Я встал, оттолкнул от себя стул, медленно прошелся по комнате и остановился, глядя на жемчуг. Самая крупная бусина была, вероятно, треть дюйма диаметром. Все жемчужины чисто белые, переливчатые, налитые. Я медленно поднял ожерелье со столика. На ощупь жемчуг был тяжелый, гладкий, нежный.
   – Красота, – сказал я. – Сколько из-за них беды. Да, теперь я все расскажу. Они стоят, наверное, кучу денег. За моей спиной засмеялся Ибарра.
   – Около ста долларов, – сказал он. – Отличная подделка, но все-таки подделка.
   Я снова приподнял нитку. Коперник злорадно пожирал меня стеклянными глазами.
   – А ты откуда знаешь? – спросил я.
   – Разбираюсь в жемчуге, – ответил Ибарра. – Эти вот хорошего качества – женщины часто такие заказывают для подмены настоящих. Но они скользкие, как стекло. Настоящие жемчужины шероховатые – попробуй сам на зуб.
   Я прикусил две-три бусины и подвигал зубами – взад-вперед, потом вбок.
   Они были твердые и скользкие.
   – Вот так. Очень хорошие, – повторил Ибарра. – На них даже есть выпуклости и плоские места, как на настоящих.
   – А такие же настоящие – стоили бы они пятнадцать тысяч? – спросил я.
   – Возможно. Трудно сказать. Зависит от качества.
   – Ловкач был этот Уолдо, – заметил я.
   Коперник вскочил, но я не заметил, как он размахнулся. Я все еще смотрел на жемчуг. Удар кулаком пришелся мне по лицу, сбоку, там, где коренные зубы. Я сразу ощутил вкус крови. Пошатнулся и притворился, что удар сильнее, чем на самом деле.
   – Садись и рассказывай, сволочь! – прошипел Коперник.
   Я сел, прижав к щеке платок. Полизал ранку во рту. Потом встал, пошел и подобрал сигарету, которую он вышиб. Раздавил ее в пепельнице и снова сел.
   Ибарра продолжал подпиливать ногти. На бровях у Коперника, ближе к переносице, виднелись капельки пота.
   – Вы нашли бусы в машине Уолдо, – сказал я, глядя на Ибарру. – А бумаги какие-нибудь там были? Ибарра покачал головой, не поднимая глаз.
   – Тебе, пожалуй, поверю, – сказал я. – Ну, так вот. Я в жизни раньше не видел Уолдо, пока он не вошел сегодня в бар и не спросил про женщину. Я ничего от вас не скрывал. Когда я вернулся домой и вышел из лифта, эта женщина в набивном жакете «фигаро», широкополой шляпе и синем платье из шелкового крепа – все, как он описал – ждала лифт у меня на площадке. Мне она показалась порядочной.
   Коперник издевательски хохотнул. Мне это было все равно. Я его уже прижал к ногтю. Надо было только, чтобы он это осознал. Сейчас, очень скоро, осознает.
   – Я знал, с чем ей придется столкнуться, если ее вызовут свидетелем в полицию, – продолжал я. – И подозревал, что тут дело нечистое. Но ни на минуту не думал, что она к этому имеет отношение. Просто славная женщина попала в беду – к тому же сама она этого даже не понимала. Я привел ее сюда. Она навела на меня пистолет. Но стрелять не собиралась.
   Коперник внезапно выпрямился и стал облизывать губы. Лицо у него окаменело и стало похоже на сырой серый камень. Он не проронил ни звука.
   – Уолдо раньше служил у нее шофером, – продолжал я. – Звали его тогда Джозеф Котс. Ее зовут миссис Фрэнк Барсали. Ее муж – крупный инженер-гидроэлектрик. Эти жемчуга ей подарил любимый человек, а она сказала мужу, что это дешевая подделка из универмага. Уолдо как-то все разнюхал и, когда Барсали вернулся из Южной Америки и выгнал его за слишком смазливую морду, прихватил жемчуг с собой.
   Ибарра внезапно поднял голову, блеснули зубы.
   – То есть он не знал, что жемчуг поддельный?
   – Я думал, что он сбыл настоящее ожерелье и подменил его фальшивым,сказал я. Ибарра кивнул.
   – Возможно.
   – Он прихватил и еще кое-что, – сказал я. – Бумаги из портфеля у Барсали, из которых ясно, что он содержит любовницу в Брентвуде. Уолдо шантажировал обоих – мужа и жену, а они ничего не знали друг о друге. Это понятно?
   – Понятно, – процедил Коперник хрипло, еле разжав губы. Лицо у него было по-прежнему, как сырой серый камень. – Валяй дальше, черт бы тебя побрал.
   – Уолдо их не боялся, – сказал я. – Не скрывал, где живет. Это было глупо, но, раз уж он пошел на риск, избавляло от лишних хлопот. Сегодня миссис Барсали приехала сюда, чтобы выкупить свой жемчуг за пять тысяч.
   Она не нашла Уолдо. Поднялась к нему в квартиру, а потом этажом выше, чтобы спуститься на лифте. Женское представление о конспирации. Так мы и встретились. Я привел ее к себе. Она-то и была в гардеробной, когда явился Эл Тессилоре, чтобы убрать свидетеля. – Я указал на дверь в гардеробную. – Она вышла со своим пистолетиком, ткнула его Элу в спину и спасла мне жизнь.
   Коперник не шелохнулся. В лице у него появилось что-то жуткое. Ибарра вложил пилку в кожаный футлярчик и медленно засунул его в карман.
   – Это все? – мягко спросил он. Я кивнул.
   – И вот что еще – она назвала мне номер квартиры Уолдо, и я отправился туда искать жемчуг. А нашел мертвеца. В кармане у него был футляр из магазина «Паккард» с новыми ключами от машины. А на улице я нашел этот «паккард» и отвез его владельцу. Любовнице Барсали. Барсали послал сюда своего дружка из клуба «Спецциа» кое-что выкупить, а тот попытался это сделать не за деньги, которые ему дал Барсали, а с помощью пушки. Но тут Уолдо его обскакал.
   – Это все? – тихо спросил Ибарра.
   – Все, – ответил я, зализывая изнутри пораненную щеку.
   Ибарра задумчиво осведомился:
   – Что нужно тебе?
   Лицо Коперника исказилось, и он хлопнул себя по длинной твердой ляжке.
   – Ну и молодец этот парень, – пролаял он. – Покупается на бабу и нарушает все до единого законы – а ты спрашиваешь, чего ему нужно! Я ему выдам, что положено, итальяшка!
   Ибарра медленно повернул голову и взглянул на него.
   – Не думаю, – сказал он. – Ты ему можешь выдать только справку о состоянии здоровья, а в придачу все, чего он захочет. Он преподал тебе урок полицейской работы.
   Коперник молча застыл на целую минуту. Никто из нас не шевелился. Потом Коперник подался вперед, и пиджак у него распахнулся. Из кобуры под мышкой выглядывала рукоятка служебного пистолета.
   – Так что тебе нужно? – спросил он меня.
   – То, что лежит на столе. Жакет, шляпа и поддельный жемчуг. И чтобы некоторые фамилии не попали в газеты. Много я прошу?
   – Да, много, – сказал Коперник почти ласково. Он качнулся вбок, и пистолет сам собой вскочил ему в руку. Он уперся локтем в бедро и направил пистолет мне в живот.
   А мне нужно, чтобы ты получил пулю в брюхо при сопротивлении аресту,сообщил он. – Мне это нужно из-за моего рапорта о том, как я задержал Эла Тессилоре. Из-за моих фотографий, которые напечатаны в утренних газетах. Мне нужно, чтобы ты не дожил до того дня, когда тебе вздумается над этим позубоскалить.
   Во рту у меня внезапно стало жарко и сухо. Издали доносились порывы ветра. Они звучали как пушечные выстрелы.
   Ибарра поерзал ногами по полу и холодно сказал:
   – Оба твоих дела теперь закрыты, лейтенант. Все, о чем тебя за это просят – оставить здесь это барахло и не называть газетчикам кое-каких имен.
   То есть не называть их окружному прокурору. Если он все же их узнает, тебе будет плохо.
   Коперник сказал:
   – Мне больше нравится по-другому. – Пистолет, отливавший синевой, не шелохнулся у него в руке. – И можешь молиться богу, если ты меня продашь.
   Ибарра заметил:
   – Если найдут эту женщину, выяснится, что ты подал фальшивый рапорт и обманул собственного напарника. Через неделю в полиции твое имя и вспоминать-то перестанут – от него всех будет тошнить.
   Раздался щелчок взведенного курка, и я увидел, как палец Коперника скользнул на спусковой крючок.
   Ибарра встал. Пистолет метнулся в его сторону. Он произнес:
   – Сейчас увидишь, какие трусы итальяшки. А ну-ка, спрячь пушку, слышишь, Сэм.
   Он двинулся вперед. Сделал четыре ровных шага. Коперник сидел не дыша, словно каменная статуя.
   Ибарра сделал еще шаг, и внезапно пистолет затрясся.
   Ибарра спокойно сказал;
   – Убери его, Сэм. Не теряй голову, и все останется как было. Потеряешь – сам себя угробишь.
   Он сделал еще шаг. Коперник разинул рот, глотнул воздуха и сразу обмяк в кресле, словно его ударили по голове. Глаза у него закатились.
   Ибарра так быстро выхватил у него пистолет, что я не уследил, и отступил назад, держа оружие в опущенной руке.
   – Это все из-за ветра, Сэм. Забудем об этом, – произнес он все тем же ровным, даже учтивым тоном.
   Плечи у Коперника дрогнули, и он зарылся лицом в ладони.
   – Ладно, – промычал он сквозь пальцы. Ибарра неслышно пересек комнату и открыл дверь. Он лениво посмотрел на меня из-под опущенных век.
   – Я бы тоже все сделал для женщины, которая спасла мне жизнь, – сказал он. – Верю в твою байку, но, как полицейскому, она, конечно, мне не нравится.
   Я ответил:
   – Человечка, повешенного на кровати, зовут Леон Валесанос. Он был крупье в клубе «Спецциа».
   – Спасибо, – откликнулся Ибарра. – Пошли, Сэм.
   Коперник тяжело поднялся, прошел по комнате и исчез за дверью. Ибарра переступил вслед за ним через порог и стал закрывать дверь.
   Я сказал ему:
   – Подожди-ка.
   Он медленно повернул голову, держась левой рукой за дверь. В правой у него болтался синеватый пистолет.
   – Я это сделал не ради денег, – сказал я. – Барсали живут на Фремонт-плейс, дом 212. Можешь отяезти ей жемчуг. Если имя Барсали не попадет в газеты, я получу пять сотен. Они пойдут в Фонд полиции. Не такой уж я хитрый, как ты думаешь. Просто так все вышло – а у тебя напарник оказался сволочью.
   Ибарра взглянул издали на жемчуг, лежавший на столике. Глаза у него блеснули.
   – Сам забирай ожерелье, – сказал он. – Пять сотенных – это неплохо. Фонду пригодятся.
   Он тихо прикрыл дверь, и через секунду я услышал, как хлопнула дверца лифта.

Глава 7

   Я открыл окно, высунул голову наружу и посмотрел, как отъезжает полицейская машина. Ветер не унимался. Со стены упала картинка, со столика скатились две шахматные фигуры. Жакет «фигаро» Лолы Барсали затрепетал на сквозняке.
   Я сходил в кухню, выпил виски, вернулся в гостиную и позвонил ей, несмотря на поздний час.
   Она подошла к телефону сама, очень быстро. Голос был совсем не сонный.
   – Это Марлоу, – сказал я. – У вас все в порядке?
   – Да... да, – отвечала она. – Я одна.
   – Я тут кое-что нашел, – сообщил я. – Вернее, не я, а полиция. Но ваш брюнетик вас надул. У меня лежит нитка жемчуга. Он поддельный. Наверное, Уолдо продал настоящий, а для вас заказал фальшивый, с той же застежкой.
   Она долго молчала. Потом тихонько спросила:
   – Его нашла полиция?
   – Да, в машине Уолдо. Но они никому не скажут. Мы заключили сделку.
   Загляните утром в газеты ? поймете какую.
   – Больше, наверное, не о чем говорить, – сказала она. – Можно мне получить застежку?
   – Да. Можете встретиться со мной завтра в четыре часа, в баре клуба «Эсквайр»?
   – Вы в самом деле очень добры, – произнесла она устало. – Могу. Фрэнк все еще на совещании.
   – Ох уж эти совещания, – заметил я, и мы попрощались.
   Я позвонил по номеру, который дал мне Барсали. Он был все еще там, у мисс Колченко.
   – Утром можете послать мне чек на пятьсот долларов – сообщил я ему.Если хотите, укажите, что это в Фонд помощи полиции. Деньги пойдут туда.
   Коперник попал в утренние газеты на третью полосу – два фото и целых полстолбца текста. Смуглый человечек из квартиры 31 не попал в газеты вовсе.
   У Ассоциации домовладельцев тоже есть хорошие связи.
   Я вышел на улицу после завтрака. Ветер внезапно стих. Было прохладно, слегка туманно. Небо было низкое и серое. Я доехал до бульвара, нашел лучший ювелирный магазин и выложил нитку жемчуга на черный бархат под голубоватой лампой дневного света. Человек в тугом воротничке и полосатых брюках бросил на нее равнодушный взгляд.
   – Ваше мнение? – осведомился я.
   – Извините, сэр. Не оцениваем. Могу дать адрес оценщика.
   – Не разыгрывайте меня, – сказал я. – Это подделка. Он поправил лампу, наклонился и повертел бусы в пальцах.
   – Мне нужна точно такая нитка, с этой застежкой, срочно, – сказал я.
   – Как это – точно такая? – Он не поднял головы. – Это все-таки богемское стекло.
   – О'кей, можете вы сделать дубликат? Он покачал головой и отодвинул бархатную подставку, словно боялся запачкаться.
   – Месяца за три. У нас в стране такого стекла не выдувают. Если хотите точно такое – по крайней мере три месяца. А наша фирма вообще этим не занимается.
   – Разборчивая у вас фирма, – сказал я. Под его черный рукав я подсунул свою визитную карточку. – Давайте адрес, где сделают – пусть не точно такое, но поскорее.
   Он пожал плечами, ушел с карточкой, через пять минут вернулся и отдал ее обратно. На обороте было что-то написано.
   Лавка старьевщика находилась на Мелроуз-авеню. Чего только не было в ее витрине; детская складная коляска и французский охотничий рог, перламутровый лорнет в выцветшем плюшевом футляре и шестизарядный револьвер сорок четвертого калибра, какие все еще изготовляют для полисменов с Запада, чьи деды были рисковыми парнями.
   Старик левантинец был при ермолке, двух парах очков и окладистой бороде. Он обследовал жемчуг, грустно кивнул и заявил:
   – За двадцать долларов почти такие же. Не совсем такие, вы же понимаете. Стекло будет похуже.
   – Как они будут смотреться?
   Он развел крепкими сильными руками.
   – Скажу вам правду. Даже младенец, и тот разберется.
   – Делайте, – велел я. – С этой же застежкой. А эти мне вернете.
   – Через два часа, – обещал он.
* * *
   Леон Валесанос, смуглый маленький уругваец, попал в дневные газеты. Его нашли повешенным в квартире, номер которой не указывался. Полиция начала расследование.
   В четыре часа я вошел в длинный прохладный бар клуба «Эсквайр» и нашел кабинку, где в одиночестве сидела женщина. На ней была шляпа вроде мелкой обеденной тарелки с очень широкими краями, коричневый костюм, строгая блузка мужского покроя, галстук.
   Я сел рядом.
   Она взглянула на меня усталыми темными глазами. В руках она вертела тонкий стакан, от которого пахло мятой.
   – Спасибо. – Она была очень бледна.
   Я заказал виски с содовой, официант отошел.
   – Читали газеты?
   – Да.
   – Теперь поняли насчет этого Коперника, который украл ваш эстрадный номер? Вот почему они ничего не изменили в его рассказе и не вызвали вас.
   – Теперь это уже не важно, – сказала она. – Все равно, спасибо вам.
   Можно... можно мне на них посмотреть?
   В кармане я вытащил нитку жемчуга из папиросной бумаги и подвинул к ней через стол. Серебряная застежка-пропеллер блеснула в свете бра. Блеснул и бриллиантик. Жемчужины были тусклые, как белое мыло. Они даже по размеру не совпадали.
   – Вы были правы, – безжизненно сказала она. – Это не мой жемчуг.
   Подошел официант с моим виски, и она ловко прикрыла ожерелье сумкой.
   Когда он отошел, она еще раз медленно перебрала жемчужины, уронила в сумку и улыбнулась мне сухой и вялой улыбкой.
   Я встал и крепко уперся рукой в стол.
   – Я сделаю, как вы сказали – оставлю себе застежку. Я медленно произнес:
   – Вы ничего обо мне не знаете. Вчера вы спасли мне жизнь, и между нами что-то возникло, но всего на секунду. Вы по-прежнему ничего обо мне не знаете. В полицейском управлении есть сыщик по имени Ибарра, симпатичный мексиканец, который нашел жемчуг в чемодане Уолдо. Это на случай, если вы захотите проверить...
   Она ответила:
   – Не говорите глупостей. Все кончено. Это было просто воспоминание. Я слишком молода, чтобы жить воспоминаниями. Может быть, все к лучшему. Я любила Стэна Филипса, но его нет... давно нет.
   Я смотрел на нее не отвечая.
   Она спокойно добавила:
   – Утром муж сообщил мне одну новость. Нам придется расстаться. Так что у меня сегодня мало поводов для веселья.
   – Мне очень жаль, – неуклюже произнес я. – Что здесь скажешь. Может быть, мы еще увидимся. Может быть, и нет. Я не вашего круга. Желаю удачи.
   Я встал. Мы посмотрели друг на друга.
   – Вы не притронулись к своему виски, – сказала она.
   – Выпейте вы. А то от этого мятного пойла вам станет плохо.
   Я постоял еще немного, положил руку на стол.
   – Если у вас будут неприятности, – сказал я, – дайте мне знать.
   Я вышел из бара, не оглянувшись, сел в машину и поехал по Сансет-бульвару к океану. Кругом в садах было полно почерневшей, увядшей листвы и цветов, сожженных горячим ветром.
   Океан был спокоен. Я доехал почти до Малибу, остановился, вышел из машины и сел на большой камень. Прилив только начался. Пахло водорослями. Я посидел, глядя на воду, потом достал из кармана нитку поддельного жемчуга из богемского стекла, отрезал узелок на конце, и жемчужины по одной соскользнули с нитки.
   Держа их в левой руке, я еще немного посидел и подумал. Думать, собственно, было не о чем. Я и так все знал.
   – Посвящается памяти мистера Стэна Филипса, – сказал я вслух. – Любителя пускать пыль в глаза.
   Я стал швырять жемчужины одну за другой в чаек, качавшихся на волнах.
   Они погружались в воду с всплесками, и чайки взмывали в воздух и пикировали на расходящиеся круги.