в окно. И музыка, и оскал, и немытая «газель» вызывали одно желание – отъехать подальше. Однако пробка не отпускала. Я вздохнула, перестала сиять и теребить прическу и уныло свисла на сиденье. Поднимать себе сексуальный тонус тут было совершенно бессмысленно.
Ну и куда они делись, эти настоящие мужчины? Нет, не картинные красавчики с рекламными улыбками – эти на месте. Расположились на баннерных щитах вдоль дорог. Работают лицами и торсами. Где нормальные мужики, которые могут бескорыстно (!), подчеркиваю – бескорыстно, улыбнуться в пробке, донести арбуз от прилавка до багажника, пропустить вперед в очереди в кассу, видя, что у вас только бутыль вина и груша?
Куда их смыло и кто ответит за разрушительные последствия исчезновения из моей жизни невинного и тонизирующего флирта? Дело ведь не в том, что мне нужен мужчина. Слава богу, мужчина есть, да еще какой! Но мне жаль его. Потому что постепенно он становится единственным объектом пристального сексуального внимания. К любви моей он счастливо привык, но если я начну стрелять в его сторону глазками за обедом, он семгой подавится. И правильно сделает, потому что каждому сверчку свой шесток! И своих мужчин надо любить, холить и лелеять, но и не забывать обмениваться обогащающими озон сексуальными флюидами с незнакомыми мужчинами с безопасного расстояния. Дескать, вы привлекательны, а я чертовски привлекательна, ну и отлично, нет, мой сеновал занят, но все равно большое спасибо за внимание! И всё, и никакого разврата.
Так кто же отнял у меня мою любимую игрушку? Почему поток мужчин, проплывающих мимо, так поредел, а то немногое, что осталось, потеряло не только интерес к таким, как я, но и само потеряло всякую привлекательность? Толстые, лысоватые, жидковатые, равнодушные, вечно озабоченные и женатые насмерть, как патриот на Родине…
Одну версию я слышала. Естественно, это была версия мужчины. Выслушав мое патетическое верещание, он помрачнел еще больше и заявил, что – ну, конечно, другого я и не ожидала услышать, – что мы сами всё и испортили! Ну просто какое-то видовое проклятье. Опять бабы во всем виноваты! Дескать, ездим борзо, шутим жестко, в политику лезем и вместо того, чтобы сидеть с детьми, нянек нанимаем. А самцы что? А они, бедные, опять напуганы. Мол, улыбнешься вот так кому-нибудь на перекрестке, а всевидящее женино око засечет из космоса, порвет потом, как тузик грелку, из дома выкинет и без ужина оставит. Поэтому лучше подмигивать своему небритому отражению в зеркале, арбуз не подносить и вообще носить лицо кирпичом, на всякий случай, чтобы чего не вышло…
Без комментариев.
Короче говоря, знаю я одного мужчину, который и подмигнет безвозмездно, и с арбузом поможет, и еще дома с удовольствием расскажет об этом, глядя прямо в глаза и улыбаясь. Это мой любимый. И знаете что? Я считаю, мне очень повезло с ним!
Мало того, что вокруг были одни бабы. Спереди, сзади, по бокам и даже наискосок слева просматривался чей-то бодрый хвостик. Нет, был один мужчина, небритый орангутанг на «газели». Он слушал дикую музыку и скалился в окно. И музыка, и оскал, и немытая «газель» вызывали одно желание – отъехать подальше. Однако пробка не отпускала. Я вздохнула, перестала сиять и теребить прическу и уныло свисла на сиденье. Поднимать себе сексуальный тонус тут было совершенно бессмысленно.
Ну и куда они делись, эти настоящие мужчины? Нет, не картинные красавчики с рекламными улыбками – эти на месте. Расположились на баннерных щитах вдоль дорог. Работают лицами и торсами. Где нормальные мужики, которые могут бескорыстно (!), подчеркиваю – бескорыстно, улыбнуться в пробке, донести арбуз от прилавка до багажника, пропустить вперед в очереди в кассу, видя, что у вас только бутыль вина и груша?
Куда их смыло и кто ответит за разрушительные последствия исчезновения из моей жизни невинного и тонизирующего флирта? Дело ведь не в том, что мне нужен мужчина. Слава богу, мужчина есть, да еще какой! Но мне жаль его. Потому что постепенно он становится единственным объектом пристального сексуального внимания. К любви моей он счастливо привык, но если я начну стрелять в его сторону глазками за обедом, он семгой подавится. И правильно сделает, потому что каждому сверчку свой шесток! И своих мужчин надо любить, холить и лелеять, но и не забывать обмениваться обогащающими озон сексуальными флюидами с незнакомыми мужчинами с безопасного расстояния. Дескать, вы привлекательны, а я чертовски привлекательна, ну и отлично, нет, мой сеновал занят, но все равно большое спасибо за внимание! И всё, и никакого разврата.
Так кто же отнял у меня мою любимую игрушку? Почему поток мужчин, проплывающих мимо, так поредел, а то немногое, что осталось, потеряло не только интерес к таким, как я, но и само потеряло всякую привлекательность? Толстые, лысоватые, жидковатые, равнодушные, вечно озабоченные и женатые насмерть, как патриот на Родине…
Одну версию я слышала. Естественно, это была версия мужчины. Выслушав мое патетическое верещание, он помрачнел еще больше и заявил, что – ну, конечно, другого я и не ожидала услышать, – что мы сами всё и испортили! Ну просто какое-то видовое проклятье. Опять бабы во всем виноваты! Дескать, ездим борзо, шутим жестко, в политику лезем и вместо того, чтобы сидеть с детьми, нянек нанимаем. А самцы что? А они, бедные, опять напуганы. Мол, улыбнешься вот так кому-нибудь на перекрестке, а всевидящее женино око засечет из космоса, порвет потом, как тузик грелку, из дома выкинет и без ужина оставит. Поэтому лучше подмигивать своему небритому отражению в зеркале, арбуз не подносить и вообще носить лицо кирпичом, на всякий случай, чтобы чего не вышло…
Без комментариев.
Короче говоря, знаю я одного мужчину, который и подмигнет безвозмездно, и с арбузом поможет, и еще дома с удовольствием расскажет об этом, глядя прямо в глаза и улыбаясь. Это мой любимый. И знаете что? Я считаю, мне очень повезло с ним!
Где мои пятнадцать лет?.
Говорят, все люди до конца жизни в известном смысле остаются детьми. Это создает некоторые проблемы, когда, например, женщина за сорок украшает себя легкомысленными косичками, а мужчина за восемьдесят рвется за штурвал реактивного самолета. Но какое счастье, что мы со всеми своими чудачествами и безумствами застреваем именно в детском возрасте. И какая удача, что период юношеского взросления называется переходным, тем самым давая надежду на то, что безумие рано или поздно все-таки закончится. Хотя порой, глядя на несовершенства мира, мне кажется, что если одни остаются вечными детьми, то другие – вечными подростками. И от этого в нашем перекачанном гормонами мире не прекращаются войны, то тут, то там вспыхивают новые конфликты, и люди не могут поделить ни землю, ни воздух, ни ребенка в семье.