Страница:
– Ну почему липа?! Вы смотрели опись: «Дело № 29. Письмо от Прошки к Софье. 15 янв. 1698 г. 1 л.»
– Ну и что?
– А то, что если кто-то захотел подкинуть в наш архив подделку и проник в хранилище, то опись не подделаешь просто так!
– Опись, опись… Да кому она нужна! Подделать, если надо, можно всё, что пожелаешь!
– Но вы прочитали письмо и утверждаете, что его язык – это язык семнадцатого века, а реалии – достоверные.
– Но, Анна! Представим, что Петра и правда подменили. Что получается? Да получается, что последующие императоры, Елизавета Петровна, сын Анны Петровны – Петр Третий и все его потомки вплоть до Николая Второго тоже, с позволения сказать, поддельные! Династия Романовых была нелегитимной! Два века вся страна жила под ложными царями!
– Это исторические факты, подтверждаемые источниками! Об этом должна узнать общественность – таков наш долг ученых!
«Тоже мне ученый! – подумал Андрей. – Диплом сначала защити!»
А вслух он заявил:
– Наш долг – во-первых, хорошо проверить рукопись. А во-вторых… Знаете, Анна, по-моему, гипотеза о похищении совсем в духе того, что пишут в желтой прессе для публики вроде здешней гардеробщицы!
Убеждённый, что науке чужды эпатажность и сенсационность, аспирант считал, что подлинный учёный должен быть зануден, непонятен и традиционен. Ведь традиции – опора прогресса.
Анна с ним не согласилась:
– Вам просто не нравится сама идея похищения! Но против фактов не попрешь! И раз уж оказалось, что царь Петр был ненастоящим – мы молчать не будем! Я, по крайней мере. Кстати, вы вчера сказали, что возьмете с собой образцы филиграней.
– Да, конечно, образцы я принес. И уверен, что мы обнаружим несовпадение!
– Что ж, посмотрим! – заявила Анна.
«Вот девчонка! – вновь подумал аспирант. – Наивная и при этом самоуверенная! А может, она обычная карьеристка?»
Но ему и самому было интересно. Вчера вечером, когда Анна обнаружила этот документ, Андрей чуть с ума не сошел. Первый раз в жизни в прямом смысле слова не верил своим глазами. Они прочли письмо раз десять. Ночью Андрей не сомкнул глаз. Внезапно, в три часа, ему пришла в голову идея, что окажись и вправду, что Петр – ненастоящий, то что он станет делать со своей диссертацией? Испуганный, он встал, нашел альбом, где содержались филиграни разных фабрик, делавших бумагу в старину, с трудом дождался утра и рванул в архив так рано, что явился за час до открытия.
– На бумаге есть водяные знаки, я смотрела! – важно заявила Анна. – Значит, она старая, дофабричная!
– В девятнадцатого веке документы тоже подделывали, – с достоинством ответил Андрей.
Но знаки были аутентичные. Автор написал свое послание на осьмушке, так что филигрань, вернее, ее обрезок, находилась в углу листка. Андрей довольно ловко приложил письмо к окну и быстро срисовал узор на кальку. Вышла четвертинка некоего герба: две лапы льва, хвост бубликом и щит, который держит зверь, точнее, его кусочек. На щите, по-видимому, были три креста. Пролистав альбом, Андрей на самом деле обнаружил этот образец. Это был герб Амстердама. Стало быть, голландская бумага, видимо, семнадцатого века. В предреформенной России пользовались именно такой бумагой.
– Ну и что вы теперь скажете? – спросила Анна, торжествуя.
– Ничего, – ответил Филиппенко. – Мы имеем дату, ранее которой документ не мог быть создан. Но он мог быть создан после этой даты. Например, вчера. Позавчера. Сто, двести лет назад. Когда угодно. Где угодно. Ну, и кем угодно. Вам ведь читали лекции о способах датировки?
Анна, разумеется, обиделась.
– Ну, ладно, извините, – пошел на уступки Андрей. – Вы же сами понимаете… Ну и что – бумага! На ней хоть я могу писать. Сургуч подозрительный. Печать странная… Короче, это липа! Доказать пока не могу, но чувствую! Скажите вот, к примеру, почему царевна Софья, получив подобное послание, его не обнародовала?
– Да она его не получала вообще! Как будто вы не знаете, как медленно тогда ходила почта! Начался Стрелецкий бунт, всех перевешали. А Софью – в монастырь.
– Допустим. Хотя, в общем-то, до Стрелецкого бунта оставалось полгода – срок достаточный, письмо вполне успело бы. Ну, ладно, задержалось. Почему оно находится в архиве Заозерских?
– Ох, Андрей, но это же очевидно! Заозерский был сторонником реформ. А может, даже сам участвовал в похищении царя! Ведь не только у Софьи был шпион в посольстве! Люди Заозерского письмо перехватили, в Голландии или в России – не так важно.
– Почему же Заозёрский его не уничтожил?
– Значит, был резон! Да и сколько можно вообще… Я не заставляю вас верить или не верить в мой источник! Занимайтесь своим делом! Вы же не Великое посольство изучаете! Ну вот и сочиняйте диссертацию! А мне, в конце концов, работать надо! Так, как я считаю нужным!
С этими словами Анна собрала свои вещички и отсела на другой конец пустой читалки.
«Может, правда Петра подменили?» – вдруг подумал Андрей Филиппенко.
И от этой мысли ему стало страшно…
6
– Ну и что?
– А то, что если кто-то захотел подкинуть в наш архив подделку и проник в хранилище, то опись не подделаешь просто так!
– Опись, опись… Да кому она нужна! Подделать, если надо, можно всё, что пожелаешь!
– Но вы прочитали письмо и утверждаете, что его язык – это язык семнадцатого века, а реалии – достоверные.
– Но, Анна! Представим, что Петра и правда подменили. Что получается? Да получается, что последующие императоры, Елизавета Петровна, сын Анны Петровны – Петр Третий и все его потомки вплоть до Николая Второго тоже, с позволения сказать, поддельные! Династия Романовых была нелегитимной! Два века вся страна жила под ложными царями!
– Это исторические факты, подтверждаемые источниками! Об этом должна узнать общественность – таков наш долг ученых!
«Тоже мне ученый! – подумал Андрей. – Диплом сначала защити!»
А вслух он заявил:
– Наш долг – во-первых, хорошо проверить рукопись. А во-вторых… Знаете, Анна, по-моему, гипотеза о похищении совсем в духе того, что пишут в желтой прессе для публики вроде здешней гардеробщицы!
Убеждённый, что науке чужды эпатажность и сенсационность, аспирант считал, что подлинный учёный должен быть зануден, непонятен и традиционен. Ведь традиции – опора прогресса.
Анна с ним не согласилась:
– Вам просто не нравится сама идея похищения! Но против фактов не попрешь! И раз уж оказалось, что царь Петр был ненастоящим – мы молчать не будем! Я, по крайней мере. Кстати, вы вчера сказали, что возьмете с собой образцы филиграней.
– Да, конечно, образцы я принес. И уверен, что мы обнаружим несовпадение!
– Что ж, посмотрим! – заявила Анна.
«Вот девчонка! – вновь подумал аспирант. – Наивная и при этом самоуверенная! А может, она обычная карьеристка?»
Но ему и самому было интересно. Вчера вечером, когда Анна обнаружила этот документ, Андрей чуть с ума не сошел. Первый раз в жизни в прямом смысле слова не верил своим глазами. Они прочли письмо раз десять. Ночью Андрей не сомкнул глаз. Внезапно, в три часа, ему пришла в голову идея, что окажись и вправду, что Петр – ненастоящий, то что он станет делать со своей диссертацией? Испуганный, он встал, нашел альбом, где содержались филиграни разных фабрик, делавших бумагу в старину, с трудом дождался утра и рванул в архив так рано, что явился за час до открытия.
– На бумаге есть водяные знаки, я смотрела! – важно заявила Анна. – Значит, она старая, дофабричная!
– В девятнадцатого веке документы тоже подделывали, – с достоинством ответил Андрей.
Но знаки были аутентичные. Автор написал свое послание на осьмушке, так что филигрань, вернее, ее обрезок, находилась в углу листка. Андрей довольно ловко приложил письмо к окну и быстро срисовал узор на кальку. Вышла четвертинка некоего герба: две лапы льва, хвост бубликом и щит, который держит зверь, точнее, его кусочек. На щите, по-видимому, были три креста. Пролистав альбом, Андрей на самом деле обнаружил этот образец. Это был герб Амстердама. Стало быть, голландская бумага, видимо, семнадцатого века. В предреформенной России пользовались именно такой бумагой.
– Ну и что вы теперь скажете? – спросила Анна, торжествуя.
– Ничего, – ответил Филиппенко. – Мы имеем дату, ранее которой документ не мог быть создан. Но он мог быть создан после этой даты. Например, вчера. Позавчера. Сто, двести лет назад. Когда угодно. Где угодно. Ну, и кем угодно. Вам ведь читали лекции о способах датировки?
Анна, разумеется, обиделась.
– Ну, ладно, извините, – пошел на уступки Андрей. – Вы же сами понимаете… Ну и что – бумага! На ней хоть я могу писать. Сургуч подозрительный. Печать странная… Короче, это липа! Доказать пока не могу, но чувствую! Скажите вот, к примеру, почему царевна Софья, получив подобное послание, его не обнародовала?
– Да она его не получала вообще! Как будто вы не знаете, как медленно тогда ходила почта! Начался Стрелецкий бунт, всех перевешали. А Софью – в монастырь.
– Допустим. Хотя, в общем-то, до Стрелецкого бунта оставалось полгода – срок достаточный, письмо вполне успело бы. Ну, ладно, задержалось. Почему оно находится в архиве Заозерских?
– Ох, Андрей, но это же очевидно! Заозерский был сторонником реформ. А может, даже сам участвовал в похищении царя! Ведь не только у Софьи был шпион в посольстве! Люди Заозерского письмо перехватили, в Голландии или в России – не так важно.
– Почему же Заозёрский его не уничтожил?
– Значит, был резон! Да и сколько можно вообще… Я не заставляю вас верить или не верить в мой источник! Занимайтесь своим делом! Вы же не Великое посольство изучаете! Ну вот и сочиняйте диссертацию! А мне, в конце концов, работать надо! Так, как я считаю нужным!
С этими словами Анна собрала свои вещички и отсела на другой конец пустой читалки.
«Может, правда Петра подменили?» – вдруг подумал Андрей Филиппенко.
И от этой мысли ему стало страшно…
6
Анна зашла в узкий коридор плацкартного вагона и закинула сумку на верхнюю полку. На дне сумки лежал текст выступления, подготовленный для научной конференции. Все места под нижней полкой были заняты, воздух пропитан запахами китайской лапши и растворимого картофельного пюре, а одетые в треники соседи были в легком подпитии. Не страшно! Анна ехала в плацкартном вагоне отнюдь не в первый раз. Она не пропускала конференции, относящиеся к истории России восемнадцатого века: ведь, во-первых, это возможность публикаций, нужных, чтоб повысить свои шансы поступить в аспирантуру, во-вторых, что еще важнее, такие поездки позволяли развлечься, получить новые впечатления, посмотреть страну за счет университета и пережить настоящие приключения.
Достаточно поездив, Анна знала два великих правила историка, оказавшегося в поезде. Эти правила читал им каждый лектор и на каждом курсе – между прочим, не напрасно. Анна четко понимала, что:
Первое. В купе нельзя рассказывать о том, что ты историк: сразу выясняется, что ты враг рода человеческого, тамплиер, ретроград, карьерист, участник жидомасонского заговора и злая училка истории Мариванна в одном лице, ничего не понимаешь в событиях прошлого и нуждаешься в том, чтобы соседи по купе тебя просветили.
Второе. А если так случилось, что ты все-таки нарушил пункт первый, не вступай в дискуссии о концепции скандального Филиппенко! Проверено: стоит прозвучать в каком-нибудь купе слову «история», как у попутчика, кем бы он ни был, немедленно слетает языка фамилия лжеученого. Ваш попутчик непременно спросит: «А как вы относитесь к теориям Филиппенко?» Иногда в этих словах слышится любопытство, иногда азарт, иногда провокация, иногда вызов. Спорить с филиппенковцем бессмысленно, хотя и очень хочется: ведь это все равно, что, например, расчесывать укусы комаров – будет только хуже.
Наряду с вареными яйцами, пятью большими грушами, салатом из баночки, куриными окороками, хлебом, плавленым сыром и печеньем, студентка заготовила для себя «легенду» в поездку. Сначала она думала назваться училкой, так как все равно уже почти была ею – устроилась в школу и теперь ждала лишь начала учебного года (настоящие герои ведь простых путей не ищут). Потом подумала: не стоит. Ведь в вопросах воспитания все тоже специалисты – как и в вопросах медицины. Промелькнула идея прикрыться чем-нибудь мудреным, типа инженера по ремонту холодильных установок. Отказалась Анна и от этой мысли: вдруг кто-нибудь из попутчиков в этом разбирается и решит начать беседу? Потом хотела притвориться мерчандайзером, риэлтером, логистом. Выбрала менеджера в офисе.
После случая, когда какой-то пьяный чуть не придавил ее, упав из «люльки» (ехала в Москву читать архивы), Анна приняла решение путешествовать всегда на верхней полке. Там чувствуешь себя уединенней, чем внизу, где каждый норовит присесть на твою постель, насыпать туда крошек, завести утомительную беседу. Словом, Анна быстро натянула майку и лосины, взобралась к себе наверх и стала наслаждаться путешествием. На соседней верхней полке ехала женщина весьма пышных форм, один из пальцев которой виднелся через дырку в розовом носке. Читала дама сочинение карманного формата в мягкой обложке на дешевой желтой бумаге. «Как соблазнить олигарха» – гласило название книги. «Я тоже займусь чтением!» – решила студентка и раскрыла монографию А. Б. Каменского.
– Пошли пить чай! – донеслось снизу. – Ты, зеленые штанишки. Ишь, читает! Спускайся чай пить!
На нижних полках ехали двое мужчин лет сорока. Когда Анна посмотрела вниз, один их них поспешил ласково улыбнуться и повторить:
– Ты будешь с нами чай пить?
– Нет, – сказала девушка.
Но сосед не собирался сдаваться:
– Так может, кофе?
Анна притворилась, что не слышит.
– Все читает. Умная какая. Неужели эта книжка интереснее, чем мы с тобой? А, Вася?
– Ну, тебя-то точно интересней.
– Вот привет! И это, типа, друг называется! Приехали! Эй ты, читалка, слышишь, что он мне сказал? Ты думаешь, так говорят друзья, а? Может, чаю выпьем?
– Я сначала книгу дочитаю, – постаралась отшутиться Анна.
– Всю, что ль? Нифига себе! Это же сколько читать надо, год? Может, чай сначала? У меня конфетка есть!
И с этими словами надоедливый попутчик встал с лежанки и подсунул леденец – как раз между Каменским и глазами девушки. В ответ на это Анна повернулась к нему задом.
Мужики завели беседу о чем-то своем, но спустя минут пятнадцать снова раздалось:
– Зеленые штанишки! Чай пить не надумала?
– Ни разу.
– Как тебя зовут-то?
– Анна, – буркнула студентка только для того, чтоб ее не дразнили «штанишками».
– Ну, Анна, когда мы выпьем чаю? – сразу обратился к ней сосед.
– А может, поедим? – спросил второй.
«Достали! – подумала девушка. – Еще клеить начнут! Хоть переходи в другой вагон!»
Она боролась с назойливыми приглашениями как могла долго – отнекивалась, игнорировала, даже притворялась, что уснула. Бесполезно. В довершении всего ей захотелось есть и – как назло – чайку. Пришлось спуститься вниз.
Два настойчивых соседа оказались нефтяниками. Они ехали на смену в Уренгой. Их путь начался не сегодня, так что мужики уже успели выпить, съесть и обсудить все, что могли. Новый собеседник был необходим скучающим добытчикам энергии, поэтому на девушку немедленно накинулись с расспросами: откуда, кто такая, зачем едешь, есть ли муж, а если нет, то скоро ли появится? «Прикинусь занудой! – решила Анна. – Сразу заскучают и отвяжутся». Поэтому в ответ на вопрос «Куда едешь?» студентка ответила названием конференции и, что еще ужаснее, – полным заголовком своего сообщения.
– А, историк! – вынес вердикт один из нефтяников.
– Батюшки! – охнула девушка. – Ведь мне же говорили: нельзя сознаваться, где я учусь! Сейчас начнутся расспросы про Филиппенко!
Вверху мелькнул розовый носок, исчез, а вслед за ним возникла голова дородной дамы:
– Филиппенко? Здесь что, говорят про Филиппенко? Я тоже хочу про него говорить! Он предлагает очень интересную теорию!
Правило второе Анна соблюсти сумела. Соврала, что Филиппенко не читала, ничего о нем не знает и суждений о его теориях, слава богу, не имеет. Разумеется, ворчливых обвинений в косности и узком кругозоре Анне избежать не удалось, но это лучше, чем ввязываться в дискуссию не на жизнь, а на смерть до самого Уренгоя. Когда голова на верхней полке исчезла – вероятно, ее обладательница снова погрузилась в мир грез и гламура, – мужики резонно заявили:
– Если ты историк, расскажи-ка нам историю!
– Какую?
– Да любую. Из каких-нибудь веков.
– Нам все равно, мы ничего не знаем!
– Ничего не учили.
– А если учили – забыли.
Анна, чуть поколебавшись, начала им рассказывать биографию Петра Первого.
Впоследствии этот вечер Анна не раз вспоминала с радостью. Нефтяники слушали ее с неподдельным интересом. Они сопереживали царю, который ребенком стал свидетелем Стрелецкого бунта, сочувствовали ему, когда он прятался от Софьи за стенами монастыря, когда терпел конфузию под Нарвой, хоронил детей одного за другим. Ухмылялись над ходившей по рукам Мартой Скавронской. Когда стемнело, в купе зашел пьяный дембель, взволнованно прослушал рассказ Анны про то, как Петр, стоя по пояс в ледяной воде, спасал людей с тонущего корабля, после чего заболел и умер, а затем потребовал у нефтяников сказать ему адрес его родителей в Когалыме. Дембель заявил, что за время службы забыл, где живет.
«У медиков существует клятва Гиппократа – обязательно прийти на помощь человеку, если он болеет, – подумала Анна. – Почему не сделать клятву Геродота – просвещать по истории всех, кто об этом попросит?»
Анна любила просвещение. Она осуждала ученых, которые пишут монографии исключительно для специалистов. Знания должны принадлежать народу! Анна не могла смириться с мыслью, что кто-то может прожить жизнь, так и не узнав, в чем различия между феодом и аллодом, в каком году состоялась битва при Гавгамелах и кто взял Измаил. Прав был Ницше, написав однажды фразу: «Счастье женщины – делиться». Всех своих друзей Анна заставила прочесть свои курсовые работы. Неудивительно, что идеи популяризации привели ее в школу. Студентка зашла в ту, что находилась поблизости от ее дома, спросила у директора: «Нужны учителя?», и была немедленно принята: от радости ей едва ли не бросились на шею. После возращения с конференции молодой учительнице («Педагогический стаж пятнадцать минут», – пошутил завуч) предстояло приступать к трудовой деятельности.
Увлекшись, Анна рассказала нефтяникам о письме от Прошки к Софье. Нефтяники, разумеется, удивились. Даже дама с верхней полки забыла книжку про олигархов и выслушала историю того, как англичане подменили Петра Первого от начала до конца. Шумевшая по соседству компания дембелей неожиданно затихла, и несколько бритых голов высунулись из-за перегородки. Отправившийся за чаем дедок так и не дошел до бойлера. Даже проводница на несколько минут задержалась возле купе. Вот какое впечатление произвел на аудиторию рассказ про то, как ненавистные англичане подменили русского государя!
В порыве все той же тяги к просветительству перед отъездом на конференцию Анна разместила в интернете сообщение о найденном в архиве новом историческом источнике. Историк спит – служба идет. Она едет в поезде, а люди в это время узнают новые данные из отечественной истории.
Уснула Анна в тот вечер в поезде на верхней полке совершенно счастливой.
За четыре года учебы в университете Анна успела посетить немало конференций и круглых столов, поработать в архивах и библиотеках в разных городах своей необъятной родины. Она пила чай на кафедрах истории России в Кирове, Ростове, Волгограде, выяснила, чем удобнее и вкуснее питаться в Москве, стала специалистом по столовым Челябинска, знала, где находится самое дешевое кафе в Казани и могла составить карту бесплатных туалетов Невского проспекта в Санкт-Петербурге.
С Петербургом был связан самый экстремальный эпизод научных приключений Анны. Приехав туда однажды, Анна обнаружила, что в месте, где она хотела ночевать – гостинице «ТЭЦ-7» на Кожевенной линии, – мест нет. Считая себя в некотором роде наследницей Петра, владелицей его прошлого, а значит, и настоящего, она приняла довольно смелое решение. Сдала вещи в камеру хранения Московского вокзала, оставила только полотенце и всю взятую с собой плотную одежду. С вещами в рюкзаке пошла в Музей истории Петербурга, то есть в Петропавловскую крепость: вход для студентов там бесплатный. Так как красть в унылых казематах было нечего, смотрители за ними не следили. То, что кто-то может задержаться там до закрытия, в голову им тоже не приходило. Притаившись за дверью одной из камер, «наследница» Петра Первого спокойно дождалась закрытия музея. При свете карманного фонарика она съела припасенный заранее скромный ужин, а затем, свалив шмотки на железную кровать, устроила лежанку. Ночь прошла не слишком комфортно, зато за постой не взяли ни копейки. Утром Анна надела под платье купальник, спокойно покинула крепость, вместо утреннего душа и зарядки искупалась в Кронверкском проливе и высохла по пути до центра. На углу Невского и Садовой улицы она заприметила кафе, в туалете которого можно было переодеться. Теперь до любимой библиотеки с интереснейшим рукописным отделом было рукой подать.
Анна приехала за день до начала конференции. На перроне ее встретил аспирант, представился: «Японско-вьетнамские связи девятого века», взял вещи и бодро пошел к общежитию, где жили участники.
В общежитии Анне понравилось: скрипучая кровать и прогнившие трубы ее не испугали, отсутствие соседей обрадовало, а температура воздуха, почему-то более низкая, чем на улице, стала обстоятельством неприятным, но терпимым. Анна согрелась чтением монографии А. Б. Каменского и не заметила, как уснула.
Приснилась ей чудовищная вещь: как будто она занимается любовью с тем Каменским, книгу которого всю дорогу штудировала. Было удивительно приятно, увлекательно, но всё-таки страшновато. То ли к сожалению, то ли к счастью, сон испарился в самый интересный момент.
В два часа ночи в дверь постучали. Нежданной гостьей оказалась маленькая женщина, промокшая насквозь, – доктор исторических наук, как выяснилось утром.
– Простите. На улице дождь. Я только что приехала. Меня вселили сюда.
Анна вернулась в постель и долго думала: почему ей приснился такой странный сон? Ей было чуть-чуть стыдно и при этом весело. Каменского она видела только один раз по телевизору. Не влюбилась же она в него! А может быть, во сне содержалось какое-нибудь пророчество?
Обдумав все хорошенько, Анна пришла к выводу, что сон сулил особые успехи в исторической науке. Оплодотворенная великим предшественником, юная служительница Клио должна была «родить» нечто особенное.
В ходе заседания конференции «Всемирно-исторический процесс: новейшие подходы и проблемы источниковедения» предлагалось рассмотреть вопросы новых парадигм и методологий, обсудить некоторые проблемы истории России, Западной Европы, Азии и Африки, различные аспекты самого историописания и дать определение постмодерну в рамках эпистемологии. Короче, конференция была обо всем, что угодно. Темы специально специально стараются опередить так, чтобы поучаствовать мог любой. Заявок редко бывает настолько много, чтобы оргкомитет стал тщательно отбирать участников: как правило, приглашают всех, кто присылает более-менее вменяемые доклады. Не является ни для кого секретом и то, что название конференции обычно не останавливает жаждущего признания и публикаций человека с совершенно посторонней темой доклада. Однажды Анна присутствовала на круглом столе, посвященном ранней Российской империи. Первая же докладчица объявила, что раз мероприятие посвятили памяти профессора такого-то, а он, как всем известно, занимался, в том числе, историей Южной Азии, она прочтет доклад об Индонезии девятнадцатого века. Ну и что? Конечно же, все слушали. Ученые вежливы. Их ведь тоже научили привязывать излюбленную тему к любой эпохе, к любой памятной дате, к любому актуальному событию.
Пленарные заседания конференций иногда бывают очень скучными, особенно когда оргкомитет, декан и ректор не жалеют времени, чтобы многословно расхваливать друг друга. В этот раз доклады были любопытными: один – про новые подходы в петроведении, другой – про то, что наше общество переживает упадок оттого, что большинство профессий производят симулякры, а реальный труд считается уделом неудачников. Народу в зале было много: обычно на такие заседания любят приходить знакомые ораторов, знакомые знакомых и студенты. Также среди публики сидели два солдата в зеленых императорских мундирах – рыженький и беленький. Поговаривали, что этих любителей реконструкции привлек один из организаторов – знатный ролевик. Пока шла регистрация, солдатики бродили взад-вперед по коридору факультета, радуя участников старинной внешностью. Анюте был по вкусу рыжий. Время от времени он фотографировал ораторов на трибуне.
Иногда на конференциях кормили. В этот раз, однако, было скромно, и после пленарного послали есть, кто что найдет – в столовую, в ларьки и гастроном. В общем, это даже было к лучшему. Однажды Анне «посчастливилось» прибыть на конференцию, где в первый день вместо заседаний организовали банкет. На этом замечательном банкете все напились, заставили Анну сказать четыре тоста, обещали назавтра дать ей слово самой первой, танцевали до упаду и в конце концов назвали империалисткой – ну, конечно, за Петра. Наутро обещания забылись, и по списку (где в начале шли профессора, потом доценты и так далее) Анна оказалась вновь в конце. Конечно, из-за бурных обсуждений три последних сообщения не были прочитаны: пробило два часа, и всех участников позвали на обед. Немного погуляли, там и ужин подкатил. Словом, до Анютиного доклада дело не дошло. Студентка разозлилась, собрала вещички и помчалась на вокзал – скорей домой. Хотя ее просили задержаться еще на день, дескать, завтра круглый стол, чайку попьем…
Найдя себе прокорм, Анна возвратилась в университет. Теперь настал момент для главного – секций. Их обычно было три-четыре в каждой конференции: доклады делили по тематике, чтобы не затягивать общее время и доставить каждому оратору заинтересованную публику. Номера аудиторий для каждого подразделения указывали в программках, раздаваемых во время регистрации или объявляли на пленарном.
Всё было очень скромно. Парты, за которыми сидели участники – обычные скамейки, – явно были старше Анны. Кафедра оратора была украшена страшной рожей и не менее страшной надписью «Встретимся в аду!!!», намалеванной фломастером. Чуть ниже какой-то остроумец налепил наклейку с рекламой шоколадного батончика: «Заряди мозги!». Дверь не закрывалась и скрипела. В качестве засова пробовали использовать и линейку, и молоток, и ножку стула. Будь это конференция физиков, соорудить подходящую механическую конструкцию, быть может, и получилось бы, но все приспособления гуманитариев валились на пол, отвлекая докладчиков ещё больше, чем звуки из коридора. В результате пришлось остановиться на студенте, симпатичном татарчонке. Он так и просидел на корточках, держа дверь руками, несколько часов, пока сам не был вызван на кафедру.
Как обычно, уровень докладов был разный. Иногда солидные товарищи – куда вам, кандидаты! – выходили с совершенной ерундой, как будто переписанной с учебника, с банальнейшими темами и такими же банальнейшими выводами типа: «Взгляды Ленина сложились под влиянием марксизма». Если такие номера были в начале программы, Анна любила вклиниваться с каверзными вопросами, если в середине или конце, когда сил на вопросы уже не было – предпочитала спокойно дремать за своей партой.
В этот раз доклады были посерьезнее. Иногда серьёзнее настолько, что Анюта вообще не понимала, о чём речь. Разумеется, встречались и по-настоящему интересные выступления. Кое-кто из заседавших даже умудрялся выступить в нескольких секциях, перебегая из аудитории в аудиторию и порядочно досаждая несчастному татарчонку возле двери. Тем не менее, из всех, кто был в программе, то есть заявился и прислал свои названия докладов, в реальности приехало менее половины. Остальные либо поленились, либо не имели денег на поездку.
Через два часа был объявлен перерыв и участники пили чай с печеньем на кафедре истории России. Во второй части заседания выступала Анна.
Ее сообщение называлось «Новый неопубликованный источник по истории Великого Посольства». Сначала слушатели зевали, потому что были утомлены предыдущими выступлениями. Потом резко перестали зевать, замолчали, насторожились. А пять минут спустя зашептались, громко, взволнованно, не дождавшись окончания выступления. Анна проговорила минут двадцать вместо положенных семи: ведущий забыл про регламент. Потом послышались вопросы, больше похожие на выкрики и восклицания:
– Это, что, шутка?
– Да такого быть не может!
– А бумагу вы проверили?
– Вы проводили анализ чернил?
– Вы всерьез?
– В этом есть душок какой-то спекуляции!
Следовавших за Анной докладчиков слушали вполуха. Аудитория шепталась про поддельного Петра I. После окончания докладов к Анне подошли три профессора:
– Послушайте, ведь вы же здравомыслящая девушка, – бубнил один из них. – Зачем все эти нелепости?! Что за глупая сенсация?!
– Не знаю точно, чья эта подделка, только, судя по тому, что вы сказали, документ интересен! Хочу его увидеть! Можно узнать у вас точный номер фонда, адрес вашего архива и все остальные координаты? Я завтра же поеду работать в этот архив! У меня как раз статья про староверов, про их идеи! – волновался другой профессор.
Третий, с основательным животиком, спросил:
– Придете на банкет?
– А что, он будет?
– Как же, как же! В семь часов в столовой! Приходите! Вы такая… очень умная… И ножки…
На закрытии конференции ведущие секций отметили лучшие, по их мнению, доклады. Доклад Анны не назвали: то ли из-за перебора времени, то ли из-за его сомнительного содержания. Но слух о потрясающем источнике пошел по залу, и шептались на «камчатке» именно про Анну.
На банкете ее взял под руку грузный профессор:
Достаточно поездив, Анна знала два великих правила историка, оказавшегося в поезде. Эти правила читал им каждый лектор и на каждом курсе – между прочим, не напрасно. Анна четко понимала, что:
Первое. В купе нельзя рассказывать о том, что ты историк: сразу выясняется, что ты враг рода человеческого, тамплиер, ретроград, карьерист, участник жидомасонского заговора и злая училка истории Мариванна в одном лице, ничего не понимаешь в событиях прошлого и нуждаешься в том, чтобы соседи по купе тебя просветили.
Второе. А если так случилось, что ты все-таки нарушил пункт первый, не вступай в дискуссии о концепции скандального Филиппенко! Проверено: стоит прозвучать в каком-нибудь купе слову «история», как у попутчика, кем бы он ни был, немедленно слетает языка фамилия лжеученого. Ваш попутчик непременно спросит: «А как вы относитесь к теориям Филиппенко?» Иногда в этих словах слышится любопытство, иногда азарт, иногда провокация, иногда вызов. Спорить с филиппенковцем бессмысленно, хотя и очень хочется: ведь это все равно, что, например, расчесывать укусы комаров – будет только хуже.
Наряду с вареными яйцами, пятью большими грушами, салатом из баночки, куриными окороками, хлебом, плавленым сыром и печеньем, студентка заготовила для себя «легенду» в поездку. Сначала она думала назваться училкой, так как все равно уже почти была ею – устроилась в школу и теперь ждала лишь начала учебного года (настоящие герои ведь простых путей не ищут). Потом подумала: не стоит. Ведь в вопросах воспитания все тоже специалисты – как и в вопросах медицины. Промелькнула идея прикрыться чем-нибудь мудреным, типа инженера по ремонту холодильных установок. Отказалась Анна и от этой мысли: вдруг кто-нибудь из попутчиков в этом разбирается и решит начать беседу? Потом хотела притвориться мерчандайзером, риэлтером, логистом. Выбрала менеджера в офисе.
После случая, когда какой-то пьяный чуть не придавил ее, упав из «люльки» (ехала в Москву читать архивы), Анна приняла решение путешествовать всегда на верхней полке. Там чувствуешь себя уединенней, чем внизу, где каждый норовит присесть на твою постель, насыпать туда крошек, завести утомительную беседу. Словом, Анна быстро натянула майку и лосины, взобралась к себе наверх и стала наслаждаться путешествием. На соседней верхней полке ехала женщина весьма пышных форм, один из пальцев которой виднелся через дырку в розовом носке. Читала дама сочинение карманного формата в мягкой обложке на дешевой желтой бумаге. «Как соблазнить олигарха» – гласило название книги. «Я тоже займусь чтением!» – решила студентка и раскрыла монографию А. Б. Каменского.
– Пошли пить чай! – донеслось снизу. – Ты, зеленые штанишки. Ишь, читает! Спускайся чай пить!
На нижних полках ехали двое мужчин лет сорока. Когда Анна посмотрела вниз, один их них поспешил ласково улыбнуться и повторить:
– Ты будешь с нами чай пить?
– Нет, – сказала девушка.
Но сосед не собирался сдаваться:
– Так может, кофе?
Анна притворилась, что не слышит.
– Все читает. Умная какая. Неужели эта книжка интереснее, чем мы с тобой? А, Вася?
– Ну, тебя-то точно интересней.
– Вот привет! И это, типа, друг называется! Приехали! Эй ты, читалка, слышишь, что он мне сказал? Ты думаешь, так говорят друзья, а? Может, чаю выпьем?
– Я сначала книгу дочитаю, – постаралась отшутиться Анна.
– Всю, что ль? Нифига себе! Это же сколько читать надо, год? Может, чай сначала? У меня конфетка есть!
И с этими словами надоедливый попутчик встал с лежанки и подсунул леденец – как раз между Каменским и глазами девушки. В ответ на это Анна повернулась к нему задом.
Мужики завели беседу о чем-то своем, но спустя минут пятнадцать снова раздалось:
– Зеленые штанишки! Чай пить не надумала?
– Ни разу.
– Как тебя зовут-то?
– Анна, – буркнула студентка только для того, чтоб ее не дразнили «штанишками».
– Ну, Анна, когда мы выпьем чаю? – сразу обратился к ней сосед.
– А может, поедим? – спросил второй.
«Достали! – подумала девушка. – Еще клеить начнут! Хоть переходи в другой вагон!»
Она боролась с назойливыми приглашениями как могла долго – отнекивалась, игнорировала, даже притворялась, что уснула. Бесполезно. В довершении всего ей захотелось есть и – как назло – чайку. Пришлось спуститься вниз.
Два настойчивых соседа оказались нефтяниками. Они ехали на смену в Уренгой. Их путь начался не сегодня, так что мужики уже успели выпить, съесть и обсудить все, что могли. Новый собеседник был необходим скучающим добытчикам энергии, поэтому на девушку немедленно накинулись с расспросами: откуда, кто такая, зачем едешь, есть ли муж, а если нет, то скоро ли появится? «Прикинусь занудой! – решила Анна. – Сразу заскучают и отвяжутся». Поэтому в ответ на вопрос «Куда едешь?» студентка ответила названием конференции и, что еще ужаснее, – полным заголовком своего сообщения.
– А, историк! – вынес вердикт один из нефтяников.
– Батюшки! – охнула девушка. – Ведь мне же говорили: нельзя сознаваться, где я учусь! Сейчас начнутся расспросы про Филиппенко!
Вверху мелькнул розовый носок, исчез, а вслед за ним возникла голова дородной дамы:
– Филиппенко? Здесь что, говорят про Филиппенко? Я тоже хочу про него говорить! Он предлагает очень интересную теорию!
Правило второе Анна соблюсти сумела. Соврала, что Филиппенко не читала, ничего о нем не знает и суждений о его теориях, слава богу, не имеет. Разумеется, ворчливых обвинений в косности и узком кругозоре Анне избежать не удалось, но это лучше, чем ввязываться в дискуссию не на жизнь, а на смерть до самого Уренгоя. Когда голова на верхней полке исчезла – вероятно, ее обладательница снова погрузилась в мир грез и гламура, – мужики резонно заявили:
– Если ты историк, расскажи-ка нам историю!
– Какую?
– Да любую. Из каких-нибудь веков.
– Нам все равно, мы ничего не знаем!
– Ничего не учили.
– А если учили – забыли.
Анна, чуть поколебавшись, начала им рассказывать биографию Петра Первого.
Впоследствии этот вечер Анна не раз вспоминала с радостью. Нефтяники слушали ее с неподдельным интересом. Они сопереживали царю, который ребенком стал свидетелем Стрелецкого бунта, сочувствовали ему, когда он прятался от Софьи за стенами монастыря, когда терпел конфузию под Нарвой, хоронил детей одного за другим. Ухмылялись над ходившей по рукам Мартой Скавронской. Когда стемнело, в купе зашел пьяный дембель, взволнованно прослушал рассказ Анны про то, как Петр, стоя по пояс в ледяной воде, спасал людей с тонущего корабля, после чего заболел и умер, а затем потребовал у нефтяников сказать ему адрес его родителей в Когалыме. Дембель заявил, что за время службы забыл, где живет.
«У медиков существует клятва Гиппократа – обязательно прийти на помощь человеку, если он болеет, – подумала Анна. – Почему не сделать клятву Геродота – просвещать по истории всех, кто об этом попросит?»
Анна любила просвещение. Она осуждала ученых, которые пишут монографии исключительно для специалистов. Знания должны принадлежать народу! Анна не могла смириться с мыслью, что кто-то может прожить жизнь, так и не узнав, в чем различия между феодом и аллодом, в каком году состоялась битва при Гавгамелах и кто взял Измаил. Прав был Ницше, написав однажды фразу: «Счастье женщины – делиться». Всех своих друзей Анна заставила прочесть свои курсовые работы. Неудивительно, что идеи популяризации привели ее в школу. Студентка зашла в ту, что находилась поблизости от ее дома, спросила у директора: «Нужны учителя?», и была немедленно принята: от радости ей едва ли не бросились на шею. После возращения с конференции молодой учительнице («Педагогический стаж пятнадцать минут», – пошутил завуч) предстояло приступать к трудовой деятельности.
Увлекшись, Анна рассказала нефтяникам о письме от Прошки к Софье. Нефтяники, разумеется, удивились. Даже дама с верхней полки забыла книжку про олигархов и выслушала историю того, как англичане подменили Петра Первого от начала до конца. Шумевшая по соседству компания дембелей неожиданно затихла, и несколько бритых голов высунулись из-за перегородки. Отправившийся за чаем дедок так и не дошел до бойлера. Даже проводница на несколько минут задержалась возле купе. Вот какое впечатление произвел на аудиторию рассказ про то, как ненавистные англичане подменили русского государя!
В порыве все той же тяги к просветительству перед отъездом на конференцию Анна разместила в интернете сообщение о найденном в архиве новом историческом источнике. Историк спит – служба идет. Она едет в поезде, а люди в это время узнают новые данные из отечественной истории.
Уснула Анна в тот вечер в поезде на верхней полке совершенно счастливой.
За четыре года учебы в университете Анна успела посетить немало конференций и круглых столов, поработать в архивах и библиотеках в разных городах своей необъятной родины. Она пила чай на кафедрах истории России в Кирове, Ростове, Волгограде, выяснила, чем удобнее и вкуснее питаться в Москве, стала специалистом по столовым Челябинска, знала, где находится самое дешевое кафе в Казани и могла составить карту бесплатных туалетов Невского проспекта в Санкт-Петербурге.
С Петербургом был связан самый экстремальный эпизод научных приключений Анны. Приехав туда однажды, Анна обнаружила, что в месте, где она хотела ночевать – гостинице «ТЭЦ-7» на Кожевенной линии, – мест нет. Считая себя в некотором роде наследницей Петра, владелицей его прошлого, а значит, и настоящего, она приняла довольно смелое решение. Сдала вещи в камеру хранения Московского вокзала, оставила только полотенце и всю взятую с собой плотную одежду. С вещами в рюкзаке пошла в Музей истории Петербурга, то есть в Петропавловскую крепость: вход для студентов там бесплатный. Так как красть в унылых казематах было нечего, смотрители за ними не следили. То, что кто-то может задержаться там до закрытия, в голову им тоже не приходило. Притаившись за дверью одной из камер, «наследница» Петра Первого спокойно дождалась закрытия музея. При свете карманного фонарика она съела припасенный заранее скромный ужин, а затем, свалив шмотки на железную кровать, устроила лежанку. Ночь прошла не слишком комфортно, зато за постой не взяли ни копейки. Утром Анна надела под платье купальник, спокойно покинула крепость, вместо утреннего душа и зарядки искупалась в Кронверкском проливе и высохла по пути до центра. На углу Невского и Садовой улицы она заприметила кафе, в туалете которого можно было переодеться. Теперь до любимой библиотеки с интереснейшим рукописным отделом было рукой подать.
Анна приехала за день до начала конференции. На перроне ее встретил аспирант, представился: «Японско-вьетнамские связи девятого века», взял вещи и бодро пошел к общежитию, где жили участники.
В общежитии Анне понравилось: скрипучая кровать и прогнившие трубы ее не испугали, отсутствие соседей обрадовало, а температура воздуха, почему-то более низкая, чем на улице, стала обстоятельством неприятным, но терпимым. Анна согрелась чтением монографии А. Б. Каменского и не заметила, как уснула.
Приснилась ей чудовищная вещь: как будто она занимается любовью с тем Каменским, книгу которого всю дорогу штудировала. Было удивительно приятно, увлекательно, но всё-таки страшновато. То ли к сожалению, то ли к счастью, сон испарился в самый интересный момент.
В два часа ночи в дверь постучали. Нежданной гостьей оказалась маленькая женщина, промокшая насквозь, – доктор исторических наук, как выяснилось утром.
– Простите. На улице дождь. Я только что приехала. Меня вселили сюда.
Анна вернулась в постель и долго думала: почему ей приснился такой странный сон? Ей было чуть-чуть стыдно и при этом весело. Каменского она видела только один раз по телевизору. Не влюбилась же она в него! А может быть, во сне содержалось какое-нибудь пророчество?
Обдумав все хорошенько, Анна пришла к выводу, что сон сулил особые успехи в исторической науке. Оплодотворенная великим предшественником, юная служительница Клио должна была «родить» нечто особенное.
В ходе заседания конференции «Всемирно-исторический процесс: новейшие подходы и проблемы источниковедения» предлагалось рассмотреть вопросы новых парадигм и методологий, обсудить некоторые проблемы истории России, Западной Европы, Азии и Африки, различные аспекты самого историописания и дать определение постмодерну в рамках эпистемологии. Короче, конференция была обо всем, что угодно. Темы специально специально стараются опередить так, чтобы поучаствовать мог любой. Заявок редко бывает настолько много, чтобы оргкомитет стал тщательно отбирать участников: как правило, приглашают всех, кто присылает более-менее вменяемые доклады. Не является ни для кого секретом и то, что название конференции обычно не останавливает жаждущего признания и публикаций человека с совершенно посторонней темой доклада. Однажды Анна присутствовала на круглом столе, посвященном ранней Российской империи. Первая же докладчица объявила, что раз мероприятие посвятили памяти профессора такого-то, а он, как всем известно, занимался, в том числе, историей Южной Азии, она прочтет доклад об Индонезии девятнадцатого века. Ну и что? Конечно же, все слушали. Ученые вежливы. Их ведь тоже научили привязывать излюбленную тему к любой эпохе, к любой памятной дате, к любому актуальному событию.
Пленарные заседания конференций иногда бывают очень скучными, особенно когда оргкомитет, декан и ректор не жалеют времени, чтобы многословно расхваливать друг друга. В этот раз доклады были любопытными: один – про новые подходы в петроведении, другой – про то, что наше общество переживает упадок оттого, что большинство профессий производят симулякры, а реальный труд считается уделом неудачников. Народу в зале было много: обычно на такие заседания любят приходить знакомые ораторов, знакомые знакомых и студенты. Также среди публики сидели два солдата в зеленых императорских мундирах – рыженький и беленький. Поговаривали, что этих любителей реконструкции привлек один из организаторов – знатный ролевик. Пока шла регистрация, солдатики бродили взад-вперед по коридору факультета, радуя участников старинной внешностью. Анюте был по вкусу рыжий. Время от времени он фотографировал ораторов на трибуне.
Иногда на конференциях кормили. В этот раз, однако, было скромно, и после пленарного послали есть, кто что найдет – в столовую, в ларьки и гастроном. В общем, это даже было к лучшему. Однажды Анне «посчастливилось» прибыть на конференцию, где в первый день вместо заседаний организовали банкет. На этом замечательном банкете все напились, заставили Анну сказать четыре тоста, обещали назавтра дать ей слово самой первой, танцевали до упаду и в конце концов назвали империалисткой – ну, конечно, за Петра. Наутро обещания забылись, и по списку (где в начале шли профессора, потом доценты и так далее) Анна оказалась вновь в конце. Конечно, из-за бурных обсуждений три последних сообщения не были прочитаны: пробило два часа, и всех участников позвали на обед. Немного погуляли, там и ужин подкатил. Словом, до Анютиного доклада дело не дошло. Студентка разозлилась, собрала вещички и помчалась на вокзал – скорей домой. Хотя ее просили задержаться еще на день, дескать, завтра круглый стол, чайку попьем…
Найдя себе прокорм, Анна возвратилась в университет. Теперь настал момент для главного – секций. Их обычно было три-четыре в каждой конференции: доклады делили по тематике, чтобы не затягивать общее время и доставить каждому оратору заинтересованную публику. Номера аудиторий для каждого подразделения указывали в программках, раздаваемых во время регистрации или объявляли на пленарном.
Всё было очень скромно. Парты, за которыми сидели участники – обычные скамейки, – явно были старше Анны. Кафедра оратора была украшена страшной рожей и не менее страшной надписью «Встретимся в аду!!!», намалеванной фломастером. Чуть ниже какой-то остроумец налепил наклейку с рекламой шоколадного батончика: «Заряди мозги!». Дверь не закрывалась и скрипела. В качестве засова пробовали использовать и линейку, и молоток, и ножку стула. Будь это конференция физиков, соорудить подходящую механическую конструкцию, быть может, и получилось бы, но все приспособления гуманитариев валились на пол, отвлекая докладчиков ещё больше, чем звуки из коридора. В результате пришлось остановиться на студенте, симпатичном татарчонке. Он так и просидел на корточках, держа дверь руками, несколько часов, пока сам не был вызван на кафедру.
Как обычно, уровень докладов был разный. Иногда солидные товарищи – куда вам, кандидаты! – выходили с совершенной ерундой, как будто переписанной с учебника, с банальнейшими темами и такими же банальнейшими выводами типа: «Взгляды Ленина сложились под влиянием марксизма». Если такие номера были в начале программы, Анна любила вклиниваться с каверзными вопросами, если в середине или конце, когда сил на вопросы уже не было – предпочитала спокойно дремать за своей партой.
В этот раз доклады были посерьезнее. Иногда серьёзнее настолько, что Анюта вообще не понимала, о чём речь. Разумеется, встречались и по-настоящему интересные выступления. Кое-кто из заседавших даже умудрялся выступить в нескольких секциях, перебегая из аудитории в аудиторию и порядочно досаждая несчастному татарчонку возле двери. Тем не менее, из всех, кто был в программе, то есть заявился и прислал свои названия докладов, в реальности приехало менее половины. Остальные либо поленились, либо не имели денег на поездку.
Через два часа был объявлен перерыв и участники пили чай с печеньем на кафедре истории России. Во второй части заседания выступала Анна.
Ее сообщение называлось «Новый неопубликованный источник по истории Великого Посольства». Сначала слушатели зевали, потому что были утомлены предыдущими выступлениями. Потом резко перестали зевать, замолчали, насторожились. А пять минут спустя зашептались, громко, взволнованно, не дождавшись окончания выступления. Анна проговорила минут двадцать вместо положенных семи: ведущий забыл про регламент. Потом послышались вопросы, больше похожие на выкрики и восклицания:
– Это, что, шутка?
– Да такого быть не может!
– А бумагу вы проверили?
– Вы проводили анализ чернил?
– Вы всерьез?
– В этом есть душок какой-то спекуляции!
Следовавших за Анной докладчиков слушали вполуха. Аудитория шепталась про поддельного Петра I. После окончания докладов к Анне подошли три профессора:
– Послушайте, ведь вы же здравомыслящая девушка, – бубнил один из них. – Зачем все эти нелепости?! Что за глупая сенсация?!
– Не знаю точно, чья эта подделка, только, судя по тому, что вы сказали, документ интересен! Хочу его увидеть! Можно узнать у вас точный номер фонда, адрес вашего архива и все остальные координаты? Я завтра же поеду работать в этот архив! У меня как раз статья про староверов, про их идеи! – волновался другой профессор.
Третий, с основательным животиком, спросил:
– Придете на банкет?
– А что, он будет?
– Как же, как же! В семь часов в столовой! Приходите! Вы такая… очень умная… И ножки…
На закрытии конференции ведущие секций отметили лучшие, по их мнению, доклады. Доклад Анны не назвали: то ли из-за перебора времени, то ли из-за его сомнительного содержания. Но слух о потрясающем источнике пошел по залу, и шептались на «камчатке» именно про Анну.
На банкете ее взял под руку грузный профессор: