Страница:
– О, благодарю вас… Нет, я не упаду, и голова у меня не кружится…
Кто меня вовремя поймал? Отлично, его-то мне и нужно. Это он неправильно держал шляпу во время фотосессии. Тот самый плотный, состоящий будто из одних тяжелых мышц человек лет сорока, напрочь лишенный затылка, – шея у него примерно той же толщины, что и голова. Очевидно, военный, совсем военный. И со странно большими и умными глазами.
– Вы – человек с фотографии, я вас уже видела… Майор… э-э-э…
– Просто Дуайт, леди. Даже просто Айк. А что касается майора, то как-то я привык это слышать, даже уже не хочется. Я майор с восемнадцатого года, с войны, а дальше в американской армии особо не продвинешься. Поскольку она имеет тенденцию уменьшаться, а не наоборот.
– Значит, просто Айк?
– Ну, с нами, американцами, только так и надо, привычка. Вдобавок фамилия у меня такая, что не надо ею никого обременять. Добром не кончится. Предки мои были немцами, а с этим в Америке сложно, наиболее точное, чего я однажды удостоился, – это когда меня обозвали однажды «Айзеншпитцем». Спасибо и за это…
– Отлично, Айк. А я в таком случае – просто Амалия, хотя у нас, в британской половине мира, на такие вольности до сих пор хмурят брови. Ваша соседка по отелю.
– Приехали посмотреть на рождение новой страны?
– Вообще-то не только, у меня здесь могут появиться деловые интересы…
Маленькая пауза. Интересы могут появиться, и это без сомнения.
Дорогой Айк, а еще я успела запомнить из того, что прочитала в тех же местных газетах, что вы работали помощником генерала с тридцать второго года, в генштабе, а сейчас и здесь – его первый заместитель и еще офицер связи с президентом Кесоном. И сейчас вежливую беседу ни о чем пора с вами заканчивать…
Пинки и Джин прошли мимо нас по дорожке, мы обменялись улыбками. Так, все.
– Кстати, Айк. Мои интересы также включают, если вы не против, встречу с вашим генералом.
– Он жутко занят, – с тяжелым вздохом сказал вечный майор. – Вы не поверите, как.
– Это мне известно. Настолько занят, что, когда его во время остановки по пути из Америки пригласил на встречу один британский генерал в Шанхае, он почему-то не смог приехать, хотя собирался. Британец огорчился, потому что он хотел передать вашему генералу такие документы, которые не стоит доверять почте. И в итоге сделать это попросили меня. По ряду причин. Включая мою прежнюю биографию.
Пауза. Этого он не ждал, конечно.
На вид Айк улыбался мне еще сердечнее. Но глаза у него стали очень внимательными, я бы даже сказала – сочувственными.
– И конечно, если я попрошу вас, Амалия, их вручить мне… Вижу, вижу. Хорошо – что за документы?
– О, очень интересные документы. Среди них, например, некий «план Орандж».
Айк молчал.
– Шестая версия, – добавила я. – И на ней очень необычные пометки.
А вот это на него подействовало очень сильно. Не пометки, о которых я ничего не сказала, а именно шестая версия…
– Итак, вы получили их в Шанхае от наших британских собратьев… – не очень уверенно начал он после долгой мрачной паузы.
– Да, но гораздо интереснее – как они в руках собратьев оказались. Строго говоря, это не совсем ясно. Подозреваю, что мне придется поучаствовать в изучении этой проблемы. Но сначала я хотела бы переговорить с генералом.
Айк продолжал улыбаться – слегка сочувственно.
И тут неподвижная сцена в саду пришла в движение. Из дверей отеля выбежал на редкость привлекательный баскетбольного вида американский юноша, рысью подбежал к Айку и что-то шепнул. Но не настолько тихо, чтобы я не услышала:
– Сара спускается.
Айк перестал улыбаться, но я не дала ему шанса сказать мне «вольно, разойдись». Я это сделала сама:
– Ну, я буду ждать от вас известий, а сейчас…
И неторопливо двинулась вдаль по дорожке.
А потом все же повернулась.
Никакой Сары, однако, не было. Был генерал, как всегда в отглаженном костюме, серой плоской шляпе с красной ленточкой, уверенно двигавшийся по дорожке. Были обитатели отеля, как бы случайно вышедшие на него посмотреть, и неясные лица за дверями, по ту сторону сплошного стекла, – они чуть не прижимались к этому стеклу носами.
Он подошел к двум женщинам на дорожке, обменялся с ними несколькими словами, клюнул маму в щеку этим великолепным носом. Она разрешающе махнула ему рукой.
– Готова, Джин? – донеслось до меня. И в ответ:
– Да, генерал.
Вдвоем они пошли по дорожке к выходу. Она еле доставала ему до плеча.
Сад начал пустеть, потому что Айк и прочие, выдержав дистанцию, двигались к дверям отеля вместе с Пинки.
Вдруг и сразу зажглись желтые шары садовых ламп. Темнота в наших краях подкрадывается незаметно.
Вздохнув, я пошла в прохладу этой грандиозной залы, с ее креслами, светящимися настольными лампами, шагами, разговорами и смехом. Здесь хорошо кормят, и что бы такое выбрать…
И тут по одну и другую сторону зала с креслами поплыли цепочки невесомых теней – девушки в одинаковых белых платьях до пола, у каждой была прижата к щеке скрипка, и скрипки эти пели. Справа, слева, их голоса окружали меня и утешали.
Медленно, не переставая играть, девушки поднялись на эстраду с белым роялем, сделали эффектную паузу – раз, два! – и скрипки зазвучали снова, мощно и уверенно.
А вот и музыка, подумала я. Она начинается.
4. Я назвала ее Матильдой
5. Виктория-стрит
Кто меня вовремя поймал? Отлично, его-то мне и нужно. Это он неправильно держал шляпу во время фотосессии. Тот самый плотный, состоящий будто из одних тяжелых мышц человек лет сорока, напрочь лишенный затылка, – шея у него примерно той же толщины, что и голова. Очевидно, военный, совсем военный. И со странно большими и умными глазами.
– Вы – человек с фотографии, я вас уже видела… Майор… э-э-э…
– Просто Дуайт, леди. Даже просто Айк. А что касается майора, то как-то я привык это слышать, даже уже не хочется. Я майор с восемнадцатого года, с войны, а дальше в американской армии особо не продвинешься. Поскольку она имеет тенденцию уменьшаться, а не наоборот.
– Значит, просто Айк?
– Ну, с нами, американцами, только так и надо, привычка. Вдобавок фамилия у меня такая, что не надо ею никого обременять. Добром не кончится. Предки мои были немцами, а с этим в Америке сложно, наиболее точное, чего я однажды удостоился, – это когда меня обозвали однажды «Айзеншпитцем». Спасибо и за это…
– Отлично, Айк. А я в таком случае – просто Амалия, хотя у нас, в британской половине мира, на такие вольности до сих пор хмурят брови. Ваша соседка по отелю.
– Приехали посмотреть на рождение новой страны?
– Вообще-то не только, у меня здесь могут появиться деловые интересы…
Маленькая пауза. Интересы могут появиться, и это без сомнения.
Дорогой Айк, а еще я успела запомнить из того, что прочитала в тех же местных газетах, что вы работали помощником генерала с тридцать второго года, в генштабе, а сейчас и здесь – его первый заместитель и еще офицер связи с президентом Кесоном. И сейчас вежливую беседу ни о чем пора с вами заканчивать…
Пинки и Джин прошли мимо нас по дорожке, мы обменялись улыбками. Так, все.
– Кстати, Айк. Мои интересы также включают, если вы не против, встречу с вашим генералом.
– Он жутко занят, – с тяжелым вздохом сказал вечный майор. – Вы не поверите, как.
– Это мне известно. Настолько занят, что, когда его во время остановки по пути из Америки пригласил на встречу один британский генерал в Шанхае, он почему-то не смог приехать, хотя собирался. Британец огорчился, потому что он хотел передать вашему генералу такие документы, которые не стоит доверять почте. И в итоге сделать это попросили меня. По ряду причин. Включая мою прежнюю биографию.
Пауза. Этого он не ждал, конечно.
На вид Айк улыбался мне еще сердечнее. Но глаза у него стали очень внимательными, я бы даже сказала – сочувственными.
– И конечно, если я попрошу вас, Амалия, их вручить мне… Вижу, вижу. Хорошо – что за документы?
– О, очень интересные документы. Среди них, например, некий «план Орандж».
Айк молчал.
– Шестая версия, – добавила я. – И на ней очень необычные пометки.
А вот это на него подействовало очень сильно. Не пометки, о которых я ничего не сказала, а именно шестая версия…
– Итак, вы получили их в Шанхае от наших британских собратьев… – не очень уверенно начал он после долгой мрачной паузы.
– Да, но гораздо интереснее – как они в руках собратьев оказались. Строго говоря, это не совсем ясно. Подозреваю, что мне придется поучаствовать в изучении этой проблемы. Но сначала я хотела бы переговорить с генералом.
Айк продолжал улыбаться – слегка сочувственно.
И тут неподвижная сцена в саду пришла в движение. Из дверей отеля выбежал на редкость привлекательный баскетбольного вида американский юноша, рысью подбежал к Айку и что-то шепнул. Но не настолько тихо, чтобы я не услышала:
– Сара спускается.
Айк перестал улыбаться, но я не дала ему шанса сказать мне «вольно, разойдись». Я это сделала сама:
– Ну, я буду ждать от вас известий, а сейчас…
И неторопливо двинулась вдаль по дорожке.
А потом все же повернулась.
Никакой Сары, однако, не было. Был генерал, как всегда в отглаженном костюме, серой плоской шляпе с красной ленточкой, уверенно двигавшийся по дорожке. Были обитатели отеля, как бы случайно вышедшие на него посмотреть, и неясные лица за дверями, по ту сторону сплошного стекла, – они чуть не прижимались к этому стеклу носами.
Он подошел к двум женщинам на дорожке, обменялся с ними несколькими словами, клюнул маму в щеку этим великолепным носом. Она разрешающе махнула ему рукой.
– Готова, Джин? – донеслось до меня. И в ответ:
– Да, генерал.
Вдвоем они пошли по дорожке к выходу. Она еле доставала ему до плеча.
Сад начал пустеть, потому что Айк и прочие, выдержав дистанцию, двигались к дверям отеля вместе с Пинки.
Вдруг и сразу зажглись желтые шары садовых ламп. Темнота в наших краях подкрадывается незаметно.
Вздохнув, я пошла в прохладу этой грандиозной залы, с ее креслами, светящимися настольными лампами, шагами, разговорами и смехом. Здесь хорошо кормят, и что бы такое выбрать…
И тут по одну и другую сторону зала с креслами поплыли цепочки невесомых теней – девушки в одинаковых белых платьях до пола, у каждой была прижата к щеке скрипка, и скрипки эти пели. Справа, слева, их голоса окружали меня и утешали.
Медленно, не переставая играть, девушки поднялись на эстраду с белым роялем, сделали эффектную паузу – раз, два! – и скрипки зазвучали снова, мощно и уверенно.
А вот и музыка, подумала я. Она начинается.
4. Я назвала ее Матильдой
Прошло несколько дней, в течение которых ничего не происходило – мертвая тишина.
Впрочем, что значит – ничего. Это генерал, Айк и все прочие окружили меня стеной молчания, лишь улыбаясь при встрече и обходя в отеле стороной. А так, вообще-то, случилось множество великолепных событий.
Например, у меня теперь есть не только офис, с вывеской, кучей бумаг и картотекой человеческих ресурсов. Есть нечто лучшее, и я на это лучшее была просто обречена.
Это, конечно, сделал Хуан, полное имя – Хуан де ла Крус. Он, как нетрудно было предвидеть, вообще перестал интересоваться другими клиентами в «Манила-отеле» или где-либо еще. И вот однажды он, в очередной раз встречая меня на выходе из офиса и рассматривая мою новую вывеску – «Человеческие ресурсы» и все прочее, – вежливо поинтересовался:
– Мадам, а не нужен ли вам курьер?
К этому моменту у меня не было уже никаких сомнений, что нужен. Собственно, Хуан наверняка поговорил с Лолой и знал все не хуже меня. Но он продолжал:
– Вы занимаетесь человеческими ресурсами. А лошадиные ресурсы вам не нужны?
Тут я сразу вспомнила все средства передвижения, которые мне пришлось испытать в похожих ситуациях. Велосипед. И мое грандиозное «Белое видение», которое отлично себя чувствует до сих пор в гараже в моем новом доме. И звероподобный «роуял энфилд», который умел вставать на дыбы и крутить передним колесом перед носом противника. А потом – потом появились некие иные средства передвижения, до сих пор сама в это не верю, но это отдельная история.
И вот сейчас мне предлагают… купить лошадь?
– Но, Хуан, я не знаю, надолго ли я в этой стране.
– Мадам, если вам надо будет уехать, лошади придется остаться, – справедливо заметил Хуан. – А до того она будет ваша. Совсем ваша.
Я внимательно посмотрела на него, возвышавшегося надо мной: темная кожа, нечто вроде усиков над верхней губой, лет – непонятно сколько, но немало. Очень серьезные глаза.
– Конечно, без меня лошадка не может, – как что-то очевидное заметил он. – А еще я буду брать у вас ненужные газеты. Вы же их выбрасываете, – добавил он с почти неслышным упреком.
Ну, понятно – газета за пятнадцать сентаво не для тао.
– И как будет выглядеть… контракт? – выговорила я, все еще мысленно оставаясь в своем офисе.
– Моя лошадка контрактов не подписывает, – сообщил Хуан.
Черт с ним, подумала я. Я уже знаю, что годовая зарплата низшего чиновника, шофера, рабочего – 720 песо в год. Что на два песо в день в этом городе жить невозможно, но они живут. Что зарплаты в ближайших к столице провинциях – шестьдесят сентаво в день, а в нищем Илокосе – даже сорок сентаво. А цена хорошего костюма, как следует из рекламы «Манила новелти», – до восемнадцати песо. Общая картина ясна. Договоримся с лошадкой.
Я осторожно подошла к ней и прикоснулась ладонью к теплой светло-серой щеке.
– Хуан, – сказала я мечтательным голосом, – а можно сделать так, чтобы она была всегда чистой?
– Конечно, мадам.
– А если украсить ее ленточками… и…
– Очень просто, мадам, и недорого.
– А самое главное. Самое, самое. Можно мне называть ее Матильдой?
– Она же ваша, мадам.
– Ты моя радость, – сказала я ей. И перешла на тот язык, на котором говорю с очень, очень немногими: – Tu es meu Matilda.
Матильда медленно прикрыла длинные ресницы.
Вот он, мой лучший на сегодняшний день живой ресурс, впряженный в ресурс технический. Вихляющиеся колеса, пересчитывающие каждую яму, между колес болтается незримое в данный момент ведро, перед глазами – щетка гривы и два подрагивающих уха. Ну, и есть все прочее, чего не видно с сиденья.
Офис работает, реклама в трех газетах – вот она, «если вы открываете или расширяете в этом городе свое дело и вам требуется умный помощник с образованием и опытом»… Лола ведет картотеку (у нее лучше получается на испанском), тщательно и без ошибок записывая туда мистическим образом набежавших в офис девушек – сколько же их, но уже есть и три молодых человека. С каждой и каждым я успела поговорить хоть немного, неважно о чем, в принципе меня интересовало знание языков. Трое увлеченно рассказали мне все, что можно, о китайских торговцах и японских шпионах, причем я даже не пыталась их на эту тему наводить.
Я раздраженно бросила карандаш на очередную пачку бумаг. С этим надо что-то делать: вызовет меня генерал или нет, буду я выявлять здесь японских шпионов или нет?
Но раз пока, видимо, все-таки нет… То я могу начать писать об этом книгу. Конечно, на широкую публикацию тут надеяться не стоит. Это не для всех. Но – у меня есть дети, которые остались дома и увидят меня еще не скоро. Их зовут Джеймс и Александрина, им по четыре года, мне очень плохо без них. Я напишу им книгу.
Какую?
Вот сейчас все кому не лень читают и цитируют великого Сунь-цзы – «Искусство войны». Название коротко, но эффектно. А если я назову мою книгу «Искусство поимки японских шпионов. Для не знающих японского языка и никогда не бывавших в Японии»?
А это, наоборот, длинно. Давайте пока так, скромно и просто: «Руководство по поимке японских шпионов в полевых условиях». Первая запись там может быть примерно такой: «Чтобы поймать японского шпиона, его следует сначала найти. Для этого вы выходите из офиса, поворачиваете за угол, заходите в „хало-хало“ на Калле Реаль и заказываете маис кон хиело. Его принесет вам японский шпион. Но поймать его не так просто, как обнаружить».
Генерала я вижу почти каждый день. Если на улице, за открытым окном, все как-то оживляется, раздаются голоса и шуршание ног, то это значит, что по булыжнику Калле Реаль едет громадный черный бегемот на четырех колесах, доставляющий генерала на нашу Виктория-стрит. Только мой офис по одну сторону Калле Реаль, восточную, а его – по западную.
И тогда возникает множество желающих как бы случайно выйти из магазинов, подойти сюда, на перекресток. Вытянуть шею и посмотреть. Похоже, учителя водят сюда на экскурсии свои классы – вон шелестит подметками стайка девочек в школьных формах с лиловыми платками на шеях (завязываются навсегда и пришиваются к платью под большими матросскими воротниками). Время всем известно. Одиннадцать часов. Едет генерал. Через час засвистит ледяной завод.
Я, конечно, не бросаюсь наперерез его авто, зато уже прогулялась на Матильде в те самые улицы, где ходит Эдди, на которых библиотека и либрерия. Проблема не в том, чтобы найти там материалы о генерале. Проблема, скорее, чтобы их не утащили у тебя из-под рук. Либрерия, по-моему, не только продает этакие тетрадки в клеенке, настриженные из каких угодно изданий, а еще дает на время за деньги. Очень большой спрос.
И вот она, эта переплетенная пачка бумаг, кем-то уже явно пользованная.
Родился 26 января 1880 года: не может быть, он же так молод на вид. Отец, Артур, был среди тех американцев, кто брал Манилу в 1898 году у испанцев, командовал волонтерским авангардом в 4800 человек. И стал военным губернатором Манилы. А потом военным губернатором всей завоеванной страны.
Постепенно выясняется любопытная особенность биографии Макартура-младшего. Она выглядит как «туда-обратно». На Филиппины – в Америку – обратно на Филиппины. Да он же, получается, провел здесь чуть не половину сознательной жизни.
Вот 1903 год, Дуглас прибывает к отцу на «Шермане» на 38 дней, лейтенантом 3-го инженерного батальона. Боевое крещение: застрелил двух партизан, когда ходил в джунгли за бревнами. Тогда же познакомился с Мануэлем Кесоном, нынешним президентом, и подружился с ним навсегда – вот это здорово.
Вернулся в Америку, в 1905 отправился к отцу в Манилу адъютантом, прокатился с ним по маршруту Йокогама – Шанхай – Гонконг – Ява – Сингапур – Бирма, потом Калькутта и вся Индия, Таиланд, Китай, Япония. Тут же, на полях, вклеена бумажка с его высказыванием о том, что будущее Америки – на Тихом океане.
Но потом была война, и тут началось самое интересное.
На германском фронте его звали «д’Артаньяном» и хихикали. Ходил в атаку в свитере с буквой «А», кавалерийских бриджах, начищенных сапогах и с мундштуком, торчащим изо рта. Прославился также его полутораметровый шарф, связанный мамой. То есть Мэри Пинки. И знаменитая фуражка, заломленная самым замысловатым образом.
Хихикать перестали, когда он привел, подталкивая стеком, плененного им германского офицера. И когда в целом выяснилось, что молодой полковник Макартур и вправду абсолютно бесстрашен.
Он оказался в глазах публики самым популярным офицером всей армии благодаря редкому умению дать нужное интервью и позировать для гениального снимка (шляпа, вспомнила я, – те самые два дюйма, которые сделали весь кадр). Писали, похоже, только о нем, командире 84-й бригады, ставшем самым молодым генерал-майором армии.
Конец войны: на борту «Левиафана» в Бресте ему досталась – бесплатно – каюта из четырех помещений. А вот и еще одно грандиозное фото, в распахнутой енотовой шубе, на палубе. Но, сойдя с корабля, генерал обнаружил, что медный бэнд его не встречает, встречи вообще никакой нет, и в Штатах – из широкой публики – никто, похоже, не слышал о войне.
А дальше – с 1919 года он стал начальником академии Уэст-Пойнт. И опять заработала система «туда-обратно». В 1922-м приехал командовать военным округом Манилы, потом местной скаутской бригадой. Обратно в Америку – что-то непонятное, олимпийский комитет? – и 1928 год, снова на Филиппины, командующим всеми американскими силами на архипелаге. Но вскоре туда пришло известие, что генерал Макартур назначен главой штаба армии, и 30 сентября 1929 года состоялся отъездной гранд-банкет – где? В «Манила-отеле», конечно.
Начальник штаба – высшее должностное лицо в армии США, фактически главнокомандующий. То есть выше профессиональный военный подняться не может. Но что нам эти скучные материи, тут есть страницы, захватанные пальцами всерьез. Он успел развестись со своей женой-миллионершей, Луизой, которая не выносила Филиппины и филиппинцев. И – ах, вот оно, ее, оказывается, звали Исабель. Мисс Исабель Росарио Купер наш генерал встретил в Шанхае. На Филиппинах ее называли «Элизабет» и «Димплз», танцевала в манильском театре «Савой», а жила – не в моем ли «архиепископском» номере? По крайней мере – точно в «Манила-отеле». Номер оплачивал генерал Макартур. Была звездой здешнего синема – а что таковое очень даже есть, я уже знаю по афишам.
А как вам вот это: она по крови почти как я, то есть полуфилиппинка-полушотландка. Ведь похоже, не правда ли, на мою смесь – португалка с малайской и сиамской кровью?
История, похоже, была весьма серьезной: генерал выписал Исабель в Вашингтон, но дальше следы ее деликатно исчезли. Причем буквально в прошлом году. Бывает. По крайней мере мы теперь знаем, что для филиппинцев он очень даже свой.
Ага, а он хорошо пишет, причем как раз о Филиппинах. Хотя не слишком ли хорошо? «Роскошная нега, которая придавала блеск самым рутинным событиям жизни; мужчины, любящие забавы; деликатность очаровательных женщин, напоминающая лунные лучи, приковали меня к этой стране и не отпускают».
Женская деликатность в виде лунного луча – это еще надо себе представить.
Лучшая из его цитат: «тебя делают знаменитым те приказы, которым ты не подчиняешься». Слушайте, да мне просто нравится этот человек.
Читает в основном биографии американских генералов Гражданской войны. И многое другое. Может освоить три книги в день и все помнить, цитировать абзацами, и еще – в тот же день – просмотреть кучу журналов и газет.
Наконец, вот подробности его переговоров со своим другом президентом Кесоном насчет жалованья и места проживания. Итог – «самый высокооплачиваемый профессиональный военный в мире». А, еще и «самый хорошо одетый». Что касается жилья, то над тем крылом отеля, где он сейчас проживает, надстраивают целый этаж – мы все слышим стук и скрип – и это будет его дом.
В общем, личность. И какого же черта этот странный человек не хочет, чтобы я принесла ему пакет из Шанхая?
Естественно, проще всего взять и позвонить ему. Но тут вступает в действие невидимая Элли, которая сообщает, что в отеле она соединяет генерала только с четырьмя лицами в стране, начиная с президента Кесона. В дневное время – звоните в офис на нашей с ним Виктории-стрит. Там трубку снимут адъютанты.
Что мне не следовало спешить с такими звонками, стало ясно в отеле вечером. Когда я попросила пустить меня к моей ячейке в сейфе. В первый раз за все время.
И украшенный золотом портье опять, как в первый день, попытался сгинуть с моих глаз.
С сейфом проблемы, мадам. Боюсь, что сейчас к нему временно нет доступа. Такое впервые в истории отеля. Умоляю вас проявить терпение, наши специалисты сейчас с ним разбираются. Видимо, попытка кражи, но неудачная.
Отлично, терпения у меня сколько угодно. Я мысленно представила себе содержимое ячейки: бумажник с моим паспортом, коробочка с драгоценностями, большой коричневый пакет. Только представим себе, что меня позовут завтра к генералу. А с сейфом как раз что-то произошло.
Интересно, а в моих комнатах тоже кто-то порылся?
Я поднялась к себе, раздвинула шторы, взглянула на Интрамурос за окном и взялась за журнал мод, лежавший у зеркала в середине пачки из нескольких других.
Шляпки и прическа подчеркивают друг друга. Смягченные тона грима усиливают этот эффект. Предстоящий 1936 год – сезон, когда каждая женщина может выявить свою индивидуальность. В моде – классическая женственность! А именно, юношески тонкие, изломанные фигуры. Юбка все длиннее, она как минимум ниже колен, но чаще и вовсе метет пол.
Но это не самое интересное. Вот статья о местных королевах красоты, которые вышли, все как одна, замуж за местных политиков. Роль последних теперь, в эпоху Содружества, без сомнения возрастет. Трининг 1-я вышла замуж за Мануэля Рохаса, Вирджиния 2-я вышла за Карлоса Ромуло.
Что значит – первая и вторая? А вот что. Вообще-то это американцы, с азартом начавшие реформировать здешний испанский «монастырь», принесли сюда идею конкурсов красоты. И всего девять лет назад. Зато с каким удовольствием местные жители ее подхватили!
Но без проблем не обошлось. Например – а что такое красота, какого она цвета? Однажды даже избрали сразу двух королев – филиппинку (Пура Виллануэва) и «грингу» (Марджори Коултон). А еще была проблема с тем, что часто в конкурсах участвовали девушки из семей еще с «монастырскими» традициями. И тогда родилась идея – фамилий не будет. Будет просто «Пас» или «Вирджиния». А если надо, то появится и «Вирджиния 2-я».
Хотя сейчас, конечно, все знают эти фамилии и многое другое. Например, сегодняшняя королева, «мисс Содружество», это – Кончинг, Кончита Сумико, а что касается ее замужества… пока ничего…
И совершенно отдельно существуют первые красавицы здешнего высшего света – в конкурсах они не участвуют. И богаты, и красивы… так, сегодня это Дейзи Хонтиверо, и они с Кончинг стараются лишний раз не встречаться.
Я аккуратно положила журнал сверху пачки.
А как было бы интересно, если бы в сейф влезли совсем не те люди, что я предполагаю. Может, им тоже хочется посмотреть на «план Орандж», о котором я сказала майору Айку, – а это совсем не пустяк. Это план обороны Филиппин американскими вооруженными силами на сегодняшний момент, пока не утвержден и не исполнен план генерала Макартура, план создания уже местной армии. Причем шестая версия «Оранджа» утверждена только в этом году. И если есть секретные документы, то этот – сверхсекретный.
Под дверью зашуршало: записка. Генерал ждет меня завтра утром в одиннадцать тридцать в своем офисе на Виктории.
Так-так, сказала я. Как все логично и понятно.
Тут раздался еще и звонок, Элли соединила меня с Айком.
– Вы получили записку, Амалия? Отлично. Пара чисто дружеских советов. Генерал ходит. Ходит по кабинету. И не надо по этому поводу выказывать недовольства. Он вообще почти никогда не сидит, собственно. Ходит и слушает, ходит и говорит. А когда говорит – то совсем дружеский совет: диалогов он не допускает. В смысле возражений. И во всех иных смыслах. Вы меня поняли?
Я его поняла.
Стоит ли говорить, что и на следующее утро проблемы с ячейкой продолжались. Причем прочие постояльцы отеля не демонстрировали никаких признаков тревоги – видимо, с их ячейками было все в порядке.
Впрочем, что значит – ничего. Это генерал, Айк и все прочие окружили меня стеной молчания, лишь улыбаясь при встрече и обходя в отеле стороной. А так, вообще-то, случилось множество великолепных событий.
Например, у меня теперь есть не только офис, с вывеской, кучей бумаг и картотекой человеческих ресурсов. Есть нечто лучшее, и я на это лучшее была просто обречена.
Это, конечно, сделал Хуан, полное имя – Хуан де ла Крус. Он, как нетрудно было предвидеть, вообще перестал интересоваться другими клиентами в «Манила-отеле» или где-либо еще. И вот однажды он, в очередной раз встречая меня на выходе из офиса и рассматривая мою новую вывеску – «Человеческие ресурсы» и все прочее, – вежливо поинтересовался:
– Мадам, а не нужен ли вам курьер?
К этому моменту у меня не было уже никаких сомнений, что нужен. Собственно, Хуан наверняка поговорил с Лолой и знал все не хуже меня. Но он продолжал:
– Вы занимаетесь человеческими ресурсами. А лошадиные ресурсы вам не нужны?
Тут я сразу вспомнила все средства передвижения, которые мне пришлось испытать в похожих ситуациях. Велосипед. И мое грандиозное «Белое видение», которое отлично себя чувствует до сих пор в гараже в моем новом доме. И звероподобный «роуял энфилд», который умел вставать на дыбы и крутить передним колесом перед носом противника. А потом – потом появились некие иные средства передвижения, до сих пор сама в это не верю, но это отдельная история.
И вот сейчас мне предлагают… купить лошадь?
– Но, Хуан, я не знаю, надолго ли я в этой стране.
– Мадам, если вам надо будет уехать, лошади придется остаться, – справедливо заметил Хуан. – А до того она будет ваша. Совсем ваша.
Я внимательно посмотрела на него, возвышавшегося надо мной: темная кожа, нечто вроде усиков над верхней губой, лет – непонятно сколько, но немало. Очень серьезные глаза.
– Конечно, без меня лошадка не может, – как что-то очевидное заметил он. – А еще я буду брать у вас ненужные газеты. Вы же их выбрасываете, – добавил он с почти неслышным упреком.
Ну, понятно – газета за пятнадцать сентаво не для тао.
– И как будет выглядеть… контракт? – выговорила я, все еще мысленно оставаясь в своем офисе.
– Моя лошадка контрактов не подписывает, – сообщил Хуан.
Черт с ним, подумала я. Я уже знаю, что годовая зарплата низшего чиновника, шофера, рабочего – 720 песо в год. Что на два песо в день в этом городе жить невозможно, но они живут. Что зарплаты в ближайших к столице провинциях – шестьдесят сентаво в день, а в нищем Илокосе – даже сорок сентаво. А цена хорошего костюма, как следует из рекламы «Манила новелти», – до восемнадцати песо. Общая картина ясна. Договоримся с лошадкой.
Я осторожно подошла к ней и прикоснулась ладонью к теплой светло-серой щеке.
– Хуан, – сказала я мечтательным голосом, – а можно сделать так, чтобы она была всегда чистой?
– Конечно, мадам.
– А если украсить ее ленточками… и…
– Очень просто, мадам, и недорого.
– А самое главное. Самое, самое. Можно мне называть ее Матильдой?
– Она же ваша, мадам.
– Ты моя радость, – сказала я ей. И перешла на тот язык, на котором говорю с очень, очень немногими: – Tu es meu Matilda.
Матильда медленно прикрыла длинные ресницы.
Вот он, мой лучший на сегодняшний день живой ресурс, впряженный в ресурс технический. Вихляющиеся колеса, пересчитывающие каждую яму, между колес болтается незримое в данный момент ведро, перед глазами – щетка гривы и два подрагивающих уха. Ну, и есть все прочее, чего не видно с сиденья.
Офис работает, реклама в трех газетах – вот она, «если вы открываете или расширяете в этом городе свое дело и вам требуется умный помощник с образованием и опытом»… Лола ведет картотеку (у нее лучше получается на испанском), тщательно и без ошибок записывая туда мистическим образом набежавших в офис девушек – сколько же их, но уже есть и три молодых человека. С каждой и каждым я успела поговорить хоть немного, неважно о чем, в принципе меня интересовало знание языков. Трое увлеченно рассказали мне все, что можно, о китайских торговцах и японских шпионах, причем я даже не пыталась их на эту тему наводить.
Я раздраженно бросила карандаш на очередную пачку бумаг. С этим надо что-то делать: вызовет меня генерал или нет, буду я выявлять здесь японских шпионов или нет?
Но раз пока, видимо, все-таки нет… То я могу начать писать об этом книгу. Конечно, на широкую публикацию тут надеяться не стоит. Это не для всех. Но – у меня есть дети, которые остались дома и увидят меня еще не скоро. Их зовут Джеймс и Александрина, им по четыре года, мне очень плохо без них. Я напишу им книгу.
Какую?
Вот сейчас все кому не лень читают и цитируют великого Сунь-цзы – «Искусство войны». Название коротко, но эффектно. А если я назову мою книгу «Искусство поимки японских шпионов. Для не знающих японского языка и никогда не бывавших в Японии»?
А это, наоборот, длинно. Давайте пока так, скромно и просто: «Руководство по поимке японских шпионов в полевых условиях». Первая запись там может быть примерно такой: «Чтобы поймать японского шпиона, его следует сначала найти. Для этого вы выходите из офиса, поворачиваете за угол, заходите в „хало-хало“ на Калле Реаль и заказываете маис кон хиело. Его принесет вам японский шпион. Но поймать его не так просто, как обнаружить».
Генерала я вижу почти каждый день. Если на улице, за открытым окном, все как-то оживляется, раздаются голоса и шуршание ног, то это значит, что по булыжнику Калле Реаль едет громадный черный бегемот на четырех колесах, доставляющий генерала на нашу Виктория-стрит. Только мой офис по одну сторону Калле Реаль, восточную, а его – по западную.
И тогда возникает множество желающих как бы случайно выйти из магазинов, подойти сюда, на перекресток. Вытянуть шею и посмотреть. Похоже, учителя водят сюда на экскурсии свои классы – вон шелестит подметками стайка девочек в школьных формах с лиловыми платками на шеях (завязываются навсегда и пришиваются к платью под большими матросскими воротниками). Время всем известно. Одиннадцать часов. Едет генерал. Через час засвистит ледяной завод.
Я, конечно, не бросаюсь наперерез его авто, зато уже прогулялась на Матильде в те самые улицы, где ходит Эдди, на которых библиотека и либрерия. Проблема не в том, чтобы найти там материалы о генерале. Проблема, скорее, чтобы их не утащили у тебя из-под рук. Либрерия, по-моему, не только продает этакие тетрадки в клеенке, настриженные из каких угодно изданий, а еще дает на время за деньги. Очень большой спрос.
И вот она, эта переплетенная пачка бумаг, кем-то уже явно пользованная.
Родился 26 января 1880 года: не может быть, он же так молод на вид. Отец, Артур, был среди тех американцев, кто брал Манилу в 1898 году у испанцев, командовал волонтерским авангардом в 4800 человек. И стал военным губернатором Манилы. А потом военным губернатором всей завоеванной страны.
Постепенно выясняется любопытная особенность биографии Макартура-младшего. Она выглядит как «туда-обратно». На Филиппины – в Америку – обратно на Филиппины. Да он же, получается, провел здесь чуть не половину сознательной жизни.
Вот 1903 год, Дуглас прибывает к отцу на «Шермане» на 38 дней, лейтенантом 3-го инженерного батальона. Боевое крещение: застрелил двух партизан, когда ходил в джунгли за бревнами. Тогда же познакомился с Мануэлем Кесоном, нынешним президентом, и подружился с ним навсегда – вот это здорово.
Вернулся в Америку, в 1905 отправился к отцу в Манилу адъютантом, прокатился с ним по маршруту Йокогама – Шанхай – Гонконг – Ява – Сингапур – Бирма, потом Калькутта и вся Индия, Таиланд, Китай, Япония. Тут же, на полях, вклеена бумажка с его высказыванием о том, что будущее Америки – на Тихом океане.
Но потом была война, и тут началось самое интересное.
На германском фронте его звали «д’Артаньяном» и хихикали. Ходил в атаку в свитере с буквой «А», кавалерийских бриджах, начищенных сапогах и с мундштуком, торчащим изо рта. Прославился также его полутораметровый шарф, связанный мамой. То есть Мэри Пинки. И знаменитая фуражка, заломленная самым замысловатым образом.
Хихикать перестали, когда он привел, подталкивая стеком, плененного им германского офицера. И когда в целом выяснилось, что молодой полковник Макартур и вправду абсолютно бесстрашен.
Он оказался в глазах публики самым популярным офицером всей армии благодаря редкому умению дать нужное интервью и позировать для гениального снимка (шляпа, вспомнила я, – те самые два дюйма, которые сделали весь кадр). Писали, похоже, только о нем, командире 84-й бригады, ставшем самым молодым генерал-майором армии.
Конец войны: на борту «Левиафана» в Бресте ему досталась – бесплатно – каюта из четырех помещений. А вот и еще одно грандиозное фото, в распахнутой енотовой шубе, на палубе. Но, сойдя с корабля, генерал обнаружил, что медный бэнд его не встречает, встречи вообще никакой нет, и в Штатах – из широкой публики – никто, похоже, не слышал о войне.
А дальше – с 1919 года он стал начальником академии Уэст-Пойнт. И опять заработала система «туда-обратно». В 1922-м приехал командовать военным округом Манилы, потом местной скаутской бригадой. Обратно в Америку – что-то непонятное, олимпийский комитет? – и 1928 год, снова на Филиппины, командующим всеми американскими силами на архипелаге. Но вскоре туда пришло известие, что генерал Макартур назначен главой штаба армии, и 30 сентября 1929 года состоялся отъездной гранд-банкет – где? В «Манила-отеле», конечно.
Начальник штаба – высшее должностное лицо в армии США, фактически главнокомандующий. То есть выше профессиональный военный подняться не может. Но что нам эти скучные материи, тут есть страницы, захватанные пальцами всерьез. Он успел развестись со своей женой-миллионершей, Луизой, которая не выносила Филиппины и филиппинцев. И – ах, вот оно, ее, оказывается, звали Исабель. Мисс Исабель Росарио Купер наш генерал встретил в Шанхае. На Филиппинах ее называли «Элизабет» и «Димплз», танцевала в манильском театре «Савой», а жила – не в моем ли «архиепископском» номере? По крайней мере – точно в «Манила-отеле». Номер оплачивал генерал Макартур. Была звездой здешнего синема – а что таковое очень даже есть, я уже знаю по афишам.
А как вам вот это: она по крови почти как я, то есть полуфилиппинка-полушотландка. Ведь похоже, не правда ли, на мою смесь – португалка с малайской и сиамской кровью?
История, похоже, была весьма серьезной: генерал выписал Исабель в Вашингтон, но дальше следы ее деликатно исчезли. Причем буквально в прошлом году. Бывает. По крайней мере мы теперь знаем, что для филиппинцев он очень даже свой.
Ага, а он хорошо пишет, причем как раз о Филиппинах. Хотя не слишком ли хорошо? «Роскошная нега, которая придавала блеск самым рутинным событиям жизни; мужчины, любящие забавы; деликатность очаровательных женщин, напоминающая лунные лучи, приковали меня к этой стране и не отпускают».
Женская деликатность в виде лунного луча – это еще надо себе представить.
Лучшая из его цитат: «тебя делают знаменитым те приказы, которым ты не подчиняешься». Слушайте, да мне просто нравится этот человек.
Читает в основном биографии американских генералов Гражданской войны. И многое другое. Может освоить три книги в день и все помнить, цитировать абзацами, и еще – в тот же день – просмотреть кучу журналов и газет.
Наконец, вот подробности его переговоров со своим другом президентом Кесоном насчет жалованья и места проживания. Итог – «самый высокооплачиваемый профессиональный военный в мире». А, еще и «самый хорошо одетый». Что касается жилья, то над тем крылом отеля, где он сейчас проживает, надстраивают целый этаж – мы все слышим стук и скрип – и это будет его дом.
В общем, личность. И какого же черта этот странный человек не хочет, чтобы я принесла ему пакет из Шанхая?
Естественно, проще всего взять и позвонить ему. Но тут вступает в действие невидимая Элли, которая сообщает, что в отеле она соединяет генерала только с четырьмя лицами в стране, начиная с президента Кесона. В дневное время – звоните в офис на нашей с ним Виктории-стрит. Там трубку снимут адъютанты.
Что мне не следовало спешить с такими звонками, стало ясно в отеле вечером. Когда я попросила пустить меня к моей ячейке в сейфе. В первый раз за все время.
И украшенный золотом портье опять, как в первый день, попытался сгинуть с моих глаз.
С сейфом проблемы, мадам. Боюсь, что сейчас к нему временно нет доступа. Такое впервые в истории отеля. Умоляю вас проявить терпение, наши специалисты сейчас с ним разбираются. Видимо, попытка кражи, но неудачная.
Отлично, терпения у меня сколько угодно. Я мысленно представила себе содержимое ячейки: бумажник с моим паспортом, коробочка с драгоценностями, большой коричневый пакет. Только представим себе, что меня позовут завтра к генералу. А с сейфом как раз что-то произошло.
Интересно, а в моих комнатах тоже кто-то порылся?
Я поднялась к себе, раздвинула шторы, взглянула на Интрамурос за окном и взялась за журнал мод, лежавший у зеркала в середине пачки из нескольких других.
Шляпки и прическа подчеркивают друг друга. Смягченные тона грима усиливают этот эффект. Предстоящий 1936 год – сезон, когда каждая женщина может выявить свою индивидуальность. В моде – классическая женственность! А именно, юношески тонкие, изломанные фигуры. Юбка все длиннее, она как минимум ниже колен, но чаще и вовсе метет пол.
Но это не самое интересное. Вот статья о местных королевах красоты, которые вышли, все как одна, замуж за местных политиков. Роль последних теперь, в эпоху Содружества, без сомнения возрастет. Трининг 1-я вышла замуж за Мануэля Рохаса, Вирджиния 2-я вышла за Карлоса Ромуло.
Что значит – первая и вторая? А вот что. Вообще-то это американцы, с азартом начавшие реформировать здешний испанский «монастырь», принесли сюда идею конкурсов красоты. И всего девять лет назад. Зато с каким удовольствием местные жители ее подхватили!
Но без проблем не обошлось. Например – а что такое красота, какого она цвета? Однажды даже избрали сразу двух королев – филиппинку (Пура Виллануэва) и «грингу» (Марджори Коултон). А еще была проблема с тем, что часто в конкурсах участвовали девушки из семей еще с «монастырскими» традициями. И тогда родилась идея – фамилий не будет. Будет просто «Пас» или «Вирджиния». А если надо, то появится и «Вирджиния 2-я».
Хотя сейчас, конечно, все знают эти фамилии и многое другое. Например, сегодняшняя королева, «мисс Содружество», это – Кончинг, Кончита Сумико, а что касается ее замужества… пока ничего…
И совершенно отдельно существуют первые красавицы здешнего высшего света – в конкурсах они не участвуют. И богаты, и красивы… так, сегодня это Дейзи Хонтиверо, и они с Кончинг стараются лишний раз не встречаться.
Я аккуратно положила журнал сверху пачки.
А как было бы интересно, если бы в сейф влезли совсем не те люди, что я предполагаю. Может, им тоже хочется посмотреть на «план Орандж», о котором я сказала майору Айку, – а это совсем не пустяк. Это план обороны Филиппин американскими вооруженными силами на сегодняшний момент, пока не утвержден и не исполнен план генерала Макартура, план создания уже местной армии. Причем шестая версия «Оранджа» утверждена только в этом году. И если есть секретные документы, то этот – сверхсекретный.
Под дверью зашуршало: записка. Генерал ждет меня завтра утром в одиннадцать тридцать в своем офисе на Виктории.
Так-так, сказала я. Как все логично и понятно.
Тут раздался еще и звонок, Элли соединила меня с Айком.
– Вы получили записку, Амалия? Отлично. Пара чисто дружеских советов. Генерал ходит. Ходит по кабинету. И не надо по этому поводу выказывать недовольства. Он вообще почти никогда не сидит, собственно. Ходит и слушает, ходит и говорит. А когда говорит – то совсем дружеский совет: диалогов он не допускает. В смысле возражений. И во всех иных смыслах. Вы меня поняли?
Я его поняла.
Стоит ли говорить, что и на следующее утро проблемы с ячейкой продолжались. Причем прочие постояльцы отеля не демонстрировали никаких признаков тревоги – видимо, с их ячейками было все в порядке.
5. Виктория-стрит
Виктория-стрит, дом один. Это вон там, в десяти минутах ходьбы от моей конторы, ведь мы с генералом работаем на одной улице. Каблуки стучат по булыжнику, желтоватому с крапинками. Здесь чисто, улицы метут какие-то личности в красных штанах – кажется, из тюрьмы. А потом еще приходят водяные вагоны, поливают булыжник от пыли. Вода быстро исчезает, в Интрамуросе вообще всегда сухо, потому что Интрамурос – один большой холм.
К этому человеку опаздывать, похоже, не стоит. Мне назначено на одиннадцать тридцать, значит, он у себя уже полчаса. Сейчас произойдет то, ради чего я сорвалась, практически мгновенно, из дома, – и, может быть, хоть сегодня я пойму наконец, что происходит, во что меня в очередной раз втянули. И что мне делать. И сколько времени это займет.
А когда пойму… а когда вся история закончится, я просто буду гулять по камням. Ну хоть пару дней. Мой путь по Виктории пересекает главную здесь улицу, Калле Реаль, вон «Пальма-де-Майорка», оттуда пахнет хлебом: отель, пекарня, ресторан. Сам отель – уже только для «провинсианос», но и они мне тоже интересны. Рядом «Дельмонико», куда меня чуть не вселили, и не так уж он плох. А еще есть щели между домами, и там, внутри, скрытые от улицы, виднеются монастыри, школы, сады – хочется остановиться и посмотреть хоть одним глазом.
Но сегодня я оставляю Калле Реаль за плечами и оказываюсь в узком тупике. Смотрю и вижу: офис генерала расположен на хорошо защищенной позиции. Зайти в улицу можно только пешком, авто или калеса протиснется, но не развернется. Слева – глухая, трехэтажная, белая стена школы, говорят когда-то лучшей в стране. А справа тоже стена, из-за нее несется военный марш, запинается, звучит снова – репетируют.
Называется эта штука справа Куартель де Эспанья, но испанцев здесь давно уже нет, а есть 31-й американский полк, он же «Манильский». За забором вьется американский флаг, и не надо думать, что его спустят послезавтра, когда тут будет провозглашено Содружество. Вытягиваю шею, пытаясь заглянуть за эту каменную стену: надпись USAFFE, что бы это ни значило, удручающе длинный ряд окон под парадом фронтонов (казармы, очевидно испанские). Из-за казарм, вдалеке, высовывается зеленоватый, вытянутый вверх купол Манильского собора – в Интрамуросе все рядом. Это что, и Сан-Августин тоже рядом, прямо за американскими бараками?
Марш звучит все веселее.
А дом номер один не на улице. Он над улицей, на стене, под громадным раскидистым деревом.
Теперь я понимаю, почему стены Интрамуроса превратились в кольцо садов. Это очень, очень широкие стены. Поверх них можно взгромоздить что угодно, сады – как минимум, а вот вам целый двухэтажный дом.
Да он ведь и вправду неприступен, если без артиллерии. Тупик улицы переходит в идущие на стену широкие древние мшистые ступени. Со стороны улицы дом защищен надежнее некуда – целый полк. А с другой стороны, где стена кончается, – обрыв, ярдов десять вниз, до зеленого газона, который был когда-то рвом. Генералу из окон виден как на ладони наш с ним «Манила-отель» в полной красе… да вот же мои два окна, крайние слева… а за ним – портовые краны, рубки и мачты, трубы кораблей.
Неуверенно пройдя по скользкому мху на вершине стены, я подошла к американскому часовому в плоской шляпе. Вот будет здорово, если мне сообщат, что генерал внезапно уехал.
Но никуда он не уехал; никто не заставляет меня ждать в приемной, где работает десяток офицеров, частично уже знакомых по отелю (Айка среди них нет), еще тут стоит ядовито-красное кресло-качалка и сбоку новенькое радио «Филипс», оно молчит. Меня ведут прямо в кабинет, он, как в моей конторе, – на ступеньку выше приемной, подводят к столу красного дерева, сзади стола множество каких-то флагов.
К этому человеку опаздывать, похоже, не стоит. Мне назначено на одиннадцать тридцать, значит, он у себя уже полчаса. Сейчас произойдет то, ради чего я сорвалась, практически мгновенно, из дома, – и, может быть, хоть сегодня я пойму наконец, что происходит, во что меня в очередной раз втянули. И что мне делать. И сколько времени это займет.
А когда пойму… а когда вся история закончится, я просто буду гулять по камням. Ну хоть пару дней. Мой путь по Виктории пересекает главную здесь улицу, Калле Реаль, вон «Пальма-де-Майорка», оттуда пахнет хлебом: отель, пекарня, ресторан. Сам отель – уже только для «провинсианос», но и они мне тоже интересны. Рядом «Дельмонико», куда меня чуть не вселили, и не так уж он плох. А еще есть щели между домами, и там, внутри, скрытые от улицы, виднеются монастыри, школы, сады – хочется остановиться и посмотреть хоть одним глазом.
Но сегодня я оставляю Калле Реаль за плечами и оказываюсь в узком тупике. Смотрю и вижу: офис генерала расположен на хорошо защищенной позиции. Зайти в улицу можно только пешком, авто или калеса протиснется, но не развернется. Слева – глухая, трехэтажная, белая стена школы, говорят когда-то лучшей в стране. А справа тоже стена, из-за нее несется военный марш, запинается, звучит снова – репетируют.
Называется эта штука справа Куартель де Эспанья, но испанцев здесь давно уже нет, а есть 31-й американский полк, он же «Манильский». За забором вьется американский флаг, и не надо думать, что его спустят послезавтра, когда тут будет провозглашено Содружество. Вытягиваю шею, пытаясь заглянуть за эту каменную стену: надпись USAFFE, что бы это ни значило, удручающе длинный ряд окон под парадом фронтонов (казармы, очевидно испанские). Из-за казарм, вдалеке, высовывается зеленоватый, вытянутый вверх купол Манильского собора – в Интрамуросе все рядом. Это что, и Сан-Августин тоже рядом, прямо за американскими бараками?
Марш звучит все веселее.
А дом номер один не на улице. Он над улицей, на стене, под громадным раскидистым деревом.
Теперь я понимаю, почему стены Интрамуроса превратились в кольцо садов. Это очень, очень широкие стены. Поверх них можно взгромоздить что угодно, сады – как минимум, а вот вам целый двухэтажный дом.
Да он ведь и вправду неприступен, если без артиллерии. Тупик улицы переходит в идущие на стену широкие древние мшистые ступени. Со стороны улицы дом защищен надежнее некуда – целый полк. А с другой стороны, где стена кончается, – обрыв, ярдов десять вниз, до зеленого газона, который был когда-то рвом. Генералу из окон виден как на ладони наш с ним «Манила-отель» в полной красе… да вот же мои два окна, крайние слева… а за ним – портовые краны, рубки и мачты, трубы кораблей.
Неуверенно пройдя по скользкому мху на вершине стены, я подошла к американскому часовому в плоской шляпе. Вот будет здорово, если мне сообщат, что генерал внезапно уехал.
Но никуда он не уехал; никто не заставляет меня ждать в приемной, где работает десяток офицеров, частично уже знакомых по отелю (Айка среди них нет), еще тут стоит ядовито-красное кресло-качалка и сбоку новенькое радио «Филипс», оно молчит. Меня ведут прямо в кабинет, он, как в моей конторе, – на ступеньку выше приемной, подводят к столу красного дерева, сзади стола множество каких-то флагов.