Страница:
В конце VI в. впервые упоминается должность димарха, что свидетельствует, на наш взгляд, о дальнейшем организационном оформлении партий ипподрома. Именно этот период (конец VI - начало VII в.) является временем их наивысшего подъема. По свидетельству Феофилакта Симокатты, димы отличались тогда необычайной активностью и обладали реальной политической властью [42, VII, 10, 1-2; 9, 13] (ср. [41, с. 289]). Источники, повествующие о событиях этих бурных лет, показывают, как настойчиво император Маврикий пытался заручиться поддержкой димов. В то время, когда в войске начался мятеж, он устраивает в Константинополе частные конные ристания и обращается к димам с призывом сохранять спокойствие [42, VIII, 7, 8] (ср. [41, с. 287]). Родственник императора Герман, решивший использовать ситуацию в своих интересах, посылает доверенных лиц к димарху прасинов, с тем чтобы те помогли ему стать императором (???? ????????????? ???? ??? ??????????), обещая за это чтить прасинов и осыпать их великими почестями (???????? ??????) [41, с. 289] 5. Прасины отказали Герману, отдав свои симпатии другому претенденту - Фоке, и это во многом определило дальнейший ход событий. Прасины открыли ворота и перешли к "узурпатору" [42, VIII, 9, 13], затем, прославляя Фоку, они убедили его явиться в Евдом [42, VIII, 10, I]. Фока, хорошо сознавая, кто его опора, объявил, что хочет быть императором, провозглашенным "димами, патриархом и сенатом" [42, VIII, 10, 2]. Обычно при описании провозглашения императора димы упоминаются после сената. В данном случае нарушение правила, несомненно, было вызвано той огромной ролью, которую сыграли димы в перевороте. Характерно, что и Феофан, который несколько изменил эту фразу, поставив на первое место патриарха, отдал предпочтение димам перед сенатом [41, с. 289].
Но все это относится к рубежу VI-VII вв. В начале же VI в. димы еще не достигли такой силы и организованности. В этот период несомненным и важным политическим фактором являлись не столько разделявшие народ на отдельные группировки партии ипподрома, сколько народные массы в целом, о роли которых следует сказать особо.
Глава IV
РОЛЬ НАРОДНЫХ МАСС В РАННЕЙ ВИЗАНТИИ
В свое время в работе, посвященной димам, А. П. Дьяконов высказал мысль о "конституционной силе" народных масс в ранней Византии, их праве принимать участие в разрешении важнейших политических вопросов не только посредством восстания, но и в конституционных формах - путем "эвфимии", "просьбы", пожелания или порицания [51, с. 171]. Точка зрения А. П. Дьяконова подверглась резкой критике со стороны Н. В. Пигулевской, Г. Зайдлера, С. Винклер [82, с. 221; 297, с. 34, примеч. 1; 330, с. 321- 322]. Между тем идея А. П. Дьяконова, как нам представляется, заслуживает самого пристального внимания и изучения. Исследования Г.-Г. Бека, Ж. Дагрона, Ф. Винкельмана, Ф. Тиннефельда подтверждают его точку зрения, конкретизируя и развивая ее [137, с. 10 и сл.; 170, с. 362; 307, с. 101-119; 311, с. 176-204; 49, с. 27-32]. В своем фундаментальном труде о Константинополе IV- середины V в. Ж. Дагрон показал, что народ представлял собой институт если и не равный сенату, то, во всяком случае, реально существующий наряду с ним. Правда, исследователь видит в этом факте лишь юридическую сторону, расценивая его как некую ступень в процессе наделения жителей Константинополя правами народа имперской столицы и резиденции императора [170, с. 305].
Как полагает Ж. Дагрон, эти права народ получил сверху, от верховной власти. Императоры не только позаботились о том, чтобы построить красивый, величественный город, которому не было бы равных на греческом Востоке, но и создали ряд необходимых для столицы институтов, в том числе сенат, и наделили особыми привилегиями ее народ [170, с. 297-319].
Нам представляется, однако, что это явление значительно сложнее и имеет не столько правовую, сколько социально-экономическую основу. Особая роль народных масс в городах ранней Византии, на наш взгляд, самым тесным образом связана с эволюцией социально-политической структуры империи и своими корнями уходит в тот бурный и сложный IV век, когда в господствующем классе Византии происходит перегруппировка сил. Родовитая муниципальная аристократия, являвшаяся одновременно и культурной элитой общества, начинает оттесняться на второй план новой военно-чиновной знатью. В ходе борьбы между этими группировками, развертывавшейся по традиции в местах общественных собраний, в частности в театре и на ипподроме, и принимавшей нередко весьма острые формы, каждая из сторон стремилась привлечь на свою сторону, а правильнее сказать, использовать в своих интересах народные массы. Родовитая знать пыталась удержать под своим влиянием некогда послушный ей ?????. Заручиться поддержкой народных масс надеялась и военно-чиновная знать. Делалось это с помощью подкупа или разного рода подачек и обещаний. Использовались театральные клакёры, которые при огромном стечении народа (обычно в театре) начинали выкрикивать те или иные требования политического характера, порицания или восхваления в адрес должностных лиц. Как правило, подобные возгласы готовились заранее и облекались в краткие ритмические фразы, которые легко можно было подхватить и которые народ действительно подхватывал, если он одобрял их [146, с. 16-18]. Организованный таким образом народ мог стать и действительно становился грозной силой [146, с. 16-18].
Отзвуком и реакцией на складывавшуюся ситуацию явился эдикт Константина об аккламациях (331 г.). Ввиду важности этого эдикта процитируем его целиком: "Мы предоставляем всем возможность прославлять в общественных местах наиболее справедливых и усердных правителей, с тем чтобы мы могли соответствующим образом вознаградить их, и, напротив, предоставляем право обвинять несправедливых и негодных правителей путем возглашения жалоб, с тем чтобы сила нашего контроля воздействовала на них, ибо, если эти восклицания действительно отражают истину, а не являются инспирированными возгласами клиентов, мы тщательно будем расследовать их, причем префекты претория и комиты должны доводить таковые до нашего сведения" [17, I, 40, 3]. Весьма примечательным является упоминание в эдикте об "инспирированных возгласах клиентов", которое прямо указывает на лиц, кормившихся возле родовитой муниципальной знати.
Вполне возможно, что представители родовитой аристократии, чувствовавшие себя доселе полноправными хозяевами положения, а ныне терявшие почву под ногами, первыми прибегли к помощи клакёров. Но практика инспирирования властями в своих политических целях возгласов в общественных местах была хорошо известна и в Риме [93, с. 105; 146, с. 16], и Константин, издавая этот эдикт, по всей вероятности, надеялся, что чиновники государственного аппарата, прибегнув к наемным крикунам и клакерам, сами смогут создать соответствующую ситуацию и ослабить таким образом местную знать [93, с. 104-105], тем более что неугодные возгласы всегда можно было истолковать как подстроенные клиентами куриалов.
Так или иначе, согласно закону Константина оценку деятельности правительства давали не местные аристократы, а народные массы.
Эдикт 331 г. не явился откуда-то из небытия, а отражал реальную городскую жизнь того времени, а также стремление императорской власти вмешаться в нее и помочь тем силам, которые являлись опорой этой власти. Но, будучи порожден политическими реалиями эпохи, этот эдикт имел и далеко идущие исторические последствия. Узаконив применительно к своему времени место народных масс в политической жизни города, он тем самым способствовал дальнейшему возрастанию роли народных масс в городах ранней Византии. Народ не только выступает на стороне той или иной группировки господствующего класса, но, как показало исследование Р. Браунинга, уже в IV в. использует ситуацию в собственных интересах [146, с. 18-20]. Закон Константина, по существу, явился признанием известных конституционных прав народных масс, что нашла отражение и в сознании византийцев IV-VI вв., и в реальной жизни того времени. Говоря о Константинополе начала V в., церковный историк Созомен отмечает, что он с полным правом мог именоваться новым Римом, поскольку в нем теперь уже появились сенат, ??????? ??? ????? и чиновники имперской канцелярии [38, VII, 9, 3], т. е. в социальной структуре города историк выделяет имперскую бюрократию, сенат и народ, используя при этом необычное выражение ??????? ??? ????? 1.
Понятие "народ" как институт, противостоящий сенату, но в то же время существующий параллельно с ним, свойственно и историку VI в. Прокопию. Начиная рассказ о восстании Ника, он, в частности, пишет: "В это время в Византии произошел мятеж, который... вылился в большое зло для народа и сената" [35, т. I, А, I, 24, I]. А повествуя о событиях, происходивших на форуме Константина, где собрались восставшие, Прокопий преподносит их читателю не столько как бунт толпы, сколько как народное собрание во главе с сенаторами [35, т. I, А, I, 24, 25].
То же представление о народе встречается и в произведении Феодора Чтеца [40, с. 138-139], и в "Хронографии" Феофана [41, с. 154, 160-161], который при описании событий V-VI вв. компилировал источники того времени.
Это особенно важно отметить, поскольку термин ?????, как мы уже говорили, в эпоху ранней Византии теряет тот смысл, который вкладывали в него античные авторы, приобретая теперь нередко понятия "чернь", "простонародье" и становясь в подобных случаях синонимом слов ????? и ??????.
Но, по-видимому, столь значительна была в ту эпоху роль народа, хотя и не составлявшего уже в социальном отношении единого целого, что его продолжали именовать некогда гордым словом ?????, употребляя его рядом со словом "сенат".
Обычно народ собирался на форуме Константина, иногда в храме св. Софии, чаще же всего на ипподроме, являвшемся главным местом массового скопления людей и игравшем совершенно особую роль в жизни города. Цирк не был лишь местом для игр, он являлся сердцем города, важнейшим общественно-политическим центром. Грозные политические события, вести о которых волновали население Константинополя, служили поводом к шумным всенародным манифестациям в цирке. Здесь как в фокусе отражались все возникавшие в столице противоречия. Ипподром был главным местом борьбы венетов и прасинов, и вместе с тем, когда этого требовали интересы народа в целом, он превращался в истинный форум всего константинопольского населения. На ипподроме устанавливалось непосредственное общение главы государства с народом. Во время восстания Ника, когда Юстиниан решил в критический момент обратиться к толпе восставших, он приходит именно на ипподром, хотя в тот момент вовсе не было игр. И тотчас же в цирк стекается константинопольский люд [26, с. 475]. На ипподроме происходило провозглашение императора, далеко не всегда протекавшее гладко, без коллизий. Именно здесь осуществлялась сакрализация императорской власти. Этому обстоятельству суждено было сыграть роковую роль в судьбе Ипатия, избранного императором в ходе восстания Ника. И Ипатию, и самим жителям города казалось недостаточным то, что новый император был провозглашен на форуме Константина: они устремились на ипподром, где и были перебиты оставшимися в распоряжении Юстиниана воинами (см. ниже, с. 99-100). {Здесь стр. 61-62; Ю. Шардыкин}Всякий раз, когда народ хотел обратиться к императору с жалобой, просьбой или требованием, он использовал для этого игры на ипподроме. Не случайно значительные волнения произошли в Константинополе в 491 г., когда префект города Юлиан запретил сборища горожан на ипподроме: народ увидел в этом узурпацию своих прав [22, с. 141].
Формы активности народных масс бывали различны, и политическая роль их наиболее ощутимо проявлялась в критических ситуациях. Весьма заметным образом сказывалось влияние жителей столицы при избрании нового императора. Правда, порой их участие в избрании василевса было лишь формальным и выражалось главным образом в эвфимиях, но, как показал Г.-Г. Бек, этим эвфимиям отводилась весьма существенная роль в церемониале [137, с. 10 и сл.]. При этом народные массы далеко не всегда соблюдали этикет во время избрания и провозглашения императора, когда им полагалось произносить приличествующие случаю аккламации, прославляющие императора, августу и синклит.
Нередко народ и более активно вмешивался в вопросы престолонаследия. Так, когда Лев I под давлением Аспара хотел закрепить трон за его сыном, из-за вмешательства народа он вынужден был отказаться от этого намерения [272, с. 369]. И позднее, когда Лев пожелал объявить императором своего зятя Зинона, "подданные его на это не согласились" [15, с. 136]. Несомненна роль, которую сыграли народные массы при избрании императором Анастасия [51, с. 172-174; 137, с. 10]. В этой связи нам хотелось бы вспомнить исследование русского византиниста Д. Беляева, который в первую очередь интересовался церемониальной стороной этой коронации. Он обратил внимание на то, что Анастасия вводили в кафисму ипподрома дважды с некоторой разницей в одеянии. В первый раз он был облачен в расшитый золотом стихарь-дивитисий, подпоясан поясом и украшен императорскими кампагиями и тувиями. В этом наряде Анастасия подняли на щит и показали народу и войску.
При этом компидуктор копьеносцев возложил на его голову вместо венца свое ожерелье, так как настоящий венец полагалось надевать только одновременно с хламидой василевса.
Первый показ Анастасия народу был, следовательно, пробной коронацией, попыткой заручиться поддержкой народа. Лишь после того как эта поддержка была получена, патриарх возложил на Анастасия хламиду и венец, и он уже в полном парадном облачении вновь вышел к народу, который приветствовал его возгласами "auguste!" и "???????" [48, с. 329-330]. Окружение Анастасия, по всей видимости, опасалось, как бы народ вместо возгласов одобрения не произнес иную ритмическую фразу: "Другого императора ромеям!" Именно ее пришлось услышать Анастасию позднее, в 512 г. [26, с. 407].
Как показал Г.-Г. Бек, роль народа не ограничивалась лишь участием его в избрании императора, она сказывалась и в своеобразном контроле масс над деятельностью избранного [137, с. 47 и сл.]. И когда тот не реагировал на просьбы народа, последний весьма непочтительно обращался со своим василевсом. Так, Феодосия II в 431 г. забросали камнями [31, с. 78], а в 498 г. той же участи подвергся Анастасий, отказавшийся освободить зачинщиков уличных беспорядков [26, с. 394-395].
Нередко народ высказывал недовольство и отдельными должностными лицами, тем самым побуждая императора к их смещению. В 412 г. народ напал на префекта города [31, с. 70-71], а в 491 г. в результате сильного народного возмущения был смещен префект города Юлиан [22, с. 141; 31, с. 94]. Аналогичные явления имели место в 498 г. [26, с. 395] и в 518 г., когда народ потребовал изгнать "вора эпарха" [22, с. 171].
В сложных ситуациях к народу апеллируют и император, и другие государственные деятели. Так, заключая перемирие с Анастасием, Виталиан потребовал клятвы верности не только от императора и сената, но и от народа [41, с. 160; 160, с. 56]. Когда же Анастасий нарушил клятву, народ открыто порицал его [41, с. 161].
Простой люд Константинополя часто вмешивался и в религиозные дела. В 507 г., когда Анастасий пригласил в столицу ярого монофисита Филоксена, волнения среди населения привели к тому, что император оказался вынужденным тайно выпроводить его из города [41, с. 149-150; 160, с. 31]. В 511 г. восточные монахи начали распевать в церквах монофиситское "трисвятое", а Анастасий дал клятву никогда больше не видеть православного патриарха Македония. В ответ на это поднялся "весь народ", и напуганный император сам пригласил патриарха во дворец, где тот был встречен с большим почетом [40, с. 138; 41, с. 154]. Вскоре, однако, Анастасию удалось одержать верх над Македонием [160, с. 38-41; 301, с. 169-170], но при этом он заставил патриарха выехать из Константинополя ночью, боясь выступлений народных масс [40, с. 139; 41, с. 155]. В 512 г. народ ответил крупным восстанием на открытый переход императора к монофиситству [26, с. 407-408; 21, III, 44], хотя причины выступления, по-видимому, были не только религиозные. А в 533 г., после сильного землетрясения, "весь народ" столицы под влиянием агитации монофиситов собрался на форуме Константина и призывал императора сжечь акты Халкидонского собора [16, с. 629].
В актах собора 536 г. сохранились любопытные документы, в которых зафиксированы события, происходившие в Константинополе 15-16 июля 518 г., когда толпа пыталась оказать нажим на патриарха Иоанна, сменившего ненавистного православному населению патриарха-монофисита Тимофея. Народ требовал, чтобы "вера Севера"-монофиситство - была предана анафеме. При этом народ обращается к патриарху с ритмически построенными восклицаниями 2. Их характер и резкость тона удивительным образом перекликаются с диалогом, имевшим место в январе 532 г. между Юстинианом и прасинами, причем прежде всего с его второй, весьма непочтительной по тону половиной (см. ниже). "Кто не предает анафеме Севера,- кричит толпа,- тот сам манихей. Анафема Северу-манихею! Кто не говорит этого, тот сам манихей 3!" (ср.: "Кто не говорит, что истинно верует владыка, анафема тому, как Иуде!" (см. ниже, с. 89). {Здесь стр. 55; Ю. Шардыкин} Выкрикивая так некоторое время и постоянно побуждая Иоанна признать Халкидонский собор, толпа наконец врывается в сам алтарь и уже там кричит: "Многая лета императору! Многая лета, августе! Я свидетельствую: ты не уйдешь, если не предашь анафеме Севера. Скажи ясно: анафема Северу!.. Ты не сойдешь (с кафедры), если не предашь анафеме. Многая лета патриарху, достойному троицы! Многая лета императору! Многая лета августе! Объяви о прославлении Халкидонского собора! Я не уйду, если не объявишь, мы будем здесь до вечера" [37, кол. 1057- 1066; 55, т. II, с. 6-7; 314, с. 137 и сл.] 4. Далеко не везде и не всегда разговаривал так народ со своим императором или патриархом.
Итак, в Византии VI в. народ был реальной политической силой и проявлял необычайную политическую активность. Это обстоятельство, по-видимому, совершенно не устраивало Юстиниана, стремившегося к единству империи и сильной единоличной власти. В 527 г., лишь только он стал соправителем стареющего Юстина, был издан эдикт, запрещавший борьбу партий ипподрома [26, с. 422]. В Антиохии, где в 529 г. произошли волнения, Юстиниан вообще запретил проводить игры [26, с. 448-449], лишив таким образом население их основного места собраний. И хотя Юстиниан включил в свой Кодекс закон Константина об аккламациях [17, I, 40, 3], это вовсе не означало, что он считал для себя обязательным следовать ему.
Во всяком случае, в январе 532 г., в самый канун восстания Ника, когда перед началом ристаний на ипподроме прасины стали обращаться к императору с жалобами, тот самым решительным образом отказался выслушать их и, вместо того чтобы дать им гарантии в расследовании дела, упорно отрицал обоснованность их претензий (см. ниже, с. 89). {Здесь стр. 55; Ю. Шардыкин} Это обострило и без того сложную ситуацию и послужило одной из причин разразившегося вскоре мятежа.
Глава V
ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА ЮСТИНИАНА
НАКАНУНЕ ВОССТАНИЯ НИКА
В предшествующих главах мы попытались выявить экономические, социальные и политические причины восстания Ника, отметив, в частности, среди них меры Юстиниана по государственной регламентации всех сфер экономической деятельности горожан, а также его стремление к сильной единоличной власти. Нет сомнений, что, ставя под жесткий и регулярный контроль государственной власти все стороны деятельности подданных, Юстиниан стремился внутренне укрепить империю. Кроме того, он с первых же дней своего правления приступил к осуществлению той широкой программы мероприятий, направленных на укрепление внешнего престижа империи и императорской власти, которая определила весь период его пребывания у власти и доселе связывается с его именем. В заботе о внешнем блеске империи [26, с. 430, 435-436; 257, с. 44; 308, с. 48; 145, с. 106] он начал отстраивать столицу и другие города ранней Византии [26, с. 426, 427, 445], что, естественно, требовало больших расходов.
Уже тогда Юстиниан начал строить и заманчивые планы восстановления Римской империи в ее прежних границах. Этот выходец из сильно романизированной провинции Иллирик, с детства говоривший на латинском языке, на всю жизнь остался скорее римлянином, нежели греком. Его взоры постоянно были устремлены на Запад, и мысль о возрождении былого величия и мощи Римской империи не давала ему покоя, он мечтал 6 славе римских цезарей.
Для осуществления обширной внешнеполитической программы на Западе Юстиниану пришлось пойти на значительные уступки своим соседям на севере и востоке, с тем чтобы сохранить спокойствие на этих участках границы империи. Немалые суммы пожертвовал император варварам (гуннам, герулам и др.), купив таким образом их союз и лояльность [26, с. 427, 430-432]. Дорого обошлось Византии и заключение мира с Ираном: по условиям договора империя должна была выплатить персам 11 тыс. либр золота [301, с.295].
Одновременно начиналась подготовка к войнам на западе. По всей видимости, уже до 532 г. в империи начали строить и чинить корабли, которые в июне 533 г. отправились на завоевание Африки. На все это требовались огромные средства, все это создавало нехватку в деньгах. А для выкачивания требуемых сумм из подданных нужны были умелые, ловкие и нещепетильные администраторы.
И таковые быстро нашлись. В апреле 531 г. пост префекта претория Востока занял Иоанн Каппадокийский [301, с. 784]. Он не только умел полностью собирать налоги вместе с недоимками, но и постоянно изобретал новые. К числу последних относится и так называемый ???????. По мнению ряда исследователей, этот сбор являлся штрафом за несоблюдение расстояния между домами [175, с. 456; 301, с. 443-444; 239, с. 177] 1. Как сообщает Прокопий, эта мера приносила казне доход в 3 тыс. либр золота [35, т. III, XXI, 1-2]. По древнему обычаю, население империи в чрезвычайных случаях платило дополнительный налог - ????????. При Иоанне случаи взимания этого налога становились все чаще и чаще, пока он не превратился в постоянный [301, с. 443; 54, с. 234-235].
Сокращены были и расходы на войско [301, с. 445].
В провинции из префектуры претория постоянно посылались чиновники, которые осуществляли контроль за финансами и обеспечивали поступление денежных средств в казну [301, с. 444]. По словам Псевдо-Захарии, Иоанн "грабил людей из разных сословий во всех городах, и знатных, и ремесленников, добывая таким образом в казну много золота" [46, IX, 14].
Тюрьма префектуры постоянно пополнялась недоимщиками, которых подвергали жестоким пыткам (301, с. 448].
Вымогательства Иоанна Каппадокийского вызвали всеобщее недовольство среди жителей как столицы, так и провинции [46, IX, 14; 25, III, 70]. Прокопий в своем описании восстания Ника отразил, по-видимому, общую враждебность населения к Иоанну. "Иоанн, - пишет он, - не отличался ни ученостью, ни образованием. Он ничему не научился, посещая грамматиста, разве что писать письма, да и это делал из рук вон плохо. Но из всех известных мне людей он был самым одаренным от природы. Его отличала необычайная способность постигнуть необходимое и умение найти выход из самых затруднительных обстоятельств. Самый скверный из всех людей, он использовал свои способности исключительно на дурное. До него не доходило слово божие, и не было у него человеческого стыда. Ради наживы он погубил жизни многих людей и разрушил города. Награбив за короткое время большие деньги, он предался не знающему границ пьянству. Грабя до полудня имущество подданных, остальное время он пил и предавался разврату. Он никогда не мог обуздать себя, ел до пресыщения и рвоты и всегда был готов воровать деньги, но еще более был способен расточать их и тратить. Таков был Иоанн" [35, т. I, А, I, 24, 12-16].
Беззастенчиво злоупотреблял своим положением и другой ближайший сподвижник Юстиниана квестор Трибониан, один из наиболее деятельных составителей юстиниановского Свода гражданского права. Талантливый и прекрасно образованный, он являлся одним из лучших знатоков права своего времени. Принимая самое непосредственное участие в создании Кодекса Юстиниана, одной из задач которого было пресечение любого рода злоупотреблений со стороны государственных чиновников, Трибониан вместе с тем считал себя стоящим выше всяких законов и использовал свои знания и положение в целях личного обогащения. По словам Прокопия, он "постоянно то создавал, то уничтожал законы, продавая их просящим в зависимости от их нужд" [35, т. I, А, I, 24, 16] 2. Непосредственные проводники политики Юстиниана сами разрушали то здание, которое он пытался возвести с их помощью.
Недовольство населения вызывала и религиозная политика Юстиниана, стремившегося в погоне за единством государства к максимально возможной унификации и в этой сфере. В 529 г. император учинил гонения на язычников-эллинов, в ходе которых пострадали и представители знати [26, с. 449; 41, с. 180]. Это, естественно, осложнило отношения между аристократией, да и другими слоями населения, в частности интеллигенцией, и императорской властью. Примечательно, что в ходе восстания Ника место смещенного Иоанна Каппадокийского занял язычник Фока.
Более осторожной была политика Юстиниана по отношению к монофиситам, в это время куда более многочисленным, нежели язычники или какие-либо еретики иного толка. Император отдавал себе отчет в том, что слишком крутые меры против монофиситов могут вызвать серьезные и совершенно нежелательные последствия. Поэтому он попытался пойти по некоему среднему пути и стал сторонником теопасхизма, к которому вначале относился весьма враждебно [55, т. II, с. 236; 314, с. 190-197; 193, с. 245-246, 266- 269].
Но все это относится к рубежу VI-VII вв. В начале же VI в. димы еще не достигли такой силы и организованности. В этот период несомненным и важным политическим фактором являлись не столько разделявшие народ на отдельные группировки партии ипподрома, сколько народные массы в целом, о роли которых следует сказать особо.
Глава IV
РОЛЬ НАРОДНЫХ МАСС В РАННЕЙ ВИЗАНТИИ
В свое время в работе, посвященной димам, А. П. Дьяконов высказал мысль о "конституционной силе" народных масс в ранней Византии, их праве принимать участие в разрешении важнейших политических вопросов не только посредством восстания, но и в конституционных формах - путем "эвфимии", "просьбы", пожелания или порицания [51, с. 171]. Точка зрения А. П. Дьяконова подверглась резкой критике со стороны Н. В. Пигулевской, Г. Зайдлера, С. Винклер [82, с. 221; 297, с. 34, примеч. 1; 330, с. 321- 322]. Между тем идея А. П. Дьяконова, как нам представляется, заслуживает самого пристального внимания и изучения. Исследования Г.-Г. Бека, Ж. Дагрона, Ф. Винкельмана, Ф. Тиннефельда подтверждают его точку зрения, конкретизируя и развивая ее [137, с. 10 и сл.; 170, с. 362; 307, с. 101-119; 311, с. 176-204; 49, с. 27-32]. В своем фундаментальном труде о Константинополе IV- середины V в. Ж. Дагрон показал, что народ представлял собой институт если и не равный сенату, то, во всяком случае, реально существующий наряду с ним. Правда, исследователь видит в этом факте лишь юридическую сторону, расценивая его как некую ступень в процессе наделения жителей Константинополя правами народа имперской столицы и резиденции императора [170, с. 305].
Как полагает Ж. Дагрон, эти права народ получил сверху, от верховной власти. Императоры не только позаботились о том, чтобы построить красивый, величественный город, которому не было бы равных на греческом Востоке, но и создали ряд необходимых для столицы институтов, в том числе сенат, и наделили особыми привилегиями ее народ [170, с. 297-319].
Нам представляется, однако, что это явление значительно сложнее и имеет не столько правовую, сколько социально-экономическую основу. Особая роль народных масс в городах ранней Византии, на наш взгляд, самым тесным образом связана с эволюцией социально-политической структуры империи и своими корнями уходит в тот бурный и сложный IV век, когда в господствующем классе Византии происходит перегруппировка сил. Родовитая муниципальная аристократия, являвшаяся одновременно и культурной элитой общества, начинает оттесняться на второй план новой военно-чиновной знатью. В ходе борьбы между этими группировками, развертывавшейся по традиции в местах общественных собраний, в частности в театре и на ипподроме, и принимавшей нередко весьма острые формы, каждая из сторон стремилась привлечь на свою сторону, а правильнее сказать, использовать в своих интересах народные массы. Родовитая знать пыталась удержать под своим влиянием некогда послушный ей ?????. Заручиться поддержкой народных масс надеялась и военно-чиновная знать. Делалось это с помощью подкупа или разного рода подачек и обещаний. Использовались театральные клакёры, которые при огромном стечении народа (обычно в театре) начинали выкрикивать те или иные требования политического характера, порицания или восхваления в адрес должностных лиц. Как правило, подобные возгласы готовились заранее и облекались в краткие ритмические фразы, которые легко можно было подхватить и которые народ действительно подхватывал, если он одобрял их [146, с. 16-18]. Организованный таким образом народ мог стать и действительно становился грозной силой [146, с. 16-18].
Отзвуком и реакцией на складывавшуюся ситуацию явился эдикт Константина об аккламациях (331 г.). Ввиду важности этого эдикта процитируем его целиком: "Мы предоставляем всем возможность прославлять в общественных местах наиболее справедливых и усердных правителей, с тем чтобы мы могли соответствующим образом вознаградить их, и, напротив, предоставляем право обвинять несправедливых и негодных правителей путем возглашения жалоб, с тем чтобы сила нашего контроля воздействовала на них, ибо, если эти восклицания действительно отражают истину, а не являются инспирированными возгласами клиентов, мы тщательно будем расследовать их, причем префекты претория и комиты должны доводить таковые до нашего сведения" [17, I, 40, 3]. Весьма примечательным является упоминание в эдикте об "инспирированных возгласах клиентов", которое прямо указывает на лиц, кормившихся возле родовитой муниципальной знати.
Вполне возможно, что представители родовитой аристократии, чувствовавшие себя доселе полноправными хозяевами положения, а ныне терявшие почву под ногами, первыми прибегли к помощи клакёров. Но практика инспирирования властями в своих политических целях возгласов в общественных местах была хорошо известна и в Риме [93, с. 105; 146, с. 16], и Константин, издавая этот эдикт, по всей вероятности, надеялся, что чиновники государственного аппарата, прибегнув к наемным крикунам и клакерам, сами смогут создать соответствующую ситуацию и ослабить таким образом местную знать [93, с. 104-105], тем более что неугодные возгласы всегда можно было истолковать как подстроенные клиентами куриалов.
Так или иначе, согласно закону Константина оценку деятельности правительства давали не местные аристократы, а народные массы.
Эдикт 331 г. не явился откуда-то из небытия, а отражал реальную городскую жизнь того времени, а также стремление императорской власти вмешаться в нее и помочь тем силам, которые являлись опорой этой власти. Но, будучи порожден политическими реалиями эпохи, этот эдикт имел и далеко идущие исторические последствия. Узаконив применительно к своему времени место народных масс в политической жизни города, он тем самым способствовал дальнейшему возрастанию роли народных масс в городах ранней Византии. Народ не только выступает на стороне той или иной группировки господствующего класса, но, как показало исследование Р. Браунинга, уже в IV в. использует ситуацию в собственных интересах [146, с. 18-20]. Закон Константина, по существу, явился признанием известных конституционных прав народных масс, что нашла отражение и в сознании византийцев IV-VI вв., и в реальной жизни того времени. Говоря о Константинополе начала V в., церковный историк Созомен отмечает, что он с полным правом мог именоваться новым Римом, поскольку в нем теперь уже появились сенат, ??????? ??? ????? и чиновники имперской канцелярии [38, VII, 9, 3], т. е. в социальной структуре города историк выделяет имперскую бюрократию, сенат и народ, используя при этом необычное выражение ??????? ??? ????? 1.
Понятие "народ" как институт, противостоящий сенату, но в то же время существующий параллельно с ним, свойственно и историку VI в. Прокопию. Начиная рассказ о восстании Ника, он, в частности, пишет: "В это время в Византии произошел мятеж, который... вылился в большое зло для народа и сената" [35, т. I, А, I, 24, I]. А повествуя о событиях, происходивших на форуме Константина, где собрались восставшие, Прокопий преподносит их читателю не столько как бунт толпы, сколько как народное собрание во главе с сенаторами [35, т. I, А, I, 24, 25].
То же представление о народе встречается и в произведении Феодора Чтеца [40, с. 138-139], и в "Хронографии" Феофана [41, с. 154, 160-161], который при описании событий V-VI вв. компилировал источники того времени.
Это особенно важно отметить, поскольку термин ?????, как мы уже говорили, в эпоху ранней Византии теряет тот смысл, который вкладывали в него античные авторы, приобретая теперь нередко понятия "чернь", "простонародье" и становясь в подобных случаях синонимом слов ????? и ??????.
Но, по-видимому, столь значительна была в ту эпоху роль народа, хотя и не составлявшего уже в социальном отношении единого целого, что его продолжали именовать некогда гордым словом ?????, употребляя его рядом со словом "сенат".
Обычно народ собирался на форуме Константина, иногда в храме св. Софии, чаще же всего на ипподроме, являвшемся главным местом массового скопления людей и игравшем совершенно особую роль в жизни города. Цирк не был лишь местом для игр, он являлся сердцем города, важнейшим общественно-политическим центром. Грозные политические события, вести о которых волновали население Константинополя, служили поводом к шумным всенародным манифестациям в цирке. Здесь как в фокусе отражались все возникавшие в столице противоречия. Ипподром был главным местом борьбы венетов и прасинов, и вместе с тем, когда этого требовали интересы народа в целом, он превращался в истинный форум всего константинопольского населения. На ипподроме устанавливалось непосредственное общение главы государства с народом. Во время восстания Ника, когда Юстиниан решил в критический момент обратиться к толпе восставших, он приходит именно на ипподром, хотя в тот момент вовсе не было игр. И тотчас же в цирк стекается константинопольский люд [26, с. 475]. На ипподроме происходило провозглашение императора, далеко не всегда протекавшее гладко, без коллизий. Именно здесь осуществлялась сакрализация императорской власти. Этому обстоятельству суждено было сыграть роковую роль в судьбе Ипатия, избранного императором в ходе восстания Ника. И Ипатию, и самим жителям города казалось недостаточным то, что новый император был провозглашен на форуме Константина: они устремились на ипподром, где и были перебиты оставшимися в распоряжении Юстиниана воинами (см. ниже, с. 99-100). {Здесь стр. 61-62; Ю. Шардыкин}Всякий раз, когда народ хотел обратиться к императору с жалобой, просьбой или требованием, он использовал для этого игры на ипподроме. Не случайно значительные волнения произошли в Константинополе в 491 г., когда префект города Юлиан запретил сборища горожан на ипподроме: народ увидел в этом узурпацию своих прав [22, с. 141].
Формы активности народных масс бывали различны, и политическая роль их наиболее ощутимо проявлялась в критических ситуациях. Весьма заметным образом сказывалось влияние жителей столицы при избрании нового императора. Правда, порой их участие в избрании василевса было лишь формальным и выражалось главным образом в эвфимиях, но, как показал Г.-Г. Бек, этим эвфимиям отводилась весьма существенная роль в церемониале [137, с. 10 и сл.]. При этом народные массы далеко не всегда соблюдали этикет во время избрания и провозглашения императора, когда им полагалось произносить приличествующие случаю аккламации, прославляющие императора, августу и синклит.
Нередко народ и более активно вмешивался в вопросы престолонаследия. Так, когда Лев I под давлением Аспара хотел закрепить трон за его сыном, из-за вмешательства народа он вынужден был отказаться от этого намерения [272, с. 369]. И позднее, когда Лев пожелал объявить императором своего зятя Зинона, "подданные его на это не согласились" [15, с. 136]. Несомненна роль, которую сыграли народные массы при избрании императором Анастасия [51, с. 172-174; 137, с. 10]. В этой связи нам хотелось бы вспомнить исследование русского византиниста Д. Беляева, который в первую очередь интересовался церемониальной стороной этой коронации. Он обратил внимание на то, что Анастасия вводили в кафисму ипподрома дважды с некоторой разницей в одеянии. В первый раз он был облачен в расшитый золотом стихарь-дивитисий, подпоясан поясом и украшен императорскими кампагиями и тувиями. В этом наряде Анастасия подняли на щит и показали народу и войску.
При этом компидуктор копьеносцев возложил на его голову вместо венца свое ожерелье, так как настоящий венец полагалось надевать только одновременно с хламидой василевса.
Первый показ Анастасия народу был, следовательно, пробной коронацией, попыткой заручиться поддержкой народа. Лишь после того как эта поддержка была получена, патриарх возложил на Анастасия хламиду и венец, и он уже в полном парадном облачении вновь вышел к народу, который приветствовал его возгласами "auguste!" и "???????" [48, с. 329-330]. Окружение Анастасия, по всей видимости, опасалось, как бы народ вместо возгласов одобрения не произнес иную ритмическую фразу: "Другого императора ромеям!" Именно ее пришлось услышать Анастасию позднее, в 512 г. [26, с. 407].
Как показал Г.-Г. Бек, роль народа не ограничивалась лишь участием его в избрании императора, она сказывалась и в своеобразном контроле масс над деятельностью избранного [137, с. 47 и сл.]. И когда тот не реагировал на просьбы народа, последний весьма непочтительно обращался со своим василевсом. Так, Феодосия II в 431 г. забросали камнями [31, с. 78], а в 498 г. той же участи подвергся Анастасий, отказавшийся освободить зачинщиков уличных беспорядков [26, с. 394-395].
Нередко народ высказывал недовольство и отдельными должностными лицами, тем самым побуждая императора к их смещению. В 412 г. народ напал на префекта города [31, с. 70-71], а в 491 г. в результате сильного народного возмущения был смещен префект города Юлиан [22, с. 141; 31, с. 94]. Аналогичные явления имели место в 498 г. [26, с. 395] и в 518 г., когда народ потребовал изгнать "вора эпарха" [22, с. 171].
В сложных ситуациях к народу апеллируют и император, и другие государственные деятели. Так, заключая перемирие с Анастасием, Виталиан потребовал клятвы верности не только от императора и сената, но и от народа [41, с. 160; 160, с. 56]. Когда же Анастасий нарушил клятву, народ открыто порицал его [41, с. 161].
Простой люд Константинополя часто вмешивался и в религиозные дела. В 507 г., когда Анастасий пригласил в столицу ярого монофисита Филоксена, волнения среди населения привели к тому, что император оказался вынужденным тайно выпроводить его из города [41, с. 149-150; 160, с. 31]. В 511 г. восточные монахи начали распевать в церквах монофиситское "трисвятое", а Анастасий дал клятву никогда больше не видеть православного патриарха Македония. В ответ на это поднялся "весь народ", и напуганный император сам пригласил патриарха во дворец, где тот был встречен с большим почетом [40, с. 138; 41, с. 154]. Вскоре, однако, Анастасию удалось одержать верх над Македонием [160, с. 38-41; 301, с. 169-170], но при этом он заставил патриарха выехать из Константинополя ночью, боясь выступлений народных масс [40, с. 139; 41, с. 155]. В 512 г. народ ответил крупным восстанием на открытый переход императора к монофиситству [26, с. 407-408; 21, III, 44], хотя причины выступления, по-видимому, были не только религиозные. А в 533 г., после сильного землетрясения, "весь народ" столицы под влиянием агитации монофиситов собрался на форуме Константина и призывал императора сжечь акты Халкидонского собора [16, с. 629].
В актах собора 536 г. сохранились любопытные документы, в которых зафиксированы события, происходившие в Константинополе 15-16 июля 518 г., когда толпа пыталась оказать нажим на патриарха Иоанна, сменившего ненавистного православному населению патриарха-монофисита Тимофея. Народ требовал, чтобы "вера Севера"-монофиситство - была предана анафеме. При этом народ обращается к патриарху с ритмически построенными восклицаниями 2. Их характер и резкость тона удивительным образом перекликаются с диалогом, имевшим место в январе 532 г. между Юстинианом и прасинами, причем прежде всего с его второй, весьма непочтительной по тону половиной (см. ниже). "Кто не предает анафеме Севера,- кричит толпа,- тот сам манихей. Анафема Северу-манихею! Кто не говорит этого, тот сам манихей 3!" (ср.: "Кто не говорит, что истинно верует владыка, анафема тому, как Иуде!" (см. ниже, с. 89). {Здесь стр. 55; Ю. Шардыкин} Выкрикивая так некоторое время и постоянно побуждая Иоанна признать Халкидонский собор, толпа наконец врывается в сам алтарь и уже там кричит: "Многая лета императору! Многая лета, августе! Я свидетельствую: ты не уйдешь, если не предашь анафеме Севера. Скажи ясно: анафема Северу!.. Ты не сойдешь (с кафедры), если не предашь анафеме. Многая лета патриарху, достойному троицы! Многая лета императору! Многая лета августе! Объяви о прославлении Халкидонского собора! Я не уйду, если не объявишь, мы будем здесь до вечера" [37, кол. 1057- 1066; 55, т. II, с. 6-7; 314, с. 137 и сл.] 4. Далеко не везде и не всегда разговаривал так народ со своим императором или патриархом.
Итак, в Византии VI в. народ был реальной политической силой и проявлял необычайную политическую активность. Это обстоятельство, по-видимому, совершенно не устраивало Юстиниана, стремившегося к единству империи и сильной единоличной власти. В 527 г., лишь только он стал соправителем стареющего Юстина, был издан эдикт, запрещавший борьбу партий ипподрома [26, с. 422]. В Антиохии, где в 529 г. произошли волнения, Юстиниан вообще запретил проводить игры [26, с. 448-449], лишив таким образом население их основного места собраний. И хотя Юстиниан включил в свой Кодекс закон Константина об аккламациях [17, I, 40, 3], это вовсе не означало, что он считал для себя обязательным следовать ему.
Во всяком случае, в январе 532 г., в самый канун восстания Ника, когда перед началом ристаний на ипподроме прасины стали обращаться к императору с жалобами, тот самым решительным образом отказался выслушать их и, вместо того чтобы дать им гарантии в расследовании дела, упорно отрицал обоснованность их претензий (см. ниже, с. 89). {Здесь стр. 55; Ю. Шардыкин} Это обострило и без того сложную ситуацию и послужило одной из причин разразившегося вскоре мятежа.
Глава V
ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА ЮСТИНИАНА
НАКАНУНЕ ВОССТАНИЯ НИКА
В предшествующих главах мы попытались выявить экономические, социальные и политические причины восстания Ника, отметив, в частности, среди них меры Юстиниана по государственной регламентации всех сфер экономической деятельности горожан, а также его стремление к сильной единоличной власти. Нет сомнений, что, ставя под жесткий и регулярный контроль государственной власти все стороны деятельности подданных, Юстиниан стремился внутренне укрепить империю. Кроме того, он с первых же дней своего правления приступил к осуществлению той широкой программы мероприятий, направленных на укрепление внешнего престижа империи и императорской власти, которая определила весь период его пребывания у власти и доселе связывается с его именем. В заботе о внешнем блеске империи [26, с. 430, 435-436; 257, с. 44; 308, с. 48; 145, с. 106] он начал отстраивать столицу и другие города ранней Византии [26, с. 426, 427, 445], что, естественно, требовало больших расходов.
Уже тогда Юстиниан начал строить и заманчивые планы восстановления Римской империи в ее прежних границах. Этот выходец из сильно романизированной провинции Иллирик, с детства говоривший на латинском языке, на всю жизнь остался скорее римлянином, нежели греком. Его взоры постоянно были устремлены на Запад, и мысль о возрождении былого величия и мощи Римской империи не давала ему покоя, он мечтал 6 славе римских цезарей.
Для осуществления обширной внешнеполитической программы на Западе Юстиниану пришлось пойти на значительные уступки своим соседям на севере и востоке, с тем чтобы сохранить спокойствие на этих участках границы империи. Немалые суммы пожертвовал император варварам (гуннам, герулам и др.), купив таким образом их союз и лояльность [26, с. 427, 430-432]. Дорого обошлось Византии и заключение мира с Ираном: по условиям договора империя должна была выплатить персам 11 тыс. либр золота [301, с.295].
Одновременно начиналась подготовка к войнам на западе. По всей видимости, уже до 532 г. в империи начали строить и чинить корабли, которые в июне 533 г. отправились на завоевание Африки. На все это требовались огромные средства, все это создавало нехватку в деньгах. А для выкачивания требуемых сумм из подданных нужны были умелые, ловкие и нещепетильные администраторы.
И таковые быстро нашлись. В апреле 531 г. пост префекта претория Востока занял Иоанн Каппадокийский [301, с. 784]. Он не только умел полностью собирать налоги вместе с недоимками, но и постоянно изобретал новые. К числу последних относится и так называемый ???????. По мнению ряда исследователей, этот сбор являлся штрафом за несоблюдение расстояния между домами [175, с. 456; 301, с. 443-444; 239, с. 177] 1. Как сообщает Прокопий, эта мера приносила казне доход в 3 тыс. либр золота [35, т. III, XXI, 1-2]. По древнему обычаю, население империи в чрезвычайных случаях платило дополнительный налог - ????????. При Иоанне случаи взимания этого налога становились все чаще и чаще, пока он не превратился в постоянный [301, с. 443; 54, с. 234-235].
Сокращены были и расходы на войско [301, с. 445].
В провинции из префектуры претория постоянно посылались чиновники, которые осуществляли контроль за финансами и обеспечивали поступление денежных средств в казну [301, с. 444]. По словам Псевдо-Захарии, Иоанн "грабил людей из разных сословий во всех городах, и знатных, и ремесленников, добывая таким образом в казну много золота" [46, IX, 14].
Тюрьма префектуры постоянно пополнялась недоимщиками, которых подвергали жестоким пыткам (301, с. 448].
Вымогательства Иоанна Каппадокийского вызвали всеобщее недовольство среди жителей как столицы, так и провинции [46, IX, 14; 25, III, 70]. Прокопий в своем описании восстания Ника отразил, по-видимому, общую враждебность населения к Иоанну. "Иоанн, - пишет он, - не отличался ни ученостью, ни образованием. Он ничему не научился, посещая грамматиста, разве что писать письма, да и это делал из рук вон плохо. Но из всех известных мне людей он был самым одаренным от природы. Его отличала необычайная способность постигнуть необходимое и умение найти выход из самых затруднительных обстоятельств. Самый скверный из всех людей, он использовал свои способности исключительно на дурное. До него не доходило слово божие, и не было у него человеческого стыда. Ради наживы он погубил жизни многих людей и разрушил города. Награбив за короткое время большие деньги, он предался не знающему границ пьянству. Грабя до полудня имущество подданных, остальное время он пил и предавался разврату. Он никогда не мог обуздать себя, ел до пресыщения и рвоты и всегда был готов воровать деньги, но еще более был способен расточать их и тратить. Таков был Иоанн" [35, т. I, А, I, 24, 12-16].
Беззастенчиво злоупотреблял своим положением и другой ближайший сподвижник Юстиниана квестор Трибониан, один из наиболее деятельных составителей юстиниановского Свода гражданского права. Талантливый и прекрасно образованный, он являлся одним из лучших знатоков права своего времени. Принимая самое непосредственное участие в создании Кодекса Юстиниана, одной из задач которого было пресечение любого рода злоупотреблений со стороны государственных чиновников, Трибониан вместе с тем считал себя стоящим выше всяких законов и использовал свои знания и положение в целях личного обогащения. По словам Прокопия, он "постоянно то создавал, то уничтожал законы, продавая их просящим в зависимости от их нужд" [35, т. I, А, I, 24, 16] 2. Непосредственные проводники политики Юстиниана сами разрушали то здание, которое он пытался возвести с их помощью.
Недовольство населения вызывала и религиозная политика Юстиниана, стремившегося в погоне за единством государства к максимально возможной унификации и в этой сфере. В 529 г. император учинил гонения на язычников-эллинов, в ходе которых пострадали и представители знати [26, с. 449; 41, с. 180]. Это, естественно, осложнило отношения между аристократией, да и другими слоями населения, в частности интеллигенцией, и императорской властью. Примечательно, что в ходе восстания Ника место смещенного Иоанна Каппадокийского занял язычник Фока.
Более осторожной была политика Юстиниана по отношению к монофиситам, в это время куда более многочисленным, нежели язычники или какие-либо еретики иного толка. Император отдавал себе отчет в том, что слишком крутые меры против монофиситов могут вызвать серьезные и совершенно нежелательные последствия. Поэтому он попытался пойти по некоему среднему пути и стал сторонником теопасхизма, к которому вначале относился весьма враждебно [55, т. II, с. 236; 314, с. 190-197; 193, с. 245-246, 266- 269].