Чандлер Раймонд. Человек, который любил собак

   Я запер его и ушел.
   5
   Из тихого широкого коридора с паркетным полом и ковровой дорожкой посередине белые дубовые перила, плавно изгибаясь, спускались в большой холл первого этажа. Там было несколько закрытых дверей - больших, тяжелых, старомодных. За дверьми ни звука. Я спустился по ковровой дорожке на цыпочках, держась за перила.
   Двери матового стекла вели из холла в вестибюль, откуда был выход на улицу. Когда я спустился, раздался телефонный звонок. За полуотворенной дверью, из которой в полутемный холл падала полоска света, мужской голос заговорил по телефону.
   Я подкрался к двери и, заглянув внутрь, увидел за письменным столом мужчину с телефонной трубкой у уха. Я подождал, пока он повесит трубку, и вошел.
   У него было бледное, костлявое, хмурое лицо, по бокам вытянутого длинного черепа вились зализанные вверх на лысину редкие каштановые волосы. Он вскинул на меня глаза, и рука его метнулась к кнопке на столе.
   Я осклабился и сказал:
   - Лучше не надо, начальник. Я человек отчаянный. Мне терять нечего, - и показал ему дубинку.
   На его губах застыла улыбка мороженой рыбы. Длинные бледные руки шевелились над столом, как две больные бабочки. Одна из них начала медленно продвигаться к боковому ящику стола.
   Он с большим трудом заставил непослушный язык шевельнуться:
   - Вы были очень больны, сэр. Очень серьезно больны. Я бы вам не советовал...
   Я резко стукнул дубинкой по его руке, подкрадывающейся к ящику. Она сжалась, как слизняк на горячем противне. Я сказал:
   - Не болен, начальник, просто нашпигован наркотиками почти до полного маразма. Я хочу выйти отсюда и еще хочу нормального виски. Доставайте.
   Он перебирал пальцами по столу.
   - Меня зовут доктор Сандстрэнд, и здесь частный госпиталь, а не тюрьма.
   - Виски, - заревел я. - Дальше объяснять не надо. Частный дурдом. Неплохая работенка. Виски.
   - В медицинском шкафу, - сказал он, одышливо ловя ртом воздух.
   - Руки за голову.
   - Боюсь, что вы об этом пожалеете.
   Я перегнулся через стол, открыл ящик, к которому безуспешно подкрадывалась его рука, и достал оттуда автоматический пистолет. Я отложил дубинку и, обогнув стол, открыл медицинский шкафчик на стене. В нем стояли пинтовая бутыль бурбона и три стакана. Я взял два. Разлив виски, я протянул ему стакан:
   - Вам первому, начальник.
   - Я... Я не пью. Я абсолютно не переношу алкоголя, - забормотал он.
   Я снова подобрал свою дубинку. Он быстро отхлебнул глоток. Я наблюдал за ним. Кажется, виски ему не повредило. Я понюхал свой стакан и опрокинул его в глотку. Подействовало. Я опрокинул и второй и сунул бутылку в карман пиджака.
   - О'кей, - сказал я. - А теперь колись: кто засунул меня сюда? Давай быстрей, я тороплюсь.
   - По-полиция, разумеется.
   - Какая полиция?
   Плечи его глубже вжались в спинку кресла. Вид у него был больной.
   - Человек по имени Гэлбрейт подписался под жалобой как свидетель. Все строго законно, уверяю вас. Он офицер.
   Я спросил:
   - С каких это пор фараон имеет право подписывать жалобу для оформления в психушку?
   Он ничего не ответил.
   - Кто колол мне наркотики до того, как меня привезли сюда?
   - Этого я не могу знать. Я предполагаю, что препарат действовал уже довольно долго.
   Я потрогал подбородок.
   - Два дня. Им бы следовало пристрелить меня. Меньше возни. Пока, начальник.
   - Если вы выйдете отсюда, - сказал он тонким голосом, - вас тут же арестуют.
   - Ну, за то, что я просто вышел, еще не арестуют, - сказал я мягко.
   Когда я выходил, он все еще держал руки за головой.
   Дверь на улицу была заперта на ключ, задвижку и на цепочку. Но никто, пока я ее отпирал, не пытался остановить меня. Я вышел на старомодное крыльцо, спустился по обсаженной цветами широкой дорожке. В темноте на дереве запел пересмешник. От улицы участок был отгорожен белым деревянным забором. Это был дом на углу Двадцать девятой улицы и Дескансо.
   Я прошел четыре квартала на восток до автобусной остановки. Никто не поднимал тревоги, не было видно и машины, обшаривающей фарами дома. Я спокойно дождался автобуса и поехал в центр города, а там отправился в турецкие бани: парилка, душ Шарко, массаж, бритье и остаток виски.
   После этого я мог есть. Я поел и пошел не в свою гостиницу, зарегистрировался не под своим именем. Местная газета, которую я прочел за следующей бутылкой виски и содовой, известила меня о том, что некий доктор Шарп был найден мертвым в нежилом меблированном доме на Каролина-стрит. Полиция до сих пор ломает голову над этой неразрешимой загадкой, никакого ключа к разгадке найти пока не удалось.
   Дата выхода газеты известила меня о том, что без моего ведома и согласия жизнь мою укоротили на сорок восемь часов с лишним.
   Я лег в постель, заснул, видел кошмарные сны и просыпался в холодном поту. Это были последние симптомы. Утром я встал здоровым человеком.
   6
   Шеф полиции Фулвайдер был приземистый толстяк с беспокойными глазами и рыжими волосами того оттенка, который на солнце кажется ярко-розовым. Он был очень коротко острижен, и розовый череп его просвечивал сквозь розовые волосы. На нем был желто-коричневый фланелевый костюм с накладными карманами и рельефными швами, скроенный так, как не всякий портной сможет скроить фланель.
   Он пожал мне руку, повернулся на стуле и закинул ногу за ногу, демонстрируя мне французские фильдеперсовые носки по три или четыре доллара за пару и толстые английские башмаки орехового цвета, ручная работа, пятнадцать-восемнадцать долларов, и то если по сниженным ценам.
   Я решил, что у него, наверное, жена с деньгами.
   - А, Кармади, - сказал он, по стеклу на столе подвигая к себе мою карточку. - Через два "а", да? По делу к нам сюда приехали?
   - Мелкие неприятности, - сказал я. - Вы можете это уладить, если захотите.
   Он выпятил грудь, махнул розовой рукой и заговорил на полтона ниже:
   - Неприятности, - сказал он. - В нашем городке они случаются нечасто. Город наш маленький, но очень, очень чистый. Вот я смотрю из своего окна на запад и вижу Тихий океан. Что может быть чище? Смотрю на север - бульвар Аргелло и подножия холмов. На восток - чудеснейший маленький деловой центр, самый чистый в мире, а за ним райские кущи ухоженных домиков и садов. На юг - если бы у меня было южное окно - я бы увидел самую чудесную маленькую пристань для яхт, какая только возможна на свете.
   - Свои неприятности я принес с собой, - сказал я. - Вернее, часть другая часть, наверное, прибежала раньше меня. Девушка по имени Изабель Снейр удрала из дому в большом городе, а ее собаку видели здесь. Я разыскал собаку, но люди, у которых она была, решили пойти на любые неприятности, лишь бы заткнуть мне рот.
   - Вот как? - спросил шеф с отсутствующим видом. Его брови поползли на лоб. Я, честно говоря, уже не очень хорошо понимал, кто тут кого водит за нос - я его или он меня.
   - Повернуть бы ключик в двери, а? - сказал он. - Вы все-таки помоложе меня.
   Я встал, повернул ключ, вернулся на место и достал сигарету. За это время на столе у шефа уже очутились бутылка, судя по виду, именно того, что нужно, две стопочки и горсть кардамоновых зерен.
   Мы выпили, и он щелкнул в зубах три или четыре зернышка. Мы жевали кардамон и глядели друг на друга.
   - Ну, давайте выкладывайте, - сказал он. - Теперь я в состоянии воспринимать.
   - Слыхали когда-нибудь про типа по прозвищу Фермер Сейнт?
   - Слыхал ли я! - он грохнул кулаком по столу так, что запрыгали кардамоновые зернышки. - Да на нем висит чуть не сотня дел. Ведь это тот, который чистит банки?
   Я кивнул, стараясь как-нибудь незаметно заглянуть ему в глаза.
   - Он работает вместе с сестрой по имени Диана. Они одеваются по-деревенски и обрабатывают государственные банки в маленьких городках. Отсюда его прозвище - Фермер. За сестрой его тоже много чего есть.
   - Я безусловно хотел бы прибрать к рукам эту парочку, - твердо сказал шеф.
   - Тогда почему же вы, черт побери, этого не сделали? - спросил я.
   Я совру, если скажу, что он стукнулся об потолок, но он разинул рот так широко, что я испугался, как бы его нижняя челюсть не ударилась о коленку. Глаза вылупились, как два печеных яйца. Струйка слюны потекла по жирной складке в уголке рта. Наконец он захлопнул рот с изяществом парового экскаватора.
   Если это была игра, то он был великий актер.
   - Повторите еще раз, - прошептал он.
   Я вынул из кармана сложенную газету, развернул и показал ему колонку.
   - Посмотрите это сообщение об убийстве Шарпа. Ваша местная газета работает из рук вон плохо. Тут говорится, что неизвестный позвонил в департамент, ребята выехали туда и нашли труп в пустом доме. Это чушь собачья. Я там был. Фермер Сейнт с сестрой там был. Ваши ребята были там вместе с нами.
   - Предательство! - завопил он вдруг. - Предатель в департаменте.
   Его лицо стало серым, как мышьяковая липучка для мух. Дрожащей рукой он опрокинул еще две рюмки.
   Теперь была моя очередь щелкать кардамоновые семечки.
   Он опрокинул одним глотком еще стопочку и нашарил на столе коробку селектора. Я уловил фамилию Гэлбрейт. Я пошел и отпер дверь.
   Ждать нам пришлось не очень долго, но шеф успел опрокинуть еще две стопки. Цвет лица его заметно улучшился.
   Тут дверь открылась, и через порог лениво переступили кожаные мокасины того самого рослого рыжего полисмена, который оглушил меня дубинкой. В зубах его торчала трубка, руки в карманах. Он прикрыл плечом дверь и небрежно прислонился к ней спиной.
   Я сказал:
   - Привет, сержант.
   Он взглянул на меня так, словно хотел бы расквасить мне физиономию и сделать это по возможности не торопясь.
   - Значок на стол! - заорал толстый шеф. - Значок! Вы уволены!
   Гэлбрейт подошел к столу, оперся на него локтем и наклонил лицо почти к самому носу шефа.
   - Что за шуточки? - спросил он басом.
   - Фермер Сейнт был у вас в руках, и вы его упустили, - орал шеф. - Вы и этот кретин Дункан. Вы позволили ему ткнуть вас дробовиком в брюхо и смыться. Все. Вы уволены. У вас теперь будет не больше шансов найти работу, чем у маринованной устрицы. Давайте значок!
   - Какого черта вы лезете ко мне с каким-то Сейнтом? Кто это такой? спросил Гэлбрейт равнодушно, выпуская дым в лицо шефу.
   - Он не знает! - рыдающим голосом обратился шеф ко мне. - Он не знает! Вот с каким человеческим материалом мне приходится работать.
   - В каком смысле работать? - небрежно поинтересовался Гэлбрейт.
   Толстый шеф вскочил, словно его ужалила в нос пчела. Он сжал мясистый кулак и двинул Гэлбрейта в челюсть с сокрушительной, по всей видимости, силой. Голова Гэлбрейта откачнулась примерно на полдюйма.
   - Не надо, - сказал он. - А то надорвете пупок, и что тогда будет с департаментом?
   Он оглянулся на меня и снова посмотрел на Фулвайдера:
   - Сказать ему?
   Фулвайдер тоже взглянул на меня, чтобы проверить, какое впечатление произвел спектакль. Рот у меня был разинут, а на лице столько же понимания, сколько у деревенского мальчика на уроке латыни.
   - Ну скажи, - проворчал он, сжимая и разжимая кулак.
   Гэлбрейт закинул толстую ногу на угол стола, выбил трубку, потянулся за бутылкой и налил себе виски в стакан шефа. Он вытер губы и широко осклабился. Рот у него был такой, что дантист мог бы засунуть туда по локоть обе руки.
   - Когда мы с Дунком сунулись в эту малину, - сказал он спокойно, - ты лежал холодненький на полу, а над тобой стоял долговязый тип с дубинкой. Баба стояла у подоконника возле кучи газет. О'кей. Долговязый начинает вешать нам какую-то лапшу на уши, тут где-то позади начинает выть собака, и мы оборачиваемся в ту сторону, а баба в это время вынимает из-под газет двенадцатикалиберный обрез и показывает нам. Что нам оставалось делать? Только постараться быть паиньками. Она не могла промазать, а мы могли. У долговязого в штанах оказались еще пушки, и они связали нас как миленьких и запихали в чулан, а там было достаточно хлороформа, чтобы успокоить кого хочешь без всяких веревок. Потом мы услышали, как они отчалили на двух машинах. Когда мы выбрались, жмурик валялся там один. Так что нам пришлось состряпать эту штуку для газет попристойнее. Никаких новых концов мы до сих пор не нашли. Ну как, вяжется с твоей историей?
   - Неплохо, - сказал я. - Насколько я помню, эта женщина сама звонила в полицию. Но я, конечно, мог ошибиться. Все остальное отлично увязывается с тем, что я лежал оглушенный на полу и ничего больше про это не знаю.
   Гэлбрейт посмотрел на меня довольно злобно. Шеф разглядывал свой большой палец.
   - Я пришел в себя в частном дурдоме, где лечат наркотиками и виски, на Двадцать девятой улице, - сказал я. - Хозяина зовут Сандстрэнд. Они накачали меня до такой степени, что я думал, будто я любимый десятицентовик Рокфеллера, и все старался прыгнуть орлом вверх.
   - А, этот Сандстрэнд, - задумчиво произнес Гэлбрейт. - Этот тип давно уже зудит у нас как блоха в штанах. Может, мы сходим и дадим ему в морду, шеф?
   - Ясно, что это Фермер Сейнт отправил туда Кармади, - задумчиво произнес Фулвайдер. - Значит, у них должна быть какая-то связь. Я думаю, вам, пожалуй, стоит съездить. И возьмите с собой Кармади. Как, хотите туда прокатиться? - спросил он меня.
   - Неужто нет? - откликнулся я с энтузиазмом.
   Гэлбрейт посмотрел на бутылку. Он проговорил осторожно:
   - За этого Сейнта и его сестру объявлено по куску вознаграждения. Если мы их возьмем, как будем делить?
   - Я не в счет, - сказал я. - Я на твердом жалованье с покрытием всех расходов.
   Гэлбрейт снова осклабился. Он качался на каблуках, и ухмылка его излучала самое густое дружелюбие.
   - Ладненько. Машина ваша у нас в гараже внизу. Насчет нее нам позвонил какой-то япошка. Поедем на ней - мы с вами вдвоем.
   - Может, вам нужна помощь, Гэл, - неуверенно пробурчал шеф.
   - М-м-м. Нас с ним вдвоем и так целая куча. Он крутой мальчик, иначе бы он тут сейчас не разгуливал.
   - Отлично, - радостно сказал шеф. - Еще по маленькой на дорожку.
   Но он все еще был не в своей тарелке. Он забыл про свой кардамон.
   7
   При дневном свете это было приятное место. Под окнами густо цвели кремово-желтые бегонии, анютины глазки большим круглым ковром устилали подножие акации. Алая вьющаяся роза на шпалере закрывала одну сторону дома, а с другой стороны, у стены гаража, нежно щебетали среди душистого горошка бронзово-зеленые колибри.
   Можно было подумать, что здесь живет какая-нибудь состоятельная пожилая пара, приехавшая к океану только для того, чтобы получить на старости лет как можно больше солнца.
   Гэлбрейт сплюнул на подножку моей машины, выбил свою трубку, распахнул калитку и, поднявшись по дорожке, прижал большим пальцем медную кнопку звонка.
   Мы подождали. В двери приоткрылось окошко, и длинное желтое лицо санитарки выглянуло к нам из-под крахмального чепчика.
   - Открывайте, полиция, - прорычал Гэлбрейт.
   Лязгнула цепочка, отодвинулась задвижка. Дверь отворилась. За ней стояла санитарка шести футов росту, с длинными руками и огромными кистями идеальный подручный палача. Вдруг с ее лицом что-то случилось - я не сразу сообразил, что это была улыбка.
   - Да это же мистер Гэлбрейт, - прощебетала она высоким и в то же время гортанным голосом. - Как поживаете, мистер Гэлбрейт? Желаете видеть доктора?
   - Ага, и сию минуту, - проворчал рослый полисмен, протискиваясь позади нее.
   Мы прошли в холл. Дверь офиса была закрыта. Гэлбрейт толкнул ее. Я стоял за его спиной, а за моей все еще чирикала огромная санитарка.
   Абсолютно непьющий доктор Сандстрэнд освежался с утра пораньше из новенькой литровой бутылки виски. Его редкие, мокрые от пота волосы колечками прилипли к вискам, а на костлявой маске лица появилось, кажется, много новых морщин, которых еще не было вчера вечером.
   Он поспешно отдернул руку от бутылки и одарил нас своей чарующей улыбкой мороженой рыбы. Он заметно нервничал и поэтому заговорил с нами возбужденно:
   - В чем дело? В чем дело? Я, кажется, распорядился...
   - Э, уймитесь, - сказал Гэлбрейт и плюхнулся на стул напротив доктора. - Катись, сестра.
   Санитарка еще что-то прочирикала и вышла. Дверь закрылась. Доктор Сандстрэнд разглядывал мое лицо. Вид у него был не очень счастливый.
   Гэлбрейт, поставив оба локтя на стол, подпирал кулаками свою выдающуюся челюсть. Он не сводил неподвижного ядовитого взгляда с сидевшего как на иголках доктора.
   Прошло, кажется, ужасно много времени, пока он не сказал почти нежно:
   - Где Фермер Сейнт?
   Доктор выпучил глаза. Его кадык так и запрыгал над воротом халата. Судя по его зеленоватым глазам, у него начиналось разлитие желчи.
   - Не виляй! - загремел Гэлбрейт. - Нам все известно насчет ваших больничных делишек. Завели тут убежище для уголовников, приторговывая наркотиками и бабами. Но на этот раз вы пересолили, когда упрятали сюда этого сыщика из большого города. Тут вам не помогут выпутаться даже ваши тамошние покровители. Ну давайте, где Сейнт? И где эта девчонка?
   Мне казалось, что я вроде бы ни разу не упоминал при Гэлбрейте об Изабель Снейр - если он имел в виду эту девчонку.
   Рука доктора Сандстрэнда блуждала по столу. Он и раньше заметно нервничал, но теперь неподдельное изумление парализовало его окончательно.
   - Где они? - снова заорал Гэлбрейт.
   Большая дверь отворилась, и на пороге опять появилась санитарка-великанша.
   - Пациенты, мистер Гэлбрейт. Пожалуйста, не забывайте о пациентах, мистер Гэлбрейт.
   - Проваливай, - бросил ей Гэлбрейт через плечо, не оборачиваясь.
   Она осталась стоять у двери. Сандстрэнд наконец обрел голос. Впрочем, это был не голос, а лишь слабый его отзвук. Он сказал еле слышно:
   - Как будто вы не знаете.
   Тут рука его молниеносно метнулась к карману халата и назад, поблескивая дулом револьвера. Гэлбрейта сдуло со стула в сторону. Доктор выстрелил в него дважды и дважды промазал. Я взялся за пистолет, но не стал вынимать его. Гэлбрейт, лежа на полу, смеялся. Правая рука его пошарила под мышкой и вынырнула оттуда с люгером, похожим на мой. В ту же секунду раздался выстрел.
   Длинное лицо доктора не изменилось. Я не увидел, куда попала пуля. Голова его стала наклоняться вперед и ударилась о крышку стола, пистолет с грохотом свалился на пол. Он лежал лицом на столе и не шевелился.
   Гэлбрейт направил свою пушку на меня и поднялся с пола. Я снова посмотрел на пистолет. Теперь я был уверен, что он мой.
   - Замечательный способ получить информацию, - заметил я, ни к кому в особенности не обращаясь.
   - Убери руки, сыщик. Ты в эту игру не играешь.
   Я убрал руки.
   - Неглупо, - сказал я. - Я полагаю, всю сцену разыграли только для того, чтобы убрать дока.
   - Он стрелял первым, разве нет?
   - У-ту, - согласился я вяло. - Он стрелял первым.
   Санитарка бочком пробиралась вдоль стены в мою сторону. С того момента, как Сандстрэнд потянулся к пистолету, она не издала ни звука. Теперь она уже почти поравнялась со мной. Слишком поздно я вдруг увидел, как сверкнули костяшки ее увесистого кулака. Увидел, что рука ее густо заросла волосами.
   Я увернулся, но недостаточно быстро. Сокрушительный удар, казалось, расколол мою голову пополам. Меня отшвырнуло к стене, колени наполнились водой, а мозг изо всех сил старался удержать правую руку в кармане, не давая ей выхватить пистолет.
   Я выпрямился. Гэлбрейт выжидательно косился на меня.
   - Не слишком ловко вышло, - сказал я. - Мой люгер все еще у тебя. Постановочка немножко не удалась, а?
   - Я смотрю, ты просек, в чем дело, сыщик?
   В наступившей паузе раздался визгливый голос санитарки:
   - Бог ты мой, у этого парня башка как слоновья нога. Я об нее весь кулак себе разбил к чертям собачьим.
   В маленьких глазках Гэлбрейта стояла смерть.
   - Что там наверху? - спросил он санитарку.
   - Вчера ночью оттуда убрали всех. Что, может, стукнуть его еще разок?
   - Зачем? Он ведь не стал хвататься за пушку. Он не по зубам тебе, детка. Пусть покушает свинца.
   Я сказал:
   - На такой работе вам надо бы брить детку два раза в день.
   Санитарка ухмыльнулась и сдвинула накрахмаленный чепчик с длинным белокурым париком набекрень. Из-под белого халата она, точнее, он достал пистолет.
   Гэлбрейт сказал:
   - Это была самозащита, ясно? Ты стал ссориться с доком, но он стрелял первым. Веди себя смирно, и мы с Дунком так это и запомним.
   Левой рукой я почесал подбородок.
   - Послушай, сержант. Я не хуже других понимаю шутки. В том доме на Каролина-стрит ты жахнул меня дубинкой и не стал об этом рассказывать. И я тоже не стал. Я решил, что у тебя были на то причины и что в свое время ты мне о них расскажешь. Я, может, и сам догадываюсь, что это за причины. Я думаю, ты знаешь, где Сейнт, или можешь узнать. А Сейнт знает, где эта девочка Снейр, потому что у него была ее собака. Давай договоримся так, чтобы каждый из нас получил то, что ему надо.
   - Мы уже получили, что хотели, болван. Я обещал доку, что привезу тебя назад и дам ему поиграть с тобой. Я оставил тут Дунка, одетого санитаркой, чтобы он помог доку с тобой управиться. Но на самом деле мы хотели управиться с ним.
   - Ясно, - сказал я. - А что же получаю от этого я?
   - Ну, может, поживешь чуть подольше.
   Я сказал:
   - Ага. Ты только не подумай, что я тебя разыгрываю, но взгляни на окошко в стене позади тебя.
   Гэлбрейт не пошевелился и ни на секунду не отвел от меня глаз. Довольная ухмылка скривила его губы.
   Дункан, актер на дамские роли, глянул - и заорал не своим голосом.
   Маленькое квадратное закрашенное окошко высоко в углу задней стены комнаты распахнулось совершенно бесшумно. Я смотрел туда, мимо Гэлбрейтова уха, прямо в черное дуло автомата на подоконнике, в жесткие черные глаза позади него.
   Голос, который, когда я слышал его в последний раз, успокаивал собаку, произнес:
   - Как насчет того, чтобы бросить железку, сестренка? А ты, у стола, клешни вверх!
   8
   Верзила-полицейский задохнулся. Потом лицо его словно окаменело. Он стремительно развернулся, и люгер громко, резко кашлянул - один раз.
   Я упал на пол в тот момент, когда автомат дал короткую очередь. Гэлбрейт скорчился у стола и рухнул на пол, странно вывернув ноги. Из носа и изо рта его выступила кровь.
   Полицейский в халате санитарки стал бледнее накрахмаленного чепчика. Его пистолет отскочил в сторону, а руки пытались уцепиться за потолок.
   Наступила невероятная, оглушительная тишина. Воняло пороховым дымом. Фермер Сейнт заговорил, обращаясь со своего насеста у окошка к кому-то в саду.
   Где-то громко открыли и захлопнули дверь, кто-то пробежал по холлу. Дверь нашей комнаты широко распахнулась. Вошла Диана Сейнт с парой автоматических пистолетов. Высокая, красивая женщина, изящная и смуглая, с распущенными черными волосами, две тонкие руки в перчатках держали по пистолету.
   Я поднялся с пола, подняв вверх обе руки. Она обратилась к Сейнту, не глядя в его сторону:
   - О'кей, Джерри. Я их подержу.
   Голова, плечи и автомат Сейнта исчезли из оконного проема, остались только синее небо и тонкие, редкие ветви какого-то высокого дерева.
   Послышался тяжелый стук - это прыгнули с лестницы на деревянное крыльцо. Теперь нас было в комнате пять статуй, из них две опрокинутые.
   Кому-то надо было двинуться с места. Ситуация требовала еще двух трупов. У Сейнта не было другого выхода. Ему нужно было чисто убрать за собой.
   Мой трюк не сработал первый раз, когда он не был трюком. Я решил попробовать еще раз, когда он уже им был. Я взглянул поверх плеча женщины, растянул на лице зверскую ухмылку и сказал хрипло:
   - Привет, Майк. Как раз вовремя.
   Я, конечно, не обманул ее, но зато вывел из себя. Она напряглась и выстрелила в меня из правого пистолета. Для женщины пистолет был великоват отдача заставила руку дрогнуть. Вместе с ней дрогнула и вторая. Я не заметил, куда попала пуля. Я бросился под пистолеты.
   Плечом я ударил ее в бедро. Она качнулась назад и стукнулась головой о косяк двери. Я довольно-таки нелюбезно вышиб пистолеты у нее из рук, захлопнул дверь и дотянулся до ключа. Повернув его, я поскорее отполз от острого высокого каблука, норовившего прикончить то, что оставалось от моего искромсанного носа.
   Дункан сказал:
   - Класс! - и потянулся к своему валявшемуся на полу пистолету.
   - Карауль вот то окошко, если тебе не надоело жить, - заорал я на него.
   Я уже обогнул стол и тащил из-под мертвого доктора Сандстрэнда телефон, тащил его как можно дальше в сторону от двери, насколько позволял провод. Я улегся на пол и, лежа на животе, принялся набирать номер.
   При виде телефона глаза Дианы ожили. Она хрипло завизжала:
   - Они поймали меня, Джерри! Они меня поймали!
   Автоматные очереди начали разносить дверь, пока я ревел и рычал в ухо сонному дежурному сержанту.
   Куски штукатурки и дерева летали, как кулаки на ирландской свадьбе. Тело доктора Сандстрэнда тряслось от попадавших в него пуль, словно его оживила свинцовая лихорадка. Я отшвырнул телефон, подобрал Дианины пистолеты и подкрался сбоку к двери. Сквозь широкую щель виднелась ткань. Я в нее выстрелил.
   Что делал Дункан, я не видел. Через секунду я это узнал. Пуля, которая не могла влететь через дверь, пробила наискосок подбородок Дианы. Она снова упала на пол и больше уже не поднималась.
   Другая пуля, которая не могла влететь через дверь, приподняла мою шляпу. Я покатился по полу и заорал на Дункана. Дуло его пистолета, следуя за мной, медленно описывало дугу. Изо рта его вырывалось звериное рычание. Я снова заорал.
   Вдруг четыре круглых красных пятна прочертили на белом халате санитарки косую линию на уровне груди. Они успели расползтись даже за то очень короткое время, пока Дункан падал.