Страница:
На современном оттиске изображен храм Конфуция, построенный около гробницы мудреца в провинции Шаньдун
Сам Конфуций отправился в путешествие по Китаю в попытке найти справедливого правителя, который воплотил бы в жизнь его учение. В царстве Вэй, которое находилось по соседству и чьим правителем был правитель благородного происхождения, Конфуций увидел, что на деле князь – коррумпированная и порочная личность, что жена неверна ему, причем с его же согласия, а страной управляет способный, но развратный министр.
По дороге в Сун Конфуций чуть не стал жертвой нападения ревнивого аристократа. Затем он поехал в Чжэн, одно из небольших южных государств феодального Китая. Это царство постоянно находилось под угрозой аннексии со стороны своего южного соседа – царства Чу, очень сильного государства, находившегося в долине Янцзы. Его слабовольный правитель и недалекие советники не имели ни времени, ни желания прислушиваться к идеям Конфуция о морали. Однако в соседнем царстве Цай, в то время захваченном правителем царства Чу, Конфуций наконец-то нашел достойного правителя, князя Шэ, который не был правителем как таковым, а являлся родственником царя Чу и выполнял функции наместника. Князь был известен своей справедливостью и добродетелью. Конфуций не разочаровался в нем. Они часто вели продолжительные беседы и расходились во мнениях только в одном важном вопросе. Конфуций считал первейшим и важнейшим долгом человека его долг перед родителями и родственниками, князь же полагал, что первейшим долгом человека является служение повелителю. Но поскольку князь был близким родственником своего собственного правителя, то разница во взглядах двух философов была не столь существенной, как они сами полагали.
Позднее Конфуций вернулся в Лу. Там он в последние годы жизни в мире и спокойствии и занимался преподаванием. Его уважали, но не призывали на государственную службу. Он умер в своем родном городе. Жизнь Учителя (551–479 гг. до н. э.) совпала с закатом китайского феодализма, периодом смуты и предательств, когда великие царства начали захватывать земли более слабых соседей; старые добродетели вышли из моды, на первом плане стояли новые устремления и ценности. «Эпоха воюющих государств», начавшаяся после смерти Конфуция, означала конец старого общества. Конфуций жил в поворотный период истории Китая. Не поняв этого, невозможно понять его жизнь и учение.
Все усилия философа были направлены на то, чтобы попытаться обуздать быстрое падение нравов – как в политике, так и в общественной жизни. Совершенно очевидно, что он потерпел неудачу, но он совершил то, что, возможно, и хотел совершить. Он оставил после себя новое понимание этики, в соответствии с которым идеалом аристократа был человек высоких моральных качеств: справедливый, честный, верный, снисходительный, заслуживающий уважения не из-за своего происхождения, а благодаря наличию этих качеств. В этом смысле Конфуций создал образ чиновника, который занимает свой пост, обладая знаниями, добродетелями и усердием, а не происхождением и богатством. Это должно было стать образцом поведения для будущих государственных служащих Китая, идеалом, к которому всегда стремились и от которого никогда не отказывались.
Конфуций, одетый в традиционную мантию ученого.
Роспись на камне XIX в.
На современной литографии изображен Конфуций и его 72 ученика в храме, посвященном мудрецу. Фигура Конфуция крупнее, чем фигуры его учеников
При следующих поколениях возникли конкурирующие философские школы. Это была, во-первых, школа даосов, которая утверждала, что всякая власть является тиранией, а все законы свидетельствуют о падении нравов. Они верили, что счастье человечества заключается в возвращении к естественному образу жизни. Лишь отказавшись от аппарата власти и управления, люди могли начать дао-путь. И лишь подчинившись его тайному и смутному диктату, они могли жить в гармонии с природой, их окружавшей.
Согласно учению даосизма «недеяние» не означает пассивность, а является сознательной попыткой понять свое единство с природой и отрешиться от попыток противостоять естественному ходу вещей. Даосизм приобрел широкое распространение в эпоху классического Китая. Возможно, это произошло как реакция на насилие и смуту, характерные для этого периода, но и в более поздние века у этого учения было много приверженцев. Многих из них нельзя назвать философами-даосами в полном смысле этого слова, но они верили в эликсир жизни, или лекарство от смерти, а также в другие волшебные вещи.
На картине XVI в., нарисованной как иллюстрация к даосской поэме, изображен ученый-даос, спящий в своей хижине (в центре). Ученый считал, что он обрел бессмертие благодаря магическим обрядам; слева изображен он же, после того как стал бессмертным, взирающий с вершины горы на землю
Чудеса даосизма зачастую опирались на аллегории, использовавшиеся древними писателями-даосами, чтобы проиллюстрировать величие мудреца, который полностью жил в согласии с принципами дао, а также на традиционные культы волшебства, распространенные среди простых людей, особенно на восточном побережье. Даосы любили иллюстрировать свою идею о том, что недеяние важнее, чем действие, указывая, что пустота часто составляет основную ценность того или иного объекта. Пустая чаша представляет ценность именно потому, что ее можно наполнить жидкостью. Ступица колеса (отверстие, в которое вставляются спицы) является самой важной его частью.
Еще одно направление философской мысли в Китае было связано с Мо-цзы, жившим примерно в одно время с Конфуцием. Его учение – передовое для своего времени и своей страны – было учением о всеобщей любви. По мнению Мо-цзы, любовь между всеми людьми является единственным способом построения справедливого общества. Любовь могла бы положить конец войнам, этому проклятию своего времени; она уменьшила бы высокомерие и претенциозность аристократии, повысила бы уровень жизни бедных, создала бы общество, где не было бы преступлений и наказаний. Мо-цзы ненавидел любые напрасные траты: он осуждал войну, поскольку средства, вложенные в военные кампании, могли бы с большей пользой использоваться на благо общества, например на ирригацию и борьбу с наводнениями. Точно так же он неодобрительно относился ко всякого рода пышным церемониям, похоронам и свадьбам, которые Конфуций, надо сказать, приветствовал. Конфуций считал, что подобные церемонии необходимы, чтобы внушать должное уважение к своей семье и утверждать крепость семейных уз, то есть те добродетели, на которых, по его мнению, и основывалось общество и которые он считал основой морали. Мо-цзы же утверждал, что подобные церемонии были напрасной тратой денег и сил – ведь бедняки влезали в долги, чтобы сделать все как положено, богачи же соревновались в пышности и оплачивали эти церемонии за счет эксплуатации своих крестьян. Что ж, каждый из этих философов был в чем-то прав.
Жизнь Мо-цзы была более успешной, чем Конфуция. Он создал школу для пропаганды своего учения и назначил своего преемника, который должен был возглавить ее. В течение нескольких поколений моисты играли в обществе весьма заметную роль, однако им так и не удалось привлечь под свои знамена ни одного правителя. Пацифизм не был частью реальной жизни Китая в «Эпоху воюющих государств», а всеобщая любовь была слишком абстрактным идеалом, чтобы иметь какое-то практическое применение.
На нефритовом амулете династии Цинь изображен символ инь – ян, окруженный восемью триграммами, в каждой триграмме ян представлен непрерывной линией, а инь – прерывающейся линией
Конфуций, который строил свое учение на таких реальных вещах, как клановая сплоченность и семейная солидарность, стоял на более реальных позициях и обращался к здравому смыслу людей, с самого начала свойственному китайцам. Учение Мо-цзы было в каком-то смысле предтечей христианства, но не прижилось в Китае. После основания первой империи мало кто слышал о нем. Небольшое количество дошедших до нас книг моистов пришлось восстанавливать по обрывкам цитат.
В «Эпоху воюющих государств», в IV–III веках до нашей эры возникла новая школа, которая оставила после себя несколько литературных памятников и плохую репутацию. Школа сторонников закона была основана людьми из развитых княжеств региона Хэ-нань на востоке Китая, однако ее идеи были восприняты только на северо-западе в эпоху войн империи Цинь. Легисты, как называли последователей этой школы, придерживались полностью противоположных Конфуцию взглядов, они утверждали, что суровые законы, а не традиционные обряды должны определять жизнь людей и что сельское хозяйство и война были единственными достойными развития видами деятельности. Сельское хозяйство кормило армию, которая, в свою очередь, способствовала усилению государства. Никакой другой род занятий не считался достойным, а большинство были и вовсе опасными.
Легисты отрицательно относились к торговле, которая делала людей жадными, к искусству, литературе, философии и поэзии. По их мнению, эти виды деятельности только отвлекали людей от их истинных обязанностей и ослабляли государство. В эпоху Цинь, когда легисты находились у власти, было покончено с феодальными привилегиями. Все люди, в том числе и князья, должны были подчиняться одним и тем же суровым законам. Население было поделено на группы; было запрещено свободное передвижение по стране, хозяева гостиниц должны были давать информацию чиновникам о своих постояльцах, а путешественник, не имеющий при себе разрешения на поездку, подвергался аресту по обвинению в подстрекательстве к мятежу.
Ко всем, нарушившим закон, применялись жестокие меры наказания, самым мягким из которых было нанесение увечий и ссылка на принудительные работы. Легисты утверждали, что, если люди будут бояться законов, воцарится мир и порядок. Не имело значения при этом, стоял ли у власти сильный или слабый правитель; его министры, управляющие страной по определенным законам, сумеют поддержать порядок в стране. Может показаться странным, но истоки этого учения можно найти и в даосизме, и в пацифистском учении Мо-цзы. Даосы отвергали всякого рода церемонии, сословия и привилегии. Их философские возражения против сложно устроенного государства нашли отклик в учении легистов. Мо-цзы также считал излишними и ненужными большинство видов искусства, которые легисты в свою очередь называли поверхностными и легкомысленными, в то время как конфуцианцы очень высоко ценили их. Легисты игнорировали пацифизм Мо-цзы, но использовали его идеи о делении населения на группы и его неприятие прекрасного. Как подтверждение правильности подхода легистов к вопросам развития общества царство Цинь, где идеи легистов нашли наиболее широкое распространение, победило своих соседей, в результате чего была основана первая империя. Легистская доктрина распространилась по всему Китаю. Менее чем через двадцать лет вспыхнуло народное восстание, которое уничтожило империю Цинь, привело к власти династию Хань и навеки дискредитировало школу закона. Хотя учение этой школы было отвергнуто, образ мысли легистов продолжал оказывать влияние на развитие китайского общества. Само слово «закон» стало ненавистным, в результате Китай остался вообще без каких-либо законов. Законодательство в целом свелось к уголовному праву, причем в нем сохранялась суровость и даже жестокость легистских законов. Авторитарное правление, полная власть монарха и распад феодальной системы, расцвет чиновничества являются в какой-то степени результатом идеологии легистов. Можно сказать, что, в то время как более поздний Китай воспринял конфуцианство как этическую и моральную основу общества, он в то же время сохранял некоторые идеи легизма как основу государственного управления.
Существовали и другие философские школы, которые почти не оставили следа в истории. Почти все из них были уничтожены в эпоху правления Цинь, и только сильнейшие смогли возродиться после распада империи. Даосизм выжил, хотя никогда больше не имел прежнего влияния на общество, и все более склонялся к мистицизму, алхимии и всякого рода чудесам. Конфуцианство стало признанным учением, однако вобрало в себя некоторые идеи, не являвшиеся частью оригинального учения своего основателя. Самой важной из этих идей была идея о том, что космос управляется взаимодействием двух начал – ян и инь, положительного и отрицательного, мужского и женского, сухого и влажного, жаркого и холодного, солнечного и тенистого.
Инь и ян – это обычные китайские слова, означающие соответственно теневую и солнечную стороны какого-либо природного объекта; южный склон горы – это склон ян, равно как и северный берег реки, обращенный к солнцу. Поэтому эти слова часто являются составляющими географических названий. Их более широкое использование как философских терминов началось в IV веке до нашей эры в связи с возникновением учения, согласно которому гармония природы поддерживается благодаря бесконечному равновесию между инь и ян.
Эти две силы не находятся в борьбе друг с другом, здесь нет никакой параллели с борьбой добра и зла; они двигаются в гармоничном соединении, которое символизирует круг, поделенный волнистой линией на две равные части. Всяческие природные катаклизмы, например наводнения, как считалось, возникают из-за временного нарушения равновесия между инь и ян. Очень скоро в этом же стали искать причину изменений в поведении людей. Ошибки в управлении, неоправданная жестокость или разгульные оргии монархов также объяснялись нарушением гармонии между инь и ян, что затем проявлялось в засухе, наводнении, землетрясении и других природных катаклизмах. Такое объяснение природных явлений нашло широкое распространение и позднее стало частью официальной идеологии Китая. Оно приобрело еще большее распространение, когда была создана империя. Монарх был единоличным правителем Китая, у него не было соперников и ему не было равных. Он один отвечал перед Небесами за поддержание государственного порядка на земле. Ему был дан Мандат Небес на управление страной, но только пока он правил честно и справедливо. Этой идеологии придерживались во все периоды истории Китая, и она служила моральным предостережением для автократов. Есть свидетельства тому, что часто эта моральная узда оказывалась весьма эффективной.
Пятипалая лапа дракона (вверху) свидетельствует о том, что он – олицетворение императора, Сына Неба. Дракон, имеющий четыре пальца на лапе, не является олицетворением императорской власти
Сродни идее инь – ян была и древняя идея, которая позже стала официальной: нет бесконечного благополучия, как нет и бесконечного несчастья. Добро и зло всегда вознаграждаются, и жизнь и смерть имеют свои пределы. Благополучию неизбежно придет конец. Соответственно, и несчастья должны закончиться; нет постоянного горя, мир медленно движется по кругу, управляемому инь и ян. Бесполезно бороться против этих космических сил; мудрый человек примет действие этих сил как неизбежное и смирится со своей судьбой. Если он счастлив и богат, он должен знать, что придет день, когда его счастливая звезда закатится. А избыток богатства и эксплуатация других лишь приблизит этот день. Если же человек беден и несчастен, то он должен терпеливо ждать неизбежного изменения своей судьбы к лучшему.
На картине XVII в. (напротив) изображена группа ученых, изучающих символ инь – ян, чьи переплетенные половины олицетворяют противоположные, но дополняющие друг друга силы Вселенной
Китайцы жили в условиях суровой и нередко враждебной им природы. Здесь были часты засухи и наводнения, и люди ничего не могли с этим поделать. Небеса не были благосклонны к людям, но в природных катаклизмах наблюдалась определенная закономерность. Плохие времена обязательно должны были пройти; на смену им приходили хорошие времена. Возможно, было вполне естественным переносить характер смены природных явлений на человеческое общество. Ни одна династия не может править вечно, она неизбежно падет. Ее сменит другая династия, которая пройдет тот же самый цикл.
Ни одна из китайских философских школ не была религиозной в понимании, привычном для Европы или Центральной Азии. Они не утверждали, что великие боги вмешиваются в дела людей и что их можно с помощью молитвы попросить об этом вмешательстве. Жертвоприношение было всего лишь обрядом, который помогал восстановить равновесие между инь и ян. Это не было подношением какому-то определенному божеству. По сути дела, китайцы не воспринимали своих великих богов как живых людей. Небо было неясной высшей силой, источником природных явлений, которые так сильно влияли на жизнь людей. Одно из определений Небес, «Шанди», которое европейцы переводили как «Верховное божество» или «Бог», фактически не имело такого значения. Вероятно, первоначально оно означало всего лишь «верховный предок», то есть первый предок царских кровей, которому приносились жертвоприношения в соответствии с древними обрядами. Боги были таинственными высшими силами, предки же когда-то были людьми, и люди всегда могли обратиться к ним с просьбой прийти на помощь потомкам. Суть гуманистического мировоззрения китайцев в том, что человек всегда стоит на первом месте. Наличие высших сил признавалось, но они не персонифицировались. Эта идея отчетливо прослеживалась в литературных произведениях всех философских школ.
Письменные труды и устные высказывания философов составляют большую часть литературного наследия, сохранившегося со времен феодализма до того, как по приказу императора Цинь были сожжены практически все существовавшие книги. Очень малую часть исторических и поэтических произведений удалось спасти. Инквизиторы Цинь, которые надзирали за процессом сожжения книг, не имели желания спасать исторические и литературные произведения царств, которые были завоеваны Цинь. Они рассматривали поэзию как искусство, смягчающее сердца мужчин и делающее мужчин неспособными воевать. Конфуций согласился бы с ними в этом, но именно поэтому он всячески поощрял развитие поэзии, а не отвергал его.
После восстановления книг при династии Хань характер китайской литературы разительно изменился. В период феодализма, до завоеваний царства Цинь, философия и соперничество различных философских школ безоговорочно являлись основной темой в литературе. После окончательной победы династии Хань конфуцианцы стали играть важную роль при дворе нового императора, а конфуцианство стало правящей философией китайского мира. У ученых обострился интерес к истории. Дискуссии между философскими школами постепенно сошли на нет: все спорные вопросы, по сути, были уже решены. Прошло много веков, прежде чем настала эпоха новых философских баталий. Однако на сей раз предметом спора было не сравнение конфуцианства и соперничающих с ним школ, а толкование текстов Конфуция.
Возможно, раньше споры философских школ были связаны с событиями «Эпохи воюющих государств». Мир находился на распутье, поэтому, с одной стороны, было необходимо найти философское учение, чтобы управлять новой эпохой, а с другой – прежде всего следовало создать эту эпоху с помощью силы и завоеваний. При династии Хань все политические проблемы были разрешены, по крайней мере в основном. Существовала единая империя, управляемая монархом, чья власть на местах осуществлялась чиновниками, которых монарх мог назначать, повышать в должности, перемещать с одной должности на другую или увольнять по собственному желанию. Конфуцианство стало ключом к получению государственных должностей. После падения феодализма стремление к этому стало нормальным явлением для всех образованных людей. Следовательно, ни у кого не было желания вести дискуссии о каких-то новых философских учениях или возрождать учения, которые уже канули в небытие. С другой стороны, грандиозные события, которые сопровождали завоевание китайских княжеств династией Цинь, последующее падение империи Цинь, приход к власти династии Хань и создание нового общества, неизбежно заставляли ученых заняться историей. Как произошли все эти события? Были ли они в полной мере чем-то новым в истории? Или, как вскоре стали утверждать ученые, они были всего лишь долгожданным воссозданием древнего единого государства, существовавшего в далеком прошлом?
Наиболее видным историком эпохи Хань стал Сыма Цянь, чье великое произведение «Исторические хроники» было составлено в I веке до нашей эры. Автор занимал один из постов при дворе императора династии Хань У-ди. Он имел доступ в дворцовую библиотеку, которая, очевидно, содержала некоторые из уцелевших экземпляров древних исторических текстов. Сыма Цянь был великолепным редактором. Он включает в книгу любой источник, который только может найти, дословно цитирует его и иногда, когда древние авторы дают разные версии одних и тех же событий, приводит обе эти версии, оставляя за читателями право решать, какая версия кажется им более убедительной. Его задачей было написать полную историю китайского государства с самого начала до современной ему эпохи, и эту задачу он выполнил. Безусловно, ценность его работы неравнозначна. Его история правления императора У-ди и комментарии об этой эпохе бесценны. Он не любил своего правителя и не скрывал этого. Его собрание уцелевших исторических хроник эпохи феодальных государств составляет большую часть того, что вообще известно об этой эпохе. Однако чем в более далекое прошлое обращает он свой взор, тем менее убедительной становится его работа. Хотя его история династии Чжоу в какой-то степени и может быть подтверждена надписями на бронзе, многое в этой книге является не более чем предположением.
Сыма Цянь является самым известным из историков династии Хань, но он не был первым из них. Он ссылался и цитировал труды, теперь уже окончательно потерянные, которые были написаны сразу после падения Цинь. Но его собственной книге предстояло стать образцом для будущих историков. Другим образцом стал труд Бань Гу «История Ранней Хань», которая была написана в начале I века нашей эры, примерно через сто лет после смерти Сымы Цяня.
Крышка бронзовой чаши династии Хань, инкрустированная золотом, серебром и бирюзой, выполнена в форме вершины горы, на которой находится хижина даосских бессмертных
Более поздние китайские историки выбирали в качестве объекта своих исследований лишь какую-то одну династию. Правление этой династии могло быть длительным (двести лет и более) или очень коротким (лет десять – двенадцать). Бань Гу в своей книге придерживался определенного плана: он разделил ее на три части – анналы, биографии и монографии. Анналы – это всего лишь сухое изложение дат, поездок и действий императора и природных катаклизмов. Все это скрупулезно датировано, иногда с точностью до дня. Таким образом, они дают лишь хронологическую рамку событий или чуть больше. Вторую часть составляют биографии – всего их более двухсот. Они представляют собой детальное жизнеописание (даты рождения и смерти, родословная, факты из жизни) самых разных людей: верных своему монарху чиновников, мятежников, заговорщиков, бандитов, придворных дам, актеров и писателей, – перед читателем проходит целая вереница мужчин и женщин, которые, как считалось, сыграли важную роль в жизни современного им общества. Каждая биография посвящена только одному человеку: остальные лишь мимоходом упоминаются, даже если их судьба была неразрывно связана с жизнью человека, которому посвящена биография. Чтобы воссоздать реальную картину того или иного события, необходимо прочитать биографии всех людей, имеющих отношение к этому событию.
Помимо анналов и биографий, существуют еще произведения, западными историками называемые монографиями. Это довольно длинные очерки, каждый из которых касается того или иного важного вопроса, имеющего отношение к системе управления, землепользования, армии, религиозным обрядам, управлению ирригационными системами. Монографии касаются только сути проблемы, даты и события здесь не имеют значения. Всякого рода нововведения и изменения могут упоминаться в монографиях только как случившееся при правлении такого-то правителя, однако для того, чтобы выяснить, когда произошло то или иное изменение, и для того, чтобы соотнести их с политическими решениями или последствиями войны, опять-таки надо обращаться к анналам и биографиям выдающихся деятелей. В монографиях не нашли отражения многие темы, которые современные ученые считают чрезвычайно важными. Так, не существует связной истории экономического развития Китая. Не уделяется достаточного внимания торговле, которая упоминается лишь мельком, и то часто – весьма уничижительно.
Подобный метод написания истории весьма затрудняет работу современных исследователей. Кажется, что китайским летописям не хватает артистичности повествования Геродота или Тита Ливия, однако они более точны и события точнее датированы, а временами и в них встречаются весьма живописные описания.