Страница:
потому что сегодня я сам стоял в нелепейшей позе.
Я влез в окно из глупого любопытства и стоял как дурак у стола,
раскладывая поровней ножи. Шляпы я не снял, а когда вошел Крэндл, снял было
ее, не выпуская ножа, но одумался и положил его на стол. Вы знаете, как
иногда глупо двинешь или дернешь рукой. И вот, когда Крэндл меня увидел, но
еще не разглядел как следует, он остолбенел, словно сам Господь или палач
забрался к нему в столовую. Мне кажется, я знаю, почему он так испугался. Я
тоже неловок и высок, как тот, первый. Наверное, Крэндлу показалось, что
труп поднял крышку ящика, вскарабкался по лестнице и встал на прежнее место.
А я заметил, как неловко я поднял руку с ножом, - и это мне помогло. Это
подсказало мне, что же здесь случилось.
Когда наш несчастный сельский житель вошел сюда, он - в отличие от нас
- страшно испугался. Такие люди, как он, верят в приметы. И вот он принялся
поскорее раскладывать ровно ножи, как вдруг увидел рассыпанную соль. Может
быть, он подумал, что сам опрокинул солонку. В эту роковую минуту вошел
Крэндл, и бедняга смутился еще больше и еще сильнее заторопился. Не
забывайте, он делал два дела сразу. Не выпуская ножа, он взял щепотку соли и
попытался бросить ее через плечо. Но фанатик кинулся на него и схватил его
за руку.
Ведь в эту минуту рушился весь безумный миропорядок Крэндла. Вы
толкуете о суевериях, а заметили вы, что это - дом колдуна? Поняли вы, что
здесь на каждом шагу - заклинания, обряды, ритуалы, только задом наперед?
Ведьмы читают задом наперед молитву Господню. Как вы думаете, что
почувствует ведьма, если хотя бы два слова случайно окажутся на своих
местах? Крэндл увидел, что несуразный поселянин вот-вот разрушит чары его
черной магии. Если бы он бросил соль через плечо, вся сложная постройка
обрушилась бы. Со всей силой, какую он мог призвать из ада, Крэндл повис на
руке, державшей нож, чтобы несколько серебряных пылинок не опустились на
пол.
Бог его знает, случай ли это. Да, именно так, - ту секунду, и все, что
за ней скрыто, видел только Бог. Только перед Ним она открыта и светла, как
вечность. Но мы - просто люди, и я, и наш хозяин. А я, если смогу, не дам
казнить человека за то, что он сделал случайно, или машинально, или даже,
можно сказать, защищая себя. Возьмите щепотку соли, встаньте, как стоял
убитый, и вы поймете, что произошло. Наверное, такого не случалось нигде и
никогда; наверное, еще не бывало, чтобы лезвие ножа приблизилось вплотную к
горлу, когда об убийстве никто и не думал. Но так было здесь, и цепочка
мелких действий привела к страшной беде. Больше я ничего не утверждаю.
Странно подумать, что бедняга выбрался из дальнего селенья, прихватив с
собою лишь горстку местных преданий, а этот безумный гордец и обличитель,
выскочив в гневе за калитку, наткнулся именно на него, и они встретились в
небывалых, немыслимых обстоятельствах - и так схлестнулись не на жизнь, а на
смерть два вида суеверий.
Человека, сидевшего во главе стола, никто уже не замечал, словно он
превратился в стол или кресло. Однако Ноэл медленно повернулся к нему и
спросил его с тем холодным терпением, с каким обращаются к невыносимому
ребенку:
- Верно все это?
Крэндл вскочил на ноги, пошатнулся, несколько раз беззвучно открыл рот,
и все увидели клочок пены в углу его губ.
- Я хотел бы узнать, - гулко начал он, но голос изменил ему, он дважды
покачнулся и упал лицом на стол, сокрушая свой хрусталь и разливая вино.
- Не знаю, нужно ли звать полицию, - сказал Ноэл, - а вот врач не
помешал бы.
- Тут нужны два врача, - сказал Гейл и направился к окну, через которое
вошел.
Ноэл проводил его до калитки, мимо павлина и островка травы, синеватой,
как павлин, в ярком лунном свете. Выйдя за ограду, Гейл обернулся и сказал
напоследок:
- Я думаю, вы - Норман Ноэл, прославленный путешественник. Вы
интересней мне, чем бедный безумец, и я задам вам вопрос. Простите, если
навыдумывал за вас, такая уж у меня привычка. Вы изучали суеверия по всему
свету и видели вещи, по сравнению с которыми все эти толки о ножах и о
солонках - просто детская игра. Вы побывали в темных лесах, где верят в
вампиров, которые громадней дракона, и в горах, где боятся оборотней и ждут,
что на лице подруги или друга вдруг засветятся звериные глаза. Вы знали
истинных суеверов, веривших в черные, жуткие вещи, вы жили среди них, и я
хочу спросить вас о них.
- Мне кажется, вы сами немало о них знаете, - заметил Норман Ноэл, - но
я отвечу вам на любой вопрос.
- Вам не кажется, что эти суеверные люди счастливее вас?
Гейл спросил это и помолчал, а потом начал снова:
- Вам не кажется, что они пели больше песен, и плясали больше плясок, и
пили больше вина, и радовались искренней, чем вы? А все потому, что они
верили в зло. Пускай всего лишь в злые чары, в недобрый глаз, в дурную
примету - да, зло является им под глупыми и несообразными обличьями. Но они
думают о нем! Они ясно видят белое и черное, и жизнь для них - поле битвы. А
вы несчастны потому, что в зло не верили и считали, что истинный философ
обязан видеть все в сером свете. И вот, я говорю с вами, ибо сейчас,
сегодня, вы проснулись. Вы увидели достойное ненависти и познали радость.
Обычное убийство не разбудило бы вас. Если бы убитый был пожилым светским
человеком или даже молодым светским человеком, это бы вас не потрясло. Но я
знаю, что случилось с вами теперь. В смерти этого сельского бедняги было
что-то беспредельно постыдное.
Ноэл кивнул.
- Наверное, это из-за того, что у него такие нелепые фалды, - сказал
он.
- Да, наверное, - сказал Гейл. - Что ж, вот она, дорога к
действительности. Спокойной ночи.
И он пошел по улице пригорода, бессознательно отмечая, как меняется
цвет травы в ярком лунном свете. Павлинов он больше не встретил, и мы вправе
предположить, что он об этом не жалел.
...благодаря своей рассеянности. - Рассеянность - характерная черта
любимых героев Честертона - отца Брауна, Фомы Аквинского, Гэбриела Гейла.
Сам он был очень рассеян.
Канарейка. - Имеется в виду рассказ из этого же цикла, "Желтая птичка".
...дивным чудищам из Апокалипсиса. - См. Откр., 13, 1 - 18.
Я влез в окно из глупого любопытства и стоял как дурак у стола,
раскладывая поровней ножи. Шляпы я не снял, а когда вошел Крэндл, снял было
ее, не выпуская ножа, но одумался и положил его на стол. Вы знаете, как
иногда глупо двинешь или дернешь рукой. И вот, когда Крэндл меня увидел, но
еще не разглядел как следует, он остолбенел, словно сам Господь или палач
забрался к нему в столовую. Мне кажется, я знаю, почему он так испугался. Я
тоже неловок и высок, как тот, первый. Наверное, Крэндлу показалось, что
труп поднял крышку ящика, вскарабкался по лестнице и встал на прежнее место.
А я заметил, как неловко я поднял руку с ножом, - и это мне помогло. Это
подсказало мне, что же здесь случилось.
Когда наш несчастный сельский житель вошел сюда, он - в отличие от нас
- страшно испугался. Такие люди, как он, верят в приметы. И вот он принялся
поскорее раскладывать ровно ножи, как вдруг увидел рассыпанную соль. Может
быть, он подумал, что сам опрокинул солонку. В эту роковую минуту вошел
Крэндл, и бедняга смутился еще больше и еще сильнее заторопился. Не
забывайте, он делал два дела сразу. Не выпуская ножа, он взял щепотку соли и
попытался бросить ее через плечо. Но фанатик кинулся на него и схватил его
за руку.
Ведь в эту минуту рушился весь безумный миропорядок Крэндла. Вы
толкуете о суевериях, а заметили вы, что это - дом колдуна? Поняли вы, что
здесь на каждом шагу - заклинания, обряды, ритуалы, только задом наперед?
Ведьмы читают задом наперед молитву Господню. Как вы думаете, что
почувствует ведьма, если хотя бы два слова случайно окажутся на своих
местах? Крэндл увидел, что несуразный поселянин вот-вот разрушит чары его
черной магии. Если бы он бросил соль через плечо, вся сложная постройка
обрушилась бы. Со всей силой, какую он мог призвать из ада, Крэндл повис на
руке, державшей нож, чтобы несколько серебряных пылинок не опустились на
пол.
Бог его знает, случай ли это. Да, именно так, - ту секунду, и все, что
за ней скрыто, видел только Бог. Только перед Ним она открыта и светла, как
вечность. Но мы - просто люди, и я, и наш хозяин. А я, если смогу, не дам
казнить человека за то, что он сделал случайно, или машинально, или даже,
можно сказать, защищая себя. Возьмите щепотку соли, встаньте, как стоял
убитый, и вы поймете, что произошло. Наверное, такого не случалось нигде и
никогда; наверное, еще не бывало, чтобы лезвие ножа приблизилось вплотную к
горлу, когда об убийстве никто и не думал. Но так было здесь, и цепочка
мелких действий привела к страшной беде. Больше я ничего не утверждаю.
Странно подумать, что бедняга выбрался из дальнего селенья, прихватив с
собою лишь горстку местных преданий, а этот безумный гордец и обличитель,
выскочив в гневе за калитку, наткнулся именно на него, и они встретились в
небывалых, немыслимых обстоятельствах - и так схлестнулись не на жизнь, а на
смерть два вида суеверий.
Человека, сидевшего во главе стола, никто уже не замечал, словно он
превратился в стол или кресло. Однако Ноэл медленно повернулся к нему и
спросил его с тем холодным терпением, с каким обращаются к невыносимому
ребенку:
- Верно все это?
Крэндл вскочил на ноги, пошатнулся, несколько раз беззвучно открыл рот,
и все увидели клочок пены в углу его губ.
- Я хотел бы узнать, - гулко начал он, но голос изменил ему, он дважды
покачнулся и упал лицом на стол, сокрушая свой хрусталь и разливая вино.
- Не знаю, нужно ли звать полицию, - сказал Ноэл, - а вот врач не
помешал бы.
- Тут нужны два врача, - сказал Гейл и направился к окну, через которое
вошел.
Ноэл проводил его до калитки, мимо павлина и островка травы, синеватой,
как павлин, в ярком лунном свете. Выйдя за ограду, Гейл обернулся и сказал
напоследок:
- Я думаю, вы - Норман Ноэл, прославленный путешественник. Вы
интересней мне, чем бедный безумец, и я задам вам вопрос. Простите, если
навыдумывал за вас, такая уж у меня привычка. Вы изучали суеверия по всему
свету и видели вещи, по сравнению с которыми все эти толки о ножах и о
солонках - просто детская игра. Вы побывали в темных лесах, где верят в
вампиров, которые громадней дракона, и в горах, где боятся оборотней и ждут,
что на лице подруги или друга вдруг засветятся звериные глаза. Вы знали
истинных суеверов, веривших в черные, жуткие вещи, вы жили среди них, и я
хочу спросить вас о них.
- Мне кажется, вы сами немало о них знаете, - заметил Норман Ноэл, - но
я отвечу вам на любой вопрос.
- Вам не кажется, что эти суеверные люди счастливее вас?
Гейл спросил это и помолчал, а потом начал снова:
- Вам не кажется, что они пели больше песен, и плясали больше плясок, и
пили больше вина, и радовались искренней, чем вы? А все потому, что они
верили в зло. Пускай всего лишь в злые чары, в недобрый глаз, в дурную
примету - да, зло является им под глупыми и несообразными обличьями. Но они
думают о нем! Они ясно видят белое и черное, и жизнь для них - поле битвы. А
вы несчастны потому, что в зло не верили и считали, что истинный философ
обязан видеть все в сером свете. И вот, я говорю с вами, ибо сейчас,
сегодня, вы проснулись. Вы увидели достойное ненависти и познали радость.
Обычное убийство не разбудило бы вас. Если бы убитый был пожилым светским
человеком или даже молодым светским человеком, это бы вас не потрясло. Но я
знаю, что случилось с вами теперь. В смерти этого сельского бедняги было
что-то беспредельно постыдное.
Ноэл кивнул.
- Наверное, это из-за того, что у него такие нелепые фалды, - сказал
он.
- Да, наверное, - сказал Гейл. - Что ж, вот она, дорога к
действительности. Спокойной ночи.
И он пошел по улице пригорода, бессознательно отмечая, как меняется
цвет травы в ярком лунном свете. Павлинов он больше не встретил, и мы вправе
предположить, что он об этом не жалел.
...благодаря своей рассеянности. - Рассеянность - характерная черта
любимых героев Честертона - отца Брауна, Фомы Аквинского, Гэбриела Гейла.
Сам он был очень рассеян.
Канарейка. - Имеется в виду рассказ из этого же цикла, "Желтая птичка".
...дивным чудищам из Апокалипсиса. - См. Откр., 13, 1 - 18.