Страница:
Чрезвычайно расширился круг вопросов, по которым разведки хотели бы получить информацию. К чисто военным прибавилось огромное количество политических, экономических и других проблем, решение которых было важно для успешного ведения войны.
Разведке приходилось тщательно проверять информацию, полученную сплошь и рядом из более чем сомнительных источников. Это производилось прежде всего путем сопоставления со всеми имеющимися сведениями по данному и смежным вопросам, полученными самыми различными путями (войсковая наземная, воздушная и морская разведки; дипломатические источники; допрос пленных и дезертиров; просмотр бумаг, найденных у убитых вражеских солдат; материалы, собранные почтовой цензурой; изучение периодической печати страны-противника, особенно провинциальной; подслушивание телефонных разговоров; перехват и расшифровка радиодонесений и многое другое).
Значительно разнообразнее стали виды связи, применявшиеся шпионами: шифрованные письма и детские воздушные шары; прифронтовая ветряная мельница, вращение крыльев которой являлось своеобразным кодом; радиопередачи и доставка известий самолетами (тогда еще новинки техники); по-особому вспаханные участки крестьянского поля; снаряд, внутри которого вместо взрывчатых веществ содержалось донесение; или невинные с виду объявления в газетах нейтральных стран — тысячи способов, не похожих друг на друга. Чем более оригинальным, новым был этот способ, тем меньше шансов, что его обнаружат.
Огромное увеличение разведывательной службы вызвало не меньший рост контрразведки. Скотланд-ярд, точнее, особый отдел, и управление уголовного розыска не только целиком переключились на выполнение контрразведывательных функций, но и поставляли кадры для других ведомств, занимавшихся секретной службой. 550 сыщиков было отправлено во Францию. Позднее из них была сформирована особая организация, занимавшаяся борьбой против неприятельского шпионажа в портовых городах и на других важных военных объектах. Не обходилось без смены узкой специальности. Например, детектив, занимавшийся розыском поставщиков «живого товара» для публичных домов, стал ответственным за охрану главнокомандующего британскими войсками. Напротив, пожилой полицейский инспектор, по долгу службы следивший за порнографической литературой, оказался малоподходящим агентом контрразведки морской дивизии, высадившейся в Антверпене. Он попросту вернулся в Лондон и объяснил начальству, что «слишком стар, чтобы выдерживать осаду».
К 1918 году одно только центральное контрразведывательное ведомство МИ 5 насчитывало 850 сотрудников. Вся почтовая и телеграфная корреспонденция, особенно шедшая за рубеж, стала подвергаться тщательной военной цензуре. Так, в Лондоне просматривали письма на 60 языках. Цензорам пришлось разгадывать зашифрованные донесения на 31 языке. Подозрительные письма и газеты стали подвергать химической обработке, чтобы определить, не содержат ли они тайнописи. Под строгий контроль были поставлены границы с нейтральными странами. Прифронтовая полоса была разбита на небольшие участки, за каждым из которых наблюдала специальная группа офицеров контрразведки.
Разбухание аппарата английской секретной службы сопровождалось появлением многих звеньев со сходным кругом обязанностей, но подчинявшихся различным инстанциям в Лондоне и раздиравшихся ведомственным соперничеством и завистью.
С ПЕРЕМЕННЫМ УСПЕХОМ
«КОМНАТА № 40»
Разведке приходилось тщательно проверять информацию, полученную сплошь и рядом из более чем сомнительных источников. Это производилось прежде всего путем сопоставления со всеми имеющимися сведениями по данному и смежным вопросам, полученными самыми различными путями (войсковая наземная, воздушная и морская разведки; дипломатические источники; допрос пленных и дезертиров; просмотр бумаг, найденных у убитых вражеских солдат; материалы, собранные почтовой цензурой; изучение периодической печати страны-противника, особенно провинциальной; подслушивание телефонных разговоров; перехват и расшифровка радиодонесений и многое другое).
Значительно разнообразнее стали виды связи, применявшиеся шпионами: шифрованные письма и детские воздушные шары; прифронтовая ветряная мельница, вращение крыльев которой являлось своеобразным кодом; радиопередачи и доставка известий самолетами (тогда еще новинки техники); по-особому вспаханные участки крестьянского поля; снаряд, внутри которого вместо взрывчатых веществ содержалось донесение; или невинные с виду объявления в газетах нейтральных стран — тысячи способов, не похожих друг на друга. Чем более оригинальным, новым был этот способ, тем меньше шансов, что его обнаружат.
Огромное увеличение разведывательной службы вызвало не меньший рост контрразведки. Скотланд-ярд, точнее, особый отдел, и управление уголовного розыска не только целиком переключились на выполнение контрразведывательных функций, но и поставляли кадры для других ведомств, занимавшихся секретной службой. 550 сыщиков было отправлено во Францию. Позднее из них была сформирована особая организация, занимавшаяся борьбой против неприятельского шпионажа в портовых городах и на других важных военных объектах. Не обходилось без смены узкой специальности. Например, детектив, занимавшийся розыском поставщиков «живого товара» для публичных домов, стал ответственным за охрану главнокомандующего британскими войсками. Напротив, пожилой полицейский инспектор, по долгу службы следивший за порнографической литературой, оказался малоподходящим агентом контрразведки морской дивизии, высадившейся в Антверпене. Он попросту вернулся в Лондон и объяснил начальству, что «слишком стар, чтобы выдерживать осаду».
К 1918 году одно только центральное контрразведывательное ведомство МИ 5 насчитывало 850 сотрудников. Вся почтовая и телеграфная корреспонденция, особенно шедшая за рубеж, стала подвергаться тщательной военной цензуре. Так, в Лондоне просматривали письма на 60 языках. Цензорам пришлось разгадывать зашифрованные донесения на 31 языке. Подозрительные письма и газеты стали подвергать химической обработке, чтобы определить, не содержат ли они тайнописи. Под строгий контроль были поставлены границы с нейтральными странами. Прифронтовая полоса была разбита на небольшие участки, за каждым из которых наблюдала специальная группа офицеров контрразведки.
Разбухание аппарата английской секретной службы сопровождалось появлением многих звеньев со сходным кругом обязанностей, но подчинявшихся различным инстанциям в Лондоне и раздиравшихся ведомственным соперничеством и завистью.
С ПЕРЕМЕННЫМ УСПЕХОМ
Особые успехи британская секретная служба имела в странах и областях, оккупированных германскими войсками, где она могла опираться на помощь местного населения. Разведывательную сеть в Бельгии, занятой германской армией, обычно организовывали, действуя с голландской территории. В Голландии, хотя и не сразу, главное место среди соперничавших разведок стран Антанты заняла английская разведка.
После ряда неудачных попыток с помощью бельгийцев, бежавших в Голландию, удалось образовать значительное число разведывательных ячеек. Начальник каждой из них пересылал собранные донесения в «почтовый ящик» в Антверпене, Льеже или Брюсселе. Оттуда они доставлялись на один или несколько пунктов переправы через границу. Каждая ячейка имела свой независимый «почтовый ящик» и пункт переправы. Курьер, перевозивший донесения к границе, не знал никого из членов разведывательной ячейки, кроме самого «почтового ящика». А «почтовый ящик» часто не знал даже курьеров, привозивших и забиравших у него донесения. Для наблюдения за каждым важным объектом или районом нередко создавались две параллельно действовавшие группы, не подозревавшие о существовании друг друга.
Однако в мировой схватке англичанам не удалось, как в прошлом, воевать или вести разведку только чужими руками.
…Плодовитый писатель и журналист Б. Ньюмен опубликовал в 1935 году книгу «Шпион», подробно повествующую о его действиях как офицера разведки в Германии. Он вырос в семье фермера в Лейстершиле. Мать Ньюмена была эльзаской, и он с детства хорошо владел немецким и французским языками. После окончания университета Ньюмен неожиданно избрал путь актера. Приобретенные профессиональные навыки очень пригодились ему впоследствии. С началом войны Ньюмен пошел добровольцем в армию. Безупречное знание немецкого языка обратило на него внимание начальства. Вскоре он стал офицером разведки. Переодетый в немецкую форму, с документами неприятельского солдата, только что попавшего в плен, Ньюмен совершил удачную диверсию — взрыв железнодорожных составов в ближнем германском тылу, который задержал прибытие вражеских подкреплений во время сражений под Лоосом (сентябрь — октябрь 1915 г.). Арестованный немцами Ньюмен был приговорен к расстрелу. Накануне казни он неожиданным ударом оглушил пришедшего к нему в камеру армейского пастора, переоделся в его мундир и сумел бежать. Впрочем, английское командование не сумело использовать результаты диверсии: немецкие подкрепления запоздали, а английские резервы вовсе не прибыли из-за нелепого приказа английского главнокомандующего лорда Джона Френча.
Далее, если можно верить Ньюмену, он узнал, что его кузен, германский офицер Адольф Нейман, был взят в плен англичанами. Ньюмен отправился повидать его в лагере для военнопленных в Чешире. Адольф, подружившийся с Ньюменом в довоенные годы, подробно рассказал ему все семейные новости и пожаловался на невезение: ведь, не попади он в плен, его ждало бы перемещение в генеральный штаб. Ньюмен сразу сообразил, что создается исключительная возможность, которую нельзя упускать. Внешне он очень напоминал своего немецкого кузена — так почему бы не занять его место?
Английская разведка стала тщательно готовить эту операцию. Было известно, что в одном из лагерей для военнопленных двое офицеров замышляли побег. Одного из них, знавшего английский язык, спешно удалили из лагеря, куда отправили Ньюмена под видом Адольфа Неймана (сам же злополучный кузен был переведен в Шотландию, и все его письма, разумеется, не посылались по назначению). Второй участник планировавшегося побега — Фрайберг, не говоривший по-английски, неизбежно должен был ухватиться за новоприбывшего коллегу, отлично знавшего этот язык. Переписываясь с родными, Фрайберг сумел включить в свое письмо просьбу прислать для офицеров, организовавших побег, подводную лодку в определенный пустынный пункт на побережье Уэльса. Бегство из лагеря оказалось, как и следовало ожидать, на редкость удачным. Часовой куда-то отлучился, а на ежедневной перекличке беглецов объявили больными. Когда лагерное начальство явилось для проверки в барак, на кроватях лежали двое военнопленных, изображавшие Фрайберга и Неймана. Лодка прибыла вовремя, и вскоре Ньюмен уже получал из рук кайзера орден «Железного креста», которым почти неизменно награждали офицеров, бежавших из английского плена.
В течение длительного времени Ньюмен работал в разведывательном отделе ставки германского командования под началом полковника Николаи. Он даже ездил по его приказу в Голландию, где вербовал агентов для засылки в Англию. Конечно, они почти все (почти — чтобы не вызвать подозрения немцев) были арестованы британскими властями. При пересылке информации Ньюмен предпочитал эзоповский язык, не доверяя симпатическим чернилам и каким-либо головоломным шифрам. Дважды Ньюмен сам побывал в качестве немецкого шпиона в Англии, возвращаясь с внешне важной информацией, которая, однако, по тем или иным причинам не могла быть использована немцами. Добывая эту информацию, Ньюмен с другими немецкими агентами — опытным взломщиком и шофером — даже совершили налет на дом помощника начальника имперского генерального штаба, где, разумеется, обнаружили «нужные» документы. Через некоторое время Ньюмен был переведен в оперативный отдел и работал под непосредственным руководством немецкого главнокомандующего Фалькенгайна, а потом Людендорфа.
Ньюмен утверждает, что ни .отец, ни больная мать Адольфа, с которой ему все же пришлось однажды встретиться, не заметили подмены. Более правдоподобным представляется, что разведчик каким-то путем заставил их молчать — может быть, даже угрожая, что иначе Адольф Нейман никогда не вернется из плена.
В самом конце войны, приехав по поручению Людендорфа обследовать положение на передовой линии, Ньюмен был ранен и взят в плен британским патрулем. Он мог убедиться, что многие из его важнейших донесений были оставлены без всякого внимания. А военное министерство даже отказалось выплатить ему офицерское жалованье за три года нахождения в тылу врага. Ньюмену было разъяснено, что разведчик и так получал следуемые ему деньги от немцев и имеет, следовательно, право претендовать лишь на разницу в ставках капитана в английской и германской армиях.
Английская секретная служба широко использовала весь традиционный арсенал средств тайной войны. В 1918 году, например, англичане имели на западном фронте «штат» в 6 тыс. голубей. Так как за голубями следили, их пытались… маскировать под других птиц. Порой первоклассные результаты достигались просмотром германской прессы, хотя, казалось бы, цензура вымарывала из нее любые сведения военного характера. Вот один пример. В январе 1918 года в районе Сен-Кантена над позициями английской V армии был сбит самолет. Летчик умер в госпитале. А вскоре в одной небольшой баденской газете было напечатано письмо от безутешной матери погибшего пилота. В нем она цитировала полученное ею соболезнование от командира ее сына, генерала фон Гутьера, которого в германской армии считали тогда специалистом по наступлениям. Его прибытие в Сен-Кантен было тщательно охраняемой военной тайной, раскрытие которой позволило определить район, где планировалось массированное наступление германских войск. Б. Ньюмен, когда он подвизался в роли германского офицера, переслал через Швейцарию газету без всяких комментариев, и этого оказалось достаточно.
Интеллидженс сервис, как и другие империалистические разведывательные службы, бесцеремонно попирала права и интересы малых стран. Особой красочностью отличались «подвиги» империалистических разведок в Греции. Антанта всеми мерами пыталась заставить не желавшую воевать Грецию отказаться от политики нейтралитета. На салоникском фронте английская секретная служба использовала в качестве своих агентов банду пиратов, во главе которой был поставлен британский офицер. Новоявленные борцы за антантовскую демократию с ножами и пистолетами рыскали по ночам, перехватывая неприятельские донесения. В Испании английская секретная служба подкупила главаря контрабандистов, чтобы его люди наблюдали за прибытием и отплытием подводных лодок.
Британская разведка старалась максимально играть на растущей усталости немецких солдат от войны, на их неверии в свою победу. Так, английский агент убедил в Бельгии германского унтер-офицера перелететь через линию фронта на новейшей модели самолета «Фоккер», данные о котором жаждали получить в британском штабе. Немец получил 50 фунтов стерлингов и, главное, возможность дожидаться в лагере для пленных окончания войны.
Постоянно усиливались меры, призванные обеспечить секретность действий разведки. Некоторые руководители даже в Лондоне встречались со своими людьми только в такси, чтобы избавить их от посещения штаб-квартиры, где агентов могли увидеть при входе или выходе, и от подслушивания, если бы беседа происходила в гостинице или ресторане.
Тем не менее во время первой мировой войны, особенно в первые ее годы, английская секретная служба потерпела немало серьезных провалов. В 1915 году она не сумела снабдить английское командование во время Дарданелльской операции сведениями о силах противника. Во время бомбардировки англо-французской эскадрой Дарданелл турки и их союзники — немцы были уверены, что войска Антанты займут Константинополь. Турецкое правительство было в панике. Но были упущены драгоценные дни, за которые турецкое командование сумело сосредоточить в районе Константинополя значительные резервы. Неудача Дарданелльской операции, приведшая к крупным потерям (113 тыс. убитых и раненых), вероятно, была связана и с утечкой информации. О подготовке этой операции открыто говорили в Портсмуте — тайна была у всех на устах. Конечно, островное положение Англии очень усложняло задачу немецкой разведки и облегчало положение англичан. Ведь установить тщательное наблюдение за портами и за береговой линией, к которой возможно было приблизиться только на заметных издали кораблях, значительно проще, чем следить за сотнями километров сухопутных границ. Немецкая секретная служба всю войну прилагала отчаянные усилия, чтобы восстановить свою разведывательную организацию, которая была одним ударом разгромлена англичанами в августе 1914 года. Однако немецкой разведке не удалось организовать ни одной диверсии на английской территории. Взрывы на военных заводах, вопреки слухам, не были связаны с деятельностью неприятельских шпионов. Этого нельзя с уверенностью сказать в отношении всех взрывов на военных кораблях во время их стоянки в английских портах.
Всемирно известный английский писатель Сомерсет Моэм в годы первой мировой войны пополнил список представителей литературного мира, сотрудничавших в британской разведке. В сборнике рассказов «Ашенден, или британский агент» (1928 г.), носивших явно автобиографический характер, повествуется о том, как Ашендену, представившемуся в Швейцарии работником британской военной цензуры, удалось расставить ловушку одному англичанину, женатому на немке и ставшему агентом германской секретной службы. Ашенден ловко предложил ему свою рекомендацию для поступления на службу в английскую цензуру, немецкий агент не устоял перед соблазном — отправился через Францию в Англию и был схвачен союзной контрразведкой. В действительности как раз в английскую почтовую цензуру пробрался один из самых опасных немецких разведчиков — П. Зильбер, годами пересылавший много ценной информации в Берлин. Зильберу удавалось извлекать массу полезных сведений из проходившей через его руки переписки. Но не меньшее значение имело для немецкой разведки, что Зильбер . получил возможность узнавать те адреса в нейтральных странах, которые привлекали внимание англичан. После этого Берлин мог менять «провалившиеся» адреса на новые, затрудняя выявление немецкой агентуры.
После ряда неудачных попыток с помощью бельгийцев, бежавших в Голландию, удалось образовать значительное число разведывательных ячеек. Начальник каждой из них пересылал собранные донесения в «почтовый ящик» в Антверпене, Льеже или Брюсселе. Оттуда они доставлялись на один или несколько пунктов переправы через границу. Каждая ячейка имела свой независимый «почтовый ящик» и пункт переправы. Курьер, перевозивший донесения к границе, не знал никого из членов разведывательной ячейки, кроме самого «почтового ящика». А «почтовый ящик» часто не знал даже курьеров, привозивших и забиравших у него донесения. Для наблюдения за каждым важным объектом или районом нередко создавались две параллельно действовавшие группы, не подозревавшие о существовании друг друга.
Однако в мировой схватке англичанам не удалось, как в прошлом, воевать или вести разведку только чужими руками.
…Плодовитый писатель и журналист Б. Ньюмен опубликовал в 1935 году книгу «Шпион», подробно повествующую о его действиях как офицера разведки в Германии. Он вырос в семье фермера в Лейстершиле. Мать Ньюмена была эльзаской, и он с детства хорошо владел немецким и французским языками. После окончания университета Ньюмен неожиданно избрал путь актера. Приобретенные профессиональные навыки очень пригодились ему впоследствии. С началом войны Ньюмен пошел добровольцем в армию. Безупречное знание немецкого языка обратило на него внимание начальства. Вскоре он стал офицером разведки. Переодетый в немецкую форму, с документами неприятельского солдата, только что попавшего в плен, Ньюмен совершил удачную диверсию — взрыв железнодорожных составов в ближнем германском тылу, который задержал прибытие вражеских подкреплений во время сражений под Лоосом (сентябрь — октябрь 1915 г.). Арестованный немцами Ньюмен был приговорен к расстрелу. Накануне казни он неожиданным ударом оглушил пришедшего к нему в камеру армейского пастора, переоделся в его мундир и сумел бежать. Впрочем, английское командование не сумело использовать результаты диверсии: немецкие подкрепления запоздали, а английские резервы вовсе не прибыли из-за нелепого приказа английского главнокомандующего лорда Джона Френча.
Далее, если можно верить Ньюмену, он узнал, что его кузен, германский офицер Адольф Нейман, был взят в плен англичанами. Ньюмен отправился повидать его в лагере для военнопленных в Чешире. Адольф, подружившийся с Ньюменом в довоенные годы, подробно рассказал ему все семейные новости и пожаловался на невезение: ведь, не попади он в плен, его ждало бы перемещение в генеральный штаб. Ньюмен сразу сообразил, что создается исключительная возможность, которую нельзя упускать. Внешне он очень напоминал своего немецкого кузена — так почему бы не занять его место?
Английская разведка стала тщательно готовить эту операцию. Было известно, что в одном из лагерей для военнопленных двое офицеров замышляли побег. Одного из них, знавшего английский язык, спешно удалили из лагеря, куда отправили Ньюмена под видом Адольфа Неймана (сам же злополучный кузен был переведен в Шотландию, и все его письма, разумеется, не посылались по назначению). Второй участник планировавшегося побега — Фрайберг, не говоривший по-английски, неизбежно должен был ухватиться за новоприбывшего коллегу, отлично знавшего этот язык. Переписываясь с родными, Фрайберг сумел включить в свое письмо просьбу прислать для офицеров, организовавших побег, подводную лодку в определенный пустынный пункт на побережье Уэльса. Бегство из лагеря оказалось, как и следовало ожидать, на редкость удачным. Часовой куда-то отлучился, а на ежедневной перекличке беглецов объявили больными. Когда лагерное начальство явилось для проверки в барак, на кроватях лежали двое военнопленных, изображавшие Фрайберга и Неймана. Лодка прибыла вовремя, и вскоре Ньюмен уже получал из рук кайзера орден «Железного креста», которым почти неизменно награждали офицеров, бежавших из английского плена.
В течение длительного времени Ньюмен работал в разведывательном отделе ставки германского командования под началом полковника Николаи. Он даже ездил по его приказу в Голландию, где вербовал агентов для засылки в Англию. Конечно, они почти все (почти — чтобы не вызвать подозрения немцев) были арестованы британскими властями. При пересылке информации Ньюмен предпочитал эзоповский язык, не доверяя симпатическим чернилам и каким-либо головоломным шифрам. Дважды Ньюмен сам побывал в качестве немецкого шпиона в Англии, возвращаясь с внешне важной информацией, которая, однако, по тем или иным причинам не могла быть использована немцами. Добывая эту информацию, Ньюмен с другими немецкими агентами — опытным взломщиком и шофером — даже совершили налет на дом помощника начальника имперского генерального штаба, где, разумеется, обнаружили «нужные» документы. Через некоторое время Ньюмен был переведен в оперативный отдел и работал под непосредственным руководством немецкого главнокомандующего Фалькенгайна, а потом Людендорфа.
Ньюмен утверждает, что ни .отец, ни больная мать Адольфа, с которой ему все же пришлось однажды встретиться, не заметили подмены. Более правдоподобным представляется, что разведчик каким-то путем заставил их молчать — может быть, даже угрожая, что иначе Адольф Нейман никогда не вернется из плена.
В самом конце войны, приехав по поручению Людендорфа обследовать положение на передовой линии, Ньюмен был ранен и взят в плен британским патрулем. Он мог убедиться, что многие из его важнейших донесений были оставлены без всякого внимания. А военное министерство даже отказалось выплатить ему офицерское жалованье за три года нахождения в тылу врага. Ньюмену было разъяснено, что разведчик и так получал следуемые ему деньги от немцев и имеет, следовательно, право претендовать лишь на разницу в ставках капитана в английской и германской армиях.
Английская секретная служба широко использовала весь традиционный арсенал средств тайной войны. В 1918 году, например, англичане имели на западном фронте «штат» в 6 тыс. голубей. Так как за голубями следили, их пытались… маскировать под других птиц. Порой первоклассные результаты достигались просмотром германской прессы, хотя, казалось бы, цензура вымарывала из нее любые сведения военного характера. Вот один пример. В январе 1918 года в районе Сен-Кантена над позициями английской V армии был сбит самолет. Летчик умер в госпитале. А вскоре в одной небольшой баденской газете было напечатано письмо от безутешной матери погибшего пилота. В нем она цитировала полученное ею соболезнование от командира ее сына, генерала фон Гутьера, которого в германской армии считали тогда специалистом по наступлениям. Его прибытие в Сен-Кантен было тщательно охраняемой военной тайной, раскрытие которой позволило определить район, где планировалось массированное наступление германских войск. Б. Ньюмен, когда он подвизался в роли германского офицера, переслал через Швейцарию газету без всяких комментариев, и этого оказалось достаточно.
Интеллидженс сервис, как и другие империалистические разведывательные службы, бесцеремонно попирала права и интересы малых стран. Особой красочностью отличались «подвиги» империалистических разведок в Греции. Антанта всеми мерами пыталась заставить не желавшую воевать Грецию отказаться от политики нейтралитета. На салоникском фронте английская секретная служба использовала в качестве своих агентов банду пиратов, во главе которой был поставлен британский офицер. Новоявленные борцы за антантовскую демократию с ножами и пистолетами рыскали по ночам, перехватывая неприятельские донесения. В Испании английская секретная служба подкупила главаря контрабандистов, чтобы его люди наблюдали за прибытием и отплытием подводных лодок.
Британская разведка старалась максимально играть на растущей усталости немецких солдат от войны, на их неверии в свою победу. Так, английский агент убедил в Бельгии германского унтер-офицера перелететь через линию фронта на новейшей модели самолета «Фоккер», данные о котором жаждали получить в британском штабе. Немец получил 50 фунтов стерлингов и, главное, возможность дожидаться в лагере для пленных окончания войны.
Постоянно усиливались меры, призванные обеспечить секретность действий разведки. Некоторые руководители даже в Лондоне встречались со своими людьми только в такси, чтобы избавить их от посещения штаб-квартиры, где агентов могли увидеть при входе или выходе, и от подслушивания, если бы беседа происходила в гостинице или ресторане.
Тем не менее во время первой мировой войны, особенно в первые ее годы, английская секретная служба потерпела немало серьезных провалов. В 1915 году она не сумела снабдить английское командование во время Дарданелльской операции сведениями о силах противника. Во время бомбардировки англо-французской эскадрой Дарданелл турки и их союзники — немцы были уверены, что войска Антанты займут Константинополь. Турецкое правительство было в панике. Но были упущены драгоценные дни, за которые турецкое командование сумело сосредоточить в районе Константинополя значительные резервы. Неудача Дарданелльской операции, приведшая к крупным потерям (113 тыс. убитых и раненых), вероятно, была связана и с утечкой информации. О подготовке этой операции открыто говорили в Портсмуте — тайна была у всех на устах. Конечно, островное положение Англии очень усложняло задачу немецкой разведки и облегчало положение англичан. Ведь установить тщательное наблюдение за портами и за береговой линией, к которой возможно было приблизиться только на заметных издали кораблях, значительно проще, чем следить за сотнями километров сухопутных границ. Немецкая секретная служба всю войну прилагала отчаянные усилия, чтобы восстановить свою разведывательную организацию, которая была одним ударом разгромлена англичанами в августе 1914 года. Однако немецкой разведке не удалось организовать ни одной диверсии на английской территории. Взрывы на военных заводах, вопреки слухам, не были связаны с деятельностью неприятельских шпионов. Этого нельзя с уверенностью сказать в отношении всех взрывов на военных кораблях во время их стоянки в английских портах.
Всемирно известный английский писатель Сомерсет Моэм в годы первой мировой войны пополнил список представителей литературного мира, сотрудничавших в британской разведке. В сборнике рассказов «Ашенден, или британский агент» (1928 г.), носивших явно автобиографический характер, повествуется о том, как Ашендену, представившемуся в Швейцарии работником британской военной цензуры, удалось расставить ловушку одному англичанину, женатому на немке и ставшему агентом германской секретной службы. Ашенден ловко предложил ему свою рекомендацию для поступления на службу в английскую цензуру, немецкий агент не устоял перед соблазном — отправился через Францию в Англию и был схвачен союзной контрразведкой. В действительности как раз в английскую почтовую цензуру пробрался один из самых опасных немецких разведчиков — П. Зильбер, годами пересылавший много ценной информации в Берлин. Зильберу удавалось извлекать массу полезных сведений из проходившей через его руки переписки. Но не меньшее значение имело для немецкой разведки, что Зильбер . получил возможность узнавать те адреса в нейтральных странах, которые привлекали внимание англичан. После этого Берлин мог менять «провалившиеся» адреса на новые, затрудняя выявление немецкой агентуры.
«КОМНАТА № 40»
Немало из операций английской разведки времен первой мировой войны более полувека оставались государственным секретом. Не все тайное стало явным и поныне. Только в 1972 году всплыли факты, проливающие новый свет на один из трагических эпизодов войны.
7 мая 1915 г. немецкая подводная лодка потопила у берегов Ирландии английский пароход «Лузитанию» — самый крупный пассажирский корабль того времени. Погибло 1198 человек, в том числе 124 американца. В США прокатилась буря возмущения, которая весьма помогла потом сторонникам втягивания страны в войну на стороне Антанты. И вот через почти 6 десятилетий английский журналист Колин Симпсон, изучавший архивы Адмиралтейства, обнаружил, что из них изъяты многие документы — их отсутствие, впрочем, было еще более красноречивым, чем сами эти материалы. Исследования Симпсона подтвердили то, о чем, впрочем, догадывались и современники: быстрота, с которой затонула «Лузитания», была вызвана попаданием немецкой торпеды в ящики со снарядами и патронами, которыми тайно заполнили в Нью-Йорке корабельные трюмы. Симпсон идет дальше. Сопоставляя факты, он приходит к выводу, что морской министр Уинстон Черчилль и его заместитель адмирал Джон Фишер сознательно в самый критический момент, отлично зная, что на пути «Лузитании» немецкая подводная лодка, не послали на защиту парохода военные суда и не отдали своевременно приказ об изменении курса корабля.
…Опытным сотрудникам адмирала Холла, получившим 17 января 1917 г. несколько рядов четырех— и пятизначных цифр, не потребовалось много времени, чтобы определить код, которым было зашифровано перехваченное вражеское послание. Это был уже раскрытый англичанами вариант хорошо известного им немецкого дипломатического шифра 13040. Предполагая, что речь идет об обычной дипломатической депеше, английские контрразведчики тем не менее взялись, как обычно, за ее расшифровку. Однако, по мере того как продвигалась их работа, росло и изумление — содержание телеграммы было, конечно, очень важным, более того, оно было поразительным, его можно было счесть совершенно неправдоподобным, если бы не путь, которым зашифрованный текст попал в «комнату № 40». Вскоре документ уже лежал на столе адмирала Холла. Это была телеграмма министра иностранных дел Циммермана немецкому послу в Вашингтоне графу Бернсторфу с указанием переслать ее текст германскому посланнику в Мексике фон Экхарту. Немецкие дипломаты ставились в известность, что через две недели, 1 февраля 1917 г., Германия начнет неограниченную подводную войну. Чтобы заставить США сохранять нейтралитет, необходимо подтолкнуть Мексику к военным действиям против своего северного соседа, обещая вернуть ей за это захваченные у нее американцами в прошлом веке территории — Техас, Аризону и Нью-Мексико. Рекомендовалось побудить мексиканское правительство к вступлению в переговоры с Японией и предложить ей порвать с Антантой и начать войну против США.
Трудно было переоценить все значение перехваченной телеграммы. Конечно, содержавшиеся в ней предложения звучали фантастично и свидетельствовали о растущей авантюристичности политики кайзеровского правительства, пытавшегося отыскать средства избежать поражения в войне. Однако США, в то время не содержавшие массовой армии в мирное время, были достаточно чувствительны к планам, подобным тем, которые излагались в телеграмме Циммермана. И главное, конечно, что телеграмма могла стать козырным тузом в пропаганде, которую вели сторонники присоединения США к Антанте. К их числу принадлежал и американский посол в Лондоне У. X. Пейдж, которому была передана Холлом телеграмма Циммермана и который сразу же переслал ее текст в государственный департамент.
Правда, было одно существенное затруднение. Англичане требовали, чтобы Вашингтон не ссылался на них как на источник получения телеграммы. Это было невыгодно, во-первых, поскольку немцы поняли бы, что англичане овладели германским кодом (германский разведчик Ринтелен раньше предупреждал Берлин об этом, но ему не поверили); во-вторых, ссылка на Лондон могла заставить усомниться в аутентичности телеграммы, в том, не является ли она ловкой фальшивкой, рассчитанной на вовлечение США в войну на стороне Англии. Президент Вильсон, правда, быстро поверил в подлинность текста, но для убеждения сомневающихся была изобретена довольно сложная процедура. Немецкий посол Бернсторф, как требовал от него Берлин, переслал по телеграфу, разумеется, в зашифрованном виде, полученную депешу немецкому посланнику в Мексике. Копия телеграммы Бернсторфа оказалась в распоряжении государственного департамента, ее переслали в американское посольство в Лондоне, там же снова расшифровали в помещении посольства с помощью английских специалистов. Теперь правительство США, передав текст телеграммы для опубликования в печати, могло утверждать, что она была расшифрована американскими официальными лицами. 1 марта 1917 г. американские газеты под аршинными заголовками опубликовали текст телеграммы, вызвавший, как с удовлетворением отметил государственный секретарь Лансинг, «огромную сенсацию».
Тем не менее в первые дни голоса сомневающихся звучали очень громко. Германофильские элементы в США доказывали, что телеграмма не является враждебным актом, поскольку она лишь предусматривает действия, которые следовало бы предпринять только в случае, если США открыто присоединятся к Антанте. Скептикам не было известно, что англичане передали в Вашингтон еще одну немецкую правительственную телеграмму, предписывающую немедленно приступить к переговорам с мексиканским правительством.
Но в Берлине, казалось, потеряли голову — Циммерман считал, что голословное отрицание никого не убедит и приведет лишь к дальнейшей потере престижа. Опровергая все отрицавших германских дипломатов, кайзеровский министр иностранных дел публично признал аутентичность телеграммы. Это было в начале марта 1917 года. Через месяц, 6 апреля 1917 г., конгресс США подавляющим большинством голосов принял решение объявить войну Германии.
Конечно, не телеграмма Циммермана определила решение Вильсона вступить в войну, как это утверждают многие буржуазные историки и дипломаты. К участию в первой мировой войне американский империализм влекли его собственные широкие захватнические планы. Однако для оправдания в глазах общественного мнения вступления США в войну неловкость Циммермана сыграла немалую роль.
Существовали (помимо явно вымышленных) три версии того, каким образом английская разведка добыла германский дипломатический код. Немцы утверждали, что этот код передал англичанам молодой австрийский радиоинженер Александр Сцек. Он имел доступ в помещение для радиопередач в Брюсселе.
У. Черчилль в книге «Мировой кризис» излагает официальную британскую версию. Согласно ей, книги шифров были извлечены русскими водолазами, обследовавшими германский крейсер «Магдебург», который 25 августа 1914 г. потерпел крушение в Балтийском море.
Наконец, английский разведчик Э. Вудхолл сообщает третью версию, утверждая, что он был лично знаком с человеком, доставившим код. Это был солдат французского иностранного легиона, которого Вудхолл условно называет Смит. В конце 1915 года Смит, который свободно владел французским, немецким и фламандским языками, перешел на работу в разведку. Его послали в бельгийскую столицу с заданием добыть немецкий шифр. Спустившись с парашютом около Брюсселя, Смит в одежде бельгийского крестьянина сумел благополучно пробраться в город и связаться в несколькими бельгийцами, готовыми оказать ему помощь. Особо важную роль сыграла девушка-бельгийка Ивонна. Она работала в кафе, которое часто посещал влюбленный в нее немецкий унтер-офицер. Немец работал на радиостанции оператором. Ивонна убедила своего поклонника, что она и ее брат (т. е. Смит) — большие любители тогда еще малораспространенного радио. Унтер-офицер охотно согласился учить их радиоделу и, отвечая на заранее подготовленные Смитом вопросы, бессознательно выдал все главные элементы кода. Получив сведения, разведчик переоделся в немецкую форму, которую достали его бельгийские друзья, и благополучно пересек линию фронта. Сразу же после его ухода немцы ворвались в кафе, где служила Ивонна. Оказывается, немецкая контрразведка давно уже следила за подозрительными визитами молодого радиста. Однако Ивонна, сообразив, что немец не разъяснил, да и не мог разъяснить смысла их радиоуроков, призналась лишь в том, что укрывала Смита, которого она выдала за немецкого дезертира. Ивонну приговорили к длительному тюремному заключению.
Эти версии не обязательно противоречат друг другу, поскольку шифр мог быть одновременно получен различными путями[1]. Однако покров секретности, которым продолжают окутывать это дело, заставляет предположить, что, быть может, подлинная история похищения кода так и остается неизвестной. Важнее, конечно, что английской разведке не только удалось овладеть немецкими шифрами, но и посылать телеграммы от имени германского командования. Одна из таких телеграмм привела к крупной победе Англии на море.
Осенью 1914 года английское Адмиралтейство было весьма озабочено действиями немецкой эскадры под командованием адмирала Шпее, крейсировавшей около Южной Америки.
1 ноября 1914 г. корабли Шпее уничтожили в морском бою более слабую английскую эскадру адмирала Кредока и после этого прибыли в чилийский порт Вальпараисо. Здесь Шпее застала телеграмма из Берлина, предписывавшая ему идти к Фолклендским островам, чтобы разрушить находившуюся там радиостанцию. Однако приказ ему послало не германское командование. Ее отправил с берлинского телеграфа английский агент. Он сумел раздобыть бланки, на которые сам поставил похищенные им
7 мая 1915 г. немецкая подводная лодка потопила у берегов Ирландии английский пароход «Лузитанию» — самый крупный пассажирский корабль того времени. Погибло 1198 человек, в том числе 124 американца. В США прокатилась буря возмущения, которая весьма помогла потом сторонникам втягивания страны в войну на стороне Антанты. И вот через почти 6 десятилетий английский журналист Колин Симпсон, изучавший архивы Адмиралтейства, обнаружил, что из них изъяты многие документы — их отсутствие, впрочем, было еще более красноречивым, чем сами эти материалы. Исследования Симпсона подтвердили то, о чем, впрочем, догадывались и современники: быстрота, с которой затонула «Лузитания», была вызвана попаданием немецкой торпеды в ящики со снарядами и патронами, которыми тайно заполнили в Нью-Йорке корабельные трюмы. Симпсон идет дальше. Сопоставляя факты, он приходит к выводу, что морской министр Уинстон Черчилль и его заместитель адмирал Джон Фишер сознательно в самый критический момент, отлично зная, что на пути «Лузитании» немецкая подводная лодка, не послали на защиту парохода военные суда и не отдали своевременно приказ об изменении курса корабля.
…Опытным сотрудникам адмирала Холла, получившим 17 января 1917 г. несколько рядов четырех— и пятизначных цифр, не потребовалось много времени, чтобы определить код, которым было зашифровано перехваченное вражеское послание. Это был уже раскрытый англичанами вариант хорошо известного им немецкого дипломатического шифра 13040. Предполагая, что речь идет об обычной дипломатической депеше, английские контрразведчики тем не менее взялись, как обычно, за ее расшифровку. Однако, по мере того как продвигалась их работа, росло и изумление — содержание телеграммы было, конечно, очень важным, более того, оно было поразительным, его можно было счесть совершенно неправдоподобным, если бы не путь, которым зашифрованный текст попал в «комнату № 40». Вскоре документ уже лежал на столе адмирала Холла. Это была телеграмма министра иностранных дел Циммермана немецкому послу в Вашингтоне графу Бернсторфу с указанием переслать ее текст германскому посланнику в Мексике фон Экхарту. Немецкие дипломаты ставились в известность, что через две недели, 1 февраля 1917 г., Германия начнет неограниченную подводную войну. Чтобы заставить США сохранять нейтралитет, необходимо подтолкнуть Мексику к военным действиям против своего северного соседа, обещая вернуть ей за это захваченные у нее американцами в прошлом веке территории — Техас, Аризону и Нью-Мексико. Рекомендовалось побудить мексиканское правительство к вступлению в переговоры с Японией и предложить ей порвать с Антантой и начать войну против США.
Трудно было переоценить все значение перехваченной телеграммы. Конечно, содержавшиеся в ней предложения звучали фантастично и свидетельствовали о растущей авантюристичности политики кайзеровского правительства, пытавшегося отыскать средства избежать поражения в войне. Однако США, в то время не содержавшие массовой армии в мирное время, были достаточно чувствительны к планам, подобным тем, которые излагались в телеграмме Циммермана. И главное, конечно, что телеграмма могла стать козырным тузом в пропаганде, которую вели сторонники присоединения США к Антанте. К их числу принадлежал и американский посол в Лондоне У. X. Пейдж, которому была передана Холлом телеграмма Циммермана и который сразу же переслал ее текст в государственный департамент.
Правда, было одно существенное затруднение. Англичане требовали, чтобы Вашингтон не ссылался на них как на источник получения телеграммы. Это было невыгодно, во-первых, поскольку немцы поняли бы, что англичане овладели германским кодом (германский разведчик Ринтелен раньше предупреждал Берлин об этом, но ему не поверили); во-вторых, ссылка на Лондон могла заставить усомниться в аутентичности телеграммы, в том, не является ли она ловкой фальшивкой, рассчитанной на вовлечение США в войну на стороне Англии. Президент Вильсон, правда, быстро поверил в подлинность текста, но для убеждения сомневающихся была изобретена довольно сложная процедура. Немецкий посол Бернсторф, как требовал от него Берлин, переслал по телеграфу, разумеется, в зашифрованном виде, полученную депешу немецкому посланнику в Мексике. Копия телеграммы Бернсторфа оказалась в распоряжении государственного департамента, ее переслали в американское посольство в Лондоне, там же снова расшифровали в помещении посольства с помощью английских специалистов. Теперь правительство США, передав текст телеграммы для опубликования в печати, могло утверждать, что она была расшифрована американскими официальными лицами. 1 марта 1917 г. американские газеты под аршинными заголовками опубликовали текст телеграммы, вызвавший, как с удовлетворением отметил государственный секретарь Лансинг, «огромную сенсацию».
Тем не менее в первые дни голоса сомневающихся звучали очень громко. Германофильские элементы в США доказывали, что телеграмма не является враждебным актом, поскольку она лишь предусматривает действия, которые следовало бы предпринять только в случае, если США открыто присоединятся к Антанте. Скептикам не было известно, что англичане передали в Вашингтон еще одну немецкую правительственную телеграмму, предписывающую немедленно приступить к переговорам с мексиканским правительством.
Но в Берлине, казалось, потеряли голову — Циммерман считал, что голословное отрицание никого не убедит и приведет лишь к дальнейшей потере престижа. Опровергая все отрицавших германских дипломатов, кайзеровский министр иностранных дел публично признал аутентичность телеграммы. Это было в начале марта 1917 года. Через месяц, 6 апреля 1917 г., конгресс США подавляющим большинством голосов принял решение объявить войну Германии.
Конечно, не телеграмма Циммермана определила решение Вильсона вступить в войну, как это утверждают многие буржуазные историки и дипломаты. К участию в первой мировой войне американский империализм влекли его собственные широкие захватнические планы. Однако для оправдания в глазах общественного мнения вступления США в войну неловкость Циммермана сыграла немалую роль.
Существовали (помимо явно вымышленных) три версии того, каким образом английская разведка добыла германский дипломатический код. Немцы утверждали, что этот код передал англичанам молодой австрийский радиоинженер Александр Сцек. Он имел доступ в помещение для радиопередач в Брюсселе.
У. Черчилль в книге «Мировой кризис» излагает официальную британскую версию. Согласно ей, книги шифров были извлечены русскими водолазами, обследовавшими германский крейсер «Магдебург», который 25 августа 1914 г. потерпел крушение в Балтийском море.
Наконец, английский разведчик Э. Вудхолл сообщает третью версию, утверждая, что он был лично знаком с человеком, доставившим код. Это был солдат французского иностранного легиона, которого Вудхолл условно называет Смит. В конце 1915 года Смит, который свободно владел французским, немецким и фламандским языками, перешел на работу в разведку. Его послали в бельгийскую столицу с заданием добыть немецкий шифр. Спустившись с парашютом около Брюсселя, Смит в одежде бельгийского крестьянина сумел благополучно пробраться в город и связаться в несколькими бельгийцами, готовыми оказать ему помощь. Особо важную роль сыграла девушка-бельгийка Ивонна. Она работала в кафе, которое часто посещал влюбленный в нее немецкий унтер-офицер. Немец работал на радиостанции оператором. Ивонна убедила своего поклонника, что она и ее брат (т. е. Смит) — большие любители тогда еще малораспространенного радио. Унтер-офицер охотно согласился учить их радиоделу и, отвечая на заранее подготовленные Смитом вопросы, бессознательно выдал все главные элементы кода. Получив сведения, разведчик переоделся в немецкую форму, которую достали его бельгийские друзья, и благополучно пересек линию фронта. Сразу же после его ухода немцы ворвались в кафе, где служила Ивонна. Оказывается, немецкая контрразведка давно уже следила за подозрительными визитами молодого радиста. Однако Ивонна, сообразив, что немец не разъяснил, да и не мог разъяснить смысла их радиоуроков, призналась лишь в том, что укрывала Смита, которого она выдала за немецкого дезертира. Ивонну приговорили к длительному тюремному заключению.
Эти версии не обязательно противоречат друг другу, поскольку шифр мог быть одновременно получен различными путями[1]. Однако покров секретности, которым продолжают окутывать это дело, заставляет предположить, что, быть может, подлинная история похищения кода так и остается неизвестной. Важнее, конечно, что английской разведке не только удалось овладеть немецкими шифрами, но и посылать телеграммы от имени германского командования. Одна из таких телеграмм привела к крупной победе Англии на море.
Осенью 1914 года английское Адмиралтейство было весьма озабочено действиями немецкой эскадры под командованием адмирала Шпее, крейсировавшей около Южной Америки.
1 ноября 1914 г. корабли Шпее уничтожили в морском бою более слабую английскую эскадру адмирала Кредока и после этого прибыли в чилийский порт Вальпараисо. Здесь Шпее застала телеграмма из Берлина, предписывавшая ему идти к Фолклендским островам, чтобы разрушить находившуюся там радиостанцию. Однако приказ ему послало не германское командование. Ее отправил с берлинского телеграфа английский агент. Он сумел раздобыть бланки, на которые сам поставил похищенные им