Страница:
Я обошел постамент, раздвинул кусты и взглянул сверху на индейца.
Его широкие грубые руки лежали по бокам – такие большие, бессильные и ненужные. В сальных черных волосах застряли кусочки глины, сухие листья и колючки. На коричневых щеках играли солнечные блики. Пятно спекшейся крови на животе уже облюбовали мухи. Глаза у него, как и у всех других – мне пришлось видеть их слишком много – глядели открыто, ясно, но игры за ними уже не было.
Он был опять в своем комическом костюме, рядом валялась засаленная шляпа, и подкладка ее все так же торчала наружу. Но он больше не казался ни смешным, ни грубым, ни противным. Он был всего лишь бедным простофилей, который так до самого конца и не узнал, вокруг чего заварилась вся эта каша.
Разумеется, это я его убил. Выстрелы, которые я слышал проваливаясь, были мои собственные, из моего пистолета.
Но, ощупав свою одежду и вывернув все карманы, пистолета я не нашел. Двух оставшихся карточек Сукесяна тоже не было. Все остальное оказалось на месте. По отпечаткам колес я дошел до проселочной дороги с глубоко врезавшимися колеями, и по ней спустился с холма. Далеко внизу проносились машины, солнечный свет мгновенно загорался и гас на их ветровых стеклах и фарах. Там же внизу виднелась заправочная станция и несколько домиков. А дальше – бескрайняя синева моря, молы, длинный изгиб береговой линии к мысу Фирмин. Сквозь знойную дымку я не мог разглядеть остров Каталина.
Судя по всему, людям, с которыми я имел дело, нравилось работать именно в этих местах.
Мне понадобилось примерно полчаса, чтобы добраться до заправочной станции. По телефону я заказал такси и сидел, дожидаясь, пока оно доберется сюда с Санта-Моники, а потом отправился к себе на квартиру в Бергленд – это три квартала за моей конторой. Там я переоделся, сунул в кобуру свой последний пистолет и сел к телефону.
Сукесяна не было дома. Трубку никто не брал. Кэрол Прайд тоже не было. Впрочем, я и не ожидал ее застать – она, вероятно, пила сейчас чай в компании миссис Филип Кортни Прендергаст. Но Главное полицейское управление сняло трубку, и Ревис оказался еще на работе. Судя по всему, он не слишком обрадовался, услышав мой голос.
– Есть что-нибудь новое об убийстве Линдли Пола? – спросил я лейтенанта.
– Мне кажется, я вам говорил, чтобы вы выбросили это дело из головы. Если нет, то я говорю вам это сейчас, – в голосе его звучала угроза.
– Да нет, вы действительно мне говорили. Но оно не идет у меня из головы. Я, знаете ли, люблю чистую работу. Я думаю, это сделал ее муж.
Он с минуту помолчал и спросил:
– Чей муж, мистер Всезнайка?
– Ну, естественно, муж этой вертихвостки, которая потеряла жадеитовые бусы.
– И вам, конечно, срочно понадобилось разнюхивать своим длинным носом, как ее зовут?
– Да нет, – сказал я, – оно как-то само приплыло мне в руки. Мне оставалось только принять его к сведению.
Он снова замолчал. На сей раз пауза длилась так долго, что я смог прослушать пару объявлений насчет украденных машин, которые читали по висевшему у него на стене в Управлении громкоговорителю.
Потом он заговорил, ровно и отчетливо выговаривая каждую букву:
– Слушай, сыщик, я хочу продать тебе отличную идею. Может, ты ее и купишь. Она даст тебе, по крайней мере, море душевного покоя. Так вот, в один прекрасный день Полицейское управление выдало тебе лицензию, а шериф выдал значок. Любой капитан при исполнении может отобрать у тебя и то и другое в течение суток по первой же жалобе, какая на тебя поступит. Может, даже и лейтенант – вроде меня. А теперь посмотрим, что дала тебе эта лицензия и этот значок. Не надо отвечать, я сам тебе скажу. Они дали тебе общественное положение таракана. Ты стал наемным Сователем-Носа-в-Чужие-Дела. Все, что от тебя требовалось – это истратить свою последнюю сотню долларов, подыскав комнату подешевле и подержанную конторскую мебель, а потом сидеть, поджав хвост, и ждать, пока кто-нибудь приведет тебе в контору льва – чтобы ты мог сунуть ему в пасть голову и посмотреть, кусается он или нет. Если он, к примеру, откусит тебе ухо, то тебя же и привлекут к суду за членовредительство. Ну как, начинаешь врубаться понемножку?
– Все правильно, – сказал я. – Я руководствовался примерно такой же идеей – много лет назад. Значит, вы не собираетесь закрывать дело?
– Если бы я мог тебе доверять, я бы сказал, что мы собираемся не закрыть дело, а накрыть одну очень неглупую шайку специалистов по драгоценностям. Но я не могу тебе доверять. Ты откуда говоришь – из бильярдной?
– Я в постели, – сказал я. – Ударился головой об телефон.
– Вот и отлично. Ты прямо сейчас набери себе бутылку горячей воды, приложи к голове и ложись, пожалуйста, баиньки, как послушный мальчик, ладно?
– Не-а. Я лучше пойду гулять и подстрелю индейца, так, для разминки.
– Ладно, но только одного индейца, не больше, малыш.
– Ага, только не забудьте эту свою шуточку, – заорал я в трубку и швырнул ее прямо ему в физиономию.
6
7
Его широкие грубые руки лежали по бокам – такие большие, бессильные и ненужные. В сальных черных волосах застряли кусочки глины, сухие листья и колючки. На коричневых щеках играли солнечные блики. Пятно спекшейся крови на животе уже облюбовали мухи. Глаза у него, как и у всех других – мне пришлось видеть их слишком много – глядели открыто, ясно, но игры за ними уже не было.
Он был опять в своем комическом костюме, рядом валялась засаленная шляпа, и подкладка ее все так же торчала наружу. Но он больше не казался ни смешным, ни грубым, ни противным. Он был всего лишь бедным простофилей, который так до самого конца и не узнал, вокруг чего заварилась вся эта каша.
Разумеется, это я его убил. Выстрелы, которые я слышал проваливаясь, были мои собственные, из моего пистолета.
Но, ощупав свою одежду и вывернув все карманы, пистолета я не нашел. Двух оставшихся карточек Сукесяна тоже не было. Все остальное оказалось на месте. По отпечаткам колес я дошел до проселочной дороги с глубоко врезавшимися колеями, и по ней спустился с холма. Далеко внизу проносились машины, солнечный свет мгновенно загорался и гас на их ветровых стеклах и фарах. Там же внизу виднелась заправочная станция и несколько домиков. А дальше – бескрайняя синева моря, молы, длинный изгиб береговой линии к мысу Фирмин. Сквозь знойную дымку я не мог разглядеть остров Каталина.
Судя по всему, людям, с которыми я имел дело, нравилось работать именно в этих местах.
Мне понадобилось примерно полчаса, чтобы добраться до заправочной станции. По телефону я заказал такси и сидел, дожидаясь, пока оно доберется сюда с Санта-Моники, а потом отправился к себе на квартиру в Бергленд – это три квартала за моей конторой. Там я переоделся, сунул в кобуру свой последний пистолет и сел к телефону.
Сукесяна не было дома. Трубку никто не брал. Кэрол Прайд тоже не было. Впрочем, я и не ожидал ее застать – она, вероятно, пила сейчас чай в компании миссис Филип Кортни Прендергаст. Но Главное полицейское управление сняло трубку, и Ревис оказался еще на работе. Судя по всему, он не слишком обрадовался, услышав мой голос.
– Есть что-нибудь новое об убийстве Линдли Пола? – спросил я лейтенанта.
– Мне кажется, я вам говорил, чтобы вы выбросили это дело из головы. Если нет, то я говорю вам это сейчас, – в голосе его звучала угроза.
– Да нет, вы действительно мне говорили. Но оно не идет у меня из головы. Я, знаете ли, люблю чистую работу. Я думаю, это сделал ее муж.
Он с минуту помолчал и спросил:
– Чей муж, мистер Всезнайка?
– Ну, естественно, муж этой вертихвостки, которая потеряла жадеитовые бусы.
– И вам, конечно, срочно понадобилось разнюхивать своим длинным носом, как ее зовут?
– Да нет, – сказал я, – оно как-то само приплыло мне в руки. Мне оставалось только принять его к сведению.
Он снова замолчал. На сей раз пауза длилась так долго, что я смог прослушать пару объявлений насчет украденных машин, которые читали по висевшему у него на стене в Управлении громкоговорителю.
Потом он заговорил, ровно и отчетливо выговаривая каждую букву:
– Слушай, сыщик, я хочу продать тебе отличную идею. Может, ты ее и купишь. Она даст тебе, по крайней мере, море душевного покоя. Так вот, в один прекрасный день Полицейское управление выдало тебе лицензию, а шериф выдал значок. Любой капитан при исполнении может отобрать у тебя и то и другое в течение суток по первой же жалобе, какая на тебя поступит. Может, даже и лейтенант – вроде меня. А теперь посмотрим, что дала тебе эта лицензия и этот значок. Не надо отвечать, я сам тебе скажу. Они дали тебе общественное положение таракана. Ты стал наемным Сователем-Носа-в-Чужие-Дела. Все, что от тебя требовалось – это истратить свою последнюю сотню долларов, подыскав комнату подешевле и подержанную конторскую мебель, а потом сидеть, поджав хвост, и ждать, пока кто-нибудь приведет тебе в контору льва – чтобы ты мог сунуть ему в пасть голову и посмотреть, кусается он или нет. Если он, к примеру, откусит тебе ухо, то тебя же и привлекут к суду за членовредительство. Ну как, начинаешь врубаться понемножку?
– Все правильно, – сказал я. – Я руководствовался примерно такой же идеей – много лет назад. Значит, вы не собираетесь закрывать дело?
– Если бы я мог тебе доверять, я бы сказал, что мы собираемся не закрыть дело, а накрыть одну очень неглупую шайку специалистов по драгоценностям. Но я не могу тебе доверять. Ты откуда говоришь – из бильярдной?
– Я в постели, – сказал я. – Ударился головой об телефон.
– Вот и отлично. Ты прямо сейчас набери себе бутылку горячей воды, приложи к голове и ложись, пожалуйста, баиньки, как послушный мальчик, ладно?
– Не-а. Я лучше пойду гулять и подстрелю индейца, так, для разминки.
– Ладно, но только одного индейца, не больше, малыш.
– Ага, только не забудьте эту свою шуточку, – заорал я в трубку и швырнул ее прямо ему в физиономию.
6
Веселая леди
По дороге вниз, к бульвару, в одной забегаловке, где меня хорошо знали, я выпил чашечку черного кофе с бренди. После этого желудок мой стал как новенький, но голова все равно была, как подобранная старьевщиком на помойке канистра, а усы по-прежнему воняли хлороформом.
Поднявшись к себе в контору, я отворил дверь передней комнаты. На сей раз их было двое – Кэрол Прайд и еще одна блондинка. Блондинка с черными глазами. Такая блондинка, что даже епископ мог бы проковырять пальцем дырку в дверном стекле, чтобы только поглазеть на нее.
Кэрол Прайд, сердито хмурясь, поднялась мне навстречу и представила:
– Это миссис Филип Кортни Прендергаст. Она уже довольно долго вас дожидается. А она не привыкла, чтобы ее заставляли ждать. Она хочет дать вам работу.
Блондинка нежно улыбнулась мне и протянула руку в перчатке. Ей было лет тридцать пять, и у нее было то самое мечтательное выражение широко распахнутых глаз – клянусь, я сроду не видал, чтобы черные глаза могли передать это выражение! Все, что может быть вам нужно в этой жизни – кто бы вы ни были, – все это в ней было. Я не обратил особого внимания, во что она была одета. Что-то такое черно-белое. Во всяком случае, это было то, во что одел эту фантастическую красавицу ее портной, а он должен был разбираться по высшему классу, иначе она не пошла бы к нему.
Я отпер дверь в свой интимный кабинет раздумий и пригласил их войти. С краю на моем столе красовалась неубранная полупустая квартовая бутыль виски.
– Прошу извинить меня, что заставил вас ждать, миссис Прендергаст, – сказал я. – Мне пришлось отлучиться по делу.
– Честно говоря, не вижу, зачем вам было отлучаться, – ледяным тоном вмешалась Кэрол Прайд. – Похоже, все, что вам нужно для работы, есть здесь, прямо на столе.
Я придвинул им стулья, уселся в свое вертящееся кресло, протянул руку к бутылке, и тут под моим левым локтем задребезжал телефон.
Незнакомый голос неторопливо заговорил с большими паузами.
– Далмас? О'кей. Пушка у нас. Тебе, небось, захочется получить ее назад, а?
– Обе. Я человек бедный.
– У нас только одна, – проговорил вкрадчивый голос. Одна – но та самая, которую легавые не прочь будут заполучить. Ну ладно, я перезвоню тебе попозже. Обдумай все как следует.
– Спасибо. – Я повесил трубку и, сняв со стола бутыль, поставил ее на пол и улыбнулся миссис Прендергаст.
– Разговор придется вести мне, – сказала Кэрол Прайд. – Миссис Прендергаст слегка простужена. Ей нужно беречь горло.
Она искоса бросила на блондинку один из тех взглядов, которых мужчины, по мнению женщин, не в состоянии понять, один из тех, что сверлят все, как бормашина у дантиста.
– Ну... да, – слегка наклоняясь, чтобы заглянуть за край стола, где я поставил на ковер бутылку виски, проговорила миссис Прендергаст.
– Миссис Прендергаст была со мной совершенно откровенна, – продолжала Кэрол Прайд. – Не знаю, чем я заслужила такое доверие. Разве что тем, что указала ей, каким образом можно было бы избежать неприятной огласки.
Я взглянул на нее, нахмурившись.
– Насколько я знаю, никакой огласки и не будет. Я не давно говорил с Ревисом. Он окружил все это дело такой секретностью, что взрыв динамитной шашки произведет не больше шума, чем беглый взгляд оценщика в ломбарде на долларовые часы.
– Ужасно смешно, – сказала Кэрол Прайд, – во всяком случае, для любителей подобного юмора. Но, как ни странно, миссис Прендергаст хочет получить назад свое ожерелье. И, по возможности, так, чтобы мистер Прендергаст не узнал, что оно было украдено. По-видимому, он до сих пор ничего не знает.
– Ну что ж, это меняет дело, – сказал я. (Черта с два он не, знает!).
Миссис Прендергаст одарила меня улыбкой, которую я почувствовал даже в заднем кармане брюк.
– А я так люблю простое ржаное виски, – проворковала она. – Может, мы... того, по маленькой?
Я достал стеклянные стопочки и снова водрузил бутылку на стол. Кэрол Прайд откинулась на спинку стула, с презрительным видом закурила сигарету и глядела в потолок. Но смотреть на нее было вполне приятно. На нее можно было смотреть довольно долго, не чувствуя головокружения. Не то, что на миссис Прендергаст – на эту достаточно было разок взглянуть, чтобы забыть, как тебя зовут.
Я налил обеим леди по стопочке. Кэрол Прайд до своей даже не дотронулась.
– На всякий случай, может, вы не в курсе, – проговорила она холодно, – имейте в виду, что Беверли-Хиллз, где живет миссис Прендергаст, – район не совсем обычный. У них радиофицированные машины с обратной связью, и вся территория охраняется спецнарядами, потому что за полицейскую охрану они платят кучу денег. Территория небольшая, так что каждый дюйм под присмотром. А в домах побогаче установлена прямая связь с Главным управлением – подземные коммуникации, которые нельзя перерезать.
Миссис Прендергаст тем временем одним глотком управилась со своим виски и нежно поглядывала на бутылку. Я надоил ей еще стаканчик.
– Это все ерунда, – промурлыкала она, сияя от удовольствия. – У нас есть еще очень чувствительные фотоэлементы, вделанные в дверцы сейфов и шкафов. Нажимаешь кнопку – и весь дом под сигнализацией, так что даже слуги не могут подойти близко к каким-то комнатам без того, чтобы через тридцать секунд в дверь уже не стучалась полиция. Великолепно, правда?
– Да, великолепно, – согласилась Кэрол Прайд. – Но все это – только на Беверли-Хиллз. Стоит вам выйти за пределы района – а вы ведь не можете провести всю жизнь на Беверли-Хиллз, если только вы не муравей, – и ваши драгоценности уже не в такой безопасности. Вот почему у миссис Прендергаст была копия жадеитового ожерелья – из стеатита.
Я выпрямился в своем кресле. Если меня не подвела память, Линдли Пол говорил что-то такое насчет этого ожерелья – что его, мол, невозможно подделать, даже если найти подходящий материал, что на это, мол, не хватит человеческой жизни.
Миссис Прендергаст допивала свой второй стаканчик, но его хватило ненадолго. Ее улыбка становилась все теплее и теплее.
– Так что, выезжая в театр или в гости за пределы Беверли-Хиллз, миссис Прендергаст должна была надевать копию своего ожерелья. В том случае, разумеется, когда ей хотелось надеть именно жадеит. На этот счет мистер Прендергаст всегда был очень требователен.
– А характер у него препаршивый, – вставила миссис Прендергаст.
Я приподнял ее руку и налил в стаканчик еще одну порцию виски. Кэрол Прайд, внимательно следившая за всем происходящим, в этот момент почти что заорала на меня:
– Но в тот вечер, когда на нее напали, она по ошибке надела не копию, а настоящий жадеит.
Я искоса взглянул на нее.
– Я знаю, о чем вы думаете, – отрезала она. – Кто мог знать о ее ошибке? О ней случайно, вскоре после того, как они вышли из дому, узнал мистер Пол. В тот вечер ее спутником был он.
– Он... ммм... он слегка потрогал мое ожерелье, – вздохнула миссис Прендергаст. – А он, знаете ли, мог определить подлинный жадеит на ощупь. Во всяком случае, я слыхала, что некоторые люди могут. А он так здорово разбирался в камнях.
Я снова откинулся на спинку своего скрипучего кресла.
– Черт подери, – пробормотал я с досадой. – Я должен был заподозрить этого молодчика с самого начала. Ведь у шайки должен был быть наводчик – непременно из хорошего общества. Иначе откуда они могли бы узнавать, когда деликатесы вынимаются из морозильника? Должно быть, он затеял с ними двойную игру, и они воспользовались случаем, чтобы убрать его.
– Не слишком ли расточительно с их стороны, вам не кажется? Такого талантливого наводчика? – спросила Кэрол Прайд ласково, одним пальцем отодвигая от себя стаканчик с виски.
– Мне действительно не хочется, миссис Прендергаст, – прибавила она. – Может быть, вам...
– Будьте здоровы, живите богато, – пропела миссис Прендергаст, резким движением опрокидывая стакан в глотку.
– Где и как произошел налет? – вмешался я.
– Ну это, понимаете, выглядит тоже немного странно, – поспешно отозвалась Кэрол Прайд, опередив миссис Прендергаст на полслова. – На обратном пути с вечеринки, которая была на Брентвудских Высотах, мистер Пол предложил заехать в Трокадеро. Они ехали в его машине. А как раз в это время, если вы помните, был перекрыт Закатный Бульвар – весь отрезок вдоль Каунти-стрит, – его должны были расширять. Ну так вот, после того, как они убили еще немного времени в Трокадеро...
– И пропустили по паре глоточков... – хихикая вмешалась миссис Прендергаст, пытаясь дотянуться до бутылки и так и оставив фразу незавершенной. Наконец, она добилась своей цели и наполнила один из стаканов. Вернее сказать, ей удалось добиться того, что некоторое количество виски попало и в стакан.
– ...Мистер Пол повез ее домой по бульвару Санта-Моника, – закончила свою мысль Кэрол.
– Но это самый простой путь, – сказал я. – И даже, пожалуй, единственный, если вы не хотите петлять по улицам и насквозь пропитаться пылью.
– Да, но на этом пути им пришлось проезжать мимо одной третьеразрядной гостиницы под названием «Тремейн», напротив которой, через дорогу, располагается пивная. Миссис Прендергаст заметила, что одна из машин, стоявших у входа в пивную, тронулась и поехала следом за ними. И она абсолютно уверена, что именно эта самая машина немного позже врезалась в них на повороте – и что налетчики совершенно точно знали, что им нужно. Все это миссис Прендергаст помнит отлично.
– Ну, естественно, – сказала миссис Прендергаст. – Я надеюсь, вы не думаете, что я была пьяна. Что-что, а пить малышка умеет. И потом, не каждую же ночь приходится терять такие ожерелья.
И она бодро выплеснула в рот пятый стаканчик.
– Я па-панятия не имею, ка-а-как выглядели эти типы, – обратилась она ко мне несколько охрипшим голосом. – Лин – это мистер Пол, я, понимаешь ли, звала его Лином, – ужасно перепугался. Забился в угол и носа не высовывал.
– Это были ваши деньги, – десять тысяч выкупа? – спросил я.
– А ты думаешь, это были деньги моей горничной, лапочка? Я хочу получить свои бусы назад, пока Корт ничего не знает. Может, наведаешься в эту пивную?
Она порылась в своей черно-белой сумочке, вытащила несколько скомканных банкнот и подвинула весь комок ко мне через стол. Я расправил бумажки и сосчитал. Там было четыреста шестьдесят семь долларов. Неплохие деньги. Я оставил их лежать на столе.
– Мистер Прендергаст, – снова, почти нараспев вступила Кэрол Прайд, – которого миссис Прендергаст называет «Кортом», полагает, что похищено ожерелье-дубликат. Он, по-видимому, не в состоянии отличить одно от другого. И он ничего не знает о событиях прошедшей ночи, за исключением того, что Линдли Пол был убит какими-то бандитами.
– Черта с два он не знает. – На сей раз я произнес эти слова вслух, и с достаточно кислой миной, отодвигая от себя пачку денег. – Мне кажется, миссис Прендергаст, вы думаете, что вас шантажируют. Вы ошибаетесь. По-моему, вся эта история не попала и не попадет в газеты потому, что кто-то сильно нажал на полицию. А полиция согласилась, потому что единственное, что им теперь нужно, – это шайка охотников за драгоценностями. Ребята, которые убили Пола, уже мертвы.
Миссис Прендергаст неподвижно уставилась на меня блестящими, пронзительными, пьяными глазами.
– Мне и в голову не приходило думать, что меня шантажируют, – сказала она, с трудом справляясь с шипящими звуками. – Я хочу получить свои бусы, и поскорее. Деньги – не проблема. Сколько угодно. Налейте мне виски.
– Оно перед вами. – Насколько я понимаю, еще немного, и она бы свалилась под стол.
– А вам не кажется, – вмешалась Кэрол Прайд, – что все же стоило бы наведаться в эту пивную – может быть, там вам попадется что-нибудь стоящее?
– Ага, попадется – кусок жеваной колбасы в физиономию, – проворчал я. – Изумительная идея.
Тем временем блондинка, долго пытавшаяся прицелиться из бутылки в один из двух своих стаканов, все-таки ухитрилась налить себе виски, и, выпив, свободным, плавным, царственным жестом, точно ребенок, играющий в песок, рассыпала по столу кучу долларовых бумажек.
Я отобрал их у нее, снова сложил стопочкой и, обойдя вокруг стола, засунул ей в сумку.
– Если мне удастся что-нибудь сделать, я дам вам знать, – объяснил я ей. – От вас мне не надо авансов, миссис Прендергаст.
Ей это понравилось. Она вознамерилась было налить себе еще стаканчик, но потом, обмозговав свое намерение с помощью еще оставшихся у нее не оглушенных виски мозгов, передумала, поднялась на ноги и, постаравшись как можно вернее определить направление, тронулась к двери.
Я вовремя подскочил к ней, чтобы не дать открыть дверь носом, поддержал под руку. За дверью, прислонившись к противоположной стене, скучал здоровенный шофер в форме.
– О'кей, – беззвучно произнес он, выплюнул сигарету так, что она отлетела шагов на десять, и крепко ухватил миссис Прендергаст под руку. – Пошли, крошка. Мне бы и на самом деле нужно как следует отшлепать тебя по попке. Ох, надо бы черт меня побери.
Она захихикала, вцепившись в него, и они пошли по коридору, исчезнув вскоре за углом. Я вернулся в контору, уселся за стол и взглянул на Кэрол Прайд. Она откопала где-то тряпку для пыли и теперь вытирала стол.
– Все вы и ваша проклятая бутылка. – В голосе ее была горечь, а в глазах – одна сплошная ненависть.
– К черту бутылку, и к черту ее, – я тоже сердился. – Я бы не доверил ей и пары драных носков. Надеюсь, ее сейчас трахнут хорошенько по дороге. К черту ее, и ее пивную туда же.
– Вы слишком узко понимаете мораль, мистер Джон Далмас. У нее горы денег, и она на них не скупится. Я видела ее мужа – это палка, на которой круглый год растут чековые книжки. Если в этом деле кто-то с кем-то о чем-то договаривался, то только она сама. Она говорила мне, что заподозрила Пола в нечистой игре довольно давно. Но ей было наплевать, пока он ее не трогал.
– Этот Прендергаст небось порядочный скряга, а? По-моему, он не может не быть скрягой.
– Высокий, тощий, желтый. Вид у него такой, словно первый же глоток материнского молока на всю жизнь испортил ему желудок, и его до сих пор мучает отрыжка.
– Пол не крал ее ожерелья.
– Нет?
– Нет. И у нее не было никакого дубликата.
Глаза ее стали уже и темнее.
– Видимо, вы узнали все это от экстрасенса Сукесяна.
– А кто это такой?
Она на секунду наклонилась вперед, потом опять откинулась на спинку стула, взяла свою сумочку и прижала ее к боку.
– Ясно, – медленно произнесла она. – Вам не нравится моя работа. Извините за навязчивость. Я думала, что смогу вам немного помочь.
– Я сказал уже, что это не мое дело. Ступайте домой и пишите ваш очерк. Мне не нужно помощников.
– Я думала, мы друзья, – сказала она. – Я думала, я вам нравлюсь. – С минуту она смотрела на меня печальными, усталыми глазами.
– Мне надо зарабатывать себе на жизнь. Если я буду лезть в дела полицейского управления, я не заработаю ничего, кроме шишек.
Она встала и еще какое-то время молча глядела на меня. Потом повернулась и вышла. Я еще слышал ее шаги по мозаичному полу коридора. А потом еще десять или пятнадцать минут не шевелясь просидел в своем кресле, придумывая объяснения тому странному факту, что Сукесян не убил меня. Но все мои объяснения выходили одно неубедительнее другого. Потом я спустился на стоянку и сел в свою машину.
Поднявшись к себе в контору, я отворил дверь передней комнаты. На сей раз их было двое – Кэрол Прайд и еще одна блондинка. Блондинка с черными глазами. Такая блондинка, что даже епископ мог бы проковырять пальцем дырку в дверном стекле, чтобы только поглазеть на нее.
Кэрол Прайд, сердито хмурясь, поднялась мне навстречу и представила:
– Это миссис Филип Кортни Прендергаст. Она уже довольно долго вас дожидается. А она не привыкла, чтобы ее заставляли ждать. Она хочет дать вам работу.
Блондинка нежно улыбнулась мне и протянула руку в перчатке. Ей было лет тридцать пять, и у нее было то самое мечтательное выражение широко распахнутых глаз – клянусь, я сроду не видал, чтобы черные глаза могли передать это выражение! Все, что может быть вам нужно в этой жизни – кто бы вы ни были, – все это в ней было. Я не обратил особого внимания, во что она была одета. Что-то такое черно-белое. Во всяком случае, это было то, во что одел эту фантастическую красавицу ее портной, а он должен был разбираться по высшему классу, иначе она не пошла бы к нему.
Я отпер дверь в свой интимный кабинет раздумий и пригласил их войти. С краю на моем столе красовалась неубранная полупустая квартовая бутыль виски.
– Прошу извинить меня, что заставил вас ждать, миссис Прендергаст, – сказал я. – Мне пришлось отлучиться по делу.
– Честно говоря, не вижу, зачем вам было отлучаться, – ледяным тоном вмешалась Кэрол Прайд. – Похоже, все, что вам нужно для работы, есть здесь, прямо на столе.
Я придвинул им стулья, уселся в свое вертящееся кресло, протянул руку к бутылке, и тут под моим левым локтем задребезжал телефон.
Незнакомый голос неторопливо заговорил с большими паузами.
– Далмас? О'кей. Пушка у нас. Тебе, небось, захочется получить ее назад, а?
– Обе. Я человек бедный.
– У нас только одна, – проговорил вкрадчивый голос. Одна – но та самая, которую легавые не прочь будут заполучить. Ну ладно, я перезвоню тебе попозже. Обдумай все как следует.
– Спасибо. – Я повесил трубку и, сняв со стола бутыль, поставил ее на пол и улыбнулся миссис Прендергаст.
– Разговор придется вести мне, – сказала Кэрол Прайд. – Миссис Прендергаст слегка простужена. Ей нужно беречь горло.
Она искоса бросила на блондинку один из тех взглядов, которых мужчины, по мнению женщин, не в состоянии понять, один из тех, что сверлят все, как бормашина у дантиста.
– Ну... да, – слегка наклоняясь, чтобы заглянуть за край стола, где я поставил на ковер бутылку виски, проговорила миссис Прендергаст.
– Миссис Прендергаст была со мной совершенно откровенна, – продолжала Кэрол Прайд. – Не знаю, чем я заслужила такое доверие. Разве что тем, что указала ей, каким образом можно было бы избежать неприятной огласки.
Я взглянул на нее, нахмурившись.
– Насколько я знаю, никакой огласки и не будет. Я не давно говорил с Ревисом. Он окружил все это дело такой секретностью, что взрыв динамитной шашки произведет не больше шума, чем беглый взгляд оценщика в ломбарде на долларовые часы.
– Ужасно смешно, – сказала Кэрол Прайд, – во всяком случае, для любителей подобного юмора. Но, как ни странно, миссис Прендергаст хочет получить назад свое ожерелье. И, по возможности, так, чтобы мистер Прендергаст не узнал, что оно было украдено. По-видимому, он до сих пор ничего не знает.
– Ну что ж, это меняет дело, – сказал я. (Черта с два он не, знает!).
Миссис Прендергаст одарила меня улыбкой, которую я почувствовал даже в заднем кармане брюк.
– А я так люблю простое ржаное виски, – проворковала она. – Может, мы... того, по маленькой?
Я достал стеклянные стопочки и снова водрузил бутылку на стол. Кэрол Прайд откинулась на спинку стула, с презрительным видом закурила сигарету и глядела в потолок. Но смотреть на нее было вполне приятно. На нее можно было смотреть довольно долго, не чувствуя головокружения. Не то, что на миссис Прендергаст – на эту достаточно было разок взглянуть, чтобы забыть, как тебя зовут.
Я налил обеим леди по стопочке. Кэрол Прайд до своей даже не дотронулась.
– На всякий случай, может, вы не в курсе, – проговорила она холодно, – имейте в виду, что Беверли-Хиллз, где живет миссис Прендергаст, – район не совсем обычный. У них радиофицированные машины с обратной связью, и вся территория охраняется спецнарядами, потому что за полицейскую охрану они платят кучу денег. Территория небольшая, так что каждый дюйм под присмотром. А в домах побогаче установлена прямая связь с Главным управлением – подземные коммуникации, которые нельзя перерезать.
Миссис Прендергаст тем временем одним глотком управилась со своим виски и нежно поглядывала на бутылку. Я надоил ей еще стаканчик.
– Это все ерунда, – промурлыкала она, сияя от удовольствия. – У нас есть еще очень чувствительные фотоэлементы, вделанные в дверцы сейфов и шкафов. Нажимаешь кнопку – и весь дом под сигнализацией, так что даже слуги не могут подойти близко к каким-то комнатам без того, чтобы через тридцать секунд в дверь уже не стучалась полиция. Великолепно, правда?
– Да, великолепно, – согласилась Кэрол Прайд. – Но все это – только на Беверли-Хиллз. Стоит вам выйти за пределы района – а вы ведь не можете провести всю жизнь на Беверли-Хиллз, если только вы не муравей, – и ваши драгоценности уже не в такой безопасности. Вот почему у миссис Прендергаст была копия жадеитового ожерелья – из стеатита.
Я выпрямился в своем кресле. Если меня не подвела память, Линдли Пол говорил что-то такое насчет этого ожерелья – что его, мол, невозможно подделать, даже если найти подходящий материал, что на это, мол, не хватит человеческой жизни.
Миссис Прендергаст допивала свой второй стаканчик, но его хватило ненадолго. Ее улыбка становилась все теплее и теплее.
– Так что, выезжая в театр или в гости за пределы Беверли-Хиллз, миссис Прендергаст должна была надевать копию своего ожерелья. В том случае, разумеется, когда ей хотелось надеть именно жадеит. На этот счет мистер Прендергаст всегда был очень требователен.
– А характер у него препаршивый, – вставила миссис Прендергаст.
Я приподнял ее руку и налил в стаканчик еще одну порцию виски. Кэрол Прайд, внимательно следившая за всем происходящим, в этот момент почти что заорала на меня:
– Но в тот вечер, когда на нее напали, она по ошибке надела не копию, а настоящий жадеит.
Я искоса взглянул на нее.
– Я знаю, о чем вы думаете, – отрезала она. – Кто мог знать о ее ошибке? О ней случайно, вскоре после того, как они вышли из дому, узнал мистер Пол. В тот вечер ее спутником был он.
– Он... ммм... он слегка потрогал мое ожерелье, – вздохнула миссис Прендергаст. – А он, знаете ли, мог определить подлинный жадеит на ощупь. Во всяком случае, я слыхала, что некоторые люди могут. А он так здорово разбирался в камнях.
Я снова откинулся на спинку своего скрипучего кресла.
– Черт подери, – пробормотал я с досадой. – Я должен был заподозрить этого молодчика с самого начала. Ведь у шайки должен был быть наводчик – непременно из хорошего общества. Иначе откуда они могли бы узнавать, когда деликатесы вынимаются из морозильника? Должно быть, он затеял с ними двойную игру, и они воспользовались случаем, чтобы убрать его.
– Не слишком ли расточительно с их стороны, вам не кажется? Такого талантливого наводчика? – спросила Кэрол Прайд ласково, одним пальцем отодвигая от себя стаканчик с виски.
– Мне действительно не хочется, миссис Прендергаст, – прибавила она. – Может быть, вам...
– Будьте здоровы, живите богато, – пропела миссис Прендергаст, резким движением опрокидывая стакан в глотку.
– Где и как произошел налет? – вмешался я.
– Ну это, понимаете, выглядит тоже немного странно, – поспешно отозвалась Кэрол Прайд, опередив миссис Прендергаст на полслова. – На обратном пути с вечеринки, которая была на Брентвудских Высотах, мистер Пол предложил заехать в Трокадеро. Они ехали в его машине. А как раз в это время, если вы помните, был перекрыт Закатный Бульвар – весь отрезок вдоль Каунти-стрит, – его должны были расширять. Ну так вот, после того, как они убили еще немного времени в Трокадеро...
– И пропустили по паре глоточков... – хихикая вмешалась миссис Прендергаст, пытаясь дотянуться до бутылки и так и оставив фразу незавершенной. Наконец, она добилась своей цели и наполнила один из стаканов. Вернее сказать, ей удалось добиться того, что некоторое количество виски попало и в стакан.
– ...Мистер Пол повез ее домой по бульвару Санта-Моника, – закончила свою мысль Кэрол.
– Но это самый простой путь, – сказал я. – И даже, пожалуй, единственный, если вы не хотите петлять по улицам и насквозь пропитаться пылью.
– Да, но на этом пути им пришлось проезжать мимо одной третьеразрядной гостиницы под названием «Тремейн», напротив которой, через дорогу, располагается пивная. Миссис Прендергаст заметила, что одна из машин, стоявших у входа в пивную, тронулась и поехала следом за ними. И она абсолютно уверена, что именно эта самая машина немного позже врезалась в них на повороте – и что налетчики совершенно точно знали, что им нужно. Все это миссис Прендергаст помнит отлично.
– Ну, естественно, – сказала миссис Прендергаст. – Я надеюсь, вы не думаете, что я была пьяна. Что-что, а пить малышка умеет. И потом, не каждую же ночь приходится терять такие ожерелья.
И она бодро выплеснула в рот пятый стаканчик.
– Я па-панятия не имею, ка-а-как выглядели эти типы, – обратилась она ко мне несколько охрипшим голосом. – Лин – это мистер Пол, я, понимаешь ли, звала его Лином, – ужасно перепугался. Забился в угол и носа не высовывал.
– Это были ваши деньги, – десять тысяч выкупа? – спросил я.
– А ты думаешь, это были деньги моей горничной, лапочка? Я хочу получить свои бусы назад, пока Корт ничего не знает. Может, наведаешься в эту пивную?
Она порылась в своей черно-белой сумочке, вытащила несколько скомканных банкнот и подвинула весь комок ко мне через стол. Я расправил бумажки и сосчитал. Там было четыреста шестьдесят семь долларов. Неплохие деньги. Я оставил их лежать на столе.
– Мистер Прендергаст, – снова, почти нараспев вступила Кэрол Прайд, – которого миссис Прендергаст называет «Кортом», полагает, что похищено ожерелье-дубликат. Он, по-видимому, не в состоянии отличить одно от другого. И он ничего не знает о событиях прошедшей ночи, за исключением того, что Линдли Пол был убит какими-то бандитами.
– Черта с два он не знает. – На сей раз я произнес эти слова вслух, и с достаточно кислой миной, отодвигая от себя пачку денег. – Мне кажется, миссис Прендергаст, вы думаете, что вас шантажируют. Вы ошибаетесь. По-моему, вся эта история не попала и не попадет в газеты потому, что кто-то сильно нажал на полицию. А полиция согласилась, потому что единственное, что им теперь нужно, – это шайка охотников за драгоценностями. Ребята, которые убили Пола, уже мертвы.
Миссис Прендергаст неподвижно уставилась на меня блестящими, пронзительными, пьяными глазами.
– Мне и в голову не приходило думать, что меня шантажируют, – сказала она, с трудом справляясь с шипящими звуками. – Я хочу получить свои бусы, и поскорее. Деньги – не проблема. Сколько угодно. Налейте мне виски.
– Оно перед вами. – Насколько я понимаю, еще немного, и она бы свалилась под стол.
– А вам не кажется, – вмешалась Кэрол Прайд, – что все же стоило бы наведаться в эту пивную – может быть, там вам попадется что-нибудь стоящее?
– Ага, попадется – кусок жеваной колбасы в физиономию, – проворчал я. – Изумительная идея.
Тем временем блондинка, долго пытавшаяся прицелиться из бутылки в один из двух своих стаканов, все-таки ухитрилась налить себе виски, и, выпив, свободным, плавным, царственным жестом, точно ребенок, играющий в песок, рассыпала по столу кучу долларовых бумажек.
Я отобрал их у нее, снова сложил стопочкой и, обойдя вокруг стола, засунул ей в сумку.
– Если мне удастся что-нибудь сделать, я дам вам знать, – объяснил я ей. – От вас мне не надо авансов, миссис Прендергаст.
Ей это понравилось. Она вознамерилась было налить себе еще стаканчик, но потом, обмозговав свое намерение с помощью еще оставшихся у нее не оглушенных виски мозгов, передумала, поднялась на ноги и, постаравшись как можно вернее определить направление, тронулась к двери.
Я вовремя подскочил к ней, чтобы не дать открыть дверь носом, поддержал под руку. За дверью, прислонившись к противоположной стене, скучал здоровенный шофер в форме.
– О'кей, – беззвучно произнес он, выплюнул сигарету так, что она отлетела шагов на десять, и крепко ухватил миссис Прендергаст под руку. – Пошли, крошка. Мне бы и на самом деле нужно как следует отшлепать тебя по попке. Ох, надо бы черт меня побери.
Она захихикала, вцепившись в него, и они пошли по коридору, исчезнув вскоре за углом. Я вернулся в контору, уселся за стол и взглянул на Кэрол Прайд. Она откопала где-то тряпку для пыли и теперь вытирала стол.
– Все вы и ваша проклятая бутылка. – В голосе ее была горечь, а в глазах – одна сплошная ненависть.
– К черту бутылку, и к черту ее, – я тоже сердился. – Я бы не доверил ей и пары драных носков. Надеюсь, ее сейчас трахнут хорошенько по дороге. К черту ее, и ее пивную туда же.
– Вы слишком узко понимаете мораль, мистер Джон Далмас. У нее горы денег, и она на них не скупится. Я видела ее мужа – это палка, на которой круглый год растут чековые книжки. Если в этом деле кто-то с кем-то о чем-то договаривался, то только она сама. Она говорила мне, что заподозрила Пола в нечистой игре довольно давно. Но ей было наплевать, пока он ее не трогал.
– Этот Прендергаст небось порядочный скряга, а? По-моему, он не может не быть скрягой.
– Высокий, тощий, желтый. Вид у него такой, словно первый же глоток материнского молока на всю жизнь испортил ему желудок, и его до сих пор мучает отрыжка.
– Пол не крал ее ожерелья.
– Нет?
– Нет. И у нее не было никакого дубликата.
Глаза ее стали уже и темнее.
– Видимо, вы узнали все это от экстрасенса Сукесяна.
– А кто это такой?
Она на секунду наклонилась вперед, потом опять откинулась на спинку стула, взяла свою сумочку и прижала ее к боку.
– Ясно, – медленно произнесла она. – Вам не нравится моя работа. Извините за навязчивость. Я думала, что смогу вам немного помочь.
– Я сказал уже, что это не мое дело. Ступайте домой и пишите ваш очерк. Мне не нужно помощников.
– Я думала, мы друзья, – сказала она. – Я думала, я вам нравлюсь. – С минуту она смотрела на меня печальными, усталыми глазами.
– Мне надо зарабатывать себе на жизнь. Если я буду лезть в дела полицейского управления, я не заработаю ничего, кроме шишек.
Она встала и еще какое-то время молча глядела на меня. Потом повернулась и вышла. Я еще слышал ее шаги по мозаичному полу коридора. А потом еще десять или пятнадцать минут не шевелясь просидел в своем кресле, придумывая объяснения тому странному факту, что Сукесян не убил меня. Но все мои объяснения выходили одно неубедительнее другого. Потом я спустился на стоянку и сел в свою машину.
7
В баре
Гостиница «Тремейн» оказалась далеко за бульваром Санта-Моника, возле городских свалок. Междугородняя железнодорожная ветка делила улицу пополам, и как раз когда я дошел до дома, на котором должен был быть нужный мне номер, меня нагнал паровоз с двумя вагонами, мчавшийся со скоростью сорока пяти миль в час и грохотавший не меньше, чем грузовой самолет при взлете. Я прибавил скорости и проехал мимо дома рядом с поездом, а потом свернул на мощеную площадку, на которой раньше, должно быть, был рынок. Там я вылез из машины и из-за угла посмотрел назад.
Оттуда мне была видна вывеска «Отель Тремейн» над узкой дверью старого, сжатого с обеих сторон двумя магазинами с пустыми витринами, двухэтажного здания. Это была одна из тех гостиниц, где деревянные панели и балки воняют керосином, сломанные жалюзи болтаются на одном крюке, в мятых занавесках больше дыр, чем линялого ситца, а пружины кровати всю ночь впиваются в ваше тело. Я наизусть знал все про такие места, как гостиница «Тремейн»: в них я спал, в них я отсиживался неделями, в них я ругался с тощими, злыми хозяйками, в них в меня стреляли, и может быть, из одного из таких мест меня когда-нибудь вынесут ногами вперед. Тут вы приходите в отчаяние, не успев обрадоваться, что вам надо так мало платить, тут за вами подсматривают в замочную скважину, тут вас ежеминутно норовят уколоть в самое больное место, тут вас встречают незнакомые оборванцы, которые спускают курок прежде, чем вы успеете поздороваться.
Пивная была на моей стороне улицы. Я вернулся к своему «крайслеру», сунул пистолет за пояс и поехал вдоль тротуара назад.
Над дверью красными буквами горела неоновая вывеска: ПИВО. Большой полотняный навес был спущен, и в нарушение закона целиком закрывал окно. Пивная была перестроена из обычной лавочки и занимала половину первого этажа. Я открыл дверь и вошел.
Бармен играл в кегли за счет заведения; на табурете у стойки сидел и читал письмо мужчина в сдвинутой на затылок коричневой шляпе. На зеркале позади стойки белой краской были намалеваны цены.
Стойкой бара служила простая, грубо сколоченная деревянная перегородка, на обеих концах которой висело по старинному кольту сорок четвертого калибра в тоненькой дешевой кобуре, какую никогда не стал бы носить ни один стрелок. На стенах были развешаны отпечатанные в типографии объявления, советовавшие ничего не просить в кредит и рекомендовавшие средства от головной боли с похмелья и от горячки с перепою. Среди них висело несколько фотографий с довольно симпатичными ножками. Судя по виду, это заведение даже издержек не окупало. Бармен, бросив кегли, прошел за стойку. Ему было лет под пятьдесят, лицо его было хмурым и раздраженным, брюки понизу обтрепались до бахромы, и ходил он так, словно на каждом его пальце было по мозоли. Человек на табурете продолжал тихонько хихикать над своим написанным зелеными чернилами на розовой бумаге письмом.
Бармен положил на стойку обе руки, покрытые пятнами самых невероятных цветов, и глядел на меня с каменной невозмутимостью хорошего комедийного актера. Я сказал:
– Пива.
Он медленно нацедил мне пива, старым столовым ножом сняв пену.
Отхлебнув, я взял стакан в левую руку и, помолчав немного, спросил:
– Лу Лида давно не видел?
С таким вопросом, казалось мне, нельзя было напороться на неожиданности: ни в одной из газет, какие я видел, насчет Лу Лида и Фуенте-мексиканца не было ни слова.
Бармен глядел на меня без всякого выражения. Кожа у него над глазами была зернистая, как у ящерицы. Наконец, сиплым шепотом он произнес:
– Не знаю такого.
На горле у него белел толстый рубец. Кто-то однажды всадил туда нож – вот откуда сиплый шепот.
Человек, читавший письмо, вдруг громко загоготал и хлопнул себя по ляжке.
– А это непременно надо рассказать Музу, – прогремел он. – Это же черт знает что такое.
Он слез с табурета, проворно скользнул к двери в задней стене и скрылся за ней. Самый обыкновенный рослый чернявый мужчина, каких сотни. Дверь за ним захлопнулась.
Бармен сказал своим сиплым шепотом:
– Лу Лид – Веко? Смешная кликуха. Сюда их куча ходит. Откуда мне знать, как кого зовут? Легавый?
– Частный сыщик, – ответил я. – Да вы не ломайте себе голову. Я зашел просто выпить пива. Этот Лу Лид был цветной парень. Такой светло-коричневый. Молодой.
– Может, я и видал его когда. Не припомню.
– А кто такой Муз?
– Муз? Это хозяин. Муз Магун.
Наклонившись, он вынудил из корзины толстое полотенце, сложил его пополам, скрутил и, держа за концы, стал катать по стойке. Получилась дубинка дюйма в два толщиной и дюймов восемнадцать длиной. Такой дубинкой, если знать, как с ней обращаться, можно без труда переправить человека в лучший мир.
Мужчина с розовым письмом вернулся, все еще тихонько посмеиваясь, сунул письмо в боковой карман и направился к кегельбану. Таким образом он оказался позади меня, в связи с чем я начинал уже немножко волноваться.
Оттуда мне была видна вывеска «Отель Тремейн» над узкой дверью старого, сжатого с обеих сторон двумя магазинами с пустыми витринами, двухэтажного здания. Это была одна из тех гостиниц, где деревянные панели и балки воняют керосином, сломанные жалюзи болтаются на одном крюке, в мятых занавесках больше дыр, чем линялого ситца, а пружины кровати всю ночь впиваются в ваше тело. Я наизусть знал все про такие места, как гостиница «Тремейн»: в них я спал, в них я отсиживался неделями, в них я ругался с тощими, злыми хозяйками, в них в меня стреляли, и может быть, из одного из таких мест меня когда-нибудь вынесут ногами вперед. Тут вы приходите в отчаяние, не успев обрадоваться, что вам надо так мало платить, тут за вами подсматривают в замочную скважину, тут вас ежеминутно норовят уколоть в самое больное место, тут вас встречают незнакомые оборванцы, которые спускают курок прежде, чем вы успеете поздороваться.
Пивная была на моей стороне улицы. Я вернулся к своему «крайслеру», сунул пистолет за пояс и поехал вдоль тротуара назад.
Над дверью красными буквами горела неоновая вывеска: ПИВО. Большой полотняный навес был спущен, и в нарушение закона целиком закрывал окно. Пивная была перестроена из обычной лавочки и занимала половину первого этажа. Я открыл дверь и вошел.
Бармен играл в кегли за счет заведения; на табурете у стойки сидел и читал письмо мужчина в сдвинутой на затылок коричневой шляпе. На зеркале позади стойки белой краской были намалеваны цены.
Стойкой бара служила простая, грубо сколоченная деревянная перегородка, на обеих концах которой висело по старинному кольту сорок четвертого калибра в тоненькой дешевой кобуре, какую никогда не стал бы носить ни один стрелок. На стенах были развешаны отпечатанные в типографии объявления, советовавшие ничего не просить в кредит и рекомендовавшие средства от головной боли с похмелья и от горячки с перепою. Среди них висело несколько фотографий с довольно симпатичными ножками. Судя по виду, это заведение даже издержек не окупало. Бармен, бросив кегли, прошел за стойку. Ему было лет под пятьдесят, лицо его было хмурым и раздраженным, брюки понизу обтрепались до бахромы, и ходил он так, словно на каждом его пальце было по мозоли. Человек на табурете продолжал тихонько хихикать над своим написанным зелеными чернилами на розовой бумаге письмом.
Бармен положил на стойку обе руки, покрытые пятнами самых невероятных цветов, и глядел на меня с каменной невозмутимостью хорошего комедийного актера. Я сказал:
– Пива.
Он медленно нацедил мне пива, старым столовым ножом сняв пену.
Отхлебнув, я взял стакан в левую руку и, помолчав немного, спросил:
– Лу Лида давно не видел?
С таким вопросом, казалось мне, нельзя было напороться на неожиданности: ни в одной из газет, какие я видел, насчет Лу Лида и Фуенте-мексиканца не было ни слова.
Бармен глядел на меня без всякого выражения. Кожа у него над глазами была зернистая, как у ящерицы. Наконец, сиплым шепотом он произнес:
– Не знаю такого.
На горле у него белел толстый рубец. Кто-то однажды всадил туда нож – вот откуда сиплый шепот.
Человек, читавший письмо, вдруг громко загоготал и хлопнул себя по ляжке.
– А это непременно надо рассказать Музу, – прогремел он. – Это же черт знает что такое.
Он слез с табурета, проворно скользнул к двери в задней стене и скрылся за ней. Самый обыкновенный рослый чернявый мужчина, каких сотни. Дверь за ним захлопнулась.
Бармен сказал своим сиплым шепотом:
– Лу Лид – Веко? Смешная кликуха. Сюда их куча ходит. Откуда мне знать, как кого зовут? Легавый?
– Частный сыщик, – ответил я. – Да вы не ломайте себе голову. Я зашел просто выпить пива. Этот Лу Лид был цветной парень. Такой светло-коричневый. Молодой.
– Может, я и видал его когда. Не припомню.
– А кто такой Муз?
– Муз? Это хозяин. Муз Магун.
Наклонившись, он вынудил из корзины толстое полотенце, сложил его пополам, скрутил и, держа за концы, стал катать по стойке. Получилась дубинка дюйма в два толщиной и дюймов восемнадцать длиной. Такой дубинкой, если знать, как с ней обращаться, можно без труда переправить человека в лучший мир.
Мужчина с розовым письмом вернулся, все еще тихонько посмеиваясь, сунул письмо в боковой карман и направился к кегельбану. Таким образом он оказался позади меня, в связи с чем я начинал уже немножко волноваться.