Чейз Джеймс Хэдли. Снайпер

   Я словно очнулся. Мне-то уже начало казаться, что деньги у меня в кармане.
   – Принеси мне пива, дорогая, и я тебе все расскажу.
   – У нас осталась только одна банка… Может, побережем ее…
   – Принеси пива! – вырвалось у меня. Резковато, конечно, но я переволновался и хотел пить. Во рту пересохло, першило в горле.
   – Сейчас, – она удивленно взглянула на меня и убежала на кухню.
   Я вышел из бунгало и сел на песок в тени пальмы. Пятьдесят тысяч долларов! Подумать только. О боже, невозможно даже представить! Я набрал горсть песка и дал ему высыпаться между пальцев. Пятьдесят тысяч долларов!
   Появилась Люси с кружкой пива в руке. Подошла, дала мне кружку, села рядом. Я выпил ее до дна, достал сигареты, закурил. Все это время Люси не отрывала от меня глаз.
   – У тебя дрожат руки, дорогой. Что случилось?
   Я рассказал обо всем. Она слушала, не прерывая меня, обхватив колени руками.
   – Такие вот дела, – закончил я.
   – Я не могу в это поверить, Джей.
   – Он показал мне облигации… Каждая на двадцать пять тысяч долларов… Я ему верю.
   – Джей! Подумай хорошенько! Никто не будет тратить такие деньги на пустяки. Я в это не верю.
   – Я бы заплатил пятьдесят тысяч, чтобы сберечь полмиллиона. Ты полагаешь, это пустяк?
   – Но ты же понимаешь, что он придумал это пари, не так ли?
   Кровь бросилась мне в лицо.
   – А почему? Богатые люди спорят на большие деньги. Он сказал, что был пьян.
   – Я в это не верю!
   – Ну что ты заладила одно и то же! Я видел деньги, – я уже кричал на нее. – Ты ничего в этом не смыслишь. Перестань повторять, что не веришь.
   Она отпрянула от меня.
   – Извини, Джей.
   Я взял себя в руки и сухо улыбнулся.
   – И ты меня извини. Такие деньги! Подумай, что мы с ними сделаем. Только подумай! Мы превратим это место в ранчо. Наймем слуг. Построим бассейн. Я мечтал об этом, но денег-то не было.
   – Ты сможешь научить этого человека стрелять?
   Я уставился на Люси. Ее вопрос вернул меня на землю. Я встал и прошелся по песку. Разумеется, она права. Смогу ли я научить эту «жердь» стрелять?
   Я знал, что за шесть тысяч нечего и пытаться, но за пятьдесят… Я сам назвал это чудом. А Саванто заметил, что сейчас век чудес.
   Я повернулся к Люси.
   – Такой шанс выпадает раз в жизни. Я научу его стрелять, чего бы мне это ни стоило. Пожалуй, над этим надо подумать. Я должен позвонить Саванто через полтора часа. Если я соглашусь, мне необходимо уяснить для себя, как этого добиться. Я должен убедиться сам и убедить его, что такое возможно. Да, тут придется пораскинуть мозгами.
   Я двинулся к тиру, но меня остановил голос Люси.
   – Джей…
   Нахмурившись, я обернулся.
   – Что еще?
   – Ты уверен, что нам стоит ввязываться в это дело? Я… у меня предчувствие… я…
   – Вот уж это позволь решать мне самому. Что бы ты ни чувствовала, дорогая, второго такого шанса не представится.
   Я сидел в тире, курил сигарету за сигаретой и думал. К семи часам я пришел к выводу, что смогу заработать деньги Саванто. В армии я по праву считался одним из лучших инструкторов по стрельбе, и через мои руки прошли десятки обезьян, которые поначалу не могли отличить приклад от ствола. Но постепенно, терпением, криком, ругательствами, смехом, я превращал их в приличных стрелков. Но приличный стрелок еще далеко не снайпер. Я это понимал, но мысль о деньгах существенно сближала эти понятия.
   Когда я вышел из тира, Люси еще красила бунгало. Ее глаза потемнели от тревоги.
   – Ты решил?
   – Буду его учить, – ответил я. – Сейчас позвоню Саванто. Мне потребуется твоя помощь, дорогая. Подробности обговорим позже.
   Я набрал номер «Империала», и вскоре меня соединили с Саванто.
   – Это Джей Бенсон. Один вопрос, прежде чем я соглашусь. Настроен ли ваш сын содействовать мне?
   – Содействовать? – в голосе Саванто слышалось изумление. – Ну, разумеется. Он понимает, в каком я положении. Он очень хочет научиться стрелять.
   – Я о другом. Если я его возьму, одного хотения будет мало. Ему придется работать, вкалывать изо всех сил. Когда он должен продемонстрировать свое мастерство?
   – Двадцать седьмого сентября.
   Девять полных дней, прикинул я. Начиная с завтрашнего.
   – Хорошо. С шести утра завтрашнего дня и до вечера 26 он мой… душой и телом. Он будет жить у меня. Будет только стрелять, есть, спать и стрелять. Он ни на секунду не покинет школу. Будет делать все, что я ему прикажу, не оспаривая мои слова, каким бы ни был приказ. У нас есть свободная комната, там мы его и поселим. До вечера двадцать шестого сентября он принадлежит мне. Я повторяю, принадлежит мне. Если он не согласен на такие условия, ничего не получится.
   В затянувшейся паузе в трубке слышалось лишь дыхание Саванто.
   – Чувствуется, что вы хотите заполучить мои денежки, мистер Бенсон.
   – Хочу, но я собираюсь их отработать.
   – Думаю, вам это удастся. Хорошо… Мой сын приедет к вам завтра, в шесть утра.
   – Как насчет моих условий?
   – Они справедливые. Я ему все объясню. Он знает, сколь велики ставки.
   – Мне нужно полное взаимопонимание, мистер Саванто. Начиная с завтрашнего утра.
   – Я ему скажу.
   – Этого недостаточно. Я требую ваших гарантий, иначе нечего и браться.
   Вновь он ответил не сразу.
   – Я гарантирую вам его содействие.
   Я шумно выдохнул воздух.
   – Отлично. Мне понадобятся деньги. Надо купить патроны. Ружье. Он не может стрелять из моего. У него слишком длинные руки.
   – Об этом не беспокойтесь. Ружье я ему купил. «Уэстон и Лиис». По индивидуальному заказу. Он привезет ружье с собой.
   «Уэстон и Лиис» – лучшие оружейники Нью-Йорка. Ружье, изготовленное у них по индивидуальному заказу, стоило порядка пяти тысяч долларов. Тут Саванто был прав. О ружье для его сына я мог не беспокоиться.
   – Хорошо. Но я прошу задаток в пятьсот долларов.
   – Правда, мистер Бенсон? А почему?
   – Я закрываю школу. Отказываю всем клиентам. Мне надо оплачивать кое-какие счета. Покупать продукты. Я не хочу думать о чем-то еще, кроме как об обучении вашего сына.
   – Разумно. Хорошо, мистер Бенсон, вы получите пятьсот долларов, если считаете, что это необходимо.
   – Считаю.
   – И вы полагаете, что мой сын станет у вас снайпером?
   – Вы же сказали, что сейчас век чудес. Я обдумал ваши слова. И теперь верю в чудеса.
   – Понятно, – снова долгая пауза. – Я хотел бы еще раз переговорить с вами, мистер Бенсон. У вас есть машина?
   – Конечно.
   – Не могли бы вы приехать ко мне в отель сегодня вечером… в десять часов, – он откашлялся и продолжил. – Мы окончательно затвердим наше соглашение. Деньги я приготовлю.
   – Я приеду.
   – Благодарю вас, мистер Бенсон, – и он положил трубку.
   Люси на кухне резала сандвичи. При тогдашнем состоянии наших финансов мы решили, что сандвичи – самая дешевая еда. Днем раньше я подстрелил четырех голубей, и Люси сварила их. Мясо по качеству ничуть не уступало куриному.
   Я прислонился к дверному косяку.
   – Сын мистера Саванто поживет у нас, дорогая, девять дней. Мне придется заниматься с ним восемнадцать часов в сутки. Поселим его в спальне для гостей, хорошо?
   Она подняла голову, синие глаза чуть затуманились. Тревога никому не прибавляет красоты. Впервые после нашей первой встречи я заметил, что лицо у нее простовато.
   – Он обязательно должен жить у нас, Джей? Нам так хорошо вдвоем. Это наш дом.
   Я вспомнил разговор с отцом. Он вообще любил поболтать и очень гордился тем, что семейная жизнь удалась у него как нельзя лучше.
   Женщины хитры, говаривал он, когда я был еще слишком молод, чтобы обращать на это внимание. Мои родители, бывало, ссорились, и мне представлялось, что верх всегда брала мать. Он выговаривался, когда мы оставались вдвоем. Возможно, пытался оправдать свое поражение. Один из таких монологов мне и запомнился.
   – Женщины хитры, – начал он тогда. – Их надо гладить по шерстке, если хочешь с ними поладить. И придет время, когда тебе захочется поладить с одной, выбранной тобой, женщиной, поэтому запомни, что я тебе говорю. Если ты правильно выберешь женщину, она станет стержнем твоей жизни: все остальное будет как бы вращаться вокруг нее. У женщины могут возникать идеи, отличные от твоих, и к ним нужно прислушиваться. Но вот возникает ситуация, когда ты знаешь, что прав, когда ты должен сделать то или другое, а она не согласна с тобой. И приходится выбирать одно из двух: или ты тратишь немало времени, чтобы убедить ее в своей правоте, или переступаешь через нее. Каждый путь ведет к одной цели. Но в первом случае она видит, что ты уважаешь ее мнение, хотя оно и оказалось ошибочным. Во втором ты показываешь, кто хозяин в семье. Впрочем, женщина хочет видеть в своем мужчине хозяина.
   Времени на убеждение у меня не было, поэтому я переступил через Люси.
   – Да, он должен переехать к нам. Мы можем заработать пятьдесят тысяч долларов. Если он не будет жить здесь, мы их не получим. Через девять дней мы разбогатеем и забудем его. А завтра он приедет сюда.
   Люси хотела что-то возразить, но передумала и кивнула.
   – Хорошо, Джей, – она положила сандвичи на тарелку. – Давай поужинаем. Я голодна.
   Мы вышли во внутренний дворик. Я никак не мог понять, почему ее совсем не трогала открывшаяся перед нами перспектива заработать кучу денег.
   – Что с тобой, дорогая? О чем ты думаешь?
   Мы сели в парусиновые стулья, заскрипевшие под тяжестью наших тел. В который уж раз я напомнил себе, что давно пора выкинуть это старье.
   – Эта затея – безумие! – взорвалась Люси. – И ты это знаешь. Кругом одно вранье! Эти деньги! Этот толстый старик! Ты же должен понимать, что он врет!
   – Хорошо, это безумие, но чего только не случается на свете. Почему же не с нами? Этот человек купается в деньгах… Он поспорил… Он…
   – Откуда ты знаешь, что он купается в деньгах? – Люси повернулась ко мне.
   Гладить по шерстке, говорил мой отец. Но терпение у меня иссякло.
   – О господи! Я же тебе все рассказал. Он привез с собой две облигации по двадцать пять тысяч долларов. Разумеется, денег у него хоть пруд пруди.
   – Откуда ты знаешь, что они не украдены… или не фальшивые?
   – Дорогая, мне предложили работу… которая мне по силам. Обещали заплатить за нее сумму, о которой я не мечтал. Я должен отработать эти деньги. Понимаешь? Второго такого шанса не представится. Он сказал, что я могу показать облигации в банке, чтобы удостовериться в их подлинности. Пошел бы преступник на такой риск?
   – Так почему ты не проверил их?
   – Позволь мне самому решать, что нужно делать, а что – нет, – я уже говорил тем же тоном, что и с новобранцами, которых учил стрелять, хотя и другими словами. – Я стараюсь для нас обоих. И хватит об этом… Давай поедим.
   Люси посмотрела на меня, затем отвела взгляд. Мы начали есть. Но оказалось, что я не голоден. Кусок не лез в горло. Люси также едва притронулась к сандвичу.
   – Ты хоть понимаешь, что мы можем заработать пятьдесят тысяч? – молчание стало невыносимым. – Ты понимаешь, что означают для нас такие деньги?
   – Я лучше приготовлю ему постель. Когда он приедет? – она встала. – Ты поел?
   – Люси! Пожалуйста, прекрати! Говорю тебе, такой шанс выпадает раз в жизни. Пятьдесят тысяч долларов! Подумай! С такими деньгами волноваться нам будет не о чем.
   Она взяла со стола тарелку с недоеденными сандвичами.
   – Звучит прекрасно… Ни о чем не волноваться.
   Она ушла в бунгало. Уже стемнело. Луна поднялась из-за моря, забираясь все выше и выше в безоблачное небо. Впервые после свадьбы я злился на Люси.
   Вспыхнул свет в спальне, где я собирался поселить Тимотео. В любой другой день я бы помог Люси застелить постель. Мне нравилось хлопотать по дому вместе с ней. Я вообще стремился к тому, чтобы мы подольше были вместе. Но в тот вечер я не сдвинулся с места. Сидел и смотрел на луну, пока не подошло время ехать к Саванто.
   Я поднялся со стула. Люси на кухне молола кофе к завтраку.
   – Мне надо поехать в «Империал», – я привалился плечом к дверному косяку. – Саванто хочет покончить с последними формальностями. Я вернусь в половине двенадцатого. Хорошо?
   За четыре месяца нашей совместной жизни я ни разу не оставлял ее одну. Я знал, что она пугается каждого шороха, и злился на себя, потому что не подумал об этом, обещая Саванто приехать к нему в отель.
   Люси улыбнулась, хотя в глазах мелькнул страх.
   – Хорошо, Джей. Я тебя подожду.
   Я подошел к ней, обнял, крепко прижал к себе.
   – Дорогая, для меня это очень важно. Я тебя люблю.
   – Ты пугаешь меня. Я никогда не видела тебя таким. Внезапно ты стал грубым, холодным… Я тебя боюсь, – она говорила, уткнувшись ртом в мою шею, и я чувствовал, как дрожит ее тело.
   – Ну, что ты, Люси, – я оторвал ее от себя. – Я совсем не такой страшный, чтобы меня бояться, – я взглянул на настенные часы. Почти четверть десятого. Пора ехать. – Закрой дверь на замок и жди меня. Я приеду, как только освобожусь.
   К отелю «Империал» я добрался в самом начале одиннадцатого. Высокий портье сказал мне, что мистер Саванто живет на четырнадцатом этаже в номере «Серебряная форель». Напыщенный коридорный в кремовой с алым ливрее открыл мне дверь и предложил войти в роскошно обставленную гостиную. На дальней стене, подсвеченная рассеянным светом, серебрилась большая форель.
   Саванто сидел на балконе, выходящем на набережную, пляж и море, залитые лунным светом. Он позвал меня, едва я вошел в гостиную, и предложил сесть в стоящее рядом кресло.
   – Благодарю вас, мистер Бенсон, что вы смогли приехать. Вам же пришлось оставить одну вашу очаровательную жену. Мне следовало подумать об этом раньше, но как-то вылетело из головы.
   – С ней ничего не случится. Вы поговорили с сыном?
   – Дело прежде всего? – Саванто улыбнулся. – Я доволен тем, что вы не подвели меня.
   – Вы поговорили с сыном?
   – Хотите виски… или чего-нибудь еще?
   – Нет. Мы теряем время. Что он вам ответил?
   – Он – хороший мальчик. И сделает все, что я ему скажу. Он ваш, мистер Бенсон, до вечера двадцать шестого, душой и телом, – Саванто пристально посмотрел на меня. – Вы этого хотели, не так ли?
   Я закурил.
   – Что еще вы хотели мне сказать?
   – Глядя сейчас на вас, мистер Бенсон, я могу понять, как вам удавалось проводить столь много часов в джунглях, поджидая врага, чтобы убить его.
   – Что еще вы хотели мне сказать? – повторил я.
   Саванто одобрительно кивнул.
   – Вот пятьсот долларов. – он достал из бумажника пять стодолларовых банкнот и протянул мне. Я взял деньги, пересчитав, сунул в карман.
   – Благодарю.
   – Как я понял, вы закрываете школу и отказываете прежним ученикам.
   – Да. Все равно, проку от них никакого. После приезда вашего сына я буду заниматься только с ним.
   – Это хорошо. У вашей жены есть родственники, мистер Бенсон?
   Я оцепенел.
   – Какое это имеет значение?
   – Я подумал, а не лучше ли ей куда-нибудь уехать, пока вы будете обучать моего сына.
   – Если вы считаете, что она будет отвлекать меня, то это не так. Моя жена останется со мной.
   Саванто потер подбородок, долго смотрел на сверкающее под луной море.
   – Очень хорошо. И еще, мистер Бенсон, ни один человек, повторяю, ни один, не должен знать о том, что вы учите моего сына стрелять. Никто… особенно полиция.
   По моей спине пробежал холодок.
   – Что вы хотите этим сказать?
   – В результате нашей сделки, мистер Бенсон, вы станете богатым. Я думаю, вполне естественно ожидать, что ее реализация должна сопровождаться выполнением определенных условий, которые мы все – вы, я, мой сын – будем соблюдать. Одно из них – абсолютная секретность.
   – Я слышу об этом впервые. Почему полиция не должна знать о том, что ваш сын учится стрелять?
   – Возможно, он окажется за решеткой, если об этом станет известно.
   Я выбросил окурок за парапет, не думая о том, что он может упасть на парик какой-нибудь престарелой миллионерши.
   – Говорите. Я хочу знать обо всем.
   – Да, мистер Бенсон, я в этом не сомневаюсь. К сожалению, мой сын очень высокий. И очень застенчивый. Но у него много достоинств. Он добрый, заботливый… начитанный…
   – Какая мне разница, какой у вас сын? Почему полиция не должна знать о том, что я учу его стрелять? При чем тут тюрьма?
   Глаза Саванто блеснули.
   – Мой сын учился в Гарварде. Из-за его внешности и застенчивости он стал объектом насмешек. Если исходить из того, что я слышал, ему пришлось туго. Доведенный до отчаяния, он выстрелил в одного из мучителей, и тот остался без глаза. Судья тщательно во всем разобрался. Он понял, что Тимотео спровоцировали. И дал ему срок условно, – тяжелые плечи Саванто поднялись, опустились вновь. – При условии, что Тимотео никогда в жизни не прикоснется к оружию. Если его застанут с ружьем в руках, ему предстоит отсидеть в тюрьме три года.
   Мои глаза широко раскрылись.
   – И вы тем не менее поспорили, что ваш сын станет снайпером за девять дней?
   Саванто снова пожал плечами.
   – Я был выпивши. И потом, после драки кулаками не машут. Я надеюсь, что сказанное мной, не повлияет на нашу договоренность?
   – Пожалуй, что нет, – ответил я после короткого раздумья. – Если полиции станет известно о его занятиях в тире, сложности возникнут у вас, а не у меня.
   – И у вас тоже, мистер Бенсон, потому что вы не получите денег.
   – Как я понимаю, моя задача – научить вашего сына стрелять. Остальное не по моей части. Вам нужна секретность – обеспечивайте ее. Мне и без этого хватит забот.
   Саванто кивнул.
   – Я уже подумал об этом и кое-что предпринял. Завтра с Тимотео приедут два моих человека. Вы с миссис Бенсон можете их не замечать. Вроде бы они есть и вроде бы их нет, но они будут следить за тем, чтобы посторонние не подходили к школе, и приглядят за Тимотео, если тот выйдет из-под контроля.
   Я нахмурился.
   – А это возможно?
   – Нет… но он очень чувствительный, – Саванто как-то неопределенно махнул рукой. – Вы должны убедить миссис Бенсон никому не рассказывать о нашем соглашении. Видите ли, помимо полиции, я не хочу, чтобы мой друг, с которым я заключил это неудачное пари, узнал о происходящем. А он, надо отметить, весьма любопытен. Секретность не помешает и в этом случае.
   – Она никому ничего не скажет.
   – Это хорошо, – Саванто рывком поднялся из кресла. – Тогда, до завтра, до шести утра, – он прошел мимо меня в ярко освещенную гостиную с удобной мягкой мебелью, обитой белым с красным материалом, кремовым ковром на полу и серебряной форелью на стене. – И последнее. – он открыл ящик письменного стола, сработанного под старину, а может, действительно изготовленного в Англии в восемнадцатом веке, и достал конверт. – Это для вас. Знак доброй воли и поощрение, но вы должны их заработать.
   Я взял конверт. В нем оказался листок бумаги стоимостью в двадцать пять тысяч долларов.

 

 
   Свернув на песчаную дорогу, ведущую к школе, я вскоре заметил, что у бунгало стоит красно-синий «бьюик» с откинутым верхом.
   Меня охватила тревога.
   Кого это принесло в такую позднотищу? Почти половина двенадцатого. Тут я вспомнил, что Люси одна, и сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди. Я сразу же забыл об облигации, лежащей у меня в кармане, вдавил в пол педаль газа и машина рванулась вперед. В визге тормозов я остановил ее у бунгало и выскочил из кабины.
   В гостиной горел свет, и не успел я броситься к двери, как у распахнутого окна появилась Люси и помахала мне рукой.
   Я облегченно вздохнул.
   – Все в порядке, дорогая?
   – Конечно. Заходи, Джей. У нас гость.
   Я открыл дверь и через холл прошел в гостиную.
   В моем любимом кресле сидел мужчина в летнем поношенном костюме. Со стаканом кока-колы в руке, с сигаретой, зажатой меж тонких губ. Высокий, гибкий, неулыбчивый, с загорелым лицом и прозрачно-синими глазами. Черные коротко стриженные волосы. Волевой подбородок. Он встал, поставил стакан на стол.
   – Это мистер Лепски, – представила его Люси. – Он приехал к тебе. Я попросила его подождать.
   – Детектив второго класса Том Лепски… Полицейское управление Парадиз-Сити.
   Возможно, на долю секунды я растерялся, но тут же взял себя в руки. Прозрачно-синие глаза буравили меня. Я не сомневался, что он заметил мою реакцию. Фараонов учат подмечать такие нюансы.
   – Что-то у нас не так? – я натянуто улыбнулся, пожимая ему руку.
   Лепски покачал головой.
   – Теперь вы можете представить себе, каково быть полицейским. Если приезжаешь к кому-то в дом, тебя встречают, словно ты намерен кого-то арестовать. Из-за этого мы ни с кем не общаемся. Я просто превратился в затворника… как я и говорил миссис Бенсон. Все у вас в полном порядке, дружище. Я разминулся с вами не больше чем на четверть часа. Миссис Бенсон была одна, мы разговорились, и время пролетело незаметно. Полагаю, моя жена уже беспокоится, куда я запропастился.
   – Вы хотели поговорить со мной? – напряжение не отпускало. В голове вертелись слова Саванто: «…никто не должен знать… особенно полиция».
   – Джей, принести тебе коку? – спросила Люси. – Пожалуйста, присядьте, мистер Лепски.
   – Конечно, выпью с удовольствием, – ответил я. – Садитесь, мистер Лепски.
   Лепски опустился в кресло. Люси ушла на кухню, а я сел на стул с высокой спинкой, лицом к полицейскому.
   – Я задержу вас лишь на несколько минут, – начал тот. – Я бы не приехал так поздно, но одно цеплялось за другое, и раньше не получилось.
   – Ничего страшного. Я рад, что составили компанию моей жене. Место тут тихое, рядом никого нет, – я достал из пачки сигарету, закурил. – Я уезжал по делам.
   – Да… миссис Бенсон сказала мне.
   Что еще она ему сказала? Я даже вспотел.
   Люси принесла стакан коки.
   – Мистер Лепски хочет попрактиковаться в стрельбе. Но я сказала ему, что в ближайшие две недели ты будешь занят, потому что взял ученика, которому должен посвятить все свободное время.
   Я отпил коки. Во рту у меня пересохло.
   – Скоро у меня экзамены на присвоение очередного звания, – пояснил Лепски. – Стреляю я метко, но лишние баллы не помешают. Вот я и хотел, чтобы вы дали мне несколько уроков.
   – С удовольствием, но сейчас не могу, – я смотрел на кубики льда, плавающие в темной коке. – В ближайшие две недели я действительно буду занят. Вы сможете подождать?
   Прозрачно-синие глаза вновь уставились на меня.
   – То есть вы взяли ученика, с которым будете заниматься с утра и до вечера в течение двух недель?
   – Совершенно верно. Вы сможете подождать? Через две недели я готов вам помочь.
   – Экзамен по стрельбе у меня в конце месяца.
   – Я смогу позаниматься с вами два или три часа двадцать девятого числа. В удобное для вас время. Этого хватит, не так ли?
   Он потер шею, задумчиво глядя на меня.
   – Наверное, хватит. Как насчет шести вечера двадцать девятого, если только я не позвоню и откажусь?
   – Пойдет, – я встал. – Жду вас у себя.
   Лепски допил коку, также поднялся.
   – Я вижу, вы занялись покраской.
   – Да, хочется немного подновить школу.
   – Нужное дело. Ник Льюис – мой давний друг. Он учил меня стрелять. Знаете, я никогда не думал, что он продаст школу. Вы здесь уже четыре месяца? Получается?
   – Пока трудно сказать. Мы еще осваиваемся.
   – Все будет хорошо. У вас блестящая репутация. Вы ведь считаетесь лучшим стрелком в армии?
   – Теперь уже нет. Но год назад был вторым.
   – О-го-го. Уж в армии-то стрелять умеют, – прозрачно-синие глаза вновь вонзились в меня. – Я слышал, вы были снайпером.
   – Совершенно верно.
   – Не хотел бы я заниматься этим делом, но полагаю, снайпер должен стрелять быстро и точно.
   – Полностью с вами согласен.
   – Этот ваш ученик, должно быть, туповат, раз уж вы должны уделить ему две недели, чтобы научить его стрелять, или он хочет стрелять так же хорошо, как и вы?
   – Причуда богача. Вы понимаете, о чем я говорю. У него есть деньги, и он хочет, чтобы ему не мешали. Я не жалуюсь.
   – Я его знаю?
   – Едва ли. Он здесь на отдыхе.
   Лепски кивнул.
   – Да… богачей здесь хватает. Денег у них больше, чем мозгов, вот они и не знают, чем себя занять, – у двери мы вновь пожали друг другу руки. – Если я не позвоню, то буду у вас двадцать девятого, ровно в шесть.
   – Договорились. Спасибо вам, что составили компанию моей жене.
   Он улыбнулся.
   – Поговорить с ней – одно удовольствие.
   Люси тоже подошла к двери, и мы постояли, пока он не уехал. Я достал из кармана носовой платок и вытер потные ладони, затем закрыл дверь, запер ее на ключ и вслед за Люси вернулся в гостиную.
   – Надеюсь, что я не сказала ему ничего лишнего, Джей? – озабоченно спросила она. – На тебе лица нет. Но я подумала, лучше сразу сказать ему, что ты занят.
   – Все нормально, – я присел к столу. – И надо же ему было приехать именно сегодня.
   – А что такое?
   Помявшись, я пересказал ей разговор с Саванто. Поначалу я уже решил ничего ей не говорить, но потом передумал.
   Люси слушала внимательно, зажав руки между коленей, широко раскрыв глаза.
   – Теперь ты понимаешь, какие могут возникнуть осложнения, – заключил я. – Мы никому не должны говорить ни о Тимотео, ни об его отце, ни о наших занятиях в тире.
   – А вдруг полиция арестует тебя, если узнает, что ты учил стрелять человека, которому суд запретил брать в руки ружье? – спросила она.
   – Разумеется, нет. Я всегда могу сказать, что не имел об этом ни малейшего понятия.
   – Но, Джей, ты же все знаешь!
   – Доказать это невозможно.
   – Я тоже знаю. Неужели ты думаешь, что я буду лгать полиции, если меня спросят об этом?