Страница:
— Место посадки выбрано, сэр.
Офицеры заняли противоперегрузочные кресла и пристегнулись. Через секунду ожили динамики интеркома.
— Всем приготовиться к посадке! Всем приготовиться к посадке! Всем бездельникам — разойтись по каютам!
И тут же взвыли поворотные гироскопы. Корабль начал разворачиваться, пока не образовал относительно поверхности планеты четкий перпендикуляр. Почти сразу он начал снижаться, но выпущенные им ракеты-зонды обогнали его и уже входили в верхние слои атмосферы. Еще немного — и над каждой раскрылся парашют, а сзади тянулся длинный, бесконечно длинный шлейф белого дыма.
«Дальний поиск» уверенно опускался — не слишком быстро, не слишком медленно. На какое-то время Граймс позволил себе нечто вроде действительно свободного падения. Но едва первая из ракет повернула на запад, попав в струйное течение, коммодор запустил подруливающие двигатели. Корабль опускался все ниже и ниже. Казалось, он по-прежнему свободно падает под собственным весом — но эта бесконтрольность была мнимой. Картина на экране обзорного монитора менялась. Теперь внизу можно было разглядеть город — скорее, скопление развалин — на берегу реки. Рядом, ближе к озеру, виднелся четкий овал — тот самый стадион. Среди индиговой поросли еще можно было разобрать надпись «Eau de Nil»*5. Последняя ракета полетела вниз, толстый шнур дыма, тянувшийся за ней, был почти вертикальным. Пушистый хвост пламени постепенно темнел и исчезал.
Граймс вздрогнул. Ощущение дежа вю было необычайно сильным и зловещим. Но, черт возьми, он действительно видел это прежде! Он уже бывал здесь. Место посадки было выбрано чуть иначе — но в остальном все повторялось до мелочей, даже ракеты падали также медленно, словно нехотя. И снова ему почудилось, что он чувствует присутствие неких сверхъестественных сил. Враждебных или доброжелательных? Ясно было одно: они собрались здесь, чтобы не допустить посадки корабля.
И все же корабль приземлился.
Это был самый легкий толчок, самый тихий скрип, самый мягкий вздох амортизаторов, с которым огромная масса корабля когда-либо опускалась на три опоры своего посадочного устройства.
Корабль приземлился.
— Двигатели — стоп! — мягко произнес Граймс. Звякнул колокольчик корабельного телеграфа, генераторы инерционного двигателя что-то пробормотали, обращаясь сами к себе, и смолкли. Корабль приземлился. Шелест вентиляторов не нарушал, а словно усиливал тишину.
Граймс развернулся в своем вращающемся кресле и посмотрел на далекий горный пик — конус со срезанной верхушкой, чернеющий на фоне лазурного неба. «Синай», как назвал его преподобный Кэннон. Или «Олимп» — это название Граймс собственноручно поставил на всех новых картах. Именно здесь неокальвинисты попытались призвать бога Иегову. Вместо этого им в полном составе явился пантеон античных греков, и пагубным намерениям пришельцев был положен конец. Граймс от души надеялся, что никогда больше не ступит на эту гору.
Он не был первым, кто покинул корабль. В конце концов, если бы это была только что открытая планета, если бы это был Первый Шаг Человека на ее поверхность… На этот раз слава досталась майору космодесантников. За ним по трапу, чеканя шаг, с грохотом промаршировала колонна его солдат.
— Разойдись! — рявкнул майор.
Солдаты рассыпались по площадке в разные стороны и с шумом ломанулись через кусты. Спустя некоторое время из зарослей донесся сухой треск очередей. Коммодор не проявил к происходящему никакого интереса.
— Похоже, сегодня на ужин у наших десантников будет свежая свинина или крольчатина, — заметил он. — Вернее, свиные или кроличьи котлеты — если ребята будут палить с таким энтузиазмом.
— Свинина? — удивленно переспросила Соня. — Крольчатина?
— Потомки домашних животных, которых завезли сюда первопоселенцы. Они — я имею в виду свиней — похоже, вытеснили основную часть видов местной фауны. А заодно овец, кур и прочую домашнюю живность, — он набил трубку и закурил. — Свиньи и кролики — два вида, которые имеют больше всего шансов на выживание. Свиньи — благодаря всеядности и сообразительности, а кролики — потому, что умеют рыть норы и плодятся… как кролики.
— Я столько дней провела взаперти, что для меня важнее подышать воздухом, — отозвалась Соня. — Если здесь выжили свиньи, кролики и космодесантники, со мной тоже ничего не случится.
— Хорошо, что наш бравый майор тебя не слышал… Коммандер Вильямс!
— Сэр? — могучий офицер повернулся к нему.
— Приглядите за лавочкой. Смотрите, чтобы все оставались на посту — и это касается орудийных расчетов. К каждой научной группе приставить по крайней мере одного офицера или десантника. Звание значения не имеет, главное, чтобы он мог стрелять. Без отметки в судовом журнале и приемника никому с трапа ни шагу. Не считая этих формальностей, сегодня можно расслабиться. В конце концов, в этом мире нашим бренным телам никакая опасность не грозит. Что до всего остального — я уверен, что Гранд Флит Федерации с этим сумеет разобраться.
— Будет исполнено, Шкипер, — ответил Вильямс.
Граймс покосился на него и рассмеялся.
— Я на Вас удивляюсь. Сколько времени должно пройти, чтобы с Вас сошел лоск строевых учений? В любом случае, приказ есть приказ. И постарайтесь помнить сейчас и впредь, что Вы на вспомогательном крейсере Флота Миров Приграничья, а не Ваш любимый «Маламут». Но до моего возвращения этот корабль Ваш, — последняя фраза прозвучала почти формально.
— До Вашего возвращения этот корабль мой, сэр.
Разговор был окончен. Соня и Граймс вернулись в свою каюту, чтобы переодеться. Они сменили легкие сандалии с магнитными подошвами на высокие ботинки. Снаряжение дополняли браслет с передатчиком и пояс с кобурой для разного рода ручного вооружения. Последнее, скорее всего, не пригодится — в этом коммодор был почти убежден. Но он возглавлял эту экспедицию и считал себя не вправе нарушать собственные приказы. А вот температура за бортом вполне комфортная. Значит, голубовато-серые шорты и рубашка будут как раз по погоде.
Они проследовали к воздушному шлюзу, не забыв отметиться у офицера, который дежурил у трапа, и не спеша зашагали вниз. Воздух и вправду был восхитительно свеж. Треки ракет-зондов, похожие на разлохмаченные жгуты, все еще белели в небе, и дым придавал ему чудесный горьковатый привкус. Солнце уже миновало зенит и теперь медленно двигалось к западу, но его лучи щедро дарили тепло.
«А я удачнее выбрал время для посадки, чем ректор Смит», — гордо подумал Граймс. Опоры «Благочестия» коснулись почвы Кинсолвинга поздним вечером.
И все же по коже пробегал то и дело пробегал озноб. Не от холода, не от сырости — причина была психологической, а не физической. Что-то буквально висело в воздухе — и к ароматам зелени и земли примешивался чуть заметный запах разложения.
— Что-то… не так, — прошептала Соня.
— Именно поэтому мы здесь, — отозвался Граймс.
Навстречу им шагал майор, который как раз возвращался на корабль. Следом шли семеро десантников, четверо из них несли на импровизированных носилках из веток две огромные кабаньи туши, остальные — кроликов. Молодой офицер шутливо отсалютовал Граймсу:
— Враг понес большие потери и разбит наголову, сэр.
— Вижу, вижу, майор. Но вы сюда прилетели не только охотиться, если помните.
— Я помню, сэр. Я установил сторожевые устройства вокруг посадочной площадки. Если что-нибудь крупное и опасное появится поблизости, мы получим сигнал.
— Отлично.
Соня и Граймс двинулись вперед, осторожно пробираясь сквозь путаницу плетистых растений — туда, где раньше возвышалось огромное здание стадиона. Теперь от него осталась только котловина — несомненно, искусственного происхождения. На ее ступенчатых склонах разрослись ползучие кустарники. Здесь они обнаружили лозоходцев, которые бродили со своими знаменитыми рамочками под бдительным взглядом одного из младших офицеров. Оба просто сияли. Чуть дальше работали ученые, которые придерживались более традиционных взглядов — в настоящий момент группа монтировала какое-то приспособление, напоминающее миниатюрный радиотелескоп. И, наконец, они встретили супругов Мэйхью.
— Вы это чувствуете? — выпалил офицер псионической связи, едва увидев Граймса. — Вы это чувствуете, сэр? Никто из них ничего не замечает.
— Конечно, чувствую. И Соня тоже.
— Как будто что-то дожидалось, пока мы прилетим. Долго, очень долго. И теперь вот-вот атакует нас. Правда, я не уверен, что у него хватит сил…
— Я тоже не уверен. По-моему, в прошлый раз эта угроза ощущалась не столь явно. Что скажешь, Кларисса? Ты уже бывала здесь.
— В прошлый раз я была напугана куда сильнее, Джон. Но, думаю, Вы правы.
— По-моему, нам явно что-то угрожает, — сказала Соня.
— Согласен, — ответил Граймс. — Но угроза может исчезнуть. Может быть, эта планета находится в эпицентре действия… неких сил, и сейчас они пробуждаются.
Он засмеялся.
— Наше руководство изрядно раскошелилось. Если после этого ничего не произойдет, наша популярность несколько уменьшится.
— Если честно, — отозвалась Кларисса, — я надеюсь, что ничего не произойдет.
Ничего не произошло.
Проходили день за днем. Группы ученых продолжали кружить в окрестностях посадочной площадки. Одни перемещались на шлюпках «Дальнего поиска», другие предпочитали ходить пешком. Археологи радостно копались в посудных черепках, которые обнаружили на берегах озера и реки, бродили по пещерам и фотографировали знаменитые наскальные рисунки, истолковывая их значение самыми различными способами. Ничего нового эти жуки-навозники не сообщили. Ничего такого, что могло бы пролить свет на причину исчезновения аборигенов. Наскальные рисунки были просто наскальными рисунками, краска оставалась такой же сухой, как и на протяжении последней сотни лет. Лозоходцы бродили со своими рамочками и изучали расположение рудных жил — эта информация могла стать очень ценной, если планету когда-нибудь снова будут заселять. Кроме того, они надеялись найти нефть, а пока наносили на карту русла подземных водяных жил на территории пустынь. Прочие специалисты тоже не сидели без дела. Они снимали показания приборов, производили подсчеты — и не находили ровным счетом ничего такого, чего нельзя найти на среднестатистической планете земного типа.
— В конце концов, — подытожил Граймс, — мы доказали, что этот мир вполне пригоден для заселения.
Они — сам коммодор, Соня и супруги Мэйхью — собрались в уютном салоне капитанской каюты, чтобы насладиться послеобеденным кофе.
— Все единогласно выступают за то, чтобы устроить прощальный ужин и возвращаться домой.
— Кроме нас, — мрачно ответила Соня.
— На то есть причины, дорогая. Ты же всегда так хорошо чувствуешь мое настроение, а я — твое. С тех пор, как я здесь побывал, во мне сидит страх, и я не могу от него избавиться. Я знаю, что на этой планете никогда не буду чувствовать себя в безопасности. Кларисса напугана еще больше, чем я — и у нее есть более чем веские основания! Из-за этого она все время поддерживает телепатическую связь с Кеном.
— Я по-прежнему считаю, что здесь что-то не то, — настойчиво проговорил Мэйхью. — Я по-прежнему считаю: прежде чем писать в рапорте «рекомендуется повторная попытка колонизации», мы должны быть сами абсолютно в этом уверены.
Граймс посмотрел на Клариссу.
— Не желаешь повторить эксперимент?
Она ответила без малейшего колебания.
— Я согласна. Я сам хотела это предложить. Я переговорила с Кеном. И я чувствую: если я попытаюсь вызвать кого-нибудь из древних богов, а не бога неокальвинистов, результат будет лучше. Может быть, это входит в их интересы — чтобы в этом мире снова появились люди, которые со временем станут им поклоняться.
— Как твои «люди-цветы», — добродушно отозвался Кен.
— Да. Как «люди-цветы». В конце концов, девиз «Make Love Not War» можно истолковать как торжество Афродиты над Аресом…
Граймс засмеялся, хотя ему было не слишком весело.
— Прекрасно, Кларисса. Организуем мероприятие этой ночью. Пусть все выбираются из корабля и разбредаются по окрестностям — на тот случай, если Зевсу придет в голову пошвыряться молниями. Вильямс что-то растолстел и обленился за последнее время. Так что ему не повредит, если и для него найдется дельце, раз уж он взялся во всем этом участвовать…
Вильямс превзошел себя. На его взгляд, обстановка была вполне спокойной. Когда корабль затих и опустел, Граймс, Соня, Кларисса, Кен и еще добрая дюжина специалистов всех мастей погрузились в одну из шлюпок, куда были заблаговременно уложено все необходимое.
Солнце почти село, когда они приземлились на голой, выглаженной ветрами площадке на вершине горы. Едва люк распахнулся, в кабину потянуло тонкой струйкой ледяного ветра.
Следом за Граймсом участники эксперимента по очереди покидали шлюпку и спускались на скалу, где ничего не росло и не могло расти. Последние из группы передавали вниз оборудование, прежде чем спуститься самим. Мольберт, прожектора для подсветки, тюбики с красками, кисти. Затем камеры — для фото и видеосъемки. Одна из них позволяла передавать изображение на принимающее устройство, которое располагалось в долине у подножия горы. И, наконец, звукозаписывающие устройства.
Молча, очень медленно Мэйхью и его жена вышли в центр площадки в сопровождении Граймса и Сони, которые несли все, что могло понадобиться Клариссе. Граймс установил мольберт, затянутый черным холстом, и настроил подсветку. Соня разложила на земле краски и кисти. Мэйхью, чье тонкое лицо было бледным и встревоженным, снял с плеч Клариссы тяжелый плащ. Теперь она стояла обнаженная, как и в прошлый раз, и только узкий лоскут грубого меха был обернут вокруг ее бедер наподобие килта. Она стояла, обняв себя руками, словно хотела прикрыть свою роскошную грудь — но не от стыдливости, а от холода. Наверно, так же выглядели ее предшественницы, которые населяли когда-то этот мир, подумал — снова подумал! — Граймс. И совершали тот же магический ритуал, который она намеревалась совершить сейчас.
Мэйхью сунул руку в карман, извлек оттуда крошечную склянку с галлюциногеном и стаканчик из тонкого стекла, наполнил его и протянул Клариссе.
— Выпей это, дорогая, — мягко произнес он.
Кларисса приняла у него мензурку, осушила одним глотком и отбросила прочь. Стекло разлетелось с хрустальным звоном, неожиданно громким, несмотря на свист ветра.
— Ты же босиком…— пробормотал Мэйхью, опустился на четвереньки и принялся подбирать осколки. Кларисса не обращала внимания. Она стояла неподвижно, как статуя. Поднявшись на ноги, Кен обнял ее за плечи свободной рукой — словно пытался подбодрить ее и…
…И проститься?
— Я не могу достучаться до нее, — шепнул он Граймсу. Голос телепата звенел от напряжения и обиды. — Кто-то… или что-то не пускает меня к ней…
Все трое — Граймс, Соня и Кен — отошли к шлюпке, где, держа аппаратуру наготове, собрались ученые. В этот момент солнце скрылось за горизонтом. Остался только свет прожекторов, в лучах которых стояла Кларисса, а выше — почти пустая чернота неба, по которой разбросаны редкие блестки тусклых звезд. На востоке, над самым горизонтом, вырастала туманная сияющая арка — там восходила Линза Галактики. Казалось, порывы ветра, овевающие скалу, долетали сюда из межзвездного пространства.
Все так же, как в прошлый раз. Почти. Один элемент принципиально отличался — люди, которые стояли вокруг. На этот раз на вершине горы стояли скептики и прагматики, а не религиозные фанатики. Но напряжение становилось почти невыносимым.
Медленно, нерешительно Кларисса наклонилась к нагромождению кистей и тюбиков. Вот она выбирает кисть. Окунает ее в баночку с краской, потом выпрямляется… Быстрыми, уверенными движениями начинает рисовать.
Но это неправильно, понял Граймс. Все это — неправильно. В прошлый раз она использовала белый холст. В прошлый раз она работала яркими, почти светящимися красками. А что за существо появляется на холсте? Что это за тип — высокий, худой, в красных чулках, бородка клинышком, улыбка как у обезьяны… Человек?! Но где вы видели человека с крошечными козлиными рожками на темени? С длинным гибким хвостом, который заканчивается острием, похожим на наконечник стрелы?..
И это бог?
Возможно, Пан…
Нет, не Пан. Пан никогда не выглядел подобным образом.
Затем раздался ужасающий треск, вспышка света на расстоянии вытянутой руки… нет, пожалуй, даже ближе. Но свет был не белым, как в прошлый раз, а тусклый, неестественный пурпур. Удушливо запахло серой. И он появился. Он стоял и смеялся. Он стоял в клубах черного дыма и смеялся.
Граймс услышал, как один из ученых выпалил, почти со смехом:
— Что за черт?
Но это и был черт — вернее, дьявол собственной персоной. Он тоже смеялся, показывая очень белые и очень острые зубы. Потом его правая рука — неожиданно изящная — выпрямилась, точно пружина, и пальцы сомкнулись на запястье коммодора.
— Вы арестованы, — произнес дьявол. — И я вынужден предупредить Вас, что все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано против Вас.
— Но на каком основании? — раздался возглас Сони. — Какого…
Дальше была только темнота, более глубокая, чем темнота между Вселенными, и абсолютная тишина.
Как долго продолжалось это путешествие? Вечность или долю микросекунды? Оба ответа могли быть верными.
Снова появился свет — но не яркий, а слабый, точно в тумане. Но свет появился, и под ногами было что-то твердое — и чьи-то пальцы все еще крепко сжимали его кисть. Граймс посмотрел вниз — он не был расположен смотреть наверх, хотя не испытывал ни страха, ни стыда — и обнаружил, что стоит на чем-то, похожем на мраморную мозаику. В конце концов он решился поднять глаза — очень медленно.
Изящные красные туфли с заостренными носками — примерно его размера.
Тощие, но мускулистые ноги, туго обтянутые ярко-алыми чулками или лосинами. Короткие штаны в виде фонариков, какие носили в шестнадцатом веке. Алый дублет, расшитый золотом… Внезапно Граймс почувствовал, что страх почти исчез. Это же Мефистофель. Участник маскарада или оперный певец, не имеющий ничего общего с реальным воплощением вселенского зла.
Коммодор поднял глаза чуть выше — и его самоуверенность начала стремительно таять. На лице незнакомца было выражение величавого безразличия — и мощи, непомерной мощи, которая позволяет сохранять безразличный эгоизм.
— Мы должны поздравить нашего друга с блестяще проведенной операцией, Ватсон, — произнес кто-то на безупречном английском. Говоривший стоял за спиной у Граймса.
— Конечно, мой дорогой Холмс, — ответил другой голос, более низкий. — Но Вы уверены, что это тот самый человек? В конце концов, судя по его униформе, он офицер и, вероятно, джентльмен…
Мефистофель рассмеялся чуть презрительно.
— Насколько мне известно, злодеев немало и среди так называемых джентльменов. Но я выполнил свою часть сделки и теперь могу вернуться к себе. Здесь чертовски холодно и неуютно.
Последовала уже знакомая тускло-пурпурная вспышка, запахло серой, и он исчез.
— Оглянитесь, дружище, и позвольте нам взглянуть на Вас, — проговорил первый из англичан.
Граймс медленно повернулся. То, что он увидел, не слишком его удивило. Перед ним стояли двое. Один — высокий, тощий, с орлиным профилем, в странного вида жакете с широким поясом — Граймс знал, что они называются «норфолкскими», плаще с капюшоном без рукавов и в войлочной охотничьей шляпе. Второй — приземистый, коренастый, с усами как у моржа, одетый очень строго — вплоть до черного сюртука и начищенной высокой шляпы.
Граймс разглядывал незнакомцев. Они разглядывали его.
— Верните ее, — произнес, наконец, высокий. — Верните ее мне, и у меня к Вам не будет никаких претензий.
— Вернуть что? — спросил Граймс в полном замешательстве.
— Мою трубку, разумеется.
Коммодор молча извлек кожаный футляр из внутреннего кармана и вложил в протянутую к нему руку.
— Замечательный пример дедукции, мой дорогой Холмс, — пропыхтел коротышка. — Ума не приложу, как это Вам удалось.
— Элементарно, Ватсон. Даже Вам должно быть известно, что преступление — любое преступление — может совершаться не только в трех пространственных измерениях. Надо иметь в виду дополнительный фактор, четвертое измерение. Я пришел к выводу, что похититель — некто, живущий в отдаленном будущем, весьма отдаленном, когда наши вымышленные прототипы уже забыты. Затем я заручился поддержкой Лондонского отделения частных сыщиков — этим ребятам почему-то очень льстит, если я изволю им присниться! С их помощью я установил круглосуточное наблюдение за антикварной лавкой неподалеку от квартиры, которую мы с Вами снимали. Наконец я получил сообщение, что моя трубка была продана некоей рыжеволосой молодой леди с весьма примечательной внешностью. Я выяснил — опять-таки, благодаря моим бесчисленным помощникам — что она является супругой некоего Граймса, коммодора Флота Миров Приграничья в запасе, и что она вскоре отправилась к мужу, чья резиденция находится в городе, именуемом Порт Форлорн, на планете, именуемой Лорн, одной из Миров Приграничья. Эти Миры Приграничья находятся за пределами моей досягаемости, но мне удалось уговорить кое-кого из Ваших коллег, увлекающихся магией, уговорить своего… хм… коллегу, Мефистофеля, предоставить мне свои услуги. Между нами говоря, мы оказались в состоянии установить весьма изящную психологическую ловушку на планете, которую называют «Кинсолвинг». Не слишком красивое название.
Холмс открыл футляр, достал оттуда трубку, осмотрел ее и фыркнул.
— Вы курили ее, сэр?
— Да, — признался Граймс.
— Ее будет несложно простерилизовать, Холмс, — вмешался Ватсон. — Струя пара из кипящего чайника. Когда мы вернемся на квартиру…
— Очень хорошо, Ватсон. В таком случае, произведем церемонию очищения немедленно.
Оба джентльмена быстро зашагали прочь, и вскоре их фигуры растворились в тумане.
— И когда я буду описывать этот случай в своих хрониках, — долетел до Граймса голос Ватсона, — я назову его «Случай с пропавшей трубкой»…
«Как насчет „Дела о похищенном коммодоре“?» — подумал Граймс. Но прежде чем он успел задать этот вопрос великому детективу и его другу, появилась еще одна фигура и преградила ему путь.
Несомненно, англичанин. Одет как респектабельный джентльмен начала двадцатого века — черный костюм, серый жилет, белоснежный воротничок и черный шейный платок. Он был явно склонен к полноте; леди из столовой для слуг, должно быть, благоволят к нему, но никогда не произнесут в его адрес лестную фразу «он в хорошей форме».
Он приподнял свою круглую шляпу, и Граймсу хватило присутствия духа, чтобы отдать честь. Незнакомец заговорил — вежливо, но без слащавости:
— Добро пожаловать на борт, сэр.
Он умудрился произнести эти слова так, словно поставил в кавычки.
— Э… благодарю.
— Возможно, Вы составите мне компанию. Я всего лишь представитель своей профессии в этом мире, и мой долг — приятный долг, сэр, — приветствовать вновь прибывших и помогать им устроиться.
— Это очень мило с Вашей стороны, мистер…
— Дживс*6, сэр, к Вашим услугам. Прошу сюда, коммодор… как я понимаю, галуны на Ваших эполетах означают то же самое, что и в мое время. Если угодно.
— Куда Вы меня приглашаете?
— Я возьму на себя смелость предложить Вам членство в нашем Военно-морском Клубе. Кроме Вас, здесь находятся еще несколько джентльменов, которые имели честь служить на флоте. Лорд Хорнблауэр, адмирал*7. Вы должны были о нем слышать. Коммандер Бонд*8 — очень приятный молодой джентльмен, хотя и не вполне соответствует моему представлению о морском офицере. А также…— на его полном лице промелькнуло раздражение — некий капитан-лейтенант Квиг*9, который каким-то образом назначил себя на должность секретаря клуба. Он даже попытался добиться исключения капитана Ахаба*10. Чем он это мотивировал? — Дживс заговорил, сильно гнусавя:— «Как я могу вести свой аккуратный корабль, когда этот чертов китобой топает по палубе своими ножищами? Пора довести до его сведения, что его любимые киты плавают в другой ванне. Я не шучу». Но адмирал — он президент нашего клуба… правда, старейший член клуба — капитан Ной, но он уже почти ничем не интересуется… Так вот, адмирал посоветовался со мной. В результате коммандер Бонд получил задание завербовать одного человека — деятельность, в которой он весьма преуспел. Капитан Ахаб был принят на службу в Королевский флот и тут же комиссован по приказу лорда Хорнблауэра. Теперь у капитана Ахаба, как у офицера Королевского флота, куда больше оснований на членство в клубе — истинно британском обществе — чем у коммандера Квига…
Офицеры заняли противоперегрузочные кресла и пристегнулись. Через секунду ожили динамики интеркома.
— Всем приготовиться к посадке! Всем приготовиться к посадке! Всем бездельникам — разойтись по каютам!
И тут же взвыли поворотные гироскопы. Корабль начал разворачиваться, пока не образовал относительно поверхности планеты четкий перпендикуляр. Почти сразу он начал снижаться, но выпущенные им ракеты-зонды обогнали его и уже входили в верхние слои атмосферы. Еще немного — и над каждой раскрылся парашют, а сзади тянулся длинный, бесконечно длинный шлейф белого дыма.
«Дальний поиск» уверенно опускался — не слишком быстро, не слишком медленно. На какое-то время Граймс позволил себе нечто вроде действительно свободного падения. Но едва первая из ракет повернула на запад, попав в струйное течение, коммодор запустил подруливающие двигатели. Корабль опускался все ниже и ниже. Казалось, он по-прежнему свободно падает под собственным весом — но эта бесконтрольность была мнимой. Картина на экране обзорного монитора менялась. Теперь внизу можно было разглядеть город — скорее, скопление развалин — на берегу реки. Рядом, ближе к озеру, виднелся четкий овал — тот самый стадион. Среди индиговой поросли еще можно было разобрать надпись «Eau de Nil»*5. Последняя ракета полетела вниз, толстый шнур дыма, тянувшийся за ней, был почти вертикальным. Пушистый хвост пламени постепенно темнел и исчезал.
Граймс вздрогнул. Ощущение дежа вю было необычайно сильным и зловещим. Но, черт возьми, он действительно видел это прежде! Он уже бывал здесь. Место посадки было выбрано чуть иначе — но в остальном все повторялось до мелочей, даже ракеты падали также медленно, словно нехотя. И снова ему почудилось, что он чувствует присутствие неких сверхъестественных сил. Враждебных или доброжелательных? Ясно было одно: они собрались здесь, чтобы не допустить посадки корабля.
И все же корабль приземлился.
Это был самый легкий толчок, самый тихий скрип, самый мягкий вздох амортизаторов, с которым огромная масса корабля когда-либо опускалась на три опоры своего посадочного устройства.
Корабль приземлился.
— Двигатели — стоп! — мягко произнес Граймс. Звякнул колокольчик корабельного телеграфа, генераторы инерционного двигателя что-то пробормотали, обращаясь сами к себе, и смолкли. Корабль приземлился. Шелест вентиляторов не нарушал, а словно усиливал тишину.
Граймс развернулся в своем вращающемся кресле и посмотрел на далекий горный пик — конус со срезанной верхушкой, чернеющий на фоне лазурного неба. «Синай», как назвал его преподобный Кэннон. Или «Олимп» — это название Граймс собственноручно поставил на всех новых картах. Именно здесь неокальвинисты попытались призвать бога Иегову. Вместо этого им в полном составе явился пантеон античных греков, и пагубным намерениям пришельцев был положен конец. Граймс от души надеялся, что никогда больше не ступит на эту гору.
Он не был первым, кто покинул корабль. В конце концов, если бы это была только что открытая планета, если бы это был Первый Шаг Человека на ее поверхность… На этот раз слава досталась майору космодесантников. За ним по трапу, чеканя шаг, с грохотом промаршировала колонна его солдат.
— Разойдись! — рявкнул майор.
Солдаты рассыпались по площадке в разные стороны и с шумом ломанулись через кусты. Спустя некоторое время из зарослей донесся сухой треск очередей. Коммодор не проявил к происходящему никакого интереса.
— Похоже, сегодня на ужин у наших десантников будет свежая свинина или крольчатина, — заметил он. — Вернее, свиные или кроличьи котлеты — если ребята будут палить с таким энтузиазмом.
— Свинина? — удивленно переспросила Соня. — Крольчатина?
— Потомки домашних животных, которых завезли сюда первопоселенцы. Они — я имею в виду свиней — похоже, вытеснили основную часть видов местной фауны. А заодно овец, кур и прочую домашнюю живность, — он набил трубку и закурил. — Свиньи и кролики — два вида, которые имеют больше всего шансов на выживание. Свиньи — благодаря всеядности и сообразительности, а кролики — потому, что умеют рыть норы и плодятся… как кролики.
— Я столько дней провела взаперти, что для меня важнее подышать воздухом, — отозвалась Соня. — Если здесь выжили свиньи, кролики и космодесантники, со мной тоже ничего не случится.
— Хорошо, что наш бравый майор тебя не слышал… Коммандер Вильямс!
— Сэр? — могучий офицер повернулся к нему.
— Приглядите за лавочкой. Смотрите, чтобы все оставались на посту — и это касается орудийных расчетов. К каждой научной группе приставить по крайней мере одного офицера или десантника. Звание значения не имеет, главное, чтобы он мог стрелять. Без отметки в судовом журнале и приемника никому с трапа ни шагу. Не считая этих формальностей, сегодня можно расслабиться. В конце концов, в этом мире нашим бренным телам никакая опасность не грозит. Что до всего остального — я уверен, что Гранд Флит Федерации с этим сумеет разобраться.
— Будет исполнено, Шкипер, — ответил Вильямс.
Граймс покосился на него и рассмеялся.
— Я на Вас удивляюсь. Сколько времени должно пройти, чтобы с Вас сошел лоск строевых учений? В любом случае, приказ есть приказ. И постарайтесь помнить сейчас и впредь, что Вы на вспомогательном крейсере Флота Миров Приграничья, а не Ваш любимый «Маламут». Но до моего возвращения этот корабль Ваш, — последняя фраза прозвучала почти формально.
— До Вашего возвращения этот корабль мой, сэр.
Разговор был окончен. Соня и Граймс вернулись в свою каюту, чтобы переодеться. Они сменили легкие сандалии с магнитными подошвами на высокие ботинки. Снаряжение дополняли браслет с передатчиком и пояс с кобурой для разного рода ручного вооружения. Последнее, скорее всего, не пригодится — в этом коммодор был почти убежден. Но он возглавлял эту экспедицию и считал себя не вправе нарушать собственные приказы. А вот температура за бортом вполне комфортная. Значит, голубовато-серые шорты и рубашка будут как раз по погоде.
Они проследовали к воздушному шлюзу, не забыв отметиться у офицера, который дежурил у трапа, и не спеша зашагали вниз. Воздух и вправду был восхитительно свеж. Треки ракет-зондов, похожие на разлохмаченные жгуты, все еще белели в небе, и дым придавал ему чудесный горьковатый привкус. Солнце уже миновало зенит и теперь медленно двигалось к западу, но его лучи щедро дарили тепло.
«А я удачнее выбрал время для посадки, чем ректор Смит», — гордо подумал Граймс. Опоры «Благочестия» коснулись почвы Кинсолвинга поздним вечером.
И все же по коже пробегал то и дело пробегал озноб. Не от холода, не от сырости — причина была психологической, а не физической. Что-то буквально висело в воздухе — и к ароматам зелени и земли примешивался чуть заметный запах разложения.
— Что-то… не так, — прошептала Соня.
— Именно поэтому мы здесь, — отозвался Граймс.
Навстречу им шагал майор, который как раз возвращался на корабль. Следом шли семеро десантников, четверо из них несли на импровизированных носилках из веток две огромные кабаньи туши, остальные — кроликов. Молодой офицер шутливо отсалютовал Граймсу:
— Враг понес большие потери и разбит наголову, сэр.
— Вижу, вижу, майор. Но вы сюда прилетели не только охотиться, если помните.
— Я помню, сэр. Я установил сторожевые устройства вокруг посадочной площадки. Если что-нибудь крупное и опасное появится поблизости, мы получим сигнал.
— Отлично.
Соня и Граймс двинулись вперед, осторожно пробираясь сквозь путаницу плетистых растений — туда, где раньше возвышалось огромное здание стадиона. Теперь от него осталась только котловина — несомненно, искусственного происхождения. На ее ступенчатых склонах разрослись ползучие кустарники. Здесь они обнаружили лозоходцев, которые бродили со своими знаменитыми рамочками под бдительным взглядом одного из младших офицеров. Оба просто сияли. Чуть дальше работали ученые, которые придерживались более традиционных взглядов — в настоящий момент группа монтировала какое-то приспособление, напоминающее миниатюрный радиотелескоп. И, наконец, они встретили супругов Мэйхью.
— Вы это чувствуете? — выпалил офицер псионической связи, едва увидев Граймса. — Вы это чувствуете, сэр? Никто из них ничего не замечает.
— Конечно, чувствую. И Соня тоже.
— Как будто что-то дожидалось, пока мы прилетим. Долго, очень долго. И теперь вот-вот атакует нас. Правда, я не уверен, что у него хватит сил…
— Я тоже не уверен. По-моему, в прошлый раз эта угроза ощущалась не столь явно. Что скажешь, Кларисса? Ты уже бывала здесь.
— В прошлый раз я была напугана куда сильнее, Джон. Но, думаю, Вы правы.
— По-моему, нам явно что-то угрожает, — сказала Соня.
— Согласен, — ответил Граймс. — Но угроза может исчезнуть. Может быть, эта планета находится в эпицентре действия… неких сил, и сейчас они пробуждаются.
Он засмеялся.
— Наше руководство изрядно раскошелилось. Если после этого ничего не произойдет, наша популярность несколько уменьшится.
— Если честно, — отозвалась Кларисса, — я надеюсь, что ничего не произойдет.
Ничего не произошло.
Проходили день за днем. Группы ученых продолжали кружить в окрестностях посадочной площадки. Одни перемещались на шлюпках «Дальнего поиска», другие предпочитали ходить пешком. Археологи радостно копались в посудных черепках, которые обнаружили на берегах озера и реки, бродили по пещерам и фотографировали знаменитые наскальные рисунки, истолковывая их значение самыми различными способами. Ничего нового эти жуки-навозники не сообщили. Ничего такого, что могло бы пролить свет на причину исчезновения аборигенов. Наскальные рисунки были просто наскальными рисунками, краска оставалась такой же сухой, как и на протяжении последней сотни лет. Лозоходцы бродили со своими рамочками и изучали расположение рудных жил — эта информация могла стать очень ценной, если планету когда-нибудь снова будут заселять. Кроме того, они надеялись найти нефть, а пока наносили на карту русла подземных водяных жил на территории пустынь. Прочие специалисты тоже не сидели без дела. Они снимали показания приборов, производили подсчеты — и не находили ровным счетом ничего такого, чего нельзя найти на среднестатистической планете земного типа.
— В конце концов, — подытожил Граймс, — мы доказали, что этот мир вполне пригоден для заселения.
Они — сам коммодор, Соня и супруги Мэйхью — собрались в уютном салоне капитанской каюты, чтобы насладиться послеобеденным кофе.
— Все единогласно выступают за то, чтобы устроить прощальный ужин и возвращаться домой.
— Кроме нас, — мрачно ответила Соня.
— На то есть причины, дорогая. Ты же всегда так хорошо чувствуешь мое настроение, а я — твое. С тех пор, как я здесь побывал, во мне сидит страх, и я не могу от него избавиться. Я знаю, что на этой планете никогда не буду чувствовать себя в безопасности. Кларисса напугана еще больше, чем я — и у нее есть более чем веские основания! Из-за этого она все время поддерживает телепатическую связь с Кеном.
— Я по-прежнему считаю, что здесь что-то не то, — настойчиво проговорил Мэйхью. — Я по-прежнему считаю: прежде чем писать в рапорте «рекомендуется повторная попытка колонизации», мы должны быть сами абсолютно в этом уверены.
Граймс посмотрел на Клариссу.
— Не желаешь повторить эксперимент?
Она ответила без малейшего колебания.
— Я согласна. Я сам хотела это предложить. Я переговорила с Кеном. И я чувствую: если я попытаюсь вызвать кого-нибудь из древних богов, а не бога неокальвинистов, результат будет лучше. Может быть, это входит в их интересы — чтобы в этом мире снова появились люди, которые со временем станут им поклоняться.
— Как твои «люди-цветы», — добродушно отозвался Кен.
— Да. Как «люди-цветы». В конце концов, девиз «Make Love Not War» можно истолковать как торжество Афродиты над Аресом…
Граймс засмеялся, хотя ему было не слишком весело.
— Прекрасно, Кларисса. Организуем мероприятие этой ночью. Пусть все выбираются из корабля и разбредаются по окрестностям — на тот случай, если Зевсу придет в голову пошвыряться молниями. Вильямс что-то растолстел и обленился за последнее время. Так что ему не повредит, если и для него найдется дельце, раз уж он взялся во всем этом участвовать…
Вильямс превзошел себя. На его взгляд, обстановка была вполне спокойной. Когда корабль затих и опустел, Граймс, Соня, Кларисса, Кен и еще добрая дюжина специалистов всех мастей погрузились в одну из шлюпок, куда были заблаговременно уложено все необходимое.
Солнце почти село, когда они приземлились на голой, выглаженной ветрами площадке на вершине горы. Едва люк распахнулся, в кабину потянуло тонкой струйкой ледяного ветра.
Следом за Граймсом участники эксперимента по очереди покидали шлюпку и спускались на скалу, где ничего не росло и не могло расти. Последние из группы передавали вниз оборудование, прежде чем спуститься самим. Мольберт, прожектора для подсветки, тюбики с красками, кисти. Затем камеры — для фото и видеосъемки. Одна из них позволяла передавать изображение на принимающее устройство, которое располагалось в долине у подножия горы. И, наконец, звукозаписывающие устройства.
Молча, очень медленно Мэйхью и его жена вышли в центр площадки в сопровождении Граймса и Сони, которые несли все, что могло понадобиться Клариссе. Граймс установил мольберт, затянутый черным холстом, и настроил подсветку. Соня разложила на земле краски и кисти. Мэйхью, чье тонкое лицо было бледным и встревоженным, снял с плеч Клариссы тяжелый плащ. Теперь она стояла обнаженная, как и в прошлый раз, и только узкий лоскут грубого меха был обернут вокруг ее бедер наподобие килта. Она стояла, обняв себя руками, словно хотела прикрыть свою роскошную грудь — но не от стыдливости, а от холода. Наверно, так же выглядели ее предшественницы, которые населяли когда-то этот мир, подумал — снова подумал! — Граймс. И совершали тот же магический ритуал, который она намеревалась совершить сейчас.
Мэйхью сунул руку в карман, извлек оттуда крошечную склянку с галлюциногеном и стаканчик из тонкого стекла, наполнил его и протянул Клариссе.
— Выпей это, дорогая, — мягко произнес он.
Кларисса приняла у него мензурку, осушила одним глотком и отбросила прочь. Стекло разлетелось с хрустальным звоном, неожиданно громким, несмотря на свист ветра.
— Ты же босиком…— пробормотал Мэйхью, опустился на четвереньки и принялся подбирать осколки. Кларисса не обращала внимания. Она стояла неподвижно, как статуя. Поднявшись на ноги, Кен обнял ее за плечи свободной рукой — словно пытался подбодрить ее и…
…И проститься?
— Я не могу достучаться до нее, — шепнул он Граймсу. Голос телепата звенел от напряжения и обиды. — Кто-то… или что-то не пускает меня к ней…
Все трое — Граймс, Соня и Кен — отошли к шлюпке, где, держа аппаратуру наготове, собрались ученые. В этот момент солнце скрылось за горизонтом. Остался только свет прожекторов, в лучах которых стояла Кларисса, а выше — почти пустая чернота неба, по которой разбросаны редкие блестки тусклых звезд. На востоке, над самым горизонтом, вырастала туманная сияющая арка — там восходила Линза Галактики. Казалось, порывы ветра, овевающие скалу, долетали сюда из межзвездного пространства.
Все так же, как в прошлый раз. Почти. Один элемент принципиально отличался — люди, которые стояли вокруг. На этот раз на вершине горы стояли скептики и прагматики, а не религиозные фанатики. Но напряжение становилось почти невыносимым.
Медленно, нерешительно Кларисса наклонилась к нагромождению кистей и тюбиков. Вот она выбирает кисть. Окунает ее в баночку с краской, потом выпрямляется… Быстрыми, уверенными движениями начинает рисовать.
Но это неправильно, понял Граймс. Все это — неправильно. В прошлый раз она использовала белый холст. В прошлый раз она работала яркими, почти светящимися красками. А что за существо появляется на холсте? Что это за тип — высокий, худой, в красных чулках, бородка клинышком, улыбка как у обезьяны… Человек?! Но где вы видели человека с крошечными козлиными рожками на темени? С длинным гибким хвостом, который заканчивается острием, похожим на наконечник стрелы?..
И это бог?
Возможно, Пан…
Нет, не Пан. Пан никогда не выглядел подобным образом.
Затем раздался ужасающий треск, вспышка света на расстоянии вытянутой руки… нет, пожалуй, даже ближе. Но свет был не белым, как в прошлый раз, а тусклый, неестественный пурпур. Удушливо запахло серой. И он появился. Он стоял и смеялся. Он стоял в клубах черного дыма и смеялся.
Граймс услышал, как один из ученых выпалил, почти со смехом:
— Что за черт?
Но это и был черт — вернее, дьявол собственной персоной. Он тоже смеялся, показывая очень белые и очень острые зубы. Потом его правая рука — неожиданно изящная — выпрямилась, точно пружина, и пальцы сомкнулись на запястье коммодора.
— Вы арестованы, — произнес дьявол. — И я вынужден предупредить Вас, что все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано против Вас.
— Но на каком основании? — раздался возглас Сони. — Какого…
Дальше была только темнота, более глубокая, чем темнота между Вселенными, и абсолютная тишина.
Как долго продолжалось это путешествие? Вечность или долю микросекунды? Оба ответа могли быть верными.
Снова появился свет — но не яркий, а слабый, точно в тумане. Но свет появился, и под ногами было что-то твердое — и чьи-то пальцы все еще крепко сжимали его кисть. Граймс посмотрел вниз — он не был расположен смотреть наверх, хотя не испытывал ни страха, ни стыда — и обнаружил, что стоит на чем-то, похожем на мраморную мозаику. В конце концов он решился поднять глаза — очень медленно.
Изящные красные туфли с заостренными носками — примерно его размера.
Тощие, но мускулистые ноги, туго обтянутые ярко-алыми чулками или лосинами. Короткие штаны в виде фонариков, какие носили в шестнадцатом веке. Алый дублет, расшитый золотом… Внезапно Граймс почувствовал, что страх почти исчез. Это же Мефистофель. Участник маскарада или оперный певец, не имеющий ничего общего с реальным воплощением вселенского зла.
Коммодор поднял глаза чуть выше — и его самоуверенность начала стремительно таять. На лице незнакомца было выражение величавого безразличия — и мощи, непомерной мощи, которая позволяет сохранять безразличный эгоизм.
— Мы должны поздравить нашего друга с блестяще проведенной операцией, Ватсон, — произнес кто-то на безупречном английском. Говоривший стоял за спиной у Граймса.
— Конечно, мой дорогой Холмс, — ответил другой голос, более низкий. — Но Вы уверены, что это тот самый человек? В конце концов, судя по его униформе, он офицер и, вероятно, джентльмен…
Мефистофель рассмеялся чуть презрительно.
— Насколько мне известно, злодеев немало и среди так называемых джентльменов. Но я выполнил свою часть сделки и теперь могу вернуться к себе. Здесь чертовски холодно и неуютно.
Последовала уже знакомая тускло-пурпурная вспышка, запахло серой, и он исчез.
— Оглянитесь, дружище, и позвольте нам взглянуть на Вас, — проговорил первый из англичан.
Граймс медленно повернулся. То, что он увидел, не слишком его удивило. Перед ним стояли двое. Один — высокий, тощий, с орлиным профилем, в странного вида жакете с широким поясом — Граймс знал, что они называются «норфолкскими», плаще с капюшоном без рукавов и в войлочной охотничьей шляпе. Второй — приземистый, коренастый, с усами как у моржа, одетый очень строго — вплоть до черного сюртука и начищенной высокой шляпы.
Граймс разглядывал незнакомцев. Они разглядывали его.
— Верните ее, — произнес, наконец, высокий. — Верните ее мне, и у меня к Вам не будет никаких претензий.
— Вернуть что? — спросил Граймс в полном замешательстве.
— Мою трубку, разумеется.
Коммодор молча извлек кожаный футляр из внутреннего кармана и вложил в протянутую к нему руку.
— Замечательный пример дедукции, мой дорогой Холмс, — пропыхтел коротышка. — Ума не приложу, как это Вам удалось.
— Элементарно, Ватсон. Даже Вам должно быть известно, что преступление — любое преступление — может совершаться не только в трех пространственных измерениях. Надо иметь в виду дополнительный фактор, четвертое измерение. Я пришел к выводу, что похититель — некто, живущий в отдаленном будущем, весьма отдаленном, когда наши вымышленные прототипы уже забыты. Затем я заручился поддержкой Лондонского отделения частных сыщиков — этим ребятам почему-то очень льстит, если я изволю им присниться! С их помощью я установил круглосуточное наблюдение за антикварной лавкой неподалеку от квартиры, которую мы с Вами снимали. Наконец я получил сообщение, что моя трубка была продана некоей рыжеволосой молодой леди с весьма примечательной внешностью. Я выяснил — опять-таки, благодаря моим бесчисленным помощникам — что она является супругой некоего Граймса, коммодора Флота Миров Приграничья в запасе, и что она вскоре отправилась к мужу, чья резиденция находится в городе, именуемом Порт Форлорн, на планете, именуемой Лорн, одной из Миров Приграничья. Эти Миры Приграничья находятся за пределами моей досягаемости, но мне удалось уговорить кое-кого из Ваших коллег, увлекающихся магией, уговорить своего… хм… коллегу, Мефистофеля, предоставить мне свои услуги. Между нами говоря, мы оказались в состоянии установить весьма изящную психологическую ловушку на планете, которую называют «Кинсолвинг». Не слишком красивое название.
Холмс открыл футляр, достал оттуда трубку, осмотрел ее и фыркнул.
— Вы курили ее, сэр?
— Да, — признался Граймс.
— Ее будет несложно простерилизовать, Холмс, — вмешался Ватсон. — Струя пара из кипящего чайника. Когда мы вернемся на квартиру…
— Очень хорошо, Ватсон. В таком случае, произведем церемонию очищения немедленно.
Оба джентльмена быстро зашагали прочь, и вскоре их фигуры растворились в тумане.
— И когда я буду описывать этот случай в своих хрониках, — долетел до Граймса голос Ватсона, — я назову его «Случай с пропавшей трубкой»…
«Как насчет „Дела о похищенном коммодоре“?» — подумал Граймс. Но прежде чем он успел задать этот вопрос великому детективу и его другу, появилась еще одна фигура и преградила ему путь.
Несомненно, англичанин. Одет как респектабельный джентльмен начала двадцатого века — черный костюм, серый жилет, белоснежный воротничок и черный шейный платок. Он был явно склонен к полноте; леди из столовой для слуг, должно быть, благоволят к нему, но никогда не произнесут в его адрес лестную фразу «он в хорошей форме».
Он приподнял свою круглую шляпу, и Граймсу хватило присутствия духа, чтобы отдать честь. Незнакомец заговорил — вежливо, но без слащавости:
— Добро пожаловать на борт, сэр.
Он умудрился произнести эти слова так, словно поставил в кавычки.
— Э… благодарю.
— Возможно, Вы составите мне компанию. Я всего лишь представитель своей профессии в этом мире, и мой долг — приятный долг, сэр, — приветствовать вновь прибывших и помогать им устроиться.
— Это очень мило с Вашей стороны, мистер…
— Дживс*6, сэр, к Вашим услугам. Прошу сюда, коммодор… как я понимаю, галуны на Ваших эполетах означают то же самое, что и в мое время. Если угодно.
— Куда Вы меня приглашаете?
— Я возьму на себя смелость предложить Вам членство в нашем Военно-морском Клубе. Кроме Вас, здесь находятся еще несколько джентльменов, которые имели честь служить на флоте. Лорд Хорнблауэр, адмирал*7. Вы должны были о нем слышать. Коммандер Бонд*8 — очень приятный молодой джентльмен, хотя и не вполне соответствует моему представлению о морском офицере. А также…— на его полном лице промелькнуло раздражение — некий капитан-лейтенант Квиг*9, который каким-то образом назначил себя на должность секретаря клуба. Он даже попытался добиться исключения капитана Ахаба*10. Чем он это мотивировал? — Дживс заговорил, сильно гнусавя:— «Как я могу вести свой аккуратный корабль, когда этот чертов китобой топает по палубе своими ножищами? Пора довести до его сведения, что его любимые киты плавают в другой ванне. Я не шучу». Но адмирал — он президент нашего клуба… правда, старейший член клуба — капитан Ной, но он уже почти ничем не интересуется… Так вот, адмирал посоветовался со мной. В результате коммандер Бонд получил задание завербовать одного человека — деятельность, в которой он весьма преуспел. Капитан Ахаб был принят на службу в Королевский флот и тут же комиссован по приказу лорда Хорнблауэра. Теперь у капитана Ахаба, как у офицера Королевского флота, куда больше оснований на членство в клубе — истинно британском обществе — чем у коммандера Квига…