Чендлер Дэвис. Блуждая на высшем уровне

Чендлер Дэвис
Блуждая на высшем уровне

   Чэндлер Дэвис
   Блуждая на высшем уровне
   1
   Дж.Элберт Леру нервничал, но едва ли следовало ставить ему это в вину. День был решающим. Надеясь приободриться, Элберт посмотрел на зычноголосого рослого человека, флегматично сидящего рядом с ним в стремительном подземокаре, и не обманулся в своих надеждах.
   Тот, на чьей стороне Келвин Борсма, не может не приободриться.
   - Я поглощен одной-единственной мыслью, - кротко, но упрямо сказал Элберт.
   Борсма придвинул к нему ухо.
   - О чем же?
   - Об оксидазе эпсилон! - прокричал Элберт.
   Кел Борсма хлопнул его по плечу и ответил тоном тренера, когда тот дает боксеру последние инструкции за минуту до гонга:
   - Вас должна поглощать одна-единственная мысль - о том, как _сбыть_ оксидазу эпсилон. Если мы не заинтересуем Корпорацию, для нас тогда всему конец. А иметь дело со служащими Корпорации - значит иметь дело со специалистами.
   Леру обдумывал это заявление, покачиваясь в такт движению подземокара.
   - Но у нас ведь по-настоящему ценный товар, не так ли? - осмелился он спросить.
   Оксидазу эпсилон Леру исследовал три года. Борсмы же дело касалось лишь постольку, поскольку он был зятем лаборанта Леру, помощником заведующего отделом сбыта в фирме по производству пластмасс... и единственным деловым человеком среди знакомых Леру.
   И все же сегодня - в решающий день - из них двоих именно Кел Борсма был специалистом. Толкачом от науки. Человеком из гущи сурового практичного мира, окружающего тихие университетские лаборатории (этот мир приводил Дж.Элберта Леру в ужас).
   Кел был воплощением бодрости.
   - Оксидаза эпсилон, действительно, ценный товар. Только потому мы и можем надеяться.
   Подземокар издал громкий протяжный гудок, затем послышалось пронзительное шипение. Их станция. Дж.Элберта Леру кольнуло дурное предчувствие. "Вот оно!" - сказал он себе. Вслед за другими пассажирами они направились к роскошному эскалатору.
   - Да, Элберт, - громыхал Кел, пока они поднимались, - у нас ценный товар, только бы удалось добраться до начальства; например, до зонального директора. Знаете, Элберт, после этого вас могут сделать помощником начальника отдела в самой Корпорации!
   - Ах, спасибо! Но я бы, конечно, не согласился... то есть я предан научной работе... - Элберт заметно взволновался.
   - Ради вас я бы, конечно, сам занялся этой стороной дела, - утешил его Борсма. - Ну вот, Элберт, мы и у цели.
   Эскалатор доставил их на залитую солнцем площадь между двадцатиэтажными зданиями. Через всю площадь ослепительно зеленая аллея вела к зональному управлению Корпорации. Элберт не мог побороть благоговейного страха. Это было внушительное здание - на целый квартал и высотой всего лишь в три этажа.
   Кел уважительно понизил голос:
   - Выстроить такое здание на самой дорогой земле Детройта - знаете, что это символизирует, Элберт? Всемогущество! Всемогущество и высокую коммерцию! Вот с чем вы сталкиваетесь, когда имеете дело с Корпорацией.
   Здание - административный центр Великих Озер - отличалось монументальностью, как и следовало ожидать. Потрясенный Элберт что-то пробормотал. Кел выразил согласие.
   - Стиль изумительный, - сказал он торжественно.
   Стеклянные двери высотой во все здание бесшумно отворились, едва Элберт их коснулся. Впереди, по другую сторону прохладного вестибюля, другие стеклянные двери такой же высоты служили витриной для эффектных экспонатов, отражающих деятельность Корпорации. В колдовском полумраке мягко мерцали огоньки. Светящиеся буквы гласили: "Музей Прогресса".
   Туристы целыми семьями восхищенно бродили от экспоната к экспонату, купались в славе высочайшего взлета коммерции, достигнутого человечеством.
   Элберт машинально направился к Музею. Кел придержал его за локоть.
   - Не сюда, Элберт. По коридору направо.
   - А? Но ведь... Мне казалось, вы говорили, что нам не назначили приема и придется следовать порядку, заведенному для простого народа.
   Без сомнения, "простой народ" - это те, кто в восторге слоняется за великолепными стеклянными дверями.
   - Ну, конечно, так мы и делаем. Но я имел в виду не этот народ.
   - Ага.
   Очевидно, Музей предназначен лишь для толпы. С сожалением оглядываясь через плечо, Элберт покорно двинулся за Келом к сравнительно незаметной двери в углу вестибюля; "тайный проход к владыкам для вновь посвященного", - подумал он с глубочайшим благоговением.
   Но тут же заметил, что трое или четверо из тех, кто вошел в здание вслед за ними, повернули туда же.
   Приемная. Она не приводила в уныние; видимо, Кел шел верным путем - они проникли в более высокие сферы. Комната была просторна и все же казалась святилищем.
   Элберту еще не доводилось видеть таких кресел. Все двадцать пять (или около того) мужчин и женщин, пришедших раньше, были одеты намного лучше Элберта. Зато Кел своим костюмом - цельнокроеным шерстяным комбинезоном тускло-желтого цвета, по-модному пузырящимся на локтях и коленах, - мог потягаться с любым. Элберт даже воспрянул духом.
   Он ерзал на месте. Басистым шепотом Кел мягко напомнил ему, что ерзанье может обойтись им дорого, и еще раз повторил с ним, что и как они будут говорить. Элберт скажет, что он - профессор, специалист по метаболизму растений; рекомендация не бог весть какая, с сожалением признал Кел, но ничем другим Элберт козырнуть не может. Высокую коммерцию пусть он предоставит Келу; сам он должен исходить из своего общественного положения - пусть оно и не бог весть какое - и быть самим собой, то есть ученым. От того, удастся ли ему произвести впечатление, зависит очень многое... хотя главное, подчеркнул Кел, возложено на плечи Кела.
   Пока Кел говорил, Элберт ерзал и разглядывал приемную. Роскошные кресла, расставленные без соблюдения симметрии, тем не менее были все обращены к одной стене - стене с тремя невзрачными дверями. Время от времени появлялся служитель и провожал кого-нибудь из ожидающих к одной из дверей. Служителями были молодые люди с длинными черными волосами, одетые в ливреи. Наконец, служитель подошел и к ним! Он вызвал их с поклоном сверкнул глазами, тряхнул головой, расшаркался не как слуга, а как балетный танцор.
   Элберт пошел к двери вслед за Келом.
   - Это, наверное, младший администратор? Личный секретарь? Или...
   Но Кел, казалось, не слышал.
   Вслед за Келом Элберт перешагнул порог и увидел прекраснейшую в мире девушку.
   Он не мог на нее смотреть - об этом не могло быть и речи. Слишком уж она была хороша. Но он совершенно точно знал, какая у нее внешность. Мысленным взором он видел поблескивающие локоны, обнаженные плечи, ослепительное бесстрастное лицо. О фигуре он не смел даже подумать; это было немыслимо.
   Девушка сидела за маленьким столом и смотрела на посетителей.
   Кел принял властную позу, скрестил руки на груди.
   - Мы пришли по научному вопросу, - сказал он высокомерно. - Этот вопрос нов для Корпорации, он касается северных колониальных областей.
   Девушка спокойно записала что-то в блокнотик. Равнодушно и мелодично она спросила:
   - Ваше имя и фамилия?
   - Келвин Борсма.
   Она перевела чуть прищуренные глаза на Элберта. Тот онемел. Все его сознание было поглощено одной мыслью: не смотреть на девушку.
   Кел громогласно объявил:
   - Это Дж.Элберт Леру, профессор, специалист по метаболизму растений.
   Кел произнес это так, что Элберт стал прямо-таки гордиться своим именем.
   Прекраснейшая в мире девушка нежно шепнула:
   - Выйдите в эту дверь - и прямо по коридору, в кабинет мистера Блика. Он вас будет ждать.
   Именно эту секунду выбрал Элберт, чтобы попытаться взглянуть на девушку. _И она улыбнулась_! Элберт, окончательно потеряв голову, рванулся к двери. Он благодарил судьбу за то, что девушка не улыбнулась раньше! Кел, обладатель более солидного опыта и более значительного положения в обществе, позволил себе на мгновение задержаться: облокотясь о стол, он ухмыльнулся в ответ.
   И то в коридор он выбрался весь в поту.
   Элберт осторожно спросил:
   - Она ведь не из администрации?
   - Конечно, нет, - чуть презрительно ответил Кел. - Просто эталонная секретарша из Агентства. В университете вы их, конечно, вряд ли видели, разве что в приемной представителя Корпорации, да, может быть, при кабинете ректора. - Элберт никогда и близко не подходил к таким титанам. Работы у нее немного: только производить впечатление на посетителей и, конечно, отсеивать недостойных.
   Элберт заколебался.
   - Она, безусловно, производит впечатление.
   - Еще бы, - согласился Кел. - Как вспомнишь, какие в Агентстве расценки, да сообразишь, что всякий представитель простого народа, придя по делу в Зональное Управление, видит эталонную секретаршу из Агентства, так поймешь, где сильные мира сего, Элберт.
   Элберта внезапно осенило. Он рискнул:
   - Может быть, нам стоило взять напрокат эталонную секретаршу из Агентства и прийти сюда с ней?
   Кел вытаращил глаза.
   - На целый день? Совершенно исключено! Это обошлось бы вам в годовой заработок.
   Элберт с жаром возразил:
   - Нет, в том-то и прелесть, Кел! У меня есть молоденькая двоюродная сестра... правда, я ее давно не видел, но она прошла по конкурсу в Агентство, и, может, я бы ее уговорил...
   Он осекся. Лицо Борсмы выразило возмущение.
   - Простите, Элберт, но... Если бы ваша двоюродная сестра всего-навсего появилась с косметикой на лице у кого-нибудь в кабинете, ей пришлось бы брать за это деньги по расценкам Агентства... иначе ее выставят из Агентства в два счета. А потом еще взыщут огромную неустойку. - И утешительным тоном прибавил: - Все равно эталонная секретарша тут не поможет.
   2
   Мистер Блик походил скорее на ученого, чем на администратора, а его стол напоминал маленькую лабораторию. У левого локтя мистера Блика помещался внушительный щит коммутатора, выполненный так, что дотянуться до любой его части можно было без труда; селекторные переключатели с разноцветными ручками располагались стройными рядами. Мистер Блик кивнул Келу на кресло, а сам щелкнул тремя переключателями. На голове у него были укреплены наушники и микрофон, также с переключателями; правая рука подрагивала рядом со стенографопишущей машинкой невиданно сложной конструкции.
   Он вполголоса проговорил что-то в микрофон, потом его рука почти неуловимо замелькала над машинкой.
   - Здравствуйте, мистер Борсма, - сказал он и щелкнул последним переключателем, однако наушников не снял. - Простите, пожалуйста, мои странности, но так мне лучше работается.
   Голос у него был уверенный, звучный и убедительный.
   Кел опять взял переговоры на себя. Начал он с изящной хвалы в адрес конторской техники мистера Блика, затем без нажима перешел к еще более пышным похвалам, которые, как в смущении понял Элберт, относились не к кому иному, как к нему.
   Через минуту или около того Элберт решил, что не так интересен разговор, как досадные перебивки. То и дело мистер Блик с извиняющимся видом, но стремительно поднимал вверх палец, вертел переключатели, прислушивался к наушникам, шептал в микрофон и исполнял что-то невероятное на абсолютно бесшумной машинке. По его лицу скользили пятна света, и Элберт понял, что в крышку стола вмонтирован набор разноцветных сигнальных лампочек и по меньшей мере один телевизионный экран. Едва покончив с досадной перебивкой, мистер Блик приятным голосом, с безупречной дикцией, напоминал Келу, на чем тот остановился. Элберт был поражен.
   Свои разглагольствования Кел заключил настойчивым призывом, чтобы мистер Блик учел, как важно для Корпорации то, что ему сейчас сообщат. Затем Кел повернулся к Элберту - чересчур внезапно.
   - Я поглощен одной-единственной мыслью, - пролепетал застигнутый врасплох Элберт. - Об оксидазе эпсилон. Несомненно, Корпорация поймет всю важность...
   - Минуточку, профессор Леру, - перебил мистер Блик мягким профессионально-административным голосом. - Вам придется объяснить все с самого начала. У меня в отличие от вас, ученых, нет ни достаточного образования, ни способностей. Расскажите простыми словами, что это такое оксидаза эпсилон?
   Он улыбнулся с подкупающей скромностью.
   - Не огорчайтесь, - поспешно сказал Элберт. - Многие из моих коллег тоже ничего о ней не слыхали.
   Элберт слегка покривил душой. Каждый из тех, с кем он сталкивался в университете, безусловно, слыхал об оксидазе эпсилон - от самого Элберта.
   - Это фермент, встречающийся во многих растениях, но открытый совсем недавно. Понимаете, на протяжении последних десятилетий многие растения, выведенные в лабораторных условиях, не вырабатывали обычной оксидазы, то есть оксидазы альфа, но, как ни странно, некоторые из них не погибли. Это объясняется наличием ряда сходных соединений, из которых выделены оксидазы бета и гамма, дельта и эпсилон, причем бету и эпсилон удалось также и синтезировать.
   Мистер Блик слегка изменил позу в кресле. Элберт заторопился, чтобы тот поскорее понял, до чего все просто.
   - Я исследовал реакции у некоторых видов Triticum, где оксидаза эпсилон служит катализатором. Совершенно неожиданно выяснилось, что ни один из этих видов не вырабатывает фермента самостоятельно. Удивительно, не правда ли? Всю оксидазу эпсилон эти растения получают от грибка Puccinia tricinia, которым они заражены. Вот чем объясняется неудача Хиншоу и его сотрудников - они так и не вывели жизнеспособного Triticum kaci вслед за...
   Мистер Блик улыбнулся с прежней скромностью.
   - Право же, профессор Леру, вам придется объяснить, что это означает. На языке, понятном для меня. Будьте так добры.
   Кел многозначительно прогудел:
   - Это означает спасение экономики в трех богатейших колониях Корпорации.
   "Слишком театрально", - подумал Элберт.
   Мистер Блик одобрительно сказал:
   - Отлично. Превосходно. Расскажите подробнее. В каких колониях... и почему?
   Его правая рука разогнулась и нервно прыгнула к стеномашинке.
   Элберт продолжал, одобренный столь лестным интересом.
   - Имеется в виду Западная Лапландия в Европе, а также Великая Славия и Черчилль на нашем континенте. Все это колонии Корпорации, недавно переведенные на выращивание злаков, в основном Triticum witti; говорят, почва там чрезвычайно плодородная.
   - А кто такой Тритикум Витти?
   Элберт, шокированный, терпеливо разъяснил:
   - Triticum witti - новый сорт пшеницы, для его роста необходима оксидаза эпсилон. А если грибок Puccinia tricinia на этой пшенице сочтут вредителем, его начнут уничтожать гербицидами. И погубят в этих колониях весь урожай.
   - Погубят, - раздумчиво повторил мистер Блик. Его указательный палец, подобно дирижерской палочке, заставил Элберта умолкнуть; обе руки заплясали по кнопкам и переключателям, он снова забормотал что-то в микрофон.
   "Опять досадная перебивка", - подумал Элберт. Он питал должное уважение к несомненно важным делам, которые утрясал мистер Блик, но все же ему стало чуть обидно. Он вспомнил, что вообще-то у него есть основания для самонадеянности: оксидаза эпсилон - тоже важное дело. В те три колонии уже вложили свыше пятисот миллионов долларов и, бесспорно, неисчислимые людские ресурсы.
   Тем не менее в конце концов оказалось, что как раз эта досадная перебивка была посвящена именно Западной Лапландии, Великой Славии и Черчиллю. Мистер Блик оставил в покое щит коммутатора и поздравил просителей:
   - Мистер Борсма, принято решение назначить куратора по вашему вопросу!
   И он широко улыбнулся.
   Для Элберта настал, миг торжества. Он, правда, не знал, при чем тут "куратор", но тон мистера Блика не оставлял сомнений, что им оказана неслыханная честь. У Элберта чуть голова не закружилась при мысли о том, как все сверкающее здание, все служители, эталонные секретарши и администраторы склонятся перед ним в поклонах, а, судя по мистеру Блику, дело шло именно к тому.
   На столе у мистера Блика вспыхнула и погасла красная лампочка. Оборачиваясь к ней, мистер Блик произнес:
   - Извините, джентльмены.
   "Конечно, - мысленно простил его Элберт, - работать-то тебе надо".
   Он шепнул Келу:
   - Что ж, по-моему, дела идут как нельзя лучше.
   - А? Ах да, очень неплохо, - тоже шепотом ответил Кел. - Пока что.
   - Пока что? Разве мистер Блик не понял проблемы? Осталось только изложить ему детали.
   - Да нет же, Элберт! Я убежден, что он-то не вправе принять решение. Он должен направить нас в вышестоящую инстанцию.
   - В вышестоящую? Зачем? Неужели придется объяснять все с самого начала?
   Кел повернулся в кресле, чтобы шептаться с Элбертом не столь демонстративно.
   - Элберт, учреждение таких масштабов, как Корпорация, не может рассматривать все нелепые предложения, с которыми к ней обращаются. Есть установленный порядок. У кафедры метаболизма растений здесь нет связей (может, нам удастся что-нибудь предпринять в этом направлении), вот нас и ждет скачка с препятствиями. Выживают самые приспособленные, Элберт! Лишь достойнейшие доживают до того, чтобы попасть на прием к зональному директору. Разумеется, зональный директор сам решает, какие идеи стоят внимания, но от бредовых выдумок его ограждают.
   Аналогию с естественным отбором Элберт уловил. Тем не менее он смиренно задал вопрос:
   - А где гарантия, что в результате отсева остаются лучшие предложения? Ведь многое зависит от того, как преподнесет идею агент по сбыту!
   - Очень многое. Как же иначе?
   - Но тогда... Представьте себе, например, что мы с вами незнакомы. Моя здравая идея не прошла бы дальше мистера Блика!
   - Не прошла бы дальше эталонной секретарши, - поправил Кел. - А может быть, и до нее бы не дошла. Но, знаете ли, в таком случае идея не была бы важной, потому что осталась бы _неосуществленной_. - Он внушительно выпятил подбородок. - Разве что, конечно, у кого-нибудь другого хватило бы инициативы и предприимчивости изложить ту же самую идею лучше вас. Теперь вам понятно? _По-настоящему важные идеи привлекают талантливого агента по сбыту, который ее непременно пробьет_.
   Элберт вынужден был признать, что эта логика ему недоступна. Такая важная мысль, а для него она пропадает. Он смиренно напомнил себе, что ученые ничего не смыслят за пределами своей специальности.
   Значит, мистер Блик всего-навсего сообщил, что им пока еще не отказано. Элберт был горько разочарован.
   Но все же его взяло за живое. Как получилось, что такое пустячное сообщение доставило ему столько радости? Неужели одним лишь тоном голоса и манерой держаться можно добиться такого эффекта? По-видимому, у мистера Блика это получается. Архитектура здания, эталонная секретарша и все остальное лишь нагнетает атмосферу, готовя посетителей к встрече с мистером Бликом; все это, безусловно, способствует эффекту, но не объясняет его полностью.
   В чем же разгадка? В личном обаянии, понял Элберт. Вот что разумеют коммерсанты под профессиональным термином "личное обаяние". Личное обаяние - вот актив, благодаря которому мистер Блик занял свой нынешний пост, а не стал, например, ученым.
   Такие, как Блик и Борсма, выработали в себе личное обаяние. Элберт с тоской размышлял над тем, как это делается. Ясно, специалисты в этой области не сообщают о своих экспериментах в печати, да Элберт и не следил за такого рода публикациями. Однако они важнее всего для культуры человечества, ибо на них зиждутся решения правительства... даже Корпорации! Решения на высшем уровне!
   Элберт не мог определить, достиг ли Кел того же мастерства, что и мистер Блик: полагал, что для него, Элберта, Кел не особенно старается. Не считает нужным тратить порох.
   У Кела он спросил:
   - Что такое куратор?
   - А я-то думал, вы знайте, - прогудел Кел. - Куратор может оказаться весьма полезным. Потому и хорошо, что нам назначили куратора. Нам ведь предстоит беседовать _на высшем уровне_, Элберт; на таком уровне надеяться протолкнуть идею может лишь коммерсант экстракласса. Если это кому-нибудь и под силу, то только куратору. Кураторы слишком молоды для высших административных должностей, но эти люди на пути к блестящей карьере. Они...
   Мистер Блик обернулся влево, к двери, вложив в это движение всю силу своего личного обаяния.
   - Мистер Демарест, - провозгласил он, и в кабинет вошел куратор.
   3
   На мистере Демаресте - рыжем, с пленительными курчавыми бачками и проницательными карими глазами - был цельнокроеный комбинезон в несколько кричащую черно-бежевую клетку. Мистер Демарест чуть ли не вибрировал от избытка энергии. Это было заразительно: все начинали чувствовать себя столь же неестественно энергичными, как и он.
   Мистер Демарест приветливо улыбнулся Элберту и Келу, радостно сказал:
   - Как поживаете, мистер Борсма?
   Мистера Блика словно выключили. Элберт почти забыл, что тот все еще присутствует в кабинете. Несомненно, мистер Демарест находился на пути к блестящей карьере.
   Они с Келом и мистером Демарестом вышли из кабинета в новый коридор, ничуть не похожий на предыдущий: мертвенно-бледное мерцание осветительных панелей в полуметре от пола, вдоль стен - абстрактные скульптуры.
   Вкупе с мистером Демарестом это было равносильно грозному вызову.
   Элберт с безрассудной храбростью ринулся в бой.
   - Оксидаза эпсилон, - возвестил он, - может спасти три богатейшие колонии Корпорации!
   Мистер Демарест с энтузиазмом откликнулся:
   - Согласен целиком и полностью - принадлежащий Корпорации урожай Triticum witti должен быть спасен! Мистер Блик по внутренней пневмопочте прислал мне ленту с вашим объяснением, профессор Леру. Я целиком и полностью на вашей стороне! Хочу со всей искренностью завершить вас обоих, что у мистера Саутфилда я сделаю для вас максимум возможного. Профессор, приготовьтесь дать дополнительные пояснения после того, как я доложу все, что мне известно.
   В его голосе не было ни малейшей снисходительности, ни намека на двуличие. Он позаботится обо всем, Элберт не сомневался. Вот повезло!
   Тут Кел пробасил:
   - Ваш мистер Блик, по-видимому, неплохо знает свое дело.
   Разве можно так отзываться о должностном лице Корпорации? Но Элберт сообразил, что эта бестактность не случайна. Очевидно, Кел хочет, чтобы мистер Демарест видел в нем равного, и вот его первый ход. Элберту это показалось рискованным. По правде говоря, он даже перепугался.
   - Если говорить о мистере Блике, то меня удивляет только одно, продолжал Кел, самую малость подмигнув собеседнику (Элберт возгордился тем, что заметил это подмигивание). - Невольно диву даешься, как это он ухитряется найти работу всем своим переключателям.
   Элберт с трудом удержался от стона.
   Но мистер Демарест ухмыльнулся.
   - Откровенно говоря, Кел, - ответил он, - я не совсем уверен, в какой степени переключатели старины Блика - только бутафория.
   Кел добился своего! Вот к чему в основном сводилась реплика мистера Демареста.
   Но неужто переключатели у мистера Блика и вправду бутафорские? Насколько все проще там, далеко-далеко, в университете, где человек говорит только то, что думает!
   Они прошли почти весь коридор. Мистер Демарест сказал вполголоса:
   - Кабинет мистера Саутфилда.
   Одно лишь сознание того, что за стеной находится мистер Саутфилд, заметно обуздало даже мальчишескую лихость мистера Демареста.
   Через арку они вошли в просторный кабинет, где освещение было такое же, как в коридоре, а скульптуры еще замысловатее.
   В глубине, в необъятном кресле изучал бумаги мистер Саутфилд - пожилой человек, причудливо одетый, но с удивительно заурядным лицом, едва виднеющимся над брыжами поверх ярко-малинового камзола. На вошедших он не обратил внимания. Мистер Демарест ясно дал понять, что все должны выждать, пока к ним обратятся.
   Кел и Элберт расположились в двух креслах величиной с тахту так, чтобы сидеть лицом к мистеру Саутфилду, и замерли в ожидании.
   Мистер Демарест шепнул:
   - Я вернусь как раз вовремя, успею вас представить. Надо, знаете ли, привести себя в порядок.
   Он усмехнулся, дружески хлопнул Кела по плечу. Элберт был рад, что мистер Демарест не проделал с ним того же, а лишь подал ему руку перед уходом. В противном случае Элберт разволновался бы.
   Он откинулся на спинку кресла, утомленный переживаниями и успокоенный мягким светом.
   Никогда еще Элберт не сидел в таком удобном кресле. Кресло было не просто удобно, оно с восхитительной настойчивостью предлагало расслабить все мышцы. В полудремоте Элберт почувствовал, как кресло нежно его укачивает и любовно массирует ему шею и спину.
   Он блаженствовал. Не то чтобы он заснул. При чуть-чуть иной конструкции кресло, без сомнения, могло бы и усыпить сидящего, но так оно дарило лишь отдых, беззаботный и бездумный.
   Кел заговорил (даже его спокойный бас прозвучал резко и назойливо):
   - Выпрямитесь, Элберт!
   - Зачем?
   - Элберт, от вашего коммерческого сопротивления и следа не останется, если вы не сядете прямо и не обезвредите кресло!
   - Коммерческое сопротивление? - размышлял вслух Элберт. - О чем беспокоиться? Ведь мистер Демарест на нашей стороне, не так ли?
   - Мистер Демарест - отнюдь не зональный директор, - напомнил ему Кел.
   Значит, трудности еще впереди! Значит, чудесное кресло - лишь очередная ловушка на пути, где гибнут неприспособленные! Мысленно Элберт принял решение: "Отныне я буду поглощен одной-единственной мыслью: как сберечь в себе коммерческое сопротивление".
   Он повторил про себя эти слова.
   Повторил их еще раз...
   - Элберт!
   Теперь в голосе Кела слышалась неподдельная паника.
   Хорошо же Элберт бережет коммерческое сопротивление! Опять доверился креслу. Он с сожалением переместил свой центр тяжести вперед и решил опереться на подлокотники кресла.