Чейз Джеймс Хэдли. В зыбкой тени

   – Мне будет не хватать тебя, Фрэнки.
   – Мне тоже. Но ты ведь понимаешь, счастье не может длиться каждый день. Время от времени я буду напоминать о своем существовании. Я не говорю «прощай, малышка», а говорю «оревуар». До свидания! А теперь не мешай мне.
   Она села на краешек неудобного стула и скрестила руки на коленях.
   – Не хочу тебя беспокоить, но, может быть, я помогу уложить тебе чемодан?
   – А вот этого не надо! Знаю я, как ты это делаешь.
   Наступила долгая пауза, затем она спросила:
   – На кого он похож?
   – На еврея. Без одежды он похож на взъерошенного маленького грифа. Он кутается в совершенно невозможное пальто: в таком пальто клоуны выступают в цирке. Он утверждает, что, когда у него украли восьмое пальто, приобрел такое, на какое никто не позарится. Разве что вор-дальтоник.
   – Но зачем ему нужен телохранитель?
   Я достал из шкафа два костюма и положил на кровать. Затем из-под шкафа вытащил три пары туфель.
   – Сообрази мне чего-нибудь выпить. И покрепче. Я буду соблюдать «сухой закон», пока работаю у него, так что, возможно, это мой последний стаканчик на сегодня.
   Она принесла мне двойное виски с тоником. Когда Нетта протянула мне бокал, я увидел, как дрожат ее руки.
   – Я же еще не умер. Что случилось? Неужели ты думала, что я вечно буду с тобой?
   – Некоторые люди никогда не расстаются.
   – Ты за кого меня принимаешь – за Барби?
   – Фрэнки, если тебе нужны деньги, я… я… у меня есть кое-что. Зачем мне деньги без тебя… И потом, ты можешь жить здесь и… и охранять его днем.
   – Это работа круглосуточно. Поняла? Он получил письмо с угрозами.
   – Но почему он не обратился в полицию?
   – Он относится к такому сорту людей, которые не прибегают к помощи полиции.
   – И он не знает, кто написал это письмо?
   – Нет, конечно. Вообще-то писем целых три. Машинка, на которой они отпечатаны, очень старая, буквы «е» и «д» практически стерлись. Эту машинку легко будет отыскать. Бумага тоже очень странная: края окаймлены синей полоской. Такую бумагу любят использовать женщины. Понимаешь? Когда он показал мне эти письма, моей первой мыслью было то, что их написала его секретарша.
   – У него есть секретарша?
   – Конечно. Чтобы показать ему свою заинтересованность, я высказал предположение, не замешана ли она в этом деле. Он подпрыгнул чуть ли не до потолка. А когда вернул себе дыхание, то безапелляционно заявил, что доверяет ей больше, чем кому бы то ни было. Они компаньоны. Мисс Перл работает у него уже десять лет, с четырнадцатилетнего возраста. И если я скажу хотя бы слово против нее, то могу сразу убираться. Это меня не убедило, но если он не хочет слышать мои предположения, я их буду держать при себе.
   – Как она выглядит, Фрэнки? – якобы безразличным тоном спросила Нетта.
   – Типичная еврейка. А уж фигура! Я таких еще никогда не видел!
   – Еврейки бывают очень привлекательными.
   – Но не она. Я же сказал: невероятная фигура. Этакий бочонок с ножками!
   – Ох!
   Я сложил костюмы в чемодан и начал заворачивать туфли в бумагу.
   – А чем занимается этот человек?
   – Он коммерсант: покупает и продает. Предположим, ты хочешь дюжину пар нейлонового белья. Он находит белье, покупает по оптовой цене, а затем продает тебе, получая при этом прибыль. Прекрасный и очень простой бизнес, не так ли?
   – Но кто может ему угрожать?
   – Кто-то из конкурентов. Во всяком случае, он так считает. Но не собирается выходить из игры. Звучит достаточно правдоподобно, правда? Но мне как-то не верится, что все настолько просто. Конверты подписаны как бы детской рукой. Но самое забавное, я никак не могу понять, почему Зерек так испугался этих писем.
   – Его так зовут?
   – Да. Генри Зерек. У него сельский домик около Чесхэма. Вилла «Четыре ветра». Мы уезжаем туда сегодня вечером.
   – Ты хочешь сказать, что вы будете там все время? А как далеко это от Чесхэма?
   – Не очень далеко, где-то около тридцати двух миль. Я должен сопровождать Зерека во всех поездках, заботиться об охране дома, водить машину и тому подобное. Десять фунтов в неделю на полном пансионе.
   – Но, Фрэнки, дорогой, это же обязанности слуги!
   – С чего ты взяла?
   – Сам подумай. И вот еще что: почему он не вкладывает свои капиталы в бизнес? Что-то здесь не так, я это чувствую.
   – Все время каркаешь, каркаешь… Я обещаю тебе быть максимально осторожным.
   – Но ведь ты говорил…
   – Мало ли что может сорваться с языка… Где мой рюкзак?
   – Я принесу его, дорогой.
   Пока Нетта находилась в другой комнате, я прикончил виски, закрыл чемодан и надел легкий плащ. Я знал, что несколько следующих минут будут для меня весьма трудными. Подружка не отпустит без душещипательной сцены. Удивительно, что она до сих пор сдерживалась.
   Нетта вернулась, неся рюкзак.
   – Положи его на кровать.
   – Фрэнки, тебе нравится… это? – она протянула мне фотографию.
   – Или у меня рентгеновское зрение… или ты, действительно, сфотографировалась здесь в чем мать родила?
   – Да, специально для тебя.
   Фото было подписано ее детским почерком: «Всегда жду тебя, дорогой. Любящая Нетта». Очень сентиментально.
   – Благодарю. Время от времени это будет освежать мою память.
   – Именно на это я и надеюсь.
   Мне пришлось вновь открыть чемодан, так как Нетта наблюдала, чтобы я не засунул фото под матрас, как того хотел.
   – Осторожнее с ним.
   – Все будет в порядке.
   Я перенес рюкзак и чемодан в гостиную.
   – Итак, время прощаться, бэби.
   – Да…
   – Увидимся через несколько дней. Каждый раз, когда Зерек будет уезжать в Париж, у меня образуется свободный день.
   – Мне будет недоставать тебя, Фрэнки…
   – Мне тоже.
   Осторожно, сказал я себе, расставание может затянуться на неопределенный срок. Я обнял девушку, погладил по спине.
   – Я буду звонить.
   – Фрэнки…
   Ну вот, слезы, как я и опасался.
   – Пока, Нетта, я побежал.
   – Фрэнки… Может быть, я провожу тебя на станцию? Позволь мне сделать это. Я хочу побыть с тобой немножко дольше.
   Да, просто так от нее не отделаешься.
   – Хорошо. Но поторопись.
   – Дай мне две минуты, дорогой.
   – Я даю тебе одну.
   Она убежала в спальню. Сей же час я подхватил чемодан и рюкзак и помчался вниз по лестнице.
 
 
   Около шести я уже был в офисе Зерека.
   Эмми Перл печатала на машинке. Печатала превосходно. Здесь я не ошибаюсь. Конечно, Эмми толстая и уродливая, но печатать умеет. Ее толстые короткие пальчики порхали по клавишам, и машинка издавала ровный стрекочущий звук, как автомат.
   Я положил рюкзак и чемодан и двинулся в сторону кабинета Зерека.
   Автомат мгновенно заглох.
   – Он занят. Садитесь и ждите.
   Пришло время показать ей, что я получаю приказы только от Зерека и ни от кого другого. Я даже не замедлил шаг и, постучав в дверь, открыл ее, не дождавшись ответа.
   Кабинет был прокурен насквозь. Напротив Зерека сидели двое мужчин, а на столе сверкала горка бриллиантов.
   Мужчины вскочили на ноги. Я успел рассмотреть их: один – маленький человечек с лисьей мордочкой, другой – широкоплечий здоровяк. Здоровяк покраснел, ноздри раздулись от гнева, он сделал быстрый шаг вперед с явным намерением ударить меня. Но я успел сгруппироваться. Его кулак с мощностью парового молота описал полукруг, я с трудом уклонился от удара. Схватив громилу за руку, я развернул его, одновременно толкая вперед. Он пролетел над головой Зерека и со страшным грохотом упал на середину комнаты.
   Я посмотрел на Зерека, потом – на стол.
   – Скажите вашим друзьям, чтобы они не пытались бить меня, я этого не люблю.
   Бриллиантов подобной красоты я еще не видел.
 
 
   Его автомобиль «Остин-16» выпуска 1938 года выглядел так, словно его эксплуатировали весь день, оставляя на ночь на улице, и делали профилактический ремонт не более одного раза в год.
   Зерек дал мне ключи от машины и попросил подать ее к крыльцу. Похоже, он старался поскорее выпроводить меня, пока его дружок не обрел дыхание.
   Я брезгливо оглядел машину. Я надеялся, что у Зерека будет приличный автомобиль, а не эта развалюха. Понадобилось добрых пять минут, прежде чем удалось завести двигатель.
   И все же, несмотря на нищенский офис и эту колымагу, я был уверен, что Зерек набит деньгами. По какой-то неведомой причине он играет в бедняка, и я дал себе слово обнаружить причину. Он не так уж и беден, если может позволить платить мне десять фунтов в неделю. Да и бриллианты – Эмми и те, что я видел на столе…
   Я проехал по Вардур-стрит и остановился возле двери. Было сумрачно, почти половина седьмого, и в окнах зажигался свет. Но свет в офисе Зерека погас. Он вышел из здания, облаченный в свое ужасное пальто, и сел рядом со мной.
   – Вы знаете дорогу?
   – Мимо Кингз Лэнгли к Чипперфилду, затем Бовингтон в направлении Чесхэма.
   – Эту дорогу строили американцы. Все правильно. Поехали.
   Движение на Пиккадилли в этот час было особенно оживленным, а мой автомобиль буквально подыхал. Мотор поминутно чихал, и я никак не мог набрать скорость. В конце улицы водители автобусов и такси уже ненавидели меня лютой ненавистью.
   – Вам нужно купить новую машину.
   – Верно. Но пока приходится ездить на этой.
   К тому времени, когда я добрался до Марбл-Арч, я испытывал сильное желание стукнуть эту проклятую развалину о стенку.
   За городом дело пошло лучше. Мне удалось достичь скорости тридцать три мили в час, вдавив при этом акселератор до отказа.
   – Вы знаете, мы бы быстрее доехали на поезде.
   – Я не тороплюсь, – ответил Зерек.
   На автостраде нас обгоняли все автомобили, включая грузовые фургоны. Это приводило меня в бешенство.
   – Машина в ужасном состоянии.
   – Понимаю, но она мне подходит.
   В то время, когда мы поднялись на холм вблизи Кингз Лэнгли, он внезапно сказал:
   – Вы очень круто обошлись с Леманом. Я оценил это. Но он очень опасный человек, и вы совершили неосмотрительный поступок.
   – Переживем. Надеюсь, он получил хороший урок.
   – Леман просто испугался, когда вы вошли. Это ваша вина. Вы не должны были появляться в моем кабинете без разрешения, Эмми ведь предупреждала вас. А теперь вы можете нажить неприятности: у Лемана определенная репутация в этом районе. И, послушайте, Митчел, я хорошо вам плачу, вы должны выполнять все мои приказы.
   – Нет проблем, но я не хочу, чтобы мной командовала женщина. Иначе мне придется уйти от вас.
   Он ничего не ответил. Я продолжал молча вести машину. Эта наглядная демонстрация силы и скорости, надеюсь, восхитила его, и я был уверен, что он не захочет, чтобы я уходил.
   – Хорошо, я скажу Эмми. Однако у вас могут быть неприятности и с моей женой.
   Вот как, у него есть жена! Не удивлюсь, если она будет похожа габаритами на Эмми.
   – Ничего не говорите об инциденте с Леманом моей жене. И, разумеется, ни слова о деньгах, которые я вам плачу.
   – Конечно.
   – Возможно, она спросит вас об этом. Она считает, что письма пустяковые и угрозы мнимые. Тем не менее, я сообщил ей, что нанял телохранителя. Вдруг она поинтересуется вашим жалованьем, тогда скажите, что получаете два фунта в неделю. Идет?
   Если я правильно все понял, он не только не хочет, чтобы жена знала о его тратах, но и боится ее. Интересно.
   Мы ехали по узкой дороге, ведущей от аэропорта Бовингтон. Зерек долго молчал и, наконец, сказал:
   – Я не хочу, чтобы вы болтали о моих делах, Митчел. У вас, конечно, нет такого намерения, но вы можете случайно проговориться. Вас могут спросить. Не говорите ничего. Возможно, в моем офисе вы увидите интересные вещи, забудьте о них. Я плачу вам десять фунтов в неделю не за то, что вы прекрасно водите машину, а за ваше умение молчать. Надеюсь, вы будете немы, как рыба. Держите рот на замке.
   – Я буду молчать.
   Фары высветили белые стены.
   – Мы приехали.
   Я вышел из машины и распахнул ворота. В темноте трудно рассмотреть дом, тем более, что все окна были темны. Я осмотрелся. По всей видимости, рядом не было других зданий, лишь на горизонте вырисовывалась зубчатая стена леса.
   Я въехал во двор, затем закрыл за собой ворота.
   – Гараж вон там. Поставьте машину и заходите в дом.
   Зерек растворился в темноте.
   Я развернул «Остин». Свет машины на мгновение выхватил из темноты кошмарное пальто Зерека, в тот момент, когда он открывал входную дверь, но меня больше интересовал дом.
   Насколько я мог заметить, это было небольшое здание, построенное в викторианском стиле, двухэтажное, белое.
   Я не торопился, давая Зереку возможность предупредить жену о моем прибытии. Пусть у нее будет время свыкнуться с присутствием постороннего человека.
   Захватив чемодан и рюкзак и закрыв гараж, я направился к двери. Холл был квадратным, в центре стоял стол, еще там были виндзорское кресло, вешалка и старенький ковер на полу. Не богато…
   Пока я нерешительно стоял возле двери, в холл вошел Зерек. Он улыбался дежурной улыбкой, но в глазах его не было и градуса теплоты.
   – Пойдемте, я покажу вашу комнату.
   – Прекрасно.
   Я последовал за ним. Мы поднялись на второй этаж и прошли по коридору. Я насчитал четыре двери, прежде чем мы остановились возле пятой, в конце коридора.
   – Это неплохая комната, – сказал он, предвидя мою реакцию.
   «Неплохой» он называл маленькую конуру с железной кроватью у окна, комодом для одежды, неизменным ковриком на полу и жестким стулом.
   – Вам нравится спартанская жизнь, мистер Зерек?
   Он искоса глянул на меня.
   – А вам она не нравится?
   – Придется довольствоваться этим в ожидании лучших времен.
   – Я считаю, что здесь достаточно удобно.
   – О'кей.
   Он замялся, сунув мизинец в нос. Видимо, это было его любимое занятие.
   – Она не захотела предоставить вам другую комнату.
   – А вон та, что, немного лучше?
   – Эта комната для гостей.
   – А та для кого?
   – Комната горничной. Ее, правда, еще нет…
   – Ладно, мистер Зерек. Мне вполне достаточно этого жилища, и я не буду ставить никаких условий.
   Его темное сморщенное личико прояснилось.
   – Жена привыкнет к вам. Вы же знаете женщин. Я предупредил ее. Когда она узнает вас получше, то изменит свое отношение. Дайте ей время, Митчел.
   Черт возьми, мне пришлось покинуть теплую комфортабельную спальню Нетты, чтобы довольствоваться подобной конурой.
   – Будем надеяться, что это будет продолжаться не слишком долго, – улыбка смягчила мои слова.
   – Я поговорю с женой. Не беспокойтесь.
   Я подошел к кровати: она была такой же мягкой и удобной, как половая щетка.
   – Где можно умыться?
   – Я покажу.
   Мы вышли в коридор.
   – Вот комната миссис Зерек, а напротив – моя. Ванная – первая дверь по коридору.
   – Мне хочется привести себя в порядок.
   – Ужин через десять минут.
   – Я буду есть на кухне?
   Он не ожидал подобного вопроса.
   – Вы будете есть вместе с нами.
   – Может быть, вначале спросить миссис Зерек?
   – Мне не нравится, когда вы так разговариваете.
   – Я не хотел вас обидеть.
   Он кинул на меня обеспокоенный взгляд и ушел. Я подождал, пока его шаги затихли на первом этаже, затем подошел к двери комнаты для гостей и распахнул ее, включив свет. Я увидел то, что и ожидал увидеть.
   Эта комната не шла ни в какое сравнение с моей, а кровать была выше всяких похвал. Там же находились ванная и туалет.
   Я вернулся к себе и улегся на постель. У меня было предчувствие, что следующую ночь я буду спать не здесь.

ГЛАВА 4

   Когда я вошел в столовую и увидел длинный обеденный стол, сервированный серебром, то понял, что в этой семье еда имела большое значение.
   Зерек принадлежал к тому сорту людей, которым наплевать на одежду и на комфорт, но которые весьма и весьма заботятся о своем здоровье. Стол ломился от еды. Зерек нарезал цыпленка величиной с индюка.
   – Садитесь. Вы любите цыпленка?
   – Я люблю все, и уж конечно, хорошую пищу.
   – Моя жена прекрасно готовит.
   – Не сомневаюсь.
   Я отвел глаза от цыпленка и огляделся. Комната была узкой, длинной и скудно обставленной. Все тот же неизменный ковер на полу.
   – Сядете вы, наконец!
   – Где?
   Он неопределенно махнул ножом.
   Стол был сервирован на три персоны. Свое место я узнал – нож, вилка, ложка и салфетка были брошены как попало, чтобы показать, как я здесь желанен.
   – Здесь?
   – Совершенно верно, – он заметил выражение моего лица. – Жена была несколько рассеянна…
   Едва я сел за стол, он протянул мне тарелку с пожеланием отменного здоровья. Судя по той порции, которую он мне предложил, этого было бы достаточно для двух великанов.
   – Выглядит весьма аппетитно. Весьма!
   Зерек расплылся в улыбке. Я видел, что ему очень понравилось мое замечание.
   – Один из сорока. Я покупаю их желтыми цыплятами по три шиллинга за дюжину. Еще по старой цене. Затем моя жена выкармливает их.
   – Если я правильно понял, птиц у вас много.
   – Сорок цыплят. И еще гуси. Вы любите гусей?
   – Еще как!
   Он казался очень довольным собой.
   – Ничего нет лучше гусей. Что вы скажете о гусе на обед в субботу? Мы здесь неплохо питаемся.
   – Такой вкуснятины я не едал лет пять.
   В этот момент открылась дверь и вошла она.
   В моей жизни было много таких особенных мгновений: хороших, плохих, забавных и счастливых. Но этот вечер перечеркнул все. Это был момент, когда я забыл самого себя.
   Одного ее взгляда было достаточно. Меня как будто ударили о стену, а затем пропустили через руки ток напряжением в двести вольт. Секундой раньше все мои мысли были сосредоточены на цыпленке, и в голове не было никаких женщин. Теперь я превратился в дикого зверя.
   Ее лицо, формы тела, взятые в отдельности, не представляли большого интереса. Маленького роста, плотная, с пышными волосами. Я никогда не видел подобных волос: цвета меди, густые и шелковистые. Зеленые глазищи с темными полукружьями под нижним веком, тонкое, четко очерченное лицо с чувственными губами. Еще на ней были грязные брюки и неряшливый, весь в пятнах, свитер.
   Шестеро из семи мужчин прошли бы мимо этой женщины, даже не удостоив ее взглядом, но я был седьмым. В ней было что-то особенное, именно то, что заставило запеть струны моей души. Как сказать яснее… Один взгляд на нее – и я умер. Пропал.
   Я наблюдал, как она шла к своему месту в дальнем конце стола. Покачивание бедер и нежное колыхание груди заставили пересохнуть мое горло. Цыпленок, еще совсем недавно казавшийся мне таким аппетитным, внезапно стал безразличен. Я мог только смотреть на нее.
   – Вы умеете играть в шахматы, Митчел?
   Ужин, наконец, закончился, и женщина отправилась на кухню мыть посуду. За все время еды она не сказала ни слова. Когда Зерек представил меня, она бросила в мою сторону равнодушный взгляд и больше ни разу не взглянула в течение всего вечера.
   Зерек, чье внимание целиком сосредоточено на пище, не заметил ни подчеркнутой холодности с ее стороны, ни моего смущения. Он очень серьезно относился к приему пищи, хотя, глядя на его комплекцию, никто бы этого не сказал. Как ни странно, он даже не обратил внимания на то, что я почти не притронулся к пище.
   Больше всего мне сейчас хотелось выпить двойное виски – но ее я хотел еще больше.
   – …Что, шахматы? Немного, – промямлил я.
   – Я люблю шахматы. Когда я приезжаю в Каир, каждый вечер играю со своим отцом. Я пытался научить этой игре Риту, но ничего не получилось. Шахматы ей безразличны. У нее изворотливый ум, но приспособлен совсем для другого.
   Так вот как ее зовут – Рита!
   – Но ведь нельзя же, чтобы человеку удавалось все.
   Он с надеждой посмотрел на меня.
   – Как насчет партии? Несерьезной, вы понимаете. Я не играл уже несколько месяцев.
   – Как скажете.
   Он улыбнулся мне, довольно потирая руки.
   – В деревне с наступлением темноты практически нечего делать, и шахматы – лучший досуг.
   Если бы она была моей женой, я бы знал, чем заняться в деревенском доме с наступлением темноты. Я не оставил бы ее в одиночестве на кухне даже на две секунды.
   Он поставил игральный столик рядом с камином.
   – Миссис Зерек не придет сюда?
   – Все в порядке. Вы же знаете женщин. Она любит возиться на кухне, а потом рано идет спать. Читает в постели всякий вздор. Все женщины читают вздор. Покетбуки, любовные истории, романтичные бредни.
   Уж я бы не дал ей читать подобную макулатуру.
   Зерек поставил на столик коробку, инкрустированную слоновой костью, и открыл ее. Внутри лежали вырезанные из слоновой кости шахматы. Я никогда не видел подобной красоты и выразил свое восхищение.
   – Прекрасные фигурки!
   – Работа четырнадцатого века, Пизано, – он протянул мне короля. – Мой отец нашел их в Италии, подарил мне и очень хочет, чтобы я подарил их своему сыну. Он очень сильно этого хочет, но я ничего не могу поделать. У меня нет сына. – Он начал расставлять фигурки, нахмурив брови. – Еще нет, – продолжил он немного позднее. – В следующем году, говорит она. Но зачем мне сын, если я слишком стар, чтобы правильно воспитать его.
   Я подошел к окну и, отодвинув занавеску, заглянул во тьму. Я хотел скрыть от Зерека то, как покраснели мое лицо и шея. Такого со мной еще не случалось.
   – Начнем. Садись.
   Я услышал, что отворилась дверь, и обернулся.
   Она остановилась посреди гостиной, глядя на Зерека в упор. Каждая черточка ее лица выражала упрямство и агрессивность, словно Рита очень долго копила зло, а теперь, наконец, выплеснула наружу.
   – Нет угля. Неужели мне придется самой таскать его, когда в доме двое мужчин? – Ее голос дрожал от еле сдерживаемой злости.
   Зерек посмотрел на нее внимательно.
   – Прошу не беспокоить меня, дорогая. Ты же видишь, мы играем в шахматы.
   – Я сделаю это, – мои слова были быстрыми, а губы сухими.
   Зерек непонимающе уставился на меня, но я уже пересекал комнату.
   – Покажите, где лежит уголь, и я принесу его.
   Рита не посмотрела на меня и, повернувшись на каблуках, вышла из гостиной. Я последовал за ней.
   – Митчел!..
   Я даже не обернулся. С таким же успехом Зерек мог выстрелить мне вслед из револьвера. Я все равно пошел бы за ней.
   Кухня была больше похожа на сарай – холодная и не очень чистая. Небрежно вымытая посуда валялась на столе. Кастрюли стояли прямо на полу, где она бросила их.
   Рита указала на два пустых ведра из-под угля. Я взял их.
   – Будет лучше, если я найду уголь сам. Уже темно.
   У меня было ощущение, что я сплю: слова не означали ничего. Я хотел только одного: сжать ее в объятиях.
   – Я покажу вам.
   Хозяйка открыла дверь черного хода и вышла в темноту. Я следовал за ней, ориентируясь на шум шагов и едва сдерживая дыхание.
   Она открыла какую-то дверь и включила свет.
   – Полагаю, вы сможете вернуться сами.
   Я поставил ведра на пол.
   – Да.
   В тот момент, когда она повернулась, я поймал ее руку. Рита не казалась удивленной; посмотрела на меня равнодушным взглядом, рывком выдернула руку и медленно пошла обратно, как если бы ничего не случилось. Некоторое время я оставался неподвижным, потом взял лопату и наполнил ведра. Погасив свет, вернулся в дом. Поставил ведра возле печи, вымыл руки.
   На буфете стояла бутылка виски. Я взял ее, вытащил пробку и припал к горлышку. Я пил до тех пор, пока спирт не начал жечь мне горло. Закрыл бутылку и поставил ее на место.
 
 
   – Шах и мат!
   Я отодвинул стул и неопределенно улыбнулся.
   – Я же говорил, что играю очень посредственно. Спасибо за игру.
   Он начал складывать фигурки в футляр.
   – Все в порядке. Вы играете весьма прилично. Я был очень удивлен, когда вы провели гамбит Стейница. Да, это был гениальный шахматист! Но разыгрывать комбинации Стейница очень трудно. Одна ошибка – и пуфф! К тому же вы не сосредоточились на игре, а играли, как автомат. Так нельзя в шахматах. О чем вы все время думаете?
   Я представил себе, как он подпрыгнул бы, скажи я ему, о чем думаю…
   – Давно не играл. Но при случае могу показать неплохую игру. Жаль, что сегодня у меня ничего не получилось.
   Я бросил взгляд на часы, стоявшие на каминной полке. Двадцать минут десятого.
   – Думаю, не помешает обойти дом.
   – Прогуляться? Почему вы хотите прогуляться вокруг дома?
   – Но ведь я ваш телохранитель. Никогда не помешает лишняя предосторожность.
   Его маленькие глазки раскрылись пошире.
   – Вы думаете, мне и здесь опасно находиться?
   – Понятия не имею, – я закурил сигарету, стряхивая пепел в камин. – Я не знаю, подвергаетесь ли вы опасности вообще, но с того момента, как вы начали оплачивать мои услуги, не хочу рисковать. Вашим здоровьем.
   Этот довод ему понравился.
   – Тогда, действительно, проверьте. На кухне есть мощный электрический фонарик. Может быть, когда вы вернетесь, мы сыграем еще одну партию в шахматы?
   – Нет, я сразу же отправлюсь в постель. Сегодня у меня игра что-то не идет.
   – Хорошо. Ложитесь спать. Вы читаете в постели?
   – Нет, не читаю.
   – А вот моя жена читает… – Он задумчиво посмотрел на огонь в камине. – Любовные истории. Может быть, и вам нравятся любовные истории?
   – Я в этом не нуждаюсь. Когда мне нужна женщина, я нахожу ее.
   Это вырвалось само собой.
   Зерек быстро глянул на меня.
   – Что вы сказали?
   – О, ничего.
 
 
   Дул холодный ветер. Я вышел из дома в безлунную ночь, и сырой туман прилип к моему лицу. Я провел лучом фонарика по аллее из битого кирпича, ведущей к сараю. Никого. Как хорошо, что я вышел на свежий воздух. Еще десять минут в этой комнате, и я сошел бы с ума.
   Я прошел по аллее до сарая и повернулся к дому. Правое верхнее окно освещено. Я видел потолок и больше ничего. Шторы не задернуты. Лампа неяркая. Она – там.
   Я видел сквозь окно гостиную, которую только что покинул. Зерек неподвижно сидел у огня, обхватив голову руками. Некоторое время я пристально смотрел на него, но он не переменил позы.
   Я осветил стену сарая, нашел дверь и попал вовнутрь. В дальнем конце сарая была деревянная лестница, по которой можно было подняться на сеновал. Я отодвинул несколько вязанок соломы, перешагнул через мешок со стружками и по лестнице поднялся наверх. Люк, через который забрасывают сено, был закрыт. Я исследовал его петли: старые, ржавые. По всему видно, что люком не пользовались уже несколько лет. Я надавил на раму, почувствовал, что она поддалась; стал на колено и заглянул в щель.
   Теперь я находился на одном уровне с ее комнатой. Это было просторное помещение с двухспальной кроватью возле стены. Я рассмотрел старинный шкаф с зеркалом до пола. Около окна стоял туалетный столик с трельяжем.
   Она сидела перед ним в зеленом шелковом халате и расчесывала волосы. В пухлых губах была зажата сигарета.
   Все ее движения – ритмичное колыхание груди при дыхании, спиральный дымок от сигареты, блеск шелковистых волос, мерцание белой кожи – возбуждали меня, как кролик возбуждает аппетит у змеи.
   Она расчесывала волосы добрых пять минут, а, может быть, и больше. Я потерял чувство времени. Я мог сидеть так всю ночь и весь следующий день. Затем она отложила расческу и повернулась к двери, оказавшись спиной ко мне.
   Вошел Зерек. Я бросил взгляд на гостиную внизу. Там по-прежнему горел свет. Вероятно, он поднялся к ней, чтобы пожелать спокойной ночи. Стоя возле двери, Зерек что-то говорил, наморщив лоб, и, судя по жестам, что-то неприятное. Возможно, он говорил обо мне.