Чигидин Борис. Запас непрочности

   Бодрствующая смена силами до отделения хаотически слоняется по расположению и, похоже, скучает настолько отчаянно, что за покой мирного населения становится тревожно. Настроения воинам не поднимает даже унтерский лай, дискретно доносящийся из-за грузовика.
   - …трубой от парохода!!! Сжег рацию, мудило грешное!… Ты антенну, тля, подсоединять приучишься?! Чушок, это не евросеть твоя драная! Здесь думать положено, над каждым чихом, пердень ушастая!…
   Развлекаться удостоверением моей личности служивые почему-то не стремятся. Ну не мне и возражать. Человек человеку друг, товарищ и деталь пейзажа.
   До самого метро многоспальный район почти безлюден, если не считать очереди в универсам через дорогу.
   Вот в вагоне - почти как вчера, даром что интервал по субботнему времени минут восемь: через две остановки от конечной не развернуть газету, через пяток - не сменить позу. Зато и никаких усилий к сохранению вертикального положения.
   А в центре свежий воздух. В центре Москвы - чистый, пахнущий поутихшей метелью воздух. Плевать на недостаток дневного света, заставляющий биологические часы считать дни не до летнего, а до зимнего солнцестояния.
   И на брошенный у троллейбусной остановки "ниссан" с демонстративно торчащими из открытой двери ключами. И на патрули на пустых перекрестках. И на плакаты "Помещение сдается в аренду" без малого на каждом шагу. Бывший общепит. Впрочем, наверняка далеко не он один.
   Редкие праздные прохожие. Мне нравятся их лица. Некоторые - да, заставляют вспомнить пыльным мешком сформированный живописный лик тихого бытового пьяницы после достопамятного указа. Но не более чем совсем некоторые.
   Свободны от суетного. Как, наверное, серединой мая сорок пятого. Худшее бесповоротно позади. Без малейшей, правда, доли личной заслуги, ну да каждому поколению, видимо, достается испытание по его силам. Впереди - терпеть, долго и противно, но с сознанием, что дотерпеть зависит от нас одних.
   И не тут ли, кстати, быть настоящему испытанию…
   На втором часу перипатетики между Бульварным и Садовым правый ботинок как-то неформатно, этак спереди-снизу, зачерпывает снега.
   …Ох чтоб тебя, подошва. Надо тебе было здесь и сейчас отклеиться почти до каблука. Около километра до ближайшего метро и куда более того до дома, если не подвернется автобус. Либо мерзко хлопая подошвой при каждом шаге, либо, считай, наполовину босиком.
   Отставить. Где там глаз зацепился за вывеску про ремонт обуви - на последнем повороте, на предпоследнем?
   Мерзко хлопаю в направлении. Вывеска отыскивается, дверь поддается, окошко в фанерной перегородке поднято, исполненный сосредоточенности ассирийский профиль в нем наличествует; живы будем - не помрем. Пристраиваюсь в уголке.
   В крохотном, полтора на два, предбанничке пара обшитых ободранным дерматином стульев, и оба заняты. Спиной ко мне - атлетический муж при ухоженных пепельных локонах, спеленутый рыжей дубленкой под замшу. Правым боком - гм… да… спутница, в общем.
   Нечто символически-полупрозрачное между распахнутой шубой коричневой норки и ядовито-пурпурным вундербра. С последним длинные фиолетовые когти еще как-то гармонируют, а с помадой цвета пионерского галстука - лучше не надо. Из-под шубы выглядывает расписанный под леопарда сапожище до колена на трехдюймовой шпильке, чей близнец, видимо, и развлекает сейчас хозяина салона. Мочку оттягивает золотой дракон с глазом-жемчужиной, поэтому темно-бордовое каре как раз на середине мочки и кончается.
   Нет, если отрешиться от всего, так сказать, наносного, россиянка окажется вполне пригодной к употреблению: не особенно за двадцать, вполне сбалансированная фигурка и довольно правильные, кабы не капризная губа омегой, черты. Вот разве что личико, как бабушка говаривала, какать просит. Отчетливее некуда.
   Дива чихает, поднимая с лица облачко штукатурки.
   - Будь здорова, - не поворачивая головы, гудит на басах из дубленки.
   - Радость моя. С тобой будешь здоровой. С твоей заботой, с твоим вниманием, с твоим отношением. Тебе же не жена нужна. Тебе нужна кухарка и домработница, а как домработница себя чувствует, тебя колыхать не должно!
   Начала размеренно и акцентированно. А под конец отповеди в каждую секунду вмещается уже слов по пять. Владение техникой самовзвода роскошное.
   - …Потому что если бы тебе жена была нужна как жена, ты бы Ларису Юрьевну по первому свисту не отпустил! И давно бы ей нашел замену! И я с самого начала тебе говорила, что ее брать вообще нельзя! Это надо было этой козлихе старой так обнаглеть, чтобы сказать: деньги мне больше не нужны, а за браслет с аквамаринчиком я еще месяц бы поработала! А когда она зимой опрокинула духи на пуфик?! Ты с нее ни за духи, ни за пуфик не удержал! Мужик достался! Тьфу!
   До чего же прелестна. Тут не одна губа омегой, тут до кучи и мозги омикроном.
   - Я теперь с пылесосом и тряпками возиться должна? И носками твоими вонючими! И посуду за тобой мыть! Нашел тетю Мотю! А сам неделями дома не бывает! А когда месяцами! А теперь на диване поселился, в видак уставился и коньяк жрет! Бензина и того достать не можешь! Ни головой, ни руками, только языком! А жена пешком ходит, как нищебродка! Как лохушка!
   А мужик кремень, однако. Не то что ответом не удостаивает - позы не переменил. До жути интересно, какими богоданная благоверная должна обладать плюсами, чтобы они перевешивали хотя бы наблюдаемое.
   - Да ты за лохушку меня и держишь! И всегда за чмошницу держал! Где глаза мои были! Чтоб с таким уродом! Весь в свою мамочку пучеглазую! Почему я должна жрать путассу по карточкам! Цельномороженную! И в очередях за эту дрянь давиться! С работягами облезлыми! Потому что когда все нормальные люди стали шевелиться, мы жопу пролеживали! Не посме-еют про него забыть! Да на тебя тут же… немытый положили! Моментально! И поделом! Что молчишь, дебил тихушный! Правда глаза колет!…
   Пять два за технику, пять восемь за артистизм. Исполнение вдохновенное, вот только текст становится предсказуемым до зевоты. Сейчас припомнит чистейшей святости чистейший образец и немедля поставит в пример.
   - Почему Юлька Дупавина в шоколаде? Почему у нее спецталоны на бензин? Почему им продукты на дом?! По губернаторскому списку! Я тебе скажу почему!!
   Набирает воздуха, качнувшись верхом корпуса взад-вперед. Что твоя кобра.
   - Чем я думала, блин! Если бы с тобой тогда не пошла, хрен бы Юлька Антона склеила! Зачем ее взяла только! Мало что он весь вечер на нее не смотрел, на змеюшку плоскую, она вся на фуфло изошла! Сколько раз потом в ногах у меня валялся, специально в Москву прилетал! Сначала перед моей свадьбой, потом перед своей! И я ему еще говорю - сбрызни, сморчочек, ПТУ сперва кончи! Ой дууура была… Ну не знала бы сейчас геморроя, ну вообще бы конкретно не знала!
   А Антоша еще смеялся, мое от меня не уйдет, год-два - и все локти потом обкусаешь. Не смотри, говорил, что Дениска лось, у меня все равно толще…
   А я все равно не верила, пока не… Ой!…
   Спина в дубленке начинает нехорошо каменеть. Целой секундой до того, как хранительница очага осекается. Точь-в-точь как на всякой неделе минимум трижды кажется, что просыпаешься не по будильнику, а за миг до.
   - Я… Я не в этом смысле… Я другое хотела… Мне этот дохляк, ты не думай…
   Багровеющий Дениска медленно-медленно выпрямляется во весь метр девяносто пять. Скрежеща рогами по потолку. Оплеухой-другой с таким лицом не ограничиваются.
   Лицо, сказал бы я, чугунной статичности. И все равно в нем обнаруживается нечто узнаваемое.
   На последнюю попытку у нее есть секунды четыре. В принципе немало. Если справится с дрожью хорошей эпилептической амплитуды.
   - Не надо…
   Шаг.
   …Или я не я, или это Денис Бутылкин. Нападающий, одаренный и ленивый до одной и той же чрезвычайности. Божье наказание полутора десятков тренеров и герой сотни анекдотов разной степени предосудительности.
   - Я… Верь мне… Прошу тебя…
   Обеими руками, рывком, сгребает за полупрозрачную блузку с загрохотавшего в угол стула. Теперь оба глаза в глаза.
   Мадам Бутылкина вцепляется в дубленку. Трещит сломанный ноготь.
   Притягивает совсем вплотную.
   - Никогда больше. Ну Динечка… Сладенький…
   Еще секунда.
   - Писюнчик!…
   Выпрямляет руки. С плохо уловимой глазом скоростью и слоновьей силой.
   Глухой короткий удар затылка о стену с переходом в хруст.
   - Писюнчик… В глотку тебе. Моржовый.
   Отодвинув меня примерно как комсомолец октябренка, удаляется вон. Не оглянувшись.
   Окошко сапожника закрыто. Когда только успел.
   По стене в направлении действия силы тяжести расплывается густой потек, красный посередине и белесый по краям.
   Бутылкина полулежит, упершись в стену лопатками и всем, что выше. Коротким громким всхлипом втягивает воздух. Вместо выдоха выгибается радугой, рассекая линолеум шпилькой на обутой ноге. И со вторым всхлипом опускается на пол. Не раньше, чем успеваю - далеко не мгновенно - совместить сознание с самосознанием и потянуться к телефону.
   Наклоняюсь. Из-под головы обильно растекается. Глаза открыты, широкие, как бы не по сантиметру, зрачки закатились почти наполовину.
   - Эй, живая, да? "Скорую" быстро-быстро вызываем, что за наказание, да?
   Двумя пальцами сжимаю глаз с боков. Зрачок податливо сужается по вертикали.
   - Поздно. Милицию вызывай и труповозку.
   Домой? При наличии достоверных признаков смерти оставление в опасности мне никак не вменят, а возжалеть покойную настолько, чтобы отдавать ей последние долги, не получается при всем желании…
   И все-таки есть в этом построении ущербный пунктик.
   - Или нет. Позвоню сам, а ты мне лучше подошву подклей, пока будут ехать. Оно все будет надолго, а у тебя тут снег еле тает, простудиться еще не хватало. Мля, да брось ты на хрен ее сапог, в гроб в нем не положат!…
 
   Следующие три с лишним часа прошли в полном соответствии с ожиданиями.
   Подошва, дело мастера боится, вновь обрела функциональность еще до прибытия опергруппы. Место происшествия отработали более или менее по стандарту, после чего героиня дня, чья личность на месте так и не разъяснилась, отправилась в предпоследний путь. В собственноручно, экономии времени для, написанном объяснении я детально пересказал монолог новопреставленной и привел умеренно подробный словесный портрет скоропостижного вдовца.
   Имя оставил при себе. Не в том даже дело, что по мощам и елей. А просто за два гола Совковскому во Львове в позапрошлогодней отборочной группе, это чуть ли не последний раз, когда он не валял на поле дурака, легко простится и большее.
   Сквалыжно щадя бензиновые фонды, высадили на перекрестке, одолев едва половину пути до метро. И на том, впрочем, безусловное спасибо.
   Оценив меру безмолвия родных палестин, заключаю пари сам с собой: дошагать домой по встречной полосе Проспекта, не уступив ее ничему самобеглому. Шарахнувшись ближе к финишу в сугроб от одинокого мотоциклиста, малодушно провозглашаю исход ничейным.
   Вечер не обещает оказаться богатым событиями. И не оказывается.
   Письмо Норы, при всей непохвальной краткости, не заставляет за нее тревожиться.
   Уже затемно звонит Самсоний, желая воскреснуть богу и расточиться врагам его. Фоном - шумовое сопровождение, характерное для третьего-четвертого часа офицерской гулянки. Ренегат.
   Попытку втянуть в обсуждение проблем космического масштаба пресекаю без деликатности. Если в кулуарах, доступных товарищам офицерам через сколько-то рук, и ждут со дня на день приостановки всякого экспорта энергоносителей, оснований пророчить нашествие двунадесяти языков это никак не дает. За очевидной и заведомой неготовностью двунадесяти положить ядерную зиму поверх вулканической, это почище будет, чем тебе сейчас церковным вином неразбавленный лакировать. А сколько нужно мегатонн, чтобы по теперешнему состоянию атмосферы эти кумулятивные эффекты повлечь, тебе ни одна собака разумно не предскажет, подозреваю, что на порядки меньше, чем до событий.
   Поэтому суемудрия оставь и вались дрыхнуть. Чему и сам намерен предаться.
   А не хочешь слушать доброго совета, так хоть на девятерной там не вистуй.
 
   7. Пятница
 
   И даже не пытайтесь убедить, что в нас не осталось возвышенного. Оно и только оно, более просто нечему, требовательно вопрошает изнутри: когда я увижу солнце? Почти заглушая животное "а согреюсь-то когда?".
   Актуальность не мешает обоим вопросам оставаться риторическими. Сколько ими ни задавайся, ответы не станут приятнее, чем оказались изначально.
   Обещая пятнадцать градусов в жилых домах, в известном смысле даже не обманули. В спальне, что не ставится под сомнение термометром на тумбочке, они сейчас налицо. В ванной, спасибо полотенцесушителю и хорошо обрезиненной двери, наберется и восемнадцать. Вот во всей остальной кубатуре - одиннадцать. Столько же было в спальне вчерашним вечером и будет сегодняшним. Поэтому в роли пижамы ныне и присно - старая шерстяная водолазка, шерстяные же носки и сантиметровой толщины кальсоны, наследие салехардской командировки.
   В этом виде умываться и шествую. Полминуты терпения при крайнем левом положении вентиля вознаграждают водой телесной температуры. Под душем тот же эффект обычно достигается минут за пять.
   Что до солнца и прочего макроклимата, тоже… ээ… имеем то, что имеем.
   С солнцем просто: как его не было, так и не предвидится. Дневного света даже в полдень в окно проникает ровно столько, чтобы не совсем сломать глаза при чтении. Небо, затянутое шкурой безразмерного хтонического мыша, с исправностью метронома ежесуточно дарит несколькими миллиметрами снега, преимущественно мокрого. Что и будет продолжаться вместе с промозглым западным ветром, пока океан не успеет остыть более или менее наравне с сушей…
   Рисовая каша на пайковом порошковом молоке - гадость отменная, и не в последнюю очередь оттого, что позавчерашняя. Кусок по карточкам же полученного масла, видом и вкусом до полной неразличимости напоминающего маргарин, ее, конечно, не портит, но и ничуть не облагораживает. Интересно, сколько времени мне потребуется, чтобы смириться с переносом подъема еще минут на двадцать ближе к отбою и тем обрести утреннюю кашу в свежесваренном виде.
   …с приближением к побережью картина с осадками монотонно становится гаже и гаже. Та часть Европы, на которую валится в основном снег, обоснованно считает это большой жизненной удачей. Потому что метр-другой выше ординара во всех мыслимых реках, речушках и ручьях пока не стали для нее обыденностью…
   На работе, за исключением немногих наиболее начальственных помещений, говорить об отоплении не приходится в принципе. Поэтому рубашки с галстуками отправлены в отставку до лучших времен, а пиджак, с боем напяливаемый поверх свитера, весь день будет висеть на мне, а не на кресле.
   …впрочем, главное, с чем не повезло нашим цивилизованным соседям - это близкое к полному отсутствие стратегических запасов жратвы, расслабились по случаю конца истории, не иначе. Нулевая ночная изотерма, плотно окольцевавшая Альпы, в более обжитых местах проходит примерно через Гамбург, Прагу, Вену и далее по Дунаю. К югу и западу от нее рассчитывать на большие успехи сельского хозяйства тоже не приходится, потому что в мадридах, афинах и стамбулах никак не теплее, чем в моей спальне поутру. Прибавьте сюда прекращение всяких поставок энергоносителей с наших меридианов, не исключая и нефтехалифаты - кто же соседям виноват, что принять предложение оплачивать поставки продовольственной натурой они не могут при всем желании. При этом хорошо ли, худо ли, а решение европейцы, похоже, все равно нашли…
   Из трех имеющихся в подъезде лифтов функционирует один, и смысл его ждать по утренней страдной поре отсутствует. Осторожно протопотав по затемненной лестнице, вливаюсь в плотную вереницу трудящихся, похоронивших личный транспорт под мало не метровым слоем уже не снега, а наледи, быстро отучившихся полагаться на остатки общественного и в силу всего сказанного одолевающих полтора километра Проспекта до метро пешим порядком.
   …понятно, не ограничиваясь полумерами в виде предельной интенсификации рыболовства и затеи с промышленным разведением водорослей, получится из них что-то крайне, подозреваю, невкусное, но до известной степени питательное. Небесная канцелярия, за что ей едва ли не единственное спасибо, за последнюю пару недель пролила на Сахару больше половины годовой нормы и, кажется, не собирается останавливаться на достигнутом. А поскольку тепла там хватает даже сейчас, его ничуть не меньше, чем, скажем, в средней полосе прошлым летом, проект новой целины напрашивался сам собой. К решению, правда, неизбежно прилагается и цена - со дня на день Евросоюз, скрипя холеными зубами, примет в свои шенгенские ряды весь Магриб и до кучи Мали с Нигером и Чадом. Даже если принять во внимание особо оговоренный впридачу монопольный доступ к магрибским нефти-газу, цена все равно выглядит займом у будущего под совершенно шейлоковский процент…
   На развилке проспектов, охраняемой внутренними войсками от одноименного врага, двое при старшем сержанте обшаривают скучными взглядами плотную колонну прохожих. Еще четверо со всей классовой неприязнью пропускают через заграждения коротенькую очередь машин с выраженными атрибутами шестизначной цены.
   Видно, что взвод заметно обжился. Мухомором растущая из палатки печная труба и приткнувшаяся к бэтээру полевая кухня уютно дымят дуэтом. Чумазых воинов, исполняющих кухонный наряд, плотно окарауливает сенбернар, как есть с теленка-рекордиста, только рогов бог не дал.
   Вообще собакам формата хоть немного крупнее карманного, в одночасье оказавшимся на улице полчищами, повезло в одном. Преобладающая часть асоциального элемента, если верить новостям, сочла за лучшее посдаваться в ударно организованные работные дома под вывеской спецприемников, где в относительном тепле, верхом на дефицитных педальных генераторах в три смены, и отрабатывает не шибко сытную, но гарантированную кормежку. Другое дело, что на каждого пса блокпостов с резервом котлового довольствия не напасешься, а прочий пищевой ресурс более чем сомнителен.
   …вот американцам, по всему, черного дня в полном смысле ждать не предстоит. Жесткое нормирование бензина там на самой ближней повестке, от этого не деться никому и никуда, зато обширная полоса бывших субтропиков вроде сохранила какой-никакой запас тепла, пусть не табаку с хлопчатником, но зерновым, картошке и пастбищной скотине должно хватить. Вопрос тут не в обеспечении выживания, основной вопрос, как, собственно, и везде - в способности принять состоявшееся и ежовой рукавицей, ломая себя без жалости, умерить требования к бытию по части ассортимента благ, без которого и жизнь не в жизнь. Посмотрим…
   То, во что превратилось метро, ждет не дождется своего мастера эпических полотен. Через пару недель, когда комендантскому часу по уму пора бы отмереть, стихийный разнос начала присутственных часов в диапазоне этак с восьми до одиннадцати выглядит неизбежным, а пока час пик, не размазываясь во времени, перебрался под землю целиком. Уплотнив и без того давно осатаневшие толпы на глазок примерно на треть.
   Не так феерично в вагонах, на занятый пятерыми квадратный метр шестому не впихнуться при всем желании, как на станциях. Ладно еще на конечной место, и далеко не без труда, нашлось только во втором поезде, вот привыкнуть к семнадцати по секундомеру минутам на не самый длинный переход - от выноса до вноса - пока получается не совсем.
   …кого жалко по-настоящему, так это всех дальневосточных монголоидов, больших и малых, континентальных и островных, перечень прилагается. Импорт что продовольствия, что энергоносителей кончился мгновенно, а собственные биоклиматические возможности съежились в разы, чего не скажешь о количестве ртов. На одних дарах океана, хоть удесятери их заготовку, не вытянуть. Если не случится сопоставимого чуда со знаком плюс, в недалеком времени происходить там страшному. До известной степени утешает, что на север векторам отчаянной голодной экспансии развернутыми никак не быть, даже самодеятельных беженцев, пока Амур не обнаруживает признаков ледостава, в целом можно не принимать в расчет, тем более с окончанием развертывания в дальнем пограничье десятков, наверное, трех полностью отмобилизованных дивизий…
   Такой же взвод, только с водолазом вместо сенбернара и при двух БМП вместо бэтээра с грузовиком, несет службу там, где в трех минутах от выхода из метро Бульварное пересекает улица, переходящая в проспект, переходящий в шоссе, ведущее так далеко на норд, что не хотел бы я сейчас оказаться в конечном пункте.
   Двое радостно возбужденных, на одном ниже щетины ватник, на другом дутая поднебесная куртка, сдают лейтенанту с рук на руки парочку скрученных каким-то вервием таджиков или узбеков, международная амнистия их разберет. Трудолюбивым гостям прямая дорога на родину в телячьем вагоне, а ловцам человеков в аптеку: полученную от лейтенанта квитанцию установленного образца обратят в сберкассе через три дома в вознаграждение по высочайше утвержденной таксе, а последнее в верный литр какого ни есть боярышника на спирту. Насчет терпентина не проверял, а живая инициатива масс временами точно на что-нибудь полезна.
   …впрочем, все это от аза до ижицы недостойная суета по сравнению с тем, что вечером Нора возвращается в Москву. И еще девять с лишним часов. Я не узнаю. Надолго ли и с каким решением.
   В банке, довольно одного взгляда на содержимое гардероба, стало просторнее. Мобилизация слизнула процентов десять личного состава - почти исключительно с позиций, которые мои соседи по иерархической лестнице обобщенно кличут бойцами, гвардейцами или просто пехотой. Пророческих потенциалов за соседями ранее не замечалось, а вот поди ж ты.
   Около четверти оставшегося персонала уныло дотягивает лямку до увольнения по сокращению. Массивный пакет чрезвычайного законодательства почему-то практически не коснулся трудовых отношений, поэтому чистилищу с выходным пособием по итогам длиться еще месяца полтора.
   Из тринадцати штатных единиц юридического управления лбы забрили двум. Руководящее понимание значимости правовой работы в условиях кризиса выражается в том, что сокращены у нас должности, высвобожденные забритыми, и ничего, кроме них.
   У меня сегодня последний день относительной оперативной паузы. С понедельника косяком попрут судебные заседания, иной раз по три-четыре на дню, взыскиваем до чего дотянемся и отбиваемся от чего можем. Дороге к храму арбитражного кривосудия не зарастать месяцами.
   За начавшийся рабдень, если не считать пары пустяков, с меня всего лишь причитается справка о порядке корпоративного управления в стратегических отраслях в соответствии с чрезвычайным пакетом.
   В целом этот порядок проще телеграфного столба. Все вложения в электростанции, котельные, судостроение, рыбопереработку, птицефабрики, сети супермаркетов и многочисленное прочее, сделанные до введения ЧП, остаются при своих хозяевах, речи о национализации в строгом смысле не идет. Вот полномочия всех руководящих органов таких предприятий, до собраний акционеров включительно, передаются государственным управляющим. Понятно, что для начала процентов девяносто гендиректоров тупо сменят вывески, однако теперь даль их карьеры в руках не номинальных собственников, а отраслевых министерств - либо правительства для самого крупняка.
   Сюда же, к слову, и регулирование ценообразования - по всей цепочке, от сырья и первого передела до потребителя. Судя по доступному для обозрения, то есть посильной каждому цене выкупа декадного пайка, сверхприбылей в забираемых под ручное управление отраслях не ожидается. Достойных упоминания дивидендов, следовательно, тоже.
   К этой основе, правда, присобачено множество мелких казуистических нюансов, требующих подробного отражения доступным начальству языком, так что часа четыре, видимо, провозиться придется…
   Справка близка к финишной прямой, когда звонит Даша, начальник департамента по работе с персоналом по штатному расписанию, глава эйч-ар службы согласно собственной прямой речи и в силу последнего - тетя Хрюша в заглазном обиходе.
   Вполуха узнаю, что в корпоративных финансах кто-то из сокращаемых, не даю себе труда вникать, кто конкретно, проболев два дня, не предъявил бюллетеня. Теперь вам не тогда: объяснительная по факту прогула, приказ и трудовая в зубы. В сухом остатке для банка - сэкономленное за квартал с лишним жалованье. Третий или четвертый случай с того программного совещания в верхах.
   Если кандидат на выход, вот как сейчас, отказывается писать объяснительную, об этом составляется и ложится в основу приказа об увольнении акт за тремя подписями. Одна из них традиционно моя: непременным членом подобных присутствий от юрслужбы состою года четыре, удовольствие мало с чем сравнимое.
   Форма акта об отказе от дачи объяснений валяется на диске - впиши дату, фамилию и существо проступка, увенчай автографом и препровождай с секретаршею. Всякий раз драгоценная преждерожденная лень-матушка соблазняет именно так и поступить, и всякий раз прежде того прусь убедиться в отказе лично. В данном случае аж на четвертый этаж - герой дня ждет в переговорной под Хрюшиным надзором. Дурной педантизм ногам покоя не дает.