Страница:
Чарльз Данн
Традиционная Япония. Быт, религия, культура
Предисловие
Жизнь в Японии всегда носила отчетливо замкнутый характер. Это не означает, что японцы были не расположены к принятию веяний из-за границы, – в действительности на протяжении большей части своей истории Япония заимствовала много чужеземных новшеств, которые неизменно приспосабливала к собственным нуждам, и в первую очередь из Китая, а за последнюю сотню лет – чаще всего с Запада, особенно из Америки. Однако был один продолжительный и важный период, когда происходило совсем противоположное, – эпоха правления сёгунов[1] Токугава, и именно она описывается в этой книге.
Гость с Запада постоянно убеждается в том, что кажется ему двойственностью жизни японцев: смесь западных веяний и вековых традиций. Япония, несмотря на современный характер своей экономики и досаду, которую многие молодые японцы испытывают по отношению к прошлому своей страны, тем не менее сохранила очень многое из того, что характерно только для Японии. Многое из этого, как и в любой стране с историческим прошлым, родом из древних времен. Государственное устройство Японии претерпело коренные изменения XIX века с Реставрацией Мэйдзи в 1868 году[2].
Сёгун Иэясу Токугава захватил верховную власть как военный диктатор; после адаптационного периода гражданские раздоры подошли к концу, и последовали почти два века без серьезных конфликтов, а также почти полной изоляции от внешнего мира. Это было время стабильности, когда то, что стало затем традицией для сегодняшней Японии, упрочнялось и застывало, и, хотя на протяжении этих столетий и происходили определенные события, оно представляет собой довольно последовательное явление.
Итак, мы можем считать период приблизительно с 1600 по 1850 год, неоспоримые годы правления сёгуната[3] Токугава, годами «традиционной Японии», и цель этой книги – представить читателю общую картину жизни страны в эпоху Токугава.
Гость с Запада постоянно убеждается в том, что кажется ему двойственностью жизни японцев: смесь западных веяний и вековых традиций. Япония, несмотря на современный характер своей экономики и досаду, которую многие молодые японцы испытывают по отношению к прошлому своей страны, тем не менее сохранила очень многое из того, что характерно только для Японии. Многое из этого, как и в любой стране с историческим прошлым, родом из древних времен. Государственное устройство Японии претерпело коренные изменения XIX века с Реставрацией Мэйдзи в 1868 году[2].
Сёгун Иэясу Токугава захватил верховную власть как военный диктатор; после адаптационного периода гражданские раздоры подошли к концу, и последовали почти два века без серьезных конфликтов, а также почти полной изоляции от внешнего мира. Это было время стабильности, когда то, что стало затем традицией для сегодняшней Японии, упрочнялось и застывало, и, хотя на протяжении этих столетий и происходили определенные события, оно представляет собой довольно последовательное явление.
Итак, мы можем считать период приблизительно с 1600 по 1850 год, неоспоримые годы правления сёгуната[3] Токугава, годами «традиционной Японии», и цель этой книги – представить читателю общую картину жизни страны в эпоху Токугава.
Глава 1
Страна в изоляции
Географическое положение
Располагаясь на восточной оконечности азиатского континента, Япония имеет климат, во многом схожий с климатом североатлантических штатов США, то есть зима холодная (с ветрами, дующими из Сибири), а лето теплое (благодаря ветрам с Тихого океана). Прежде чем попасть на гористое, обращенное к континенту побережье страны, зимние холодные ветра пролетают над Японским морем и в пути насыщаются влагой, которая большей частью осаждается в виде снегопадов, и, как правило, довольно сильных: снег зачастую доходит до свешивающихся крыш домов. В тихоокеанских регионах Японии зимой погода бывает ясной, но холодной. Летом в обращенной к континенту части страны погода ясная, в то время как на тихоокеанском побережье облачно, так что лето холодное и влажное, особенно на юге и востоке. Японцы находят летнюю жару более неприятной, чем зимний холод, и строят свои жилища с учетом этого.
Япония состоит из четырех больших островов и бесчисленных мелких. Самый северный – Хоккайдо, который был недостаточно заселен во время рассматриваемого нами периода. Южнее находится Хонсю, главный остров, несколько больший, чем Великобритания, с Кюсю и Сикоку, расположенными южнее. Дополнительную сложность климатической картине придает то, что, за исключением Хоккайдо, в июне бывает короткий, но зачастую обильный сезон дождей, вызываемый северными муссонами, в то время как еще один сезон дождей длится с конца июля до середины сентября. Япония, особенно ее южные регионы, лежит на пути тайфунов с Тихого океана, поэтому в любой части страны могут возникнуть сильные ветра, обильные снегопады или приливные волны. Вдобавок ко всем этим бедствиям Япония расположена в поясе землетрясений и вулканов Тихоокеанского бассейна, и, хотя действующие вулканы обычно находятся далеко от населенных областей, урон от извержений не слишком большой, а землетрясения с несильными толчками, но они постоянно напоминают японцам, что катастрофа может произойти в любой момент, и являются частью каждодневной жизни.
Благоприятной стороной географического положения Японии является то, что она находится в низких широтах, когда солнце стоит высоко, и изменения в продолжительности светового дня меньше, чем в Северной Европе. Зима короткая, и поэтому вегетационный период растений продолжительный. Тепло и влага, плодородные наносные почвы в большинстве сельскохозяйственных районов способствуют изобильному произрастанию продовольственных культур. Япония – очень гористая страна, но склоны покрыты деревьями. Это означает, что в рассматриваемый нами период дома строили из дерева – кедра и другой прочной древесины, не требующей покраски. Постройки легко возгорались, настолько легко, что пожары быстро уничтожали целые деревни или районы городов, если ветер дул в их сторону. Однако, когда происходило землетрясение, гибкие каркасные дома разрушались меньше, чем если бы были выстроены из более прочного материала – кирпича или камня[4].
Япония состоит из четырех больших островов и бесчисленных мелких. Самый северный – Хоккайдо, который был недостаточно заселен во время рассматриваемого нами периода. Южнее находится Хонсю, главный остров, несколько больший, чем Великобритания, с Кюсю и Сикоку, расположенными южнее. Дополнительную сложность климатической картине придает то, что, за исключением Хоккайдо, в июне бывает короткий, но зачастую обильный сезон дождей, вызываемый северными муссонами, в то время как еще один сезон дождей длится с конца июля до середины сентября. Япония, особенно ее южные регионы, лежит на пути тайфунов с Тихого океана, поэтому в любой части страны могут возникнуть сильные ветра, обильные снегопады или приливные волны. Вдобавок ко всем этим бедствиям Япония расположена в поясе землетрясений и вулканов Тихоокеанского бассейна, и, хотя действующие вулканы обычно находятся далеко от населенных областей, урон от извержений не слишком большой, а землетрясения с несильными толчками, но они постоянно напоминают японцам, что катастрофа может произойти в любой момент, и являются частью каждодневной жизни.
Благоприятной стороной географического положения Японии является то, что она находится в низких широтах, когда солнце стоит высоко, и изменения в продолжительности светового дня меньше, чем в Северной Европе. Зима короткая, и поэтому вегетационный период растений продолжительный. Тепло и влага, плодородные наносные почвы в большинстве сельскохозяйственных районов способствуют изобильному произрастанию продовольственных культур. Япония – очень гористая страна, но склоны покрыты деревьями. Это означает, что в рассматриваемый нами период дома строили из дерева – кедра и другой прочной древесины, не требующей покраски. Постройки легко возгорались, настолько легко, что пожары быстро уничтожали целые деревни или районы городов, если ветер дул в их сторону. Однако, когда происходило землетрясение, гибкие каркасные дома разрушались меньше, чем если бы были выстроены из более прочного материала – кирпича или камня[4].
Народонаселение
Вместе с большинством других обитателей азиатского тихоокеанского побережья современных японцев классифицируют как монголоидную расу, но, по-видимому, население составляли несколько племен.
Весьма вероятно, что происходило смешение народов из Кореи, Северного Китая, Южного Китая и с тихоокеанских островов, пришедших в Японию через архипелаг Рюкю. Существуют доказательства, что некоторые элементы японской культуры заимствованы с юга; архитектура домов, возможно, имеет некоторую связь с полинезийской.
Японский язык, хотя и имеет определенное структурное сходство с некоторыми континентальными азиатскими языками, такими как корейский и монгольский, не обнаруживает с ними общего происхождения, и единственный близкородственный язык – язык островов Рюкю. Уникальную чуждую этническую группу составляют айны. Айны теперь ограничены островом Хоккайдо на севере. Они пришли с большого острова Японии задолго до XVII века, и определенные географические названия, в том числе название горы Фудзи, являются исключительными реликтами их древнего, гораздо более продолжительного пребывания, до тех пор пока их не вытеснил народ, который сам не подвергался никаким вторжениям и выковал сильную и однородную культуру, насчитывающую около 2000 лет.
Местная японская религия, теперь называемая «синто» – «путь богов», имеет некоторые элементы, которые можно приписать шаманизму Северной Азии, но также включает простые анимистические культы, когда обожествляются деревья и скалы, а иногда горные хребты или острова[5]. Венцом синтоизма явился сборник легенд о происхождении мира, среди которых есть объяснение божественного происхождения императорского семейства.
Важным элементом синто является забота о возделывании употребляемых в пищу культурах и плодородии, рисовом вине и веселье. Синто также много внимания уделяет чистоте, стремлению избежать осквернения смертью и предпочитает не иметь никакого к ней отношения. С другой стороны, буддизм, который пришел в Японию из Китая через Корею около 1500 лет тому назад, принес с собой вместе с важными элементами китайской цивилизации и достижениями искусства новый «взгляд в себя» и удаление от мира, интерес к загробной жизни и приятие смерти.
На протяжении многих столетий эти две религии дополняли одна другую: боги синто были включены в буддийскую веру, но, несмотря на это, два центра веры и поклонения, буддийские храмы и синтоистские святилища, обычно сохраняли свою независимость. Между ними две религии давали и в значительной степени до сих пор обеспечивают предпосылки для почти всей человеческой деятельности в Японии, но только предпосылки, а не мораль. Мораль, правила поведения в обществе были определены светскими принципами, в основном почерпнутыми из конфуцианства[6]. Эти принципы состояли в системе лояльности, когда верность господину была приоритетной перед верностью семье, а долг перед родителями ставился выше долга перед супругом и детьми, вместе с безоговорочным признанием власти. Умеренность и бережливость требовались от людей, занимающих высокое положение, в то время как расточительность – будь то в одежде, чувствах или расходах – порицалась, хотя другого и нельзя было ожидать от низших сословий, особенно от тех, чьей целью в жизни было скорее накопление денег, чем служение своему господину или своей стране. Хотя меркантильные мотивы сегодня менее предосудительны, такое отношение до сих пор бытует среди японцев и проявляется в лояльности к своему работодателю и своей стране.
Весьма вероятно, что происходило смешение народов из Кореи, Северного Китая, Южного Китая и с тихоокеанских островов, пришедших в Японию через архипелаг Рюкю. Существуют доказательства, что некоторые элементы японской культуры заимствованы с юга; архитектура домов, возможно, имеет некоторую связь с полинезийской.
Японский язык, хотя и имеет определенное структурное сходство с некоторыми континентальными азиатскими языками, такими как корейский и монгольский, не обнаруживает с ними общего происхождения, и единственный близкородственный язык – язык островов Рюкю. Уникальную чуждую этническую группу составляют айны. Айны теперь ограничены островом Хоккайдо на севере. Они пришли с большого острова Японии задолго до XVII века, и определенные географические названия, в том числе название горы Фудзи, являются исключительными реликтами их древнего, гораздо более продолжительного пребывания, до тех пор пока их не вытеснил народ, который сам не подвергался никаким вторжениям и выковал сильную и однородную культуру, насчитывающую около 2000 лет.
Местная японская религия, теперь называемая «синто» – «путь богов», имеет некоторые элементы, которые можно приписать шаманизму Северной Азии, но также включает простые анимистические культы, когда обожествляются деревья и скалы, а иногда горные хребты или острова[5]. Венцом синтоизма явился сборник легенд о происхождении мира, среди которых есть объяснение божественного происхождения императорского семейства.
Важным элементом синто является забота о возделывании употребляемых в пищу культурах и плодородии, рисовом вине и веселье. Синто также много внимания уделяет чистоте, стремлению избежать осквернения смертью и предпочитает не иметь никакого к ней отношения. С другой стороны, буддизм, который пришел в Японию из Китая через Корею около 1500 лет тому назад, принес с собой вместе с важными элементами китайской цивилизации и достижениями искусства новый «взгляд в себя» и удаление от мира, интерес к загробной жизни и приятие смерти.
На протяжении многих столетий эти две религии дополняли одна другую: боги синто были включены в буддийскую веру, но, несмотря на это, два центра веры и поклонения, буддийские храмы и синтоистские святилища, обычно сохраняли свою независимость. Между ними две религии давали и в значительной степени до сих пор обеспечивают предпосылки для почти всей человеческой деятельности в Японии, но только предпосылки, а не мораль. Мораль, правила поведения в обществе были определены светскими принципами, в основном почерпнутыми из конфуцианства[6]. Эти принципы состояли в системе лояльности, когда верность господину была приоритетной перед верностью семье, а долг перед родителями ставился выше долга перед супругом и детьми, вместе с безоговорочным признанием власти. Умеренность и бережливость требовались от людей, занимающих высокое положение, в то время как расточительность – будь то в одежде, чувствах или расходах – порицалась, хотя другого и нельзя было ожидать от низших сословий, особенно от тех, чьей целью в жизни было скорее накопление денег, чем служение своему господину или своей стране. Хотя меркантильные мотивы сегодня менее предосудительны, такое отношение до сих пор бытует среди японцев и проявляется в лояльности к своему работодателю и своей стране.
Конец гражданских войн
Начиная с XII века, когда правление императора и его придворных сменилось правлением военачальников, в Японии периодически вспыхивали гражданские войны между отдельными враждующими кланами и союзами самурайских домов; порой за оружие брались и сторонники императора, пытавшегося вернуть себе былую власть. Эти войны тормозили развитие торговли, наносили урон урожаям и истощали людские ресурсы. Конечно же создавались литературные произведения, но в основном при императорских дворах в окружении военачальников и в крупных религиозных центрах. Пьесы театра Но[7], чайная церемония и реформирование поэзии, которое привело к возникновению 17-слогового хайку (хокку), – все это своим развитием обязано периоду междоусобиц, но за пределы узкого круга аристократов, жрецов и священнослужителей достижения культуры в ту пору не выходили.
Однако к середине XVI века, несмотря на то что междоусобицы время от времени еще будут вспыхивать и в последующие 50 лет, жизнь начала налаживаться, наметился прогресс торговли и искусства. В 1573 году фактически власть надо всей Японией сосредоточилась в руках одного человека, Оды Нобунаги. Он был необузданным и безжалостным человеком; например, предал огню целый комплекс монастырских храмов со всеми их обитателями как часть своего плана лишения власти буддийских монахов-воинов, которые представляли собой слишком большую разрушительную силу в предшествующие годы. В то же время Ода Нобунага был поклонником искусства. В 1582 году он был убит одним из своих военачальников, к которому относился с презрением. Нападение на храм, где он пребывал, произошло во время исполнения им танца из пьесы театра Но. Его преемник, Тоётоми Хидэёси, который продолжил объединение Японии, почти в равной степени знаменит как тем, что ввел в обычай любование цветущей вишней, так и своим мудрым управлением страной и неудачным походом в Корею.
Войны разметали многих приверженцев императорского двора, поэтому стало гораздо меньше тех, кто проживал в столице, теперь называемой Киото, и великие ежегодные празднества, которые поддерживались этими придворными, прекратились. Они были возобновлены горожанами, и волна энтузиазма по поводу такого веселого церемониала прокатилась по большим городам; праздник Гион, во время которого до сих пор в июле по улицам Киото разъезжают огромные колесницы, тому пример. Появлялись и другие развлечения: например, повсеместно распространились танцы фурю[8]. Они были большим развлечением, зачастую их связывали с буддийским праздником Бон в разгаре лета, когда духи умерших возвращаются на землю, и их веселили песнями и танцами. В танцах фурю было принято надевать маски и маскарадные костюмы, а танцевали на улицах. Женская мода стала более простой по фасону, чтобы не сковывать движения, а ткани с более изысканным рисунком, особенно у жен купцов.
Это было время, когда велась оживленная торговля с внешним миром. В 1543 году первые европейцы, несколько португальцев, высадились на Танэгасиме, острове на юге от Кюсю, а в 1549 году Франциск Хавьер прибыл с миссией ордена иезуитов. Она была столь успешной, что вскоре иезуиты фактически установили контроль над городом Нагасаки, а церкви были открыты даже в Киото и Осаке. Христианские эмблемы стали популярны в качестве декоративных узоров, иноземная одежда, особенно иностранные головные уборы, пользовалась большой популярностью как элемент маскарадных костюмов, надеваемых для исполнения фурю. Невиданных зверей выставляли в зверинцах, а в Киото и в других местах давали интермедии и кукольные представления[9] наряду с простонародными драмами. У крестьян, несомненно, было меньше оснований быть довольными, чем у остальных, но стабильное правительство и распространение духа национального единства, пробужденного контактом с иностранцами, а также возникшего в ответ на угрозу национальной безопасности, которую, по-видимому, создавало присутствие чужеземцев, вело к улучшению общественной морали.
Изделия, характерные для того времени, – разрисованные ширмы, очень часто передают картину жизни в основном в городах, на них изображены сцены активной деятельности людей и празднеств.
Такие развлечения и празднества продолжались до XVII века и стали предшественниками, кроме прочего, народной бытовой драмы. Однако дух нации изменился, по мере того как пуританское холодное и расчетливое правление клана Токугава все сильнее сжимало страну в тисках после смерти Хидэёси в 1598 году и поражения его сына в 1615 году. Иноземные влияния ограничивались, а запреты и гонения, начатые при правлении Хидэёси, все чаще направлялись на христиан. Их восстание в Симабаре, близ Нагасаки, было подавлено в 1637 году, и было сделано все, чтобы искоренить христианство, и скорее из политических, чем из религиозных соображений. В то же время велась политика изоляции, цель которой – избежать любого иностранного влияния, которое могло бы привести к нарушению мира внутри страны. Все японцы, находящиеся за границей либо занимающиеся торговлей на юго-западном азиатском полуострове, либо их жены или те, что работали в сфере развлечений на Яве, были отрезаны от родины, и единственный контакт с внешним миром осуществлялся через небольшие и строго контролируемые голландскую и китайскую торговые фактории в Нагасаки, все остальные иноземцы были выдворены из страны. Эта политика изоляции была усилена запретом на постройку океанских кораблей, и ни одному японцу под страхом смертной казни не разрешалось покидать Японию.
Такое положение дел продолжалось до 1853 года, когда корабли коммодора Пери[10] появились в заливе Эдо и вынудили правительство открыть некоторые порты. В Японии снова начали появляться иностранцы. Режим Токугава, уже находясь под внутренним давлением (страна тревожно бурлила), просуществовал только пятнадцать лет, прежде чем правление снова перешло к юному императору и его сторонникам: хлынул поток новых идей, расшатав феодализм старой Японии.
Однако к середине XVI века, несмотря на то что междоусобицы время от времени еще будут вспыхивать и в последующие 50 лет, жизнь начала налаживаться, наметился прогресс торговли и искусства. В 1573 году фактически власть надо всей Японией сосредоточилась в руках одного человека, Оды Нобунаги. Он был необузданным и безжалостным человеком; например, предал огню целый комплекс монастырских храмов со всеми их обитателями как часть своего плана лишения власти буддийских монахов-воинов, которые представляли собой слишком большую разрушительную силу в предшествующие годы. В то же время Ода Нобунага был поклонником искусства. В 1582 году он был убит одним из своих военачальников, к которому относился с презрением. Нападение на храм, где он пребывал, произошло во время исполнения им танца из пьесы театра Но. Его преемник, Тоётоми Хидэёси, который продолжил объединение Японии, почти в равной степени знаменит как тем, что ввел в обычай любование цветущей вишней, так и своим мудрым управлением страной и неудачным походом в Корею.
Войны разметали многих приверженцев императорского двора, поэтому стало гораздо меньше тех, кто проживал в столице, теперь называемой Киото, и великие ежегодные празднества, которые поддерживались этими придворными, прекратились. Они были возобновлены горожанами, и волна энтузиазма по поводу такого веселого церемониала прокатилась по большим городам; праздник Гион, во время которого до сих пор в июле по улицам Киото разъезжают огромные колесницы, тому пример. Появлялись и другие развлечения: например, повсеместно распространились танцы фурю[8]. Они были большим развлечением, зачастую их связывали с буддийским праздником Бон в разгаре лета, когда духи умерших возвращаются на землю, и их веселили песнями и танцами. В танцах фурю было принято надевать маски и маскарадные костюмы, а танцевали на улицах. Женская мода стала более простой по фасону, чтобы не сковывать движения, а ткани с более изысканным рисунком, особенно у жен купцов.
Это было время, когда велась оживленная торговля с внешним миром. В 1543 году первые европейцы, несколько португальцев, высадились на Танэгасиме, острове на юге от Кюсю, а в 1549 году Франциск Хавьер прибыл с миссией ордена иезуитов. Она была столь успешной, что вскоре иезуиты фактически установили контроль над городом Нагасаки, а церкви были открыты даже в Киото и Осаке. Христианские эмблемы стали популярны в качестве декоративных узоров, иноземная одежда, особенно иностранные головные уборы, пользовалась большой популярностью как элемент маскарадных костюмов, надеваемых для исполнения фурю. Невиданных зверей выставляли в зверинцах, а в Киото и в других местах давали интермедии и кукольные представления[9] наряду с простонародными драмами. У крестьян, несомненно, было меньше оснований быть довольными, чем у остальных, но стабильное правительство и распространение духа национального единства, пробужденного контактом с иностранцами, а также возникшего в ответ на угрозу национальной безопасности, которую, по-видимому, создавало присутствие чужеземцев, вело к улучшению общественной морали.
Изделия, характерные для того времени, – разрисованные ширмы, очень часто передают картину жизни в основном в городах, на них изображены сцены активной деятельности людей и празднеств.
Такие развлечения и празднества продолжались до XVII века и стали предшественниками, кроме прочего, народной бытовой драмы. Однако дух нации изменился, по мере того как пуританское холодное и расчетливое правление клана Токугава все сильнее сжимало страну в тисках после смерти Хидэёси в 1598 году и поражения его сына в 1615 году. Иноземные влияния ограничивались, а запреты и гонения, начатые при правлении Хидэёси, все чаще направлялись на христиан. Их восстание в Симабаре, близ Нагасаки, было подавлено в 1637 году, и было сделано все, чтобы искоренить христианство, и скорее из политических, чем из религиозных соображений. В то же время велась политика изоляции, цель которой – избежать любого иностранного влияния, которое могло бы привести к нарушению мира внутри страны. Все японцы, находящиеся за границей либо занимающиеся торговлей на юго-западном азиатском полуострове, либо их жены или те, что работали в сфере развлечений на Яве, были отрезаны от родины, и единственный контакт с внешним миром осуществлялся через небольшие и строго контролируемые голландскую и китайскую торговые фактории в Нагасаки, все остальные иноземцы были выдворены из страны. Эта политика изоляции была усилена запретом на постройку океанских кораблей, и ни одному японцу под страхом смертной казни не разрешалось покидать Японию.
Такое положение дел продолжалось до 1853 года, когда корабли коммодора Пери[10] появились в заливе Эдо и вынудили правительство открыть некоторые порты. В Японии снова начали появляться иностранцы. Режим Токугава, уже находясь под внутренним давлением (страна тревожно бурлила), просуществовал только пятнадцать лет, прежде чем правление снова перешло к юному императору и его сторонникам: хлынул поток новых идей, расшатав феодализм старой Японии.
Правительство после 1603 года
Описание повседневной жизни в период правления дома Токугава будет трудным, а вероятно, и невозможным для понимания без некоторых сведений о том, как было организовано правительство страны. Для этого, в свою очередь, необходимо понять положение представителей рода Токугава. Основатель династии сёгунов, Токугава Иэясу, человек выдающихся способностей, если не гений, был союзником как Нобунаги, так и Хидэёси, своих предшественников. При правлении Хидэёси он захватил восток Японии, имея крепость в Эдо (сегодняшнем Токио). Когда он официально стал сёгуном в 1603 году, именно в Эдо он перевел свое правительство – отчасти, чтобы оно было под контролем его сподвижников, а частично потому, что, подобно некоторым военным правителям древних времен, он считал, что атмосфера столицы Киото с ее увлечением изящными искусствами и с ее лишенным строгой добродетельности образом жизни испортит нравы его сторонников.
После смерти сына Хидэёси в осаде Осакского замка, предпринятой в 1615 году, самая непосредственная угроза власти Иэясу была устранена. Он умер в следующем году, но члены клана Токугава сменяли один другого на посту сёгуна (который, в сущности, стал передаваться по наследству), осуществляя тотальный контроль за всеми землями Японии. Какие бы угрозы ни возникали – от императора, религиозных группировок или военных феодалов, – им противостояла ловкая и жесткая оперативность – правительство было намерено любой ценой поддерживать спокойствие в стране.
Император со своим двором в Киото теоретически обладал верховной властью, и, конечно, именно он жаловал сёгуну титул. Этот древний титул (сокращение более длинного выражения «сэйи тайсёгун», что означало «великий полководец, карающий варваров»), фактически давал своему обладателю полномочия военного диктатора страны. Как только клан Токугава взял бразды правления в свои руки, обязанности императора были сведены исключительно к официальному присвоению чинов и титулов: сёгуна и других менее значимых – тем, кого назначит сёгун. Император должен был проводить время в занятиях литературой и проведении церемониалов; его нужды и нужды его придворных удовлетворялись за счет предоставления земель, с которых они имели гарантированный доход. За его деятельностью надзирал киотский представитель бакуфу, государственный чиновник, поэтому император был лишь номинальным главой, хотя и уважаемым во всей стране. Трон никогда не пустовал, императора постоянно уверяли в преданности, и именно вокруг его персоны был сконцентрирован тот самый последний мятеж против режима Токугава.
Другой потенциальный источник оппозиции находился в буддийских храмах и синтоистских святилищах; именно буддийские монахи играли значительную роль в древних гражданских войнах. Сёгун держал их под контролем многочисленных надзирателей, жалованье которым назначалось из центральных или местных источников и при необходимости могло значительно урезаться. С одной из буддийских сект – сектой Син[11], в отношении которой сёгун питал особые подозрения, – обошлись с характерной токугавской тактикой «разделяй и властвуй». В предшествующее правление представители этой секты вызывали обеспокоенность военных властей учреждением независимых общин верующих, и, чтобы такого больше не повторилось, Иэясу приказал разделить секту на две ветви – ревнителям Истинного слова пришлось содержать отдельные группы храмов, между ними неизбежно возникло соперничество, и в итоге враг сёгуната потерял свою силу.
Однако подобные угрозы были очень незначительны по сравнению с теми, что исходили от враждебно настроенных военных феодалов. Токугавский правитель наделял землями в обмен на клятву верности и предусматривал, чтобы преданные сторонники и родственники, включая тех, кто сражался на его стороне в битве при Сэкигахаре в 1600 году, получали земли в стратегических позициях, образующих кольцо буферных поместий вокруг Эдо. Цепь других поместий защищала большие дороги Японии или стояла на страже возможных путей, по которым могли двинуться на Эдо потенциально враждебные феодалы, например так называемые «внешние» князья[12], которые сдались Иэясу в битве при Сэкигахаре или позже. Большинство из них являлись крупными землевладельцами и иногда были гораздо более состоятельными, чем сторонники Токугава. Тем не менее сам сёгун владел огромными поместьями, а также управлял главными городами Эдо – Киото и Осакой.
Таким образом, политический контроль в стране осуществлялся чиновниками захваченных земель и вследствие вассальной зависимости властителей, которые жили под угрозой лишения владений и ссылки за неверность или плохое исполнение своих обязанностей. Феодалов подталкивали шпионить за своими соседями и докладывать о подозрительной деятельности, в то время как социальные контакты не поощрялись. Кроме того, существовали правительственные надзиратели, чьей функцией было не сводить глаз с феодальных правителей и проверять, чтобы они вели свои дела в установленном порядке.
Еще одним орудием в арсенале сёгуна для контроля за высшими слоями общества было обязательное присутствие при его дворе в Эдо представителей знатных семей. В первые годы правления Токугава их возможные противники должны были оставлять заложников в Эдо в качестве поручительства за собственное примерное поведение, но позднее была создана единая система. Она требовала от каждого землевладельца (за исключением тех, чьи земли находились либо совсем рядом, либо очень далеко от центрального правительства) жить год в Эдоской резиденции, а на следующий – в родном поместье, так что каждому крупному феодалу приходилось совершать ежегодное путешествие либо в Эдо, либо обратно домой. В Эдо нужно было содержать подобающие статусу резиденции, где приходилось пребывать женам и детям вассалов. Эта мера вместе с созданием войск для защиты токугавских замков – дзиро и предоставлением помощи в определенного рода общественных работах обеспечивала как политический, так и экономический контроль над богатыми властителями – ведь постоянные путешествия туда-сюда и содержание двух домов в соответствии с положением влекли значительные расходы денег, времени и усилий.
Остальное население в городе и деревне контролировалось двумя способами. Во-первых, существовало чиновничество, назначаемое местными властями или центральным правительством, и оно действовало через чиновников, которые выполняли функции «полицейских». Другой способ – система обязательств, так что обычный японец редко мог нарушать принятые нормы поведения, не обрекая других на наказание за свой проступок: глава семьи отвечал за всех членов семьи, пятидворки – за каждое отдельное хозяйство, сельский староста – за свою деревню, и за преступление одного из членов сообщества могла быть наказана любая группа.
После смерти сына Хидэёси в осаде Осакского замка, предпринятой в 1615 году, самая непосредственная угроза власти Иэясу была устранена. Он умер в следующем году, но члены клана Токугава сменяли один другого на посту сёгуна (который, в сущности, стал передаваться по наследству), осуществляя тотальный контроль за всеми землями Японии. Какие бы угрозы ни возникали – от императора, религиозных группировок или военных феодалов, – им противостояла ловкая и жесткая оперативность – правительство было намерено любой ценой поддерживать спокойствие в стране.
Император со своим двором в Киото теоретически обладал верховной властью, и, конечно, именно он жаловал сёгуну титул. Этот древний титул (сокращение более длинного выражения «сэйи тайсёгун», что означало «великий полководец, карающий варваров»), фактически давал своему обладателю полномочия военного диктатора страны. Как только клан Токугава взял бразды правления в свои руки, обязанности императора были сведены исключительно к официальному присвоению чинов и титулов: сёгуна и других менее значимых – тем, кого назначит сёгун. Император должен был проводить время в занятиях литературой и проведении церемониалов; его нужды и нужды его придворных удовлетворялись за счет предоставления земель, с которых они имели гарантированный доход. За его деятельностью надзирал киотский представитель бакуфу, государственный чиновник, поэтому император был лишь номинальным главой, хотя и уважаемым во всей стране. Трон никогда не пустовал, императора постоянно уверяли в преданности, и именно вокруг его персоны был сконцентрирован тот самый последний мятеж против режима Токугава.
Другой потенциальный источник оппозиции находился в буддийских храмах и синтоистских святилищах; именно буддийские монахи играли значительную роль в древних гражданских войнах. Сёгун держал их под контролем многочисленных надзирателей, жалованье которым назначалось из центральных или местных источников и при необходимости могло значительно урезаться. С одной из буддийских сект – сектой Син[11], в отношении которой сёгун питал особые подозрения, – обошлись с характерной токугавской тактикой «разделяй и властвуй». В предшествующее правление представители этой секты вызывали обеспокоенность военных властей учреждением независимых общин верующих, и, чтобы такого больше не повторилось, Иэясу приказал разделить секту на две ветви – ревнителям Истинного слова пришлось содержать отдельные группы храмов, между ними неизбежно возникло соперничество, и в итоге враг сёгуната потерял свою силу.
Однако подобные угрозы были очень незначительны по сравнению с теми, что исходили от враждебно настроенных военных феодалов. Токугавский правитель наделял землями в обмен на клятву верности и предусматривал, чтобы преданные сторонники и родственники, включая тех, кто сражался на его стороне в битве при Сэкигахаре в 1600 году, получали земли в стратегических позициях, образующих кольцо буферных поместий вокруг Эдо. Цепь других поместий защищала большие дороги Японии или стояла на страже возможных путей, по которым могли двинуться на Эдо потенциально враждебные феодалы, например так называемые «внешние» князья[12], которые сдались Иэясу в битве при Сэкигахаре или позже. Большинство из них являлись крупными землевладельцами и иногда были гораздо более состоятельными, чем сторонники Токугава. Тем не менее сам сёгун владел огромными поместьями, а также управлял главными городами Эдо – Киото и Осакой.
Таким образом, политический контроль в стране осуществлялся чиновниками захваченных земель и вследствие вассальной зависимости властителей, которые жили под угрозой лишения владений и ссылки за неверность или плохое исполнение своих обязанностей. Феодалов подталкивали шпионить за своими соседями и докладывать о подозрительной деятельности, в то время как социальные контакты не поощрялись. Кроме того, существовали правительственные надзиратели, чьей функцией было не сводить глаз с феодальных правителей и проверять, чтобы они вели свои дела в установленном порядке.
Еще одним орудием в арсенале сёгуна для контроля за высшими слоями общества было обязательное присутствие при его дворе в Эдо представителей знатных семей. В первые годы правления Токугава их возможные противники должны были оставлять заложников в Эдо в качестве поручительства за собственное примерное поведение, но позднее была создана единая система. Она требовала от каждого землевладельца (за исключением тех, чьи земли находились либо совсем рядом, либо очень далеко от центрального правительства) жить год в Эдоской резиденции, а на следующий – в родном поместье, так что каждому крупному феодалу приходилось совершать ежегодное путешествие либо в Эдо, либо обратно домой. В Эдо нужно было содержать подобающие статусу резиденции, где приходилось пребывать женам и детям вассалов. Эта мера вместе с созданием войск для защиты токугавских замков – дзиро и предоставлением помощи в определенного рода общественных работах обеспечивала как политический, так и экономический контроль над богатыми властителями – ведь постоянные путешествия туда-сюда и содержание двух домов в соответствии с положением влекли значительные расходы денег, времени и усилий.
Остальное население в городе и деревне контролировалось двумя способами. Во-первых, существовало чиновничество, назначаемое местными властями или центральным правительством, и оно действовало через чиновников, которые выполняли функции «полицейских». Другой способ – система обязательств, так что обычный японец редко мог нарушать принятые нормы поведения, не обрекая других на наказание за свой проступок: глава семьи отвечал за всех членов семьи, пятидворки – за каждое отдельное хозяйство, сельский староста – за свою деревню, и за преступление одного из членов сообщества могла быть наказана любая группа.