Страница:
- Так кто же? - не обращая внимание на "лирику", нажимал Сановник.
Мастодонт молчал.
- Вы не шутите! - с облегчением выдохнул Сановник. - Вы ба-а-льшой шутник. Все знают.
Мастодонт желал, чтоб Сановник успокоился, морально разоружился, как любили говаривать в парткабинетах. И действительно Сановник усадил маршала поудобнее, потрепал представителя по плечу и даже подсунул заботливо еще одну плошку с икрой, и уж совсем взяв себя в руки, снова приблизился к предправления.
И тут Мастодонт нанес стремительный, проникающий, рапирный удар:
- Вас ублажала Марь Пална, не так ли?
Лицо Сановника посерело и вытянулось.
В Цюрихском аэропорту верные сыны Мастодонта - Холин и Цулко встречали визитера из Москвы.
Чугунов вышел в зал ожидания с небольшим, видавшим виды чемоданчиком, и Пашка, впервые в жизни узревший этого человека, прошипел:
- Не нравится он мне.
- Только не улыбайся, - умолял Холин.
- Не нравится он мне, - с упорством заезженной пластинки повторял Цулко.
Представители банка в Цюрихе направились навстречу Чугунову, визитер из столицы не видел встречающих, но знал, что они должны быть.
- Не брякни вместо добрый день - не нравится он мне! - предостерег Холин. Пашка улыбнулся. Холин похолодел. Женщина, едва не налетевшая на них, остановилась, как вкопанная, будто споткнулась о Пашкину улыбку.
- Убери улыбку! - завопил Холин. Уже на подходе к Чугунову, Пашка расправился с улыбкой убийцы на розовощекой морде и придал лицу выражение вполне чиновное, даже глуповатое, что, впрочем, дается большинству совслужащих без малейшего труда.
- Добрый день! - выкрикнул Холин и выхватил чемоданчик у Чугунова.
- Здрасьте! - Пашка решил плебействовать напропалую, мало чем рискуя, усвоив давно - простота выходцев из подвалов более всего радует вельможных путешественников из далекого далека.
Чугунов поручкался с встречающими и зашагал, не глазея по сторонам, будто каждый день проезжал Цюрих на перегоне между Малаховкой и Удельной. Холин волок неожиданно тяжелую поклажу, Пашка приотстал, изучал спину и крепкие, чуть кривоватые ноги нежеланного визитера: ничего грибок! не первой свежести, но не пропит в труху, не прокурен до никотиновой вони чуть ли не из ушей, следит за собой, поди бегает по утрам, тискает гантельки, может и гирьки, а то и штангу лапает.
Пашка поравнялся с Чугуновым:
- Балуетесь спортом?
- Балуюсь, - не скрыл Чугунов. - А вы кто?
- Я?.. - Пашка вспомнил, что Холин в спешке забыл его представить. Заместитель Эдгара Николаича.
- Хотите сказать, что вы тоже банковский работник?
- Вот именно! - восторженно выпалил Пашка и неожиданно для себя улыбнулся. Еще более неожиданно оказалось, что Чугунову плевать на устрашающую улыбку Цулко. Пашка опешил, хотя должно было случиться наоборот.
- Вы банковский служащий? - еще раз, не скрывая изумления, как если б увидел бабочку без крыльев или жирафа без шеи, переспросил Чугунов.
- Именно... Я... - затряс головой Пашка. - Дебит, кредит, учетная ставка, что еще?..
Чугунов расхохотался. Холин зашагал быстрее, чтобы избавить себя от зрелища этого позора.
- Вы где учились? - стерев с глаз слезы, припечатал Чугунов.
- Я?.. - Пашка возмутился допросом, улыбнулся, чтобы привести московского дурня в чувства и... вторично убедился - зубодробительная ухмылка не срабатывает.
- Что вы все переспрашиваете я?.. да?.. я?.. не я же... Я-то уж имею право забыть, где и когда учился.
- Я тоже, - нашелся Пашка. - Я просто выгляжу молодо.
- Хотите отгадаю?
- Отгадайте, - не слишком охотно согласился Цулко.
- Вы учились в Вышке... - Чугунов задумался на миг, - причем, плохо.
Пашка поскучнел:
- Не понимаю вас... Вышка?.. Что за вышка? - и резко ушел влево к газетному киоску.
Вернулся Цулко с иллюстрированным журналом и напрочь забыл о предшествующем разговоре. Холин поставил чемодан в багажник "BMW" цвета "золото ацтеков" с искрой, усадил Чугунова назад, Пашка устроился рядом с водителем:
- Не хотите проехать по городу... покажем всякие разные "грибные места"...
Чугунов откинулся на подголовник:
- Давайте в отель... устал с дороги...
Холин дружелюбно спросил:
- Что в Москве?
- А что в Москве? - Чугунов глянул на Пашку, ухо стучалы отвисло почти до пола и, чтобы не разочаровать Цулко, брякнул, - накрывается советская власть.
- Да ну? - ойкнул Пашка.
- Ну да... - в тон ответил Чугунов и замолчал.
- Красивый город... - начал было светскую беседу Холин.
- Красивый? - усомнился Чугунов. - В сравнении с Мухосранском, а так... обычный западный город.
Не идет на контакт, с досадой подумал Холин и попробовал еще раз:
- Как Тихон Степаныч?
- Велел кланяться.
- Да ну?.. - подпрыгнул Пашка.
- Ну да! - подтвердил Чугунов. - Так и наказал... ты этим сукиным детям задай жару... страна с голода пухнет... а наши банкиры жируют на враждебных харчах.
- Так именно и сказал? - решил поддержать шутейный тон Холин.
- Вы имели ввиду "сукины дети"? Так именно и сказал...
- Я имел ввиду насчет страны, пухнущей с голода, а вообще... Тихон Степаныч известный шутник.
- Одно слово Мастодонт, - подвел итог Чугунов.
- Что-о? - вскричали, не сговариваясь, Пашка и Холин.
- А то вы не знали?.. - холодно заметил Чугунов. - Давайте договоримся, дураков друг из друга не делать.
Приехали в отель, оформились, поднялись в номер - шикарный, кажется впервые с момента прилета, Чугунова хоть что-то проняло.
- Сколько же в сутки? - не утерпел командированный.
- Неважно, - пояснил Холин, - платят наши швейцарские друзья.
- Это как же? - Чугунов любил ясность во всем.
- Долго рассказывать... этакий бартер личного состава, мы за них там, они тут...
Пашка, как фокусник вытянул из-за спины вместительный пластиковый пакет, неизвестно откуда и появился, поставил на журнальный столик:
- Здесь кое-что выпить на первый зуб... и сигареты.
- Не пью, не курю, к женщинам равнодушен... сухарь... заберите пакет.
Цулко глянул на Холина, тот кивнул, Пашка подцепил пакет, снова упрятал за спину.
- Завтра с утра подготовьте всю документацию... начнем работать. Спасибо за встречу. - Чугунов учтиво склонил голову, давая понять, что аудиенция завершена.
- За вами заехать в десять? - сдавленно уточнил Холин.
- В десять... у меня разгар рабочего дня... если не затруднит, в восемь.
Попрощались. Пожимая руку Пашке, Чугунов обронил:
- У вас располагающая улыбка... наша... чувствуешь себя среди своих.
Пашка попятился к двери и спиной выскользнул в коридор.
В машине сидели долго, не включая движка.
- Вот сволочь! - глаза Цулко сузились.
- Не заводись, - попросил Холин.
- Как же! - взбрыкнул Пашка, - он нам весь кайф сломает, скотина, подумал, успокоился, - с ним-то все ясно... тут я спокоен... меня больше всего твоя баба волнует.
- В смысле? - Холин отлично понял заместителя.
- В смысле... вчерашнего дня... влезла дурища... запомни, если что... она нас сдаст с потрохами.
- А ты считаешь, понадобится? - голос Холина упал.
- Уверен. Ты видел его... ты знаешь наши дела... наверх не пожалуешься, мол, это они требовали. По бумагам мы с тобой под статью пойдем... в особо крупных размерах... валютные махинации... злоупотребление служебным положением... весь букет.
- Но нас обязывали... из Москвы.
- Дурак! - Пашка играл подтяжкой пристежного ремня, - ты еще вспомни, как тебя инструктировал полгода назад этот управделами, скажешь на суде: это Герман Сергеевич мне велел! Так? Тебя зачем здесь держат? Чтоб у верхних голова не болела... засбоил, дал проскачку... на вылет, сберкассой командовать... это в лучшем случае...
- Что же делать? - Холин повернул ключ зажигания, заурчал движок.
- Не знаю. - Цулко смотрел на лужи сквозь лобовое стекло. - Одна надежда, что он не рубит в этой банковской трихомудии, хотя вряд ли, тот еще гвоздь. Попроси Мадзони, может, он заткнет наши дыры краткосрочными вливаниями?
Холин положил руки на руль:
- Так просто Мадзони не поможет... потребует встречной услуги.
- Господи, - хмыкнул Пашка, - вспомнила баба, як дивкой була. Соглашайся на все... нам бы этого козла, - кивнул на отель, - скорее домой возвернуть, а потом с Мадзони сговоримся, или пошлем... на хер.
- Может, твое ведомство поможет? - неуверенно поинтересовался Холин.
- Ты сюда ведомство не впутывай, - отрубил Пашка и, поздно спохватившись, прогундел, - да и какое такое ведомство?
- Ну ладно... ладно... - Холин отпустил ручной тормоз, машина плавно покатила.
Ребров не часто заезжал к матери и корил себя за черствость, понимая, что пустые укоры не облегчают участи единственного в этой жизни безоговорочно любимого человека.
Снова Ребров вышагивал по коммунальному коридору: у обшарпанных стен громоздились цинковые баки, стиральные доски, велосипеды-развалюхи, и еще невесть какая рухлядь. Каждый раз добираясь до двери материнской комнаты, Ребров втягивал голову в плечи, допуская, что прикрепленный к стене может пять, а может двадцать пять лет тому назад велосипед рухнет на темя, сбивая при падении тазы, санки, швабры и веники.
Открыл дверь, положил гвоздики на стол, подошел, поцеловал мать, болезнь отступила, и стало видно, что перед ним еще бесспорно красивая женщина, не молодая, но и далеко не старуха.
Вышел на кухню, вернулся с чистой водой в вазе, обрезал по косой ножницами цветочные стебли, расставил в вазе цветы.
Мать, не отрываясь, следила за сыном. Ребров вынул из сумки продукты, положил в холодильник, сказал:
- Грязный... надо вымыть... если б с Иркой не разругался, ее бы попросил.
- Мириться не думаешь? - с опаской уточнила мать.
- Ни за что! - Ребров сел на край кровати.
- Решил, значит решил, не вмешиваюсь, - мать вздохнула.
- По глазам вижу хочешь что-то сказать, а боишься, - ввернул Ребров.
- Боюсь, - созналась мать.
- Тогда молчи, тем более, что я предполагаю приблизительно: какие вы все мужики... не цените... бросаете любящих вас... так?
- Вроде того, - улыбнулась мать.
- Вот видишь, сказала бы... слово за слово глядишь скандал... а так, я вроде сам болею, сам себе горькую микстуру прописываю... а ты только наблюдаешь, и вроде не причем, и мне орать не на кого.
Мать снова улыбнулась:
- Я тоже по глазам вижу - хочешь спросить. Что?
- Хочу... - Ребров подошел к окну, приоткрыл форточку пошире. Можно? - Мать кивнула, поглубже нырнула под одеяло.
- В прошлый раз, ма, ты говорила... странные вещи... вроде, что... ты хоть помнишь... даже всплакнула...
- Я? - мать подтянула одеяло до глаз, опасаясь тока прохладного воздуха из форточки. - Не помню ничего... странные вещи?.. Удивительно... - вдруг глаза ее озарились догадкой. - Я тут пила лекарство... доктор выписал... очень сильное... доктор предупредил, у лекарства побочное действие, вплоть до галлюцинаций...
- Боже мой! Не помнишь, что говорила в прошлый раз?
Мать съежилась от напряжения:
- Не помню, ничего существенного... видно температура и это средство, - тронула коробочку на стуле... - все вместе наложилось и... - бессильно махнула.
- Но ты сказала... сказала, что... - продолжил Ребров.
Мать прервала:
- Скорее всего из-за лекарства... ослабленный организм... доктор уверял, все пройдет бесследно... мне уже лучше, много лучше...
Ребров не стал продолжать: у каждого есть причины для молчания. Протер пыль влажной тряпкой, разогрел матери ужин, покормил и собрался уходить.
- Когда заглянешь? - мать приподнялась на подушке.
- Позвоню. - Ребров замер у двери.
- Лидия Михайловна, - мать кивнула на стену, отделяющую каморку одинокой, как перст, соседки, - обижается, сказала, ты ей деньги даешь, а она от смущения не может отказаться.
- Вот еще... мало даю... она не обязана, - понизил голос, - за свои сто пятьдесят порхать у твоей кровати. Это мне ты - мать, а ей, хоть и славная женщина, но всего лишь соседка. Ты ее припугни, не будет брать денег - я обижусь. Уж я-то по обидчивости чемпион.
Подошел к матери, поцеловал, тихо выскользнул из комнаты и, озираясь, чтоб не налететь на Лидию Михайловну и не задеть рухлядь на стенах, выбрался на площадку к лифту, неслышно притворил дверь в табличках, утонувшую в косяке, утыканном разноцветными кнопками звонков.
Холин довез Пашку до дому и с улицы позвонил в итальянский "Банко ди Бари" сеньору Мадзони. Мадзони проурчал в трубку:
- Иф ю вонт... [Если вы хотите]
Холин расценил эти слова, как приглашение заехать.
Мадзони принял Холина в офисе, обставленном неструганной мебелью, многочисленными креслами с никелированными частями и огромным низким столом для совещаний, с поверхностью, напоминающей полированный агат.
- Бон джорно! - Мадзони пошел навстречу, раскинув руки, сели, Мадзони вынул минеральную, зная, что Холин за рулем, раскрыл коробку киви в шоколаде, сказал на достаточно приличном русском:
- Слушаю.
Холин выпил воды, погладил никелированный подлокотник, собрался с духом:
- Из Москвы приехал один человек... - издалека начал Холин.
- Я знаю, - улыбаясь, прервал Мадзони и принялся сыпать извинениями.
- Отделению моего банка... здесь в Цюрихе предстоит проверка... похоже... - вздохнул, - глубокая проверка.
Мадзони сцепил пальцы, оперся о колено, поворачиваясь в такт словам Холина.
- Нам понадобятся деньги... перекрутиться на время проверки... как только человек из Москвы уедет, мы тут же переведем эти деньги обратно.
- Это сотни тысяч? - уточнил Мадзони.
- Нет.
- Миллионы?
- Нет! - Холин выдохнул. - Сотни миллионов.
- Франков? - надежда в голосе Мадзони угасла.
- Долларов! - выпалил Холин и замолчал, он сказал все, что хотел, остальное всецело зависело от похожего на античного бога с загорелым лицом и синими глазами мужчины в великолепно скроенном костюме.
- Конкретно, сколько? - Мадзони дотронулся до шелкового платка в наружном кармашке.
- Триста! - Холин просил с запасом, хватило бы и двухсот, но... с напряжением.
Мадзони не вчера занялся банковской деятельностью:
- Это с запасом?
- Небольшим, - подтвердил Холин.
- Срок? - Мадзони не сводил глаз с начищенных носков черных ботинок.
- Неделя, не более.
- Я подумаю. - Итальянский банкир встал, поднял жалюзи на широченном окне: вдали смутно виднелись горы, вьющиеся по склонам трассы в огнях, гладь озера, мрачно поблескивающая в темноте.
- Оговоренную сумму необходимо перевести на мои счета не позже чем через сутки.
- Это трудно. - Глаза Мадзони превратились в два синих кусочка льда. - Слишком велика цифра, я не принимаю единолично таких решений, мне нужно посоветоваться с правлением и весомыми вкладчиками.
Холин знал, что Мадзони лжет, просто набивает цену. Он смолчал - в его положении не выбирают.
Мадзони перелистал небольшую книжечку в кожаном переплете, сделал несколько пометок. Отложил поминальник, пробормотал:
- Brigandi [бандиты, разбойники (ит.)], - залпом осушил стакан воды.
- Кто? - уточнил Холин, впрочем хорошо понимая о ком идет речь и лишь стараясь поддерживать беседу.
- Ваши... наверху... - любезно пояснил Мадзони, в его глазах сверкнули голубые искры. Холин не мог себе ответить: это гнев или издевка, предпочел не вдаваться в подробности.
- Что потребуется взамен? - тихо и даже пригнувшись к столу, спросил Холин.
- Ничего. - Мадзони подумал и добавил. - Я или помогу... или нет... если не смогу, - развел руками в жесте покаяния.
Итальянский банкир проводил Холина до дверей офиса, замер, глядя в спину спускающемуся по лестнице русскому. Холин слышал - или показалось? как, стоя в проеме дверей, Мадзони бормотал:
- Brigandi!.. Proprio [настоящие (ит.)] brigandi!..
Стрелки часов показывали без трех минут восемь. Из отеля вышел Чугунов, снял очки, протер замшевым лоскутом. Водрузил очки на переносицу: в поле зрения попала очаровательная мулатка с золотистым псом - скорее всего, голден ретривер - на поводке с щадящим ошейником.
Без одной минуты восемь подъехал Холин, раскрыл, склонившись в бок, правую переднюю дверцу сияющей "BMW". Чугунов сел, поправляя полы длинного плаща, кивнул:
- Добрый день.
- Добрый день.
Холин плавно тронул с места, решив заранее не ввязываться в разговоры, надеясь, что утренние улицы центра Цюриха - бесспорно притягательные для глаза - интересуют гостя.
Против ожиданий Чугунов снова занялся очками, выказав полнейшее равнодушие к улицам, домам, витринам и их содержимому. Ревизор дышал на стекла и протирал, протирал и дышал, серьезность этого пустячного занятия казалось столь подлинной, что Холин не сдержал улыбки: так и стекла до дыр протрутся.
Чугунов упрятал замшевый лоскут в карман, очки в футляр, неожиданно заметил, похлопывая по карману с лоскутом:
- Знаете сколько лет этому клочку замши?
- Представления не имею, - искренне признался Холин.
- С институтской скамьи пользую, - не стал томить Чугунов и Холину показалось, что ревизор намекал: ...сам думай, что я за человек, если замшевая тряпица служит мне сто лет.
Поигрывая концом шарфа, Чугунов кажется решил "показать зубы":
- У вас большая недостача?..
Холин непроизвольно нажал на тормоз, машина дернулась, Чугунова резко потащило вперед - удержал ремень.
- Полегче, - миролюбиво предложил ревизор.
- Показалось, что переключился светофор, - соврал Холин, сосредоточенно соображая, что ответить: если Мадзони подведет, то лучше не лгать, если поможет, то трепаться "на голубом глазу".
Казалось, Чугунов забыл о своем вопросе, он ворочался в кресле, менял натяжение ремня, поправлял подголовник и в конце бесплодных поисков абсолютного комфорта еще раз протер очки, как видно, в утешение.
Чугунов снова ожил:
- Расскажите о вашем заместителе...
- Что именно? - уточнил Холин.
- Вы понимаете что, - упирался Чугунов.
Холин не слишком лучезарно рассмеялся:
- Поверьте... не понимаю... обычный мужик... не сизиф, но аккуратен в работе... не теряет бумаг... - подумал, добавил, - и головы не теряет, даже если примет на грудь...
- Вы совершенно разные, - прервал Чугунов.
Холин смолчал, не ухватывая, куда клонит ревизор и более всего опасаясь повторного вопроса о недостаче.
В это же время Цулко, заспанный, с отечной мордой, колдовал над бумагами в офисе советского банка. Пашка перебирал папки вырывал одиночные листы, рвал и отправлял в корзину, отдельно просматривал сшитые телексы и неугодные бумажки пачками летели в машину, размельчающую ненужные документы.
В комнату заглянула промытая до прозрачности девушка, спросила с акцентом:
- Я вам не нужна?
Пашка резко обернулся, пытаясь мощной спиной прикрыть ворох на столе:
- Нет... нет... нет!.. - с раздражением выкрикнул Цулко, и мордашка с изумленными глазами скрылась.
Часы показывали восемь, судя по пустой кофейной чашке и пепельнице, полной окурков, Пашка засел в офисе давно - может, бодрствовал всю ночь...
Бумаг не убавлялось, и Пашка надеялся, что Холин не подведет с вариантом прикрытия...
Чугунов снова возился с пристяжным ремнем. Машина несколько раз дернулась, мотор зачихал. Холин недоуменно взирал на приборную доску, рука водителя скользнула под панель... мотор по-прежнему чихал.
- Не понимаю... - с досадой выдохнул банкир и припарковал машину к бордюру, как раз вблизи знака, запрещающего не только стоянку, но даже остановку.
К машине направился полицейский. Холин выбрался из кабины. Изобразил недоумение, ткнул в капот с вопросом в глазах. Регулировщик улыбнулся, показал жезлом на столбик с трубкой аварийного вызова, Холин что-то объяснил полицейскому, тот пожал плечами, еще взмах - на сей раз жезл уперся в обычный уличный таксофон, Холин благодарно кивнул.
Чугунов наблюдал за суетой сквозь лобовое стекло и без единого помутнения очки.
Холин подошел к телефону, опустил монету:
- Сеньора Мадзони... нет?.. - и нажал на рычаг. Снова опустил монету и набрал номер:
- Сеньор Мадзони... извините... не надеялся, что вы в такую рань на работе... Относительно вчерашней просьбы?.. - не скрывая напряжения, переспросил. - Только в течение дня... грациа... Буду звонить...
Русский вернулся в машину. Чугунов рассматривал проспекты, свернул один в трубочку, постучал по колену:
- Наш Евробанк в Париже... клоака!
Холин попытался возразить:
- Ну отчего же?
- Я проверял его в прошлом году... послали по недосмотру.
- И что же? - Холин нервно барабанил пальцами по рулю, будто прикидывая, что же делать с машиной и слушая вполуха.
- Да, ничего... - Чугунов отстегнул ремень... - Уголовщина! Но... не подкопаешься, там заправляет Пономарев... то ли сын, то ли зять партийного академика... Бэ Пономарева - отца родного братских партий... кандидат в члены пэбэ... там забетонировано наглухо, танком не прошибешь...
- Зачем вы мне это рассказываете? - нервы подводили банкира.
- Зачем? - Чугунов постукивал свернутым в трубочку проспектом по костлявому колену. - Вы - Холин. Так? Не Пономарев?.. Согласны. Вот и вся разница.
- Вы меня пугаете? - голос Холина едва не сорвался.
- Я? Вас?.. Упаси Господь... просто излагаю факты... каждый подтвердит, что Холин, это Холин, а Пономарев соответственно... - Чугунов швырнул проспект на сиденье. - Долго нам еще прохлаждаться?
Банкир пожал плечами, после выпада с Пономаревым становилось очевидно: Пашка прав, и выход всего один, хоть и крайне нежелательный...
Холин выбрался из машины, открыл капот, нырнул в переплетение патрубков, шлангов, проводов, свитых в жгуты: несколько раз садился за руль - мотор не поддавал признаков жизни.
- Может на автобусе... или возьмем такси? - предложил Чугунов.
Холин отверг предложение:
- Видите ли... если аварийка отбуксирует машину, то счет вкатят о-го-го... не хочется выбрасывать деньги на ветер...
- Не из своего же кармана, - философски заметил Чугунов. - Банк оплатит...
Холин уже "перегрелся" за это утро: раннее вставание, лис Мадзони, хитро...пый Чугунов, инсценировка поломки машины и... главное, густеющая на глазах опасность благополучию. Эдгар Николаевич впал в смехотворный пафос компропаганды, наивно детски и неприкрыто дурацкий:
- Мне деньги государства не безразличны!
- Это я давно заметил. - Чугунов продемонстрировал отменную реакцию, и Холин понял, что сморозил глупость, двусмысленность и... подставился: колкость вполне оправдана.
- Я нервничаю... из-за машины... извините. - Холин еще раз повернул ключ зажигания и... движок ожил, работал мерно и нешумно. - Наверное свечи подсохли, - уронил Чугунов, едва слышно, будто бормотал про себя молитву и случайно пару слов вырвалось вслух.
Холин сообразил, что на ответ пассажир не рассчитывает, выбрался из "BMW", опустил капот, победно кивнул регулировщику, тот приветственно махнул в ответ.
Часы на улице показывали половину одиннадцатого. Подъехали к представительству банка, на пороге офиса встретил Цулко сосредоточенный, без улыбки, выбритый до синевы. Пашка провел визитера по комнатам представительства, сияющим чистотой и потянул в помещение, где с ночи упражнялся в уничтожении бумаг.
Такая же бьющая по глазам чистота и девственно пустой стол: Пашка управился! Любезно осведомился:
- С чего начнем?..
Чугунов стянул плащ, бросил на диванчик для двоих, по-хозяйски расположился в удобном кресле:
- Сначала!..
Пашка глазом не моргнул, плавным жестом откатил стеллажную дверку на роликах. Чугунов увидел десятки толстенных папок с дырками на плоских корешках - для вентиляции бумаг - и аккуратно наклеенными черными цифрами: 1, 2... 50... 113...
- Дайте мне баланс... - Чугунов вскользь взглянул на папки: раз предлагают, скорее всего в них ничего, кроме рутинной переписки, нет.
Пашка перехватил взгляд Холина, передал бразды правления начальнику. Эдгар Николаевич зашел издалека:
- Видите ли... мы как раз решили свести все показатели снова и перепроверить, но... сотрудница, выполняющая эту работу заболела и, чтобы не терять время, взяла документацию домой.
- Позвоните ей, пусть привезет. - Чугунов не собирался сдавать позиции.
- Она больна, - с нажимом заметил Холин.
- К тому же, - встрял Пашка, - она живет за городом в только что купленном доме... еще без телефона.
Чугунов усмехнулся:
- Тогда поезжайте и заберите...
Холин подготовился к такому обороту событий:
- Это швейцарка... здесь не принято без предупреждения наезжать к больным... забрать документы - неэтично, это - недоверие - здесь своя этика... нас не поймут...
- А мы весьма ценим этого работника - добил Пашка.
- Завтра... документы должны лежать на столе. - Чугунов окинул взглядом шеренгу папок и попросил Цулко, - дайте мне 37-ую.
Пашка вздрогнул, потянулся к папке.
- Что это вы? - заметил гримасу Цулко ревизор. - Памятная цифирь в вашем ремесле?
Пашка положил папку на стол. Холин повеселел, выиграны сутки! За стеной забренчал телефон. Эдгар Николаевич выскочил, задев пустое кресло... Чугунов улыбнулся одними губами, наугад раскрыл папку, принялся в сотый раз за это долгое утро протирать очки.
Холин взял трубку в соседней комнате, сделал глазами знак Пашке, чтобы заместитель вернулся к Чугунову - вдруг ревизор возжелает подслушать по параллельному аппарату. Пашка сообразил вмиг, бросился к месту недавней казни сотен бумаг.
- Пронто, - произнес голос Мадзони.
- Слушаю... - связки Холина вибрировали от напряжения.
- Относительно вчерашнего... - дипломатично и уклончиво приступил к делу итальянский банкир, - я смогу послезавтра...
Мастодонт молчал.
- Вы не шутите! - с облегчением выдохнул Сановник. - Вы ба-а-льшой шутник. Все знают.
Мастодонт желал, чтоб Сановник успокоился, морально разоружился, как любили говаривать в парткабинетах. И действительно Сановник усадил маршала поудобнее, потрепал представителя по плечу и даже подсунул заботливо еще одну плошку с икрой, и уж совсем взяв себя в руки, снова приблизился к предправления.
И тут Мастодонт нанес стремительный, проникающий, рапирный удар:
- Вас ублажала Марь Пална, не так ли?
Лицо Сановника посерело и вытянулось.
В Цюрихском аэропорту верные сыны Мастодонта - Холин и Цулко встречали визитера из Москвы.
Чугунов вышел в зал ожидания с небольшим, видавшим виды чемоданчиком, и Пашка, впервые в жизни узревший этого человека, прошипел:
- Не нравится он мне.
- Только не улыбайся, - умолял Холин.
- Не нравится он мне, - с упорством заезженной пластинки повторял Цулко.
Представители банка в Цюрихе направились навстречу Чугунову, визитер из столицы не видел встречающих, но знал, что они должны быть.
- Не брякни вместо добрый день - не нравится он мне! - предостерег Холин. Пашка улыбнулся. Холин похолодел. Женщина, едва не налетевшая на них, остановилась, как вкопанная, будто споткнулась о Пашкину улыбку.
- Убери улыбку! - завопил Холин. Уже на подходе к Чугунову, Пашка расправился с улыбкой убийцы на розовощекой морде и придал лицу выражение вполне чиновное, даже глуповатое, что, впрочем, дается большинству совслужащих без малейшего труда.
- Добрый день! - выкрикнул Холин и выхватил чемоданчик у Чугунова.
- Здрасьте! - Пашка решил плебействовать напропалую, мало чем рискуя, усвоив давно - простота выходцев из подвалов более всего радует вельможных путешественников из далекого далека.
Чугунов поручкался с встречающими и зашагал, не глазея по сторонам, будто каждый день проезжал Цюрих на перегоне между Малаховкой и Удельной. Холин волок неожиданно тяжелую поклажу, Пашка приотстал, изучал спину и крепкие, чуть кривоватые ноги нежеланного визитера: ничего грибок! не первой свежести, но не пропит в труху, не прокурен до никотиновой вони чуть ли не из ушей, следит за собой, поди бегает по утрам, тискает гантельки, может и гирьки, а то и штангу лапает.
Пашка поравнялся с Чугуновым:
- Балуетесь спортом?
- Балуюсь, - не скрыл Чугунов. - А вы кто?
- Я?.. - Пашка вспомнил, что Холин в спешке забыл его представить. Заместитель Эдгара Николаича.
- Хотите сказать, что вы тоже банковский работник?
- Вот именно! - восторженно выпалил Пашка и неожиданно для себя улыбнулся. Еще более неожиданно оказалось, что Чугунову плевать на устрашающую улыбку Цулко. Пашка опешил, хотя должно было случиться наоборот.
- Вы банковский служащий? - еще раз, не скрывая изумления, как если б увидел бабочку без крыльев или жирафа без шеи, переспросил Чугунов.
- Именно... Я... - затряс головой Пашка. - Дебит, кредит, учетная ставка, что еще?..
Чугунов расхохотался. Холин зашагал быстрее, чтобы избавить себя от зрелища этого позора.
- Вы где учились? - стерев с глаз слезы, припечатал Чугунов.
- Я?.. - Пашка возмутился допросом, улыбнулся, чтобы привести московского дурня в чувства и... вторично убедился - зубодробительная ухмылка не срабатывает.
- Что вы все переспрашиваете я?.. да?.. я?.. не я же... Я-то уж имею право забыть, где и когда учился.
- Я тоже, - нашелся Пашка. - Я просто выгляжу молодо.
- Хотите отгадаю?
- Отгадайте, - не слишком охотно согласился Цулко.
- Вы учились в Вышке... - Чугунов задумался на миг, - причем, плохо.
Пашка поскучнел:
- Не понимаю вас... Вышка?.. Что за вышка? - и резко ушел влево к газетному киоску.
Вернулся Цулко с иллюстрированным журналом и напрочь забыл о предшествующем разговоре. Холин поставил чемодан в багажник "BMW" цвета "золото ацтеков" с искрой, усадил Чугунова назад, Пашка устроился рядом с водителем:
- Не хотите проехать по городу... покажем всякие разные "грибные места"...
Чугунов откинулся на подголовник:
- Давайте в отель... устал с дороги...
Холин дружелюбно спросил:
- Что в Москве?
- А что в Москве? - Чугунов глянул на Пашку, ухо стучалы отвисло почти до пола и, чтобы не разочаровать Цулко, брякнул, - накрывается советская власть.
- Да ну? - ойкнул Пашка.
- Ну да... - в тон ответил Чугунов и замолчал.
- Красивый город... - начал было светскую беседу Холин.
- Красивый? - усомнился Чугунов. - В сравнении с Мухосранском, а так... обычный западный город.
Не идет на контакт, с досадой подумал Холин и попробовал еще раз:
- Как Тихон Степаныч?
- Велел кланяться.
- Да ну?.. - подпрыгнул Пашка.
- Ну да! - подтвердил Чугунов. - Так и наказал... ты этим сукиным детям задай жару... страна с голода пухнет... а наши банкиры жируют на враждебных харчах.
- Так именно и сказал? - решил поддержать шутейный тон Холин.
- Вы имели ввиду "сукины дети"? Так именно и сказал...
- Я имел ввиду насчет страны, пухнущей с голода, а вообще... Тихон Степаныч известный шутник.
- Одно слово Мастодонт, - подвел итог Чугунов.
- Что-о? - вскричали, не сговариваясь, Пашка и Холин.
- А то вы не знали?.. - холодно заметил Чугунов. - Давайте договоримся, дураков друг из друга не делать.
Приехали в отель, оформились, поднялись в номер - шикарный, кажется впервые с момента прилета, Чугунова хоть что-то проняло.
- Сколько же в сутки? - не утерпел командированный.
- Неважно, - пояснил Холин, - платят наши швейцарские друзья.
- Это как же? - Чугунов любил ясность во всем.
- Долго рассказывать... этакий бартер личного состава, мы за них там, они тут...
Пашка, как фокусник вытянул из-за спины вместительный пластиковый пакет, неизвестно откуда и появился, поставил на журнальный столик:
- Здесь кое-что выпить на первый зуб... и сигареты.
- Не пью, не курю, к женщинам равнодушен... сухарь... заберите пакет.
Цулко глянул на Холина, тот кивнул, Пашка подцепил пакет, снова упрятал за спину.
- Завтра с утра подготовьте всю документацию... начнем работать. Спасибо за встречу. - Чугунов учтиво склонил голову, давая понять, что аудиенция завершена.
- За вами заехать в десять? - сдавленно уточнил Холин.
- В десять... у меня разгар рабочего дня... если не затруднит, в восемь.
Попрощались. Пожимая руку Пашке, Чугунов обронил:
- У вас располагающая улыбка... наша... чувствуешь себя среди своих.
Пашка попятился к двери и спиной выскользнул в коридор.
В машине сидели долго, не включая движка.
- Вот сволочь! - глаза Цулко сузились.
- Не заводись, - попросил Холин.
- Как же! - взбрыкнул Пашка, - он нам весь кайф сломает, скотина, подумал, успокоился, - с ним-то все ясно... тут я спокоен... меня больше всего твоя баба волнует.
- В смысле? - Холин отлично понял заместителя.
- В смысле... вчерашнего дня... влезла дурища... запомни, если что... она нас сдаст с потрохами.
- А ты считаешь, понадобится? - голос Холина упал.
- Уверен. Ты видел его... ты знаешь наши дела... наверх не пожалуешься, мол, это они требовали. По бумагам мы с тобой под статью пойдем... в особо крупных размерах... валютные махинации... злоупотребление служебным положением... весь букет.
- Но нас обязывали... из Москвы.
- Дурак! - Пашка играл подтяжкой пристежного ремня, - ты еще вспомни, как тебя инструктировал полгода назад этот управделами, скажешь на суде: это Герман Сергеевич мне велел! Так? Тебя зачем здесь держат? Чтоб у верхних голова не болела... засбоил, дал проскачку... на вылет, сберкассой командовать... это в лучшем случае...
- Что же делать? - Холин повернул ключ зажигания, заурчал движок.
- Не знаю. - Цулко смотрел на лужи сквозь лобовое стекло. - Одна надежда, что он не рубит в этой банковской трихомудии, хотя вряд ли, тот еще гвоздь. Попроси Мадзони, может, он заткнет наши дыры краткосрочными вливаниями?
Холин положил руки на руль:
- Так просто Мадзони не поможет... потребует встречной услуги.
- Господи, - хмыкнул Пашка, - вспомнила баба, як дивкой була. Соглашайся на все... нам бы этого козла, - кивнул на отель, - скорее домой возвернуть, а потом с Мадзони сговоримся, или пошлем... на хер.
- Может, твое ведомство поможет? - неуверенно поинтересовался Холин.
- Ты сюда ведомство не впутывай, - отрубил Пашка и, поздно спохватившись, прогундел, - да и какое такое ведомство?
- Ну ладно... ладно... - Холин отпустил ручной тормоз, машина плавно покатила.
Ребров не часто заезжал к матери и корил себя за черствость, понимая, что пустые укоры не облегчают участи единственного в этой жизни безоговорочно любимого человека.
Снова Ребров вышагивал по коммунальному коридору: у обшарпанных стен громоздились цинковые баки, стиральные доски, велосипеды-развалюхи, и еще невесть какая рухлядь. Каждый раз добираясь до двери материнской комнаты, Ребров втягивал голову в плечи, допуская, что прикрепленный к стене может пять, а может двадцать пять лет тому назад велосипед рухнет на темя, сбивая при падении тазы, санки, швабры и веники.
Открыл дверь, положил гвоздики на стол, подошел, поцеловал мать, болезнь отступила, и стало видно, что перед ним еще бесспорно красивая женщина, не молодая, но и далеко не старуха.
Вышел на кухню, вернулся с чистой водой в вазе, обрезал по косой ножницами цветочные стебли, расставил в вазе цветы.
Мать, не отрываясь, следила за сыном. Ребров вынул из сумки продукты, положил в холодильник, сказал:
- Грязный... надо вымыть... если б с Иркой не разругался, ее бы попросил.
- Мириться не думаешь? - с опаской уточнила мать.
- Ни за что! - Ребров сел на край кровати.
- Решил, значит решил, не вмешиваюсь, - мать вздохнула.
- По глазам вижу хочешь что-то сказать, а боишься, - ввернул Ребров.
- Боюсь, - созналась мать.
- Тогда молчи, тем более, что я предполагаю приблизительно: какие вы все мужики... не цените... бросаете любящих вас... так?
- Вроде того, - улыбнулась мать.
- Вот видишь, сказала бы... слово за слово глядишь скандал... а так, я вроде сам болею, сам себе горькую микстуру прописываю... а ты только наблюдаешь, и вроде не причем, и мне орать не на кого.
Мать снова улыбнулась:
- Я тоже по глазам вижу - хочешь спросить. Что?
- Хочу... - Ребров подошел к окну, приоткрыл форточку пошире. Можно? - Мать кивнула, поглубже нырнула под одеяло.
- В прошлый раз, ма, ты говорила... странные вещи... вроде, что... ты хоть помнишь... даже всплакнула...
- Я? - мать подтянула одеяло до глаз, опасаясь тока прохладного воздуха из форточки. - Не помню ничего... странные вещи?.. Удивительно... - вдруг глаза ее озарились догадкой. - Я тут пила лекарство... доктор выписал... очень сильное... доктор предупредил, у лекарства побочное действие, вплоть до галлюцинаций...
- Боже мой! Не помнишь, что говорила в прошлый раз?
Мать съежилась от напряжения:
- Не помню, ничего существенного... видно температура и это средство, - тронула коробочку на стуле... - все вместе наложилось и... - бессильно махнула.
- Но ты сказала... сказала, что... - продолжил Ребров.
Мать прервала:
- Скорее всего из-за лекарства... ослабленный организм... доктор уверял, все пройдет бесследно... мне уже лучше, много лучше...
Ребров не стал продолжать: у каждого есть причины для молчания. Протер пыль влажной тряпкой, разогрел матери ужин, покормил и собрался уходить.
- Когда заглянешь? - мать приподнялась на подушке.
- Позвоню. - Ребров замер у двери.
- Лидия Михайловна, - мать кивнула на стену, отделяющую каморку одинокой, как перст, соседки, - обижается, сказала, ты ей деньги даешь, а она от смущения не может отказаться.
- Вот еще... мало даю... она не обязана, - понизил голос, - за свои сто пятьдесят порхать у твоей кровати. Это мне ты - мать, а ей, хоть и славная женщина, но всего лишь соседка. Ты ее припугни, не будет брать денег - я обижусь. Уж я-то по обидчивости чемпион.
Подошел к матери, поцеловал, тихо выскользнул из комнаты и, озираясь, чтоб не налететь на Лидию Михайловну и не задеть рухлядь на стенах, выбрался на площадку к лифту, неслышно притворил дверь в табличках, утонувшую в косяке, утыканном разноцветными кнопками звонков.
Холин довез Пашку до дому и с улицы позвонил в итальянский "Банко ди Бари" сеньору Мадзони. Мадзони проурчал в трубку:
- Иф ю вонт... [Если вы хотите]
Холин расценил эти слова, как приглашение заехать.
Мадзони принял Холина в офисе, обставленном неструганной мебелью, многочисленными креслами с никелированными частями и огромным низким столом для совещаний, с поверхностью, напоминающей полированный агат.
- Бон джорно! - Мадзони пошел навстречу, раскинув руки, сели, Мадзони вынул минеральную, зная, что Холин за рулем, раскрыл коробку киви в шоколаде, сказал на достаточно приличном русском:
- Слушаю.
Холин выпил воды, погладил никелированный подлокотник, собрался с духом:
- Из Москвы приехал один человек... - издалека начал Холин.
- Я знаю, - улыбаясь, прервал Мадзони и принялся сыпать извинениями.
- Отделению моего банка... здесь в Цюрихе предстоит проверка... похоже... - вздохнул, - глубокая проверка.
Мадзони сцепил пальцы, оперся о колено, поворачиваясь в такт словам Холина.
- Нам понадобятся деньги... перекрутиться на время проверки... как только человек из Москвы уедет, мы тут же переведем эти деньги обратно.
- Это сотни тысяч? - уточнил Мадзони.
- Нет.
- Миллионы?
- Нет! - Холин выдохнул. - Сотни миллионов.
- Франков? - надежда в голосе Мадзони угасла.
- Долларов! - выпалил Холин и замолчал, он сказал все, что хотел, остальное всецело зависело от похожего на античного бога с загорелым лицом и синими глазами мужчины в великолепно скроенном костюме.
- Конкретно, сколько? - Мадзони дотронулся до шелкового платка в наружном кармашке.
- Триста! - Холин просил с запасом, хватило бы и двухсот, но... с напряжением.
Мадзони не вчера занялся банковской деятельностью:
- Это с запасом?
- Небольшим, - подтвердил Холин.
- Срок? - Мадзони не сводил глаз с начищенных носков черных ботинок.
- Неделя, не более.
- Я подумаю. - Итальянский банкир встал, поднял жалюзи на широченном окне: вдали смутно виднелись горы, вьющиеся по склонам трассы в огнях, гладь озера, мрачно поблескивающая в темноте.
- Оговоренную сумму необходимо перевести на мои счета не позже чем через сутки.
- Это трудно. - Глаза Мадзони превратились в два синих кусочка льда. - Слишком велика цифра, я не принимаю единолично таких решений, мне нужно посоветоваться с правлением и весомыми вкладчиками.
Холин знал, что Мадзони лжет, просто набивает цену. Он смолчал - в его положении не выбирают.
Мадзони перелистал небольшую книжечку в кожаном переплете, сделал несколько пометок. Отложил поминальник, пробормотал:
- Brigandi [бандиты, разбойники (ит.)], - залпом осушил стакан воды.
- Кто? - уточнил Холин, впрочем хорошо понимая о ком идет речь и лишь стараясь поддерживать беседу.
- Ваши... наверху... - любезно пояснил Мадзони, в его глазах сверкнули голубые искры. Холин не мог себе ответить: это гнев или издевка, предпочел не вдаваться в подробности.
- Что потребуется взамен? - тихо и даже пригнувшись к столу, спросил Холин.
- Ничего. - Мадзони подумал и добавил. - Я или помогу... или нет... если не смогу, - развел руками в жесте покаяния.
Итальянский банкир проводил Холина до дверей офиса, замер, глядя в спину спускающемуся по лестнице русскому. Холин слышал - или показалось? как, стоя в проеме дверей, Мадзони бормотал:
- Brigandi!.. Proprio [настоящие (ит.)] brigandi!..
Стрелки часов показывали без трех минут восемь. Из отеля вышел Чугунов, снял очки, протер замшевым лоскутом. Водрузил очки на переносицу: в поле зрения попала очаровательная мулатка с золотистым псом - скорее всего, голден ретривер - на поводке с щадящим ошейником.
Без одной минуты восемь подъехал Холин, раскрыл, склонившись в бок, правую переднюю дверцу сияющей "BMW". Чугунов сел, поправляя полы длинного плаща, кивнул:
- Добрый день.
- Добрый день.
Холин плавно тронул с места, решив заранее не ввязываться в разговоры, надеясь, что утренние улицы центра Цюриха - бесспорно притягательные для глаза - интересуют гостя.
Против ожиданий Чугунов снова занялся очками, выказав полнейшее равнодушие к улицам, домам, витринам и их содержимому. Ревизор дышал на стекла и протирал, протирал и дышал, серьезность этого пустячного занятия казалось столь подлинной, что Холин не сдержал улыбки: так и стекла до дыр протрутся.
Чугунов упрятал замшевый лоскут в карман, очки в футляр, неожиданно заметил, похлопывая по карману с лоскутом:
- Знаете сколько лет этому клочку замши?
- Представления не имею, - искренне признался Холин.
- С институтской скамьи пользую, - не стал томить Чугунов и Холину показалось, что ревизор намекал: ...сам думай, что я за человек, если замшевая тряпица служит мне сто лет.
Поигрывая концом шарфа, Чугунов кажется решил "показать зубы":
- У вас большая недостача?..
Холин непроизвольно нажал на тормоз, машина дернулась, Чугунова резко потащило вперед - удержал ремень.
- Полегче, - миролюбиво предложил ревизор.
- Показалось, что переключился светофор, - соврал Холин, сосредоточенно соображая, что ответить: если Мадзони подведет, то лучше не лгать, если поможет, то трепаться "на голубом глазу".
Казалось, Чугунов забыл о своем вопросе, он ворочался в кресле, менял натяжение ремня, поправлял подголовник и в конце бесплодных поисков абсолютного комфорта еще раз протер очки, как видно, в утешение.
Чугунов снова ожил:
- Расскажите о вашем заместителе...
- Что именно? - уточнил Холин.
- Вы понимаете что, - упирался Чугунов.
Холин не слишком лучезарно рассмеялся:
- Поверьте... не понимаю... обычный мужик... не сизиф, но аккуратен в работе... не теряет бумаг... - подумал, добавил, - и головы не теряет, даже если примет на грудь...
- Вы совершенно разные, - прервал Чугунов.
Холин смолчал, не ухватывая, куда клонит ревизор и более всего опасаясь повторного вопроса о недостаче.
В это же время Цулко, заспанный, с отечной мордой, колдовал над бумагами в офисе советского банка. Пашка перебирал папки вырывал одиночные листы, рвал и отправлял в корзину, отдельно просматривал сшитые телексы и неугодные бумажки пачками летели в машину, размельчающую ненужные документы.
В комнату заглянула промытая до прозрачности девушка, спросила с акцентом:
- Я вам не нужна?
Пашка резко обернулся, пытаясь мощной спиной прикрыть ворох на столе:
- Нет... нет... нет!.. - с раздражением выкрикнул Цулко, и мордашка с изумленными глазами скрылась.
Часы показывали восемь, судя по пустой кофейной чашке и пепельнице, полной окурков, Пашка засел в офисе давно - может, бодрствовал всю ночь...
Бумаг не убавлялось, и Пашка надеялся, что Холин не подведет с вариантом прикрытия...
Чугунов снова возился с пристяжным ремнем. Машина несколько раз дернулась, мотор зачихал. Холин недоуменно взирал на приборную доску, рука водителя скользнула под панель... мотор по-прежнему чихал.
- Не понимаю... - с досадой выдохнул банкир и припарковал машину к бордюру, как раз вблизи знака, запрещающего не только стоянку, но даже остановку.
К машине направился полицейский. Холин выбрался из кабины. Изобразил недоумение, ткнул в капот с вопросом в глазах. Регулировщик улыбнулся, показал жезлом на столбик с трубкой аварийного вызова, Холин что-то объяснил полицейскому, тот пожал плечами, еще взмах - на сей раз жезл уперся в обычный уличный таксофон, Холин благодарно кивнул.
Чугунов наблюдал за суетой сквозь лобовое стекло и без единого помутнения очки.
Холин подошел к телефону, опустил монету:
- Сеньора Мадзони... нет?.. - и нажал на рычаг. Снова опустил монету и набрал номер:
- Сеньор Мадзони... извините... не надеялся, что вы в такую рань на работе... Относительно вчерашней просьбы?.. - не скрывая напряжения, переспросил. - Только в течение дня... грациа... Буду звонить...
Русский вернулся в машину. Чугунов рассматривал проспекты, свернул один в трубочку, постучал по колену:
- Наш Евробанк в Париже... клоака!
Холин попытался возразить:
- Ну отчего же?
- Я проверял его в прошлом году... послали по недосмотру.
- И что же? - Холин нервно барабанил пальцами по рулю, будто прикидывая, что же делать с машиной и слушая вполуха.
- Да, ничего... - Чугунов отстегнул ремень... - Уголовщина! Но... не подкопаешься, там заправляет Пономарев... то ли сын, то ли зять партийного академика... Бэ Пономарева - отца родного братских партий... кандидат в члены пэбэ... там забетонировано наглухо, танком не прошибешь...
- Зачем вы мне это рассказываете? - нервы подводили банкира.
- Зачем? - Чугунов постукивал свернутым в трубочку проспектом по костлявому колену. - Вы - Холин. Так? Не Пономарев?.. Согласны. Вот и вся разница.
- Вы меня пугаете? - голос Холина едва не сорвался.
- Я? Вас?.. Упаси Господь... просто излагаю факты... каждый подтвердит, что Холин, это Холин, а Пономарев соответственно... - Чугунов швырнул проспект на сиденье. - Долго нам еще прохлаждаться?
Банкир пожал плечами, после выпада с Пономаревым становилось очевидно: Пашка прав, и выход всего один, хоть и крайне нежелательный...
Холин выбрался из машины, открыл капот, нырнул в переплетение патрубков, шлангов, проводов, свитых в жгуты: несколько раз садился за руль - мотор не поддавал признаков жизни.
- Может на автобусе... или возьмем такси? - предложил Чугунов.
Холин отверг предложение:
- Видите ли... если аварийка отбуксирует машину, то счет вкатят о-го-го... не хочется выбрасывать деньги на ветер...
- Не из своего же кармана, - философски заметил Чугунов. - Банк оплатит...
Холин уже "перегрелся" за это утро: раннее вставание, лис Мадзони, хитро...пый Чугунов, инсценировка поломки машины и... главное, густеющая на глазах опасность благополучию. Эдгар Николаевич впал в смехотворный пафос компропаганды, наивно детски и неприкрыто дурацкий:
- Мне деньги государства не безразличны!
- Это я давно заметил. - Чугунов продемонстрировал отменную реакцию, и Холин понял, что сморозил глупость, двусмысленность и... подставился: колкость вполне оправдана.
- Я нервничаю... из-за машины... извините. - Холин еще раз повернул ключ зажигания и... движок ожил, работал мерно и нешумно. - Наверное свечи подсохли, - уронил Чугунов, едва слышно, будто бормотал про себя молитву и случайно пару слов вырвалось вслух.
Холин сообразил, что на ответ пассажир не рассчитывает, выбрался из "BMW", опустил капот, победно кивнул регулировщику, тот приветственно махнул в ответ.
Часы на улице показывали половину одиннадцатого. Подъехали к представительству банка, на пороге офиса встретил Цулко сосредоточенный, без улыбки, выбритый до синевы. Пашка провел визитера по комнатам представительства, сияющим чистотой и потянул в помещение, где с ночи упражнялся в уничтожении бумаг.
Такая же бьющая по глазам чистота и девственно пустой стол: Пашка управился! Любезно осведомился:
- С чего начнем?..
Чугунов стянул плащ, бросил на диванчик для двоих, по-хозяйски расположился в удобном кресле:
- Сначала!..
Пашка глазом не моргнул, плавным жестом откатил стеллажную дверку на роликах. Чугунов увидел десятки толстенных папок с дырками на плоских корешках - для вентиляции бумаг - и аккуратно наклеенными черными цифрами: 1, 2... 50... 113...
- Дайте мне баланс... - Чугунов вскользь взглянул на папки: раз предлагают, скорее всего в них ничего, кроме рутинной переписки, нет.
Пашка перехватил взгляд Холина, передал бразды правления начальнику. Эдгар Николаевич зашел издалека:
- Видите ли... мы как раз решили свести все показатели снова и перепроверить, но... сотрудница, выполняющая эту работу заболела и, чтобы не терять время, взяла документацию домой.
- Позвоните ей, пусть привезет. - Чугунов не собирался сдавать позиции.
- Она больна, - с нажимом заметил Холин.
- К тому же, - встрял Пашка, - она живет за городом в только что купленном доме... еще без телефона.
Чугунов усмехнулся:
- Тогда поезжайте и заберите...
Холин подготовился к такому обороту событий:
- Это швейцарка... здесь не принято без предупреждения наезжать к больным... забрать документы - неэтично, это - недоверие - здесь своя этика... нас не поймут...
- А мы весьма ценим этого работника - добил Пашка.
- Завтра... документы должны лежать на столе. - Чугунов окинул взглядом шеренгу папок и попросил Цулко, - дайте мне 37-ую.
Пашка вздрогнул, потянулся к папке.
- Что это вы? - заметил гримасу Цулко ревизор. - Памятная цифирь в вашем ремесле?
Пашка положил папку на стол. Холин повеселел, выиграны сутки! За стеной забренчал телефон. Эдгар Николаевич выскочил, задев пустое кресло... Чугунов улыбнулся одними губами, наугад раскрыл папку, принялся в сотый раз за это долгое утро протирать очки.
Холин взял трубку в соседней комнате, сделал глазами знак Пашке, чтобы заместитель вернулся к Чугунову - вдруг ревизор возжелает подслушать по параллельному аппарату. Пашка сообразил вмиг, бросился к месту недавней казни сотен бумаг.
- Пронто, - произнес голос Мадзони.
- Слушаю... - связки Холина вибрировали от напряжения.
- Относительно вчерашнего... - дипломатично и уклончиво приступил к делу итальянский банкир, - я смогу послезавтра...