Сид Чаплин
Вечная память Лэмберту
– В общем, так, – сказал Джо, – это старичье нам надоело. Пора им и честь знать. Они же ни во что не вникают. Мы считаем, сейчас неплохо устроить хорошую чистку.
– Понятно, – в раздумье сказал Ланарк. Он, кажется, представлял, что последует дальше. Но готового решения у него не было. Нужно еще подумать, а времени на это, он чувствовал, ему не дадут. Стало быть, нужно думать быстро, а быстро думать он не привык.
– Слушай, – сказал Джо. – Мы уже все обговорили. Поддержка обеспечена. Мы подобрали своих людей. В председатели хотим предложить Крастера…
– Достойный человек, – сказал Ланарк, чувствуя облегчение.
– Точно, – сказал Джо. – Теперь Оутс. С ним порядок, он свой. Пусть остается, будет казначеем. Зато делегатом мы думаем предложить Гарри Джордана. Так что почистим комитет как следует.
– Комитет вы подобрали толковый, – сказал Ланарк. – А как с Лэмбертом? Спрашивая, он уже догадывался, какая роль предназначалась ему самому.
– Найдется и ему дело, – сказал Джо. – Человек знающий. За что и ценим. Все-таки двадцать лет просидел секретарем. Тут кто хочешь уму-разуму наберется. А решительности уже нет. Выдохся старик. Пора ему на покой, так мы считаем. Вот кого будет трудно свалить.
– Он всему голова, – обронил Ланарк.
– У нас есть на примете другая, не хуже. Догадываешься, о ком я?
– Понятия не имею, – деревянным голосом соврал Ланарк.
– О тебе, конечно.
– Вот как? – притворно оживился Ланарк. – Слушай, Джо. Нельзя действовать наобум. При всех своих недостатках Лэмберт хороший человек, ты этого не забывай. У него двадцатилетний опыт. Знания.
– А что толку? – презрительно парировал Джо.
– Не об этом речь, – сказал Ланарк. – Тебе хоть кол на голове теши – ничего не понимаешь.
– Приятно слышать, – сказал Джо.
– Лэмберт разбирается в профсоюзном деле больше нас всех, вместе взятых. А ты меня суешь на его место. Всему учиться, начинать с нуля.
– Это речь в поддержку Лэмберта? – поинтересовался Джо.
– Нет. Просто хочу, чтобы ты взглянул на дело и с другой стороны.
– Попробую. Тебе не по душе застой. Ты годами твердил, что нас нужно расшевелить. Наконец у нас тоже открылись глаза. И первое, что нужно сделать, это убрать с дороги всю честную компанию. В том числе Лэмберта. Что же, мы не понимаем, что тебе придется всему учиться? От тебя не ждут чудес. Мы верим в тебя, а в Лэмберта не верим – вот что главное. Ты дашь свое согласие, Джимми?
Несколько минут они шли молча.
– Дай мне время, мне нужно все обдумать, – объявил Ланарк.
– Я прогуляюсь с тобой вокруг твоего дома, – неумолимо сказал Джо. – Ты выгадаешь еще десять минут. Завтра перевыборное собрание. Некогда тянуть канитель. Решай сейчас.
Ланарк попытался собраться с мыслями. Сам виноват. Сколько он трубил о зарплате! Требовал ее повышения. Перекрикивая других, требовал что-то предпринимать. Главный смутьян. И теперь его призывают взять в руки бразды правления. Спору нет, их дело правое, в этом он не сомневался. Квалифицированные рабочие были самой малооплачиваемой категорией в отрасли. Потому что были категорией малочисленной. Это бы ничего, будь они активнее. Но профсоюз подавал слабые признаки жизни, рядовые члены разбились на безразличных и разочаровавшихся. И он взывал: возьмитесь за профсоюз. Гоните в шею замшелых бюрократов. Надо бороться! Возьмите подъемников – их тоже мало, но они неугомонные люди. И поэтому у них выше заработки.
Теперь его словам вроде бы вняли. Но дело принимало нежелательный для него оборот. Он хотел спокойной жизни. Он не хотел целиком уходить в профсоюзную работу. Он не прочь уступить кому-нибудь другому лавры – вместе с ответственностью. Прийти на собрание, выступить – это пожалуйста. Но быть секретарем… справится ли?
– Ну? – спросил Джо. Они стояли перед входной дверью.
– Сейчас, Джо, – сказал он и бросил взгляд в глубь улицы, увидел шахту, сгрудившую в лощине свои строения, увидел дымовые трубы и копер, чернеющие в лучах закатного солнца. Если его изберут, то он войдет в число тех, кто управляет всем этим хозяйством. Он всегда знал про себя, что рожден для настоящих дел. Лэмберт был продуктом осторожной, консервативной эпохи. А наступал новый век, и он требовал новых людей. По существу это было не предложение, а вызов. Он мог продолжать жить по-старому – ни шатко ни валко. Так проще, но тогда на нем надо сразу ставить крест. Так почему не согласиться? Все упиралось в Лэмберта: он семь лет проходил у него обучение, уважал старика. Впрочем, это – так, чувства. Он их отбросил. Вызов надо принимать. В конце концов, подумал он с привычной ленью, исход выборов под вопросом. Лэмберт пользовался всеобщей любовью. Совсем не обязательно, что их дело выгорит. Джо нетерпеливо шевельнулся.
– Давай, приятель, решай. Холодно.
– Ладно, выдвигай, – сказал Ланарк.
– Молодец! – не скрывая явного удовлетворения, сказал Джо. – Я знал, что ты нас не подведешь.
Годичное собрание второго отделения Саут-Стейтширского рабочего объединения было событием заурядным и ничего не решавшим. Так было в туманную пору, когда движение только зарождалось, так с тех пор и повелось. Был случай, когда возникла мысль за неделю до собрания подавать секретарю список кандидатур к избранию, но тогда же все, включая руководство отделения, сочли это предложение полнейшей чушью и отмели с порога. Поэтому у заговорщиков было одно оружие – внезапность. Предыдущие выборы руководящих членов объединения проходили так: председатель зачитывал кандидатуры по порядку, не допуская даже мысли, что усталый и безразличный голос из зала может прервать его и потребовать переизбрания кого-нибудь. Но бывало, хоть и очень редко, что предлагалась-таки встречная кандидатура. Тогда в копре проводили тайное голосование. Но и оно ничего не меняло. Отделение не любило перемен. Если кого-то выбирали в правление, то это на всю жизнь. Со своего поста тот уходил сам – на покой либо в могилу. Лэмберт был секретарем двадцать лет; старина Джо Форстер занимал председательское место без малого двадцать пять, и даже самый молодой из этой троицы, Оутс, сидел в правлении уже десять лет.
На следующее утро Ланарк разыскал Джо.
– Слушай, Джо, – озабоченно сказал он. – Я все думаю о Лэмберте. Он не привык встречать отпор. Для него будет полная неожиданность, когда вы меня вечером предложите. Это же как гром среди ясного неба. Я хочу ему сказать. Так будет справедливо.
– Не будь дураком! – взорвался Джо. – Поставь себя на его место. Он бы тебя предупредил?
– Думаю, что да.
– Да никогда в жизни!
– Ну, мне не важно, как бы он там решил, – настаивал на своем Ланарк. – А я хочу по справедливости. Все-таки старый человек. Какие у него там ни есть недостатки, а служил он делу на совесть. В общем, я ему скажу.
– Ты что, не понимаешь, что мы рассчитываем на внезапность?
– Раз я за это берусь, я хочу победить честно. Джо в отчаянии швырнул на землю молоток.
– Господи, а что плохого в нашем расчете? У него какая поддержка! Мы должны хвататься за любую возможность. Если ты ему скажешь, он до вечера навербует себе еще. А не скажешь, так у вас будут равные шансы, только и всего.
– Нет, все-таки скажу, – сказал Ланарк и, не слушая дальнейших возражений, ушел. Он отправился прямо в ремонтные мастерские, где работал Лэмберт. Однако его верстак пустовал. Мимо прошел, пытливо взглянув на него, Каррузерс, мастер. Он знал, что Ланарку в смене с другими ремонтниками предстояло спускаться в шахту.
– Кого-нибудь ищешь, Джимми? – спросил он. Ланарк понимал, что это только приступ к другому вопросу.
– Лэмберта. Поговорить надо.
– Сегодня ты его уже не увидишь. Его ночью вызывали. Что-то с насосом было неладно. Он только что ушел домой.
– Жаль, – стараясь выглядеть встревоженным, сказал Ланарк, хотя на душе сразу полегчало. – Может, еще догоню?
– Ушел, – отрезал Каррузерс и вынул часы. – Да и тебе, по-моему, пора идти, Джимми. Скоро восемь…
Действительно пора, и Ланарк пошел из цеха. Из кузни навстречу ему вышел Джордан.
– Я тебя провожу, Джимми, – сказал он. – Надо на территории кое-что посмотреть. Говорят, ты сегодня будешь в секретари выдвигаться.
– Верно говорят.
– Молодчага, – сказал Джордан. – Должно выгореть дело. Ему давно пора на покой. Думает, он незаменимый – то-то удивится вечером!
– Да, – обронил Ланарк. – Я его как раз искал.
– Лэмберта? – удивился Джордан.
– Думал, будет справедливо сказать ему, что я сегодня выдвигаюсь.
– Псих, – неодобрительно заметил Джордан. – А вообще он ушел домой, так что ничего ты ему уже не скажешь.
– Он должен знать, – сказал Ланарк, чувствуя себя размазней и дураком.
Джордан уставился на него.
– Зачем? С какой стати? Вечером все узнает. Ланарк поискал и не нашел подходящих слов.
– Не знаю, – выдавил он, наконец. – Только нельзя с ним так. Пусть мне не по душе его идеи о зарплате и вообще. Зато он прямой человек. Он раз-другой меня сильно выручил.
– Я тебя не понимаю, – сказал Джордан, мотая головой. – Это годичное собрание – так? Ты такой же член организации, как он. Имеешь право быть выдвинутым. О чем тут говорить?
Ланарк понял, что толку из такого разговора не будет. И Джо, и Джордан видели дело совсем в другом свете. Можно измозолить язык, и все равно Джордан ничего не поймет. Свою голову другим не приставишь.
Мысли не давали ему покоя всю смену. Словно нарочно так подстроилось, что Лэмберта не было на месте, когда он пришел переговорить с ним. Ему претило это объяснение, но он понимал, что правильнее будет сказать, и убедил себя в этом. А когда Каррузерс сказал, что Лэмберт ушел домой, у него камень с души свалился. Мало приятного выложить такому человеку, как Лэмберт, что метишь на его место. «Лично против тебя мы ничего не имеем, – проговаривал он про себя, – просто мы утратили в тебя веру и хотим вывести из правления». Нет, еще не поздно что-то сделать. Можно зайти к нему после смены. Прийти и сказать: «Джек, мне бы тебя на пару слов». Джек проведет его в гостиную, спросит, в чем дело, усядется напротив, с мудрой и такой знакомой улыбкой будет ждать, когда он промямлит слова, которые прогонят эту улыбку с его лица. В конце концов, он решил, что зайдет к нему по пути домой.
Когда он вышел из шахты, решение казалось бесповоротным. Но стоило ему подойти к дому Лэмберта, как его буквально замутило. Ему захотелось бежать куда глаза глядят. Расплеваться со всем этим раз и навсегда. Но на него рассчитывали, одернул он себя. Он будет баллотироваться на место Лэмберта, и избежать этого уже нельзя. Значит, надо сказать Лэмберту. И все-таки он ему не сказал.
Это вышло так. Он забыл номер его дома, помнил только, что на широком подоконнике стоят рядком несколько цветочных горшков. Ланарк с женой, бывало, не могли пройти мимо без смеха, каждый раз гадая, чего ради их выставили: никаких цветов там не росло. Однако они неизменно торчали в окне. Может, миссис Лэмберт коллекционировала горшки. Он шел по улице и высматривал окно с горшками. И надо же тому случиться: у окна сидел сам Лэмберт и что-то писал. Он поднял голову и улыбнулся Ланарку. Тот улыбнулся в ответ, помахал рукой. И пошел своей дорогой. Всему виной та улыбка. Он понял, что не в силах подойти к старику, и еще понял, удаляясь, что совершает непростительную ошибку. Но он ничего не мог с собой поделать.
В зал Лэмберт вошел уверенной поступью, в ладу с самим собой и всем миром. В его жизни это было не первое и не последнее собрание. И снова он улыбнулся Ланарку. Для Ланарка у него была особая улыбка, словно говорившая: «Мы с тобой, паренек, не шапочные знакомые, верно? Семь лет протрубили вместе». В ответ Ланарк скроил жалкое подобие улыбки, но Лэмберт, кажется, ничего не замечал вокруг. Ланарк не сводил с него глаз. Вот он открыл портфель, достал папку с протоколами, какие-то бумаги. Обсудил повестку дня с Джимом Форстером. Оба они чувствовали себя вполне непринужденно. Только Оутс держался особняком и замкнуто. Когда старина Джим по какому-то случаю сострил, он лишь вяло улыбнулся. Наверняка и он знает о том, что готовится, подумал Ланарк и почувствовал к нему острую неприязнь. Если ты что-то знаешь, то это твоя прямая обязанность – сказать обо всем своим старшим товарищам и коллегам. А Оутс им ничего не сказал, это ясно. Теперь сидит и мучится и ждет, когда разорвется бомба. Тут и у Ланарка засосало под ложечкой. Он ничем не лучше Оутса. Он прошел у Лэмберта рабочую выучку. Старик был ему другом. Семь лет проработать бок о бок – это не шутка. Такой человек тебе уже не чужой…
Зал заполнялся народом. Ему еще не приходилось видеть такой дружной явки. Не хватало стульев. Мимо с парой стульев прошел Крастер, дал ему легкого тычка и, не таясь, подмигнул. Лэмберт стал заметно нервничать. Какие-то все сегодня странные. Он почуял недоброе. Настроение – как накануне забастовки. Его острый взгляд пробегал по рядам, ноздри подрагивали. Он потянулся к старине Джиму и что-то ему сказал. Ланарк догадался – что: «Что-то назревает, Джим». Теперь и Форстер забеспокоился.
Над головами клубился сизый дым. Пять минут восьмого. Покрывая гомон, раздался голос: «Открывай собрание, председатель!»
Лэмберт приступил к чтению отчета. На некоторое время Ланарк расслабился. Может, оттого, что Джо еще не пришел. Хорошо бы, понадеялся он, что-нибудь его задержало. Тогда, глядишь, никакого выдвижения и не будет, хотя о его намерении баллотироваться наверняка уже все знали – за исключением, понятно, Лэмберта и Форстера. Ему заговорщицки улыбнулся Джордан. И все-таки отсутствие Джо, как ему казалось, могло расстроить весь их заговор. Что ни говорите, это нешуточное дело – замахнуться на авторитет людей, которые состарились на своей работе, и только Джо эта задача была по плечу.
Джо явился к концу отчетного доклада. Крупный, сильный, он внушал чувство уверенности. Ланарк невольно задумался, почему Джо сам устранился от избрания. Может, потому, что эту уверенность ему давала свобода от ответственности. Такие люди не любят связывать себе руки, они отливают пули, которыми палят другие. А сами остаются за кулисами.
Вот подошли и выборы. Начали с секретаря. Повисла тяжелая пауза. Набухал заговор, тучи сгущались. Лэмберт стоял, опустив голову. Нацелившись ручкой, он смотрел в свою папку. Ожиданием этой минуты жили целый день, но она не принесла разрядки. Никто не пошевельнулся. Лишь слабый дымок вился над оцепеневшими фигурами. Пора кому-то вяло протянуть: «Предлагаю переизбрать, председатель». Но этот «кто-то» молчал, и Ланарк с горьким чувством подумал, что его самого посвятили только в часть заговора. И тут Лэмберт медленно поднял точно свинцом налитую голову. Его молящие глаза обежали каменные лица, обращенные к нему. Тишину вспорол резкий голос Джо.
– Господин председатель, – растягивая слова, сказал он, – я бы хотел рекомендовать на этот пост мистера Ланарка. Шарканье ног, единой грудью шумный выдох и выкрики в поддержку. Председатель растерянно взглянул на Лэмберта. А тот смотрел на Ланарка. В его взгляде не было и тени упрека. Обеспокоенному Ланарку почудилось в нем лишь сожаление, и он окончательно смешался и отвел глаза в сторону.
– Какие еще будут предложения, джентльмены? – спросил Форстер. И по тому, как он процедил слово «джентльмены», было ясно, что нервы его на пределе. – Хочу подчеркнуть момент, – продолжал он, – который присутствующим должен быть хорошо известен: наш нынешний секретарь имеет право на переизбрание.
– Мы это знаем, господин председатель, – сказал Джо. – И называем только одну кандидатуру. На этом с выборами секретаря можно бы и кончить. Я предлагаю перейти к другим членам правления.
Старина Форстер взвился со стула.
– Когда мне потребуются советы, как вести собрание, значит, мне будет пора подавать в отставку! – выкрикнул он.
– Может, уже и пора, – беззлобно, сказал Джо. Рабочие помоложе рассмеялись. Смех утих, когда встал Лэмберт. Говорил он недолго и без апломба. Ланарк почувствовал прилив восхищения к нему. Когда тот сел, по рядам прошел одобрительный гул. Старика спровадили, но он сумел уйти с достоинством.
Только теперь Ланарк вполне осознал, что его избрание состоялось и теперь его очередь что-то сказать. Поблагодарить товарищей за доверие. Но он не мог ничего из себя выдавить. Он не мог заставить себя встать и сказать несколько общих слов, как полагалось. Какая-то глухая сила навалилась ему на плечи. Словно в этом тесном зале перед его глазами разорвалась пелена, и он увидел не механизм демократической процедуры, а лишь слегка затушеванное торжество древнего и извечно безжалостного закона. Он увидел это слишком хорошо, и увиденное внушило ему отвращение и оглушило его. Он смутно воспринимал дальнейшее и как сквозь сон уяснил, что победа досталась заговорщикам.
А потом собрание кончилось, и Джо ждал его на улице. Они пожали друг другу руки.
– Ну вот, – весело сказал Джо. – Дело сделано. Вечная память Лэмберту.
– Ты уверен? – сказал Ланарк, заранее не веря ответу на свой вопрос. Потому что про себя он знал, что никогда не освободится от Лэмберта, покуда сам будет жив.
– Понятно, – в раздумье сказал Ланарк. Он, кажется, представлял, что последует дальше. Но готового решения у него не было. Нужно еще подумать, а времени на это, он чувствовал, ему не дадут. Стало быть, нужно думать быстро, а быстро думать он не привык.
– Слушай, – сказал Джо. – Мы уже все обговорили. Поддержка обеспечена. Мы подобрали своих людей. В председатели хотим предложить Крастера…
– Достойный человек, – сказал Ланарк, чувствуя облегчение.
– Точно, – сказал Джо. – Теперь Оутс. С ним порядок, он свой. Пусть остается, будет казначеем. Зато делегатом мы думаем предложить Гарри Джордана. Так что почистим комитет как следует.
– Комитет вы подобрали толковый, – сказал Ланарк. – А как с Лэмбертом? Спрашивая, он уже догадывался, какая роль предназначалась ему самому.
– Найдется и ему дело, – сказал Джо. – Человек знающий. За что и ценим. Все-таки двадцать лет просидел секретарем. Тут кто хочешь уму-разуму наберется. А решительности уже нет. Выдохся старик. Пора ему на покой, так мы считаем. Вот кого будет трудно свалить.
– Он всему голова, – обронил Ланарк.
– У нас есть на примете другая, не хуже. Догадываешься, о ком я?
– Понятия не имею, – деревянным голосом соврал Ланарк.
– О тебе, конечно.
– Вот как? – притворно оживился Ланарк. – Слушай, Джо. Нельзя действовать наобум. При всех своих недостатках Лэмберт хороший человек, ты этого не забывай. У него двадцатилетний опыт. Знания.
– А что толку? – презрительно парировал Джо.
– Не об этом речь, – сказал Ланарк. – Тебе хоть кол на голове теши – ничего не понимаешь.
– Приятно слышать, – сказал Джо.
– Лэмберт разбирается в профсоюзном деле больше нас всех, вместе взятых. А ты меня суешь на его место. Всему учиться, начинать с нуля.
– Это речь в поддержку Лэмберта? – поинтересовался Джо.
– Нет. Просто хочу, чтобы ты взглянул на дело и с другой стороны.
– Попробую. Тебе не по душе застой. Ты годами твердил, что нас нужно расшевелить. Наконец у нас тоже открылись глаза. И первое, что нужно сделать, это убрать с дороги всю честную компанию. В том числе Лэмберта. Что же, мы не понимаем, что тебе придется всему учиться? От тебя не ждут чудес. Мы верим в тебя, а в Лэмберта не верим – вот что главное. Ты дашь свое согласие, Джимми?
Несколько минут они шли молча.
– Дай мне время, мне нужно все обдумать, – объявил Ланарк.
– Я прогуляюсь с тобой вокруг твоего дома, – неумолимо сказал Джо. – Ты выгадаешь еще десять минут. Завтра перевыборное собрание. Некогда тянуть канитель. Решай сейчас.
Ланарк попытался собраться с мыслями. Сам виноват. Сколько он трубил о зарплате! Требовал ее повышения. Перекрикивая других, требовал что-то предпринимать. Главный смутьян. И теперь его призывают взять в руки бразды правления. Спору нет, их дело правое, в этом он не сомневался. Квалифицированные рабочие были самой малооплачиваемой категорией в отрасли. Потому что были категорией малочисленной. Это бы ничего, будь они активнее. Но профсоюз подавал слабые признаки жизни, рядовые члены разбились на безразличных и разочаровавшихся. И он взывал: возьмитесь за профсоюз. Гоните в шею замшелых бюрократов. Надо бороться! Возьмите подъемников – их тоже мало, но они неугомонные люди. И поэтому у них выше заработки.
Теперь его словам вроде бы вняли. Но дело принимало нежелательный для него оборот. Он хотел спокойной жизни. Он не хотел целиком уходить в профсоюзную работу. Он не прочь уступить кому-нибудь другому лавры – вместе с ответственностью. Прийти на собрание, выступить – это пожалуйста. Но быть секретарем… справится ли?
– Ну? – спросил Джо. Они стояли перед входной дверью.
– Сейчас, Джо, – сказал он и бросил взгляд в глубь улицы, увидел шахту, сгрудившую в лощине свои строения, увидел дымовые трубы и копер, чернеющие в лучах закатного солнца. Если его изберут, то он войдет в число тех, кто управляет всем этим хозяйством. Он всегда знал про себя, что рожден для настоящих дел. Лэмберт был продуктом осторожной, консервативной эпохи. А наступал новый век, и он требовал новых людей. По существу это было не предложение, а вызов. Он мог продолжать жить по-старому – ни шатко ни валко. Так проще, но тогда на нем надо сразу ставить крест. Так почему не согласиться? Все упиралось в Лэмберта: он семь лет проходил у него обучение, уважал старика. Впрочем, это – так, чувства. Он их отбросил. Вызов надо принимать. В конце концов, подумал он с привычной ленью, исход выборов под вопросом. Лэмберт пользовался всеобщей любовью. Совсем не обязательно, что их дело выгорит. Джо нетерпеливо шевельнулся.
– Давай, приятель, решай. Холодно.
– Ладно, выдвигай, – сказал Ланарк.
– Молодец! – не скрывая явного удовлетворения, сказал Джо. – Я знал, что ты нас не подведешь.
Годичное собрание второго отделения Саут-Стейтширского рабочего объединения было событием заурядным и ничего не решавшим. Так было в туманную пору, когда движение только зарождалось, так с тех пор и повелось. Был случай, когда возникла мысль за неделю до собрания подавать секретарю список кандидатур к избранию, но тогда же все, включая руководство отделения, сочли это предложение полнейшей чушью и отмели с порога. Поэтому у заговорщиков было одно оружие – внезапность. Предыдущие выборы руководящих членов объединения проходили так: председатель зачитывал кандидатуры по порядку, не допуская даже мысли, что усталый и безразличный голос из зала может прервать его и потребовать переизбрания кого-нибудь. Но бывало, хоть и очень редко, что предлагалась-таки встречная кандидатура. Тогда в копре проводили тайное голосование. Но и оно ничего не меняло. Отделение не любило перемен. Если кого-то выбирали в правление, то это на всю жизнь. Со своего поста тот уходил сам – на покой либо в могилу. Лэмберт был секретарем двадцать лет; старина Джо Форстер занимал председательское место без малого двадцать пять, и даже самый молодой из этой троицы, Оутс, сидел в правлении уже десять лет.
На следующее утро Ланарк разыскал Джо.
– Слушай, Джо, – озабоченно сказал он. – Я все думаю о Лэмберте. Он не привык встречать отпор. Для него будет полная неожиданность, когда вы меня вечером предложите. Это же как гром среди ясного неба. Я хочу ему сказать. Так будет справедливо.
– Не будь дураком! – взорвался Джо. – Поставь себя на его место. Он бы тебя предупредил?
– Думаю, что да.
– Да никогда в жизни!
– Ну, мне не важно, как бы он там решил, – настаивал на своем Ланарк. – А я хочу по справедливости. Все-таки старый человек. Какие у него там ни есть недостатки, а служил он делу на совесть. В общем, я ему скажу.
– Ты что, не понимаешь, что мы рассчитываем на внезапность?
– Раз я за это берусь, я хочу победить честно. Джо в отчаянии швырнул на землю молоток.
– Господи, а что плохого в нашем расчете? У него какая поддержка! Мы должны хвататься за любую возможность. Если ты ему скажешь, он до вечера навербует себе еще. А не скажешь, так у вас будут равные шансы, только и всего.
– Нет, все-таки скажу, – сказал Ланарк и, не слушая дальнейших возражений, ушел. Он отправился прямо в ремонтные мастерские, где работал Лэмберт. Однако его верстак пустовал. Мимо прошел, пытливо взглянув на него, Каррузерс, мастер. Он знал, что Ланарку в смене с другими ремонтниками предстояло спускаться в шахту.
– Кого-нибудь ищешь, Джимми? – спросил он. Ланарк понимал, что это только приступ к другому вопросу.
– Лэмберта. Поговорить надо.
– Сегодня ты его уже не увидишь. Его ночью вызывали. Что-то с насосом было неладно. Он только что ушел домой.
– Жаль, – стараясь выглядеть встревоженным, сказал Ланарк, хотя на душе сразу полегчало. – Может, еще догоню?
– Ушел, – отрезал Каррузерс и вынул часы. – Да и тебе, по-моему, пора идти, Джимми. Скоро восемь…
Действительно пора, и Ланарк пошел из цеха. Из кузни навстречу ему вышел Джордан.
– Я тебя провожу, Джимми, – сказал он. – Надо на территории кое-что посмотреть. Говорят, ты сегодня будешь в секретари выдвигаться.
– Верно говорят.
– Молодчага, – сказал Джордан. – Должно выгореть дело. Ему давно пора на покой. Думает, он незаменимый – то-то удивится вечером!
– Да, – обронил Ланарк. – Я его как раз искал.
– Лэмберта? – удивился Джордан.
– Думал, будет справедливо сказать ему, что я сегодня выдвигаюсь.
– Псих, – неодобрительно заметил Джордан. – А вообще он ушел домой, так что ничего ты ему уже не скажешь.
– Он должен знать, – сказал Ланарк, чувствуя себя размазней и дураком.
Джордан уставился на него.
– Зачем? С какой стати? Вечером все узнает. Ланарк поискал и не нашел подходящих слов.
– Не знаю, – выдавил он, наконец. – Только нельзя с ним так. Пусть мне не по душе его идеи о зарплате и вообще. Зато он прямой человек. Он раз-другой меня сильно выручил.
– Я тебя не понимаю, – сказал Джордан, мотая головой. – Это годичное собрание – так? Ты такой же член организации, как он. Имеешь право быть выдвинутым. О чем тут говорить?
Ланарк понял, что толку из такого разговора не будет. И Джо, и Джордан видели дело совсем в другом свете. Можно измозолить язык, и все равно Джордан ничего не поймет. Свою голову другим не приставишь.
Мысли не давали ему покоя всю смену. Словно нарочно так подстроилось, что Лэмберта не было на месте, когда он пришел переговорить с ним. Ему претило это объяснение, но он понимал, что правильнее будет сказать, и убедил себя в этом. А когда Каррузерс сказал, что Лэмберт ушел домой, у него камень с души свалился. Мало приятного выложить такому человеку, как Лэмберт, что метишь на его место. «Лично против тебя мы ничего не имеем, – проговаривал он про себя, – просто мы утратили в тебя веру и хотим вывести из правления». Нет, еще не поздно что-то сделать. Можно зайти к нему после смены. Прийти и сказать: «Джек, мне бы тебя на пару слов». Джек проведет его в гостиную, спросит, в чем дело, усядется напротив, с мудрой и такой знакомой улыбкой будет ждать, когда он промямлит слова, которые прогонят эту улыбку с его лица. В конце концов, он решил, что зайдет к нему по пути домой.
Когда он вышел из шахты, решение казалось бесповоротным. Но стоило ему подойти к дому Лэмберта, как его буквально замутило. Ему захотелось бежать куда глаза глядят. Расплеваться со всем этим раз и навсегда. Но на него рассчитывали, одернул он себя. Он будет баллотироваться на место Лэмберта, и избежать этого уже нельзя. Значит, надо сказать Лэмберту. И все-таки он ему не сказал.
Это вышло так. Он забыл номер его дома, помнил только, что на широком подоконнике стоят рядком несколько цветочных горшков. Ланарк с женой, бывало, не могли пройти мимо без смеха, каждый раз гадая, чего ради их выставили: никаких цветов там не росло. Однако они неизменно торчали в окне. Может, миссис Лэмберт коллекционировала горшки. Он шел по улице и высматривал окно с горшками. И надо же тому случиться: у окна сидел сам Лэмберт и что-то писал. Он поднял голову и улыбнулся Ланарку. Тот улыбнулся в ответ, помахал рукой. И пошел своей дорогой. Всему виной та улыбка. Он понял, что не в силах подойти к старику, и еще понял, удаляясь, что совершает непростительную ошибку. Но он ничего не мог с собой поделать.
В зал Лэмберт вошел уверенной поступью, в ладу с самим собой и всем миром. В его жизни это было не первое и не последнее собрание. И снова он улыбнулся Ланарку. Для Ланарка у него была особая улыбка, словно говорившая: «Мы с тобой, паренек, не шапочные знакомые, верно? Семь лет протрубили вместе». В ответ Ланарк скроил жалкое подобие улыбки, но Лэмберт, кажется, ничего не замечал вокруг. Ланарк не сводил с него глаз. Вот он открыл портфель, достал папку с протоколами, какие-то бумаги. Обсудил повестку дня с Джимом Форстером. Оба они чувствовали себя вполне непринужденно. Только Оутс держался особняком и замкнуто. Когда старина Джим по какому-то случаю сострил, он лишь вяло улыбнулся. Наверняка и он знает о том, что готовится, подумал Ланарк и почувствовал к нему острую неприязнь. Если ты что-то знаешь, то это твоя прямая обязанность – сказать обо всем своим старшим товарищам и коллегам. А Оутс им ничего не сказал, это ясно. Теперь сидит и мучится и ждет, когда разорвется бомба. Тут и у Ланарка засосало под ложечкой. Он ничем не лучше Оутса. Он прошел у Лэмберта рабочую выучку. Старик был ему другом. Семь лет проработать бок о бок – это не шутка. Такой человек тебе уже не чужой…
Зал заполнялся народом. Ему еще не приходилось видеть такой дружной явки. Не хватало стульев. Мимо с парой стульев прошел Крастер, дал ему легкого тычка и, не таясь, подмигнул. Лэмберт стал заметно нервничать. Какие-то все сегодня странные. Он почуял недоброе. Настроение – как накануне забастовки. Его острый взгляд пробегал по рядам, ноздри подрагивали. Он потянулся к старине Джиму и что-то ему сказал. Ланарк догадался – что: «Что-то назревает, Джим». Теперь и Форстер забеспокоился.
Над головами клубился сизый дым. Пять минут восьмого. Покрывая гомон, раздался голос: «Открывай собрание, председатель!»
Лэмберт приступил к чтению отчета. На некоторое время Ланарк расслабился. Может, оттого, что Джо еще не пришел. Хорошо бы, понадеялся он, что-нибудь его задержало. Тогда, глядишь, никакого выдвижения и не будет, хотя о его намерении баллотироваться наверняка уже все знали – за исключением, понятно, Лэмберта и Форстера. Ему заговорщицки улыбнулся Джордан. И все-таки отсутствие Джо, как ему казалось, могло расстроить весь их заговор. Что ни говорите, это нешуточное дело – замахнуться на авторитет людей, которые состарились на своей работе, и только Джо эта задача была по плечу.
Джо явился к концу отчетного доклада. Крупный, сильный, он внушал чувство уверенности. Ланарк невольно задумался, почему Джо сам устранился от избрания. Может, потому, что эту уверенность ему давала свобода от ответственности. Такие люди не любят связывать себе руки, они отливают пули, которыми палят другие. А сами остаются за кулисами.
Вот подошли и выборы. Начали с секретаря. Повисла тяжелая пауза. Набухал заговор, тучи сгущались. Лэмберт стоял, опустив голову. Нацелившись ручкой, он смотрел в свою папку. Ожиданием этой минуты жили целый день, но она не принесла разрядки. Никто не пошевельнулся. Лишь слабый дымок вился над оцепеневшими фигурами. Пора кому-то вяло протянуть: «Предлагаю переизбрать, председатель». Но этот «кто-то» молчал, и Ланарк с горьким чувством подумал, что его самого посвятили только в часть заговора. И тут Лэмберт медленно поднял точно свинцом налитую голову. Его молящие глаза обежали каменные лица, обращенные к нему. Тишину вспорол резкий голос Джо.
– Господин председатель, – растягивая слова, сказал он, – я бы хотел рекомендовать на этот пост мистера Ланарка. Шарканье ног, единой грудью шумный выдох и выкрики в поддержку. Председатель растерянно взглянул на Лэмберта. А тот смотрел на Ланарка. В его взгляде не было и тени упрека. Обеспокоенному Ланарку почудилось в нем лишь сожаление, и он окончательно смешался и отвел глаза в сторону.
– Какие еще будут предложения, джентльмены? – спросил Форстер. И по тому, как он процедил слово «джентльмены», было ясно, что нервы его на пределе. – Хочу подчеркнуть момент, – продолжал он, – который присутствующим должен быть хорошо известен: наш нынешний секретарь имеет право на переизбрание.
– Мы это знаем, господин председатель, – сказал Джо. – И называем только одну кандидатуру. На этом с выборами секретаря можно бы и кончить. Я предлагаю перейти к другим членам правления.
Старина Форстер взвился со стула.
– Когда мне потребуются советы, как вести собрание, значит, мне будет пора подавать в отставку! – выкрикнул он.
– Может, уже и пора, – беззлобно, сказал Джо. Рабочие помоложе рассмеялись. Смех утих, когда встал Лэмберт. Говорил он недолго и без апломба. Ланарк почувствовал прилив восхищения к нему. Когда тот сел, по рядам прошел одобрительный гул. Старика спровадили, но он сумел уйти с достоинством.
Только теперь Ланарк вполне осознал, что его избрание состоялось и теперь его очередь что-то сказать. Поблагодарить товарищей за доверие. Но он не мог ничего из себя выдавить. Он не мог заставить себя встать и сказать несколько общих слов, как полагалось. Какая-то глухая сила навалилась ему на плечи. Словно в этом тесном зале перед его глазами разорвалась пелена, и он увидел не механизм демократической процедуры, а лишь слегка затушеванное торжество древнего и извечно безжалостного закона. Он увидел это слишком хорошо, и увиденное внушило ему отвращение и оглушило его. Он смутно воспринимал дальнейшее и как сквозь сон уяснил, что победа досталась заговорщикам.
А потом собрание кончилось, и Джо ждал его на улице. Они пожали друг другу руки.
– Ну вот, – весело сказал Джо. – Дело сделано. Вечная память Лэмберту.
– Ты уверен? – сказал Ланарк, заранее не веря ответу на свой вопрос. Потому что про себя он знал, что никогда не освободится от Лэмберта, покуда сам будет жив.