Страница:
Джеймс Хэдли Чейз
Гроб из Гонконга
Глава 1
Я уже собирался запирать на ночь свою контору, когда на столе зазвонил телефон. Было десять минут седьмого. Кончался длинный скучный день, не принесший мне ни цента заработка. За целый день у меня не было ни одного клиента. Всю почту я выбросил в корзину, даже не распечатав. И вот, наконец, первый телефонный звонок. Я энергично и напористо сказал:
– Нельсон Райан слушает.
Наступила пауза. В трубке послышался звук поднимающегося самолета. Этот шум на мгновенье оглушил меня, потом затих вдали.
– Мистер Райан? – сказал низкий и отрывистый мужской голос.
– Совершенно верно.
– Вы – частный сыщик?
– Тоже верно.
Опять наступила пауза. Я прислушался к тяжелому дыханию говорившего, а он, наверное, к моему. Наконец незнакомец сказал:
– В моем распоряжении всего несколько минут. Я звоню из аэропорта. Мне нужно, чтобы вы выполнили одно мое поручение.
Я достал блокнот.
– Ваша фамилия и адрес?
– Джон Хардвик. Кеннот-бульвар, 33.
Записав адрес, я спросил:
– Что вы хотите мне поручить?
– Я хочу, чтобы вы проследили за моей женой.
Наступила еще одна пауза, так как взлетал еще один самолет. Свист реактивных двигателей заглушил следующую фразу клиента.
– Я не разобрал, что вы сказали, мистер Хардвик.
Он нетерпеливо ответил:
– Я работаю в корпорации Герона по производству пластмасс.
Корпорация Герона была одной из крупнейших на всем Тихоокеанском побережье. Благосостояние Пасадена-сити на четверть зависело от нее.
– Это обойдется вам в пятьдесят долларов в день, не считая расходов, – сказал я, нагло завышая свой обычный гонорар.
– Идет! Я сейчас пришлю вам триста долларов. Я хочу, чтобы вы следили за моей женой, куда бы она ни пошла. Если она останется дома, то выясните, не приходил ли к ней кто-нибудь. Вы сделаете это?
За триста долларов я готов был и не то еще сделать – поэтому с готовностью ответил:
– Я сделаю это, мистер Хардвик. Но не приедете ли вы повидаться со мной? Я предпочитаю знать в лицо своих клиентов.
– Понимаю вас, но дело в том, что я только сейчас решился на этот шаг. Мне необходимо выехать в Нью-Йорк, но в пятницу мы с вами увидимся. А пока я хочу быть уверенным, что за время моего отсутствия жена будет под наблюдением.
– В этом можете не сомневаться, – сказал я и помолчал, пропуская еще один взлетающий самолет. – Мистер Хардвик, опишите, пожалуйста, внешность вашей жены.
– Вы можете найти ее по адресу Кеннот-бульвар, 33, – сказал он. – Простите, но меня зовут. Увидимся в пятницу.
Короткие гудки известили, что разговор закончен.
Я закурил сигарету и выпустил дым в воздух. Частным сыщиком я работал уже пять лет и за это время встречал много эксцентричных людей. Джон Хардвик, должно быть, из таких сумасбродов, но чутье подсказывало мне, что это не так. Он говорил, как человек, действительно попавший в затруднительное положение. Может быть, он давно подозревал жену в неверности и перед отъездом решил проверить ее. В такой ситуации мужчина способен повиноваться мгновенному импульсу. И все-таки очень не понравилось мне это дело, так как я не люблю анонимных клиентов. Я предпочитаю знать человека в лицо.
Обдумывая полученную от клиента информацию, я услышал в коридоре шаги. В дверь постучали, и вошел курьер. Он положил мне на стол толстый пакет и предложил расписаться в книге. Это был веснушчатый парень, еще получавший от жизни удовольствие. Пока я расписывался, он оглядел мою обшарпанную комнату: скептически осмотрел пятна на потолке, пыльную книжную полку, жалкий письменный стол и настенный календарь с голыми девочками. После его ухода я вскрыл конверт. Из него выпало тридцать десятидолларовых купюр и визитная карточка, на которой было написано: «От Джона Хардвика, Пасадена-сити, Кеннот-бульвар, 33».
Я не мог понять, каким образом удалось так быстро переправить мне деньги. Но потом решил, что Хардвик, видимо, воспользовался агентством срочной доставки, а их контора находилась в соседнем доме. Я придвинул к себе телефонную книгу и стал искать фамилию Хардвика, но ее там не было. Тогда я позвонил в адресный стол, и мне сразу сообщили, что по адресу Кеннот-бульвар, 33 проживает Джек С. Майерс-младший, а не Джон Хардвик.
Сложившаяся ситуация требовала разрешения. Кеннот-бульвар находился примерно в трех милях от центра города и представлял собой шоссе, ведущее в горы Пальма Маунтен. Здесь обычно снимают дома люди, приезжающие к нам отдыхать. Это вполне может относиться и к Джону Хардвику с женой. А может, он снял этот дом у Джека Майерса в ожидании, пока выстроят его собственный? Я всего один раз был на Кеннот-бульваре и то уже давно. Этот район застраивался сразу же после войны. Большая часть домов представляла собой бунгало, наполовину кирпичные, наполовину деревянные. Кеннот-бульвар имел свои преимущества: прекрасный вид на горы и море и, если вы в этом нуждались, – полнейшее уединение. Чем больше я раздумывал над этим заданием, тем меньше оно мне нравилось. У меня даже не было описания женщины, которую предстояло выслеживать. Но, получив деньги, я чувствовал себя обязанным их отработать. Я запер контору и пошел к лифту. Мой сосед Джек Уэйд все еще трудился в поте лица своего. Слышно было, как за дверью он что-то диктовал своей секретарше.
Выйдя из вестибюля, я пересек улицу, вошел в бар, где обычно обедал, и попросил бармена Сперроу сделать мне сэндвичи с ветчиной и курицей.
Этот высокий, тощий малый с копной седых волос принимал близко к сердцу все мои дела. Он был неплохим парнем, и я время от времени развлекал его неправдоподобными россказнями.
– Вы сегодня на работе, мистер Райан? – спросил он с любопытством.
– А что, заметно? – ответил я вопросом на вопрос. – Сегодняшний вечер я проведу с женой клиента и присмотрю, чтобы она не попала в беду.
Сперроу вытаращил глаза и открыл рот.
– Правда? А какая она, мистер Райан?
– Ты знаешь Лиз Тейлор?
Он кивнул, затаив дыхание.
– А Мэрилин Монро?
Его кадык судорожно заходил.
– Конечно, знаю.
Я печально улыбнулся.
– Так вот, она на них похожа.
Он недоуменно мигнул, потом понял, что я его разыгрываю, и смущенно улыбнулся.
– Вечно лезу не в свое дело? – спросил он.
– Поторапливайся, Сперроу, – в ответ сказал я. – Мне пора работать.
Он положил сэндвичи в бумажный пакет.
– Делайте только то, мистер Райан, за что вам заплатили, – посоветовал он, передавая мне пакет.
Было без двадцати минут семь, когда я сел в машину и не спеша поехал на Кеннот-бульвар. Дорога поднималась в горы, за которые садилось сентябрьское солнце. Бунгало на Кеннот-бульваре были закрыты от нескромных взоров изгородями и цветущими кустарниками. Я медленно проехал мимо дома 33. К нему вела довольно широкая аллея, оканчивающаяся двойными воротами. Недалеко от дома была стоянка автомобилей, откуда открывался чудесный вид на море. Я поставил машину туда и перебрался на заднее сидение. С этого места хорошо просматривались ворота дома 33. Мне оставалось только ждать. Это я умел делать в совершенстве, иначе нечего было выбирать профессию частного сыщика.
В течение часа проехало несколько машин. За рулем в основном сидели мужчины, возвращавшиеся с работы и, проезжая мимо, они равнодушно оглядывали меня и мою машину. Я надеялся, что похож на влюбленного, ожидающего девушку, а не на частного сыщика, стерегущего жену клиента. Мимо прошла девушка в узеньких брючках и свитере. Перед ней трусил пудель, с энтузиазмом отмечаясь возле каждого дерева. Девушка бросила на меня взгляд, полный любопытства, я же со знанием дела оценил ее ладную фигурку, сожалея, что она так быстро исчезает во мраке.
В девять часов стало совсем темно. Я достал пакет и съел сэндвичи, которые запил хорошим глотком из бутылки. Наступило долгое и томительное ожидание. Никто не въезжал и не выезжал из интересующих меня ворот, но было уже достаточно темно, и я мог начать действовать. Я вылез из машины и перешел дорогу. Открыв ворота, заглянул в аккуратный дворик. Мне был виден забор, цветник и дорожка, ведущая к дому. Окна не были освещены, и я пришел к выводу, что внутри никого нет. На всякий случай я обошел дом сзади. Окна не светились и там.
Я вернулся к машине несколько растерянным. Оказывается, как только муж уехал на аэродром, жена сбежала из дома. Мне оставалось только сидеть и ждать ее. И я решил ждать, поскольку триста долларов взывали к моей совести.
Около трех часов я неожиданно уснул. Разбудили меня первые лучи солнца, пробившиеся сквозь ветровое стекло машины. Шея затекла, спину ломило и, кроме того, я понимал, что провинился, проспав три часа. Вверх по дороге поднимался грузовик, развозящий молоко. Молочник останавливался перед каждым бунгало и относил к крыльцу бутылки. Он пропустил дом 33 и остановился возле дома 35. Когда он отошел от крыльца, я направился к нему. Это был пожилой человек с морщинистым лицом. Он вопросительно посмотрел на меня, сжимая в руке корзину с бутылками.
– Вы пропустили 33-й, – сказал я.
Он удивительно поднял брови.
– Хозяева в отъезде, – сказал он. – А какое вам до этого дело?
Я понял, что с подобным типом нужно быть откровенным – он вполне мог вызвать полицию. Поэтому я без лишних слов протянул удостоверение. Он внимательно прочел его, присвистнул и вернул мне.
– Вы не обслуживаете 33-й? – повторил я.
– Обслуживаю, но они на месяц уехали.
– Кто они?
Некоторое время он раздумывал.
– Семья Майерс.
– Мне казалось, что теперь здесь живут Хардвики.
Молочник поставил корзину на землю и сдвинул шляпу на затылок.
– В настоящее время здесь никто не живет, – ответил он, почесывая лоб. – Иначе я бы знал об этом. Людям ведь нужно молоко, а доставляю его сюда только я.
– Понятно, – сказал я, хотя, откровенно говоря, ничего не понимал. – Вы не думаете, что они могли сдать дом кому-нибудь в аренду?
– Я обслуживаю мистера Майерса уже в течение восьми лет, и за это время он никогда и никому не сдавал дом. Он всегда уезжает в это время в отпуск.
Молочник поднял корзину, и я понял, что разговор со мной ему порядком надоел.
– Вы не знаете здесь Джона Хардвика? – спросил я без особой надежды.
– Такого здесь нет. Иначе я бы знал. – Кивнув мне, он сел в грузовик и поехал к дому 37.
Моей первой мыслью было проверить адрес: может, я что-то перепутал. Но я хорошо знал, что это невозможно. Хардвик ясно назвал адрес и даже записал на карточке. Выходит, мне заплатили триста долларов за ночное дежурство у пустого бунгало? Может быть, молочник ошибается, и в доме все же кто-то есть? Я вернулся к дому 33 и снова открыл ворота. Мне не понадобилось заходить внутрь чтобы убедиться, что дом пуст… У бунгало был нежилой вид. У меня появилось неприятное чувство. Не собирался ли этот таинственный Хардвик убрать меня с дороги на эту ночь? Трудно поверить, чтобы человек, находящийся в здравом уме, мог выбросить триста долларов только за то, чтобы убрать меня на двенадцать часов. Я ведь не какая-то там важная персона. Эта мысль не давала мне покоя.
Внезапно мне захотелось побыстрее попасть в свою контору. Это в данный момент было важнее, чем душ и бритье.
Я сел в машину и поехал в город. Уличное движение еще не было интенсивным, и я добрался до конторы за несколько минут.
Швейцар подметал пол, что-то ворча себе под нос. Он бросил на меня тупой взгляд и отвернулся. Этот человек ненавидел всех, включая и себя самого. Я поднялся на четвертый этаж и быстро прошел по коридору к знакомой двери, на которой черными облупившимися буквами было написано: «Нельсон Райан, частный детектив». Я достал ключ, но почему-то не вставил в замок, а взялся за ручку и повернул ее.
Дверь была не заперта, хотя накануне вечером я запирал ее. Я осторожно отворил дверь и заглянул в небольшую прихожую, где стояли стол с растрепанными журналами и четыре расшатанных стула.
Внутренняя дверь, ведущая в мой кабинет, была приоткрыта!
Перед уходом я ее запер…
Неприятное чувство снова охватило меня. Подойдя к двери, я распахнул ее настежь. Лицом ко мне в кресле для клиентов сидела хорошенькая китаянка в зеленом с серебром «чунгазане» с разрезами по бокам, обнажавшими красивые ноги. У девушки был спокойный, безмятежный вид. Судя по небольшому пятнышку на левой груди, ее застрелили быстро и профессионально. Так быстро, что она даже не успела испугаться. Кто бы это ни сделал – чистая работа. Я осторожно коснулся ее лица. По-видимому, она умерла несколько часов назад.
Глубоко вздохнув, я взялся за телефонную трубку и набрал номер полиции.
В ожидании полиции я постарался лучше рассмотреть свою посетительницу. Молодая, года 23 – 24, в дорогом платье, тонких нейлоновых чулках и модных туфлях. Как я уже заметил, ноги у нее были безупречные. Я не мог узнать ее имя, так как у нее не было сумочки. Вероятно, ее забрал убийца. Такая женщина, как она, вряд ли вышла бы на улицу без сумочки.
Минут через десять после моего звонка полицейские слетелись ко мне в контору, как пчелы на мед. Последним прибыл детектив-лейтенант Том Ретник. Мне пришлось как следует познакомиться с ним за последние четыре года. Это был низкорослый, щегольски одетый тип с мелкими лисьими чертами лица. На своем посту он держался только потому, что ему посчастливилось жениться на сестре мэра. Как полицейский офицер он приносил пользы не больше, чем дырка в ведре. К счастью, со времени его назначения на пост в Пасадена-сити не произошло ни единого мало-мальски серьезного преступления. Это было первое убийство с тех пор, как он из сержанта-писаря сделался лейтенантом. Ретник влетел в мою комнату в сопровождении своего оруженосца, сержанта Палски, с очень уверенным видом, хотя все знали, что ему не хватит мозгов и для решения детского кроссворда.
Сержант Палски был огромным детиной с красным мясистым лицом и здоровенными кулаками, так и норовившими войти в соприкосновение с чьей-нибудь физиономией. Мозгов у него было еще меньше, чем у Ретника, но их нехватку он компенсировал вышеупомянутыми кулаками.
Ни тот, ни другой даже не взглянули на меня. Они прошли в кабинет и долго глазели на убитую. Потом Палски стал осматривать место происшествия, а Ретник подошел ко мне. Вид у него стал еще более уверенным.
– Ну, сыщик, рассказывай, как было дело, – сказал он, усаживаясь на стол и покачивая начищенными до блеска ботинками. – Это твоя клиентка?
– Я понятия не имею, кто она такая и что здесь делала, – ответил я. – Я нашел ее в своем кабинете сегодня утром.
Ретник жевал сигару, пристально уставившись на меня. Он считал, что полицейские именно так должны пялиться на подозреваемых.
– Ты всегда открываешь контору так рано?
Я рассказал ему все без утайки.
Закончив дела в кабинете, Палски вышел к нам и, подперев дверь могучим плечом, тоже стал слушать мой рассказ.
– …Поняв, что бунгало пустует, я приехал сюда, – закончил я. – Я предполагал, что тут какой-то подвох, но такого, признаться, не ожидал.
– Где ее сумка? – спросил Ретник.
– Не знаю. Должно быть, убийца прихватил ее с собой.
Ретник почесал щеку, вынул сигару изо рта, посмотрел на нее и снова засунул в рот.
– Что было в сумке?.. Признайся, ведь это ты убил ее? – спросил он.
Ничего другого я от Ретника не ожидал. Вызывая полицию, я был уверен, что стану подозреваемым номер один.
– Даже если бы у китаянки в сумочке был бриллиант «Кохинор», я не стал бы убивать ее здесь, – терпеливо сказал я. – Я выследил бы, где она живет, и убил бы ее там.
– Что она здесь делала и как сюда попала?
– Думаю, у этой женщины было ко мне дело. Парень, назвавшийся Джоном Хардвиком, не хотел, чтобы наше свидание состоялось. Почему он этого не хотел, я могу только предполагать. По-моему, Хардвик отправил меня сторожить пустой дом, чтобы под благовидным предлогом убрать отсюда. Скорее всего, что он ожидал ее здесь. Замки на дверях конторы простые, и ему не составило труда открыть их. Вероятно, когда она вошла, он сидел за моим столом. Судя по ее спокойному виду, она не знала, кто этот парень, и приняла его за меня. После того, как она рассказала ему все, он застрелил ее. Она даже не успела испугаться.
Ретник посмотрел на Палски.
– Этот сыщик отобьет у нас всю работу, если за ним не присмотреть. – Палски смолчал и сплюнул на ковер. Разговоры – не по его части. Он был профессиональным слушателем. Ретник секунду раздумывал, и этот процесс явно причинял ему страдания. Наконец он изрек:
– Я скажу, умник, что в твоей версии не сходится. Этот парень говорил по телефону из аэропорта, который находится в паре километров отсюда. Если ты не врешь, что ушел вскоре после шести часов, то раньше пол-седьмого ему сюда попасть было нельзя. Слишком интенсивное движение на главной магистрали. Любой человек, даже эта желтокожая, знает, что это уже нерабочее время, и вместо того, чтобы ехать сюда наудачу, она сначала позвонила бы по телефону.
– Откуда вы знаете, что она не звонила? Может, ей ответил Хардвик и от моего имени велел приезжать сюда.
По выражению лица Ретника, я понял, что он обдумывает мою версию. В дверях показался врач и санитары с носилками. Палски поневоле отлип от косяка и проводил их в кабинет. Ретник нервно поправил жемчужную заколку в галстуке.
– Проследить ее будет нетрудно, – сказал он, как бы разговаривая сам с собой. – Такие куколки всегда на виду. А когда этот Хардвик пообещал встретиться с тобой?
– Послезавтра, в пятницу.
– Думаешь, он появится?
– Совершенно исключено.
Зевнув, он посмотрел на часы.
– Ты отвратительно выглядишь. Может, выпьешь чашечку кофе? Только поблизости. И не болтай. Я поговорю с тобой через полчаса.
Такая трогательная забота объяснялась просто: он хотел освободиться на какое-то время от моего присутствия.
– Кофе я выпью, – согласился я. – Но, может, мне стоит съездить домой и переодеться?
– И так сойдет, – сказал он. – Просто выпей кофе где-нибудь поблизости.
Я спустился на лифте. Хотя было еще без двадцати семь, у подъезда собралась небольшая толпа зевак, которых привлекли четыре полицейские машины и «Скорая помощь». Всю дорогу я слышал за собой тяжелые шаги. Я даже не оглядывался, так как и без того знал, что кофе пить мне придется в компании полицейского. Я вошел в бар и уселся на табурет. Сперроу с трудом оторвался от окна, откуда глазел на машины, и выжидательно посмотрел на меня.
– Что вам приготовить, мистер Райан?
– Кофе покрепче и погорячее и яичницу с ветчиной.
Следовавший за мной полицейский не вошел в бар, а остался у наружной двери. Пританцовывая от возбуждения и нетерпения, Сперроу налил мне кофе и начал готовить яичницу.
– Кто-нибудь умер, мистер Райан? – спросил он, разбивая яйца на сковородку.
– Когда ты закрыл бар вчера вечером? – вопросом ответил я, посматривая на копа у двери.
– Ровно в десять вечера, – ответил он. – А что там происходит?
– Убита китаянка, – я отпил немного кофе. – Полчаса назад я нашел в своей конторе ее труп.
Кадык Сперроу так и заплясал от нетерпения.
– Это правда?..
– Чистая правда, – кивнул я, допивая кофе. – Налей еще чашку.
– Китаянка?..
– Да, и не задавай мне вопросы. Я знаю столько же, сколько и ты. Ты не видел здесь китаянку после моего ухода?
Он покачал головой и налил еще кофе.
– Нет. Думаю, я заметил бы ее, если бы она пришла до десяти. Вчера у меня работы было немного.
Меня прошиб холодный пот. У меня было алиби на время до восьми часов, когда мимо прошла девушка с пуделем. Я подсчитал, что китаянка могла прийти в мою контору приблизительно в это время. Что касается ночи, то тут полиции придется верить мне на слово, что я проторчал в своей машине на Кеннот-бульваре.
– Ты не заметил никого постороннего после моего ухода?
– Кажется, нет. Швейцар запер дверь в десять вечера, как обычно. – Он поставил передо мной яичницу. – А кто ее убил?
– Не знаю.
Аппетит у меня пропал. Дело пахло керосином. Я знал Ретника, этот парень хватается за соломинку. Если у меня не будет железного алиби, способного убедить даже грудного младенца, в покое меня не оставят.
– Ты не мог проглядеть ее?
– Я не смотрел все время в окно.
Вошли двое мужчин и заказали завтрак. Они поинтересовались у Сперроу, что происходит. Тот покосился на меня, но сказал, что ничего не знает. Один из мужчин, толстый малый в куртке а-ля Марлон Брандо, сказал:
– Кого-то пристукнули. Здесь «скорая».
Я отставил тарелку. Еда проста не лезла мне в горло. Допив кофе, я слез с табурета. Сперроу с несчастным видом посмотрел на меня.
– Не нравится, мистер Райан?
– Нет, просто я не рассчитал свои силы. Запиши за мной, – сказал я и вышел на улицу. Ко мне тут же подошел здоровенный коп.
– Куда вы собираетесь идти? – осведомился он.
– Естественно, в контору. А в чем дело?
– Когда вы понадобитесь, вас вызовут, а пока посидите в моей машине.
Я молча уселся на сидение. Толпящиеся вокруг зеваки тут же с лицезрения «скорой помощи» переключились на меня. Я закурил сигарету и старался не обращать на них внимания. Чем больше я думал над своим положением, тем меньше оно мне нравилось. Ясно было одно – я попал в ловушку.
Через час вышли два санитара с носилками. Под простыней китаянка казалась совсем маленькой. Толпа зашумела. Санитары вдвинули носилки внутрь, и машина уехала. Вслед за ними отправился врач на своей машине. И опять наступило долгое ожидание. Наконец вышли парни из отдела, занимающегося расследованием убийств. Один из них подал знак моему копу, и они тоже укатили. Коп открыл дверцу машины и ткнул в меня пальцем:
– Пошевеливайся, – сказал он. – Лейтенант хочет тебя видеть.
У двери я столкнулся со своим соседом – химиком Джеком Уэйдом, чья контора рядом с моей. Уэйд был на три года моложе меня. Атлетически сложенный, загорелый, с короткой стрижкой и живым взглядом – типичный мальчик из колледжа. Мы не раз встречались в лифте по дороге на работу. Он производил впечатление отличного парня и, так же, как и Сперроу, интересовался моей жизнью. Он часто расспрашивал меня о моих делах, и за то короткое время, что мы поднимались в лифте, я пичкал его теми же рассказами, что и Сперроу.
– Что случилось? – спросил он, когда мы вошли в лифт.
– Сегодня утром я нашел у себя в конторе мертвую китаянку, – ответил я. – Отсюда и суматоха.
Он ошарашенно уставился на меня.
– Мертвую?!
– Кто-то застрелил ее.
Он был потрясен.
– Вы хотите сказать, ее убили?!
– Да, можно сказать и так.
– Великий боже! Ну и ну!
– То же самое сказал и я, увидев ее.
– Кто же убил ее?
– В том-то и дело, что это неизвестно. Когда вы ушли вчера из конторы?
– Около девяти, когда швейцар запирал дверь.
– Вы не слышали выстрела?
– Господи… Нет.
– Уходя, вы не обратили внимания, горел ли свет в моей конторе?
– Не знаю. Я слышал, вы ушли после шести.
– Совершенно верно. – Я почему-то успокоился. Значит, китаянку убили после девяти. Мое алиби имело бледный вид.
Лифт остановился на четвертом этаже, и мы вышли. В этот момент в дверях моей конторы показались сержант Палски со швейцаром. Швейцар посмотрел на меня так, словно я, по крайней мере, был двухглавым чудовищем. Ни слова не говоря, они вошли в лифт.
– Ну, я полагаю, что теперь вы долго будете заняты, – сказал Уэйд, глядя на копа, стоявшего возле моей двери. – Могу ли я чем-нибудь вам помочь?
– Спасибо, – сказал я. – Если понадобится – я дам вам знать.
Я прошел мимо копа в приемную. Комната была совершенно пуста, если не считать обгорелых спичек, валявшихся где угодно, но только не в пепельнице. В моем кабинете лейтенант Ретник сидел развалясь в кресле. Когда я вошел, он уставился на меня особым «полицейским» взглядом и молча указал на кресло для посетителей, на спинке которого осталось пятно крови. Мне не хотелось касаться его, и я сел на подлокотник.
– У тебя есть разрешение на ношение оружия? – спросил он.
– Да.
– Какой марки револьвер?
– Специальный полицейский, тридцать восьмого калибра.
Он протянул руку ладонью вверх.
– Давай.
– Он в правом верхнем ящике.
Ретник долго молча смотрел на меня, потом убрал руку.
– Его там нет.
Я вздрогнул от неожиданности.
– Он должен лежать там.
Ретник достал сигару и закурил, не спуская с меня взгляда.
– Ее застрелили из револьвера тридцать восьмого калибра. Врач установил, что смерть наступила в районе трех часов ночи. Слушай, Райан, почему бы тебе не рассказать откровенно, что было в сумочке этой желтокожей?
Стараясь держать себя в руках, я сказал:
– Может быть, я кажусь вам всего лишь глупым сыщиком, но ведь я не настолько глуп, чтобы застрелить клиентку в своей конторе, к тому же из собственного револьвера, даже если в этой проклятой сумочке было все золото мира.
Ретник прикурил новую сигару и выпустил в мою сторону струю вонючего дыма.
– Не знаю, может, так оно и было. А может быть, ты решил обмануть всех и придумал себе железное алиби, – сказал он не очень убежденно.
– Если бы я убил ее, то мне было бы известно время, на которое я должен обеспечить себе алиби. Тогда я не давал бы вам алиби на восемь тридцать, а сразу представил на три ночи.
Он повернулся в моем кресле.
– Что она делала в твоей конторе в три часа ночи?
– Нельсон Райан слушает.
Наступила пауза. В трубке послышался звук поднимающегося самолета. Этот шум на мгновенье оглушил меня, потом затих вдали.
– Мистер Райан? – сказал низкий и отрывистый мужской голос.
– Совершенно верно.
– Вы – частный сыщик?
– Тоже верно.
Опять наступила пауза. Я прислушался к тяжелому дыханию говорившего, а он, наверное, к моему. Наконец незнакомец сказал:
– В моем распоряжении всего несколько минут. Я звоню из аэропорта. Мне нужно, чтобы вы выполнили одно мое поручение.
Я достал блокнот.
– Ваша фамилия и адрес?
– Джон Хардвик. Кеннот-бульвар, 33.
Записав адрес, я спросил:
– Что вы хотите мне поручить?
– Я хочу, чтобы вы проследили за моей женой.
Наступила еще одна пауза, так как взлетал еще один самолет. Свист реактивных двигателей заглушил следующую фразу клиента.
– Я не разобрал, что вы сказали, мистер Хардвик.
Он нетерпеливо ответил:
– Я работаю в корпорации Герона по производству пластмасс.
Корпорация Герона была одной из крупнейших на всем Тихоокеанском побережье. Благосостояние Пасадена-сити на четверть зависело от нее.
– Это обойдется вам в пятьдесят долларов в день, не считая расходов, – сказал я, нагло завышая свой обычный гонорар.
– Идет! Я сейчас пришлю вам триста долларов. Я хочу, чтобы вы следили за моей женой, куда бы она ни пошла. Если она останется дома, то выясните, не приходил ли к ней кто-нибудь. Вы сделаете это?
За триста долларов я готов был и не то еще сделать – поэтому с готовностью ответил:
– Я сделаю это, мистер Хардвик. Но не приедете ли вы повидаться со мной? Я предпочитаю знать в лицо своих клиентов.
– Понимаю вас, но дело в том, что я только сейчас решился на этот шаг. Мне необходимо выехать в Нью-Йорк, но в пятницу мы с вами увидимся. А пока я хочу быть уверенным, что за время моего отсутствия жена будет под наблюдением.
– В этом можете не сомневаться, – сказал я и помолчал, пропуская еще один взлетающий самолет. – Мистер Хардвик, опишите, пожалуйста, внешность вашей жены.
– Вы можете найти ее по адресу Кеннот-бульвар, 33, – сказал он. – Простите, но меня зовут. Увидимся в пятницу.
Короткие гудки известили, что разговор закончен.
Я закурил сигарету и выпустил дым в воздух. Частным сыщиком я работал уже пять лет и за это время встречал много эксцентричных людей. Джон Хардвик, должно быть, из таких сумасбродов, но чутье подсказывало мне, что это не так. Он говорил, как человек, действительно попавший в затруднительное положение. Может быть, он давно подозревал жену в неверности и перед отъездом решил проверить ее. В такой ситуации мужчина способен повиноваться мгновенному импульсу. И все-таки очень не понравилось мне это дело, так как я не люблю анонимных клиентов. Я предпочитаю знать человека в лицо.
Обдумывая полученную от клиента информацию, я услышал в коридоре шаги. В дверь постучали, и вошел курьер. Он положил мне на стол толстый пакет и предложил расписаться в книге. Это был веснушчатый парень, еще получавший от жизни удовольствие. Пока я расписывался, он оглядел мою обшарпанную комнату: скептически осмотрел пятна на потолке, пыльную книжную полку, жалкий письменный стол и настенный календарь с голыми девочками. После его ухода я вскрыл конверт. Из него выпало тридцать десятидолларовых купюр и визитная карточка, на которой было написано: «От Джона Хардвика, Пасадена-сити, Кеннот-бульвар, 33».
Я не мог понять, каким образом удалось так быстро переправить мне деньги. Но потом решил, что Хардвик, видимо, воспользовался агентством срочной доставки, а их контора находилась в соседнем доме. Я придвинул к себе телефонную книгу и стал искать фамилию Хардвика, но ее там не было. Тогда я позвонил в адресный стол, и мне сразу сообщили, что по адресу Кеннот-бульвар, 33 проживает Джек С. Майерс-младший, а не Джон Хардвик.
Сложившаяся ситуация требовала разрешения. Кеннот-бульвар находился примерно в трех милях от центра города и представлял собой шоссе, ведущее в горы Пальма Маунтен. Здесь обычно снимают дома люди, приезжающие к нам отдыхать. Это вполне может относиться и к Джону Хардвику с женой. А может, он снял этот дом у Джека Майерса в ожидании, пока выстроят его собственный? Я всего один раз был на Кеннот-бульваре и то уже давно. Этот район застраивался сразу же после войны. Большая часть домов представляла собой бунгало, наполовину кирпичные, наполовину деревянные. Кеннот-бульвар имел свои преимущества: прекрасный вид на горы и море и, если вы в этом нуждались, – полнейшее уединение. Чем больше я раздумывал над этим заданием, тем меньше оно мне нравилось. У меня даже не было описания женщины, которую предстояло выслеживать. Но, получив деньги, я чувствовал себя обязанным их отработать. Я запер контору и пошел к лифту. Мой сосед Джек Уэйд все еще трудился в поте лица своего. Слышно было, как за дверью он что-то диктовал своей секретарше.
Выйдя из вестибюля, я пересек улицу, вошел в бар, где обычно обедал, и попросил бармена Сперроу сделать мне сэндвичи с ветчиной и курицей.
Этот высокий, тощий малый с копной седых волос принимал близко к сердцу все мои дела. Он был неплохим парнем, и я время от времени развлекал его неправдоподобными россказнями.
– Вы сегодня на работе, мистер Райан? – спросил он с любопытством.
– А что, заметно? – ответил я вопросом на вопрос. – Сегодняшний вечер я проведу с женой клиента и присмотрю, чтобы она не попала в беду.
Сперроу вытаращил глаза и открыл рот.
– Правда? А какая она, мистер Райан?
– Ты знаешь Лиз Тейлор?
Он кивнул, затаив дыхание.
– А Мэрилин Монро?
Его кадык судорожно заходил.
– Конечно, знаю.
Я печально улыбнулся.
– Так вот, она на них похожа.
Он недоуменно мигнул, потом понял, что я его разыгрываю, и смущенно улыбнулся.
– Вечно лезу не в свое дело? – спросил он.
– Поторапливайся, Сперроу, – в ответ сказал я. – Мне пора работать.
Он положил сэндвичи в бумажный пакет.
– Делайте только то, мистер Райан, за что вам заплатили, – посоветовал он, передавая мне пакет.
Было без двадцати минут семь, когда я сел в машину и не спеша поехал на Кеннот-бульвар. Дорога поднималась в горы, за которые садилось сентябрьское солнце. Бунгало на Кеннот-бульваре были закрыты от нескромных взоров изгородями и цветущими кустарниками. Я медленно проехал мимо дома 33. К нему вела довольно широкая аллея, оканчивающаяся двойными воротами. Недалеко от дома была стоянка автомобилей, откуда открывался чудесный вид на море. Я поставил машину туда и перебрался на заднее сидение. С этого места хорошо просматривались ворота дома 33. Мне оставалось только ждать. Это я умел делать в совершенстве, иначе нечего было выбирать профессию частного сыщика.
В течение часа проехало несколько машин. За рулем в основном сидели мужчины, возвращавшиеся с работы и, проезжая мимо, они равнодушно оглядывали меня и мою машину. Я надеялся, что похож на влюбленного, ожидающего девушку, а не на частного сыщика, стерегущего жену клиента. Мимо прошла девушка в узеньких брючках и свитере. Перед ней трусил пудель, с энтузиазмом отмечаясь возле каждого дерева. Девушка бросила на меня взгляд, полный любопытства, я же со знанием дела оценил ее ладную фигурку, сожалея, что она так быстро исчезает во мраке.
В девять часов стало совсем темно. Я достал пакет и съел сэндвичи, которые запил хорошим глотком из бутылки. Наступило долгое и томительное ожидание. Никто не въезжал и не выезжал из интересующих меня ворот, но было уже достаточно темно, и я мог начать действовать. Я вылез из машины и перешел дорогу. Открыв ворота, заглянул в аккуратный дворик. Мне был виден забор, цветник и дорожка, ведущая к дому. Окна не были освещены, и я пришел к выводу, что внутри никого нет. На всякий случай я обошел дом сзади. Окна не светились и там.
Я вернулся к машине несколько растерянным. Оказывается, как только муж уехал на аэродром, жена сбежала из дома. Мне оставалось только сидеть и ждать ее. И я решил ждать, поскольку триста долларов взывали к моей совести.
Около трех часов я неожиданно уснул. Разбудили меня первые лучи солнца, пробившиеся сквозь ветровое стекло машины. Шея затекла, спину ломило и, кроме того, я понимал, что провинился, проспав три часа. Вверх по дороге поднимался грузовик, развозящий молоко. Молочник останавливался перед каждым бунгало и относил к крыльцу бутылки. Он пропустил дом 33 и остановился возле дома 35. Когда он отошел от крыльца, я направился к нему. Это был пожилой человек с морщинистым лицом. Он вопросительно посмотрел на меня, сжимая в руке корзину с бутылками.
– Вы пропустили 33-й, – сказал я.
Он удивительно поднял брови.
– Хозяева в отъезде, – сказал он. – А какое вам до этого дело?
Я понял, что с подобным типом нужно быть откровенным – он вполне мог вызвать полицию. Поэтому я без лишних слов протянул удостоверение. Он внимательно прочел его, присвистнул и вернул мне.
– Вы не обслуживаете 33-й? – повторил я.
– Обслуживаю, но они на месяц уехали.
– Кто они?
Некоторое время он раздумывал.
– Семья Майерс.
– Мне казалось, что теперь здесь живут Хардвики.
Молочник поставил корзину на землю и сдвинул шляпу на затылок.
– В настоящее время здесь никто не живет, – ответил он, почесывая лоб. – Иначе я бы знал об этом. Людям ведь нужно молоко, а доставляю его сюда только я.
– Понятно, – сказал я, хотя, откровенно говоря, ничего не понимал. – Вы не думаете, что они могли сдать дом кому-нибудь в аренду?
– Я обслуживаю мистера Майерса уже в течение восьми лет, и за это время он никогда и никому не сдавал дом. Он всегда уезжает в это время в отпуск.
Молочник поднял корзину, и я понял, что разговор со мной ему порядком надоел.
– Вы не знаете здесь Джона Хардвика? – спросил я без особой надежды.
– Такого здесь нет. Иначе я бы знал. – Кивнув мне, он сел в грузовик и поехал к дому 37.
Моей первой мыслью было проверить адрес: может, я что-то перепутал. Но я хорошо знал, что это невозможно. Хардвик ясно назвал адрес и даже записал на карточке. Выходит, мне заплатили триста долларов за ночное дежурство у пустого бунгало? Может быть, молочник ошибается, и в доме все же кто-то есть? Я вернулся к дому 33 и снова открыл ворота. Мне не понадобилось заходить внутрь чтобы убедиться, что дом пуст… У бунгало был нежилой вид. У меня появилось неприятное чувство. Не собирался ли этот таинственный Хардвик убрать меня с дороги на эту ночь? Трудно поверить, чтобы человек, находящийся в здравом уме, мог выбросить триста долларов только за то, чтобы убрать меня на двенадцать часов. Я ведь не какая-то там важная персона. Эта мысль не давала мне покоя.
Внезапно мне захотелось побыстрее попасть в свою контору. Это в данный момент было важнее, чем душ и бритье.
Я сел в машину и поехал в город. Уличное движение еще не было интенсивным, и я добрался до конторы за несколько минут.
Швейцар подметал пол, что-то ворча себе под нос. Он бросил на меня тупой взгляд и отвернулся. Этот человек ненавидел всех, включая и себя самого. Я поднялся на четвертый этаж и быстро прошел по коридору к знакомой двери, на которой черными облупившимися буквами было написано: «Нельсон Райан, частный детектив». Я достал ключ, но почему-то не вставил в замок, а взялся за ручку и повернул ее.
Дверь была не заперта, хотя накануне вечером я запирал ее. Я осторожно отворил дверь и заглянул в небольшую прихожую, где стояли стол с растрепанными журналами и четыре расшатанных стула.
Внутренняя дверь, ведущая в мой кабинет, была приоткрыта!
Перед уходом я ее запер…
Неприятное чувство снова охватило меня. Подойдя к двери, я распахнул ее настежь. Лицом ко мне в кресле для клиентов сидела хорошенькая китаянка в зеленом с серебром «чунгазане» с разрезами по бокам, обнажавшими красивые ноги. У девушки был спокойный, безмятежный вид. Судя по небольшому пятнышку на левой груди, ее застрелили быстро и профессионально. Так быстро, что она даже не успела испугаться. Кто бы это ни сделал – чистая работа. Я осторожно коснулся ее лица. По-видимому, она умерла несколько часов назад.
Глубоко вздохнув, я взялся за телефонную трубку и набрал номер полиции.
В ожидании полиции я постарался лучше рассмотреть свою посетительницу. Молодая, года 23 – 24, в дорогом платье, тонких нейлоновых чулках и модных туфлях. Как я уже заметил, ноги у нее были безупречные. Я не мог узнать ее имя, так как у нее не было сумочки. Вероятно, ее забрал убийца. Такая женщина, как она, вряд ли вышла бы на улицу без сумочки.
Минут через десять после моего звонка полицейские слетелись ко мне в контору, как пчелы на мед. Последним прибыл детектив-лейтенант Том Ретник. Мне пришлось как следует познакомиться с ним за последние четыре года. Это был низкорослый, щегольски одетый тип с мелкими лисьими чертами лица. На своем посту он держался только потому, что ему посчастливилось жениться на сестре мэра. Как полицейский офицер он приносил пользы не больше, чем дырка в ведре. К счастью, со времени его назначения на пост в Пасадена-сити не произошло ни единого мало-мальски серьезного преступления. Это было первое убийство с тех пор, как он из сержанта-писаря сделался лейтенантом. Ретник влетел в мою комнату в сопровождении своего оруженосца, сержанта Палски, с очень уверенным видом, хотя все знали, что ему не хватит мозгов и для решения детского кроссворда.
Сержант Палски был огромным детиной с красным мясистым лицом и здоровенными кулаками, так и норовившими войти в соприкосновение с чьей-нибудь физиономией. Мозгов у него было еще меньше, чем у Ретника, но их нехватку он компенсировал вышеупомянутыми кулаками.
Ни тот, ни другой даже не взглянули на меня. Они прошли в кабинет и долго глазели на убитую. Потом Палски стал осматривать место происшествия, а Ретник подошел ко мне. Вид у него стал еще более уверенным.
– Ну, сыщик, рассказывай, как было дело, – сказал он, усаживаясь на стол и покачивая начищенными до блеска ботинками. – Это твоя клиентка?
– Я понятия не имею, кто она такая и что здесь делала, – ответил я. – Я нашел ее в своем кабинете сегодня утром.
Ретник жевал сигару, пристально уставившись на меня. Он считал, что полицейские именно так должны пялиться на подозреваемых.
– Ты всегда открываешь контору так рано?
Я рассказал ему все без утайки.
Закончив дела в кабинете, Палски вышел к нам и, подперев дверь могучим плечом, тоже стал слушать мой рассказ.
– …Поняв, что бунгало пустует, я приехал сюда, – закончил я. – Я предполагал, что тут какой-то подвох, но такого, признаться, не ожидал.
– Где ее сумка? – спросил Ретник.
– Не знаю. Должно быть, убийца прихватил ее с собой.
Ретник почесал щеку, вынул сигару изо рта, посмотрел на нее и снова засунул в рот.
– Что было в сумке?.. Признайся, ведь это ты убил ее? – спросил он.
Ничего другого я от Ретника не ожидал. Вызывая полицию, я был уверен, что стану подозреваемым номер один.
– Даже если бы у китаянки в сумочке был бриллиант «Кохинор», я не стал бы убивать ее здесь, – терпеливо сказал я. – Я выследил бы, где она живет, и убил бы ее там.
– Что она здесь делала и как сюда попала?
– Думаю, у этой женщины было ко мне дело. Парень, назвавшийся Джоном Хардвиком, не хотел, чтобы наше свидание состоялось. Почему он этого не хотел, я могу только предполагать. По-моему, Хардвик отправил меня сторожить пустой дом, чтобы под благовидным предлогом убрать отсюда. Скорее всего, что он ожидал ее здесь. Замки на дверях конторы простые, и ему не составило труда открыть их. Вероятно, когда она вошла, он сидел за моим столом. Судя по ее спокойному виду, она не знала, кто этот парень, и приняла его за меня. После того, как она рассказала ему все, он застрелил ее. Она даже не успела испугаться.
Ретник посмотрел на Палски.
– Этот сыщик отобьет у нас всю работу, если за ним не присмотреть. – Палски смолчал и сплюнул на ковер. Разговоры – не по его части. Он был профессиональным слушателем. Ретник секунду раздумывал, и этот процесс явно причинял ему страдания. Наконец он изрек:
– Я скажу, умник, что в твоей версии не сходится. Этот парень говорил по телефону из аэропорта, который находится в паре километров отсюда. Если ты не врешь, что ушел вскоре после шести часов, то раньше пол-седьмого ему сюда попасть было нельзя. Слишком интенсивное движение на главной магистрали. Любой человек, даже эта желтокожая, знает, что это уже нерабочее время, и вместо того, чтобы ехать сюда наудачу, она сначала позвонила бы по телефону.
– Откуда вы знаете, что она не звонила? Может, ей ответил Хардвик и от моего имени велел приезжать сюда.
По выражению лица Ретника, я понял, что он обдумывает мою версию. В дверях показался врач и санитары с носилками. Палски поневоле отлип от косяка и проводил их в кабинет. Ретник нервно поправил жемчужную заколку в галстуке.
– Проследить ее будет нетрудно, – сказал он, как бы разговаривая сам с собой. – Такие куколки всегда на виду. А когда этот Хардвик пообещал встретиться с тобой?
– Послезавтра, в пятницу.
– Думаешь, он появится?
– Совершенно исключено.
Зевнув, он посмотрел на часы.
– Ты отвратительно выглядишь. Может, выпьешь чашечку кофе? Только поблизости. И не болтай. Я поговорю с тобой через полчаса.
Такая трогательная забота объяснялась просто: он хотел освободиться на какое-то время от моего присутствия.
– Кофе я выпью, – согласился я. – Но, может, мне стоит съездить домой и переодеться?
– И так сойдет, – сказал он. – Просто выпей кофе где-нибудь поблизости.
Я спустился на лифте. Хотя было еще без двадцати семь, у подъезда собралась небольшая толпа зевак, которых привлекли четыре полицейские машины и «Скорая помощь». Всю дорогу я слышал за собой тяжелые шаги. Я даже не оглядывался, так как и без того знал, что кофе пить мне придется в компании полицейского. Я вошел в бар и уселся на табурет. Сперроу с трудом оторвался от окна, откуда глазел на машины, и выжидательно посмотрел на меня.
– Что вам приготовить, мистер Райан?
– Кофе покрепче и погорячее и яичницу с ветчиной.
Следовавший за мной полицейский не вошел в бар, а остался у наружной двери. Пританцовывая от возбуждения и нетерпения, Сперроу налил мне кофе и начал готовить яичницу.
– Кто-нибудь умер, мистер Райан? – спросил он, разбивая яйца на сковородку.
– Когда ты закрыл бар вчера вечером? – вопросом ответил я, посматривая на копа у двери.
– Ровно в десять вечера, – ответил он. – А что там происходит?
– Убита китаянка, – я отпил немного кофе. – Полчаса назад я нашел в своей конторе ее труп.
Кадык Сперроу так и заплясал от нетерпения.
– Это правда?..
– Чистая правда, – кивнул я, допивая кофе. – Налей еще чашку.
– Китаянка?..
– Да, и не задавай мне вопросы. Я знаю столько же, сколько и ты. Ты не видел здесь китаянку после моего ухода?
Он покачал головой и налил еще кофе.
– Нет. Думаю, я заметил бы ее, если бы она пришла до десяти. Вчера у меня работы было немного.
Меня прошиб холодный пот. У меня было алиби на время до восьми часов, когда мимо прошла девушка с пуделем. Я подсчитал, что китаянка могла прийти в мою контору приблизительно в это время. Что касается ночи, то тут полиции придется верить мне на слово, что я проторчал в своей машине на Кеннот-бульваре.
– Ты не заметил никого постороннего после моего ухода?
– Кажется, нет. Швейцар запер дверь в десять вечера, как обычно. – Он поставил передо мной яичницу. – А кто ее убил?
– Не знаю.
Аппетит у меня пропал. Дело пахло керосином. Я знал Ретника, этот парень хватается за соломинку. Если у меня не будет железного алиби, способного убедить даже грудного младенца, в покое меня не оставят.
– Ты не мог проглядеть ее?
– Я не смотрел все время в окно.
Вошли двое мужчин и заказали завтрак. Они поинтересовались у Сперроу, что происходит. Тот покосился на меня, но сказал, что ничего не знает. Один из мужчин, толстый малый в куртке а-ля Марлон Брандо, сказал:
– Кого-то пристукнули. Здесь «скорая».
Я отставил тарелку. Еда проста не лезла мне в горло. Допив кофе, я слез с табурета. Сперроу с несчастным видом посмотрел на меня.
– Не нравится, мистер Райан?
– Нет, просто я не рассчитал свои силы. Запиши за мной, – сказал я и вышел на улицу. Ко мне тут же подошел здоровенный коп.
– Куда вы собираетесь идти? – осведомился он.
– Естественно, в контору. А в чем дело?
– Когда вы понадобитесь, вас вызовут, а пока посидите в моей машине.
Я молча уселся на сидение. Толпящиеся вокруг зеваки тут же с лицезрения «скорой помощи» переключились на меня. Я закурил сигарету и старался не обращать на них внимания. Чем больше я думал над своим положением, тем меньше оно мне нравилось. Ясно было одно – я попал в ловушку.
Через час вышли два санитара с носилками. Под простыней китаянка казалась совсем маленькой. Толпа зашумела. Санитары вдвинули носилки внутрь, и машина уехала. Вслед за ними отправился врач на своей машине. И опять наступило долгое ожидание. Наконец вышли парни из отдела, занимающегося расследованием убийств. Один из них подал знак моему копу, и они тоже укатили. Коп открыл дверцу машины и ткнул в меня пальцем:
– Пошевеливайся, – сказал он. – Лейтенант хочет тебя видеть.
У двери я столкнулся со своим соседом – химиком Джеком Уэйдом, чья контора рядом с моей. Уэйд был на три года моложе меня. Атлетически сложенный, загорелый, с короткой стрижкой и живым взглядом – типичный мальчик из колледжа. Мы не раз встречались в лифте по дороге на работу. Он производил впечатление отличного парня и, так же, как и Сперроу, интересовался моей жизнью. Он часто расспрашивал меня о моих делах, и за то короткое время, что мы поднимались в лифте, я пичкал его теми же рассказами, что и Сперроу.
– Что случилось? – спросил он, когда мы вошли в лифт.
– Сегодня утром я нашел у себя в конторе мертвую китаянку, – ответил я. – Отсюда и суматоха.
Он ошарашенно уставился на меня.
– Мертвую?!
– Кто-то застрелил ее.
Он был потрясен.
– Вы хотите сказать, ее убили?!
– Да, можно сказать и так.
– Великий боже! Ну и ну!
– То же самое сказал и я, увидев ее.
– Кто же убил ее?
– В том-то и дело, что это неизвестно. Когда вы ушли вчера из конторы?
– Около девяти, когда швейцар запирал дверь.
– Вы не слышали выстрела?
– Господи… Нет.
– Уходя, вы не обратили внимания, горел ли свет в моей конторе?
– Не знаю. Я слышал, вы ушли после шести.
– Совершенно верно. – Я почему-то успокоился. Значит, китаянку убили после девяти. Мое алиби имело бледный вид.
Лифт остановился на четвертом этаже, и мы вышли. В этот момент в дверях моей конторы показались сержант Палски со швейцаром. Швейцар посмотрел на меня так, словно я, по крайней мере, был двухглавым чудовищем. Ни слова не говоря, они вошли в лифт.
– Ну, я полагаю, что теперь вы долго будете заняты, – сказал Уэйд, глядя на копа, стоявшего возле моей двери. – Могу ли я чем-нибудь вам помочь?
– Спасибо, – сказал я. – Если понадобится – я дам вам знать.
Я прошел мимо копа в приемную. Комната была совершенно пуста, если не считать обгорелых спичек, валявшихся где угодно, но только не в пепельнице. В моем кабинете лейтенант Ретник сидел развалясь в кресле. Когда я вошел, он уставился на меня особым «полицейским» взглядом и молча указал на кресло для посетителей, на спинке которого осталось пятно крови. Мне не хотелось касаться его, и я сел на подлокотник.
– У тебя есть разрешение на ношение оружия? – спросил он.
– Да.
– Какой марки револьвер?
– Специальный полицейский, тридцать восьмого калибра.
Он протянул руку ладонью вверх.
– Давай.
– Он в правом верхнем ящике.
Ретник долго молча смотрел на меня, потом убрал руку.
– Его там нет.
Я вздрогнул от неожиданности.
– Он должен лежать там.
Ретник достал сигару и закурил, не спуская с меня взгляда.
– Ее застрелили из револьвера тридцать восьмого калибра. Врач установил, что смерть наступила в районе трех часов ночи. Слушай, Райан, почему бы тебе не рассказать откровенно, что было в сумочке этой желтокожей?
Стараясь держать себя в руках, я сказал:
– Может быть, я кажусь вам всего лишь глупым сыщиком, но ведь я не настолько глуп, чтобы застрелить клиентку в своей конторе, к тому же из собственного револьвера, даже если в этой проклятой сумочке было все золото мира.
Ретник прикурил новую сигару и выпустил в мою сторону струю вонючего дыма.
– Не знаю, может, так оно и было. А может быть, ты решил обмануть всех и придумал себе железное алиби, – сказал он не очень убежденно.
– Если бы я убил ее, то мне было бы известно время, на которое я должен обеспечить себе алиби. Тогда я не давал бы вам алиби на восемь тридцать, а сразу представил на три ночи.
Он повернулся в моем кресле.
– Что она делала в твоей конторе в три часа ночи?