Черкасов Дмитрий. Пятая Стража

   И под взглядом Тыбиня улыбка сошла с широких сочных губ Морзика…
   После короткого совещания в эфире, уснащенного энергичными фриоритурами, решено было, что Тыбинь с Пушком отправятся проверить домашний адрес Счастливчика, Дональд пасет выход с автостоянки, а Морзик ищет колеса, за которые начальник гаража три шкуры спустит.
   — Только пулей, Миша! Вам, если что, надо будет еще в театр успеть!
   Морзик, уныло матерясь, поземлемерил вдоль периметра стоянки, подозрительно присматриваясь к редким автовладельцам, попадающимся ему на пути, пугая людей своей внушительной фигурой и злобной физиономией. Тыбинь торопливо прокосолапил мимо вахты в воротах, с облегчением сложил надоевший груз в багажник и сел за руль.
   Сбежавший Счастливчик обитал в длинном многоподъездном доме напротив. Увидав на дверях подъезда кодовый замок, Старый с помощью несложных технических манипуляций тотчас вскрыл его.
   — Подъезд — это еще не частная собственность.
   — А какая, дядя Миша?
   — Это… кондоминимум!
   Оставив озадаченную темным смыслом слова Людочку размышлять в машине, он вошел в дом и вскоре вернулся.
   — Нет никого. Я поставил «сторожку» на дверь сверху. Поехали назад. Андрюха, вызывай нашего театрала! Пусть валит в ДК!
   — Любитель лезгинки, ответьте! — подал голос по связи Лехельт. — Любитель лезгинки, в театре обещали давать бесплатный шашлык тем, кто станцует сам! Морзик, отзовись! Ты нашел колеса?
   — Нашел… — сдавленно сказал в ССН Морзик. — Дональд! Можно не спешить в театр… Он никуда не сбежал. Он здесь, под «КамАЗом», лежит.
   — Как?! — воскликнули Лехельт и Старый. — Кто?!
   — Счастливчик… Очень даже спокойно. Как положено трупу. С пулей в затылке, если я правильно понимаю…
   — Счастье бывает обманчиво… — в наступившей тишине философически промолвил Тыбинь. — Ему теперь только на Серафимовское кладбище… оно тут рядом.
   — Значит, мы его не «грохнули»? — уточнила Людочка, радеющая, в первую голову, за честь службы. — Он не сбежал?
   — Нет, это сделали другие. Как ты его нашел, Морзик?
   — Молча! Колеса высматривал, думал, может, под машины запрятали. Смотрю — в одном месте снег взрыт, будто тащили что. Я туда! Обрадовался… думал, резину нашу спасу. А там ноги… Кровищи-то совсем мало… и мозгов не видать. Может, у него не было мозгов?
   — Мамочка… — пропищала Людочка. — Меня сейчас стошнит… заочно!
   — Ничего не трогай, понял?! — крикнул Дональд. — Вызываю оперов, пусть едут! Давненько у нас такого не было…
   — Я-то понял… — шумно вздохнул Морзик. — Вот только резины нигде нет… Вычтут? Андрюха! Может, сгоняем, сдадим билеты по-быстрому? А Миша «жмурика» попасет? Это уже спокойный клиент, холодный. Не сорвется никуда. Жалко денег-то… ведь не оплатят!
   — Ладно… — повинуясь долгу дружбы, после минутного колебания неохотно согласился Андрей. — Выходи. Нарисуешь Мише схему, где тело лежит, — и сгоняем.
   — Лечу!
   Тяжелой трусцой, посматривая на часы, Вовка Черемисов выбежал за ограду и шлагбаум. На бегу погрозил кулачищем удивленному охраннику:
   —У-у!.. Жулье! Колеса верните!
   Когда он плюхнулся, не глядя, на переднее сиденье, машина жалобно скрипнула и раздался странный сухой треск — будто кости кому переломали.
   — Там же твоя тарелка! — вскричал Лехельт. — Бегемот несчастный!
   — Уже все равно… — махнул рукой Морзик, выгребая из-под точки опоры на снег острые осколки фарфора.
   — Обивку не порви!
   —Мне моя обивка дороже! Гляди — воткнулось даже… И тут из динамика закашлял, забухтел встревоженный голос оперативного.
   — Всем постам! Всем постам! Нападение на сменный наряд! На Глухарской улице четвертая машина просит помощи! Всем постам!..
   — Это же наши! Клякса с Кирой! Здесь, в конце Комендантского проспекта! Погнали, Андрюха! Жми! Пятая — базе! Принял! Прем на всех газах!!!

III

   Константин Сергеевич Зимородок был человеком основательным, из тех обреченных на трагические переживания натур, которые любят, чтобы все в мире шло «как положено». Кем, когда и почему «положено», они не задумываются. Положено — и баста! Такие люди составляют здоровый костяк любой нации и в эпоху крушения старого миропорядка чувствуют себя, мягко говоря, неуютно… пока не уверуют в новые «положенные» правила.
   Костя резонно полагал, что операция только разворачивается, до активной фазы еще далеко, и потому, как положено, выделил на рутинное оперское задание сменный наряд из трех человек на одной машине. Три в одном, как говорят в разведке. Впрочем, для подстраховки он придал этому сменному наряду в составе Киры и Ролика более опытного и надежного разведчика — самого себя.
   С утреца, еще по сумеркам, они заняли позицию вблизи ангара автосервиса «Баярд», а когда рассвело, принялись методично фотографировать и снимать на видик все машины, появляющиеся в тяжелых серых воротах мастерской. Ночью техническая служба составит отдельную картотеку, выяснит владельцев, введет сведения в соответствующее поле базы данных по разрабатываемой фирме. Во второе поле будут помещены списки сотрудников, в третье — посетителей и т. д. Через месяц—другой такой разработки достаточно будет ввести фамилию человека или номер машины — и компьютер информационно—аналитической службы выдаст список организаций, в которых засветились означенный гражданин или автотранспортное средство, и даты, когда это произошло. Выводы по таким списками напрашиваются сами собой, а фактуру для них по крохам, день за днем, добывают сменные наряды «наружки».
   Такая работа, в отличие от слежки за выделенным объектом, называется «стоять на якоре». При всей своей рутинности, она в оперативном смысле сложнее и тоньше, нежели динамичные скачки по городу. Попробуйте проторчать где-нибудь от рассвета до заката, все и вся видеть, фиксировать — и оставаться незамеченным! Это сложно даже тогда, когда добропорядочная фирма, ничего не опасаясь, не выставляет «секъюрити» и не ведет внешнего наблюдения. А у «Баярда» внешнее наблюдение было. В будочке у ворот сидел весьма внушительных размеров малый и время от времени протирал грязной тряпкой запотевающие оконца на три стороны света.
   Оттого Клякса со своим сменным нарядом хитрил и каждые два часа менял позиции. Поначалу они снимали справа от ворот, через лобовое стекло, спрятав машину за длинным панелевозом на обочине. Потом — слева, через заднее стекло, едва выставив багажник из-за киоска. Еще два часа Кира лениво ковыряла лопатой снег неподалеку, а сейчас Ролик в ее грязном бушлате, скверно матерясь и подвывая от холода, накалывал железным прутом бумажный мусор и стряхивал его в пластиковый мешок. В мешке заодно стояла и камера.
   Машина «наружки» скрывалась рядом, во дворе многоэтажки на Глухарской улице. Клякса, попинав сапогами тугие шины «Жигуля», по-хозяйски заглянув под капот, отправился размять ноги, высмотреть места для оборудования ППН — пункта постоянного наблюдения. На чердаке, в подсобке, в пустующей квартире, в подъезде… На худой конец, всегда можно было поставить камеру на крыше ближайшего дома и пасти автосервис, не выходя из машины. Зимой это особенно актуально. Зимородок не любил необорудованных позиций. На них долго не продержишься, и разведчикам холодно. А Константин Сергеевич всегда заботился о своем личном составе.
   Кира Алексеевна отогревалась в салоне, дремала вполглаза. Она сегодня встала рано, успела приготовить поесть Зайчику и мужу и приехать на базу к сроку. В зеркальце заднего вида отражалось ее усталое, нервное и несколько озлобленное лицо. Свет мой, зеркальце, скажи… Кира сместилась на сиденье так, чтобы не видеть собственного отражения. Сегодня оно ей не нравилось.
   Ее Зайчик через несколько месяцев будет поступать в университет. Муж даже в редкие минуты трезвого взгляда на мир не был в состоянии что—нибудь решить… Кира нервничала и ругала себя дурой. Ей не на кого оставить ребенка. Ей нельзя рисковать. Разведчик со стажем, она не зря имела оперативный позывной Кобра и обладала свойственным русским женщинам беспросветным бесстрашием отчаяния. Но оставить Зайчика без прикрытия… Кира слишком хорошо знала жизнь.
   Ролик ныл в ССН, сетуя на судьбу-злодейку, приведшую его в разведку, на этот холодный и голодный пост, в то время как оперативники налоговой полиции сейчас снимают пенки с торговых точек и пользуются уважением и почетом. А здесь, даже если и выпасешь коммерческий секрет — все равно ССБ (служба собственной безопасности) продать не даст! Ни себе, ни людям, блин!..
   — Хватит пищать! — отозвалась, наконец, Кира. — Вот девушка симпатичная идет… даже красавица. Сейчас к тебе выйдет, увидишь. Поговорил бы с ней, познакомился…
   — Это в прикиде дворника-то?! — обрадованный тем, что она отозвалась, с новой силой взвыл Ролик. — Да она, если нормальная, в милицию на меня настучит! Вот… ползет… ничего мордашка… Только сапоги на ней дерьмо. Отстой! Армянский самопал за пятьсот рублей. Я в Баку женской обувью целый год торговал. Теперь влет секу, что почем.
   — И что? — с интересом спросила Кира, недавно купившая дочери вполне приличные, по ее мнению, сапоги.
   — Если на девчонке сапоги дешевле сотни баксов — не подойду ни за что! Такая же голытьба, как и я!
   Кира свирепо раздула ноздри, но сдержалась, поинтересовалась холодно:
   — А человеческие качества тебя не интересуют?
   — Благосостояние и есть объективная мерилка человеческих качеств! — самозабвенно ответил Ролик. — Остальное все — пых!
   В эфире повисла тишина.
   — Ой, я осел! — сказал Ролик. — Ишак паршивый!.. Наставник, простите пожалуйста! Я совсем забыл, что у вас дочка!
   Кира все молчала, недовольная тем, что Ролик угадал ее мысли. Никто не любит раскрывать свои слабые места. Стажер все ныл и просил прощения, напоминал о своих заслугах, и она сказала:
   — В тебе, действительно, много хорошего. Только ложка дегтя портит бочку меда.
   — А во мне нет бочки меда! — обрадовался прощению Ролик. — Во мне бочка дерьма, между прочим! Ложка меда ведь не портит бочку дегтя, верно?! Кира Алексеевна, что вы опять замолчали?! Я опять что-то не то брякнул?! Кира Алексеевна! Але! Смольный! Барышня! Наставник, не обижайтесь на дурака! Але! Проверка связи! Ну — так нечестно… Я тоже на вас обижусь. Не буду с вами разговаривать, пока сами не попросите, вот так! Все! Отбой! Конец связи!
   Ролик обижался напрасно. Кира никак не могла ему ответить. Она даже приглушила рацию дрогнувшей рукой и сжалась в комок на переднем сиденье. Рослый мужчина с борцовской фигурой и внешностью — у него были красные, многократно переломанные уши — возник откуда ни возьмись во дворе. Секундой позже Кира сообразила, что он вышел из черного приземистого «форда», неслышно подкатившего закоулком сзади. Увлекшись пикировкой с Роликом, она не заметила чужую машину, потому что отодвинулась и не смотрела в зеркало заднего вида. Оттого ее как молнией поразило, когда темноволосый восточный батыр вдруг заглянул в салон через лобовое стекло, едва не приплюснув к нему свою не обезображенную интеллектом физиономию. Этого человека она видела, когда несколько месяцев тому назад вместе с Кляксой работала по Дабиру Рустиани ^[4]. «Это Кураев, — вспомнила тотчас Кира. — Он вел контрнаблюдение, прикрывая Рустиани. Он нас тоже видел».
   Следовало немедленно разрядить ситуацию, перевести ее в разряд безобидных. Кира достала из сумочки помаду, зеркальце и принялась подкрашивать губы, как ни в чем не бывало надувая их бантиком. «На мне сейчас очки… он не должен меня узнать…» Она подняла глаза, удивленно округлив их, вопрошающе глядя в упор на красную широкую рожу, загородившую свет в салоне. Умственные способности Кураева были невелики с детства, да и потом не прибавлялись. Он осклабился и отодвинул голову от стекла. Он не вспомнил Киру. Сотрудники ФСБ ассоциировались у него только с крутыми здоровяками из группы активных действий, которых он в глубине души побаивался.
   Сунув руки-клешни в оттопыренные карманы черной куртки, семеня короткими кривыми ногами, Кураев на глазах у Киры прошагал вперед, к проезду между домами. Оглядев ворота автосервиса, убедившись, что все как обычно и не заметив Ролика с «шашлыком» грязной бумаги на вертеле, он уже направился обратно к своей машине, как вдруг нос к носу столкнулся с капитаном Зимородком. Костя вышел из подъезда, транспортируя в охапке большую детскую коляску с младенцем и прочим содержимым. Встревоженная и благодарная молодая мамаша, путаясь в шубе, бежала сзади, оправляя цветастое пуховое одеяльце, заглядывая сбоку и напоминая обеспокоенную наседку.
   Клякса больше смотрел под ноги, чем вокруг, наклонился и осторожно, движением опытного папаши со стажем опустил коляску на тротуар у подъезда. Кураев, поморщившись, обошел красный детский экипаж с маленькими колесами, перегородивший ему путь, и уже шагнул было далее, как вдруг дернул толстой шеей, чтобы оглянуться, напряженно сморщил лоб, окоротил шаг — и медленно, переступая на месте, всем могучим корпусом поворотился к капитану.
   Костя Зимородок не успел подготовиться. Он всегда был немножко тугодум, оттого и старался все предвидеть заранее. Но нарваться в первый же день работы на Кураева — это была невообразимая удача. Такого подарка практичный капитан не мог предвидеть. Костя смотрел на спящего в коляске ребенка и выпрямился, еще сохраняя на жестковатом властном лице забавное выражение нежной строгости, когда вдруг перевел взгляд на красную «витрину» оборотившегося борца. Юная мамаша заметалась перед ним, пытаясь подойти к коляске, а Зимородок, онемев скулами, опустив руки, механически переступал из стороны в сторону, пытаясь пропустить ее и только загораживая ей путь.
   Кураев нахмурился и выдернул из кармана руку с пистолетом. Клякса замер. Бестолковая родительница гугукала над малышом, ничего не замечая вокруг.
   — Проходите, женщина, — как можно спокойнее сказал ей Зимородок, не сводя глаз с противника. И еще раз добавил, настойчивее: — Проходите поживее.
   — Аи! — взвизгнула мамаша, оглянувшись и, схватив спящего ребенка на руки, спряталась за спину капитана.
   — Ступай в подъезд, дура, — сурово, сквозь зубы про шипел Костя, опасаясь шевельнуться.
   Он стоял живой мишенью в пяти метрах от вооруженного бандита, чувствуя себя невероятно широким, во весь проезд, как Синий мост. Теперь ему даже отпрыгнуть было нельзя. Даже спасительный «маятник» качнуть. Не приходилось сомневаться, что патрон в пистолете Кураева уже загнан в патронник.
   Кураев не стрелял. Он занервничал, вспомнил о «Жигулях» сзади, опять смешно дернул шеей, собравшись было оглянуться — да вовремя одумался. Это спасло ему жизнь: реакция у Зимородка всегда была отменная. Имей он хоть секунду форы — он пристрелил бы восточного богатыря на месте. Но в сложившейся ситуации этой секунды у него не было. Глаза сами собой искали вороненый ствол полуопущенного пистолета Кураева. Ни на миг не забывая про чужое оружие, Костя периферийным зрением видел свою машину, в которой на переднем сиденье рисовался силуэт Киры. Только оттуда можно было ждать помощи.
   Едва только закрутилась карусель событий, Кира вызвала базу и передала сигнал тревоги. Потом на это могло уже не хватить времени. Второй рукой она включила маячок, позволяющий определить местонахождение машины — на случай, если их захватят и попытаются увезти. Бросив тангенту передатчика, она проворно достала ПМС, передернула мягкий «женский» затвор, но стрелять не стала; сидела, угрюмо согнувшись, в машине, опустив руку с оружием на приборную панель.
   Широкая спина Кураева маячила перед капотом. Кира попала бы в нее с закрытыми глазами. Но позади ее машины стоял темный «форд», и обе дверцы его были приоткрыты — она видела это хорошо в боковое зеркало. В мгновение ока из машины могли вывалиться автоматчики и разделать ее на манер решета. Жестянка «Жигулей» была плохой защитой. В вечерних новостях про бандитский Петербург сообщат, что в результате случайной перестрелки погибли экспедитор и товаровед фирмы «Центрпромснаб»… Именно так прощается общество со своими разведчиками.
   Кира смотрела на застывшее, постаревшее, хмурое лицо Зимородка, грела в тонкой ладони пластиковую рукоятку ПМС с насечкой — и не двигалась. Ни на миг она не усомнилась, что поступает правильно.
   Ролик, услыхав по связи сигнал тревоги, бросил прут и мешок с камерой и рванул во двор без оглядки. У него тоже не было никаких сомнений. У него их никогда не было. Перескочив через решетку палисадничка, он на бегу дослал патрон — и едва только увидел замершего, как статуя командора, Зимородка, тотчас затормозил, проехался по скользкому утоптанному снегу, устоял, широко расставив ноги, вскинул пистолет двумя руками и открыл огонь. Он даже не собирался выяснять и спрашивать что-либо.
   Забахали выстрелы. Пули с воем пошли веером по всему двору — у Ролика руки тряслись. Он палил, как в компьютерной «стрелялке», и в пять секунд выпустил все, до железки. Кураев дважды выстрелил в ответ, пригнулся, ошарашенный натиском. Зимородок молниеносно развернулся и, сграбастав мамашу с младенцем, опрокинулся вместе с ней в грязный сугроб у подъезда. Он тоже видел «форд» и понимал расстановку сил.
   — Лежать! — гаркнул он на ухо перепуганной женщине во всю дурь своих командирских легких. Потом перекатился вбок, одновременно достав пистолет из кобуры бушлата.
   Но уже Кураев на полусогнутых, проворно петляя, побежал назад, к разворачивающемуся «форду». Догнал, вскочил на бегу — и был таков.
   — Стреляйте! — азартно кричал не подумавший укрыться Ролик, с ругательством заталкивая в пистолет запасную обойму. — Кира! Костя! Чего же вы не стреляете?!
   — Вали их, сынок! Мать их так! — хрипло заорал ему в поддержку от помойки рослый забулдыжный старикан с седой бородой, потрясая толстой сучковатой палкой.
   Дети стайками сбегались — посмотреть. Из окон домов, отгибая занавески, выглядывали встревоженные белые лица. Молодая мамаша с ревом ползала на коленях в грязном снегу. Клякса встал, поднял ее на ноги под локотки вместе с ребенком, который даже не проснулся.
   — Бандюк несчастный! — крикнула она. — Шубу испачкал, сволочь!.. — и побежала в подъезд, заливаясь слезами.
   Костя посмотрел ей вслед, аккуратно поставил у входа опрокинувшуюся красную коляску, подобрал выпавшие вещи.
   Подбежал возбужденный Ролик, размахивая заряженным пистолетом, подпрыгивая на ходу.
   — Видели?! Видели, как я их прогнал?! А чего ж вы не стреляли?!
   — Дай сюда! — сказал Клякса, перехватив его руку с пистолетом. — Оружие к осмотру! Разрядить! В кобуру!
   Кира вышла к ним из машины. Лицо ее было спокойное, отрешенное. Она все еще была «в своем праве».
   — Ты поступил неправильно, — наставительно сказал Зимородок прыгающему Ролику. — Ты мог застрелить или ранить кого-нибудь из гражданских лиц.
   — Значит, им не повезло! — пожал плечами Ролик. — Какое мне дело до них? Я их никого не знаю. Я вас с Кирой знаю. Этот пузырь собирался вас прикончить, а я ему помешал. Вот и все! Жалко, что не попал.
   — Бандитская какая-то логика! Ты не в группировке состоишь, а на службе у государства. Скажу заму по воспитательной, чтобы поработал с тобой.
   — Только не это! Константин Сергеевич, я больше не буду!
   —Дуй за камерой! Уходить надо. Жильцы, наверняка, милицию вызвали. И от «Баярда» могут нагрянуть… Бестолковый ты какой-то!
   Но в голосе Кляксы не было обычной суровости. Он никак не мог заставить себя разгневаться на стажера.
   — Научится… — сказала вслед убегающему Ролику Кира.
   — Ты молодец, что не стреляла. Правильно.
   Кира холодно воззрилась на Зимородка, ожидая подвоха. Она не нуждалась в поддержке и оправдании. Она уверена была, что поступила правильно.
   — Я дала отбой на базу. Завалишин запрашивает номер «форда».
   — Я не заметил. Черт!
   — Я тоже. Может, Ролик видел? Ты узнал этого типа?
   — Сначала он меня узнал. Я — потом…
   Разговора не получалось. Костя внимательно глядел себе под ноги и вокруг.
   — Гильзы от его пистолета ищу. Может, пригодится операм… А, вот одна!
   — Скажи Ролику, чтобы свои подобрал!
   — Нет времени. Пусть… Шубин отмажет нас от ментов.
   —Если они докопаются, откуда оружие.
   — Иногда докапываются. Когда добросовестный попадется.
   — Там еще остались добросовестные?
   — Наверное, да…
   Зимородок подбросил посиневшую от пороховых газов гильзу на ладони. Закурил. Из-за угла показался Ролик с мешком под мышкой.
   — Эй! А мусор куда дел?!
   — Там вывалил!
   — Вот, блин! Полдня собирали! Надо же было в мусорный бак!
   — Да что мы — дворники, в натуре?!
   — Все равно ведь собрали. Город был бы чище, во-первых. Не демаскировались бы, как ты сейчас, во-вторых. А в третьих, двойка тебе по оперативной маскировке! Где ты видел, чтобы дворник жевал «Орбит»?
   — Что вы все придираетесь! Вы с вашим коммунистическим мышлением давно устарели! Каждый должен делать то, за что ему деньги платят. Есть тут дворник — он и должен убирать, а не я. Я должен террористов выслеживать! И мочить!
   — Знаешь, — ошарашенно сказал Зимородок, обращаясь к Кире за поддержкой, — я иногда им завидую. Как-то у них все гораздо проще, чем у нас. Тебе не кажется?

IV

   — Они даже номер «форда» не установили! Мы могли бы задержать его по горячим следам — так ведь нет! Они даже не могут точно сказать, какие машины выехали со стоянки, где убили главного архивариуса! Кто выходил — не заметили! Торчали там целый час, как олухи!.. в карты играли, что ли?! Мы провели целую разработку… подняли всю его подноготную, чтобы спугнуть, заставить раскрыться — и все псу под хвост! Что у тебя за разведка?! Ты разберись! Понабрали с улицы мальчишек и девчонок… не умеют ни черта, только зарплату получают!
   — У меня большая текучка, — сказал Шубин, скрипнув зубами. — И вообще, Игорь Станиславович, это не в вашей компетенции — давать оценку действиям оперативно-поисковой службы. Это прерогатива руководства.
   Сан Саныч умел выговаривать без запинки самые сложные слова.
   — А я кто, по-твоему?! — окончательно взвился генерал Сидоров. — Я не руководство, что ли?! Ты, Шубин, совсем зазнался там… прикрываешься режимностью своей службы, неявным штатом… от проверок отлыниваешь! Пора вас тряхнуть как следует… я Ястребову доложу!
   — Да, конечно. Не забудьте еще доложить, что вы три месяца не вели разработку контактов, выявленных при сопровождении Дабира Рустиани! Ни «Баярд», ни Гатчину, ни «Неон-трейд», где этот Кураев тогда работал! Вы же мне, кстати, говорили, что Кураев уехал к родственникам!
   Сидоров пожал прямыми сухими плечами.
   — Уехал, приехал… это не мой масштаб. Я не имею агентуры в каждом кишлаке! Пусть главк занимается.
   — В ауле. Кишлак — это в Средней Азии.
   — Какая разница! У меня нет людей… Нестерович в командировке, Дмитриев болен… Что ты мне всегда на горло наступаешь, Сан Саныч! Совести у тебя нет!
   — Я ее в кабинете в сейфе прячу, когда к вам иду. Чтобы не испортилась от перегрузки.
   — Остряк-самоучка… У нас с тобой есть полчаса. Давай думать, что будем докладывать… руководству. Ничего себе начало операции… пальба, убийство!
   — Мы рассчитывали на классическую схему — фаза сбора данных, фаза обобщения… А похоже, дела ушли далеко вперед, — сказал Шубин потирая озябшие с холода руки. — Конечно, ряд возможностей упущен. Неизвестно, кто ехал в этом «форде»… может, сам Дабир Рустиани… Но докладывать об этом совсем необязательно.
   — Ястребов и сам догадается! Он только с виду крестьянин! Догадается — и вставит нам по первое число!
   — Напрасно стараетесь, Игорь Станиславович. Руководство вас все равно не слышит, — съязвил Шубин. — А насчет «вставит» — нам не привыкать. Я продолжу, с вашего позволения. Во всем этом негативе есть одна очень положительная и важная вещь… если ее можно назвать положительной.
   — Это я понимаю… — покачал красивой седой головой начальник службы по борьбе с терроризмом. — Угроза подтвердилась… и еще как резко подтвердилась!
   — Да, вы правы, как всегда, с вашим даром проницательности, — без тени улыбки сказал Шубин. Он умел ерничать косвенно. — Такая бурная реакция на наши самые вялые попытки прощупать тему вокруг архива комитета по здравоохранению говорит нам, что дело обстоит весьма серьезно. Кто-то действительно пытается извлечь штаммы сибирской язвы из зараженных могильников… и, благодаря оперативным действиям моей разведки, мы не только своевременно узнали об этом, но и знаем теперь, что к этому причастен некто Рустиани или люди, к нему приближенные. Согласны?
   — Ну… это ты загнул, — крякнул шеф ЗКСиБТ.
   — Насчет оперативных действий разведки — или на счет Рустиани?
   — И то и другое! Ладно, твои ребята действительно сделали кое-что, а по Рустиани у нас ничего нет! Ваша пальба и убийство главного архивариуса никак не связаны!
   — Да, пожалуй… А что вы вообще имели против этого несчастного архивариуса? Почему на него вышли?
   — Это москвичи… Миробоев с Валентином. Способные ребята, кстати. Хочу их к себе переманить. Эти карты… эпизоотические, кажется… они просто так не выдаются. Круг лиц ограничен. Требуется специальная заявка, чтобы с ними ознакомиться. А главный архивариус имеет к ним свободный доступ… Что ты хмыкаешь?