– Я очень занята, – ответила она, – и сомневаюсь, что сумею выкроить для этого время.
– Надеюсь, что вы все же его найдете. Я через пять дней уезжаю в отпуск, так что мы долго не увидимся.
– У вас месячный отпуск? – голос ее слегка оживился, как будто это известие ее занимало.
– Да. Сначала я поеду в Венецию, потом в Исхию. На три недели.
– С кем вы едете?
– Один. Дело не в этом, как насчет кино?
– Ну, не знаю. Я вам сама позже позвоню. Мне надо идти. Кто-то звонит у парадного. – Она повесила трубку.
Пять дней я ждал ее звонка, и наконец, когда уже потерял всякую надежду и собрался сам напомнить о своем существовании, она позвонила:
– Знаете, – заговорила она с места в карьер, – все хотела вам позвонить, но не было ни единой свободной минутки. Чем вы сейчас заняты?
Было уже двадцать минут первого. Я собрался ложиться спать.
– Вы имеете в виду сию минуту?
– Да.
– Собрался ложиться спать.
– Может быть, вы подъедете ко мне? Только не оставляйте машину около дома.
Я ни капельки не колебался.
– Хорошо, я еду.
Я пробрался в ее квартиру с тысячами предосторожностей, чтобы меня никто не увидел. Входная дверь была открыта, так что я прямиком из лифта юркнул в парадную.
Элен разбирала в салоне долгоиграющие пластинки. Она была одета в белый прозрачный пеньюар, распущенные волосы свободно падали ей на плечи. Она была красива и знала об этом. Повернувшись в мою сторону, улыбнулась.
– Итак, вы нашли дорогу? – она положила пластинку.
– Это было нетрудно сделать, – ответил я, закрывая дверь. – Ведь понимаете, что мы не должны этого делать. У нас могут быть крупные неприятности.
Она пожала плечами.
– Никто не заставляет вас оставаться.
Я приблизился к ней.
– Я и не собираюсь этого делать. Почему вы позвали меня?
– Ради Бога, Доусон! Расслабьтесь хотя бы на минутку!
Теперь, когда я находился с ней наедине, разум начинал снова брать верх. Все было совсем не так, как в моих мечтах о свидании. Нет, понимая, что из-за нее я могу потерять место, я уже сожалел, что, поддавшись порыву, приехал сюда.
– Я не могу не волноваться. Подумайте, как я могу забыть о работе? Если только ваш отец узнает, что я немного больше, чем позволено, вертелся около вас – я пропал… Это правда, уверяю вас. Он может устроить так, что я больше не смогу работать ни в одной газете.
– Почему же вы вертитесь около меня? – удивленно спросила она, широко раскрыв глаза.
– Вы отлично понимаете, что я имею в виду.
– Он этого не узнает. Откуда ему знать.
– Не велика хитрость. Если меня увидят входящим или выходящим отсюда, все раскроется.
– Тогда надо постараться, чтобы вас никто не увидел. Не так уж трудно.
– Я очень дорожу своей работой. В ней вся моя жизнь.
– Да, романтиком вас не назовешь, – со смехом проговорила она. – Мои итальянские друзья не думают о своем положении, им нужна только я.
– Но речь-то не о них, а обо мне.
– Эд, прошу вас, сядьте и успокойтесь. Все равно вы уже у меня, так что нечего себя накручивать.
Я сел, твердя себе, что приходить сюда было чистейшим безумием.
Она направилась к маленькому бару.
– Скотч или американское виски?
– Скотч, если можно.
Я наблюдал за ней и мучительно размышлял – чего ради она заставила меня приехать к себе ночью. Обольщать меня она вроде не собиралась.
– Да, Эд, чтобы не забыть, не посмотрите ли кинокамеру. Я ее вчера купила. Мне кажется, кнопка немного заедает. Вы что-нибудь в этом понимаете?
Она указала мне на роскошный кожаный футляр, висевший на спинке стула. Я подошел и раскрыл его. Внутри была великолепная камера «Полароид-Болекс» с телеобъективом, рассчитанная на шестнадцатимиллиметровую пленку.
– Вот это да! Класс! Но что вы с ней будете делать? Это ведь стоит кучу денег.
Она рассмеялась.
– Да, дороговато, но я всегда хотела кинокамеру. Должно же у девушки быть хоть какое-то хобби? – Она бросила в стаканы кубики льда. – Хочу иметь возможность в старости посмотреть фильм о том, как я была в Риме.
Я покрутил камеру в руках. Внезапно я сообразил, что девица живет явно не по средствам. Отец говорил мне, что высылает ей шестьдесят долларов в неделю. И ни цента больше, чтобы не баловать ребенка. Я знаю, сколько стоит в Риме приличная квартира. Эта должна ей обходиться не менее сорока долларов в неделю. Бар был битком набит всевозможными напитками. Ну и, наконец, эта камера…
– Кто-нибудь завещал вам состояние?
В ее лице что-то дрогнуло, на миг она смутилась, но только на миг.
– Хорошо бы. А почему вы спрашиваете?
– Это, конечно, не мое дело, но все это должно обходиться вам в порядочную сумму, – я сделал широкий жест рукой.
Она пожала плечами.
– Наверно. Отец высылает мне большие деньги. Он любит, чтобы я жила, ни о чем не заботясь.
Говоря это, она глядела в сторону, так что, даже если бы я не знал точно, сколько высылает ей отец, я бы все равно догадался, что она лжет. Я был озадачен, но дело-то действительно было не мое, и я переменил тему.
– Так что там с камерой?
– Она не включается.
Элен ткнула пальцем в камеру и при этом коснулась моей руки.
– Так ведь она же на предохранителе, – сказал я. – Видите эту штуку? Переключите ее, и все будет нормально. Это предусмотрено, чтобы камера случайно не включилась.
– Господи! А я-то собралась отнести ее обратно! А надо было просто прочесть инструкцию. Но я никогда не была сильна в механизмах. А что вы скажете о пленках, которые я купила?
Она указала на десять коробок с 16-миллиметровой пленкой, уложенные пирамидкой на столе.
– Боже! Неужели вы все их собираетесь заснять в Риме? Да этой пленки вам хватит на всю Италию!
Она бросила на меня странный взгляд, в котором мне почудилось что-то фальшивое.
– Большую часть я заберу с собой в Сорренто.
– В Сорренто? – удивился я. – Так вы собираетесь в Сорренто?
Она улыбнулась.
– Не вы одни думаете об отдыхе… Вы бывали в Сорренто?
– Нет. Я ни разу не забирался так далеко на юг.
– Я только что сняла виллу в окрестностях Сорренто. Красивейшее место и достаточно уединенное. Пару дней назад я слетала в Неаполь и все оформила. Даже сумела найти в соседнем городке женщину, которая будет заниматься хозяйством.
Я внезапно сообразил, что все это она мне рассказывает не без умысла, и пристально посмотрел на нее.
– Интересно… И когда же вы едете?
– Тогда же, когда вы отправляетесь в Исхию, и так же, как и вы, еду одна.
Она положила камеру на стол и села рядом со мной на диван. Открытый призыв в ее глазах заставил сильнее забиться мое сердце. Она наклонилась, ее чувственные яркие губы приоткрылись, и, прежде чем я понял, что же это я делаю, я уже сжимал ее в объятиях и страстно целовал. Поцелуй длился минуту-две, он мог продолжаться и вечность, так я был возбужден. Но я почувствовал, что она отталкивает меня. Я разжал руки, отпустил Элен и выпрямился, дыша, как старик, только что взбежавший на верхний этаж, и принялся стирать с губ ее помаду.
– Это какое-то безумие!
– В Риме – да, но не в Сорренто, – улыбнулась она.
– Послушайте, Элен…
Но она подняла руку, приказывая мне замолчать.
– Я понимаю ваши чувства. Я не ребенок. И меня влечет к вам в такой же степени, как и вас ко мне. Решено: вы поедете со мной в Сорренто… Все готово. Я понимаю, что вы опасаетесь моего отца, рискуете лишиться места. Но я клянусь, что вам ничего не угрожает. Я сняла виллу на имя мистера и миссис Дуглас Шеррард. Так что вы будете мистером Шеррардом, американским промышленником. Нас там никто не знает. Разве вам не хочется провести месяц со мной? Только вы да я!
– Но это невозможно! – воскликнул я, прекрасно понимая, что уже сдал позиции, и что больше всего на свете мне хочется поехать с ней в Сорренто. – Нельзя же так вот, очертя голову…
– Дорогой, не будьте таким трусишкой! Мы абсолютно ничем не рискуем. Я все тщательно продумала. Я отправлюсь на виллу в машине, а вы прибудете поездом на следующий день. Это замечательное место! Дом стоит на холме, а внизу море. Ближайшая вилла в полумиле от холма… – Она поднялась и сходила за картой, которую разложила на столе. – Вот, смотрите. Видите: «Прекрасная Виста». Какое очаровательное название! С террасы открывается вид на Капри и все побережье. Вилла стоит в саду с апельсиновыми и лимонными деревьями. Вам там понравится.
– В этом я не сомневаюсь, Элен. Вы понимаете, такое предложение может соблазнить любого. Я был бы сумасшедшим, если бы его не принял… Однако что будет, когда месяц закончится?
Она засмеялась.
– Может быть, вы опасаетесь, что потом я заставлю вас на себе жениться? Я еще не собираюсь замуж, мне нужно пожить в свое удовольствие, насладиться полной свободой. Я даже не знаю, люблю ли я вас, Эд, но пожить с вами месяц – мне бы очень хотелось.
– Боже мой, Элен, нельзя же так!
Кончиками пальцев она погладила меня по щеке.
– Будь паинькой, оставь меня сейчас, хорошо? – Она слегка шлепнула меня и отодвинулась подальше. – Уходи. Я только что вернулась из Неаполя и безумно устала. Мы обо всем переговорили, ну, а поцелуи оставим на потом… Повторяю еще раз: ты совершенно ничем не рискуешь. Вопрос только в одном: хочешь ли ты провести со мной этот месяц? Решай сам. Мы не увидимся до 29-го. Я буду встречать поезд из Неаполя, который приходит в Сорренто в 15.30. Если тебя не будет в том поезде… все будет ясно.
Она вышла в холл и приоткрыла входную дверь. Я шел следом.
– Элен, прошу вас, подождите…
– Эд, пожалуйста, не надо лишних слов. Все очень просто – либо ты будешь в поезде, либо нет. Вот и все. Спокойной ночи, дорогой. – Ее губы коснулись моего лица.
Выходя на лестничную площадку, я уже точно знал, что поеду в Сорренто.
Я чувствовал себя мальчишкой, ожидающим первого в жизни свидания. И это меня бесило. Я ведь считал себя достаточно искушенным, чтобы не поддаться на уловки Элен. А в действительности сходил с ума при мысли, что мне предстоит провести месяц с такой обольстительной женщиной. С такой потрясающей женщиной! Но бывали моменты, когда я говорил себе, что это чистейшее безумие, однако тут же утешал себя заверениями Элен, что она все продумала. Раз она говорит, что я ничем не рискую, значит, так оно и есть. И потом я добавлял уже чисто мужские доводы: что только глупец может упустить такую возможность.
За два дня до моего отъезда приехал Джек Максвелл, который должен был заменить меня во время моего отсутствия. Я работал с ним вместе в Нью-Йорке в 1949 году. Он был хорошим репортером, но за пределами своей специальности не слишком сведущим. Я его недолюбливал. Он был слишком красив, слишком элегантен, слишком предупредителен и слишком хорошо информирован о закулисной стороне жизни.
Думается, я ему нравился не больше, чем он мне. Но это не помешало нам радостно встретиться. После нескольких часов, проведенных в конторе, где я вводил его в курс дела, я предложил вместе пообедать.
– Разумеется! Отлично! Посмотрим, чем удивит меня этот античный город. Только все самое лучшее, Эд!
Я повел его к Альфреду, в один из самых шикарных ресторанов Рима, где предложил его вниманию «порчетто» – фаршированного ливером и травами молочного поросенка, зажаренного на вертеле.
После того, как жаркое было прикончено и к концу подходила третья бутылка вина, Максвелл разоткровенничался.
– Тебе везет, Эд, – сказал он, беря предложенную мной сигарету. – Возможно, тебе это неизвестно, но ты ходишь в любимчиках у патрона. Хаммерсток находит твои материалы замечательными. Я скажу тебе кое-что по секрету, только молчок… Сейчас стоит вопрос о том, чтобы подыскать тебе здесь замену, а тебе поручить руководство отделом внешней политики.
– Ну, уж этому-то я не поверю! Ты смеешься надо мной?
– Честное слово! Разве можно шутить такими словами.
Я пытался скрыть свою радость, но не думаю, что мне это удалось. Подумать только – руководить отделом внешней политики в солидной нью-йоркской газете! Это было пределом моих мечтаний, не говоря уже о том, что мое жалованье увеличится чуть ли не в три раза, да и престиж возрастет до небес. Это был один из ответственнейших отделов в «Уэстерн Телеграмм».
– Через несколько дней это будет официально известно здесь. Старик дал согласие. Тебе чертовски везет!
Я с ним согласился.
– Тебе не жалко будет расстаться с Римом?
– Как-нибудь переживу, – ответил я, широко улыбаясь. – Такая работа стоит огорчений.
Максвелл пожал плечами.
– Лично меня такая перспектива не прельстила бы. Очень тяжело работать вблизи от старика. У меня нервы не выдерживают. – Он уселся поглубже в кресло. – Знаешь, поросенок и вправду был хорош. Уверен, мне понравится в Риме. Говорят, что на свете нет равного ему города.
Он взял сигарету, закурил и пустил мне в глаза струю дыма.
– Кстати, как поживает Элен?
Вопрос застал меня врасплох.
– Кто?
– Элен Чалмерс. Как я понял, ты при ней вроде опекуна или няни. Не так ли?
«Осторожнее, – сказал я себе, – опасный поворот».
У Максвелла был нюх на скандальные истории. Если у него появится хоть малейшее подозрение, что между мной и Элен что-то есть, он тут же попытается выяснить все подробности.
– Я был ее нянькой один или два дня, – ответил я самым равнодушным тоном. – А потом я ее практически не видел… Старик поручил мне встретить ее в аэропорту и проводить в отель. Кажется, она занимается в университете…
Он резко поднял брови.
– Она – что?
– Учится в университете, на курсе архитектуры.
– Элен??? – Он вытянул шею, недоверчиво глядя на меня, потом неудержимо расхохотался. – Ну, это самая потрясная шутка, которую я когда-нибудь слышал. Элен слушает курс архитектуры!
Он откинулся на спинку кресла и заржал так громко, что на нас стали оглядываться. Я видел, что он не придуривается, а искренне веселится. Но мне было не до веселья. Я медленно закипал и готов уже был отбросить кресло, вскочить на ноги и врезать ему по роже.
Он поймал мой взгляд, видимо, понял, что что-то не так, и попытался взять себя в руки.
– Извини, Эд, но если бы ты знал Элен, как знаю ее я… – И он снова расхохотался.
– Объясни же мне, что в этом ты находишь смешного? – поинтересовался я сухим тоном.
– Да просто не верится, что она сумела так тебя одурачить. Наверное, ты один из всех сотрудников «Уэстерн Телеграмм», кто не знает, что это за штучка.
– Прости, но я тебя не понимаю…
– Значит, ты и вправду мало ее видел. А я думал, что ты должен ей понравиться. Она питает слабость к высоким, сильным и энергичным мужчинам… Только не говори мне, что она явилась в Рим на низких каблуках, в роговых очках и сеточкой на волосах…
– Именно так… Но я все равно не врубаюсь. Просвети же меня, Джек.
– Вижу, что тебе меньше повезло, чем я предполагал, или больше… это смотря как видеть. У нас в конторе уже все парни ее знают. Она же знаменита своей распущенностью. Когда стало известно, что она отправляется в Рим, и что старик поручил ее твоим заботам, мы все решили, что твоя песенка спета. Она бросается на всех, на ком надеты брюки. И ты хочешь меня уверить, что она не пыталась тебя соблазнить?
Меня бросило сначала в жар, потом в холод. Но все же я смог сказать довольно безразлично:
– Для меня это что-то новенькое.
– Да, старик, Элен – перманентная опасность для любого мужчины. Природа ее не обидела, и у нее есть все данные: глаза, фигура, ножки, ну, и все прочее, от чего даже мертвый проснется. Если бы Чалмерс не был такой шишкой в газетном мире, ее имя ежедневно фигурировало бы в отделах скандальной хроники. Но кому охота наживать себе такого врага. Вот и молчат, хотя Элен и попадала в самые невероятные истории. И из Нью-Йорка она-то уехала только потому, что оказалась замешанной в убийстве Менотти.
Я слушал его, широко раскрыв глаза. Менотти был знаменитым нью-йоркским гангстером, невероятно богатым. Этот бывший убийца был исключительно влиятелен. Контролировал рэкет, проституцию… словом, был не тем человеком, знакомством с которым гордятся.
– А какое отношение она имела к Менотти?
– Говорят, что она была его курочкой. Во всяком случае, она всюду бывала вместе с ним. По слухам, квартира, где его шлепнули, принадлежала именно Элен. Это случилось около двух месяцев назад. Полиция только выяснила, что это не его квартира, а его любовницы. Последней удалось скрыться, и полиция так и не сумела ее разыскать. Равно как и убийцу. Предполагается, что Менотти пришили по приказу Фрэнка Зетти, главаря городских гангстеров, который был выслан из страны за торговлю наркотиками. И, по слухам, он находится в Италии.
– Кто распускает такие слухи?
– Мне говорил Эндрюс, который всегда в курсе таких дел. И болтать он зря не любит. Мне думается, что и на этот раз он не ошибается насчет Элен. Твердо известно одно: она часто была вместе с Менотти и после его убийства сразу же уехала в Рим. Привратник дома, где задушили Менотти, дал Эндрюсу подробное описание его любовницы. Оно точь-в-точь сходится с описанием Элен. Но привратник получил за молчание от наших людей до того, как его вызвала полиция. Так что все было и будет шито-крыто.
– Понятно…
– Таким образом, если ты ничего не знаешь о поведении Элен в Риме и ничего не слышал, это доказывает, что она сделала выводы и вела себя крайне осторожно… Честно признаться, я даже огорчен. Я-то хотел за время твоего отсутствия попытать у нее счастья. Она стоит того. В отношении тебя я не сомневался, что у вас стадия «друзей детства» давно уже пройдена.
– Думаешь, я такой болван, что стану заигрывать с дочерью патрона?
– Почему бы и нет? Иногда игра стоит свеч. Причем, если она заинтересована в операции, она проявит инициативу и все устроит так, что старик останется в полном неведении. Ведь она развратничает с парнями с 16 лет, а Чалмерс до сих пор ничего не знает. Если ты не видел ее без очков и безобразной прически, то не представляешь, насколько она хороша… Она – настоящая авантюристка, и ей нравится такая жизнь. Так что, если она когда-нибудь осчастливит меня своим вниманием, я ни минуты не стану колебаться.
Уже не помню, как мне удалось повернуть беседу на профессиональную тему. А час спустя я проводил Максвелла в его отель. Он пообещал завтра с утра явиться в контору, чтобы все окончательно утрясти, и поблагодарил за приятный вечер.
– Ты и вправду в рубашке родился, Эд, – сказал он на прощание. – Отдел внешней политики – лучшая работенка в нашей газете. Некоторые готовы отдать руку, только чтобы там работать.
Он улыбнулся немного насмешливо.
– Теперь я понимаю, почему ты позволил проскочить между пальцев такому очаровательному мышонку, как Элен Чалмерс. Для тебя существует только одно увлечение – «Внешняя политика»! Дамочка приятная, но отнимающая у человека слишком много сил и времени.
Он был в восторге от собственного остроумия, поэтому несколько раз со смехом похлопал меня по плечу, прежде чем отправиться к лифту. Меня же его шутка не позабавила. Усевшись в свой знаменитый «бьюик», я влился в общий поток машин и двинулся к дому. По пути я о многом передумал. То, что рассказал Максвелл, меня просто потрясло. И я не сомневался, что все это правда. Эндрюс действительно всегда отвечал за свои слова. Стало быть, она якшалась с Менотти. А здесь, интересно, с кем же? В Нью-Йорке она предпочитала общество подонков, вряд ли ее вкусы резко изменились. Если ее кто-то содержит, то это объясняет, откуда вся эта роскошь вокруг нее.
Одним словом, раздеваясь, чтобы лечь спать, я уже спрашивал себя, а стоит ли вообще ехать в Сорренто? Стоит ли иметь дело с подобной девицей? Коли и вправду идут разговоры, чтобы поручить мне отдел внешней политики, то надо вообще не иметь головы, чтобы пускаться в такую авантюру и ставить под удар всю свою дальнейшую карьеру. Как справедливо сказал Максвелл – это было лучшее место в газете. Я не сомневался: если Чалмерсу станет известно, что я любовник его дочери, то моя песенка спета. Я не только потеряю это место, но и вообще распрощаюсь с журналистикой.
– Нет, – громко произнес я, выключая свет, – пусть себе живет в Сорренто одна. Я не поеду. Мне будет хорошо и в Исхии. Пусть поищет другого идиота.
Но через два дня я уже сидел в поезде, который шел в Неаполь через Сорренто. Я говорил себе, что это безумие, но все мои слова оставались словами. Как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад. Мои страсть и желание, назовите это как хотите, были сильнее голоса разума. И поезд, по моему мнению, еле полз.
– Для меня нет ничего? – поинтересовался я.
– Частных писем нет, а этими может заняться и мистер Максвелл, – ответила она, перебирая конверты ухоженными пальчиками. – Разве вам не пора? Я думала, что вы собираетесь поехать пораньше.
– У меня еще есть время в запасе.
Поезд на Неаполь уходил в полдень. Джине я сказал, что еду в Венецию, и с большим трудом убедил ее не ехать на вокзал за билетами.
Раздался телефонный звонок. Джина сняла трубку, я же небрежно стал перебирать почту.
– Кто у телефона? – спросила Джина. – Мадам… как вы сказали? Обождите, я узнаю.
Она взглянула на меня, озабоченно нахмурив брови.
– Вас спрашивает какая-то мадам Шеррард.
– Мадам Шеррард?
Я уже хотел сказать, что впервые слышу это имя и поэтому не намерен с ней говорить, но вдруг меня словно осенило. Миссис Дуглас Шеррард! Ведь под этим именем Элен сняла виллу в Сорренто. Неужели она настолько забыла об осторожности, что решила позвонить мне из Сорренто?
Стараясь скрыть свое беспокойство, я протянул руку и взял трубку. Потом немного отодвинулся, чтобы Джина не видела моего лица, и осторожно сказал в трубку:
– Хэлло! Кто у телефона?
– Хэлло, Эд. – Ну да, это была Элен. – Я знаю, что не должна звонить тебе на работу, но дома у тебя никто не отвечает.
Я хотел рявкнуть ей, что звонить сюда – чистейшее безумие, и бросить трубку, но рядом была Джина, и еще большим безумием было разжечь ее любопытство.
– В чем дело? – спросил я грубовато.
– У тебя там кто-то рядом?
– Да.
Для полноты счастья дверь распахнулась, и в кабинет влетел Максвелл. Увидев меня, он возопил:
– Вот это да! Ты еще здесь! Я-то думал, ты уже на пути в Венецию!
Я сделал ему знак помолчать и сказал в трубку:
– Вам что-нибудь нужно?
– Да, пожалуйста, не можешь ли ты купить для моей камеры фильтр Раттена № 8. Мне он нужен, но в Сорренто я не могу его достать.
– Понятно. Согласен.
– Спасибо, дорогой, с нетерпением жду твоего приезда. Пейзаж совершенно потрясающий!
Хотя она и говорила тихим голосом, я боялся, что Максвелл, явно навостривший уши, что-то разберет. Я резко оборвал ее:
– Хорошо. Я займусь этим. До свидания!
Максвелл посмотрел на меня испытующе:
– Ты всегда так разговариваешь с дамами? Суховато, старик, ты не находишь?
Мне необходимо было скрыть свое замешательство. Отходя от телефона, я почувствовал на себе удивленный взгляд Джины. Да и Максвелл пялился на меня весьма ехидно. Я принялся закуривать сигарету, чтобы не отвечать.
– Я заходил проверить, нет ли для меня писем. Пора бежать…
– Тебе пора научиться расслабляться, старина, – не отвязывался неугомонный Максвелл. – Я знаю тебя как серьезного журналиста, но твоя скрытность дает мне повод думать, что ты собираешься натворить глупостей.
– Да брось ты, пожалуйста, – воскликнул я, не на шутку рассердившись.
– Похоже, мы сегодня поднялись с левой ноги?.. – Он помолчал, потом добавил? – Да шучу я, шучу. – Так как я не отвечал, он продолжил:
– Едешь на машине?
– Нет, поездом.
– Надеюсь, не один? У тебя есть на примете какая-нибудь очаровательная блондинка, которая будет развлекать тебя… в дождливые дни?
– Я всегда путешествую один! – отрезал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно естественно.
– Свежо предание… но верится с трудом. Во всяком случае, я бы знал, что мне делать, если бы мне дали отпуск на месяц.
– Мы не сходимся во вкусах, – ответил я, поворачиваясь к Джине. – Будьте осторожны с этим парнем. Не переутомляйтесь сами и не позволяйте ему делать глупости. Итак, до 29-го.
– Желаю хорошо развлечься, Эд, – проговорила она спокойно, но без приветливой улыбки. Это меня озадачило. Джина, без сомнения, была чем-то расстроена. – За нас не волнуйтесь, – добавила она, – все будет в порядке.
– Не сомневаюсь. До свидания. – Я уже обращался к Максвеллу: – И удачной охоты!
– Взаимно, братец!
Мне удалось сразу же подцепить такси. Я отправился за фильтром для Элен на виа Барберини. Вторая машина отвезла меня домой, где я проверил, все ли в порядке, и забрал чемоданы. И, наконец, третье такси отвезло меня на вокзал.
– Надеюсь, что вы все же его найдете. Я через пять дней уезжаю в отпуск, так что мы долго не увидимся.
– У вас месячный отпуск? – голос ее слегка оживился, как будто это известие ее занимало.
– Да. Сначала я поеду в Венецию, потом в Исхию. На три недели.
– С кем вы едете?
– Один. Дело не в этом, как насчет кино?
– Ну, не знаю. Я вам сама позже позвоню. Мне надо идти. Кто-то звонит у парадного. – Она повесила трубку.
Пять дней я ждал ее звонка, и наконец, когда уже потерял всякую надежду и собрался сам напомнить о своем существовании, она позвонила:
– Знаете, – заговорила она с места в карьер, – все хотела вам позвонить, но не было ни единой свободной минутки. Чем вы сейчас заняты?
Было уже двадцать минут первого. Я собрался ложиться спать.
– Вы имеете в виду сию минуту?
– Да.
– Собрался ложиться спать.
– Может быть, вы подъедете ко мне? Только не оставляйте машину около дома.
Я ни капельки не колебался.
– Хорошо, я еду.
Я пробрался в ее квартиру с тысячами предосторожностей, чтобы меня никто не увидел. Входная дверь была открыта, так что я прямиком из лифта юркнул в парадную.
Элен разбирала в салоне долгоиграющие пластинки. Она была одета в белый прозрачный пеньюар, распущенные волосы свободно падали ей на плечи. Она была красива и знала об этом. Повернувшись в мою сторону, улыбнулась.
– Итак, вы нашли дорогу? – она положила пластинку.
– Это было нетрудно сделать, – ответил я, закрывая дверь. – Ведь понимаете, что мы не должны этого делать. У нас могут быть крупные неприятности.
Она пожала плечами.
– Никто не заставляет вас оставаться.
Я приблизился к ней.
– Я и не собираюсь этого делать. Почему вы позвали меня?
– Ради Бога, Доусон! Расслабьтесь хотя бы на минутку!
Теперь, когда я находился с ней наедине, разум начинал снова брать верх. Все было совсем не так, как в моих мечтах о свидании. Нет, понимая, что из-за нее я могу потерять место, я уже сожалел, что, поддавшись порыву, приехал сюда.
– Я не могу не волноваться. Подумайте, как я могу забыть о работе? Если только ваш отец узнает, что я немного больше, чем позволено, вертелся около вас – я пропал… Это правда, уверяю вас. Он может устроить так, что я больше не смогу работать ни в одной газете.
– Почему же вы вертитесь около меня? – удивленно спросила она, широко раскрыв глаза.
– Вы отлично понимаете, что я имею в виду.
– Он этого не узнает. Откуда ему знать.
– Не велика хитрость. Если меня увидят входящим или выходящим отсюда, все раскроется.
– Тогда надо постараться, чтобы вас никто не увидел. Не так уж трудно.
– Я очень дорожу своей работой. В ней вся моя жизнь.
– Да, романтиком вас не назовешь, – со смехом проговорила она. – Мои итальянские друзья не думают о своем положении, им нужна только я.
– Но речь-то не о них, а обо мне.
– Эд, прошу вас, сядьте и успокойтесь. Все равно вы уже у меня, так что нечего себя накручивать.
Я сел, твердя себе, что приходить сюда было чистейшим безумием.
Она направилась к маленькому бару.
– Скотч или американское виски?
– Скотч, если можно.
Я наблюдал за ней и мучительно размышлял – чего ради она заставила меня приехать к себе ночью. Обольщать меня она вроде не собиралась.
– Да, Эд, чтобы не забыть, не посмотрите ли кинокамеру. Я ее вчера купила. Мне кажется, кнопка немного заедает. Вы что-нибудь в этом понимаете?
Она указала мне на роскошный кожаный футляр, висевший на спинке стула. Я подошел и раскрыл его. Внутри была великолепная камера «Полароид-Болекс» с телеобъективом, рассчитанная на шестнадцатимиллиметровую пленку.
– Вот это да! Класс! Но что вы с ней будете делать? Это ведь стоит кучу денег.
Она рассмеялась.
– Да, дороговато, но я всегда хотела кинокамеру. Должно же у девушки быть хоть какое-то хобби? – Она бросила в стаканы кубики льда. – Хочу иметь возможность в старости посмотреть фильм о том, как я была в Риме.
Я покрутил камеру в руках. Внезапно я сообразил, что девица живет явно не по средствам. Отец говорил мне, что высылает ей шестьдесят долларов в неделю. И ни цента больше, чтобы не баловать ребенка. Я знаю, сколько стоит в Риме приличная квартира. Эта должна ей обходиться не менее сорока долларов в неделю. Бар был битком набит всевозможными напитками. Ну и, наконец, эта камера…
– Кто-нибудь завещал вам состояние?
В ее лице что-то дрогнуло, на миг она смутилась, но только на миг.
– Хорошо бы. А почему вы спрашиваете?
– Это, конечно, не мое дело, но все это должно обходиться вам в порядочную сумму, – я сделал широкий жест рукой.
Она пожала плечами.
– Наверно. Отец высылает мне большие деньги. Он любит, чтобы я жила, ни о чем не заботясь.
Говоря это, она глядела в сторону, так что, даже если бы я не знал точно, сколько высылает ей отец, я бы все равно догадался, что она лжет. Я был озадачен, но дело-то действительно было не мое, и я переменил тему.
– Так что там с камерой?
– Она не включается.
Элен ткнула пальцем в камеру и при этом коснулась моей руки.
– Так ведь она же на предохранителе, – сказал я. – Видите эту штуку? Переключите ее, и все будет нормально. Это предусмотрено, чтобы камера случайно не включилась.
– Господи! А я-то собралась отнести ее обратно! А надо было просто прочесть инструкцию. Но я никогда не была сильна в механизмах. А что вы скажете о пленках, которые я купила?
Она указала на десять коробок с 16-миллиметровой пленкой, уложенные пирамидкой на столе.
– Боже! Неужели вы все их собираетесь заснять в Риме? Да этой пленки вам хватит на всю Италию!
Она бросила на меня странный взгляд, в котором мне почудилось что-то фальшивое.
– Большую часть я заберу с собой в Сорренто.
– В Сорренто? – удивился я. – Так вы собираетесь в Сорренто?
Она улыбнулась.
– Не вы одни думаете об отдыхе… Вы бывали в Сорренто?
– Нет. Я ни разу не забирался так далеко на юг.
– Я только что сняла виллу в окрестностях Сорренто. Красивейшее место и достаточно уединенное. Пару дней назад я слетала в Неаполь и все оформила. Даже сумела найти в соседнем городке женщину, которая будет заниматься хозяйством.
Я внезапно сообразил, что все это она мне рассказывает не без умысла, и пристально посмотрел на нее.
– Интересно… И когда же вы едете?
– Тогда же, когда вы отправляетесь в Исхию, и так же, как и вы, еду одна.
Она положила камеру на стол и села рядом со мной на диван. Открытый призыв в ее глазах заставил сильнее забиться мое сердце. Она наклонилась, ее чувственные яркие губы приоткрылись, и, прежде чем я понял, что же это я делаю, я уже сжимал ее в объятиях и страстно целовал. Поцелуй длился минуту-две, он мог продолжаться и вечность, так я был возбужден. Но я почувствовал, что она отталкивает меня. Я разжал руки, отпустил Элен и выпрямился, дыша, как старик, только что взбежавший на верхний этаж, и принялся стирать с губ ее помаду.
– Это какое-то безумие!
– В Риме – да, но не в Сорренто, – улыбнулась она.
– Послушайте, Элен…
Но она подняла руку, приказывая мне замолчать.
– Я понимаю ваши чувства. Я не ребенок. И меня влечет к вам в такой же степени, как и вас ко мне. Решено: вы поедете со мной в Сорренто… Все готово. Я понимаю, что вы опасаетесь моего отца, рискуете лишиться места. Но я клянусь, что вам ничего не угрожает. Я сняла виллу на имя мистера и миссис Дуглас Шеррард. Так что вы будете мистером Шеррардом, американским промышленником. Нас там никто не знает. Разве вам не хочется провести месяц со мной? Только вы да я!
– Но это невозможно! – воскликнул я, прекрасно понимая, что уже сдал позиции, и что больше всего на свете мне хочется поехать с ней в Сорренто. – Нельзя же так вот, очертя голову…
– Дорогой, не будьте таким трусишкой! Мы абсолютно ничем не рискуем. Я все тщательно продумала. Я отправлюсь на виллу в машине, а вы прибудете поездом на следующий день. Это замечательное место! Дом стоит на холме, а внизу море. Ближайшая вилла в полумиле от холма… – Она поднялась и сходила за картой, которую разложила на столе. – Вот, смотрите. Видите: «Прекрасная Виста». Какое очаровательное название! С террасы открывается вид на Капри и все побережье. Вилла стоит в саду с апельсиновыми и лимонными деревьями. Вам там понравится.
– В этом я не сомневаюсь, Элен. Вы понимаете, такое предложение может соблазнить любого. Я был бы сумасшедшим, если бы его не принял… Однако что будет, когда месяц закончится?
Она засмеялась.
– Может быть, вы опасаетесь, что потом я заставлю вас на себе жениться? Я еще не собираюсь замуж, мне нужно пожить в свое удовольствие, насладиться полной свободой. Я даже не знаю, люблю ли я вас, Эд, но пожить с вами месяц – мне бы очень хотелось.
– Боже мой, Элен, нельзя же так!
Кончиками пальцев она погладила меня по щеке.
– Будь паинькой, оставь меня сейчас, хорошо? – Она слегка шлепнула меня и отодвинулась подальше. – Уходи. Я только что вернулась из Неаполя и безумно устала. Мы обо всем переговорили, ну, а поцелуи оставим на потом… Повторяю еще раз: ты совершенно ничем не рискуешь. Вопрос только в одном: хочешь ли ты провести со мной этот месяц? Решай сам. Мы не увидимся до 29-го. Я буду встречать поезд из Неаполя, который приходит в Сорренто в 15.30. Если тебя не будет в том поезде… все будет ясно.
Она вышла в холл и приоткрыла входную дверь. Я шел следом.
– Элен, прошу вас, подождите…
– Эд, пожалуйста, не надо лишних слов. Все очень просто – либо ты будешь в поезде, либо нет. Вот и все. Спокойной ночи, дорогой. – Ее губы коснулись моего лица.
Выходя на лестничную площадку, я уже точно знал, что поеду в Сорренто.
Глава 2
I
До отъезда в Сорренто оставалось пять дней. Мне надо было многое сделать, но я с трудом заставлял себя браться за работу.Я чувствовал себя мальчишкой, ожидающим первого в жизни свидания. И это меня бесило. Я ведь считал себя достаточно искушенным, чтобы не поддаться на уловки Элен. А в действительности сходил с ума при мысли, что мне предстоит провести месяц с такой обольстительной женщиной. С такой потрясающей женщиной! Но бывали моменты, когда я говорил себе, что это чистейшее безумие, однако тут же утешал себя заверениями Элен, что она все продумала. Раз она говорит, что я ничем не рискую, значит, так оно и есть. И потом я добавлял уже чисто мужские доводы: что только глупец может упустить такую возможность.
За два дня до моего отъезда приехал Джек Максвелл, который должен был заменить меня во время моего отсутствия. Я работал с ним вместе в Нью-Йорке в 1949 году. Он был хорошим репортером, но за пределами своей специальности не слишком сведущим. Я его недолюбливал. Он был слишком красив, слишком элегантен, слишком предупредителен и слишком хорошо информирован о закулисной стороне жизни.
Думается, я ему нравился не больше, чем он мне. Но это не помешало нам радостно встретиться. После нескольких часов, проведенных в конторе, где я вводил его в курс дела, я предложил вместе пообедать.
– Разумеется! Отлично! Посмотрим, чем удивит меня этот античный город. Только все самое лучшее, Эд!
Я повел его к Альфреду, в один из самых шикарных ресторанов Рима, где предложил его вниманию «порчетто» – фаршированного ливером и травами молочного поросенка, зажаренного на вертеле.
После того, как жаркое было прикончено и к концу подходила третья бутылка вина, Максвелл разоткровенничался.
– Тебе везет, Эд, – сказал он, беря предложенную мной сигарету. – Возможно, тебе это неизвестно, но ты ходишь в любимчиках у патрона. Хаммерсток находит твои материалы замечательными. Я скажу тебе кое-что по секрету, только молчок… Сейчас стоит вопрос о том, чтобы подыскать тебе здесь замену, а тебе поручить руководство отделом внешней политики.
– Ну, уж этому-то я не поверю! Ты смеешься надо мной?
– Честное слово! Разве можно шутить такими словами.
Я пытался скрыть свою радость, но не думаю, что мне это удалось. Подумать только – руководить отделом внешней политики в солидной нью-йоркской газете! Это было пределом моих мечтаний, не говоря уже о том, что мое жалованье увеличится чуть ли не в три раза, да и престиж возрастет до небес. Это был один из ответственнейших отделов в «Уэстерн Телеграмм».
– Через несколько дней это будет официально известно здесь. Старик дал согласие. Тебе чертовски везет!
Я с ним согласился.
– Тебе не жалко будет расстаться с Римом?
– Как-нибудь переживу, – ответил я, широко улыбаясь. – Такая работа стоит огорчений.
Максвелл пожал плечами.
– Лично меня такая перспектива не прельстила бы. Очень тяжело работать вблизи от старика. У меня нервы не выдерживают. – Он уселся поглубже в кресло. – Знаешь, поросенок и вправду был хорош. Уверен, мне понравится в Риме. Говорят, что на свете нет равного ему города.
Он взял сигарету, закурил и пустил мне в глаза струю дыма.
– Кстати, как поживает Элен?
Вопрос застал меня врасплох.
– Кто?
– Элен Чалмерс. Как я понял, ты при ней вроде опекуна или няни. Не так ли?
«Осторожнее, – сказал я себе, – опасный поворот».
У Максвелла был нюх на скандальные истории. Если у него появится хоть малейшее подозрение, что между мной и Элен что-то есть, он тут же попытается выяснить все подробности.
– Я был ее нянькой один или два дня, – ответил я самым равнодушным тоном. – А потом я ее практически не видел… Старик поручил мне встретить ее в аэропорту и проводить в отель. Кажется, она занимается в университете…
Он резко поднял брови.
– Она – что?
– Учится в университете, на курсе архитектуры.
– Элен??? – Он вытянул шею, недоверчиво глядя на меня, потом неудержимо расхохотался. – Ну, это самая потрясная шутка, которую я когда-нибудь слышал. Элен слушает курс архитектуры!
Он откинулся на спинку кресла и заржал так громко, что на нас стали оглядываться. Я видел, что он не придуривается, а искренне веселится. Но мне было не до веселья. Я медленно закипал и готов уже был отбросить кресло, вскочить на ноги и врезать ему по роже.
Он поймал мой взгляд, видимо, понял, что что-то не так, и попытался взять себя в руки.
– Извини, Эд, но если бы ты знал Элен, как знаю ее я… – И он снова расхохотался.
– Объясни же мне, что в этом ты находишь смешного? – поинтересовался я сухим тоном.
– Да просто не верится, что она сумела так тебя одурачить. Наверное, ты один из всех сотрудников «Уэстерн Телеграмм», кто не знает, что это за штучка.
– Прости, но я тебя не понимаю…
– Значит, ты и вправду мало ее видел. А я думал, что ты должен ей понравиться. Она питает слабость к высоким, сильным и энергичным мужчинам… Только не говори мне, что она явилась в Рим на низких каблуках, в роговых очках и сеточкой на волосах…
– Именно так… Но я все равно не врубаюсь. Просвети же меня, Джек.
– Вижу, что тебе меньше повезло, чем я предполагал, или больше… это смотря как видеть. У нас в конторе уже все парни ее знают. Она же знаменита своей распущенностью. Когда стало известно, что она отправляется в Рим, и что старик поручил ее твоим заботам, мы все решили, что твоя песенка спета. Она бросается на всех, на ком надеты брюки. И ты хочешь меня уверить, что она не пыталась тебя соблазнить?
Меня бросило сначала в жар, потом в холод. Но все же я смог сказать довольно безразлично:
– Для меня это что-то новенькое.
– Да, старик, Элен – перманентная опасность для любого мужчины. Природа ее не обидела, и у нее есть все данные: глаза, фигура, ножки, ну, и все прочее, от чего даже мертвый проснется. Если бы Чалмерс не был такой шишкой в газетном мире, ее имя ежедневно фигурировало бы в отделах скандальной хроники. Но кому охота наживать себе такого врага. Вот и молчат, хотя Элен и попадала в самые невероятные истории. И из Нью-Йорка она-то уехала только потому, что оказалась замешанной в убийстве Менотти.
Я слушал его, широко раскрыв глаза. Менотти был знаменитым нью-йоркским гангстером, невероятно богатым. Этот бывший убийца был исключительно влиятелен. Контролировал рэкет, проституцию… словом, был не тем человеком, знакомством с которым гордятся.
– А какое отношение она имела к Менотти?
– Говорят, что она была его курочкой. Во всяком случае, она всюду бывала вместе с ним. По слухам, квартира, где его шлепнули, принадлежала именно Элен. Это случилось около двух месяцев назад. Полиция только выяснила, что это не его квартира, а его любовницы. Последней удалось скрыться, и полиция так и не сумела ее разыскать. Равно как и убийцу. Предполагается, что Менотти пришили по приказу Фрэнка Зетти, главаря городских гангстеров, который был выслан из страны за торговлю наркотиками. И, по слухам, он находится в Италии.
– Кто распускает такие слухи?
– Мне говорил Эндрюс, который всегда в курсе таких дел. И болтать он зря не любит. Мне думается, что и на этот раз он не ошибается насчет Элен. Твердо известно одно: она часто была вместе с Менотти и после его убийства сразу же уехала в Рим. Привратник дома, где задушили Менотти, дал Эндрюсу подробное описание его любовницы. Оно точь-в-точь сходится с описанием Элен. Но привратник получил за молчание от наших людей до того, как его вызвала полиция. Так что все было и будет шито-крыто.
– Понятно…
– Таким образом, если ты ничего не знаешь о поведении Элен в Риме и ничего не слышал, это доказывает, что она сделала выводы и вела себя крайне осторожно… Честно признаться, я даже огорчен. Я-то хотел за время твоего отсутствия попытать у нее счастья. Она стоит того. В отношении тебя я не сомневался, что у вас стадия «друзей детства» давно уже пройдена.
– Думаешь, я такой болван, что стану заигрывать с дочерью патрона?
– Почему бы и нет? Иногда игра стоит свеч. Причем, если она заинтересована в операции, она проявит инициативу и все устроит так, что старик останется в полном неведении. Ведь она развратничает с парнями с 16 лет, а Чалмерс до сих пор ничего не знает. Если ты не видел ее без очков и безобразной прически, то не представляешь, насколько она хороша… Она – настоящая авантюристка, и ей нравится такая жизнь. Так что, если она когда-нибудь осчастливит меня своим вниманием, я ни минуты не стану колебаться.
Уже не помню, как мне удалось повернуть беседу на профессиональную тему. А час спустя я проводил Максвелла в его отель. Он пообещал завтра с утра явиться в контору, чтобы все окончательно утрясти, и поблагодарил за приятный вечер.
– Ты и вправду в рубашке родился, Эд, – сказал он на прощание. – Отдел внешней политики – лучшая работенка в нашей газете. Некоторые готовы отдать руку, только чтобы там работать.
Он улыбнулся немного насмешливо.
– Теперь я понимаю, почему ты позволил проскочить между пальцев такому очаровательному мышонку, как Элен Чалмерс. Для тебя существует только одно увлечение – «Внешняя политика»! Дамочка приятная, но отнимающая у человека слишком много сил и времени.
Он был в восторге от собственного остроумия, поэтому несколько раз со смехом похлопал меня по плечу, прежде чем отправиться к лифту. Меня же его шутка не позабавила. Усевшись в свой знаменитый «бьюик», я влился в общий поток машин и двинулся к дому. По пути я о многом передумал. То, что рассказал Максвелл, меня просто потрясло. И я не сомневался, что все это правда. Эндрюс действительно всегда отвечал за свои слова. Стало быть, она якшалась с Менотти. А здесь, интересно, с кем же? В Нью-Йорке она предпочитала общество подонков, вряд ли ее вкусы резко изменились. Если ее кто-то содержит, то это объясняет, откуда вся эта роскошь вокруг нее.
Одним словом, раздеваясь, чтобы лечь спать, я уже спрашивал себя, а стоит ли вообще ехать в Сорренто? Стоит ли иметь дело с подобной девицей? Коли и вправду идут разговоры, чтобы поручить мне отдел внешней политики, то надо вообще не иметь головы, чтобы пускаться в такую авантюру и ставить под удар всю свою дальнейшую карьеру. Как справедливо сказал Максвелл – это было лучшее место в газете. Я не сомневался: если Чалмерсу станет известно, что я любовник его дочери, то моя песенка спета. Я не только потеряю это место, но и вообще распрощаюсь с журналистикой.
– Нет, – громко произнес я, выключая свет, – пусть себе живет в Сорренто одна. Я не поеду. Мне будет хорошо и в Исхии. Пусть поищет другого идиота.
Но через два дня я уже сидел в поезде, который шел в Неаполь через Сорренто. Я говорил себе, что это безумие, но все мои слова оставались словами. Как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад. Мои страсть и желание, назовите это как хотите, были сильнее голоса разума. И поезд, по моему мнению, еле полз.
II
Перед тем, как сесть в поезд, идущий в Неаполь, я около десяти утра пришел в редакцию, чтобы бросить прощальный взгляд на дела и проверить, нет ли для меня писем. Максвелл как раз куда-то вышел. Джина сортировала почту.– Для меня нет ничего? – поинтересовался я.
– Частных писем нет, а этими может заняться и мистер Максвелл, – ответила она, перебирая конверты ухоженными пальчиками. – Разве вам не пора? Я думала, что вы собираетесь поехать пораньше.
– У меня еще есть время в запасе.
Поезд на Неаполь уходил в полдень. Джине я сказал, что еду в Венецию, и с большим трудом убедил ее не ехать на вокзал за билетами.
Раздался телефонный звонок. Джина сняла трубку, я же небрежно стал перебирать почту.
– Кто у телефона? – спросила Джина. – Мадам… как вы сказали? Обождите, я узнаю.
Она взглянула на меня, озабоченно нахмурив брови.
– Вас спрашивает какая-то мадам Шеррард.
– Мадам Шеррард?
Я уже хотел сказать, что впервые слышу это имя и поэтому не намерен с ней говорить, но вдруг меня словно осенило. Миссис Дуглас Шеррард! Ведь под этим именем Элен сняла виллу в Сорренто. Неужели она настолько забыла об осторожности, что решила позвонить мне из Сорренто?
Стараясь скрыть свое беспокойство, я протянул руку и взял трубку. Потом немного отодвинулся, чтобы Джина не видела моего лица, и осторожно сказал в трубку:
– Хэлло! Кто у телефона?
– Хэлло, Эд. – Ну да, это была Элен. – Я знаю, что не должна звонить тебе на работу, но дома у тебя никто не отвечает.
Я хотел рявкнуть ей, что звонить сюда – чистейшее безумие, и бросить трубку, но рядом была Джина, и еще большим безумием было разжечь ее любопытство.
– В чем дело? – спросил я грубовато.
– У тебя там кто-то рядом?
– Да.
Для полноты счастья дверь распахнулась, и в кабинет влетел Максвелл. Увидев меня, он возопил:
– Вот это да! Ты еще здесь! Я-то думал, ты уже на пути в Венецию!
Я сделал ему знак помолчать и сказал в трубку:
– Вам что-нибудь нужно?
– Да, пожалуйста, не можешь ли ты купить для моей камеры фильтр Раттена № 8. Мне он нужен, но в Сорренто я не могу его достать.
– Понятно. Согласен.
– Спасибо, дорогой, с нетерпением жду твоего приезда. Пейзаж совершенно потрясающий!
Хотя она и говорила тихим голосом, я боялся, что Максвелл, явно навостривший уши, что-то разберет. Я резко оборвал ее:
– Хорошо. Я займусь этим. До свидания!
Максвелл посмотрел на меня испытующе:
– Ты всегда так разговариваешь с дамами? Суховато, старик, ты не находишь?
Мне необходимо было скрыть свое замешательство. Отходя от телефона, я почувствовал на себе удивленный взгляд Джины. Да и Максвелл пялился на меня весьма ехидно. Я принялся закуривать сигарету, чтобы не отвечать.
– Я заходил проверить, нет ли для меня писем. Пора бежать…
– Тебе пора научиться расслабляться, старина, – не отвязывался неугомонный Максвелл. – Я знаю тебя как серьезного журналиста, но твоя скрытность дает мне повод думать, что ты собираешься натворить глупостей.
– Да брось ты, пожалуйста, – воскликнул я, не на шутку рассердившись.
– Похоже, мы сегодня поднялись с левой ноги?.. – Он помолчал, потом добавил? – Да шучу я, шучу. – Так как я не отвечал, он продолжил:
– Едешь на машине?
– Нет, поездом.
– Надеюсь, не один? У тебя есть на примете какая-нибудь очаровательная блондинка, которая будет развлекать тебя… в дождливые дни?
– Я всегда путешествую один! – отрезал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно естественно.
– Свежо предание… но верится с трудом. Во всяком случае, я бы знал, что мне делать, если бы мне дали отпуск на месяц.
– Мы не сходимся во вкусах, – ответил я, поворачиваясь к Джине. – Будьте осторожны с этим парнем. Не переутомляйтесь сами и не позволяйте ему делать глупости. Итак, до 29-го.
– Желаю хорошо развлечься, Эд, – проговорила она спокойно, но без приветливой улыбки. Это меня озадачило. Джина, без сомнения, была чем-то расстроена. – За нас не волнуйтесь, – добавила она, – все будет в порядке.
– Не сомневаюсь. До свидания. – Я уже обращался к Максвеллу: – И удачной охоты!
– Взаимно, братец!
Мне удалось сразу же подцепить такси. Я отправился за фильтром для Элен на виа Барберини. Вторая машина отвезла меня домой, где я проверил, все ли в порядке, и забрал чемоданы. И, наконец, третье такси отвезло меня на вокзал.