Тут я все наконец поняла и уселась за ближайший столик. И поскольку Элистера рядом не было, то устроила себе такой ланч, что настоящий англичанин содрогнулся бы и отошел. Все вместе это называется лок-лок. Тонкие щепочки, на которые нанизаны кусочками всякие радости жизни типа куриных гребешков, печени, почек, кишок или, скажем, улитки. Или в другом жанре – рыбные шарики, сушеная медуза, мелкая рыбешка. Все это можно самостоятельно макать в кипяток или горячее масло, а потом в красный острый соус либо в сладкий или соленый соевый соус.
Дальше радости жизни кончились, я со своим велосипедом вернулась на Бич-стрит и оказалась, как мне и следовало, у подъезда мощного четырехэтажного здания с ротондой на крыше: редакция «Стрейтс Эхо». Здоровенная комната с побеленными стенами, рядами «империалов» с белыми круглыми клавишами, беготней; кабинеты великих людей вдоль коридора.
– Тео, – сказала я возвышавшемуся на длинноногой табуретке человеку по имени Теофилиус Уильямс, собрату-евразийцу с корнями откуда-то из Голландской Индии. – Тео, твой начальник появился на премьере и сбежал. А тебя и вообще не было. Я не верила своим глазам. Ну, вот тебе еще один пригласительный билет. С женой. И вот тут вторая моя подпись: по два напитка на каждого. Ну, пожалуйста, Тео, приходите вдвоем и потанцуйте. Как же мы без вас?
Теофилиус, подозревала я, мог бы и сам выступать в каком-нибудь нашем ревью, поскольку он говорил на тамильском, английском, малайском, кантонском и хоккьенском: человек-оркестр.
Я изготовилась клянчить у него три-четыре книги из пачки, пылившейся на столе: лондонские новинки, присланные на разгром критикам. После разгрома книги эти все равно валялись тут зря. А еще надо было узнать, что нового на лондонской сцене, действительно ли восходящая звезда драматургии – Ван Друтен – затмил даже Ноэля Кауарда и Уильяма Эшендена. Далее, я сама выписывала на дом еженедельные «Спектэйтор» и «Нэйшн», но в редакции пропадали впустую еще и «Truth» (что за нахальство – назвать журнал словом «Правда») и «Нью Стейтсмен»…
– Так, вот она, – сказал Тео.
В моих руках оказался магический предмет: мокрый прямоугольник бумаги с двумя колонками пачкающегося шрифта. Гранка. Конечно, магия – я же видела сейчас то, что все остальные прочтут только завтра, но не в виде отдельных гранок, а все вместе на шершавой газетной бумаге. А может, еще и не прочтут, если кому-то тут, в этом здании, не понравится какая-то гранка.
После первых же строчек моя физиономия начала расплываться в улыбке, а потом я замурлыкала «ля, ля, ля».
– У твоего репортера хороший музыкальный вкус, – сказала я, наконец, Тео. – Одна ошибка, если это важно: наша Магда говорит про себя: «Я, вообще-то, скорее голландка». А ее друг Тони в таких случаях отзывается: «А я скорее американец». Хотя можно оставить и так, последние перед Азией лет двадцать своей жизни она точно провела в Америке…
– Да, – сказал Тео, – да, конечно… Сейчас. Вот, сделано. Амалия, я хотел тебя спросить. Ты здорово удивила меня вчера. И Эллиса, главу нашей репортерской службы. Как это случилось, что ты заранее знала о смерти этого человека? Кем надо быть, чтобы знать об убийстве полицейского чина раньше, чем об этом узнала сама полиция? А, Амалия?
– Тео, Тео – все так просто, я узнала от самой полиции, что его ищут. Не больше. Его действительно нашли в каменоломне – там, где вы написали?
Тео мрачно кивнул.
– А как его звали, кто он был по должности? – задала следующий вопрос я. – Видишь, вот этого я не знала.
– Он? Уайтмен, Джеймс Уайтмен, сорок два года. Заведующий архивом, – странным голосом сказал Тео.
Наши глаза встретились, и я кивнула. Очень интересный глава архива, путешествующий по каменоломням султаната Кедах. Он искал там, среди камней, потерявшиеся архивные записи вердиктов коронера за прошлый год? Не говоря об имени – анонимнее бывает только Джонсон и Джексон. В общем, специальное отделение полиции.
Значит, Элистер Макларен и точно шпион, родился в моей голове неопровержимый вывод.
Чтобы скрыть смущение, я взяла со стола еще одну гранку, с крупным шрифтом. Передовая, конечно, которую писал, как и было положено по должности, лично Джордж Биланкин.
Хм, так у нас же завтра некая дата – 12 августа. День, когда Фрэнсис Лайт впервые поднял британский флаг над этим – заросшим тогда глухим лесом – островом, принадлежавшим до того момента султану Кедаха. Дата не очень круглая, 143 года назад, но все же хороший повод сказать несколько умных слов. Например: «При той разности рас, которые привлекала страна, возможно, это был счастливый случай, что именно Британия, а не другая Держава, всадила в землю свой флагшток в Пенанге, так как никто другой бы не достиг большего в объединении незнакомых друг другу народов, которым надлежало отныне жить вместе».
– Есть комментарии? – чуть заносчиво поинтересовался голос у меня над ухом.
Я скосила глаз и увидела рядом с собой небольшой животик, на котором лежал неинтересный полосатый галстук. Подняла глаза выше и увидела круглые очки в роговой оправе и улыбку господина Биланкина.
– Комментариев – никаких, – бодро отозвалась я. – Есть совершенно постороннее соображение.
– Немедленно его сюда, ваше соображение, – отозвался главный редактор и устремил на меня сверху взгляд веселых глаз.
– Дело в том, господин Биланкин, – сказала я, – что год назад я участвовала в случайном разговоре насчет памятника Фрэнсису Лайту, которого так до сих пор и нет.
Дальше радости жизни кончились, я со своим велосипедом вернулась на Бич-стрит и оказалась, как мне и следовало, у подъезда мощного четырехэтажного здания с ротондой на крыше: редакция «Стрейтс Эхо». Здоровенная комната с побеленными стенами, рядами «империалов» с белыми круглыми клавишами, беготней; кабинеты великих людей вдоль коридора.
– Тео, – сказала я возвышавшемуся на длинноногой табуретке человеку по имени Теофилиус Уильямс, собрату-евразийцу с корнями откуда-то из Голландской Индии. – Тео, твой начальник появился на премьере и сбежал. А тебя и вообще не было. Я не верила своим глазам. Ну, вот тебе еще один пригласительный билет. С женой. И вот тут вторая моя подпись: по два напитка на каждого. Ну, пожалуйста, Тео, приходите вдвоем и потанцуйте. Как же мы без вас?
Теофилиус, подозревала я, мог бы и сам выступать в каком-нибудь нашем ревью, поскольку он говорил на тамильском, английском, малайском, кантонском и хоккьенском: человек-оркестр.
Я изготовилась клянчить у него три-четыре книги из пачки, пылившейся на столе: лондонские новинки, присланные на разгром критикам. После разгрома книги эти все равно валялись тут зря. А еще надо было узнать, что нового на лондонской сцене, действительно ли восходящая звезда драматургии – Ван Друтен – затмил даже Ноэля Кауарда и Уильяма Эшендена. Далее, я сама выписывала на дом еженедельные «Спектэйтор» и «Нэйшн», но в редакции пропадали впустую еще и «Truth» (что за нахальство – назвать журнал словом «Правда») и «Нью Стейтсмен»…
– Так, вот она, – сказал Тео.
В моих руках оказался магический предмет: мокрый прямоугольник бумаги с двумя колонками пачкающегося шрифта. Гранка. Конечно, магия – я же видела сейчас то, что все остальные прочтут только завтра, но не в виде отдельных гранок, а все вместе на шершавой газетной бумаге. А может, еще и не прочтут, если кому-то тут, в этом здании, не понравится какая-то гранка.
После первых же строчек моя физиономия начала расплываться в улыбке, а потом я замурлыкала «ля, ля, ля».
– У твоего репортера хороший музыкальный вкус, – сказала я, наконец, Тео. – Одна ошибка, если это важно: наша Магда говорит про себя: «Я, вообще-то, скорее голландка». А ее друг Тони в таких случаях отзывается: «А я скорее американец». Хотя можно оставить и так, последние перед Азией лет двадцать своей жизни она точно провела в Америке…
– Да, – сказал Тео, – да, конечно… Сейчас. Вот, сделано. Амалия, я хотел тебя спросить. Ты здорово удивила меня вчера. И Эллиса, главу нашей репортерской службы. Как это случилось, что ты заранее знала о смерти этого человека? Кем надо быть, чтобы знать об убийстве полицейского чина раньше, чем об этом узнала сама полиция? А, Амалия?
– Тео, Тео – все так просто, я узнала от самой полиции, что его ищут. Не больше. Его действительно нашли в каменоломне – там, где вы написали?
Тео мрачно кивнул.
– А как его звали, кто он был по должности? – задала следующий вопрос я. – Видишь, вот этого я не знала.
– Он? Уайтмен, Джеймс Уайтмен, сорок два года. Заведующий архивом, – странным голосом сказал Тео.
Наши глаза встретились, и я кивнула. Очень интересный глава архива, путешествующий по каменоломням султаната Кедах. Он искал там, среди камней, потерявшиеся архивные записи вердиктов коронера за прошлый год? Не говоря об имени – анонимнее бывает только Джонсон и Джексон. В общем, специальное отделение полиции.
Значит, Элистер Макларен и точно шпион, родился в моей голове неопровержимый вывод.
Чтобы скрыть смущение, я взяла со стола еще одну гранку, с крупным шрифтом. Передовая, конечно, которую писал, как и было положено по должности, лично Джордж Биланкин.
Хм, так у нас же завтра некая дата – 12 августа. День, когда Фрэнсис Лайт впервые поднял британский флаг над этим – заросшим тогда глухим лесом – островом, принадлежавшим до того момента султану Кедаха. Дата не очень круглая, 143 года назад, но все же хороший повод сказать несколько умных слов. Например: «При той разности рас, которые привлекала страна, возможно, это был счастливый случай, что именно Британия, а не другая Держава, всадила в землю свой флагшток в Пенанге, так как никто другой бы не достиг большего в объединении незнакомых друг другу народов, которым надлежало отныне жить вместе».
– Есть комментарии? – чуть заносчиво поинтересовался голос у меня над ухом.
Я скосила глаз и увидела рядом с собой небольшой животик, на котором лежал неинтересный полосатый галстук. Подняла глаза выше и увидела круглые очки в роговой оправе и улыбку господина Биланкина.
– Комментариев – никаких, – бодро отозвалась я. – Есть совершенно постороннее соображение.
– Немедленно его сюда, ваше соображение, – отозвался главный редактор и устремил на меня сверху взгляд веселых глаз.
– Дело в том, господин Биланкин, – сказала я, – что год назад я участвовала в случайном разговоре насчет памятника Фрэнсису Лайту, которого так до сих пор и нет.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента