Страница:
– К ним подкрались, как вы думаете?
Гудинг кивнул:
– Конечно, они не ожидали. Проволока была перекинута сзади через голову. Если бы они знали, что им грозит опасность, то могли вовремя подставить руку, чтобы защитить горло, хотя это бы не изменило результат. Просто жертва могла лишиться пальца или рука сильно была бы поранена. Но так не случилось.
Доклад был кратким. Доктора можно было понять – его ждал прерванный ланч.
– Вы не видите связи между убийствами именно этих трех жертв? – спросил Ратлидж. – Может быть, кому-то они сильно досадили?
– Я бы сказал, что Роупер и Джефферс были ближе знакомы друг с другом, чем с Пирсом. Все трое когда-то ходили в местную школу, но, когда братьев Пирс послали в частную школу, они потеряли связь с остальными. Что касается всяких инцидентов, на это лучше ответит Уокер. А эти трое в детстве приходили ко мне, но ничего серьезного – ссадины, ушибы от лазанья по деревьям или от игры в футбол.
– А после войны не было недоразумений, ссор между теми, кто вернулся? Может быть, что-то случилось во Франции и вражда продолжалась здесь?
– Если и были, меня это не касалось, поэтому не могу подтвердить. – Доктор поколебался, потом добавил: – Дэниел Пирс – вот кто мог стать исключением. За два дня до того, как он исчез, я встретил его на улице, на левой щеке у него был кровоподтек. Он не высказался по этому поводу, я тоже. Ничего серьезного, думаю.
– Я слышал, что он был возмутителем спокойствия в юности. – Ратлиджу хотелось услышать об этом мнение доктора.
– Возмутитель спокойствия? Громко сказано. Кто вам сообщил? – Гудинг нахмурился. – Вы ведь не подозреваете его в этих убийствах?
– Как близко он был знаком с Джефферсом и Роупером?
– Наверно, не больше, чем Энтони. Я всегда считал, что его выходки имели целью всего лишь привлечь внимание брата и поразить воображение окружающих. Младший всегда пытается доказать всем, что он не хуже.
– Какого рода выходки? – гнул свое Ратлидж. Он видел, что Уокер занервничал, но не обращал на него внимания.
– Ему самому, наверное, это казалось веселыми шутками. Однажды летом трое или четверо мальчиков, надев на себя простыни, пошли на церковное кладбище ночью. Они напугали до смерти жену церковного сторожа и двоих служек. А в ночь Гая Фокса они соорудили свой собственный костер, подожгли старую мельницу на окраине города. Мельница не работала, и там никого не было. Но если бы ветер понес искры в направлении жилых построек, могло бы случиться несчастье. Некоторые люди возмущались и требовали, чтобы зачинщиков посадили в тюрьму. Но возобладали трезвые головы, и мальчишек просто сопроводили домой, чтобы их наказали родители.
– Это не похоже на мальчишескую шалость.
– Я был на месте, – вдруг вмешался Уокер, – они не собирались никому причинить вред. Но еще до случая с мельницей произошло несчастье. Один из них чуть не утонул. Они начитались об инквизиции и попытались воспроизвести ведьмин стул, это когда ведьм испытывали водой. Сначала мальчишки тащили жребий, кому быть ведьмой. Но они не привязывали никого, а просто смотрели, сколько испытуемый продержится. Пруд был неглубокий, но они перепугались, когда голова того, кто вытащил несчастливый жребий, ушла под воду.
– Он все еще живет в Истфилде?
– О нет, сэр, – ответил Уокер. – Уже пятнадцать лет прошло с тех пор, как его отец, который был счетоводом на мебельной фабрике, насколько помню, нашел себе другую работу в Стаффордшире, поближе к семье жены.
Все замыкалось на Дэниеле.
– Дэниел воевал вместе с остальными волонтерами из Истфилда?
– Как и брат, он сразу получил офицера, но предпочел идти в саперы.
Помня, что говорили о тяге Дэниела к приключениям, инспектор подумал, что такое решение вполне было в его характере. Опасная работа – подрывать туннели под противником, закладывать туда заряды. Минеры часто погибали во время взрыва, когда он происходил неожиданно, или их заваливало в туннеле, когда они возвращались, чтобы посмотреть, почему не произошел подрыв.
– Что-нибудь еще можете добавить? – спросил Ратлидж.
– Джефферс был в ту ночь сильно пьян. Вообще-то он не был пьяницей, только раз в год напивался, отмечая годовщину своего ранения, когда чудом остался жив; шел в паб и пил пива столько, сколько влезало. Он мне однажды сказал, что был так близок к смерти, что частенько переживал все заново.
– Так, значит, все трое получили ранение во Франции?
– Да. Ко мне пришли копии медицинских свидетельств об их ранениях.
Ратлидж повернулся к Уокеру:
– Вы спрашивали в пабе, не было ли там в тот вечер незнакомых людей? Может быть, кто-то интересовался Джефферсом?
– Нет. Только завсегдатаи. И все знали, что у Джефферса очередной юбилей. Они привыкли.
Доктор Гудинг снова со значением взглянул на часы, и Ратлидж на этот раз смилостивился – поблагодарил доктора и попрощался.
Он оставил Уокера в участке, взяв у него показания свидетелей, которые тот собрал до его приезда, и пошел в гостиницу их читать.
Клерк за стойкой обратился к нему:
– Мистер Ратлидж? К вам посетитель, сэр.
– Кто? – удивился инспектор.
Но клерк уклонился от вопроса:
– Он ждет вас в салоне за лестницей.
Ратлидж прошел в салон, который служил гостиной и иногда обеденным залом для небольших групп людей.
Там стоял человек и смотрел в окно на сад. Он повернулся, услышав шаги Ратлиджа.
– Инспектор Ратлидж? – Взгляд его внимательно изучал лицо Ратлиджа. – Я инспектор Норман, полиция Гастингса.
Они обменялись рукопожатиями.
– Меня к вам послали в связи с тремя убийствами, надеюсь, вы не возражаете, что я веду расследование вместо вас, – сказал Ратлидж.
– Не особенно, хотя мне не нравится, что преступник разгуливает вблизи Гастингса. Надеюсь, ваше появление его остановит.
– Я тоже, – улыбнулся Ратлидж. – Как думаете, что могло привлечь его в Истфилд? Здесь случалось что-нибудь подобное?
– Да нет. Обычные ссоры, иногда драки, небольшие кражи, жалобы на соседей, что те ходят через их участок. На дороге бывают аварии, раз в два года. В основном все спокойно, и Уокер – хороший констебль. Но все трое были на войне. И не удивлюсь, что в этом причина. Большинство служили вместе, только Энтони просил его перевести, он не хотел командовать земляками. По-моему, поступил очень правильно. Тяжелее поддерживать порядок и дисциплину среди людей, с которыми вместе вырос.
– Или легче, – заметил Ратлидж.
– Бывает и так, – согласился Норман, – конечно, не обязательно причина кроется в войне. Думаю, что Энтони Пирс все-таки не упускал из виду своих соотечественников, хотя воевал не с ними вместе. Если бы что-то там произошло, мы бы об этом узнали от него или от кого-то из них. Может быть, так думал и убийца? А иначе зачем класть убитому Энтони, который был офицером, в рот солдатский знак?
Вопрос оставался открытым.
Норман собрался уходить.
– Желательно, чтобы дальше не пошло. Ограничилось Истфилдом. Если понадобится моя помощь, дайте знать.
Он кивнул на прощание и ушел.
Ратлидж подумал, что Норман не терял времени даром и сразу пришел взглянуть на конкурента. Ведь он пробыл в Истфилде всего несколько часов. Интересно, кто сообщил инспектору Норману о его приезде?
Хэмиш неожиданно сказал: «Кто-то, кому не нравится вмешательство мистера Пирса».
Ратлидж провел несколько часов за чтением бумаг, которые дал ему Уокер, и отметил некоторые детали, о которых до этого момента не успел узнать. Например, что никто не покидал паб в течение получаса после ухода Джефферса. Домашние Роупера не заметили проникновения чужих на их ферму. Старый пес мирно спал у ног старшего Роупера – правда, его слух был притуплён преклонным возрастом.
– Он давно уже глухой как тетеря, – сказала Уокеру работавшая в доме фермера помощница по хозяйству, – оба глухие, – добавила она, имея в виду и хозяина. Впрочем, сама она тоже ничего не слышала.
Что касается мастера, который обнаружил утром в пивном цехе тело младшего Пирса, то он показал, что входная дверь была закрыта и он увидел Пирса, только когда подошел к лестнице.
«Мистер Энтони пошел взглянуть на сломанный датчик температуры, потому что взял мои инструменты, я это заметил, когда поднимался потом наверх».
Эти слова указывали на то, что Пирс был убит, когда уходил, а не входил в цех. Дверь была не заперта, поэтому убийца без труда проник в помещение.
Ратлидж закончил читать показания свидетелей и отправился осматривать места преступлений. Сначала дорогу, где шофер продуктового фургона нашел Джефферса.
Стоя на пустынной дороге, Ратлидж осмотрелся. Примерно в ста ярдах виднелся фермерский дом, но Уокер уже расспрашивал семью, которая там жила. К несчастью, окна спальни выходили на задний двор, и люди ничего не видели и не слышали. Ночью они просыпались только один раз, в три часа, потому что плакал больной ребенок.
По сторонам дороги росли кусты, дальше тянулись луга и пастбища. Дом Джефферса стоял позади луга – высокий, узкий, напоминавший одинокий зуб.
«Идеальное место для засады», – отметил Хэмиш, пока Ратлидж осматривал местность.
Потом он направился к ферме Роупера, прошел мимо дома и сенного сарая, где произошло убийство. Вокруг никого не было видно. Но на веревках висело белье, сушилось на теплом полуденном солнце. Ратлидж вошел в сарай. На полу виднелись пятна крови, в том месте, где умер Джимми Роупер, но следы преступника, если и были, давно затоптали служанка, старый Роупер да и сам констебль. А еще здесь был доктор. Коровы теперь не было, стойло пустовало.
Следующая – пивоварня. Но сначала Ратлидж зашел в гостиницу, узнать, где можно найти ближайший телефон.
Ему сказали, что единственный телефон в Истфилде находится в офисе Тирела Пирса.
По дороге туда Ратлидж остановился около двери двухэтажного здания пивоварни, где стояли огромные деревянные чаны. Ступеньки наверх находились примерно в десяти футах от двери и вели в цех, где стоял пряный, густой дух. Кто-то тщательно отмыл пол от крови, но, поскольку использовал абразив, место убийства указывало чисто выскобленное пятно на досках. Выйдя вновь на улицу, Ратлидж еще раз перебрал в памяти приметы убийств. Что было общего у этих трех преступлений? Время совершения. Но это означало, что каждый раз убийца, появлявшийся в Истфилде, почему-то оставался незамеченным.
Хэмиш сказал: «Да, но ведь он не мог возникнуть из воздуха и где-то должен был прятаться до темноты?»
Можно ли предполагать в таком случае, что он был жителем Истфилда?
На этом размышления Ратлиджа оборвались, потому что он вошел в контору.
В просторной и светлой комнате, оклеенной веселыми обоями, было оживленно. С полдюжины клерков занимались вопросами поставок, разбирали заказы, сами заказывали крышки, этикетки и прочие нужные пивоварне вещи. Старший клерк по имени Старрет подвел инспектора к телефону на своем столе и отошел.
Ратлидж позвонил в Лондон. Через некоторое время его соединили со Скотленд-Ярдом. Еще через пять минут трубку взял сержант Гибсон:
– Слушаю, сэр.
– Я назову людей, а вы мне узнаете, что стало с ними после войны, была ли связь между ними и теми, кого убили в Суссексе. Встречались ли они на фронте с призванными из Истфилда, и с кем именно.
Ратлидж продиктовал имена, звания, номера частей, которые списал себе в книжку с медальонов, обнаруженных доктором Гудингом.
Гибсон повторил и потом сказал:
– Займет день-два. Позвонить вам, когда станет известно?
Ратлидж объяснил, где его найти, и хотел уже повесить трубку, как Гибсон добавил:
– Главному поступила жалоба на вмешательство Ярда.
– От кого? – удивился Ратлидж.
– От миссис Фаррелл-Смит, сэр.
Он вспомнил имя. Женщина Энтони Пирса, с которой тот встречался. Но зачем ей жаловаться главному констеблю? Он приглушил голос, чтобы его не услышали клерки, и спросил Гибсона, в чем состоит жалоба.
– Не могу знать, сэр. Кажется, она считает, что должна разбираться полиция Гастингса, не было необходимости привлекать нас.
Ратлидж поблагодарил сержанта и повесил трубку.
Потом поблагодарил клерка за возможность воспользоваться телефоном и вышел из конторы. К офису Пирса вела отдельная лестница. Он хотел зайти, но передумал и покинул пивоварню.
Он удивил констебля Уокера, явившись в полицейский участок и спросив адрес миссис Фаррелл-Смит и как туда пройти.
– Я ее не допрашивал, – начал было извиняться Уокер, но Ратлидж его прервал:
– Она может знать что-то такое, о чем неизвестно отцу Энтони Пирса. Не жду особенных откровений, не приходится надеяться на многое, но все-таки стоит попробовать.
– Пойти с вами, сэр? – Уокер начал вставать со стула.
– Нет. Я не хочу, чтобы визит носил официальный характер. Просто зашел поговорить, обычное дело.
– Понимаю.
Но Ратлиджу показалось, что Уокер так ничего и не понял, а значит, не знал о жалобе.
Латинская школа сестер Тейт находилась в начале Спенсер-стрит. Два дома, соединенные вместе пристройкой, никак не испортившей внешний облик ансамбля, даже наоборот. Тот, кто пристраивал, был знатоком своего дела. Посередине находился главный вход в школу, но констебль Уокер сказал, что миссис Фаррелл-Смит предпочитает жить в доме рядом со школой и в это время ее можно застать.
Он поднялся по ступенькам к входной двери, и его впустила внутрь молоденькая девушка в школьной форме, ее распущенные по плечам волосы были подобраны широкой голубой лентой. Она была хорошенькая и дотошно вежливая, просила подождать в холле, пока она спросит миссис Фаррелл-Смит, сможет ли та принять его.
Она исчезла в двери слева от лестницы и тут же вернулась, с улыбкой пригласив его войти. Он не знал, станет ли хозяйка дома с ним разговаривать, после того как жаловалась главному констеблю Ярда.
Девушка представила его и вышла, прикрыв за собой дверь.
Комната была оборудована под домашний кабинет, с книжными полками и прекрасным письменным столом из лакированного ореха. Он был завален бумагами и тетрадями, некоторые раскрыты, и страницы прижаты пресс-папье, что означало подготовку к новому семестру.
Женщина, сидевшая за столом, поднялась. Она была выше среднего роста и очень красива, хотя приложила старания, чтобы таковой не казаться. Волосы, туго стянутые в пучок на шее, были белокурыми. Несмотря на желание сделать прическу строгой, локоны все же выбивались, смягчая строгость стиля. Глаза темно-голубые, прямой нос и четко очерченный рот. На вид ей было лет тридцать.
– Инспектор Ратлидж, – произнесла она.
– Я пришел задать вам несколько вопросов об Энтони Пирсе.
Ратлиджу показалось, что он удивил миссис Фаррелл-Смит этим заявлением, потому что ее брови взлетели вверх, несмотря на желание сохранять самообладание.
– Прошу вас, садитесь, – пригласила она и, подождав, когда он сядет на один из стульев напротив стола, продолжила: – Так о чем вы хотите меня спросить?
– Думаю, что Энтони не обо всем мог говорить со своим отцом. Мне сказали, что он восхищался вами, и, возможно, вы могли услышать от него нечто такое, что может помочь полиции в расследовании.
– Не думаю, что Энтони мог делиться со мной чем-то таким, о чем не мог сказать отцу. – Миссис Фаррелл-Смит сделала паузу, но Ратлидж молчал, и, когда молчание затянулось, неохотно добавила: – Вы считаете, у него были тайны?
– Вот об этом я и пришел вас спросить.
– Вы думаете, он знал, где найти брата? Но если бы он и знал, то никогда не сказал бы мне.
Теперь пришла очередь удивиться Ратлиджу.
– Дэниела?
– Да, Дэниела. Его отец слишком упрям, чтобы узнавать самому, но наверняка хотел бы знать, где находится пропавший сын.
– Вам не нравился Дэниел.
– Не особенно. Один из тех, кто перекладывает ответственность за свои поступки на других. Я пытаюсь привить своим ученикам обратное, что, безусловно, сделает их жизнь счастливей в будущем.
Интересный взгляд на будущее.
Вклинился голос Хэмиша: «Но разве в этом кроется настоящая причина, почему она настроена против брата Энтони?»
Ратлидж спросил, не углубляясь больше в тему о брате:
– Сколько времени вы управляете школой?
– Начала работать прямо перед войной. – Миссис Фаррелл-Смит не назвала точной даты, но несколько прояснила ответ: – Когда мой муж умер, я приехала сюда.
– Вы были, наверное, слишком молоды для такой должности. Это серьезное дело для любого возраста.
Она вздернула подбородок, как будто защищаясь:
– У меня не было выбора. Но я сделала все, чтобы сохранить традиции и не растерять приобретенное основателями. Не думаю, что заставила их пожалеть о своем решении – доверить управление мне.
Ратлидж опять поменял тему:
– Ваш муж был знаком с Дэниелом Пирсом?
Это могло стать основной причиной ее неприязни к молодому Пирсу. И, к своему удивлению, он попал прямо в цель.
– Я считаю, это вас не касается, – отрезала она.
Значит, вывод напрашивался сам собой – знакомство имело место.
– Это было до того, как он на вас женился? Или после?
– Он был старшим из мальчиков в школе, куда послали учиться Энтони и Дэниела.
– Вы тогда их не знали?
– Нет. – Холодно и резко.
Ратлидж некоторое время наблюдал за миссис Фаррелл-Смит. Она вышла за человека, чья фамилия пишется через дефис, и, значит, он был аристократ и, вероятно, презирал братьев из простой, недавно разбогатевшей семьи. Или сам был из обедневшего рода. И поэтому учительница оказалась сейчас в маленьком городке Суссекса, далеком от высшего света. Что объясняет, почему она принимала знаки внимания Энтони Пирса. Торговец или нет, он мог дать комфортабельную безбедную жизнь будущей жене, как наследник богатого владельца пивоваренного производства.
Он снова поменял направление разговора:
– Были враги у Энтони Пирса? Особенно среди тех, с кем он вместе воевал?
– Почему речь идет о войне? – Миссис Фаррелл-Смит быстро соображала и сразу отметила возникновение новой темы. – Разве там что-то произошло, что могло иметь такие трагические для него последствия?
Ратлидж вспомнил об опознавательных солдатских медальонах, найденных во рту убитых.
– У нас есть причины верить, что это связано с войной.
– Если что-то и случилось подобного рода во Франции, Энтони никогда мне об этом не рассказывал. И не рассказал бы, если хотите правду. Он знал, что я не люблю слушать о неприятных вещах. – Спохватившись, что это прозвучало эгоистично, она поспешно добавила: – У нас много бывших учеников, которые до войны учились вместе, пошли воевать и не вернулись. В вестибюле школы, напротив входа, на стене висит доска с их именами, чтобы все помнили. Энтони знал, что меня расстроят подобные воспоминания о войне.
Ратлидж подумал, что самообладание миссис Фаррелл-Смит необычно для женщины, потерявшей мужчину, который был ей дорог. На глазах ее не было следов слез, пролитых в подушку, хотя прошло всего два дня с той ночи, как обнаружили тело Пирса.
Она как будто прочитала его мысли, и глаза ее тотчас наполнились слезами.
– Еще вопросы, инспектор? Это очень больная тема.
Хэмиш сказал: «Она боится, что его убил брат».
Это объясняло ее вопрос, который она задала ему, не о смерти Энтони, а о местонахождении Дэниела.
Но он не стал уточнять.
– Если что-то еще вспомните, миссис Фаррелл-Смит, скажите констеблю Уокеру. Он передаст мне.
– Конечно, – голос звучал холодно, – вы найдете сами дорогу?
Он поблагодарил и поднялся.
Ее лицо, отпечатавшееся в его памяти, стояло перед ним, пока он шел к гостинице. Перед тем как выйти, он оглянулся и увидел на нем отчаяние.
Но она жалела себя, а не убитого.
Длинный день уже тянулся к концу, когда Ратлидж снова пришел в полицейский участок, чтобы вернуть листы с показаниями свидетелей.
Уокер стоял у окна, глядя, как последние лучи заходящего солнца играют на крышах домов напротив. Он обернулся, когда инспектор вошел в комнату, и спросил:
– Есть успехи?
– Ничего, что могло бы помочь. Завтра хочу поговорить с теми, кто уходил на фронт отсюда, из Истфилда. Можете устроить встречу с ними?
– Это не трудно сделать, – рассеянно отозвался Уокер, потому что мысли его были далеко.
– В чем дело? – спросил быстро Ратлидж. – Что произошло?
– Нет, пока ничего. Но сегодня третья ночь после убийства Пирса. И все может измениться, когда стемнеет.
– Понимаю ваше беспокойство. Да, наш убийца затаился и имеет перед нами преимущество. Он хорошо все спланировал и знает, когда и где нанести удар. Иначе вы или инспектор Норман поймали бы его сразу. Без моей помощи. Все, что сейчас требуется, – постараться его опередить и не дать осуществиться его планам. Это означает засады и патрулирование ночью всех тихих, укромных мест. Например, задних дворов, садов и полей около ферм, в окрестностях пивоварни, где человек может оказаться один. А сейчас я бы рекомендовал жителям не появляться на улице после темноты.
– Неизвестно, остановит ли его это. Может, он просто затаится и выждет, когда суматоха уляжется. – Уокер явно тревожился. – И еще это зависит от того, что движет им.
– Верно. Гаррота – значит убить наверняка. Больше надежности, чем удар ножом. Возможно, его не остановит даже то, что он сейчас больше рискует. Если, конечно, в его планы не входило убийство только этих троих.
Уокер обдумал слова инспектора.
– Никак не могу понять, как они связаны между собой.
– Это знает только убийца.
– Может быть, он убивает без причины?
– Возможно, что тому, кто использует гарроту, не важно, кто станет жертвой.
Но это означало, что речь идет о случайных убийствах.
Глава 7
Гудинг кивнул:
– Конечно, они не ожидали. Проволока была перекинута сзади через голову. Если бы они знали, что им грозит опасность, то могли вовремя подставить руку, чтобы защитить горло, хотя это бы не изменило результат. Просто жертва могла лишиться пальца или рука сильно была бы поранена. Но так не случилось.
Доклад был кратким. Доктора можно было понять – его ждал прерванный ланч.
– Вы не видите связи между убийствами именно этих трех жертв? – спросил Ратлидж. – Может быть, кому-то они сильно досадили?
– Я бы сказал, что Роупер и Джефферс были ближе знакомы друг с другом, чем с Пирсом. Все трое когда-то ходили в местную школу, но, когда братьев Пирс послали в частную школу, они потеряли связь с остальными. Что касается всяких инцидентов, на это лучше ответит Уокер. А эти трое в детстве приходили ко мне, но ничего серьезного – ссадины, ушибы от лазанья по деревьям или от игры в футбол.
– А после войны не было недоразумений, ссор между теми, кто вернулся? Может быть, что-то случилось во Франции и вражда продолжалась здесь?
– Если и были, меня это не касалось, поэтому не могу подтвердить. – Доктор поколебался, потом добавил: – Дэниел Пирс – вот кто мог стать исключением. За два дня до того, как он исчез, я встретил его на улице, на левой щеке у него был кровоподтек. Он не высказался по этому поводу, я тоже. Ничего серьезного, думаю.
– Я слышал, что он был возмутителем спокойствия в юности. – Ратлиджу хотелось услышать об этом мнение доктора.
– Возмутитель спокойствия? Громко сказано. Кто вам сообщил? – Гудинг нахмурился. – Вы ведь не подозреваете его в этих убийствах?
– Как близко он был знаком с Джефферсом и Роупером?
– Наверно, не больше, чем Энтони. Я всегда считал, что его выходки имели целью всего лишь привлечь внимание брата и поразить воображение окружающих. Младший всегда пытается доказать всем, что он не хуже.
– Какого рода выходки? – гнул свое Ратлидж. Он видел, что Уокер занервничал, но не обращал на него внимания.
– Ему самому, наверное, это казалось веселыми шутками. Однажды летом трое или четверо мальчиков, надев на себя простыни, пошли на церковное кладбище ночью. Они напугали до смерти жену церковного сторожа и двоих служек. А в ночь Гая Фокса они соорудили свой собственный костер, подожгли старую мельницу на окраине города. Мельница не работала, и там никого не было. Но если бы ветер понес искры в направлении жилых построек, могло бы случиться несчастье. Некоторые люди возмущались и требовали, чтобы зачинщиков посадили в тюрьму. Но возобладали трезвые головы, и мальчишек просто сопроводили домой, чтобы их наказали родители.
– Это не похоже на мальчишескую шалость.
– Я был на месте, – вдруг вмешался Уокер, – они не собирались никому причинить вред. Но еще до случая с мельницей произошло несчастье. Один из них чуть не утонул. Они начитались об инквизиции и попытались воспроизвести ведьмин стул, это когда ведьм испытывали водой. Сначала мальчишки тащили жребий, кому быть ведьмой. Но они не привязывали никого, а просто смотрели, сколько испытуемый продержится. Пруд был неглубокий, но они перепугались, когда голова того, кто вытащил несчастливый жребий, ушла под воду.
– Он все еще живет в Истфилде?
– О нет, сэр, – ответил Уокер. – Уже пятнадцать лет прошло с тех пор, как его отец, который был счетоводом на мебельной фабрике, насколько помню, нашел себе другую работу в Стаффордшире, поближе к семье жены.
Все замыкалось на Дэниеле.
– Дэниел воевал вместе с остальными волонтерами из Истфилда?
– Как и брат, он сразу получил офицера, но предпочел идти в саперы.
Помня, что говорили о тяге Дэниела к приключениям, инспектор подумал, что такое решение вполне было в его характере. Опасная работа – подрывать туннели под противником, закладывать туда заряды. Минеры часто погибали во время взрыва, когда он происходил неожиданно, или их заваливало в туннеле, когда они возвращались, чтобы посмотреть, почему не произошел подрыв.
– Что-нибудь еще можете добавить? – спросил Ратлидж.
– Джефферс был в ту ночь сильно пьян. Вообще-то он не был пьяницей, только раз в год напивался, отмечая годовщину своего ранения, когда чудом остался жив; шел в паб и пил пива столько, сколько влезало. Он мне однажды сказал, что был так близок к смерти, что частенько переживал все заново.
– Так, значит, все трое получили ранение во Франции?
– Да. Ко мне пришли копии медицинских свидетельств об их ранениях.
Ратлидж повернулся к Уокеру:
– Вы спрашивали в пабе, не было ли там в тот вечер незнакомых людей? Может быть, кто-то интересовался Джефферсом?
– Нет. Только завсегдатаи. И все знали, что у Джефферса очередной юбилей. Они привыкли.
Доктор Гудинг снова со значением взглянул на часы, и Ратлидж на этот раз смилостивился – поблагодарил доктора и попрощался.
Он оставил Уокера в участке, взяв у него показания свидетелей, которые тот собрал до его приезда, и пошел в гостиницу их читать.
Клерк за стойкой обратился к нему:
– Мистер Ратлидж? К вам посетитель, сэр.
– Кто? – удивился инспектор.
Но клерк уклонился от вопроса:
– Он ждет вас в салоне за лестницей.
Ратлидж прошел в салон, который служил гостиной и иногда обеденным залом для небольших групп людей.
Там стоял человек и смотрел в окно на сад. Он повернулся, услышав шаги Ратлиджа.
– Инспектор Ратлидж? – Взгляд его внимательно изучал лицо Ратлиджа. – Я инспектор Норман, полиция Гастингса.
Они обменялись рукопожатиями.
– Меня к вам послали в связи с тремя убийствами, надеюсь, вы не возражаете, что я веду расследование вместо вас, – сказал Ратлидж.
– Не особенно, хотя мне не нравится, что преступник разгуливает вблизи Гастингса. Надеюсь, ваше появление его остановит.
– Я тоже, – улыбнулся Ратлидж. – Как думаете, что могло привлечь его в Истфилд? Здесь случалось что-нибудь подобное?
– Да нет. Обычные ссоры, иногда драки, небольшие кражи, жалобы на соседей, что те ходят через их участок. На дороге бывают аварии, раз в два года. В основном все спокойно, и Уокер – хороший констебль. Но все трое были на войне. И не удивлюсь, что в этом причина. Большинство служили вместе, только Энтони просил его перевести, он не хотел командовать земляками. По-моему, поступил очень правильно. Тяжелее поддерживать порядок и дисциплину среди людей, с которыми вместе вырос.
– Или легче, – заметил Ратлидж.
– Бывает и так, – согласился Норман, – конечно, не обязательно причина кроется в войне. Думаю, что Энтони Пирс все-таки не упускал из виду своих соотечественников, хотя воевал не с ними вместе. Если бы что-то там произошло, мы бы об этом узнали от него или от кого-то из них. Может быть, так думал и убийца? А иначе зачем класть убитому Энтони, который был офицером, в рот солдатский знак?
Вопрос оставался открытым.
Норман собрался уходить.
– Желательно, чтобы дальше не пошло. Ограничилось Истфилдом. Если понадобится моя помощь, дайте знать.
Он кивнул на прощание и ушел.
Ратлидж подумал, что Норман не терял времени даром и сразу пришел взглянуть на конкурента. Ведь он пробыл в Истфилде всего несколько часов. Интересно, кто сообщил инспектору Норману о его приезде?
Хэмиш неожиданно сказал: «Кто-то, кому не нравится вмешательство мистера Пирса».
Ратлидж провел несколько часов за чтением бумаг, которые дал ему Уокер, и отметил некоторые детали, о которых до этого момента не успел узнать. Например, что никто не покидал паб в течение получаса после ухода Джефферса. Домашние Роупера не заметили проникновения чужих на их ферму. Старый пес мирно спал у ног старшего Роупера – правда, его слух был притуплён преклонным возрастом.
– Он давно уже глухой как тетеря, – сказала Уокеру работавшая в доме фермера помощница по хозяйству, – оба глухие, – добавила она, имея в виду и хозяина. Впрочем, сама она тоже ничего не слышала.
Что касается мастера, который обнаружил утром в пивном цехе тело младшего Пирса, то он показал, что входная дверь была закрыта и он увидел Пирса, только когда подошел к лестнице.
«Мистер Энтони пошел взглянуть на сломанный датчик температуры, потому что взял мои инструменты, я это заметил, когда поднимался потом наверх».
Эти слова указывали на то, что Пирс был убит, когда уходил, а не входил в цех. Дверь была не заперта, поэтому убийца без труда проник в помещение.
Ратлидж закончил читать показания свидетелей и отправился осматривать места преступлений. Сначала дорогу, где шофер продуктового фургона нашел Джефферса.
Стоя на пустынной дороге, Ратлидж осмотрелся. Примерно в ста ярдах виднелся фермерский дом, но Уокер уже расспрашивал семью, которая там жила. К несчастью, окна спальни выходили на задний двор, и люди ничего не видели и не слышали. Ночью они просыпались только один раз, в три часа, потому что плакал больной ребенок.
По сторонам дороги росли кусты, дальше тянулись луга и пастбища. Дом Джефферса стоял позади луга – высокий, узкий, напоминавший одинокий зуб.
«Идеальное место для засады», – отметил Хэмиш, пока Ратлидж осматривал местность.
Потом он направился к ферме Роупера, прошел мимо дома и сенного сарая, где произошло убийство. Вокруг никого не было видно. Но на веревках висело белье, сушилось на теплом полуденном солнце. Ратлидж вошел в сарай. На полу виднелись пятна крови, в том месте, где умер Джимми Роупер, но следы преступника, если и были, давно затоптали служанка, старый Роупер да и сам констебль. А еще здесь был доктор. Коровы теперь не было, стойло пустовало.
Следующая – пивоварня. Но сначала Ратлидж зашел в гостиницу, узнать, где можно найти ближайший телефон.
Ему сказали, что единственный телефон в Истфилде находится в офисе Тирела Пирса.
По дороге туда Ратлидж остановился около двери двухэтажного здания пивоварни, где стояли огромные деревянные чаны. Ступеньки наверх находились примерно в десяти футах от двери и вели в цех, где стоял пряный, густой дух. Кто-то тщательно отмыл пол от крови, но, поскольку использовал абразив, место убийства указывало чисто выскобленное пятно на досках. Выйдя вновь на улицу, Ратлидж еще раз перебрал в памяти приметы убийств. Что было общего у этих трех преступлений? Время совершения. Но это означало, что каждый раз убийца, появлявшийся в Истфилде, почему-то оставался незамеченным.
Хэмиш сказал: «Да, но ведь он не мог возникнуть из воздуха и где-то должен был прятаться до темноты?»
Можно ли предполагать в таком случае, что он был жителем Истфилда?
На этом размышления Ратлиджа оборвались, потому что он вошел в контору.
В просторной и светлой комнате, оклеенной веселыми обоями, было оживленно. С полдюжины клерков занимались вопросами поставок, разбирали заказы, сами заказывали крышки, этикетки и прочие нужные пивоварне вещи. Старший клерк по имени Старрет подвел инспектора к телефону на своем столе и отошел.
Ратлидж позвонил в Лондон. Через некоторое время его соединили со Скотленд-Ярдом. Еще через пять минут трубку взял сержант Гибсон:
– Слушаю, сэр.
– Я назову людей, а вы мне узнаете, что стало с ними после войны, была ли связь между ними и теми, кого убили в Суссексе. Встречались ли они на фронте с призванными из Истфилда, и с кем именно.
Ратлидж продиктовал имена, звания, номера частей, которые списал себе в книжку с медальонов, обнаруженных доктором Гудингом.
Гибсон повторил и потом сказал:
– Займет день-два. Позвонить вам, когда станет известно?
Ратлидж объяснил, где его найти, и хотел уже повесить трубку, как Гибсон добавил:
– Главному поступила жалоба на вмешательство Ярда.
– От кого? – удивился Ратлидж.
– От миссис Фаррелл-Смит, сэр.
Он вспомнил имя. Женщина Энтони Пирса, с которой тот встречался. Но зачем ей жаловаться главному констеблю? Он приглушил голос, чтобы его не услышали клерки, и спросил Гибсона, в чем состоит жалоба.
– Не могу знать, сэр. Кажется, она считает, что должна разбираться полиция Гастингса, не было необходимости привлекать нас.
Ратлидж поблагодарил сержанта и повесил трубку.
Потом поблагодарил клерка за возможность воспользоваться телефоном и вышел из конторы. К офису Пирса вела отдельная лестница. Он хотел зайти, но передумал и покинул пивоварню.
Он удивил констебля Уокера, явившись в полицейский участок и спросив адрес миссис Фаррелл-Смит и как туда пройти.
– Я ее не допрашивал, – начал было извиняться Уокер, но Ратлидж его прервал:
– Она может знать что-то такое, о чем неизвестно отцу Энтони Пирса. Не жду особенных откровений, не приходится надеяться на многое, но все-таки стоит попробовать.
– Пойти с вами, сэр? – Уокер начал вставать со стула.
– Нет. Я не хочу, чтобы визит носил официальный характер. Просто зашел поговорить, обычное дело.
– Понимаю.
Но Ратлиджу показалось, что Уокер так ничего и не понял, а значит, не знал о жалобе.
Латинская школа сестер Тейт находилась в начале Спенсер-стрит. Два дома, соединенные вместе пристройкой, никак не испортившей внешний облик ансамбля, даже наоборот. Тот, кто пристраивал, был знатоком своего дела. Посередине находился главный вход в школу, но констебль Уокер сказал, что миссис Фаррелл-Смит предпочитает жить в доме рядом со школой и в это время ее можно застать.
Он поднялся по ступенькам к входной двери, и его впустила внутрь молоденькая девушка в школьной форме, ее распущенные по плечам волосы были подобраны широкой голубой лентой. Она была хорошенькая и дотошно вежливая, просила подождать в холле, пока она спросит миссис Фаррелл-Смит, сможет ли та принять его.
Она исчезла в двери слева от лестницы и тут же вернулась, с улыбкой пригласив его войти. Он не знал, станет ли хозяйка дома с ним разговаривать, после того как жаловалась главному констеблю Ярда.
Девушка представила его и вышла, прикрыв за собой дверь.
Комната была оборудована под домашний кабинет, с книжными полками и прекрасным письменным столом из лакированного ореха. Он был завален бумагами и тетрадями, некоторые раскрыты, и страницы прижаты пресс-папье, что означало подготовку к новому семестру.
Женщина, сидевшая за столом, поднялась. Она была выше среднего роста и очень красива, хотя приложила старания, чтобы таковой не казаться. Волосы, туго стянутые в пучок на шее, были белокурыми. Несмотря на желание сделать прическу строгой, локоны все же выбивались, смягчая строгость стиля. Глаза темно-голубые, прямой нос и четко очерченный рот. На вид ей было лет тридцать.
– Инспектор Ратлидж, – произнесла она.
– Я пришел задать вам несколько вопросов об Энтони Пирсе.
Ратлиджу показалось, что он удивил миссис Фаррелл-Смит этим заявлением, потому что ее брови взлетели вверх, несмотря на желание сохранять самообладание.
– Прошу вас, садитесь, – пригласила она и, подождав, когда он сядет на один из стульев напротив стола, продолжила: – Так о чем вы хотите меня спросить?
– Думаю, что Энтони не обо всем мог говорить со своим отцом. Мне сказали, что он восхищался вами, и, возможно, вы могли услышать от него нечто такое, что может помочь полиции в расследовании.
– Не думаю, что Энтони мог делиться со мной чем-то таким, о чем не мог сказать отцу. – Миссис Фаррелл-Смит сделала паузу, но Ратлидж молчал, и, когда молчание затянулось, неохотно добавила: – Вы считаете, у него были тайны?
– Вот об этом я и пришел вас спросить.
– Вы думаете, он знал, где найти брата? Но если бы он и знал, то никогда не сказал бы мне.
Теперь пришла очередь удивиться Ратлиджу.
– Дэниела?
– Да, Дэниела. Его отец слишком упрям, чтобы узнавать самому, но наверняка хотел бы знать, где находится пропавший сын.
– Вам не нравился Дэниел.
– Не особенно. Один из тех, кто перекладывает ответственность за свои поступки на других. Я пытаюсь привить своим ученикам обратное, что, безусловно, сделает их жизнь счастливей в будущем.
Интересный взгляд на будущее.
Вклинился голос Хэмиша: «Но разве в этом кроется настоящая причина, почему она настроена против брата Энтони?»
Ратлидж спросил, не углубляясь больше в тему о брате:
– Сколько времени вы управляете школой?
– Начала работать прямо перед войной. – Миссис Фаррелл-Смит не назвала точной даты, но несколько прояснила ответ: – Когда мой муж умер, я приехала сюда.
– Вы были, наверное, слишком молоды для такой должности. Это серьезное дело для любого возраста.
Она вздернула подбородок, как будто защищаясь:
– У меня не было выбора. Но я сделала все, чтобы сохранить традиции и не растерять приобретенное основателями. Не думаю, что заставила их пожалеть о своем решении – доверить управление мне.
Ратлидж опять поменял тему:
– Ваш муж был знаком с Дэниелом Пирсом?
Это могло стать основной причиной ее неприязни к молодому Пирсу. И, к своему удивлению, он попал прямо в цель.
– Я считаю, это вас не касается, – отрезала она.
Значит, вывод напрашивался сам собой – знакомство имело место.
– Это было до того, как он на вас женился? Или после?
– Он был старшим из мальчиков в школе, куда послали учиться Энтони и Дэниела.
– Вы тогда их не знали?
– Нет. – Холодно и резко.
Ратлидж некоторое время наблюдал за миссис Фаррелл-Смит. Она вышла за человека, чья фамилия пишется через дефис, и, значит, он был аристократ и, вероятно, презирал братьев из простой, недавно разбогатевшей семьи. Или сам был из обедневшего рода. И поэтому учительница оказалась сейчас в маленьком городке Суссекса, далеком от высшего света. Что объясняет, почему она принимала знаки внимания Энтони Пирса. Торговец или нет, он мог дать комфортабельную безбедную жизнь будущей жене, как наследник богатого владельца пивоваренного производства.
Он снова поменял направление разговора:
– Были враги у Энтони Пирса? Особенно среди тех, с кем он вместе воевал?
– Почему речь идет о войне? – Миссис Фаррелл-Смит быстро соображала и сразу отметила возникновение новой темы. – Разве там что-то произошло, что могло иметь такие трагические для него последствия?
Ратлидж вспомнил об опознавательных солдатских медальонах, найденных во рту убитых.
– У нас есть причины верить, что это связано с войной.
– Если что-то и случилось подобного рода во Франции, Энтони никогда мне об этом не рассказывал. И не рассказал бы, если хотите правду. Он знал, что я не люблю слушать о неприятных вещах. – Спохватившись, что это прозвучало эгоистично, она поспешно добавила: – У нас много бывших учеников, которые до войны учились вместе, пошли воевать и не вернулись. В вестибюле школы, напротив входа, на стене висит доска с их именами, чтобы все помнили. Энтони знал, что меня расстроят подобные воспоминания о войне.
Ратлидж подумал, что самообладание миссис Фаррелл-Смит необычно для женщины, потерявшей мужчину, который был ей дорог. На глазах ее не было следов слез, пролитых в подушку, хотя прошло всего два дня с той ночи, как обнаружили тело Пирса.
Она как будто прочитала его мысли, и глаза ее тотчас наполнились слезами.
– Еще вопросы, инспектор? Это очень больная тема.
Хэмиш сказал: «Она боится, что его убил брат».
Это объясняло ее вопрос, который она задала ему, не о смерти Энтони, а о местонахождении Дэниела.
Но он не стал уточнять.
– Если что-то еще вспомните, миссис Фаррелл-Смит, скажите констеблю Уокеру. Он передаст мне.
– Конечно, – голос звучал холодно, – вы найдете сами дорогу?
Он поблагодарил и поднялся.
Ее лицо, отпечатавшееся в его памяти, стояло перед ним, пока он шел к гостинице. Перед тем как выйти, он оглянулся и увидел на нем отчаяние.
Но она жалела себя, а не убитого.
Длинный день уже тянулся к концу, когда Ратлидж снова пришел в полицейский участок, чтобы вернуть листы с показаниями свидетелей.
Уокер стоял у окна, глядя, как последние лучи заходящего солнца играют на крышах домов напротив. Он обернулся, когда инспектор вошел в комнату, и спросил:
– Есть успехи?
– Ничего, что могло бы помочь. Завтра хочу поговорить с теми, кто уходил на фронт отсюда, из Истфилда. Можете устроить встречу с ними?
– Это не трудно сделать, – рассеянно отозвался Уокер, потому что мысли его были далеко.
– В чем дело? – спросил быстро Ратлидж. – Что произошло?
– Нет, пока ничего. Но сегодня третья ночь после убийства Пирса. И все может измениться, когда стемнеет.
– Понимаю ваше беспокойство. Да, наш убийца затаился и имеет перед нами преимущество. Он хорошо все спланировал и знает, когда и где нанести удар. Иначе вы или инспектор Норман поймали бы его сразу. Без моей помощи. Все, что сейчас требуется, – постараться его опередить и не дать осуществиться его планам. Это означает засады и патрулирование ночью всех тихих, укромных мест. Например, задних дворов, садов и полей около ферм, в окрестностях пивоварни, где человек может оказаться один. А сейчас я бы рекомендовал жителям не появляться на улице после темноты.
– Неизвестно, остановит ли его это. Может, он просто затаится и выждет, когда суматоха уляжется. – Уокер явно тревожился. – И еще это зависит от того, что движет им.
– Верно. Гаррота – значит убить наверняка. Больше надежности, чем удар ножом. Возможно, его не остановит даже то, что он сейчас больше рискует. Если, конечно, в его планы не входило убийство только этих троих.
Уокер обдумал слова инспектора.
– Никак не могу понять, как они связаны между собой.
– Это знает только убийца.
– Может быть, он убивает без причины?
– Возможно, что тому, кто использует гарроту, не важно, кто станет жертвой.
Но это означало, что речь идет о случайных убийствах.
Глава 7
Утром инспектор Норман послал своего человека с сообщением для констебля Уокера. Полицейского задержал сначала ливень, а потом Уокера не оказалось не месте.
Констебль Петти стоял у окна в полицейском участке, смотрел на улицу и ждал. Наконец Уокер появился. Он совершил очередной обход Истфилда, чтобы еще раз удостовериться, что ничего ужасного не произошло прошлой ночью. Войдя, он кивнул в знак приветствия собрату по службе и стал снимать мокрый плащ.
– Чашку чаю, Петти?
– Не отказался бы, но боюсь, нет времени. – И посланец передал на словах то, что приказал инспектор Норман. Но не ответил ни на один вопрос Уокера, попытавшегося уточнить детали.
Нахмурившись, констебль снова надел мокрый плащ и пошел в гостиницу. Патрулируя ночью городок, он не знал, что инспектор Ратлидж, проснувшись сначала в два ночи, потом в три, тоже вышел тихонько из гостиницы. Компанию ему составил только Хэмиш. Он бродил в темноте, останавливаясь время от времени и вслушиваясь в ночные шорохи. Ему казалось, что последние события придали пустым улицам зловещий вид, хотя здесь никогда не было в исторически обозримом прошлом ни резни, ни насилия, ни казней. Мирный ландшафт источал опасность между полуночью и рассветом.
Хэмиш заметил: «Где есть люди, там есть и смерть».
Это было правдой. Отчаяние, голод, эпидемии, падеж скота – все это тоже приносит смерть, не только войны.
Его шаги по утрамбованной дороге отдавались гулким эхом, но сразу стихли, как только он ступил на мягкую травянистую землю церковного двора. Интересно, наблюдает ли за ним сейчас кто-нибудь? Интуиция молчала. Ратлидж пытался смотреть на окружающую местность глазами убийцы. Здание пивоварни одиноко возвышалось в конце главной улицы. С церковной колокольни просматривался весь городок и окрестные фермы. Вдоль дороги, там, где она делала полукруг и уходила за пределы Истфилда, цвела сирень. Как убийца находил жертву, если не выслеживал специально, а потом шел за ней, ожидая, когда она окажется в месте пустынном и безлюдном, удобном для осуществления задуманного.
Хэмиш сказал: «А помнишь, как рядовой Дональд Макрей находил снайперов?»
Ратлидж помнил. Как-то они несколько дней не могли высунуться из окопа, потому что бил пристрелявшийся снайпер, не могли засечь его по вспышке, потому что он выбирал время, когда на линии британцев было слишком оживленно. Рядового Макрея послали наблюдать за снайпером и выявить его. И он сделал следующее: собрал старое сено от лошадей, доски, которыми обшивали окопы, и соорудил наверху подобие укрытия. Несколько дней германцы через нейтральную полосу обстреливали это воронье гнездо, просто забавляясь, оттачивая мастерство. Потом им надоело. На третью ночь Макрей положил внутрь винтовку так, что дуло выглядывало наружу. А утром на палку надел каску и высунул над этой кучей. Издалека казалось, что человек, спрятавшись там, целится из винтовки. И посадил двоих смотреть, откуда будет выстрел. Снайпер должен был выстрелить, поверив, что там, в этой груде хлама, спрятался стрелок. И снайпер поддался искушению. Это был его последний выстрел. Потом они поймали еще двоих таким же способом в течение нескольких месяцев.
Вот и сейчас, по всей вероятности, преступник сидит в засаде и ждет, когда в его поле зрения появится жертва.
Констебль Петти стоял у окна в полицейском участке, смотрел на улицу и ждал. Наконец Уокер появился. Он совершил очередной обход Истфилда, чтобы еще раз удостовериться, что ничего ужасного не произошло прошлой ночью. Войдя, он кивнул в знак приветствия собрату по службе и стал снимать мокрый плащ.
– Чашку чаю, Петти?
– Не отказался бы, но боюсь, нет времени. – И посланец передал на словах то, что приказал инспектор Норман. Но не ответил ни на один вопрос Уокера, попытавшегося уточнить детали.
Нахмурившись, констебль снова надел мокрый плащ и пошел в гостиницу. Патрулируя ночью городок, он не знал, что инспектор Ратлидж, проснувшись сначала в два ночи, потом в три, тоже вышел тихонько из гостиницы. Компанию ему составил только Хэмиш. Он бродил в темноте, останавливаясь время от времени и вслушиваясь в ночные шорохи. Ему казалось, что последние события придали пустым улицам зловещий вид, хотя здесь никогда не было в исторически обозримом прошлом ни резни, ни насилия, ни казней. Мирный ландшафт источал опасность между полуночью и рассветом.
Хэмиш заметил: «Где есть люди, там есть и смерть».
Это было правдой. Отчаяние, голод, эпидемии, падеж скота – все это тоже приносит смерть, не только войны.
Его шаги по утрамбованной дороге отдавались гулким эхом, но сразу стихли, как только он ступил на мягкую травянистую землю церковного двора. Интересно, наблюдает ли за ним сейчас кто-нибудь? Интуиция молчала. Ратлидж пытался смотреть на окружающую местность глазами убийцы. Здание пивоварни одиноко возвышалось в конце главной улицы. С церковной колокольни просматривался весь городок и окрестные фермы. Вдоль дороги, там, где она делала полукруг и уходила за пределы Истфилда, цвела сирень. Как убийца находил жертву, если не выслеживал специально, а потом шел за ней, ожидая, когда она окажется в месте пустынном и безлюдном, удобном для осуществления задуманного.
Хэмиш сказал: «А помнишь, как рядовой Дональд Макрей находил снайперов?»
Ратлидж помнил. Как-то они несколько дней не могли высунуться из окопа, потому что бил пристрелявшийся снайпер, не могли засечь его по вспышке, потому что он выбирал время, когда на линии британцев было слишком оживленно. Рядового Макрея послали наблюдать за снайпером и выявить его. И он сделал следующее: собрал старое сено от лошадей, доски, которыми обшивали окопы, и соорудил наверху подобие укрытия. Несколько дней германцы через нейтральную полосу обстреливали это воронье гнездо, просто забавляясь, оттачивая мастерство. Потом им надоело. На третью ночь Макрей положил внутрь винтовку так, что дуло выглядывало наружу. А утром на палку надел каску и высунул над этой кучей. Издалека казалось, что человек, спрятавшись там, целится из винтовки. И посадил двоих смотреть, откуда будет выстрел. Снайпер должен был выстрелить, поверив, что там, в этой груде хлама, спрятался стрелок. И снайпер поддался искушению. Это был его последний выстрел. Потом они поймали еще двоих таким же способом в течение нескольких месяцев.
Вот и сейчас, по всей вероятности, преступник сидит в засаде и ждет, когда в его поле зрения появится жертва.