Все чаще и чаще Старый склонялся к сукну, все реже и реже доставалось сыграть его соперникам — и вдруг он, удачно положив последний шар в дальний угол, выпрямился и раскланялся. Столпившиеся зрители зааплодировали.
Тыбинь выгреб из лузы ставку — комок стодолларовых купюр. Лица у его противников изрядно вытянулись и поскучнели.
— Мерси!
У Винтика на поясе запищал мобильник.
— Да! Сейчас иду. Жди меня там... Да, да, я все сделаю, как договорились.
Винтик попрощался с расстроенными друзьями, раскланялся с вальяжным самодовольным Тыбинем.
Тот, вытирая выпачканные мелом руки, неотрывно смотрел на забалдевшую под музычку Людмилу, потом приблизился, наклонился к ней и со скабрезной улыбочкой сказал на ушко негромко, угрожающе:
— Ты что, девочка — сдурела?! Свяжись с Морзиком, предупреди, что Винтик выходит! Да не здесь, люди кругом! К туалету иди.
Людмилка, стряхнув наваждение, вскочила, заторопилась в темный угол, нашаривая в рукаве ССН.
Ей было стыдно.
Михаил так отработал, просто высший пилотаж — а она пробездельничала за коктейлем, даже вовремя предупредить Морзика не догадалась!
Когда она вернулась, суровая и готовая к выполнению задания, Тыбинь уже аккуратно уложил выигрыш в объемистый кожаный портмоне с замысловатым тисненым вензелем, представляющим собой сцепившихся в нешуточном поединке единорога и крылатого медведя.
— Ребята при хороших деньгах. Думаю, это неспроста.
— А мы разве за ними не пойдем?
— Зачем? Личности их известны... Задание выполнено даже с лихвой, контакт заснят во всех ракурсах. Мы с тобой примелькались, работать по ним нам нельзя — засекут. К тому же будет подозрительно, если мы сразу смоемся отсюда... Нам по соображениям оперативной маскировки крайне необходимо побродить здесь еще часа два, а чтобы не скучать, я угощу тебя коктейлем по собственному рецепту и мы поиграем в рулетку... Ты играла когда-нибудь в рулетку?
Логика Старого была нерушима, как Великая китайская стена.
Следующие два часа оперативник и стажер резвились напропалую. Тыбинь был безупречно галантен, корректен и не позволил себе ни одной вольности. И Людмилка-Пушок опять не могла понять, радует ее это или огорчает.
Жизнь была сложнее, чем о ней рассказывала мама.
Застряв на светофоре, Владимир с бессильной злобой созерцал, как объект вышел из машины и поспешно вошел в здание вокзала.
— Ну давай, давай! — мычал Морзик проклятому светофору.
Он проскочил площадь Восстания, ткнулся к бордюру, хлопнул дверцей и побежал, расталкивая встречный люд, подпрыгивая, как кролик в высокой траве, чтобы обозреть окрестности. Винтика нигде не было видно. Он прочесал один зал ожидания, затем второй, выбежал на перрон. Здесь толпа ждала электричку — и у Морзика опустились руки.
— Невезуха! — буркнул он себе под нос.
Не желая сдаваться, он глянул на табло и заторопился к платформе, с которой через пять минут уходил поезд на Москву.
Стало посвободнее — и внезапно впереди, в просвете между пассажирами и носильщиками мелькнул Винтик, пожимающий руку человеку в кожаной куртке и шапке-жириновке, с чемоданчиком в другой руке. Изо всех сил Морзик рванулся вперед, промчался мимо Винтика, даже толкнул того плечом, и на последнем издыхании настиг неизвестного:
— Билет до Москвы не нужен?! Билет продаю!
Человек с чемоданчиком испуганно поднял голову, злобно взглянул на Морзика снизу вверх и, не ответив, юркнул в вагон.
Черемисов успокоенно перевел дыхание.
Он успел.
Он увидел.
Он сделал все, что мог...
Напевая, он неспешно вернулся к тому месту, где оставил постовую машину, и вдруг узрел, что дверца ее открыта, а из салона торчат чей-то тощий зад и ноги.
— Ах ты, гад!
Морзик сгреб воришку и без труда вытащил его из машины.
Тут же трое верзил — группа прикрытия автомобильного вора — из темноты рванулись к ним. Свистнула складная титановая дубинка, взлетел на замахе кулак с кастетом.
Заслонившись жуликом, получившим первый удар металлическим прутом поперек прыщавой рожи, оперативник привычно уклонился, отпрыгнул, отбросил стонущее тело, освободил руки — и понеслось!..
Вышли Дадашев с Нахоевым, разорались. Дадашев показывал на часы, грозил кулаком. Нахоев был плох: кашлял, чихал, кутался в полы длинного тулупа. Глаза слезились, на конце длинного носа висела мутная капля.
«На раскопках простудился...» — подумал Клякса, проходя мимо в образе страдающего похмельем опустившегося субъекта.
Возня с гаражом навела его на мысль о скорой поездке объектов.
Машина под ним осталась всего одна.
«Если поедут оба, — размышлял он, ковыряя прутиком в мусорной пухте, словно разыскивая пустые бутылки, и кося одним глазом на торчащие из кустов голые волосатые ноги, обутые в кеды и принадлежавшие отдыхавшему под сенью обледеневших ветвей начальнику гатчинского ОБЭПа Шишкобабову, имевшему на себе из одежды лишь черные боксерские трусы в обтяжку и оранжевую футболку с белой цифрой „семь“ на груди. Подполковник мирно похрапывал и выводил носом замысловатые рулады. Снег вокруг разгоряченного тела подтаял. Шла четвертая неделя празднований по случаю присвоения ему очередного звания. — на фиг снимаю посты, беру Дональда с Коброй и еду сам за рулем. Нечего здесь ловить... А если поедет кто-то один — посты снимать нельзя. Самому остаться, или Киру оставить?»
Логичнее было ехать самому, но какое-то обостренное, тревожное чувство, оставшееся у Зимородка еще со времени службы на границе, настораживало его.
Он ничего не знал ни о художествах Волана, ни о подвигах Морзика и Старого на ниве охраны правопорядка в Гатчине, но даже находясь в неведении, был сегодня настороже. Его беспокоила безопасность разведчиков на постах — Дональда, пиликающего на скрипке у Павловского собора, и Волана, бомжующего на заднем дворе.
Отлучись он, Клякса, за объектом — и они останутся без страховки и прикрытия.
Боевой силой в группе, кроме себя самого, Клякса считал, безусловно, Тыбиня и, с некоторой натяжкой, Черемисова. С удивлением капитан понял, что именно Морзика, этого здоровяка-неудачника, не хватает сейчас ему для спокойствия. Над этим стоило призадуматься.
Нахоев на улице больше не появлялся, только Дадашев притопывал модными блистающими ботинками, покрикивал гортанным голосом на работников. Клякса снял с ППН Кобру и Ролика, посадил их в машину:
— Кира, только аккуратно. Из машины не выходите. Вплотную не лезьте. Адрес, куда ездил, пометили — и достаточно. Что-то мне сегодня не нравится…
— Что не нравится? — безмятежно спросила Кира, оправляя хорошее новое пальто.
— Всё не нравится. Будь осторожна. Если что — запрашивай помощь у базы. На дорогах скользко, резина у нас неважная, поэтому не гони... Стажера вообще никуда не отпускай. Будь у него наставницей. А то он у нас какой-то заброшенный получился... Пушок — та все при Морзике, а этим никто не занимается. Я этот вопрос как-то упустил.
— Зря ты сегодня так с девочкой.
— Сам знаю. Ничего, не умрет. Злее будет.
— Ты думаешь — женщине это надо?
И Клякса не нашелся, что ответить.
— Разрешите мне, Кира Алексеевна! Я хорошо вожу. Мне отец с пятнадцати лет дает машину!
— На обратном пути, Витя. Кстати, нам надо выбрать типажи. Мы с тобой можем быть — увы! — только матерью и сыном.
— Да вы еще вполне… ого-го!
— Что — ого-го? — сурово спросила Кира.
— Ничего, я так…
— То-то же... Матерью и сыном. Либо теткой и племянником. Так лучше, естественнее, и портретного сходства не требуется. Поэтому обращайся ко мне, как к родственнице, и если я что-нибудь говорю в этом роде — не стой, разинув рот, а подыгрывай... И еще, на будущее. Раз я твой наставник, то помни, пожалуйста, что я офицер в чине капитана, и веди себя соответственно. Чтобы мне не приходилось тебя уговаривать и по сто раз повторять.
Во двор выкатили черную многострадальную «Волгу» Кубика-Дадашева. Из БМВ Нахоева в багажник «Волги» водитель переложил полупустой мешок.
— Знаменитые Морзиковские кости, — протянула Кобра. — Интересно, куда они их повезут?
— Думаете — из-за костей едут? — оживился Ролик. — Тогда в зоологический музей!
Ехали не спеша: резина у «Волги» была такая же лысая, как и на «жигулях» ОПС.
Кира вела аккуратно, без излишеств. В городе на улице Зенитчиков «Волга» свернула под арку дома, во дворы, Кира припарковалась неподалеку.
— Я пойду, гляну, что там.
— А если они с другого конца выедут?
— Из этого двора только один выезд.
— Откуда вы знаете?
— Я знаю. Теперь и ты знаешь, и запомнишь. В Питере не очень много домов. Всего двадцать три тысячи.
— А капитан Зимородок говорил вам не выходить!
— Запомни навсегда: на месте все решает старший наряда. Командир не может все предвидеть.
— Я же о вас беспокоюсь! Я тут уже такого нагляделся...
Кира улыбнулась и вышла из машины.
«Волга» Дадашева попалась ей навстречу, когда она уже прошла под первую арку двора и приближалась ко второй. Кира поспешно упрятала подбородок и нос в воротник. Она и машина Кубика благополучно разминулись.
Впереди, во втором дворе стоял неприметный серенький человек в теплой кепке, надвинутой на глаза, с мешком Дадашева в руках. Кира не могла его разглядеть — было слишком далеко.
Человек испуганно замер, глядя на Киру. От него исходил страх и непонятная угроза. Кроме них во дворе никого не было.
Кира, раздумывала, нащупывая в кармане теплую ребристую рукоять ПММа:
«Откуда он мне знаком? Я не вижу его лица… никаких черт… и все-таки он кажется мне знакомым. Походка? Голова? Фигура? Подойти поближе…»
Она сделала шаг вперед.
Человек встрепенулся, проворно засеменил к ближайшему подъезду и скрылся в темном дверном проеме. Идти за ним, имея на подстраховке стажера, было неразумно. Клякса не зря предупреждал.
И, в конце концов, может быть, цель поездки не эти дурацкие кости?
Может, их по пути забросили, собачке на корм?..
Кира встрепенулась и побежала прочь со двора, с каждым шагом чувствуя облегчение, будто серьезная опасность миновала ее.
Ролик самовольно влез-таки за руль.
Если бы он не сделал этого и не подъехал к самой арке, чтобы подобрать Киру, они грохнули бы Дадашева. Черная «Волга» была уже за углом, на проспекте Стачек. Стажер действительно неплохо водил и они без приключений протянули объект по набережной обводного канала на Лиговский, где машина Кубика остановилась возле дома 56. Дадашев, сопровождаемый водителем, спустился в подвальный ресторанчик «У Михалыча».
— Поезжай прямо, — сказала Кира, — в конце дома будет поворот во двор. Заезжай и сразу развернись... Молодец. Теперь немного подождем, а потом ты пойдешь, спустишься в ресторан и посмотришь, с кем сидит Кубик. Только одним взглядом, не пялься. Запомни одежду, общие черты — и все. Это твое первое самостоятельное задание. Если обратят внимание — попросись зайти в туалет или позвонить.
Стажер ушел.
Минуты потянулись одна за одной.
«И впрямь, старею. — невесело усмехнулась Кира. — Материнский инстинкт срабатывает, волнуюсь. Забавный мальчик…».
Она вышла из машины, походила взад-вперед по узкому гулкому двору, заваленному по краям сугробами. Вызывать Ролика по связи нельзя — в маленьком помещении кабачка будет слышно окружающим.
Кира прошла на улицу и осторожно спустилась по крутым ступенькам в заведение.
Пахнуло теплом, сигаретным дымом и ароматами кухни. У гардеробщика было какое-то странное выражение лица. Жестом дав понять, что не нужно беспокоиться, Кира осторожно заглянула в зал сбоку, так, что ей видна была лишь стойка бара.
За стойкой на вертящейся табуретке сидел, скрестив ноги, Ролик, курил, сосал пиво из банки и, размахивая рукой с сигаретой, что-то шумно рассказывал бармену. Он увидел Киру — и не увидел одновременно. То есть, он смотрел прямо сквозь нее, весь оставаясь в повествовании, в общении с собеседником.
«Хороший артист» — подумала она, направившись к выходу. Дадашев с водителем, по всей видимости, сидели в глубине зала и Ролик их контролировал.
Она поднялась по ступенькам безо всякой одышки и, выйдя на улицу, на секунду зажмурилась от света и снега, а когда глаза привыкли, сердце ее стукнуло и она поняла: началось!
— Эй-эй-эй! Что вы делаете! Куда вы ее тащите?!
Восемь бритых суровых громил, не выказывая особого напряжения на серьезных лицах, несли со двора на руках ее постовые «Жигули». Чем-то это напоминало переезд, когда грузчики несут рояль, или выход похоронной процессии с гробом.
— Молодые люди! Я вам говорю!
Кира была удивлена.
В ее богатой практике такое приключилось впервые. Она удовлетворенно отметила, что остается спокойной и холодной, даже чрезмерно холодной для такой пикантной ситуации.
— Да что же это такое, в самом деле?! — взвизгнула Кира, решив, что немножко истерики будет вполне уместно.
— Нишкни, тетка! — натужно просипел крайний. — Кипишь не разводи. Всё путем.
Они, наконец, преодолели угол тесных ворот, по очереди протирая тугими спинами кирпичный столб, и поспешно понесли машину вдоль улицы. Кира, забегая по сторонам, заторопилась за ними.
Пройдя метров десять вверх по Лиговскому, богатыри осторожно поставили машину на тротуар, не качнув, не скрипнув рессорами.
— Уф-ф! Хорошо, что сигнализация не сработала. — деловито сказал один из бугаев.
— Объясните мне, наконец!
— Тихо! Ваша тачка мешала нам проехать — вот и все.
Они заторопились назад, к воротам, в которые задом въехал фургончик-"мерседес", и скрылись во дворе. Только теперь Кира заметила, что у входа в ресторанчик прибавилось крутых машин, и поспешно села в салон.
— Ролик, немедленно выходи! Быстро!
— Я перезвоню попозже! — раздался в салоне нахальный, развязный голос стажера. Ролик, не таился, изображая разговор по мобильному телефону.
Кира ругнулась, достала пистолет, дослала патрон в патронник, положила оружие на переднее сидение.
Завела машину, в который раз поражаясь собачьему чутью Кляксы.
Ведь предупредил же!
Как в воду смотрел!
Развернулась и встала капотом ко входу в ресторанчик. Хлопнув дверцами, из роскошных иномарок одновременно вышли человек пять, гуськом спустились по ступенькам вниз. Они показались Кире странно знакомыми — но она не успела их как следует разглядеть.
Один верзила, посвистывая, остался на улице у входа, держа руку под курткой.
— База, ответь троечке! Прошу помощи! Ситуацию не контролирую. Видимо, попали в разборку группировок. На посту разведчик… стажер.
— Кто на связи?! — тотчас отозвался оперативный дежурный «кукушки».
— Кобра на связи!
— Где находитесь?!.. Ясно... Докладывайте обстановку! — Кира доложила. — Понятно... К вам пошел наряд Баклана. Десять минут, Кобра! Отыграй десять минут! Они на Суворовском.
Пока Кира докладывала, снизу из подвала, пятясь спиной вперед, нащупывая дрожащими руками перила, выбрался водитель Дадашева.
За ним медленно поднимался один из приезжих, приставив ко лбу чеченца пистолет с длинным глушителем.
«Беретта», модель девяносто три, эр <Беретта 93R — итальянский автоматический пистолет, способный вести огонь как одиночными выстрелами, так и фиксированными очередями по три выстрела. Калибр — 9 мм, масса снаряженного пистолета — 1 100 граммов, длина — 240 мм, длина ствола — 156 мм, начальная скорость пули — 375 м/сек., емкость магазина — 15 или 20 патронов 9х19, рабочая прицельная дальность стрельбы — 25-30 м.>, с фирменным пэ-бэ-эсом <ПБС — прибор для бесшумной стрельбы.>— Кобра автоматически определила марку оружия. — Дорогая игрушка..."
Стоявший на шухере браток волосатой лапой принял за ворот чужака, рывком развернул его к «Волге».
Пока водитель трясущимися пальцами отпирал замок, человек с «береттой» дважды выстрелил по колесам. «Волга» осела на правый бок. Стрелок почесал за ухом, обошел машину и еще два раза выстрелил — звук выстрела был неслышим, только лязг затвора и звон ударяющихся об обледеневший асфальт гильз выдавал работу оружия.
Похоже, ему нравился сам процесс. Он разглядывал пистолет и улыбался, как ребенок, получивший новую игрушку. Машина, качнувшись, выпрямилась и опустилась на диски, распластав пробитые шины по заснеженному асфальту.
Напоследок браток засадил две пули в радиатор, из которого тут же повалил пар.
Незаметно выставив из-под пальто объектив видеокамеры, Кира засняла этот акт вандализма над изделием отечественного автопрома.
Из ворот вывернул фургончик, притормозил.
Выскочили двое, подхватили водителя, проворно обыскали и вбросили в кузов через предусмотрительно распахнутые задние дверцы. Один заглянул в салон «Волги», пошарил в бардачке, второй выговаривал человеку с «береттой» за простреленные шины и радиатор. Стрелок пожимал горбатыми от мускулатуры плечами, виновато разводил в стороны длинные, почти до колен руки.
«Уж не спецоперацию ли я снимаю?» — мелькнула у Киры шальная догадка.
Последующие события тотчас развеяли заблуждение. Из подвала послышался пронзительный поросячьий визг и возмущенный басовитый рев.
Визг не содержал ничего членораздельного, а владелец трубного голоса громыхал:
— Ментеныш поганый! Ты здесь зачем? Всё пасешь меня, да?! Колись быстро! Быстро!
Из подвала, из-под вывески решительными шагами поднимался на тротуар бритоголовый мордатый верзила со шрамом через всё лицо.
Теперь Кира безошибочно узнала неугомонного Стоматолога.
Рассвирепевший браток нес перед собой несчастного перепуганного Ролика, ухватив его за уши и щеки громадными ладонями. При каждом вопросе он встряхивал стажера и подносил его голову вплотную к своей покрасневшей от гнева физиономии, заглядывал в полные слез и страха глаза.
— Под стол спрятался, крысенок! Думал — не узнаю! Ну, блин, и что ты здесь делал?!
Бедный Ролик, чувствуя, что уши вот-вот оторвутся, не мог ничего ответить и только визжал от боли и обиды, вытягиваясь на цыпочках, вытанцовывая, брызгая на братка слюной.
Помощь базы явно запаздывала.
— Витенька-а!! Сыно-ок!!
Заполошный крик Киры резанул по ушам окружающим.
Еще в салоне одним движением растрепав волосы для пущего эффекта, она бежала, вытянув перед собой дрожащие руки. Оступилась, упала на колени, ухватила Стоматолога за ногу левой рукой.
— Отпустите! Бога ради — отпустите! Он не сделал ничего плохого! А-а-а!!.
Еще никогда героический пацан не был так близок к гибели.
Можно сказать, сама смерть цепко держала его за толстую мускулистую ногу.
Мощный ПММ, прошибающий на близком расстоянии бронежилеты, был зажат второй рукой в кармане пальто, и Кира сквозь ткань положила бы пятерых братанов за пару мгновений. Чихнуть не успели бы. Она мастерски выполняла подобные упражнения в стрельбе, ухитряясь выпускать от бедра по две пули в секунду — и все на поражение.
Восемь мишеней за три с половиной секунды — таков был ее личный рекорд.
И, в отличие от Кляксы, ее мало волновал исход операции в сравнении с жизнью мальчика. Честно сказать, совсем не волновал. Ее больше беспокоили те, кто сидел в фургончике — на всех могло не хватить патронов в обойме ПММа. Однако иногда выбирать не приходится…
Братков спасли только их человеческие качества.
Доброта спасла.
Четверо коллег по нелегкому ремеслу приведения сознания барыг в соответствие с нормами жизни осуждающе поглядели на Стоматолога.
Тот смутился:
— Че вы, в натуре… За них меня, блин, тогда и повязали! Еще рыжий был с ним… Где он, кстати? — браток еще раз встряхнул стажера. — Тетка, слышь, пусти ногу. Не ползай, а? Я ж тебе не фашист какой-то… Да, блин, забирай ты его на фиг!..
С этими словами он разжал могучие пальцы — и хлюпающий Ролик шмякнулся на колени рядом с Кирой. Кира убрала палец со спускового крючка, отвела ствол от живота Стоматолога, поддержала мальчишку.
Высвободившийся браток наклонился, отер пальцы о куртку стажера и повернулся к коллегам:
— Погнали!
Братки проворно расселись по машинам. Сияющая хромом кавалькада тронулась.
— Где Кубик? — спросила Кира хрипло, покусывая пересохшую губу.
— Они его… через кухню утащили… Он в фургоне, наверное…
— В следующий раз… морду набью. Не посмотрю, что маленький.
— Спасибо…
— А понял, за что?!
— Понял…
Они поковыляли к машине. Оперативный надрывался по связи.
— База, отбой. — устало сказала Кира. — Мы справились. У нас похищение — Стоматолог похитил Кубика. Месть за покушение, я полагаю… Пусть Баклан, если может, примет их. Они на четырех машинах — синий «додж-дюранго», белый «ниссан-патрол», черная «тойота-хайлэндер» и белый фургончик-"мерс-вито". Номеров не разглядела, к сожалению. Старость — не радость…
— Кира, я тебя расцелую! — отозвалась база голосом начальника отдела.
— Они ушли по Лиговке к площади Восстания… Их человек двенадцать. Кубик с водителем — в фургоне. Тяните фургон.
— Баклан их примет! Он уже на площади! — крикнул Завалишин.
— Похищение я засняла… Все, пожалуй. Отдых.
Кира обессилено полулежала на водительском сидении. Прикрыла глаза, сбрасывала нервное напряжение. Ролик рядом шмыгал носом, осторожно трогал горящие распухшие уши.
— Что ты там делал? — спросила она бесцветным голосом, не поднимая век. — Приятеля встретил?
— Что вы, я его впервые видел… Все бармены похожи. Там Кубик встречался с евреем одним. Они сидели в кабинке… там такие кабинки со столами… Они сидели и спорили, и еврей что-то от Дадашева требовал. Так мне показалось… Мне не слышно было.
— А почему ты решил, что это еврей? — удивилась Кобра.
— Да поймете, когда увидите.
Кира открыла глаза.
— А куда он делся, кстати?
— Когда они вошли, то выстрелили в воздух. В потолок, то есть. Мы с евреем прятались под одним столом. А потом — я не видел…
— Это и понятно. Вон тот тип — не он?
— Он, он!
— Хм-м, действительно, еврей… Что ж, поехали за ним потихонечку… У нас сегодня насыщенный день.
Человек, о котором они говорили, выбрался из подвальчика, отбиваясь от разгневанного хозяина, который, судя по всему, требовал заплатить. Одет он был во все черное, на голове была круглая шляпа с маленькими твердыми полями. Вырвавшись из цепких хозяйских лап, он поспешно пошел, почти побежал, оглядываясь.
— Почему вы не едете?
— У него машина за углом. Он ключи на бегу доставал — разве ты не заметил? Вот, пожалуйста… Теперь поехали.
У нового объекта колеса были отечественные — неприметная голубая «девятка».
Кира вела, Ролик снимал. Руки у Киры еще дрожали, управлять было трудно. Но стажер был не в лучшем состоянии.
К счастью, человек с ярко выраженными национальными чертами в прическе и физиономии вскоре припарковался у скверика перед Александринским театром. Здесь он довольно долго сидел в машине, а когда вышел, Кира взглянула на часы.
Было ровно три тридцать.
Несмотря на морозец, человек оставил шляпу в салоне, зато обмотал горло белым шарфом, издалека заметным на фоне черного пальто. Гордо подняв красивую голову, украшенную гривой седых, мелкозавитых волос, горбоносый и пейсатый гражданин принялся прогуливаться вокруг памятника Екатерине Второй, сунув руки в карманы, поеживаясь от холода.
— О-о… — протяжно сказала Кира. — Это совсем другой коленкор…
— Что такое? Что такое? — забеспокоился Ролик, теперь заглядывающий в рот своей наставнице.
— Достань вторую камеру… Ты налево, я направо от памятника. Снимаем все подряд, панорамируем, понял? Влево-вправо, сколько обзора из машины есть. Лишь бы пленки хватило на всю его прогулку.
— А долго он будет гулять?
— Я думаю, не больше получаса. Ты снимай, снимай аккуратно. Нам потом все это просматривать, и не раз. Прохожих снимай, всех-всех прохожих… Машины тоже, так, чтобы номера было видно… Жаль, конечно, что нет второго поста… но вдруг нам повезет…
— Почему он не уходит? Уже замерз весь… вон, нос синий стал…
— Он, Витя, знак подает.
— Какой знак? Кому?
— Какой? Я думаю, то, что он без шляпы и с белым шарфом — это и есть знак. Знак может быть каким угодно. Цвет зонтика, например… или портфель… В общем, что-нибудь из одежды, или просто прогулка в определенное время в определенном месте. А вот кому… я не знаю, кому. Я даже думаю, мы с тобой нескоро это узнаем, если вообще узнаем. Нам надо постараться. Вдруг повезет? Этот кто-то — он будет здесь рядом… он должен знак увидеть. Он может и на троллейбусе мимо проехать, тогда нам не светит ничего, но может и сам лично заявиться… просто мимо пройти вдалеке. И если мы его зацепим… чисто случайно… сегодня, да завтра Баклан заснимет, да послезавтра Клара… потом сможем увидеть на просмотре — понимаешь? По совпадению… мы вычислим его в толпе по совпадению…
Тыбинь выгреб из лузы ставку — комок стодолларовых купюр. Лица у его противников изрядно вытянулись и поскучнели.
— Мерси!
У Винтика на поясе запищал мобильник.
— Да! Сейчас иду. Жди меня там... Да, да, я все сделаю, как договорились.
Винтик попрощался с расстроенными друзьями, раскланялся с вальяжным самодовольным Тыбинем.
Тот, вытирая выпачканные мелом руки, неотрывно смотрел на забалдевшую под музычку Людмилу, потом приблизился, наклонился к ней и со скабрезной улыбочкой сказал на ушко негромко, угрожающе:
— Ты что, девочка — сдурела?! Свяжись с Морзиком, предупреди, что Винтик выходит! Да не здесь, люди кругом! К туалету иди.
Людмилка, стряхнув наваждение, вскочила, заторопилась в темный угол, нашаривая в рукаве ССН.
Ей было стыдно.
Михаил так отработал, просто высший пилотаж — а она пробездельничала за коктейлем, даже вовремя предупредить Морзика не догадалась!
Когда она вернулась, суровая и готовая к выполнению задания, Тыбинь уже аккуратно уложил выигрыш в объемистый кожаный портмоне с замысловатым тисненым вензелем, представляющим собой сцепившихся в нешуточном поединке единорога и крылатого медведя.
— Ребята при хороших деньгах. Думаю, это неспроста.
— А мы разве за ними не пойдем?
— Зачем? Личности их известны... Задание выполнено даже с лихвой, контакт заснят во всех ракурсах. Мы с тобой примелькались, работать по ним нам нельзя — засекут. К тому же будет подозрительно, если мы сразу смоемся отсюда... Нам по соображениям оперативной маскировки крайне необходимо побродить здесь еще часа два, а чтобы не скучать, я угощу тебя коктейлем по собственному рецепту и мы поиграем в рулетку... Ты играла когда-нибудь в рулетку?
Логика Старого была нерушима, как Великая китайская стена.
Следующие два часа оперативник и стажер резвились напропалую. Тыбинь был безупречно галантен, корректен и не позволил себе ни одной вольности. И Людмилка-Пушок опять не могла понять, радует ее это или огорчает.
Жизнь была сложнее, чем о ней рассказывала мама.
* * *
Обозленный Морзик, между тем, психуя и дергая рычаг коробки передач, гнался за юрким трехдверным «фольксвагеном-гольфом», доставившим Винтика на Московский вокзал.Застряв на светофоре, Владимир с бессильной злобой созерцал, как объект вышел из машины и поспешно вошел в здание вокзала.
— Ну давай, давай! — мычал Морзик проклятому светофору.
Он проскочил площадь Восстания, ткнулся к бордюру, хлопнул дверцей и побежал, расталкивая встречный люд, подпрыгивая, как кролик в высокой траве, чтобы обозреть окрестности. Винтика нигде не было видно. Он прочесал один зал ожидания, затем второй, выбежал на перрон. Здесь толпа ждала электричку — и у Морзика опустились руки.
— Невезуха! — буркнул он себе под нос.
Не желая сдаваться, он глянул на табло и заторопился к платформе, с которой через пять минут уходил поезд на Москву.
Стало посвободнее — и внезапно впереди, в просвете между пассажирами и носильщиками мелькнул Винтик, пожимающий руку человеку в кожаной куртке и шапке-жириновке, с чемоданчиком в другой руке. Изо всех сил Морзик рванулся вперед, промчался мимо Винтика, даже толкнул того плечом, и на последнем издыхании настиг неизвестного:
— Билет до Москвы не нужен?! Билет продаю!
Человек с чемоданчиком испуганно поднял голову, злобно взглянул на Морзика снизу вверх и, не ответив, юркнул в вагон.
Черемисов успокоенно перевел дыхание.
Он успел.
Он увидел.
Он сделал все, что мог...
Напевая, он неспешно вернулся к тому месту, где оставил постовую машину, и вдруг узрел, что дверца ее открыта, а из салона торчат чей-то тощий зад и ноги.
— Ах ты, гад!
Морзик сгреб воришку и без труда вытащил его из машины.
Тут же трое верзил — группа прикрытия автомобильного вора — из темноты рванулись к ним. Свистнула складная титановая дубинка, взлетел на замахе кулак с кастетом.
Заслонившись жуликом, получившим первый удар металлическим прутом поперек прыщавой рожи, оперативник привычно уклонился, отпрыгнул, отбросил стонущее тело, освободил руки — и понеслось!..
* * *
Поутру вся чеченская команда стояла в недоумении вокруг гаража и по очереди ковыряла ключами в замках, насмехаясь друг над другом. Ключи не лезли: «заморочка» Миши Тыбиня примерзла прочно.Вышли Дадашев с Нахоевым, разорались. Дадашев показывал на часы, грозил кулаком. Нахоев был плох: кашлял, чихал, кутался в полы длинного тулупа. Глаза слезились, на конце длинного носа висела мутная капля.
«На раскопках простудился...» — подумал Клякса, проходя мимо в образе страдающего похмельем опустившегося субъекта.
Возня с гаражом навела его на мысль о скорой поездке объектов.
Машина под ним осталась всего одна.
«Если поедут оба, — размышлял он, ковыряя прутиком в мусорной пухте, словно разыскивая пустые бутылки, и кося одним глазом на торчащие из кустов голые волосатые ноги, обутые в кеды и принадлежавшие отдыхавшему под сенью обледеневших ветвей начальнику гатчинского ОБЭПа Шишкобабову, имевшему на себе из одежды лишь черные боксерские трусы в обтяжку и оранжевую футболку с белой цифрой „семь“ на груди. Подполковник мирно похрапывал и выводил носом замысловатые рулады. Снег вокруг разгоряченного тела подтаял. Шла четвертая неделя празднований по случаю присвоения ему очередного звания. — на фиг снимаю посты, беру Дональда с Коброй и еду сам за рулем. Нечего здесь ловить... А если поедет кто-то один — посты снимать нельзя. Самому остаться, или Киру оставить?»
Логичнее было ехать самому, но какое-то обостренное, тревожное чувство, оставшееся у Зимородка еще со времени службы на границе, настораживало его.
Он ничего не знал ни о художествах Волана, ни о подвигах Морзика и Старого на ниве охраны правопорядка в Гатчине, но даже находясь в неведении, был сегодня настороже. Его беспокоила безопасность разведчиков на постах — Дональда, пиликающего на скрипке у Павловского собора, и Волана, бомжующего на заднем дворе.
Отлучись он, Клякса, за объектом — и они останутся без страховки и прикрытия.
Боевой силой в группе, кроме себя самого, Клякса считал, безусловно, Тыбиня и, с некоторой натяжкой, Черемисова. С удивлением капитан понял, что именно Морзика, этого здоровяка-неудачника, не хватает сейчас ему для спокойствия. Над этим стоило призадуматься.
* * *
Когда, намучившись с паяльной лампой, чеченцы приволокли со склада сварочный аппарат и принялись вырезать замок, стало ясно, что поездка важная и состоится любой ценой.Нахоев на улице больше не появлялся, только Дадашев притопывал модными блистающими ботинками, покрикивал гортанным голосом на работников. Клякса снял с ППН Кобру и Ролика, посадил их в машину:
— Кира, только аккуратно. Из машины не выходите. Вплотную не лезьте. Адрес, куда ездил, пометили — и достаточно. Что-то мне сегодня не нравится…
— Что не нравится? — безмятежно спросила Кира, оправляя хорошее новое пальто.
— Всё не нравится. Будь осторожна. Если что — запрашивай помощь у базы. На дорогах скользко, резина у нас неважная, поэтому не гони... Стажера вообще никуда не отпускай. Будь у него наставницей. А то он у нас какой-то заброшенный получился... Пушок — та все при Морзике, а этим никто не занимается. Я этот вопрос как-то упустил.
— Зря ты сегодня так с девочкой.
— Сам знаю. Ничего, не умрет. Злее будет.
— Ты думаешь — женщине это надо?
И Клякса не нашелся, что ответить.
* * *
Кира села за руль и Ролик тут же надулся:— Разрешите мне, Кира Алексеевна! Я хорошо вожу. Мне отец с пятнадцати лет дает машину!
— На обратном пути, Витя. Кстати, нам надо выбрать типажи. Мы с тобой можем быть — увы! — только матерью и сыном.
— Да вы еще вполне… ого-го!
— Что — ого-го? — сурово спросила Кира.
— Ничего, я так…
— То-то же... Матерью и сыном. Либо теткой и племянником. Так лучше, естественнее, и портретного сходства не требуется. Поэтому обращайся ко мне, как к родственнице, и если я что-нибудь говорю в этом роде — не стой, разинув рот, а подыгрывай... И еще, на будущее. Раз я твой наставник, то помни, пожалуйста, что я офицер в чине капитана, и веди себя соответственно. Чтобы мне не приходилось тебя уговаривать и по сто раз повторять.
* * *
Ворота гаража, наконец, освободили.Во двор выкатили черную многострадальную «Волгу» Кубика-Дадашева. Из БМВ Нахоева в багажник «Волги» водитель переложил полупустой мешок.
— Знаменитые Морзиковские кости, — протянула Кобра. — Интересно, куда они их повезут?
— Думаете — из-за костей едут? — оживился Ролик. — Тогда в зоологический музей!
Ехали не спеша: резина у «Волги» была такая же лысая, как и на «жигулях» ОПС.
Кира вела аккуратно, без излишеств. В городе на улице Зенитчиков «Волга» свернула под арку дома, во дворы, Кира припарковалась неподалеку.
— Я пойду, гляну, что там.
— А если они с другого конца выедут?
— Из этого двора только один выезд.
— Откуда вы знаете?
— Я знаю. Теперь и ты знаешь, и запомнишь. В Питере не очень много домов. Всего двадцать три тысячи.
— А капитан Зимородок говорил вам не выходить!
— Запомни навсегда: на месте все решает старший наряда. Командир не может все предвидеть.
— Я же о вас беспокоюсь! Я тут уже такого нагляделся...
Кира улыбнулась и вышла из машины.
«Волга» Дадашева попалась ей навстречу, когда она уже прошла под первую арку двора и приближалась ко второй. Кира поспешно упрятала подбородок и нос в воротник. Она и машина Кубика благополучно разминулись.
Впереди, во втором дворе стоял неприметный серенький человек в теплой кепке, надвинутой на глаза, с мешком Дадашева в руках. Кира не могла его разглядеть — было слишком далеко.
Человек испуганно замер, глядя на Киру. От него исходил страх и непонятная угроза. Кроме них во дворе никого не было.
Кира, раздумывала, нащупывая в кармане теплую ребристую рукоять ПММа:
«Откуда он мне знаком? Я не вижу его лица… никаких черт… и все-таки он кажется мне знакомым. Походка? Голова? Фигура? Подойти поближе…»
Она сделала шаг вперед.
Человек встрепенулся, проворно засеменил к ближайшему подъезду и скрылся в темном дверном проеме. Идти за ним, имея на подстраховке стажера, было неразумно. Клякса не зря предупреждал.
И, в конце концов, может быть, цель поездки не эти дурацкие кости?
Может, их по пути забросили, собачке на корм?..
Кира встрепенулась и побежала прочь со двора, с каждым шагом чувствуя облегчение, будто серьезная опасность миновала ее.
Ролик самовольно влез-таки за руль.
Если бы он не сделал этого и не подъехал к самой арке, чтобы подобрать Киру, они грохнули бы Дадашева. Черная «Волга» была уже за углом, на проспекте Стачек. Стажер действительно неплохо водил и они без приключений протянули объект по набережной обводного канала на Лиговский, где машина Кубика остановилась возле дома 56. Дадашев, сопровождаемый водителем, спустился в подвальный ресторанчик «У Михалыча».
— Поезжай прямо, — сказала Кира, — в конце дома будет поворот во двор. Заезжай и сразу развернись... Молодец. Теперь немного подождем, а потом ты пойдешь, спустишься в ресторан и посмотришь, с кем сидит Кубик. Только одним взглядом, не пялься. Запомни одежду, общие черты — и все. Это твое первое самостоятельное задание. Если обратят внимание — попросись зайти в туалет или позвонить.
Стажер ушел.
Минуты потянулись одна за одной.
«И впрямь, старею. — невесело усмехнулась Кира. — Материнский инстинкт срабатывает, волнуюсь. Забавный мальчик…».
Она вышла из машины, походила взад-вперед по узкому гулкому двору, заваленному по краям сугробами. Вызывать Ролика по связи нельзя — в маленьком помещении кабачка будет слышно окружающим.
Кира прошла на улицу и осторожно спустилась по крутым ступенькам в заведение.
Пахнуло теплом, сигаретным дымом и ароматами кухни. У гардеробщика было какое-то странное выражение лица. Жестом дав понять, что не нужно беспокоиться, Кира осторожно заглянула в зал сбоку, так, что ей видна была лишь стойка бара.
За стойкой на вертящейся табуретке сидел, скрестив ноги, Ролик, курил, сосал пиво из банки и, размахивая рукой с сигаретой, что-то шумно рассказывал бармену. Он увидел Киру — и не увидел одновременно. То есть, он смотрел прямо сквозь нее, весь оставаясь в повествовании, в общении с собеседником.
«Хороший артист» — подумала она, направившись к выходу. Дадашев с водителем, по всей видимости, сидели в глубине зала и Ролик их контролировал.
Она поднялась по ступенькам безо всякой одышки и, выйдя на улицу, на секунду зажмурилась от света и снега, а когда глаза привыкли, сердце ее стукнуло и она поняла: началось!
— Эй-эй-эй! Что вы делаете! Куда вы ее тащите?!
Восемь бритых суровых громил, не выказывая особого напряжения на серьезных лицах, несли со двора на руках ее постовые «Жигули». Чем-то это напоминало переезд, когда грузчики несут рояль, или выход похоронной процессии с гробом.
— Молодые люди! Я вам говорю!
Кира была удивлена.
В ее богатой практике такое приключилось впервые. Она удовлетворенно отметила, что остается спокойной и холодной, даже чрезмерно холодной для такой пикантной ситуации.
— Да что же это такое, в самом деле?! — взвизгнула Кира, решив, что немножко истерики будет вполне уместно.
— Нишкни, тетка! — натужно просипел крайний. — Кипишь не разводи. Всё путем.
Они, наконец, преодолели угол тесных ворот, по очереди протирая тугими спинами кирпичный столб, и поспешно понесли машину вдоль улицы. Кира, забегая по сторонам, заторопилась за ними.
Пройдя метров десять вверх по Лиговскому, богатыри осторожно поставили машину на тротуар, не качнув, не скрипнув рессорами.
— Уф-ф! Хорошо, что сигнализация не сработала. — деловито сказал один из бугаев.
— Объясните мне, наконец!
— Тихо! Ваша тачка мешала нам проехать — вот и все.
Они заторопились назад, к воротам, в которые задом въехал фургончик-"мерседес", и скрылись во дворе. Только теперь Кира заметила, что у входа в ресторанчик прибавилось крутых машин, и поспешно села в салон.
— Ролик, немедленно выходи! Быстро!
— Я перезвоню попозже! — раздался в салоне нахальный, развязный голос стажера. Ролик, не таился, изображая разговор по мобильному телефону.
Кира ругнулась, достала пистолет, дослала патрон в патронник, положила оружие на переднее сидение.
Завела машину, в который раз поражаясь собачьему чутью Кляксы.
Ведь предупредил же!
Как в воду смотрел!
Развернулась и встала капотом ко входу в ресторанчик. Хлопнув дверцами, из роскошных иномарок одновременно вышли человек пять, гуськом спустились по ступенькам вниз. Они показались Кире странно знакомыми — но она не успела их как следует разглядеть.
Один верзила, посвистывая, остался на улице у входа, держа руку под курткой.
— База, ответь троечке! Прошу помощи! Ситуацию не контролирую. Видимо, попали в разборку группировок. На посту разведчик… стажер.
— Кто на связи?! — тотчас отозвался оперативный дежурный «кукушки».
— Кобра на связи!
— Где находитесь?!.. Ясно... Докладывайте обстановку! — Кира доложила. — Понятно... К вам пошел наряд Баклана. Десять минут, Кобра! Отыграй десять минут! Они на Суворовском.
Пока Кира докладывала, снизу из подвала, пятясь спиной вперед, нащупывая дрожащими руками перила, выбрался водитель Дадашева.
За ним медленно поднимался один из приезжих, приставив ко лбу чеченца пистолет с длинным глушителем.
«Беретта», модель девяносто три, эр <Беретта 93R — итальянский автоматический пистолет, способный вести огонь как одиночными выстрелами, так и фиксированными очередями по три выстрела. Калибр — 9 мм, масса снаряженного пистолета — 1 100 граммов, длина — 240 мм, длина ствола — 156 мм, начальная скорость пули — 375 м/сек., емкость магазина — 15 или 20 патронов 9х19, рабочая прицельная дальность стрельбы — 25-30 м.>, с фирменным пэ-бэ-эсом <ПБС — прибор для бесшумной стрельбы.>— Кобра автоматически определила марку оружия. — Дорогая игрушка..."
Стоявший на шухере браток волосатой лапой принял за ворот чужака, рывком развернул его к «Волге».
Пока водитель трясущимися пальцами отпирал замок, человек с «береттой» дважды выстрелил по колесам. «Волга» осела на правый бок. Стрелок почесал за ухом, обошел машину и еще два раза выстрелил — звук выстрела был неслышим, только лязг затвора и звон ударяющихся об обледеневший асфальт гильз выдавал работу оружия.
Похоже, ему нравился сам процесс. Он разглядывал пистолет и улыбался, как ребенок, получивший новую игрушку. Машина, качнувшись, выпрямилась и опустилась на диски, распластав пробитые шины по заснеженному асфальту.
Напоследок браток засадил две пули в радиатор, из которого тут же повалил пар.
Незаметно выставив из-под пальто объектив видеокамеры, Кира засняла этот акт вандализма над изделием отечественного автопрома.
Из ворот вывернул фургончик, притормозил.
Выскочили двое, подхватили водителя, проворно обыскали и вбросили в кузов через предусмотрительно распахнутые задние дверцы. Один заглянул в салон «Волги», пошарил в бардачке, второй выговаривал человеку с «береттой» за простреленные шины и радиатор. Стрелок пожимал горбатыми от мускулатуры плечами, виновато разводил в стороны длинные, почти до колен руки.
«Уж не спецоперацию ли я снимаю?» — мелькнула у Киры шальная догадка.
Последующие события тотчас развеяли заблуждение. Из подвала послышался пронзительный поросячьий визг и возмущенный басовитый рев.
Визг не содержал ничего членораздельного, а владелец трубного голоса громыхал:
— Ментеныш поганый! Ты здесь зачем? Всё пасешь меня, да?! Колись быстро! Быстро!
Из подвала, из-под вывески решительными шагами поднимался на тротуар бритоголовый мордатый верзила со шрамом через всё лицо.
Теперь Кира безошибочно узнала неугомонного Стоматолога.
Рассвирепевший браток нес перед собой несчастного перепуганного Ролика, ухватив его за уши и щеки громадными ладонями. При каждом вопросе он встряхивал стажера и подносил его голову вплотную к своей покрасневшей от гнева физиономии, заглядывал в полные слез и страха глаза.
— Под стол спрятался, крысенок! Думал — не узнаю! Ну, блин, и что ты здесь делал?!
Бедный Ролик, чувствуя, что уши вот-вот оторвутся, не мог ничего ответить и только визжал от боли и обиды, вытягиваясь на цыпочках, вытанцовывая, брызгая на братка слюной.
Помощь базы явно запаздывала.
— Витенька-а!! Сыно-ок!!
Заполошный крик Киры резанул по ушам окружающим.
Еще в салоне одним движением растрепав волосы для пущего эффекта, она бежала, вытянув перед собой дрожащие руки. Оступилась, упала на колени, ухватила Стоматолога за ногу левой рукой.
— Отпустите! Бога ради — отпустите! Он не сделал ничего плохого! А-а-а!!.
Еще никогда героический пацан не был так близок к гибели.
Можно сказать, сама смерть цепко держала его за толстую мускулистую ногу.
Мощный ПММ, прошибающий на близком расстоянии бронежилеты, был зажат второй рукой в кармане пальто, и Кира сквозь ткань положила бы пятерых братанов за пару мгновений. Чихнуть не успели бы. Она мастерски выполняла подобные упражнения в стрельбе, ухитряясь выпускать от бедра по две пули в секунду — и все на поражение.
Восемь мишеней за три с половиной секунды — таков был ее личный рекорд.
И, в отличие от Кляксы, ее мало волновал исход операции в сравнении с жизнью мальчика. Честно сказать, совсем не волновал. Ее больше беспокоили те, кто сидел в фургончике — на всех могло не хватить патронов в обойме ПММа. Однако иногда выбирать не приходится…
Братков спасли только их человеческие качества.
Доброта спасла.
Четверо коллег по нелегкому ремеслу приведения сознания барыг в соответствие с нормами жизни осуждающе поглядели на Стоматолога.
Тот смутился:
— Че вы, в натуре… За них меня, блин, тогда и повязали! Еще рыжий был с ним… Где он, кстати? — браток еще раз встряхнул стажера. — Тетка, слышь, пусти ногу. Не ползай, а? Я ж тебе не фашист какой-то… Да, блин, забирай ты его на фиг!..
С этими словами он разжал могучие пальцы — и хлюпающий Ролик шмякнулся на колени рядом с Кирой. Кира убрала палец со спускового крючка, отвела ствол от живота Стоматолога, поддержала мальчишку.
Высвободившийся браток наклонился, отер пальцы о куртку стажера и повернулся к коллегам:
— Погнали!
Братки проворно расселись по машинам. Сияющая хромом кавалькада тронулась.
— Где Кубик? — спросила Кира хрипло, покусывая пересохшую губу.
— Они его… через кухню утащили… Он в фургоне, наверное…
— В следующий раз… морду набью. Не посмотрю, что маленький.
— Спасибо…
— А понял, за что?!
— Понял…
Они поковыляли к машине. Оперативный надрывался по связи.
— База, отбой. — устало сказала Кира. — Мы справились. У нас похищение — Стоматолог похитил Кубика. Месть за покушение, я полагаю… Пусть Баклан, если может, примет их. Они на четырех машинах — синий «додж-дюранго», белый «ниссан-патрол», черная «тойота-хайлэндер» и белый фургончик-"мерс-вито". Номеров не разглядела, к сожалению. Старость — не радость…
— Кира, я тебя расцелую! — отозвалась база голосом начальника отдела.
— Они ушли по Лиговке к площади Восстания… Их человек двенадцать. Кубик с водителем — в фургоне. Тяните фургон.
— Баклан их примет! Он уже на площади! — крикнул Завалишин.
— Похищение я засняла… Все, пожалуй. Отдых.
Кира обессилено полулежала на водительском сидении. Прикрыла глаза, сбрасывала нервное напряжение. Ролик рядом шмыгал носом, осторожно трогал горящие распухшие уши.
— Что ты там делал? — спросила она бесцветным голосом, не поднимая век. — Приятеля встретил?
— Что вы, я его впервые видел… Все бармены похожи. Там Кубик встречался с евреем одним. Они сидели в кабинке… там такие кабинки со столами… Они сидели и спорили, и еврей что-то от Дадашева требовал. Так мне показалось… Мне не слышно было.
— А почему ты решил, что это еврей? — удивилась Кобра.
— Да поймете, когда увидите.
Кира открыла глаза.
— А куда он делся, кстати?
— Когда они вошли, то выстрелили в воздух. В потолок, то есть. Мы с евреем прятались под одним столом. А потом — я не видел…
— Это и понятно. Вон тот тип — не он?
— Он, он!
— Хм-м, действительно, еврей… Что ж, поехали за ним потихонечку… У нас сегодня насыщенный день.
Человек, о котором они говорили, выбрался из подвальчика, отбиваясь от разгневанного хозяина, который, судя по всему, требовал заплатить. Одет он был во все черное, на голове была круглая шляпа с маленькими твердыми полями. Вырвавшись из цепких хозяйских лап, он поспешно пошел, почти побежал, оглядываясь.
— Почему вы не едете?
— У него машина за углом. Он ключи на бегу доставал — разве ты не заметил? Вот, пожалуйста… Теперь поехали.
У нового объекта колеса были отечественные — неприметная голубая «девятка».
Кира вела, Ролик снимал. Руки у Киры еще дрожали, управлять было трудно. Но стажер был не в лучшем состоянии.
К счастью, человек с ярко выраженными национальными чертами в прическе и физиономии вскоре припарковался у скверика перед Александринским театром. Здесь он довольно долго сидел в машине, а когда вышел, Кира взглянула на часы.
Было ровно три тридцать.
Несмотря на морозец, человек оставил шляпу в салоне, зато обмотал горло белым шарфом, издалека заметным на фоне черного пальто. Гордо подняв красивую голову, украшенную гривой седых, мелкозавитых волос, горбоносый и пейсатый гражданин принялся прогуливаться вокруг памятника Екатерине Второй, сунув руки в карманы, поеживаясь от холода.
— О-о… — протяжно сказала Кира. — Это совсем другой коленкор…
— Что такое? Что такое? — забеспокоился Ролик, теперь заглядывающий в рот своей наставнице.
— Достань вторую камеру… Ты налево, я направо от памятника. Снимаем все подряд, панорамируем, понял? Влево-вправо, сколько обзора из машины есть. Лишь бы пленки хватило на всю его прогулку.
— А долго он будет гулять?
— Я думаю, не больше получаса. Ты снимай, снимай аккуратно. Нам потом все это просматривать, и не раз. Прохожих снимай, всех-всех прохожих… Машины тоже, так, чтобы номера было видно… Жаль, конечно, что нет второго поста… но вдруг нам повезет…
— Почему он не уходит? Уже замерз весь… вон, нос синий стал…
— Он, Витя, знак подает.
— Какой знак? Кому?
— Какой? Я думаю, то, что он без шляпы и с белым шарфом — это и есть знак. Знак может быть каким угодно. Цвет зонтика, например… или портфель… В общем, что-нибудь из одежды, или просто прогулка в определенное время в определенном месте. А вот кому… я не знаю, кому. Я даже думаю, мы с тобой нескоро это узнаем, если вообще узнаем. Нам надо постараться. Вдруг повезет? Этот кто-то — он будет здесь рядом… он должен знак увидеть. Он может и на троллейбусе мимо проехать, тогда нам не светит ничего, но может и сам лично заявиться… просто мимо пройти вдалеке. И если мы его зацепим… чисто случайно… сегодня, да завтра Баклан заснимет, да послезавтра Клара… потом сможем увидеть на просмотре — понимаешь? По совпадению… мы вычислим его в толпе по совпадению…