В 1597 г. некто, как указывалось в официальных бумагах, «отъявленный мошенник по имени Монпалмер» предложил испанским властям открыть «все тайны Англии», а также указать «многих шпионов, находившихся в Испании, равно как и их планы». Все эти сведения Эдмон Палмер (таково было действительное имя «отъявленного мошенника») любезно взялся предоставить за 500 эскудо. В таком деле скупиться грех, и испанские власти, хотя и со вздохом, приняли условия. Палмер успел даже оговорить, чтобы ему предоставлялась часть доходов от конфискации имущества английских купцов-шпионов, которых он выдаст испанцам. В частности, Палмер сообщил испанцам об английском агенте Томасе Мерченте, проживавшем в Сан-Себастьяне уже в течение двух лет. Мерчент был связан со своим кузеном Николасом Ле Бланом, торговавшим в Бильбао и Севилье. Кроме этих двух лазутчиков Палмер сообщил еще об одном — Филиппе Скэмпсе, который, по его словам, направлялся в Лиссабон и на север Испании с большой суммой денег.
О предательстве Палмера стало известно двум английским разведчикам — Томасу Прэдшо и Филиппу Хонимену. Но Палмер, прошедший школу Уолсингема, предусмотрел такую возможность — ему можно было оправдаться перед англичанами ссылками на то, что он состоял на британской службе. Действительно, не пренебрегая доходами, которые она приносила, Палмер в течение семи лет (до 1604 г.) посылал свои отчеты в Лондон, получая положенную мзду.
Впрочем, такая игра не всегда была безопасной, как показывает пример купца Ричарда Барли, жившего с 1580 г. в Сан-Себастьяне. Он донес испанским властям о другом купце — Джоне Донне как об английском шпионе. А когда в 1588 г. началась война Испании с Англией, Барли поступил на испанскую службу. Новый испанский чиновник усердно предлагал завербовать во флот короля Филиппа II многих англичан-католиков. Однако в Мадриде побоялись таким путем сыграть на руку английским агентам, зачастую маскировавшимся под эмигрантов-католиков, и отвергли предложение Барли, так же как и ряд других его проектов. Опасения испанцев еще более усилились, когда через некоторое время поползли слухи, что Барли — английский лазутчик. В 1593 г. молва как будто подтвердилась, но испанское правительство все же продолжало держать его на службе еще два года. В 1595 г. Барли был арестован и всю войну просидел в тюрьме. Только в 1603 г. его освободили, объяснив, что арест был ошибочным, выдали жалованье за все годы, проведенные в заключении, и разрешили служить во флоте. Разгадку злоключений Барли можно найти в мемуарах английского адмирала Уильяма Монсона. Роберт Сесил послал Барли письмо, в котором выражал благодарность за его (вымышленные английской разведкой) заслуги на службе королевы. Испанцы поверили и запрятали, как отмечалось, в тюрьму одного из своих наиболее деятельных сторонников из английских эмигрантов.
В 1598 г. Роберт Сесил направил в Испанию восемь резидентов: троих — в североиспанские порты, троих — в Лиссабон и двоих — в Севилью. О плане засылки новых агентов испанская разведка узнала в 1599 г. от Оуэна, получившего это известие от своих лазутчиков в Англии.
Все более изощренной становилась система доставки донесений. Для связи одному агенту в Лиссабоне были даны адреса в Руане и
Париже, а также в Эдинбурге и других городах Шотландии и Ирландии. По-прежнему Сесил пытался опираться на купцов, которые долгие годы вели торговлю с Испанией, например на упомянутого выше Филиппа Хонимена, через которого выплачивались деньги группе английских агентов. Несмотря на ряд провалов, шпионская сеть Сесила в Испании функционировала до самого конца войны.
В 80-е годы папский нунций во Фландрии предостерегал римский престол: «Английская королева — не знаю уж, каким образом, — проникает в любое дело». Нунций в Мадриде писал в Рим, что Елизавета имеет агентов среди лиц, близких к Святейшему престолу (последнее, вероятно, соответствовало действительности). Успехи английской разведки создали в Европе преувеличенное представление о ее возможностях, и это тоже способствовало целям британской политики. Знаменитый государственный деятель и философ Френсис Бэкон в 90-е юды опубликовал «Трактат относительно разведки и личной безопасности королевы». Бэкон прямо рекомендовал Тайному совету всячески распространять за границей мнение, что «Ее Величество имеет крупную секретную разведку», что «повсюду полно шпионов».
С годами у Елизаветы крепла убежденность в важности услуг, оказывавшихся разведкой и контрразведкой. Она никогда не забывала предписывать наместникам графств и городским властям перехват шпионов, казнь некоторых из них для внушения страха остальным. В 1593 г. она лично приказала одному из удачливых английских разведчиков, Энтони Стандену, который был принят на придворную службу и получил пожизненную пенсию, составить меморандум о его 28-летнем опыте шпиона. Более того, некоторые исследователи считают, что Елизавета наряду с государственной разведкой завела собственную. Сделав членом Тайного совета своего последнего фаворита молодого графа Эссекса, королева устроила ему своеобразный экзамен «по специальности». Как он сам писал в феврале 1593 г., Елизавета заставила его написать проект инструкций вымышленному тайному агенту во Франции. Надеясь продемонстрировать свои государственные таланты, Эссекс создал личную разведывательную службу, во главе которой он поставил Энтони Бэкона — родного брата Френсиса Бэкона. В 1594 г. Эссекс получил из Кале письмо от некоего Эдмунда Йорка, который просил простить ему самовольный отъезд за границу, присягу на вер-Hocib Филиппу II и разрешить вернуться в Англию. К его просьбе присоединялись еще два джентльмена — Ричард Уильяме, который ранее служил под началом Эссекса, и Генри Юнг. Разрешение было дано, но сразу после возвращения все трое были арестованы. На допросе 30 июля 1594 г. Юнг начал утверждать, что Йорк приехал в Англию с целью поднять восстание на Севере, причем их действия взялись финансировать дядя Уильямса Ролф Шелдон и богатый сквайр Рью. Под пыткой арестованные стали дружно оговаривать друг друга и самих себя, признаваясь в различных преступных планах, включая покушение на королеву. Йорк даже сознался в намерении поджечь Лондон. Йорк и Уильяме были отправлены на эшафот как виновные в государственной измене.
«Заговор Йорка и Уильямса» — один из целого ряда аналогичных «конспирации», где в качестве доказательства преступления принимались слухи, ходившие среди английских эмигрантов во Фландрии, и сделанные под пыткой признания. В 1598 г. был раскрыт так называемый «заговор Сквайра». По официальной версии, Эдвард Сквайр был послан в Англию иезуитом Ричардом Уолполом, профессором колледжа в Вальядолиде, с поручением отравить Елизавету. Для этого Сквайр должен был натереть липким ртутным раствором переднюю луку седла. Предполагалось, что ядовитая смесь незаметно попадет и останется на руке королевы и смертельный яд будет принят вместе с пищей. Иезуиты обвиняли английское правительство в фабрикации этого заговора.
Во второй половине 90-х годов агентам Энтони Бэкона удалось добиться известных успехов в добывании подробной информации об испанских портах, в которых велась подготовка новой армады. Напротив, испанские власти не получали аналогичных сведений, по крайней мере для них оказалось полной неожиданностью появление в июне 1596 г. перед Кадисом, крупнейшей океанской гаванью Испании, английской эскадры во главе с Эссексом. Слабо защищенный Кадис был взят приступом, испанцы должны были сжечь 36 торговых кораблей с ценными товарами, чтобы они не попали в руки неприятеля. От еще больших потерь испанцев спас только счастливый случай. На обратном пути англичане обнаружили, что гавань Лиссабона (тогда, как и вся Португалия, присоединенного к Испании) пуста — там не было и следа груженных драгоценностями судов, которые ожидались из Америки. Пришлось, отказавшись от этой желанной добычи, направиться к берегам Англии. А через неделю в Лиссабон прибыли корабли с золотом, серебром и драгоценностями на громадную сумму — 20 млн. дукатов. Успех ускользнул от англичан потому, что там они действовали вслепую.
Несмотря на достижения своей разведки, Эссекс в соперничестве с Сесилом потерпел поражение. Случилось так, что он рассорился с королевой и был послан в Ирландию подавлять вспыхнувшее восстание. Успеха Эссекс не добился и, вернувшись без разрешения Елизаветы в Лондон, оказался в полной опале. Вокруг него сгруппировались люди различного толка — от недовольных католиков до тех, кто считал Сесила способным предать дело протестантизма, провозгласив испанскую инфанту наследницей английского престола. Среди сторонников Эссекса было немало молодых искателей приключений и честолюбцев, считавших, что они делают верный ход в постоянной борьбе придворных группировок за влияние, власть и богатство. Многие твердо рассчитывали, что старая королева, столь часто прощавшая в прошлом самые наглые выходки своего любимца, в решающий момент предпочтет молодого красавца графа с его репутацией героя и полководца тщедушному, горбатому и достаточно непопулярному министру Роберту Сесилу. Другой вопрос, что эти люди недооценивали его хитрости и вероломства. В феврале 1601 г. Эссекс сделал попытку поднять восстание в Лондоне, не встретившую никакой поддержки среди жителей столицы. Бывший фаворит был арестован, предан суду по обвинению в государственной измене и казнен вместе с несколькими его сообщниками. Роберт Сесил победил.
В том же 1601 г. посланцы шотландского короля Якова, имевшего шансы на наследование английского престола, но не очень верившего в успех, явились в Лондон и узнали радостную весть: всесильный Роберт Сесил, правая рука Елизаветы, встал на сторону их повелителя. На тайном свидании в доме Сесила на Стренде был согласован код для переписки между шотландским королем и елизаветинским министром. Яков обозначался цифрой 30, Елизавета — 24, Сесил — 10, все остальные видные лица также получили свои номера. Лукавый «10» быстро сумел опутать Якова, фактически подсказывая ему программу действий. Сесил ратовал за своего кандидата неспроста — таким путем он стремился обеспечить себе милости будущего короля Англии и устранить с пути других возможных претендентов (особенно испанскую принцессу Изабеллу, которой Филипп II передал свои «права» на английский трон). Однако в глазах старой, цеплявшейся за власть Елизаветы тайные переговоры за ее спиной с Яковом ничем не отличались от государственной измены. Немало людей пошло на плаху за куда меньшие преступления. Роберт Сесил очень хорошо усвоил истину, которую английский поэт Д. Харрингтон сформулировал в остроумном двустишии:
Однажды, когда государственный секретарь Роберт Сесил сопровождал королеву в поездке, внимание Елизаветы привлек звук почтового рожка. Она приказала остановить гонца и передать Сесилу пакеты, присланные из Эдинбурга. Бледный Сесил взял бумаги, не зная, на что решиться. Не распечатать пакеты — значит, заведомо навлечь подозрение Елизаветы, а открыть — кто знает, что содержит присланная корреспонденция. Министра выручила находчивость. Он взял ножик у одного из придворных, вскрыл конверт, понюхал его и объявил, что письмо следует подержать на свежем воздухе, прежде чем зачитывать в присутствии Ее Величества, так как оно издает скверный запах. Сесил знал отвращение королевы к плохим духам — оно оказалось сильнее подозрительности. Он смог без посторонних глаз просмотреть корреспонденцию, прежде чем ознакомить с ней Елизавету.
Тайная связь главы английской секретной службы с иностранным монархом продолжалась вплоть до весны 1603 г., когда гонец на взмыленном коне прискакал в Эдинбург и сообщил долгожданную весть о смерти старой королевы. Яков VI шотландский становился отныне английским королем Яковом I.
Почерк Роберта Сесила
Подвалы Винегр-хауза
О предательстве Палмера стало известно двум английским разведчикам — Томасу Прэдшо и Филиппу Хонимену. Но Палмер, прошедший школу Уолсингема, предусмотрел такую возможность — ему можно было оправдаться перед англичанами ссылками на то, что он состоял на британской службе. Действительно, не пренебрегая доходами, которые она приносила, Палмер в течение семи лет (до 1604 г.) посылал свои отчеты в Лондон, получая положенную мзду.
Впрочем, такая игра не всегда была безопасной, как показывает пример купца Ричарда Барли, жившего с 1580 г. в Сан-Себастьяне. Он донес испанским властям о другом купце — Джоне Донне как об английском шпионе. А когда в 1588 г. началась война Испании с Англией, Барли поступил на испанскую службу. Новый испанский чиновник усердно предлагал завербовать во флот короля Филиппа II многих англичан-католиков. Однако в Мадриде побоялись таким путем сыграть на руку английским агентам, зачастую маскировавшимся под эмигрантов-католиков, и отвергли предложение Барли, так же как и ряд других его проектов. Опасения испанцев еще более усилились, когда через некоторое время поползли слухи, что Барли — английский лазутчик. В 1593 г. молва как будто подтвердилась, но испанское правительство все же продолжало держать его на службе еще два года. В 1595 г. Барли был арестован и всю войну просидел в тюрьме. Только в 1603 г. его освободили, объяснив, что арест был ошибочным, выдали жалованье за все годы, проведенные в заключении, и разрешили служить во флоте. Разгадку злоключений Барли можно найти в мемуарах английского адмирала Уильяма Монсона. Роберт Сесил послал Барли письмо, в котором выражал благодарность за его (вымышленные английской разведкой) заслуги на службе королевы. Испанцы поверили и запрятали, как отмечалось, в тюрьму одного из своих наиболее деятельных сторонников из английских эмигрантов.
В 1598 г. Роберт Сесил направил в Испанию восемь резидентов: троих — в североиспанские порты, троих — в Лиссабон и двоих — в Севилью. О плане засылки новых агентов испанская разведка узнала в 1599 г. от Оуэна, получившего это известие от своих лазутчиков в Англии.
Все более изощренной становилась система доставки донесений. Для связи одному агенту в Лиссабоне были даны адреса в Руане и
Париже, а также в Эдинбурге и других городах Шотландии и Ирландии. По-прежнему Сесил пытался опираться на купцов, которые долгие годы вели торговлю с Испанией, например на упомянутого выше Филиппа Хонимена, через которого выплачивались деньги группе английских агентов. Несмотря на ряд провалов, шпионская сеть Сесила в Испании функционировала до самого конца войны.
В 80-е годы папский нунций во Фландрии предостерегал римский престол: «Английская королева — не знаю уж, каким образом, — проникает в любое дело». Нунций в Мадриде писал в Рим, что Елизавета имеет агентов среди лиц, близких к Святейшему престолу (последнее, вероятно, соответствовало действительности). Успехи английской разведки создали в Европе преувеличенное представление о ее возможностях, и это тоже способствовало целям британской политики. Знаменитый государственный деятель и философ Френсис Бэкон в 90-е юды опубликовал «Трактат относительно разведки и личной безопасности королевы». Бэкон прямо рекомендовал Тайному совету всячески распространять за границей мнение, что «Ее Величество имеет крупную секретную разведку», что «повсюду полно шпионов».
С годами у Елизаветы крепла убежденность в важности услуг, оказывавшихся разведкой и контрразведкой. Она никогда не забывала предписывать наместникам графств и городским властям перехват шпионов, казнь некоторых из них для внушения страха остальным. В 1593 г. она лично приказала одному из удачливых английских разведчиков, Энтони Стандену, который был принят на придворную службу и получил пожизненную пенсию, составить меморандум о его 28-летнем опыте шпиона. Более того, некоторые исследователи считают, что Елизавета наряду с государственной разведкой завела собственную. Сделав членом Тайного совета своего последнего фаворита молодого графа Эссекса, королева устроила ему своеобразный экзамен «по специальности». Как он сам писал в феврале 1593 г., Елизавета заставила его написать проект инструкций вымышленному тайному агенту во Франции. Надеясь продемонстрировать свои государственные таланты, Эссекс создал личную разведывательную службу, во главе которой он поставил Энтони Бэкона — родного брата Френсиса Бэкона. В 1594 г. Эссекс получил из Кале письмо от некоего Эдмунда Йорка, который просил простить ему самовольный отъезд за границу, присягу на вер-Hocib Филиппу II и разрешить вернуться в Англию. К его просьбе присоединялись еще два джентльмена — Ричард Уильяме, который ранее служил под началом Эссекса, и Генри Юнг. Разрешение было дано, но сразу после возвращения все трое были арестованы. На допросе 30 июля 1594 г. Юнг начал утверждать, что Йорк приехал в Англию с целью поднять восстание на Севере, причем их действия взялись финансировать дядя Уильямса Ролф Шелдон и богатый сквайр Рью. Под пыткой арестованные стали дружно оговаривать друг друга и самих себя, признаваясь в различных преступных планах, включая покушение на королеву. Йорк даже сознался в намерении поджечь Лондон. Йорк и Уильяме были отправлены на эшафот как виновные в государственной измене.
«Заговор Йорка и Уильямса» — один из целого ряда аналогичных «конспирации», где в качестве доказательства преступления принимались слухи, ходившие среди английских эмигрантов во Фландрии, и сделанные под пыткой признания. В 1598 г. был раскрыт так называемый «заговор Сквайра». По официальной версии, Эдвард Сквайр был послан в Англию иезуитом Ричардом Уолполом, профессором колледжа в Вальядолиде, с поручением отравить Елизавету. Для этого Сквайр должен был натереть липким ртутным раствором переднюю луку седла. Предполагалось, что ядовитая смесь незаметно попадет и останется на руке королевы и смертельный яд будет принят вместе с пищей. Иезуиты обвиняли английское правительство в фабрикации этого заговора.
Во второй половине 90-х годов агентам Энтони Бэкона удалось добиться известных успехов в добывании подробной информации об испанских портах, в которых велась подготовка новой армады. Напротив, испанские власти не получали аналогичных сведений, по крайней мере для них оказалось полной неожиданностью появление в июне 1596 г. перед Кадисом, крупнейшей океанской гаванью Испании, английской эскадры во главе с Эссексом. Слабо защищенный Кадис был взят приступом, испанцы должны были сжечь 36 торговых кораблей с ценными товарами, чтобы они не попали в руки неприятеля. От еще больших потерь испанцев спас только счастливый случай. На обратном пути англичане обнаружили, что гавань Лиссабона (тогда, как и вся Португалия, присоединенного к Испании) пуста — там не было и следа груженных драгоценностями судов, которые ожидались из Америки. Пришлось, отказавшись от этой желанной добычи, направиться к берегам Англии. А через неделю в Лиссабон прибыли корабли с золотом, серебром и драгоценностями на громадную сумму — 20 млн. дукатов. Успех ускользнул от англичан потому, что там они действовали вслепую.
Несмотря на достижения своей разведки, Эссекс в соперничестве с Сесилом потерпел поражение. Случилось так, что он рассорился с королевой и был послан в Ирландию подавлять вспыхнувшее восстание. Успеха Эссекс не добился и, вернувшись без разрешения Елизаветы в Лондон, оказался в полной опале. Вокруг него сгруппировались люди различного толка — от недовольных католиков до тех, кто считал Сесила способным предать дело протестантизма, провозгласив испанскую инфанту наследницей английского престола. Среди сторонников Эссекса было немало молодых искателей приключений и честолюбцев, считавших, что они делают верный ход в постоянной борьбе придворных группировок за влияние, власть и богатство. Многие твердо рассчитывали, что старая королева, столь часто прощавшая в прошлом самые наглые выходки своего любимца, в решающий момент предпочтет молодого красавца графа с его репутацией героя и полководца тщедушному, горбатому и достаточно непопулярному министру Роберту Сесилу. Другой вопрос, что эти люди недооценивали его хитрости и вероломства. В феврале 1601 г. Эссекс сделал попытку поднять восстание в Лондоне, не встретившую никакой поддержки среди жителей столицы. Бывший фаворит был арестован, предан суду по обвинению в государственной измене и казнен вместе с несколькими его сообщниками. Роберт Сесил победил.
В том же 1601 г. посланцы шотландского короля Якова, имевшего шансы на наследование английского престола, но не очень верившего в успех, явились в Лондон и узнали радостную весть: всесильный Роберт Сесил, правая рука Елизаветы, встал на сторону их повелителя. На тайном свидании в доме Сесила на Стренде был согласован код для переписки между шотландским королем и елизаветинским министром. Яков обозначался цифрой 30, Елизавета — 24, Сесил — 10, все остальные видные лица также получили свои номера. Лукавый «10» быстро сумел опутать Якова, фактически подсказывая ему программу действий. Сесил ратовал за своего кандидата неспроста — таким путем он стремился обеспечить себе милости будущего короля Англии и устранить с пути других возможных претендентов (особенно испанскую принцессу Изабеллу, которой Филипп II передал свои «права» на английский трон). Однако в глазах старой, цеплявшейся за власть Елизаветы тайные переговоры за ее спиной с Яковом ничем не отличались от государственной измены. Немало людей пошло на плаху за куда меньшие преступления. Роберт Сесил очень хорошо усвоил истину, которую английский поэт Д. Харрингтон сформулировал в остроумном двустишии:
Дабы никто не посмел назвать ее своим именем, и вел Сесил переписку с Яковом в глубокой тайне. Секретная служба Елизаветы здесь действовала против самой королевы.
Измена никогда не кончится удачей,
В противном случае ее зовут иначе.
Однажды, когда государственный секретарь Роберт Сесил сопровождал королеву в поездке, внимание Елизаветы привлек звук почтового рожка. Она приказала остановить гонца и передать Сесилу пакеты, присланные из Эдинбурга. Бледный Сесил взял бумаги, не зная, на что решиться. Не распечатать пакеты — значит, заведомо навлечь подозрение Елизаветы, а открыть — кто знает, что содержит присланная корреспонденция. Министра выручила находчивость. Он взял ножик у одного из придворных, вскрыл конверт, понюхал его и объявил, что письмо следует подержать на свежем воздухе, прежде чем зачитывать в присутствии Ее Величества, так как оно издает скверный запах. Сесил знал отвращение королевы к плохим духам — оно оказалось сильнее подозрительности. Он смог без посторонних глаз просмотреть корреспонденцию, прежде чем ознакомить с ней Елизавету.
Тайная связь главы английской секретной службы с иностранным монархом продолжалась вплоть до весны 1603 г., когда гонец на взмыленном коне прискакал в Эдинбург и сообщил долгожданную весть о смерти старой королевы. Яков VI шотландский становился отныне английским королем Яковом I.
Почерк Роберта Сесила
После заключения мира с Испанией в июле 1604 г. Роберт Сесил столкнулся в числе других с одной очень неприятной проблемой. Культивируя внешне добрососедские отношения с недавним врагом, нельзя было открыто держать сторону своих союзников, продолжавших войну. Невозможно было поэтому по-прежнему разрешать голландцам набирать в Англии добровольцев в свои войска, сражавшиеся против испанцев, и отказывать в этом праве правительству эрцгерцога Альберта, назначенного Мадридом правителем Южных Нидерландов (представителя австрийской ветви Габсбургов, женатого на испанской инфанте). Можно было, конечно, вообще запретить эту вербовку на иностранную службу, но такая мера нанесла бы ущерб военным усилиям Голландии, что было не в интересах английской политики и ухудшило бы отношения Лондона с обеими враждующими сторонами.
Сесил, судя по имеющимся — как обычно, неполным и противоречивым — данным, предпочел действовать иным, более изощренным способом. Он разрешил испанцам вербовку английских католиков, считая, что таким образом можно лучше всего выявить и круг недовольных и отправить наиболее горячие головы среди них за пределы Англии. Вместе с тем это выглядело как серьезная услуга испанцам, за которую можно было потребовать известную компенсацию (в том числе и в виде щедрых пенсий для Сесила и еще нескольких его друзей-министров и придворных). Что же касается голландцев, то их недовольство можно было успокоить доверительными разъяснениями, что навербованные в Англии солдаты никак не будут способствовать успехам испанской армии. И для этого должен быть использован арсенал тайной войны.
…Сэр Томас Эрандел принадлежал к одному из наиболее известных дворянских родов в Англии, далеко превосходившему по знатности выскочек тюдоровского времени. Однако Эранделы остались католиками в период Реформации, некоторым из них это стоило имений или даже головы.
В молодости, в 1580 г., Томас Эрандел отправился с разрешения Елизаветы в заграничное путешествие и отличился, сражаясь добровольцем в войсках императора Рудольфа II против турок в Венгрии. При штурме одной из крепостей он захватил неприятельское знамя, и в декабре 1595 г. Рудольф II возвел его в сан графа «Священной Римской империи германской нации». Однако на пути домой Эрандела стали преследовать неудачи. Во время кораблекрушения около английского побережья он потерял золото и брильянты, с помощью которых рассчитывал умилостивить Елизавету. А уцелевший императорский патент не помешал отправить Эрандела в Тауэр. Правда, вскоре его освободили, но доступ ему как католику к влиятельным постам и почестям был наглухо закрыт.
Фортуна снова улыбнулась опальному воину только через добрый десяток лет. 4 мая 1605 г. Томас Эрандел был возведен в звание барона. Любопытно отметить, что тем же днем датирован королевский патент, по которому Роберт Сесил, тогда носивший титул барона Эссендена, стал графом Солсбери. Вряд ли можно сомневаться, что милость, оказанная Эранделу, была связана с какой-то его предварительной договоренностью с главным министром.
Правительство Якова I ясно дало понять испанскому послу графу Виламедиана, что разрешение на набор в Англии и Шотландии добровольцев обусловливается согласованием с Лондоном назначения командиров комплектуемых отрядов. Испанцы пошли на это, но возникли проблемы. Ведь кандидатуры, как правило, не могли одновременно устраивать и испанцев, и Сесила. Лица, предложенные испанской стороной (сэр Эдвард Стенли — для английского контингента, граф Юм — для шотландцев), никак не подходили для Сесила. С точки зрения Сесила, нужно было подсунуть испанцам внешне приемлемое для них лицо, которое, однако, на деле являлось бы исполнителем повелений главного министра. На эту роль и был ангажирован Томас Эрандел.
Однако, чтобы он мог ее сыграть с успехом, надо было прежде всего рассеять естественные подозрения испанских властей, которые с недоверием относились даже к рядовым добровольцам, если только их лояльность не была удостоверена такими экспертами, как иезуит Болдуин и наш старый знакомец Оуэн. Кандидатура, угодная Сесилу, должна была быть преподнесена испанцам как их собственный выбор. Поэтому Сесил официально уведомил английского посла в Брюсселе сэра Томаса Эдмондса и через него испанцев, что английское правительство, поскольку ни одно знатное лицо не командует английскими волонтерами в Голландии, не может допустить, чтобы добровольцев во Фландрии возглавил столь знатный шотландский вельможа, как граф Юм. Или тем более лорд Эрандел, кандидатура которого также начала обсуждаться, — недавнее присвоение баронского титула могло бы тогда рассматриваться как поощрение к поступлению на испанскую службу.
В самом начале сентября 1605 г. на борт английского военного корабля «Эдвенчур» под командой капитана Мэтью Бредгейта был доставлен какой-то бородатый, одетый в лохмотья человек, которого сразу увели в пушечное помещение, чтобы скрыть от любопытных взглядов. Это был Эрандел, прицепивший фальшивую бороду и переодевшийся бродягой. Вряд ли об этом был поставлен в известность даже непосредственный начальник Бредгейта адмирал Монсон, который на своем флагманском корабле «Вэнгард» отвозил во Фландрию испанского посла графа Виламедиана. Возможно, маскарад предназначался не только для испанцев, но и для голландских капитанов, корабли которых господствовали в проливах и которые (в отличие, быть может, от правительства в Гааге) никак не могли быть в курсе маневров Роберта Сесила. Голландцы были готовы пропустить по просьбе Якова I испанского посла, пользовавшегося дипломатическим иммунитетом, но никак не барона Эрандела.
По прибытии в Гравелин адмирал Монсон и граф Виламедиана были встречены Эранделом, не делавшим более секрета из своей поездки, хотя утверждавшим, что он добрался во Фландрию через Кале. Однако разгневанный Монсон вскоре выяснил, что Эрандел прибыл на корабле капитана Бредгейта, несмотря на категорический приказ адмирала не брать никого постороннего на борт. Бредгейт был явно повинен в тяжком нарушении воинской дисциплины, грозившем тюрьмой. Было, конечно, неясно, что побудило опытного капитана совершить столь опасный проступок. Как бы предупреждая эти неудобные вопросы, Сесил 12 сентября информировал Эдмондса, что Эрандел «подкупил Бредгейта и отправился во Фландрию вопреки явно выраженной воле монарха и даже без уведомления об этом испанского посла, который сам заявил об этом при встрече с бароном в Гравелине». Последовал, конечно, протест со стороны дипломатического представителя голландских Генеральных штатов в Лондоне Ноэля Карона, но это нисколько не портило игру Сесила, скорее наоборот. В конечном счете Сесил дал себя уговорить и в качестве дружеского жеста по отношению к эрцгерцогу объявил, что английское правительство готово временно согласиться на службу Эрандела в должности полковника.
Эрандел был с почетом принят в Брюсселе. Барона сразу же посетил папский нунций, но англичанин явно более интересовался немедленным установлением связей с британским послом Эдмондсом. Это было сразу же замечено нунцием, который попытался использовать мнимого беглеца как посредника в тайных переговорах с послом Якова I. Вдобавок Эранделу даже не было нужды особо скрывать от испанцев свои контакты с Эдмондсом. Ведь без молчаливого согласия Лондона испанский наместник не мог назначить Эрандела командиром британского полка, не ставя под угрозу вербовку добровольцев в Англии. Эрандел формально заявлял, что неправильно понял предоставленную ему в Англии свободу действий и поэтому не спросил разрешения Якова на поездку во Фландрию. Но самое любопытное: новым волонтерам из Англии еще только предстояло прибыть, а Эрандел должен был вступить в командование частью, состоявшей из эмигрантов-католиков, бежавших во Фландрию еще до заключения мира и явно для борьбы против собственного правительства.
Впрочем, пыл у многих из эмигрантов к этому времени основательно угас. Об этом британскому послу доносили его шпионы, служившие в полку. Так, некий капитан Юз сообщал, что среди солдат царит недовольство, часть из них даже за это уволена. Объектом вражды стали в особенности майор Томас Стаддер — явный ставленник иезуитов, метивший на пост командира, и его сторонники. Они враждебно встретили перспективу назначения Эрандела новым полковым начальником. Полк в это время сократился вдвое и насчитывал всего около 1000 солдат. Командование раздиралось враждой между партиями Стаддера и Эрандела, детально информировавшего об этом Эдмондса или — под видом покаянных писем — самого Сесила. В них вместе с тем Эрандел открыто подчеркнул, что все ныне им делаемое осуществляется с разрешения Якова, а также просил в случае получения приказа о возвращении в Англию переправить его на британском военном корабле, так как голландцы жаждут крови командира английского полка. В Лондоне же официально делали вид, что по-прежнему раздражены действиями Эрандела, хотя и несколько смягчены выказанным им послушанием.
Английский полк принимал участие в осаде испанцами голландского города Вохтендонка, который должен был капитулировать. Этот успех заставил, кажется, Сесила и Эдмондса усомниться в верности Эрандела. Однако весной 1606 г., видимо, не без его усилий полк был доведен до плачевного состояния. В конечном счете в мае испанским властям пришлось расформировать разложившийся полк, передав часть солдат в другие соединения. Эдмондс 28 июня 1606 г. сообщил Сесилу, что Эрандел твердо действовал против злонамеренных лиц. Голландцы, не понявшие или не желавшие понять тонкости «игры», в которой участвовал Эрандел, перехватили на море его письма различным лицам в Англии и после этого сочли барона своим злейшим врагом. Эрандел, возможно, опасаясь убийства из-за угла, подстроенного голландцами, счел поэтому необходимым объясниться. В написанном в марте или начале апреля 1606 г. по-французски и подписанном им письме Эрандел заверял Генеральные штаты: «Мое намерение и главное стремление — служить вашему государству и не давать никакого повода к недовольству. Вместе с вашими соседями и лучшими друзьями я хочу в пределах разумного подчиняться вашим желаниям». Летом 1606 г., выполнив свою задачу, Эрандел отбыл из Фландрии на родину.
Сесил, судя по имеющимся — как обычно, неполным и противоречивым — данным, предпочел действовать иным, более изощренным способом. Он разрешил испанцам вербовку английских католиков, считая, что таким образом можно лучше всего выявить и круг недовольных и отправить наиболее горячие головы среди них за пределы Англии. Вместе с тем это выглядело как серьезная услуга испанцам, за которую можно было потребовать известную компенсацию (в том числе и в виде щедрых пенсий для Сесила и еще нескольких его друзей-министров и придворных). Что же касается голландцев, то их недовольство можно было успокоить доверительными разъяснениями, что навербованные в Англии солдаты никак не будут способствовать успехам испанской армии. И для этого должен быть использован арсенал тайной войны.
…Сэр Томас Эрандел принадлежал к одному из наиболее известных дворянских родов в Англии, далеко превосходившему по знатности выскочек тюдоровского времени. Однако Эранделы остались католиками в период Реформации, некоторым из них это стоило имений или даже головы.
В молодости, в 1580 г., Томас Эрандел отправился с разрешения Елизаветы в заграничное путешествие и отличился, сражаясь добровольцем в войсках императора Рудольфа II против турок в Венгрии. При штурме одной из крепостей он захватил неприятельское знамя, и в декабре 1595 г. Рудольф II возвел его в сан графа «Священной Римской империи германской нации». Однако на пути домой Эрандела стали преследовать неудачи. Во время кораблекрушения около английского побережья он потерял золото и брильянты, с помощью которых рассчитывал умилостивить Елизавету. А уцелевший императорский патент не помешал отправить Эрандела в Тауэр. Правда, вскоре его освободили, но доступ ему как католику к влиятельным постам и почестям был наглухо закрыт.
Фортуна снова улыбнулась опальному воину только через добрый десяток лет. 4 мая 1605 г. Томас Эрандел был возведен в звание барона. Любопытно отметить, что тем же днем датирован королевский патент, по которому Роберт Сесил, тогда носивший титул барона Эссендена, стал графом Солсбери. Вряд ли можно сомневаться, что милость, оказанная Эранделу, была связана с какой-то его предварительной договоренностью с главным министром.
Правительство Якова I ясно дало понять испанскому послу графу Виламедиана, что разрешение на набор в Англии и Шотландии добровольцев обусловливается согласованием с Лондоном назначения командиров комплектуемых отрядов. Испанцы пошли на это, но возникли проблемы. Ведь кандидатуры, как правило, не могли одновременно устраивать и испанцев, и Сесила. Лица, предложенные испанской стороной (сэр Эдвард Стенли — для английского контингента, граф Юм — для шотландцев), никак не подходили для Сесила. С точки зрения Сесила, нужно было подсунуть испанцам внешне приемлемое для них лицо, которое, однако, на деле являлось бы исполнителем повелений главного министра. На эту роль и был ангажирован Томас Эрандел.
Однако, чтобы он мог ее сыграть с успехом, надо было прежде всего рассеять естественные подозрения испанских властей, которые с недоверием относились даже к рядовым добровольцам, если только их лояльность не была удостоверена такими экспертами, как иезуит Болдуин и наш старый знакомец Оуэн. Кандидатура, угодная Сесилу, должна была быть преподнесена испанцам как их собственный выбор. Поэтому Сесил официально уведомил английского посла в Брюсселе сэра Томаса Эдмондса и через него испанцев, что английское правительство, поскольку ни одно знатное лицо не командует английскими волонтерами в Голландии, не может допустить, чтобы добровольцев во Фландрии возглавил столь знатный шотландский вельможа, как граф Юм. Или тем более лорд Эрандел, кандидатура которого также начала обсуждаться, — недавнее присвоение баронского титула могло бы тогда рассматриваться как поощрение к поступлению на испанскую службу.
В самом начале сентября 1605 г. на борт английского военного корабля «Эдвенчур» под командой капитана Мэтью Бредгейта был доставлен какой-то бородатый, одетый в лохмотья человек, которого сразу увели в пушечное помещение, чтобы скрыть от любопытных взглядов. Это был Эрандел, прицепивший фальшивую бороду и переодевшийся бродягой. Вряд ли об этом был поставлен в известность даже непосредственный начальник Бредгейта адмирал Монсон, который на своем флагманском корабле «Вэнгард» отвозил во Фландрию испанского посла графа Виламедиана. Возможно, маскарад предназначался не только для испанцев, но и для голландских капитанов, корабли которых господствовали в проливах и которые (в отличие, быть может, от правительства в Гааге) никак не могли быть в курсе маневров Роберта Сесила. Голландцы были готовы пропустить по просьбе Якова I испанского посла, пользовавшегося дипломатическим иммунитетом, но никак не барона Эрандела.
По прибытии в Гравелин адмирал Монсон и граф Виламедиана были встречены Эранделом, не делавшим более секрета из своей поездки, хотя утверждавшим, что он добрался во Фландрию через Кале. Однако разгневанный Монсон вскоре выяснил, что Эрандел прибыл на корабле капитана Бредгейта, несмотря на категорический приказ адмирала не брать никого постороннего на борт. Бредгейт был явно повинен в тяжком нарушении воинской дисциплины, грозившем тюрьмой. Было, конечно, неясно, что побудило опытного капитана совершить столь опасный проступок. Как бы предупреждая эти неудобные вопросы, Сесил 12 сентября информировал Эдмондса, что Эрандел «подкупил Бредгейта и отправился во Фландрию вопреки явно выраженной воле монарха и даже без уведомления об этом испанского посла, который сам заявил об этом при встрече с бароном в Гравелине». Последовал, конечно, протест со стороны дипломатического представителя голландских Генеральных штатов в Лондоне Ноэля Карона, но это нисколько не портило игру Сесила, скорее наоборот. В конечном счете Сесил дал себя уговорить и в качестве дружеского жеста по отношению к эрцгерцогу объявил, что английское правительство готово временно согласиться на службу Эрандела в должности полковника.
Эрандел был с почетом принят в Брюсселе. Барона сразу же посетил папский нунций, но англичанин явно более интересовался немедленным установлением связей с британским послом Эдмондсом. Это было сразу же замечено нунцием, который попытался использовать мнимого беглеца как посредника в тайных переговорах с послом Якова I. Вдобавок Эранделу даже не было нужды особо скрывать от испанцев свои контакты с Эдмондсом. Ведь без молчаливого согласия Лондона испанский наместник не мог назначить Эрандела командиром британского полка, не ставя под угрозу вербовку добровольцев в Англии. Эрандел формально заявлял, что неправильно понял предоставленную ему в Англии свободу действий и поэтому не спросил разрешения Якова на поездку во Фландрию. Но самое любопытное: новым волонтерам из Англии еще только предстояло прибыть, а Эрандел должен был вступить в командование частью, состоявшей из эмигрантов-католиков, бежавших во Фландрию еще до заключения мира и явно для борьбы против собственного правительства.
Впрочем, пыл у многих из эмигрантов к этому времени основательно угас. Об этом британскому послу доносили его шпионы, служившие в полку. Так, некий капитан Юз сообщал, что среди солдат царит недовольство, часть из них даже за это уволена. Объектом вражды стали в особенности майор Томас Стаддер — явный ставленник иезуитов, метивший на пост командира, и его сторонники. Они враждебно встретили перспективу назначения Эрандела новым полковым начальником. Полк в это время сократился вдвое и насчитывал всего около 1000 солдат. Командование раздиралось враждой между партиями Стаддера и Эрандела, детально информировавшего об этом Эдмондса или — под видом покаянных писем — самого Сесила. В них вместе с тем Эрандел открыто подчеркнул, что все ныне им делаемое осуществляется с разрешения Якова, а также просил в случае получения приказа о возвращении в Англию переправить его на британском военном корабле, так как голландцы жаждут крови командира английского полка. В Лондоне же официально делали вид, что по-прежнему раздражены действиями Эрандела, хотя и несколько смягчены выказанным им послушанием.
Английский полк принимал участие в осаде испанцами голландского города Вохтендонка, который должен был капитулировать. Этот успех заставил, кажется, Сесила и Эдмондса усомниться в верности Эрандела. Однако весной 1606 г., видимо, не без его усилий полк был доведен до плачевного состояния. В конечном счете в мае испанским властям пришлось расформировать разложившийся полк, передав часть солдат в другие соединения. Эдмондс 28 июня 1606 г. сообщил Сесилу, что Эрандел твердо действовал против злонамеренных лиц. Голландцы, не понявшие или не желавшие понять тонкости «игры», в которой участвовал Эрандел, перехватили на море его письма различным лицам в Англии и после этого сочли барона своим злейшим врагом. Эрандел, возможно, опасаясь убийства из-за угла, подстроенного голландцами, счел поэтому необходимым объясниться. В написанном в марте или начале апреля 1606 г. по-французски и подписанном им письме Эрандел заверял Генеральные штаты: «Мое намерение и главное стремление — служить вашему государству и не давать никакого повода к недовольству. Вместе с вашими соседями и лучшими друзьями я хочу в пределах разумного подчиняться вашим желаниям». Летом 1606 г., выполнив свою задачу, Эрандел отбыл из Фландрии на родину.
Подвалы Винегр-хауза
День 5 ноября и поныне проходит очень беспокойно для английских пожарных. Им приходится то и дело спешить на помощь слишком рьяным любителям фейерверков, чтобы спасти от огня соседние здания. Более трех с половиной веков ежегодно в «день Гая Фокса» повсеместно сжигают его чучело в память о спасении короля и парламента от опасного покушения. А между тем Гай Фокс вовсе не был ни вдохновителем, ни руководителем знаменитого «порохового заговора».
…В начале XVII в. в Энфилд-Чезе, расположенном на границе графств Эссекс и Хертфорд, стоял одинокий дом. Энфилд-Чез был в те времена далекой окраиной Лондона, а вернее — пригородным селением. 14 миль отделяли его от центра столицы — немалое расстояние, хотя город широко раскинулся в стороны за счет садов, парков, рощ и полян, окружавших дома.
Одиноко стоявший дом в Энфилд-Чезе мало чем выделялся среди сотен похожих на него строений. Быть может, только хозяева проявили особую склонность к уюту, который создается уединением от городской суеты. Поэтому, вероятно, и был огражден со всех сторон этот дом большим садом, а густая листва деревьев вместе с высоким забором прочно заслоняла его от нескромных взоров.
По обычаю, сохранившемуся в Англии вплоть до наших дней, многие дома имеют собственные имена, подобно тому как дают названия улицам или кораблям. Здание в Энфилд-Чезе именовалось Уайт-Уэбс. Оно лишь внешне походило на соседние постройки. В этом приземистом, наполовину каменном, наполовину деревянном здании было много укромных углов, многочисленных входов и выходов, скрытых дверей в стенах, раздвигавшихся полов, потайных комнат, подвалов, от которых вели подземные пути к протекавшей рядом небольшой речке…
Впрочем, немногие соседи и еще более редкие прохожие вряд ли задумывались над странностями планировки Уайт-Уэбса. Немало тайников было в лондонских зданиях, воздвигнутых в бурные годы войны Алой и Белой розы, когда власть много раз переходила из рук в руки, или в не менее опасное время (которое было если не на памяти многих еще здравствовавших тогда людей, то, во всяком случае, при жизни их отцов), когда по несколько раз менялась официальная религия Англии и при каждой перемене виселицы и отрубленные головы еретиков составляли постоянное «украшение» лондонских мостов и Тауэр-хилла. Словом, своя голова никому не бывает лишней, а лишний потайной ход не раз помогал ей оставаться на плечах.
У Уайт-Уэбса была достаточно солидная репутация, чтобы он не привлекал внимания шпионов Роберта Сесила. Как и весь Энфилд-Чез, дом лет за 30 до времени, о котором идет речь в нашем рассказе, принадлежал короне. Елизавета подарила его Роберту Гевику, придворному медику, а тот через некоторое время сдал здание внаем Роланду Уотсону, королевскому клерку. Вскоре появился новый претендент на аренду дома. Незадолго до раскрытия в 1601 г. «заговора Эссекса», когда этот всемогущий вельможа стремился завязать связи с католическими эмигрантами и недовольными католиками-дворянами в Англии, к Роберту Гевику явился посетитель. Это был довольно полный человек средних лет; по костюму его можно было принять за зажиточного деревенского арендатора. Посетитель с готовностью сообщил, что его зовут Миз и что он родом из графства Беркшир. У него есть сестра по фамилии Перкинс, женщина довольно состоятельная. Ей хотелось бы снять дом в спокойном месте, где она имела бы возможность жить вдали от городского шума и где ее могли легко навещать друзья из Лондона. Вероятно, условия, предложенные Мизом, были достаточно выгодными, так как королевский медик без колебаний сдал Уайт-Уэбс новой арендаторше. Она, правда, не спешила перебраться в снятое для нее здание. Вначале, видимо, было нужно переоборудовать дом, учитывая вкусы хозяйки. Этим и занялся ее дворецкий Роберт Скинер. Закончив работы, он отправился в Лондон, оставив в доме только что нанятого им слугу по фамилии Джонсон.
…В начале XVII в. в Энфилд-Чезе, расположенном на границе графств Эссекс и Хертфорд, стоял одинокий дом. Энфилд-Чез был в те времена далекой окраиной Лондона, а вернее — пригородным селением. 14 миль отделяли его от центра столицы — немалое расстояние, хотя город широко раскинулся в стороны за счет садов, парков, рощ и полян, окружавших дома.
Одиноко стоявший дом в Энфилд-Чезе мало чем выделялся среди сотен похожих на него строений. Быть может, только хозяева проявили особую склонность к уюту, который создается уединением от городской суеты. Поэтому, вероятно, и был огражден со всех сторон этот дом большим садом, а густая листва деревьев вместе с высоким забором прочно заслоняла его от нескромных взоров.
По обычаю, сохранившемуся в Англии вплоть до наших дней, многие дома имеют собственные имена, подобно тому как дают названия улицам или кораблям. Здание в Энфилд-Чезе именовалось Уайт-Уэбс. Оно лишь внешне походило на соседние постройки. В этом приземистом, наполовину каменном, наполовину деревянном здании было много укромных углов, многочисленных входов и выходов, скрытых дверей в стенах, раздвигавшихся полов, потайных комнат, подвалов, от которых вели подземные пути к протекавшей рядом небольшой речке…
Впрочем, немногие соседи и еще более редкие прохожие вряд ли задумывались над странностями планировки Уайт-Уэбса. Немало тайников было в лондонских зданиях, воздвигнутых в бурные годы войны Алой и Белой розы, когда власть много раз переходила из рук в руки, или в не менее опасное время (которое было если не на памяти многих еще здравствовавших тогда людей, то, во всяком случае, при жизни их отцов), когда по несколько раз менялась официальная религия Англии и при каждой перемене виселицы и отрубленные головы еретиков составляли постоянное «украшение» лондонских мостов и Тауэр-хилла. Словом, своя голова никому не бывает лишней, а лишний потайной ход не раз помогал ей оставаться на плечах.
У Уайт-Уэбса была достаточно солидная репутация, чтобы он не привлекал внимания шпионов Роберта Сесила. Как и весь Энфилд-Чез, дом лет за 30 до времени, о котором идет речь в нашем рассказе, принадлежал короне. Елизавета подарила его Роберту Гевику, придворному медику, а тот через некоторое время сдал здание внаем Роланду Уотсону, королевскому клерку. Вскоре появился новый претендент на аренду дома. Незадолго до раскрытия в 1601 г. «заговора Эссекса», когда этот всемогущий вельможа стремился завязать связи с католическими эмигрантами и недовольными католиками-дворянами в Англии, к Роберту Гевику явился посетитель. Это был довольно полный человек средних лет; по костюму его можно было принять за зажиточного деревенского арендатора. Посетитель с готовностью сообщил, что его зовут Миз и что он родом из графства Беркшир. У него есть сестра по фамилии Перкинс, женщина довольно состоятельная. Ей хотелось бы снять дом в спокойном месте, где она имела бы возможность жить вдали от городского шума и где ее могли легко навещать друзья из Лондона. Вероятно, условия, предложенные Мизом, были достаточно выгодными, так как королевский медик без колебаний сдал Уайт-Уэбс новой арендаторше. Она, правда, не спешила перебраться в снятое для нее здание. Вначале, видимо, было нужно переоборудовать дом, учитывая вкусы хозяйки. Этим и занялся ее дворецкий Роберт Скинер. Закончив работы, он отправился в Лондон, оставив в доме только что нанятого им слугу по фамилии Джонсон.