Страница:
Около дюжины хорошо одетых людей выбрались на указанное место. Большинство из них составляли мужчины, но было и несколько женщин. Две трети покупателей носили в носу кольца.
– Ага, – с удовлетворением произнес Главный аукционист. – Все расселись? Очень хорошо. Вы уже видели эту пару, так что хорошо знаете, за что будете торговаться. – Он повернулся к Бодэ. – У тебя есть имя и ремесло?
Она презрительно взглянула на него:
– Ты видишь перед собой Бодэ, величайшую художницу-алхимика нашей эпохи. Девушка – одно из лучших созданий Бодэ!
Толпа взревела от хохота. Бодэ холодным взглядом окинула площадь, и собравшийся сброд притих.
– Вот как! – обратился аукционист к толпе. – Художница-алхимик. Леди и джентльмены, две в одном лице, за одну цену! Невольница, которая может быть очень полезна! Могу я начать торги?
Чарли с изумлением разглядывала толпу. Зачем они собрались здесь, почему так веселятся? Это были воистину отбросы подземного общества. Глядя на настоящих покупателей, можно было понять, что даже рабы богачей живут лучше, чем эти нищие. И вдруг до нее дошло: отбросы общества, состоящего из отбросов, обреченные и приговоренные, лишенные всякой надежды, лишенные всего, – они все же были выше, чем рабы.
Пока существовали рабы, эти нищие не были низшими, не они стояли на последней ступени социальной лестницы. Пока существовали рабы, существовали те, на кого можно взглянуть сверху вниз и сказать себе: «Может, я и на самом дне, но я не раб». А если рабы – чистокровные акхарцы, тем лучше. Для этих людей она и Бодэ олицетворяли то общество, которое отринуло их, извергло их из себя; видеть, как акхарцев продают с молотка, – это была самая сладкая месть.
Аукционист знал свое дело, он быстро называл числительные, хотя, что за деньги были здесь в ходу, оставалось неясным. Скорее всего деньги как таковые значили для этих людей очень мало, здесь должна была быть какая-то своя система ценностей, которая и обозначалась этими числами.
Торг начал замедляться на одиннадцати с половиной сотнях, аукционист стал подзуживать покупателей, лестью и насмешками заставляя их поднимать цену. Ему удалось поднять цену еще на пару сотен.
– Тринадцать с половиной… Раз! Два! Три! Продано! – Он указал на светлокожего великана в белой тоге с выбритой головой. Гигант здорово походил на мраморную статую. В носу у него красовалось кольцо.
Бодэ было приказано спуститься с помоста и встать рядом с женщиной-секретарем, а аукционист подтолкнул вперед Чарли.
– Девушка не говорит по-акхарски! – крикнула Бодэ. – Она говорит только на Короткой Речи, но понимает хорошо. Это Шари, куртизанка.
– Ага! Слышите? – обратился Главный аукционист к толпе. – Здесь даже не требуется перевоспитания. Куртизанка, приученная служить и угождать. Если в это место когда-нибудь заглядывала красота, то она перед вами. Никогда прежде на продажу не выставлялась такая жемчужина! К чему сокровища всех срединных земель, когда такая красотка готова к услугам по первому зову? Сколько предложите?
У Чарли появилось ощущение нереальности происходящего. Все вокруг казалось ей сном, она наблюдала как бы со стороны. Ей даже стало любопытно, во сколько ее оценят.
За одну минуту она обставила Бодэ. Той это явно пришлось не по вкусу. Торг продолжался с тем же азартом. Когда цена перевалила за две тысячи, шум стих, были слышны только слова аукциониста. Когда дошло до двадцати пяти сотен, он заговорил о «новом рекорде» цены за одну невольницу.
Чарли испытывала от всего этого странное удовлетворение, хотя отлично понимала, что следовало бы стыдиться этого чувства. «Что стало со мной в этом мире? – гадала она, скорее обрадованная, чем огорченная. – Хотела быть финансовой королевой, основать собственную фирму и еще до тридцати лет сколотить свой первый миллион. А сейчас? Первоклассная приманка для мужчин, которой это к тому же нравится! Неужели я настолько изменилась, или просто я никогда прежде не знала себя?»
– Продано! Три тысячи сто, новый рекорд! – объявил аукционист.
Девушка огляделась, надеясь, что их с Бодэ купил один и тот же человек, но вместо бледного гиганта увидела маленькое уродливое существо в черном плаще с капюшоном, стоявшее в нескольких шагах от владельца Бодэ. Трудно было даже сказать, кто ее новый хозяин – мужчина или женщина.
Чарли увели с помоста и поставили рядом с Бодэ. а аукционист уже сообщал о следующих торгах, суля потрясающие сделки с недорогим товаром.
– Дорогу! Дорогу! Дайте пройти! Покупатели, пожалуйста, пройдите за мной!
Бодэ пожала плечами и посмотрела на Чарли. Они последовали за аукционистом, далее шли двое покупателей, а замыкала шествие женщина с гроссбухом. Процессия пересекла площадь, расталкивая любопытных, которые стремились бросить последний взгляд на столь дорогой товар, но толпа уже начала понемногу рассасываться. Потом они свернули в узкий проулок между двумя сараями и, не пройдя и полквартала, оказались перед какой-то дверью. Аукционист достал ключи, болтавшиеся на большом кольце, отпер дверь, и все вошли.
– Сядьте на диван в прихожей, – приказал аукционист холодным деловым тоном. – Никаких разговоров.
Остальные вошли в комнату, торговец закрыл дверь и уселся за стол, его помощница поместилась на стуле справа от него. Двое покупателей встали перед ним, сесть им не предложили.
– Вы готовы полностью оплатить сделку? – спросил их аукционист.
– У меня есть открытый чек, – ответил бритоголовый великан на удивление тихим и тонким голосом. – Ваш клиент может представить его в любой из контор, принадлежащих моему господину, в любое время сразу после его регистрации. – Он полез в потайной карман своей тоги. – Помимо этого, у меня есть аккредитив в любое учреждение по вашему выбору, где вы сможете получить причитающееся вам вознаграждение.
Аукционист кивнул и посмотрел на маленького человечка в капюшоне:
– А вы?
Коротышка достал похожие бумаги:
– То же самое, но цена настолько высока, что вам придется потребовать комиссионные у продавца. Аукционист вздохнул:
– Обычно это не принято, однако процент таков, что… пожалуй, я приму чек. В обоих случаях продавцом, как вы, наверное, знаете, выступал Лакос. Ему лучше и не пытаться получить по чеку, пока он не уладит дела со мной. Думаю, это не вызовет особых осложнений. Он порядком нажился на этом рейде. Остальное я продаю завтра. Ладно, с этим все ясно. Можете забрать свой товар. Вика, выдай им купчие и чеки.
– Да, господин Арнос, – отозвалась женщина, и Чарли вдруг поняла, что все присутствующие, кроме самого аукциониста, были рабами: хромая женщина с гроссбухом принадлежала ему, но кто знает, кому принадлежали эти двое? Или… чему?
Аукционист повернулся к Бодэ и Чарли.
– Отправляйтесь с ними, – приказал он. – Делайте все, что они вам скажут. Не вздумайте попробовать воспользоваться тем, что они тоже рабы. Их владельцы наделили их большими полномочиями, они вправе поступать с вами так, будто сами являются вашими хозяевами.
Пленницы кивнули, поднялись и вслед за двумя странными рабами вышли в проулок. Недалеко помещалась небольшая лавка, хозяин которой занимался продажей самых необычных вещей. Нетрудно было догадаться, что они оказались в лавочке мага.
Чарли подумала, что на самом-то деле, если не считать ее превращения в подобие, а затем идеализацию Сэм и бури, вызванной самой Сэм, в этом мире она практически не встречалась с магией. Все необычное, что ей довелось увидеть, вызывали разные снадобья, наркотики или гипноз. Конечно, бывали и диковинные вещи, например, волосы, которые за час вырастали на фут, или приворотное зелье. Но эти магазинчики со всеми их волшебными чарами, книгами заклинаний, которые она все равно не могла прочесть, и прочим добром казались девушке чем-то вроде лавок старьевщиков, а уж эта комнатенка и вовсе походила на свалку.
Однако владелица лавки поразила Чарли. Это была женщина, одетая в коричневую одежду мага, ей было лет пятьдесят, короткие седые волосы падали на иссеченное морщинами лицо, а в глазах и в движениях головы было что-то необычное, однако что именно, сказать было трудно.
– Ну? – обратилась она к вошедшим.
Великан указал на Бодэ:
– Она принадлежит Джамонику. Другая – невольница Ходамока. Их надо связать. Чародейка кивнула:
– Хорошо, у вас есть что-нибудь, что я могла бы использовать?
Великан извлек из кармана нечто, напоминавшее маленький камень, и протянул его чародейке. Коротышка в черном капюшоне достал крохотную коробочку в виде кольца, в которой лежало что-то похожее на прядь волос. Чародейка внимательно осмотрела все это и кивнула:
– Отлично, это подойдет. Ждите здесь и пришлите сначала малышку. Работать с живыми реликвиями гораздо легче.
– Да, но Джамоник никому не дает реликвий, – ответил великан тихим, тонким голоском. Чародейка понимающе улыбнулась.
– Знаю. Идем, малышка. Сюда.
Чарли заколебалась, но потом последовала за ней, все еще чувствуя странную отрешенность. В задней комнате царил полнейший хаос. Тут было полно всякой всячины, которая делала комнатушку похожей одновременно на химическую лабораторию и на крысиное гнездо. Чарли смотрела, как чародейка подошла к шкафу и достала оттуда коробку с маленькими бронзовыми кольцами. В ужасе Чарли подумала: «О, нет! Только кольца в носу мне не хватало!»
Колдунья работала быстро и ловко. Она достала из коробочки волосы и положила их в маленькую железную чашку, потом начала что-то добавлять в нее, помешивая и нагревая смесь, пока та не превратилась в липкую и густую зеленую пасту. Тогда она подошла к Чарли, и не успела та и слова сказать, схватила ее правую руку, и Чарли почувствовала болезненный укол.
Она вскрикнула и попыталась отдернуть руку, но чародейка держала ее крепко и, судя по всему, уже не раз проделывала эту операцию. Колдунья выдавила из большого пальца девушки две капли крови в железную чашку – смесь закипела. После этого она отпустила Чарли, взяла одно из колец и положила его в смесь, еще раз поставила сосуд на огонь, закрыла глаза и, поводя над чашкой руками, тихонько забормотала заклинания.
Вдруг раздался треск, над чашкой вспыхнул странный магический огонь, он слегка пульсировал и дрожал. На глазах Чарли маленький огонек начал ленивыми кругами скользить по поверхности зеленой жидкости, круги становились все меньше, огонек, казалось, вбирал жидкость в себя, будто он горел на кончике невидимой соломинки, по которой содержимое чашки переходило в невидимый рот – возможно, так оно и было на самом деле.
Меньше чем через минуту в чашке не осталось ничего, кроме кольца, которое выглядело, как новенькое. Маленькая искорка с треском погасла, колдунья удовлетворенно кивнула, погасила жаровню, достала из чаши кольцо и отложила его в сторону, должно быть, охлаждаться. Потом она отыскала небольшую склянку, откупорила ее, понюхала, снова кивнула и протянула склянку Чарли:
– Выпей немного. Один-два глотка. Чарли колебалась, ей не хотелось притрагиваться к странной жидкости, и колдунья понимающе кивнула:
– Я чародейка, а не алхимик. К сожалению, магия очень часто причиняет боль. Ты понимаешь, что я говорю?
Чарли кивнула. Все это ей очень не нравилось.
– Я все равно закончу то, что начала. Вокруг тебя нет никакой особой ауры. Я могу простым заклинанием заморозить тебя на месте, но ты будешь все чувствовать, а два глотка этой штуки почти избавят тебя от боли. Давай пей.
Чарли выпила. Магическое зелье по вкусу напоминало лекарство. Она вернула склянку чародейке, та поставила ее на стол, взяла кольцо и вплотную подошла к Чарли. Левая рука колдуньи взметнулась вверх и сделала какой-то странный жест. Чарли видела только правую руку с кольцом, она поднималась к лицу девушки, та попыталась было отступить назад, но почувствовала, что не может – она застыла на месте.
Потом ее пронзила внезапная боль, будто кто-то воткнул ей в нос иглу, но боль исчезла почти мгновенно, осталось только странное онемение.
Колдунья повторила магический знак в обратном порядке, на этот раз правой рукой. Чарли вновь обрела способность двигаться.
– Теперь ты под властью заклинания, но еще не связана, – сказала ей чародейка тоном врача, который объясняет больному действие лекарства. – Оно дает достаточно свободы, и ты очень скоро к нему привыкнешь, но вот снять его невозможно. Помнишь боль, которую ты почувствовала? Если ты сорвешь кольцо, то боль вернется, но на этот раз у тебя не будет моего лекарства. Заклинание обязывает тебя повиноваться. Сейчас, пока ты еще не привязана к своему господину, ты будешь повиноваться всем, и немедленно. Стой только на правой ноге!
Чарли почувствовала, что действительно стоит, как цапля, совершенно помимо воли.
– Хорошо. Встань нормально. Не беспокойся, ты не станешь добычей первого встречного. В тот момент, когда твоего кольца коснется невольник Ходамока, который связан тем же заклинанием, ты подчинишься и будешь повиноваться только тем, кто носит это же заклинание. Когда тебя приведут к Ходамоку, он коснется кольца, и оно признает в нем господина. Тогда ты будешь повиноваться только ему. Хозяин может передать власть над тобой кому-нибудь другому. Если твой господин умрет, власть переходит к его ближайшему потомку. Заклинание порабощает только твое тело, а не мозг и душу. Смирись с этим. Даже господин не сможет тебя освободить. С этого момента ты, а вскоре и твоя спутница будете до конца своей жизни чьей-нибудь собственностью. Стой тут и не двигайся. Я приведу раба.
Вошел коротышка в черном, и, когда он посмотрел на нее, она разглядела наконец его необычайно вытянутое лицо, огромный круглый нос, маленькие бусинки глаз и крохотный рот над широким подбородком. На таком лице кольцо в носу было почти незаметно, но Чарли поняла, почему он предпочитает скрывать голову под капюшоном.
Коротышка протянул руку и коснулся кольца у нее в носу, она почувствовала внезапное головокружение, которое почти немедленно прошло. Раб убрал руку.
– Отлично, – проговорил он тоненьким дрожащим голоском. – Теперь повинуйся приказам нашего господина. Пока ты не связана, ты будешь повиноваться тем и только тем, кто привязан к нашему господину, так, будто это сам господин. Ты не причинишь вреда никому, даже самой себе, если только тебе не прикажут это сделать. Ты не допустишь, чтобы пострадал кто-то другой. Пока ты не будешь связана, ты постоянно будешь на виду у кого-нибудь, привязанного к нашему господину, или у самого господина. Ты ничего не сделаешь без разрешения. К рабам, даже к тем, кто выше тебя по должности, ты будешь обращаться как к равным. К остальным, каким бы ни было их положение, ты будешь обращаться как к высшим. Но господином ты будешь называть только Ходамока и повиноваться тоже будешь только ему или тем, кто к нему привязан. Таков приказ нашего господина Ходамока. Слушай и повинуйся.
Ну, если не считать странного ощущения в носу, то она не чувствовала никакой разницы.
– Теперь следуй за мной, – приказал коротышка, и девушка обнаружила, что поворачивается и идет в нескольких шагах позади него. Они вышли из лавки и прошли мимо Бодэ. Чарли видела художницу, но не смогла ни остановиться, ни подать ей хоть какой-нибудь знак. Она была будто привязана к коротышке и ни на минуту не могла выпустить его из виду. Там, в лавке, с Бодэ должны были сделать то же самое, только принадлежать она будет другому хозяину. Интересно, как ей это понравится?
Чарли было совсем не по вкусу то положение, в которое они попали, но какую-то часть ее существа забавляла мысль о невольнице-Бодэ. Ведь эта надменная женщина своими руками превратила стольких несчастных доверчивых девушек в красивые игрушки для удовлетворения мужских прихотей. Если теперь и она хлебнет собственной микстуры, это хоть немного восстановит справедливость.
А что будет с самой Чарли? Кем или чем окажется этот Ходамок? Что теперь из нее сделают? Куртизанку, которая должна будет прислуживать краснобородому с его шайкой? Боже, об этом даже думать противно! Ее вели в чужой дом, к чужим людям, порвалось последнее звено, связывающее ее с Акахларом. Нет больше ни Сэм, ни Бодэ, и положиться ей не на кого. И никому, кроме Сэм, даже этому распроклятому Булеану, нет до нее дела.
Однако Ходамок не рассчитал своих сил. В таких королевствах, как Маштопол, престол обычно доставался самому отчаянному головорезу из числа возможных наследников, так что тому приходилось заранее заботиться о союзниках. Семь жен старого монарха подарили ему двадцать девять детей, пятнадцать из них были мальчики. Шестерым уже перевалило за двадцать. Когда старик скончался, Ходамок, который давно лелеял мечту о титуле герцога или лорда, а там, возможно, и о министерском портфеле, обещал свою поддержку одному из наследников, который показался ему сильнейшим, но – ошибся. Его ставленник не учел, насколько далеко зашло безумие Варога, Королевского Волшебника, который не поддержал ни одного из претендентов, хотя и обещал. Престол перешел к другому наследнику.
Едва избежав гибели во время резни, которая последовала за сменой власти, Ходамок бежал в Пустоши Кудаана. К счастью, генерал оказался достаточно дальновидным и заранее припрятал часть своего состояния. Он надеялся, что в один прекрасный день вернется в столицу и покажет всем этим ублюдкам, что он еще чего-то стоит.
А пока Ходамок и его приближенные обосновались на Пустошах, где большим влиянием обладал его сердобольный кузен, герцог Алон-Паседо, губернатор этой провинции, посредник между отверженными и власть предержащими. Отверженные не беспокоили Паседо, его людей и владения, а герцог в знак благодарности через своего кузена снабжал бандитов продуктами, которые в Пустошах Кудаана ценились дороже золота.
Бывший генерал Королевской гвардии стал королем фруктов и овощей в подземном мире.
Хотя такое положение и можно было счесть несколько унизительным, оно наделяло Ходамока значительным влиянием и властью. Подземные владения генерала помещались в его собственной, довольно обширной пещере, где был даже подземный источник. Его энергию он использовал, чтобы устроить что-то вроде лифта, с помощью которого можно было подняться на поверхность, где в скалах был высечен главный дворец Ходамока. Утесы скрывали здание от посторонних глаз. Из дворца можно было легко попасть прямо в Пустоши.
Ходамок был высокий и поразительно красивый мужчина лет пятидесяти с черными слегка подернутыми сединой волосами, с проницательными карими глазами и с аккуратными седеющими усами. Он почти всегда носил генеральскую форму и домом управлял так, будто это был штаб, а он все еще командовал армией. За исключением рабов, все называли его либо «сэр», либо «генерал». У Ходамока была обычная для всех военных страсть к чистоте и порядку, и, хотя среди челяди попадались существа, которых трудно было назвать людьми, среди свободных слуг у генерала не было любимчиков.
Чарли стала привыкать к своему положению и даже смирилась с ним. Сопротивляться не было смысла, девушка знала, что могло быть и хуже. Она уже не думала о кольце в носу и едва замечала его. Однако она успела почувствовать, как велика магическая сила кольца. Когда ей отдавали приказ, он просто «прилипал».
Чарли могла относительно свободно бродить по дворцу – ей было запрещено входить лишь в несколько покоев, – однако не было никакой возможности покинуть его четко очерченные границы. Пришлось порядком потрудиться, чтобы научиться правильно произносить несколько акхарских фраз, ибо ей постоянно приходилось обращаться за разрешением к кому-нибудь, кто был за нее в ответе в данный момент. А она должна была просить позволения, чтобы искупаться, погулять, поесть или даже сходить в туалет. Вскоре это уже не внушало ей отвращения и делалось просто автоматически. Таким образом, новой рабыне не давали позабыть свое место.
Чарли думала, что Ходамок заплатил за нее такие деньги – деньгами здесь были обязательства на поставку продуктов, – чтобы сделать своей личной куртизанкой, но она ошиблась. После того как ее впервые привели к нему и он коснулся кольца, девушка видела своего господина, только простираясь перед ним при случайных встречах. Сначала Чарли гадала, почему ее господин не обзавелся семьей, но рой молоденьких смазливых «офицеров», который вился вокруг генерала, все ей объяснил.
Она предназначалась не Ходамоку и его мальчикам, а многочисленным гостям. Это были акхарцы, многие уже начинали стареть. Чарли догадалась, что они старые друзья и потенциальные союзники хозяина, которые раньше занимали видные посты в королевском окружении. Генерал все еще обладал некоторым влиянием, возможно, он даже надеялся со временем вернуться ко двору.
С одной стороны, Чарли, которой практически нечего было делать, получала удовольствие от своих обязанностей, хотя попадались и клиенты с вывертами. Однако все они раньше были большими шишками в Маштополе, а значит, должны были слышать и о Принцессе Бурь, и о том, что ее двойников разыскивают. Каждое новое знакомство таило угрозу, поэтому она старалась спрятаться за образ Шари, надеясь, что личина куртизанки отведет от нее подозрения.
Но беда была еще и в том, что она нестерпимо скучала. Пару раз в неделю ее вызывали, чтобы «обслужить» знатных гостей, а потом… ну, просто забывали о ней. Не зная языка, Чарли не могла ни с кем сблизиться, запрет выходить из дворца не позволял и думать о том, чтобы найти Бодэ или попытаться разузнать, что творится в этом безумном мире.
Для развлечения девушка примеряла какие-то причудливые и соблазнительные одежды, пробовала разную косметику, но, кроме этой чепухи, у нее ничего не было, и никому даже в голову не приходило, что ей нужно что-то еще.
Если бы хоть иногда прогуляться по подземному городу! Пройтись по рынку, по магазинам, поглазеть на людей. Ей даже не нужно было денег: просто ходить по магазинам куда интереснее, чем что-то покупать. Однако ответ на все ее просьбы всегда был один и тот же: она слишком дорого стоит, чтобы отпускать ее в этот бандитский город, господин вовсе не хочет, чтобы пострадала его собственность. Ходамок страшно удивился бы, если бы ему сказали, что она еще и женщина.
И, что было хуже всего, ее зрение все слабело и слабело. Чарли старалась как можно больше времени проводить на поверхности, при солнечном свете, потому что только там она видела еще сносно. Даже в доме ей требовался яркий светильник, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, да и то смутно. Теперь она видела только то, что находилось прямо перед ней, боковое зрение отказало совершенно. Прислуга знала об этом, но не придавала этому значения: чтобы делать то, что от нее требовалось, хорошее зрение было не нужно.
Велик был соблазн сделать Шари полной хозяйкой своего тела. Скорее всего этой пустоголовой красотке здесь было бы гораздо легче. Чарли еще держалась, но без надежды жить становилось все труднее и труднее. Будущее казалось ей совершенно беспросветным. Похоже, ей предстоит провести остаток жизни в этом всеми богами забытом месте одинокой, немой, слепой рабыней.
Глава 4
– Ага, – с удовлетворением произнес Главный аукционист. – Все расселись? Очень хорошо. Вы уже видели эту пару, так что хорошо знаете, за что будете торговаться. – Он повернулся к Бодэ. – У тебя есть имя и ремесло?
Она презрительно взглянула на него:
– Ты видишь перед собой Бодэ, величайшую художницу-алхимика нашей эпохи. Девушка – одно из лучших созданий Бодэ!
Толпа взревела от хохота. Бодэ холодным взглядом окинула площадь, и собравшийся сброд притих.
– Вот как! – обратился аукционист к толпе. – Художница-алхимик. Леди и джентльмены, две в одном лице, за одну цену! Невольница, которая может быть очень полезна! Могу я начать торги?
Чарли с изумлением разглядывала толпу. Зачем они собрались здесь, почему так веселятся? Это были воистину отбросы подземного общества. Глядя на настоящих покупателей, можно было понять, что даже рабы богачей живут лучше, чем эти нищие. И вдруг до нее дошло: отбросы общества, состоящего из отбросов, обреченные и приговоренные, лишенные всякой надежды, лишенные всего, – они все же были выше, чем рабы.
Пока существовали рабы, эти нищие не были низшими, не они стояли на последней ступени социальной лестницы. Пока существовали рабы, существовали те, на кого можно взглянуть сверху вниз и сказать себе: «Может, я и на самом дне, но я не раб». А если рабы – чистокровные акхарцы, тем лучше. Для этих людей она и Бодэ олицетворяли то общество, которое отринуло их, извергло их из себя; видеть, как акхарцев продают с молотка, – это была самая сладкая месть.
Аукционист знал свое дело, он быстро называл числительные, хотя, что за деньги были здесь в ходу, оставалось неясным. Скорее всего деньги как таковые значили для этих людей очень мало, здесь должна была быть какая-то своя система ценностей, которая и обозначалась этими числами.
Торг начал замедляться на одиннадцати с половиной сотнях, аукционист стал подзуживать покупателей, лестью и насмешками заставляя их поднимать цену. Ему удалось поднять цену еще на пару сотен.
– Тринадцать с половиной… Раз! Два! Три! Продано! – Он указал на светлокожего великана в белой тоге с выбритой головой. Гигант здорово походил на мраморную статую. В носу у него красовалось кольцо.
Бодэ было приказано спуститься с помоста и встать рядом с женщиной-секретарем, а аукционист подтолкнул вперед Чарли.
– Девушка не говорит по-акхарски! – крикнула Бодэ. – Она говорит только на Короткой Речи, но понимает хорошо. Это Шари, куртизанка.
– Ага! Слышите? – обратился Главный аукционист к толпе. – Здесь даже не требуется перевоспитания. Куртизанка, приученная служить и угождать. Если в это место когда-нибудь заглядывала красота, то она перед вами. Никогда прежде на продажу не выставлялась такая жемчужина! К чему сокровища всех срединных земель, когда такая красотка готова к услугам по первому зову? Сколько предложите?
У Чарли появилось ощущение нереальности происходящего. Все вокруг казалось ей сном, она наблюдала как бы со стороны. Ей даже стало любопытно, во сколько ее оценят.
За одну минуту она обставила Бодэ. Той это явно пришлось не по вкусу. Торг продолжался с тем же азартом. Когда цена перевалила за две тысячи, шум стих, были слышны только слова аукциониста. Когда дошло до двадцати пяти сотен, он заговорил о «новом рекорде» цены за одну невольницу.
Чарли испытывала от всего этого странное удовлетворение, хотя отлично понимала, что следовало бы стыдиться этого чувства. «Что стало со мной в этом мире? – гадала она, скорее обрадованная, чем огорченная. – Хотела быть финансовой королевой, основать собственную фирму и еще до тридцати лет сколотить свой первый миллион. А сейчас? Первоклассная приманка для мужчин, которой это к тому же нравится! Неужели я настолько изменилась, или просто я никогда прежде не знала себя?»
– Продано! Три тысячи сто, новый рекорд! – объявил аукционист.
Девушка огляделась, надеясь, что их с Бодэ купил один и тот же человек, но вместо бледного гиганта увидела маленькое уродливое существо в черном плаще с капюшоном, стоявшее в нескольких шагах от владельца Бодэ. Трудно было даже сказать, кто ее новый хозяин – мужчина или женщина.
Чарли увели с помоста и поставили рядом с Бодэ. а аукционист уже сообщал о следующих торгах, суля потрясающие сделки с недорогим товаром.
– Дорогу! Дорогу! Дайте пройти! Покупатели, пожалуйста, пройдите за мной!
Бодэ пожала плечами и посмотрела на Чарли. Они последовали за аукционистом, далее шли двое покупателей, а замыкала шествие женщина с гроссбухом. Процессия пересекла площадь, расталкивая любопытных, которые стремились бросить последний взгляд на столь дорогой товар, но толпа уже начала понемногу рассасываться. Потом они свернули в узкий проулок между двумя сараями и, не пройдя и полквартала, оказались перед какой-то дверью. Аукционист достал ключи, болтавшиеся на большом кольце, отпер дверь, и все вошли.
– Сядьте на диван в прихожей, – приказал аукционист холодным деловым тоном. – Никаких разговоров.
Остальные вошли в комнату, торговец закрыл дверь и уселся за стол, его помощница поместилась на стуле справа от него. Двое покупателей встали перед ним, сесть им не предложили.
– Вы готовы полностью оплатить сделку? – спросил их аукционист.
– У меня есть открытый чек, – ответил бритоголовый великан на удивление тихим и тонким голосом. – Ваш клиент может представить его в любой из контор, принадлежащих моему господину, в любое время сразу после его регистрации. – Он полез в потайной карман своей тоги. – Помимо этого, у меня есть аккредитив в любое учреждение по вашему выбору, где вы сможете получить причитающееся вам вознаграждение.
Аукционист кивнул и посмотрел на маленького человечка в капюшоне:
– А вы?
Коротышка достал похожие бумаги:
– То же самое, но цена настолько высока, что вам придется потребовать комиссионные у продавца. Аукционист вздохнул:
– Обычно это не принято, однако процент таков, что… пожалуй, я приму чек. В обоих случаях продавцом, как вы, наверное, знаете, выступал Лакос. Ему лучше и не пытаться получить по чеку, пока он не уладит дела со мной. Думаю, это не вызовет особых осложнений. Он порядком нажился на этом рейде. Остальное я продаю завтра. Ладно, с этим все ясно. Можете забрать свой товар. Вика, выдай им купчие и чеки.
– Да, господин Арнос, – отозвалась женщина, и Чарли вдруг поняла, что все присутствующие, кроме самого аукциониста, были рабами: хромая женщина с гроссбухом принадлежала ему, но кто знает, кому принадлежали эти двое? Или… чему?
Аукционист повернулся к Бодэ и Чарли.
– Отправляйтесь с ними, – приказал он. – Делайте все, что они вам скажут. Не вздумайте попробовать воспользоваться тем, что они тоже рабы. Их владельцы наделили их большими полномочиями, они вправе поступать с вами так, будто сами являются вашими хозяевами.
Пленницы кивнули, поднялись и вслед за двумя странными рабами вышли в проулок. Недалеко помещалась небольшая лавка, хозяин которой занимался продажей самых необычных вещей. Нетрудно было догадаться, что они оказались в лавочке мага.
Чарли подумала, что на самом-то деле, если не считать ее превращения в подобие, а затем идеализацию Сэм и бури, вызванной самой Сэм, в этом мире она практически не встречалась с магией. Все необычное, что ей довелось увидеть, вызывали разные снадобья, наркотики или гипноз. Конечно, бывали и диковинные вещи, например, волосы, которые за час вырастали на фут, или приворотное зелье. Но эти магазинчики со всеми их волшебными чарами, книгами заклинаний, которые она все равно не могла прочесть, и прочим добром казались девушке чем-то вроде лавок старьевщиков, а уж эта комнатенка и вовсе походила на свалку.
Однако владелица лавки поразила Чарли. Это была женщина, одетая в коричневую одежду мага, ей было лет пятьдесят, короткие седые волосы падали на иссеченное морщинами лицо, а в глазах и в движениях головы было что-то необычное, однако что именно, сказать было трудно.
– Ну? – обратилась она к вошедшим.
Великан указал на Бодэ:
– Она принадлежит Джамонику. Другая – невольница Ходамока. Их надо связать. Чародейка кивнула:
– Хорошо, у вас есть что-нибудь, что я могла бы использовать?
Великан извлек из кармана нечто, напоминавшее маленький камень, и протянул его чародейке. Коротышка в черном капюшоне достал крохотную коробочку в виде кольца, в которой лежало что-то похожее на прядь волос. Чародейка внимательно осмотрела все это и кивнула:
– Отлично, это подойдет. Ждите здесь и пришлите сначала малышку. Работать с живыми реликвиями гораздо легче.
– Да, но Джамоник никому не дает реликвий, – ответил великан тихим, тонким голоском. Чародейка понимающе улыбнулась.
– Знаю. Идем, малышка. Сюда.
Чарли заколебалась, но потом последовала за ней, все еще чувствуя странную отрешенность. В задней комнате царил полнейший хаос. Тут было полно всякой всячины, которая делала комнатушку похожей одновременно на химическую лабораторию и на крысиное гнездо. Чарли смотрела, как чародейка подошла к шкафу и достала оттуда коробку с маленькими бронзовыми кольцами. В ужасе Чарли подумала: «О, нет! Только кольца в носу мне не хватало!»
Колдунья работала быстро и ловко. Она достала из коробочки волосы и положила их в маленькую железную чашку, потом начала что-то добавлять в нее, помешивая и нагревая смесь, пока та не превратилась в липкую и густую зеленую пасту. Тогда она подошла к Чарли, и не успела та и слова сказать, схватила ее правую руку, и Чарли почувствовала болезненный укол.
Она вскрикнула и попыталась отдернуть руку, но чародейка держала ее крепко и, судя по всему, уже не раз проделывала эту операцию. Колдунья выдавила из большого пальца девушки две капли крови в железную чашку – смесь закипела. После этого она отпустила Чарли, взяла одно из колец и положила его в смесь, еще раз поставила сосуд на огонь, закрыла глаза и, поводя над чашкой руками, тихонько забормотала заклинания.
Вдруг раздался треск, над чашкой вспыхнул странный магический огонь, он слегка пульсировал и дрожал. На глазах Чарли маленький огонек начал ленивыми кругами скользить по поверхности зеленой жидкости, круги становились все меньше, огонек, казалось, вбирал жидкость в себя, будто он горел на кончике невидимой соломинки, по которой содержимое чашки переходило в невидимый рот – возможно, так оно и было на самом деле.
Меньше чем через минуту в чашке не осталось ничего, кроме кольца, которое выглядело, как новенькое. Маленькая искорка с треском погасла, колдунья удовлетворенно кивнула, погасила жаровню, достала из чаши кольцо и отложила его в сторону, должно быть, охлаждаться. Потом она отыскала небольшую склянку, откупорила ее, понюхала, снова кивнула и протянула склянку Чарли:
– Выпей немного. Один-два глотка. Чарли колебалась, ей не хотелось притрагиваться к странной жидкости, и колдунья понимающе кивнула:
– Я чародейка, а не алхимик. К сожалению, магия очень часто причиняет боль. Ты понимаешь, что я говорю?
Чарли кивнула. Все это ей очень не нравилось.
– Я все равно закончу то, что начала. Вокруг тебя нет никакой особой ауры. Я могу простым заклинанием заморозить тебя на месте, но ты будешь все чувствовать, а два глотка этой штуки почти избавят тебя от боли. Давай пей.
Чарли выпила. Магическое зелье по вкусу напоминало лекарство. Она вернула склянку чародейке, та поставила ее на стол, взяла кольцо и вплотную подошла к Чарли. Левая рука колдуньи взметнулась вверх и сделала какой-то странный жест. Чарли видела только правую руку с кольцом, она поднималась к лицу девушки, та попыталась было отступить назад, но почувствовала, что не может – она застыла на месте.
Потом ее пронзила внезапная боль, будто кто-то воткнул ей в нос иглу, но боль исчезла почти мгновенно, осталось только странное онемение.
Колдунья повторила магический знак в обратном порядке, на этот раз правой рукой. Чарли вновь обрела способность двигаться.
– Теперь ты под властью заклинания, но еще не связана, – сказала ей чародейка тоном врача, который объясняет больному действие лекарства. – Оно дает достаточно свободы, и ты очень скоро к нему привыкнешь, но вот снять его невозможно. Помнишь боль, которую ты почувствовала? Если ты сорвешь кольцо, то боль вернется, но на этот раз у тебя не будет моего лекарства. Заклинание обязывает тебя повиноваться. Сейчас, пока ты еще не привязана к своему господину, ты будешь повиноваться всем, и немедленно. Стой только на правой ноге!
Чарли почувствовала, что действительно стоит, как цапля, совершенно помимо воли.
– Хорошо. Встань нормально. Не беспокойся, ты не станешь добычей первого встречного. В тот момент, когда твоего кольца коснется невольник Ходамока, который связан тем же заклинанием, ты подчинишься и будешь повиноваться только тем, кто носит это же заклинание. Когда тебя приведут к Ходамоку, он коснется кольца, и оно признает в нем господина. Тогда ты будешь повиноваться только ему. Хозяин может передать власть над тобой кому-нибудь другому. Если твой господин умрет, власть переходит к его ближайшему потомку. Заклинание порабощает только твое тело, а не мозг и душу. Смирись с этим. Даже господин не сможет тебя освободить. С этого момента ты, а вскоре и твоя спутница будете до конца своей жизни чьей-нибудь собственностью. Стой тут и не двигайся. Я приведу раба.
Вошел коротышка в черном, и, когда он посмотрел на нее, она разглядела наконец его необычайно вытянутое лицо, огромный круглый нос, маленькие бусинки глаз и крохотный рот над широким подбородком. На таком лице кольцо в носу было почти незаметно, но Чарли поняла, почему он предпочитает скрывать голову под капюшоном.
Коротышка протянул руку и коснулся кольца у нее в носу, она почувствовала внезапное головокружение, которое почти немедленно прошло. Раб убрал руку.
– Отлично, – проговорил он тоненьким дрожащим голоском. – Теперь повинуйся приказам нашего господина. Пока ты не связана, ты будешь повиноваться тем и только тем, кто привязан к нашему господину, так, будто это сам господин. Ты не причинишь вреда никому, даже самой себе, если только тебе не прикажут это сделать. Ты не допустишь, чтобы пострадал кто-то другой. Пока ты не будешь связана, ты постоянно будешь на виду у кого-нибудь, привязанного к нашему господину, или у самого господина. Ты ничего не сделаешь без разрешения. К рабам, даже к тем, кто выше тебя по должности, ты будешь обращаться как к равным. К остальным, каким бы ни было их положение, ты будешь обращаться как к высшим. Но господином ты будешь называть только Ходамока и повиноваться тоже будешь только ему или тем, кто к нему привязан. Таков приказ нашего господина Ходамока. Слушай и повинуйся.
Ну, если не считать странного ощущения в носу, то она не чувствовала никакой разницы.
– Теперь следуй за мной, – приказал коротышка, и девушка обнаружила, что поворачивается и идет в нескольких шагах позади него. Они вышли из лавки и прошли мимо Бодэ. Чарли видела художницу, но не смогла ни остановиться, ни подать ей хоть какой-нибудь знак. Она была будто привязана к коротышке и ни на минуту не могла выпустить его из виду. Там, в лавке, с Бодэ должны были сделать то же самое, только принадлежать она будет другому хозяину. Интересно, как ей это понравится?
Чарли было совсем не по вкусу то положение, в которое они попали, но какую-то часть ее существа забавляла мысль о невольнице-Бодэ. Ведь эта надменная женщина своими руками превратила стольких несчастных доверчивых девушек в красивые игрушки для удовлетворения мужских прихотей. Если теперь и она хлебнет собственной микстуры, это хоть немного восстановит справедливость.
А что будет с самой Чарли? Кем или чем окажется этот Ходамок? Что теперь из нее сделают? Куртизанку, которая должна будет прислуживать краснобородому с его шайкой? Боже, об этом даже думать противно! Ее вели в чужой дом, к чужим людям, порвалось последнее звено, связывающее ее с Акахларом. Нет больше ни Сэм, ни Бодэ, и положиться ей не на кого. И никому, кроме Сэм, даже этому распроклятому Булеану, нет до нее дела.
* * *
Ходамок неплохо устроился в этом городе отверженных. Ходили слухи, что раньше он был генералом армии Маштопола, доверенным начальником Королевской гвардии, а это была не только самая высокая честь для солдата, но и возможность большого политического влияния. У него была власть, ему подчинялась армия. В жилах Ходамока текла королевская кровь, но титула у него не было. Такие люди, как правило, становились либо солдатами, либо чародеями, либо занимали другие высокие посты.Однако Ходамок не рассчитал своих сил. В таких королевствах, как Маштопол, престол обычно доставался самому отчаянному головорезу из числа возможных наследников, так что тому приходилось заранее заботиться о союзниках. Семь жен старого монарха подарили ему двадцать девять детей, пятнадцать из них были мальчики. Шестерым уже перевалило за двадцать. Когда старик скончался, Ходамок, который давно лелеял мечту о титуле герцога или лорда, а там, возможно, и о министерском портфеле, обещал свою поддержку одному из наследников, который показался ему сильнейшим, но – ошибся. Его ставленник не учел, насколько далеко зашло безумие Варога, Королевского Волшебника, который не поддержал ни одного из претендентов, хотя и обещал. Престол перешел к другому наследнику.
Едва избежав гибели во время резни, которая последовала за сменой власти, Ходамок бежал в Пустоши Кудаана. К счастью, генерал оказался достаточно дальновидным и заранее припрятал часть своего состояния. Он надеялся, что в один прекрасный день вернется в столицу и покажет всем этим ублюдкам, что он еще чего-то стоит.
А пока Ходамок и его приближенные обосновались на Пустошах, где большим влиянием обладал его сердобольный кузен, герцог Алон-Паседо, губернатор этой провинции, посредник между отверженными и власть предержащими. Отверженные не беспокоили Паседо, его людей и владения, а герцог в знак благодарности через своего кузена снабжал бандитов продуктами, которые в Пустошах Кудаана ценились дороже золота.
Бывший генерал Королевской гвардии стал королем фруктов и овощей в подземном мире.
Хотя такое положение и можно было счесть несколько унизительным, оно наделяло Ходамока значительным влиянием и властью. Подземные владения генерала помещались в его собственной, довольно обширной пещере, где был даже подземный источник. Его энергию он использовал, чтобы устроить что-то вроде лифта, с помощью которого можно было подняться на поверхность, где в скалах был высечен главный дворец Ходамока. Утесы скрывали здание от посторонних глаз. Из дворца можно было легко попасть прямо в Пустоши.
Ходамок был высокий и поразительно красивый мужчина лет пятидесяти с черными слегка подернутыми сединой волосами, с проницательными карими глазами и с аккуратными седеющими усами. Он почти всегда носил генеральскую форму и домом управлял так, будто это был штаб, а он все еще командовал армией. За исключением рабов, все называли его либо «сэр», либо «генерал». У Ходамока была обычная для всех военных страсть к чистоте и порядку, и, хотя среди челяди попадались существа, которых трудно было назвать людьми, среди свободных слуг у генерала не было любимчиков.
Чарли стала привыкать к своему положению и даже смирилась с ним. Сопротивляться не было смысла, девушка знала, что могло быть и хуже. Она уже не думала о кольце в носу и едва замечала его. Однако она успела почувствовать, как велика магическая сила кольца. Когда ей отдавали приказ, он просто «прилипал».
Чарли могла относительно свободно бродить по дворцу – ей было запрещено входить лишь в несколько покоев, – однако не было никакой возможности покинуть его четко очерченные границы. Пришлось порядком потрудиться, чтобы научиться правильно произносить несколько акхарских фраз, ибо ей постоянно приходилось обращаться за разрешением к кому-нибудь, кто был за нее в ответе в данный момент. А она должна была просить позволения, чтобы искупаться, погулять, поесть или даже сходить в туалет. Вскоре это уже не внушало ей отвращения и делалось просто автоматически. Таким образом, новой рабыне не давали позабыть свое место.
Чарли думала, что Ходамок заплатил за нее такие деньги – деньгами здесь были обязательства на поставку продуктов, – чтобы сделать своей личной куртизанкой, но она ошиблась. После того как ее впервые привели к нему и он коснулся кольца, девушка видела своего господина, только простираясь перед ним при случайных встречах. Сначала Чарли гадала, почему ее господин не обзавелся семьей, но рой молоденьких смазливых «офицеров», который вился вокруг генерала, все ей объяснил.
Она предназначалась не Ходамоку и его мальчикам, а многочисленным гостям. Это были акхарцы, многие уже начинали стареть. Чарли догадалась, что они старые друзья и потенциальные союзники хозяина, которые раньше занимали видные посты в королевском окружении. Генерал все еще обладал некоторым влиянием, возможно, он даже надеялся со временем вернуться ко двору.
С одной стороны, Чарли, которой практически нечего было делать, получала удовольствие от своих обязанностей, хотя попадались и клиенты с вывертами. Однако все они раньше были большими шишками в Маштополе, а значит, должны были слышать и о Принцессе Бурь, и о том, что ее двойников разыскивают. Каждое новое знакомство таило угрозу, поэтому она старалась спрятаться за образ Шари, надеясь, что личина куртизанки отведет от нее подозрения.
Но беда была еще и в том, что она нестерпимо скучала. Пару раз в неделю ее вызывали, чтобы «обслужить» знатных гостей, а потом… ну, просто забывали о ней. Не зная языка, Чарли не могла ни с кем сблизиться, запрет выходить из дворца не позволял и думать о том, чтобы найти Бодэ или попытаться разузнать, что творится в этом безумном мире.
Для развлечения девушка примеряла какие-то причудливые и соблазнительные одежды, пробовала разную косметику, но, кроме этой чепухи, у нее ничего не было, и никому даже в голову не приходило, что ей нужно что-то еще.
Если бы хоть иногда прогуляться по подземному городу! Пройтись по рынку, по магазинам, поглазеть на людей. Ей даже не нужно было денег: просто ходить по магазинам куда интереснее, чем что-то покупать. Однако ответ на все ее просьбы всегда был один и тот же: она слишком дорого стоит, чтобы отпускать ее в этот бандитский город, господин вовсе не хочет, чтобы пострадала его собственность. Ходамок страшно удивился бы, если бы ему сказали, что она еще и женщина.
И, что было хуже всего, ее зрение все слабело и слабело. Чарли старалась как можно больше времени проводить на поверхности, при солнечном свете, потому что только там она видела еще сносно. Даже в доме ей требовался яркий светильник, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, да и то смутно. Теперь она видела только то, что находилось прямо перед ней, боковое зрение отказало совершенно. Прислуга знала об этом, но не придавала этому значения: чтобы делать то, что от нее требовалось, хорошее зрение было не нужно.
Велик был соблазн сделать Шари полной хозяйкой своего тела. Скорее всего этой пустоголовой красотке здесь было бы гораздо легче. Чарли еще держалась, но без надежды жить становилось все труднее и труднее. Будущее казалось ей совершенно беспросветным. Похоже, ей предстоит провести остаток жизни в этом всеми богами забытом месте одинокой, немой, слепой рабыней.
Глава 4
Попытки взаимопонимания
Эну, розоватый фрукт, по вкусу похожий на дыню, рос на деревьях футов пятнадцати высотой. Пока он еще не созрел, его нельзя было срывать, но, если не сорвать вовремя, он становился слишком тяжелым, падал на землю и лопался. Под деревьями приходилось бродить по колено в грязи: система оросительных каналов снабжала плантацию водой.
Поодаль постоянно маячили солдаты в форме. Часовые охраняли рабочих от возможного нападения со стороны Пустошей.
Нужно было прислонить к стволу маленькую деревянную лестницу и взобраться на дерево с корзиной в руках. Женщины здесь носили что-то вроде коротких шорт, а мужчины – подобие набедренных повязок. Голову обвязывали широкой тесьмой, чтобы пот не стекал на лицо, а на руки надевали толстые перчатки. Приходилось довольно часто спускаться, чтобы вывалить собранные фрукты в огромные ящики – их много было расставлено по всему полю. Обобрав одно дерево, переходили к следующему.
Каждому сборщику устанавливали норму: количество деревьев, которые надо было обобрать за день. При этом довольно справедливо учитывались физические возможности рабочих. Надо сказать, все работали с удовольствием, гордились своей работой и соревновались в том, кто и насколько перевыполнит норму.
Собирать эну было несложно, но утомительно, помогала макуда – особое зелье, которое не причиняло вреда, но придавало бодрости, подавляло жажду, уменьшало выделение пота. Макуду можно было найти у ящиков, куда сваливали фрукты. Сэм так долго прожила с Бодэ, что перестала бояться зелий, особенно таких, которыми пользовались все и понемногу.
Поодаль постоянно маячили солдаты в форме. Часовые охраняли рабочих от возможного нападения со стороны Пустошей.
Нужно было прислонить к стволу маленькую деревянную лестницу и взобраться на дерево с корзиной в руках. Женщины здесь носили что-то вроде коротких шорт, а мужчины – подобие набедренных повязок. Голову обвязывали широкой тесьмой, чтобы пот не стекал на лицо, а на руки надевали толстые перчатки. Приходилось довольно часто спускаться, чтобы вывалить собранные фрукты в огромные ящики – их много было расставлено по всему полю. Обобрав одно дерево, переходили к следующему.
Каждому сборщику устанавливали норму: количество деревьев, которые надо было обобрать за день. При этом довольно справедливо учитывались физические возможности рабочих. Надо сказать, все работали с удовольствием, гордились своей работой и соревновались в том, кто и насколько перевыполнит норму.
Собирать эну было несложно, но утомительно, помогала макуда – особое зелье, которое не причиняло вреда, но придавало бодрости, подавляло жажду, уменьшало выделение пота. Макуду можно было найти у ящиков, куда сваливали фрукты. Сэм так долго прожила с Бодэ, что перестала бояться зелий, особенно таких, которыми пользовались все и понемногу.