Страница:
А через несколько дней я получил письмо от Тамары Щербак:
"Я совсем ничего не могу припомнить и не в силах облегчить поиски. Пожалуй, не стоит беспокоиться, я уверена, что результатов все равно не будет никаких. Извините, это я просто так заехала к Анне Константиновне, на всякий случай. Да и тяжело мне что-то стало в последнее время, а эта женщина, как мне казалось, такой человек, что поймет меня. К большой своей радости, я не ошиблась. От Анны Константиновны я уехала с огромным облегчением, хотя она и не могла мне ничем помочь. Сейчас я сижу в институтской библиотеке. Только то перечитала, что вы написали, и снова разволновалась. Прочитав об Эмилии Мининковой, которой посчастливилось найти свою маму, мне снова захотелось верить, что родные мои живы, может быть, ищут меня, а я живу рядом с ними".
Вскоре Тамара прислала мне еще одно письмо:
"Опять я почему-то взволнована, почему-то верить стала, что родные мои живы и что какая-то случайность поможет мне. Сегодня вдруг неожиданно для себя припомнилось, что, когда началась война, жила я у своей бабушки. Это, конечно, ничего не добавляет, потому что, где я жила, что было до этого и после - ничего не помню. Ведь я совершенно забыла мать и отца. А как бы хотелось встретиться с ними! Правда, Лагусы заменили мне родных, они меня очень любят, и я навсегда останусь их неоплатным должником".
Я решился. В тот же день копия фотокарточки, которую прислала Е.С.Швец, и адрес Ефросиньи Семеновны были отправлены в Нежин, а сообщение о письмах Тамары Щербак - в Ленинград. И вот последнее письмо Тамары:
"Сразу же я послала свою фотокарточку в Ленинград и написала все о себе. Потом девочки приносят мне телеграмму: "Выезжаю 16 вагон 1 поезд 49". Я никак не могла прийти в себя и поверить всему этому. Два дня мне показались невыносимо длинными и мучительными. 18-го числа я вышла к поезду. Когда он подходил, то сердце просто вырывалось наружу. Я ожидала ее у первого вагона. Людей выходило много, но все были не теми, кого я встречала. И вот мой взгляд остановился на седой женщине. Меня что-то потянуло к ней, но я не могла поверить, что это моя мама - ведь я ее совсем не помнила и не могла сдвинуться с места. Она на меня тоже смотрит, потом кричит: "Доченька!" И вот мы уже рядом. Поехали мы в общежитие ко мне, и плакали, и говорили, и так постепенно все уладилось. Сошлись все приметы, которые мама помнила обо мне, а мои подруги уверяют, что я с ней очень похожа. Мы все плакали, особенно мама. Не сводит с меня глаз и плачет.
Конечно, мои приемные родители ничего этого не ожидали. Тетя все плакала и говорила, что никому меня не отдаст. Мы ее все время успокаивали. Тете я сказала, что никуда не поеду, буду продолжать учиться в Нежине, приезжать к ней, но она все продолжала плакать. Вы этот разговор, конечно, представляете.
На другой день мы с мамой уехали в Нежин, чтобы я проводила ее в Ленинград, где она работает в метро. Приемные родители простились с нами, и так мы расстались - с улыбками и слезами, с радостью и горем.
С мамой мы договорились, что на каникулы я еду к ней. Таким образом, получилось, что у меня теперь три дома - Нежин, Ленинград и деревня. На праздники я поехала к приемным родителям. Они меня встретили, как всегда, хорошо и были очень рады, что я приехала к ним. Они мне верят, что я не оставлю их, хотя люди предполагают другое.
Теперь я счастливее всех и даже не знаю, кого благодарить. Хочется всем добрым людям земли пожелать радости и счастья".
А вот последнее письмо Ефросиньи Семеновны Швец:
"Томочку мою я узнала сразу, как только вышла из поезда. Не задумываясь, к ней подошла, хотя было там несколько девушек. Узнала волосы и глаза. В общем это трудно объяснить, но я писала вам, что мать своего ребенка узнает сразу. Так же и Томочка ко мне прильнула, и мы быстро привыкли друг к другу. Мы с ней, конечно, поплакали от радости, особенно она. Все смотрит на меня и заливается слезами.
Приехали мы к ее приемным родителям. Они не знали, радоваться им или печалиться. Тетя совсем расстроилась, и у нас с ней разговор долго не клеился. Конечно, я не имею никакого права обижаться на них, только благодарить должна за все и уверена, что мы с ними останемся навсегда добрыми друзьями. Недавно послала Томочке посылку, а на следующий год поеду к ним и постараюсь наладить со всеми дружбу. Ну вот, кажется, и все. На обратном пути из Нежина хотела заехать к Анне Константиновне, но у меня было мало времени. Все это еще за мной. До сего времени никак не могу опомниться от такого великого счастья. Теперь у меня сердце успокоилось и не болит..."
Или вот еще одна история, напоминающая детективный, приключенческий рассказ. Здесь снова Тамара...
Некая Людмила Щурова пишет из Дербента:
"Перед самой войной умерла моя мама, и нас осталось четверо. Брат был самый старший, а мне едва исполнилось девять лет. Нас с сестрой Валей, которая была постарше меня на два года, отдали в детский дом. Младшая сестренка Тамара осталась у старенькой бабушки в Лисичанске. Когда началась война, наш детдом эвакуировали, а Тамару мы не смогли взять с собой.
На фронте погиб наш брат, а после войны мы с сестрой приехали в Лисичанск разыскивать нашу Томочку. Но нас постигло горькое разочарование - мы никого не нашли, и никто не мог нам ничего посоветовать. Как бы это узнать, не была ли Тамара Черноглазая нашей Томочкой? Правда, в газете написано, что мать ее тяжело ранило при бомбежке Бахмача и вскоре она умерла. Это все не подходит к нашей Томочке, но мало ли что бывает на свете? Убедиться, что Тамара Черноглазая не наша, очень просто. У нашей на одном ушке было родимое пятнышко, наподобие сережки или клипсы. Очень прошу - помогите! Ведь это же так просто - написать, чтобы девушка не знала, приемной маме Тамары Черноглазой и спросить, есть ли у Тамары эта родинка. Пожалуйста, сообщите нам адрес Тамариной мамы!"
Я написал Анне Константиновне. Нет, у Тамары Черноглазой не было никаких родинок! Анна Константиновна точно помнит.
"Что же мне делать? - спрашивает в другом письме Людмила Щурова. - Живу я счастливо. Вышла замуж. Мой муж работает паровозным машинистом, и мы любим друг друга. Но не могу я успокоиться, пока не найду свою Томочку. Чует мое сердце, что она жива".
С письмами Людмилы Щуровой я сходил в Главное управление милиции. В отделе розыска мы перебрали кипы карточек, и я нашел много Тамар с разными фамилиями. Но Щуровой не было. Была там такая, например, карточка. Фамилия, имя, отчество - Чурсина Тамара. Год и место рождения - не знает. Фамилию, имя, отчество отца и матери не знает. Место их жительства, работы, профессии - не знает. Есть ли братья, сестры - не знает. В другом месте значилось, что Тамара Чурсина воспитывалась в Ачисайском детском доме Южно-Казахстанской области...
Выписку из этой карточки я сделал на всякий случай - просто фамилии Щурова и Чурсина мне показались созвучными. Четырехлетняя девочка, думал я, могла ведь нечетко выговорить, и фамилию ей записали, как услышали. Однако я не угадал, и эта история закончилась совершенно неожиданно...
В те дни пришло письмо от Валентины Смирновой, сестры Людмилы Щуровой. Валентина тоже просила помочь в розысках Тамары.
Но, дорогие мои гражданки! Чем же вам можно помочь? Подождите-ка! Вы, наверно, обе замужем, а какой была ваша фамилия в девичестве?
На этот запрос Людмила и Валентина ответили: "Чурсины". В тот же день сестры получили мою телеграмму о Тамаре Чурсиной, которая ребенком была эвакуирована в Казахстан и ничего не помнит и не знает о своих родных и своем прошлом.
Через месяц мне пришло письмо от Людмилы Щуровой:
"Я сразу же села в самолет и полетела в Казахстан. Всю жизнь бы себя кляла, если б не сделала этого. Оказалось, что Тамара Чурсина, о которой вы сообщаете, давно ушла из детдома. Она была направлена в медицинское училище. В детдоме никто из воспитательниц не помнил, была ли у Тамары родинка на ушке. Из Ачи-Сая поехала я в город Туркестан, где было медицинское училище. Разыскала одну девушку, с которой Тамара Чурсина училась, и она мне сказала, что у Тамары как будто было пятнышко на мочке уха. Представляете мое волнение? Тут же я узнала, что Тамара Чурсина после окончания училища была направлена на работу в Сары-Агач. Добралась я кое-как до Сары-Агача, а тут узнаю, что никакой Чурсиной в поселке нет. Среди медработников есть одна Тамара, но Каданова, а не Чурсина. Когда я встретилась с ней, то увидела знакомое родимое пятнышко. Тут уж все выяснилось - наша Томочка недавно вышла замуж. Никакое воображение не поможет вам представить эту встречу. Мы все еще не можем пережить это событие, считая его чудом..."
Я бы закончил рассказ этим счастливым финалом, если б в жизни не было финалов несчастливых. Это правда, что только с помощью встречных запросов удалось соединить девять семей, разрозненных войной. Однако сотни писем, пришедших тогда со всех концов страны, полны печали и неизбывного горя...
Раскрываю первое попавшееся из этой же папки. Механик блюминга Макеевского завода имени Кирова Г.В.Воробьев пишет мне:
"Помогите разыскать мою дочь Тамару, которая потерялась во время немецкой оккупации. Родилась она в Макеевке в январе 1939 года. После возвращения с фронта в 1945 году я долго искал ее, но безрезультатно. Я читал о Тамаре Черноглазой, которую подобрали в Бахмаче. Возможно, это моя дочь? Правда, с той девочкой была ее мать, которая вскоре умерла от тяжелого ранения. Эта ситуация на нашу непохожа. Но я ведь цепляюсь за любую, самую маленькую вероятность. Как узнать, жива моя дочурка или нет?.."
По моей просьбе Отдел гражданского розыска проверил все картотеки. Письмо Григория Васильевича Воробьева покрылось добрым десятком штампов: "На учете детской картотеки не значится", "На картотеке перемещенных лиц не значится", "Среди погибших в Германии не значится", "На учете контрольной картотеки не значится" и т.д. Что посоветовать Григорию Васильевичу?..
Еще и еще письма из этой папки. И все о Тамарах? Да. Сколько же детей погибло и потерялось в ту чудовищную войну, если одну только свою черноглазую Томочку разыскивают десятки людей! Решаюсь опубликовать еще одно, на сей раз последнее письмо о Тамаре. Конечно, я порождаю у Г.В.Воробьева и других надежды, которым, скорее всего, не суждено сбыться, но, с другой стороны, в этом письме, может быть, таится счастье нескольких человек, и лишать их этого никто не имеет права.
"Прочитав о Тамаре Черноглазой в газете, - пишет заместитель председателя ижевской артели "Универсал" Т.Г.Воротова, - я сразу вспомнила приход в наш коллектив Тамары Неизвестной. Она почти ничего не помнит о своем прошлом. В 1941 году, когда она потеряла родных, ей было всего 2,5-3 года. Ее какой-то дядя Гриша передал, а кому - опять неизвестно. До 1953 года она находилась на воспитании в различных детских домах, в том числе в Глазовском, Тольенском, Ариковском, которые расположены на территории Удмуртской АССР. Получив в детдоме знания по пошиву женского легкого платья, она была принята в нашу артель, где и работает до сего дня.
Тамара - очень хороший работник, комсомолка, активистка. Мы все переживаем за ее судьбу, за ее каждодневные ожидания чего-то неизвестного, и кто бы это нам помог зацепиться за что-то чуть теплящейся надеждой? В войну мне пришлось работать в детском доме, я видела много нескладных детских судеб и сейчас никак не могу смириться с тем, что наша Тамара остается Неизвестной. Хочется помочь найти ей кого-нибудь из ближних или дальних родственников, а может быть, и родителей. Посылаем фото нашей Тамары, помогите нам в общем нашем горе!"
Очень долго я бы мог рассказывать о необычных и трудных человеческих судьбах, раскрывшихся мне за эти годы. И кажется, давно настала пора всем нам сообща подумать, как быстрее и лучше помочь людям, которых разбросала война. Я, например, считаю, что нужно значительно расширить бюллетень Отдела гражданского розыска, печатать в нем сведения о тех детях, для поиска которых "сведений недостаточно", но для кого такая публикация единственный шанс. Если даже эта публикация не принесет результата, человеку трудной судьбы станет легче от заботы, которую проявят о нем. Я убежден также, что необходимо организовать специальную Всесоюзную радиопередачу, широко оповестив о ней население.
...Наша Родина давно залечила раны войны, окрепла и омолодилась. Больше половины населения у нас сейчас составляют люди, которые совсем не помнят войны. Да и у людей старшего поколения, нагруженных новыми заботами, многое из тех лет забылось, многое забывается. И только сердце матери все помнит, только "нема гiрше слiз, чим сльози сиротини". Лишь бы эта война была последней!..
Но вот я раскрываю газету, читаю: "Тысячи южновьетнамских детей, оставшихся сиротами, брошены в лагеря, которые смело можно назвать лагерями смерти. В них свирепствуют тиф, холера, туберкулез. Тысячи других малолетних беспризорных скитаются по улицам вьетнамских городов, пробавляясь случайными подачками..." За пять лет жертвой американских убийц и их подручных стало около миллиона вьетнамских детей - 250 тысяч убиты, 750 тысяч ранены, обожжены напалмом, изувечены. 70 процентов жертв напалмовых бомбардировок - дети.
И еще одна цифра. В мире накоплено столько взрывчатки всех сортов, что на каждого человека планеты, в том числе на каждую детскую душу, приходится 80 тонн эквивалентного тротила.
И когда у меня родилась дочь и надо было ей давать имя, я взял в библиотеке старинные святцы и просмотрел все женские имена, остановив выбор на одном: "Ирина". Там есть перевод - по-гречески это слово значит "мир"...
А как сейчас живут воспитанники "приюта обездоленных", ребята, спасенные Анной Константиновной Жованик и Валентиной Тихоновной Прусаковой? Где они, кем стали?
Эмилия Мининкова (Людмила, Эмма Милевская-Якубовская). Живет в Хмельницкой области, работает на сахарном заводе. Вышла замуж. Семья получилась дружная, счастливая. Растет дочь Иринка.
Слава Щерба. Живет в Харькове, работает столяром на заводе имени Малышева. Учится в вечернем техникуме, женился. Как и Миля, тоже растит дочурку.
Нина Щерба. Закончила Харьковский библиотечный институт. Работает в одной из киевских библиотек. 24 мая 1964 года, когда была организована телевстреча Анны Константиновны Жованик и Валентины Тихоновны Прусаковой с их воспитанниками, живущими в разных городах страны, Нина демонстрировала из Киева свою очаровательную дочь.
Шура Щерба. Закончил Кролевецкий промышленный техникум. Работает.
Николай Пористый. С Запорожского химического завода пишут мне: "Это замечательный парень. После окончания ремесленного училища он работает у нас слесарем. Член ЛКСМУ. Недавно за свою смекалку и трудолюбие переведен из простых слесарей слесарем по точной механике. Спасибо тем людям, которые заложили в нем хорошую основу!"
Иван Пористый: "В то время мне было слишком мало лет, и я почти что ничего не помню. От Анны Константиновны я попал в детдом, потом в ремеслуху. Получив специальность столяра пятого разряда, подался на целину. Вот уже два с половиной года работаю в зерносовхозе "Железнодорожный" Кустанайской области. Дела идут "на ять"! Правда, братьев своих не видел уже восемь лет. Сейчас решил собираться, хоть одним глазком гляну на родную Украину, побываю у Николая и, само собой, в Бахмаче. Иван Пористый".
Федор Пористый. Отслужил действительную, живет в Коростене. Приехавший с целины Иван разыскал его, собрал всех братьев, и они побывали в Бахмаче, в знакомой хате под соломенной крышей.
Валерий и Лариса Суходольские. Живут и работают в родном селе Курень.
Нина "Бульба". После войны мать разыскала ее и забрала из детдома.
Александр и Михаил Хамовы. Работают на одном из машиностроительных заводов, Саша - слесарем, Миша - столяром.
Поля Волошина (Иоффе). Закончила дошкольное отделение Ялтинского педагогического училища. Писала мне из Крыма: "Ведь моя бабушка заведовала детским садом, первая и вторая мамы были учительницами, у меня перед глазами прекрасный пример Анны Константиновны. Раньше я мечтала о какой-то красивой профессии, но теперь моя специальность нравится мне с каждым днем все больше и больше, и кажется, что нет ничего интереснее моей будущей работы. Только вот не знаю, выйдет ли из меня хорошая воспитательница ведь это так трудно! Но, пожалуйста, не думайте, что я боюсь трудностей, вовсе нет. Я очень хочу стать настоящей воспитательницей, буду любить детей, как Анна Константиновна, как все люди, которые любили меня..."
Сейчас Поля работает воспитательницей в одном из черниговских детских садов.
Шурик Неизвестный. У него новое имя, другая фамилия и есть отчество. Живет в Донецке, в хорошей семье. Помню, Анна Константиновна когда-то показывала мне последнее письмо его приемных родителей и фотографию с детскими каракулями: "Я уже вырос такой большой, что могу держать настоящее ружье".
Владимир (Арон) Рис. Подобранный Анной Константиновной в разбитом эшелоне, был спасен и воспитан жителями села Городище. Сейчас работает там библиотекарем. Имеет семью.
Станислав Григорцевич. Работает слесарем на Минском тракторном заводе. В телеперекличке 24 мая 1964 года камера показала всю его семью за праздничным столом.
Лорик Овчинников. Очень хочется, чтоб он нашелся! Однажды мне прислал письмо солдат Владимир Савчук. В свое время он работал с Л.Овчинниковым на одном из киевских заводов. На мой запрос заводской комитет комсомола прислал копию его автобиографии: "Я, Овчинников Илларион Петрович, родился 26 марта 1937 года в городе Прилуки. Отца и мать не помню. Сестер и братьев не было, а может быть, и были, но я тоже не помню. В 1941 году я попал к одной женщине, которая спасла меня. В городе Бахмач находился по 1943 год. Потом меня направили в Борзнянский детский дом, где я воспитывался по 1946 год. Потом я учился и воспитывался в Черешеньском и Прилукском детских домах. С 1952 по 1954 год находился в ладанском ремесленном училище N_1 и работал на заводе противопожарного оборудования. Приобрел специальность столяра".
7 декабря 1954 года И.Овчинников подал заявление, рассчитался и выехал на целинные земли Алтая. Кто знает, где он сейчас? Я решил об этом спросить, потому что Лорика давно разыскивает его мать, Мария Онуфриевна Соколова, живущая в белорусском местечке Пуховичи.
Слава Мирошкин. Похожая история. Тогда Анна Константиновна так и не могла установить, откуда он и кто его родители. Слава отчетливо помнил только свое имя и фамилию. Как и другие дети, он был передан после освобождения в один из детских домов Украины, и след его потерялся, хотя он писал в 1945 году Толику Листопадову, а позже, из армии, Анне Константиновне. Но вот я получил письмо от ленинградки Макуниной З.И.: "Я знаю, что много встречается одинаковых имен и фамилий, а война перемешала людей, но, может быть, Слава Мирошкин - сын моего брата Ивана, который жил и работал до войны в Ленинграде. Когда фашисты напали на нас, он ушел на фронт и, видимо, погиб. Его семья, в которой были сын Слава и дочь Настя, эвакуировалась из города в неизвестном направлении, и с тех пор я ничего не знаю о них. Надеюсь, вы меня понимаете?"
Поиски Славы Мирошкина ни к чему не привели, сам он тоже не отозвался. Но среди тысячи писем, полученных мною тогда, промелькнуло одно, приметное. Анастасия Ивановна Устич писала из Кривого Рога: "Это моя новая фамилия, а в девичестве я была Мирошкиной. Мой брат Слава Мирошкин 1936 года рождения потерялся в войну при эвакуации из Ленинграда. Я долго искала его, но не нашла. Помогите мне!"
Так Макунина З.И. нашла свою племянницу. Но где сейчас Слава, которого они ищут, что с ним - неизвестно. Если он жив и здоров, то какая же досада, если эти строчки никогда не попадутся ему на глаза...
Тамара Копелева (Копель). Закончила Путивльский финансовый техникум, работает.
Рая Бартош. Закончила Кондровский медицинский техникум, работает. Ее брат Михаил после железнодорожного училища работает на станции Малоярославец.
Людмила Косякевич. Закончила с золотой медалью школу в Малоярославском детдоме, Московский медицинский Институт. Работает.
Сталина Леонова (Косякевич). Так же, как и сестра, была золотой медалисткой. Потом училась на факультете журналистики Московского государственного университета. Получив диплом, работает на Московской телестудии. Вышла замуж, растит сынишку, у которого обнаружились поразительные музыкальные способности.
Тамара Черноглазая. Закончила одну из харьковских школ. Была спортсменкой, общественницей, отличницей. Потом институт. Сейчас работает, у нее давно уже новые имя и фамилия.
Лида. Глухоту вылечить не удалось, по-прежнему ничего не слышит. Осталась при детском доме в Борзне Черниговской области. Очень любит детей, и дети ее тоже.
Анатолий Листопадов пишет мне:
"Маму освободили по болезни в 1942 году, и она устроилась на работу в Арзамасе. Когда сообщили, что Бахмач освобожден, начала писать туда. Одно такое письмо Анна Константиновна увидела у председателя райисполкома. В феврале 1944 года после семилетней разлуки я встретился с мамой. Какая была встреча, вы можете представить...
После железнодорожного училища работал слесарем по ремонту вагонов. Потом армия и опять работа и учеба. Закончил десятилетку в школе рабочей молодежи, был призван на курсы офицеров. Получил звание лейтенанта - и в запас. В Арзамасе женился. Жена работает преподавателем физики в школе. Старшая дочь Людмила учится в пятом классе, Тане - пять лет.
Сейчас работаю старшим осмотрщиком вагонов, руковожу сменой коммунистического труда. В 1963 году избирался депутатом Горьковского областного Совета депутатов трудящихся. В 1965 году избран депутатом Арзамасского городского Совета, в том же году принят в ряды КПСС".
В Бахмаче я давно не был. Но время от времени оттуда доходят до меня добрые слухи. Анна Константиновна организовала на улице кружок девочек-рукодельниц... Устроила в Новгород-Северский пансионат группу мальчишек... Приезжала Поля Волошина с отцом, подарили пуховую шаль... Горисполком распорядился отремонтировать хату... Назначена пенсия республиканского значения... Центральный Комитет комсомола Украины подарил швейную машину с дарственной надписью на серебряной пластинке. Это замечательный подарок вместо старенького "Зингера", брошенного в тот момент, когда было не до него...
Указом Президиума Верховного Совета УССР Анна Константиновна Жованик награждена орденом Трудового Красного Знамени...
А письма все шли... Оказалось, что в памяти многих людей живет образ простой украинской женщины, хотя сама Анна Константиновна была уверена, что эти люди давным-давно забыли ее.
О большом и щедром сердце А.К.Жованик, о ее любви к ребятишкам пишут майор запаса Г.М.Сировский из Баку, работавший в двадцатые годы на станции Бахмач председателем месткома, М.Н.Молчанова из Ленинграда, бывший секретарь узлового парткома станции Бахмач С.И.Купчик, воспитательница Черниговского детприемника М.М.Булычева, многие бахмачане, которые вспоминают добрым словом также Д.И.Костенко, Э.П.Борисенко и других жителей городка, помогавших "приюту обездоленных". Эта история вызвала у многих советских людей бесконечный поток воспоминаний, побудила обстоятельно и бесхитростно рассказать о своей жизни. Много таких писем переслала мне сама А.К.Жованик. На конвертах неизменное: "Город Бахмач. Анне Константиновне". И когда мне трудно, что-нибудь не ладится, я раскрываю старые папки и часами перебираю, перечитываю эти волнующие документы, которых скопилось около тысячи. В них счастье материнства и горечь утрат, светлые мечты и глубокие разочарования, упоение жизнью и сетования на неудачно прожитые годы...
"Здравствуйте, мама! Не знаю, имею ли я право называть вас так, но очень хочется произнести это слово и знать, что обращено оно к человеку, который поймет его. Вы, быть может, удивитесь этому письму, я ведь совсем незнакомый вам человек. Но, наверно, уже не одно такое письмо вы получили от незнакомых детей. Расскажу немного о себе.
В октябре 1944 года не стало моей мамы. Она умерла от порока сердца, и я росла сиротой. Возможно, трудное детство повлияло на мое развитие, я не люблю петь, не часто смеюсь, увлекаюсь точными науками, чтением.
Я уже взрослый человек, закончила педагогический институт, работаю, но все же, когда остаюсь одна, мне так хочется сказать кому-то священное слово "мама", что об этом невозможно писать. Хочется обратиться с этим словом к человеку, действительно любящему детей. И вот я, переборов застенчивость, говорю вам это единственное слово. Ваша Геня. С.Новополь Житомирской области".
"Я уже немолодой человек, но, когда я прочел о вас, во мне впервые в жизни закипели сыновние чувства. Мои близкие на самом деле очень далеки от меня, так как любят больше всего себя, и так было всю жизнь. Вы не представляете, какое это счастье узнать, что есть такие люди, как вы, помечтать о том, каким бы я мог стать человеком, если б 35 лет назад у меня была такая мать. Она рада тогда была избавиться от меня, двухлетнего, и люди долго попрекали меня куском хлеба. А сейчас за много-много верст я почувствовал тепло вашего сердца, хотя вы и не знаете об этом. Пусть это тепло греет всех ваших детей. А их много. По-сыновьи, как волшебный сон детства, целую вас. Пантелеймон В. Москва".
Или еще:
"Ваш сын был у меня на фронте комбатом. Я об этом сразу догадался, когда прочитал, что Виталий Жованик из Бахмача. Настоящим письмом я приглашаю вас к себе в гости. Лучше всего приехать летом, тогда у нас в Анапе очень хорошо. Люди отсюда уезжают поздоровевшими, море ведь очень полезно для здоровья. Н.Шевченко. Анапа".
"Я совсем ничего не могу припомнить и не в силах облегчить поиски. Пожалуй, не стоит беспокоиться, я уверена, что результатов все равно не будет никаких. Извините, это я просто так заехала к Анне Константиновне, на всякий случай. Да и тяжело мне что-то стало в последнее время, а эта женщина, как мне казалось, такой человек, что поймет меня. К большой своей радости, я не ошиблась. От Анны Константиновны я уехала с огромным облегчением, хотя она и не могла мне ничем помочь. Сейчас я сижу в институтской библиотеке. Только то перечитала, что вы написали, и снова разволновалась. Прочитав об Эмилии Мининковой, которой посчастливилось найти свою маму, мне снова захотелось верить, что родные мои живы, может быть, ищут меня, а я живу рядом с ними".
Вскоре Тамара прислала мне еще одно письмо:
"Опять я почему-то взволнована, почему-то верить стала, что родные мои живы и что какая-то случайность поможет мне. Сегодня вдруг неожиданно для себя припомнилось, что, когда началась война, жила я у своей бабушки. Это, конечно, ничего не добавляет, потому что, где я жила, что было до этого и после - ничего не помню. Ведь я совершенно забыла мать и отца. А как бы хотелось встретиться с ними! Правда, Лагусы заменили мне родных, они меня очень любят, и я навсегда останусь их неоплатным должником".
Я решился. В тот же день копия фотокарточки, которую прислала Е.С.Швец, и адрес Ефросиньи Семеновны были отправлены в Нежин, а сообщение о письмах Тамары Щербак - в Ленинград. И вот последнее письмо Тамары:
"Сразу же я послала свою фотокарточку в Ленинград и написала все о себе. Потом девочки приносят мне телеграмму: "Выезжаю 16 вагон 1 поезд 49". Я никак не могла прийти в себя и поверить всему этому. Два дня мне показались невыносимо длинными и мучительными. 18-го числа я вышла к поезду. Когда он подходил, то сердце просто вырывалось наружу. Я ожидала ее у первого вагона. Людей выходило много, но все были не теми, кого я встречала. И вот мой взгляд остановился на седой женщине. Меня что-то потянуло к ней, но я не могла поверить, что это моя мама - ведь я ее совсем не помнила и не могла сдвинуться с места. Она на меня тоже смотрит, потом кричит: "Доченька!" И вот мы уже рядом. Поехали мы в общежитие ко мне, и плакали, и говорили, и так постепенно все уладилось. Сошлись все приметы, которые мама помнила обо мне, а мои подруги уверяют, что я с ней очень похожа. Мы все плакали, особенно мама. Не сводит с меня глаз и плачет.
Конечно, мои приемные родители ничего этого не ожидали. Тетя все плакала и говорила, что никому меня не отдаст. Мы ее все время успокаивали. Тете я сказала, что никуда не поеду, буду продолжать учиться в Нежине, приезжать к ней, но она все продолжала плакать. Вы этот разговор, конечно, представляете.
На другой день мы с мамой уехали в Нежин, чтобы я проводила ее в Ленинград, где она работает в метро. Приемные родители простились с нами, и так мы расстались - с улыбками и слезами, с радостью и горем.
С мамой мы договорились, что на каникулы я еду к ней. Таким образом, получилось, что у меня теперь три дома - Нежин, Ленинград и деревня. На праздники я поехала к приемным родителям. Они меня встретили, как всегда, хорошо и были очень рады, что я приехала к ним. Они мне верят, что я не оставлю их, хотя люди предполагают другое.
Теперь я счастливее всех и даже не знаю, кого благодарить. Хочется всем добрым людям земли пожелать радости и счастья".
А вот последнее письмо Ефросиньи Семеновны Швец:
"Томочку мою я узнала сразу, как только вышла из поезда. Не задумываясь, к ней подошла, хотя было там несколько девушек. Узнала волосы и глаза. В общем это трудно объяснить, но я писала вам, что мать своего ребенка узнает сразу. Так же и Томочка ко мне прильнула, и мы быстро привыкли друг к другу. Мы с ней, конечно, поплакали от радости, особенно она. Все смотрит на меня и заливается слезами.
Приехали мы к ее приемным родителям. Они не знали, радоваться им или печалиться. Тетя совсем расстроилась, и у нас с ней разговор долго не клеился. Конечно, я не имею никакого права обижаться на них, только благодарить должна за все и уверена, что мы с ними останемся навсегда добрыми друзьями. Недавно послала Томочке посылку, а на следующий год поеду к ним и постараюсь наладить со всеми дружбу. Ну вот, кажется, и все. На обратном пути из Нежина хотела заехать к Анне Константиновне, но у меня было мало времени. Все это еще за мной. До сего времени никак не могу опомниться от такого великого счастья. Теперь у меня сердце успокоилось и не болит..."
Или вот еще одна история, напоминающая детективный, приключенческий рассказ. Здесь снова Тамара...
Некая Людмила Щурова пишет из Дербента:
"Перед самой войной умерла моя мама, и нас осталось четверо. Брат был самый старший, а мне едва исполнилось девять лет. Нас с сестрой Валей, которая была постарше меня на два года, отдали в детский дом. Младшая сестренка Тамара осталась у старенькой бабушки в Лисичанске. Когда началась война, наш детдом эвакуировали, а Тамару мы не смогли взять с собой.
На фронте погиб наш брат, а после войны мы с сестрой приехали в Лисичанск разыскивать нашу Томочку. Но нас постигло горькое разочарование - мы никого не нашли, и никто не мог нам ничего посоветовать. Как бы это узнать, не была ли Тамара Черноглазая нашей Томочкой? Правда, в газете написано, что мать ее тяжело ранило при бомбежке Бахмача и вскоре она умерла. Это все не подходит к нашей Томочке, но мало ли что бывает на свете? Убедиться, что Тамара Черноглазая не наша, очень просто. У нашей на одном ушке было родимое пятнышко, наподобие сережки или клипсы. Очень прошу - помогите! Ведь это же так просто - написать, чтобы девушка не знала, приемной маме Тамары Черноглазой и спросить, есть ли у Тамары эта родинка. Пожалуйста, сообщите нам адрес Тамариной мамы!"
Я написал Анне Константиновне. Нет, у Тамары Черноглазой не было никаких родинок! Анна Константиновна точно помнит.
"Что же мне делать? - спрашивает в другом письме Людмила Щурова. - Живу я счастливо. Вышла замуж. Мой муж работает паровозным машинистом, и мы любим друг друга. Но не могу я успокоиться, пока не найду свою Томочку. Чует мое сердце, что она жива".
С письмами Людмилы Щуровой я сходил в Главное управление милиции. В отделе розыска мы перебрали кипы карточек, и я нашел много Тамар с разными фамилиями. Но Щуровой не было. Была там такая, например, карточка. Фамилия, имя, отчество - Чурсина Тамара. Год и место рождения - не знает. Фамилию, имя, отчество отца и матери не знает. Место их жительства, работы, профессии - не знает. Есть ли братья, сестры - не знает. В другом месте значилось, что Тамара Чурсина воспитывалась в Ачисайском детском доме Южно-Казахстанской области...
Выписку из этой карточки я сделал на всякий случай - просто фамилии Щурова и Чурсина мне показались созвучными. Четырехлетняя девочка, думал я, могла ведь нечетко выговорить, и фамилию ей записали, как услышали. Однако я не угадал, и эта история закончилась совершенно неожиданно...
В те дни пришло письмо от Валентины Смирновой, сестры Людмилы Щуровой. Валентина тоже просила помочь в розысках Тамары.
Но, дорогие мои гражданки! Чем же вам можно помочь? Подождите-ка! Вы, наверно, обе замужем, а какой была ваша фамилия в девичестве?
На этот запрос Людмила и Валентина ответили: "Чурсины". В тот же день сестры получили мою телеграмму о Тамаре Чурсиной, которая ребенком была эвакуирована в Казахстан и ничего не помнит и не знает о своих родных и своем прошлом.
Через месяц мне пришло письмо от Людмилы Щуровой:
"Я сразу же села в самолет и полетела в Казахстан. Всю жизнь бы себя кляла, если б не сделала этого. Оказалось, что Тамара Чурсина, о которой вы сообщаете, давно ушла из детдома. Она была направлена в медицинское училище. В детдоме никто из воспитательниц не помнил, была ли у Тамары родинка на ушке. Из Ачи-Сая поехала я в город Туркестан, где было медицинское училище. Разыскала одну девушку, с которой Тамара Чурсина училась, и она мне сказала, что у Тамары как будто было пятнышко на мочке уха. Представляете мое волнение? Тут же я узнала, что Тамара Чурсина после окончания училища была направлена на работу в Сары-Агач. Добралась я кое-как до Сары-Агача, а тут узнаю, что никакой Чурсиной в поселке нет. Среди медработников есть одна Тамара, но Каданова, а не Чурсина. Когда я встретилась с ней, то увидела знакомое родимое пятнышко. Тут уж все выяснилось - наша Томочка недавно вышла замуж. Никакое воображение не поможет вам представить эту встречу. Мы все еще не можем пережить это событие, считая его чудом..."
Я бы закончил рассказ этим счастливым финалом, если б в жизни не было финалов несчастливых. Это правда, что только с помощью встречных запросов удалось соединить девять семей, разрозненных войной. Однако сотни писем, пришедших тогда со всех концов страны, полны печали и неизбывного горя...
Раскрываю первое попавшееся из этой же папки. Механик блюминга Макеевского завода имени Кирова Г.В.Воробьев пишет мне:
"Помогите разыскать мою дочь Тамару, которая потерялась во время немецкой оккупации. Родилась она в Макеевке в январе 1939 года. После возвращения с фронта в 1945 году я долго искал ее, но безрезультатно. Я читал о Тамаре Черноглазой, которую подобрали в Бахмаче. Возможно, это моя дочь? Правда, с той девочкой была ее мать, которая вскоре умерла от тяжелого ранения. Эта ситуация на нашу непохожа. Но я ведь цепляюсь за любую, самую маленькую вероятность. Как узнать, жива моя дочурка или нет?.."
По моей просьбе Отдел гражданского розыска проверил все картотеки. Письмо Григория Васильевича Воробьева покрылось добрым десятком штампов: "На учете детской картотеки не значится", "На картотеке перемещенных лиц не значится", "Среди погибших в Германии не значится", "На учете контрольной картотеки не значится" и т.д. Что посоветовать Григорию Васильевичу?..
Еще и еще письма из этой папки. И все о Тамарах? Да. Сколько же детей погибло и потерялось в ту чудовищную войну, если одну только свою черноглазую Томочку разыскивают десятки людей! Решаюсь опубликовать еще одно, на сей раз последнее письмо о Тамаре. Конечно, я порождаю у Г.В.Воробьева и других надежды, которым, скорее всего, не суждено сбыться, но, с другой стороны, в этом письме, может быть, таится счастье нескольких человек, и лишать их этого никто не имеет права.
"Прочитав о Тамаре Черноглазой в газете, - пишет заместитель председателя ижевской артели "Универсал" Т.Г.Воротова, - я сразу вспомнила приход в наш коллектив Тамары Неизвестной. Она почти ничего не помнит о своем прошлом. В 1941 году, когда она потеряла родных, ей было всего 2,5-3 года. Ее какой-то дядя Гриша передал, а кому - опять неизвестно. До 1953 года она находилась на воспитании в различных детских домах, в том числе в Глазовском, Тольенском, Ариковском, которые расположены на территории Удмуртской АССР. Получив в детдоме знания по пошиву женского легкого платья, она была принята в нашу артель, где и работает до сего дня.
Тамара - очень хороший работник, комсомолка, активистка. Мы все переживаем за ее судьбу, за ее каждодневные ожидания чего-то неизвестного, и кто бы это нам помог зацепиться за что-то чуть теплящейся надеждой? В войну мне пришлось работать в детском доме, я видела много нескладных детских судеб и сейчас никак не могу смириться с тем, что наша Тамара остается Неизвестной. Хочется помочь найти ей кого-нибудь из ближних или дальних родственников, а может быть, и родителей. Посылаем фото нашей Тамары, помогите нам в общем нашем горе!"
Очень долго я бы мог рассказывать о необычных и трудных человеческих судьбах, раскрывшихся мне за эти годы. И кажется, давно настала пора всем нам сообща подумать, как быстрее и лучше помочь людям, которых разбросала война. Я, например, считаю, что нужно значительно расширить бюллетень Отдела гражданского розыска, печатать в нем сведения о тех детях, для поиска которых "сведений недостаточно", но для кого такая публикация единственный шанс. Если даже эта публикация не принесет результата, человеку трудной судьбы станет легче от заботы, которую проявят о нем. Я убежден также, что необходимо организовать специальную Всесоюзную радиопередачу, широко оповестив о ней население.
...Наша Родина давно залечила раны войны, окрепла и омолодилась. Больше половины населения у нас сейчас составляют люди, которые совсем не помнят войны. Да и у людей старшего поколения, нагруженных новыми заботами, многое из тех лет забылось, многое забывается. И только сердце матери все помнит, только "нема гiрше слiз, чим сльози сиротини". Лишь бы эта война была последней!..
Но вот я раскрываю газету, читаю: "Тысячи южновьетнамских детей, оставшихся сиротами, брошены в лагеря, которые смело можно назвать лагерями смерти. В них свирепствуют тиф, холера, туберкулез. Тысячи других малолетних беспризорных скитаются по улицам вьетнамских городов, пробавляясь случайными подачками..." За пять лет жертвой американских убийц и их подручных стало около миллиона вьетнамских детей - 250 тысяч убиты, 750 тысяч ранены, обожжены напалмом, изувечены. 70 процентов жертв напалмовых бомбардировок - дети.
И еще одна цифра. В мире накоплено столько взрывчатки всех сортов, что на каждого человека планеты, в том числе на каждую детскую душу, приходится 80 тонн эквивалентного тротила.
И когда у меня родилась дочь и надо было ей давать имя, я взял в библиотеке старинные святцы и просмотрел все женские имена, остановив выбор на одном: "Ирина". Там есть перевод - по-гречески это слово значит "мир"...
А как сейчас живут воспитанники "приюта обездоленных", ребята, спасенные Анной Константиновной Жованик и Валентиной Тихоновной Прусаковой? Где они, кем стали?
Эмилия Мининкова (Людмила, Эмма Милевская-Якубовская). Живет в Хмельницкой области, работает на сахарном заводе. Вышла замуж. Семья получилась дружная, счастливая. Растет дочь Иринка.
Слава Щерба. Живет в Харькове, работает столяром на заводе имени Малышева. Учится в вечернем техникуме, женился. Как и Миля, тоже растит дочурку.
Нина Щерба. Закончила Харьковский библиотечный институт. Работает в одной из киевских библиотек. 24 мая 1964 года, когда была организована телевстреча Анны Константиновны Жованик и Валентины Тихоновны Прусаковой с их воспитанниками, живущими в разных городах страны, Нина демонстрировала из Киева свою очаровательную дочь.
Шура Щерба. Закончил Кролевецкий промышленный техникум. Работает.
Николай Пористый. С Запорожского химического завода пишут мне: "Это замечательный парень. После окончания ремесленного училища он работает у нас слесарем. Член ЛКСМУ. Недавно за свою смекалку и трудолюбие переведен из простых слесарей слесарем по точной механике. Спасибо тем людям, которые заложили в нем хорошую основу!"
Иван Пористый: "В то время мне было слишком мало лет, и я почти что ничего не помню. От Анны Константиновны я попал в детдом, потом в ремеслуху. Получив специальность столяра пятого разряда, подался на целину. Вот уже два с половиной года работаю в зерносовхозе "Железнодорожный" Кустанайской области. Дела идут "на ять"! Правда, братьев своих не видел уже восемь лет. Сейчас решил собираться, хоть одним глазком гляну на родную Украину, побываю у Николая и, само собой, в Бахмаче. Иван Пористый".
Федор Пористый. Отслужил действительную, живет в Коростене. Приехавший с целины Иван разыскал его, собрал всех братьев, и они побывали в Бахмаче, в знакомой хате под соломенной крышей.
Валерий и Лариса Суходольские. Живут и работают в родном селе Курень.
Нина "Бульба". После войны мать разыскала ее и забрала из детдома.
Александр и Михаил Хамовы. Работают на одном из машиностроительных заводов, Саша - слесарем, Миша - столяром.
Поля Волошина (Иоффе). Закончила дошкольное отделение Ялтинского педагогического училища. Писала мне из Крыма: "Ведь моя бабушка заведовала детским садом, первая и вторая мамы были учительницами, у меня перед глазами прекрасный пример Анны Константиновны. Раньше я мечтала о какой-то красивой профессии, но теперь моя специальность нравится мне с каждым днем все больше и больше, и кажется, что нет ничего интереснее моей будущей работы. Только вот не знаю, выйдет ли из меня хорошая воспитательница ведь это так трудно! Но, пожалуйста, не думайте, что я боюсь трудностей, вовсе нет. Я очень хочу стать настоящей воспитательницей, буду любить детей, как Анна Константиновна, как все люди, которые любили меня..."
Сейчас Поля работает воспитательницей в одном из черниговских детских садов.
Шурик Неизвестный. У него новое имя, другая фамилия и есть отчество. Живет в Донецке, в хорошей семье. Помню, Анна Константиновна когда-то показывала мне последнее письмо его приемных родителей и фотографию с детскими каракулями: "Я уже вырос такой большой, что могу держать настоящее ружье".
Владимир (Арон) Рис. Подобранный Анной Константиновной в разбитом эшелоне, был спасен и воспитан жителями села Городище. Сейчас работает там библиотекарем. Имеет семью.
Станислав Григорцевич. Работает слесарем на Минском тракторном заводе. В телеперекличке 24 мая 1964 года камера показала всю его семью за праздничным столом.
Лорик Овчинников. Очень хочется, чтоб он нашелся! Однажды мне прислал письмо солдат Владимир Савчук. В свое время он работал с Л.Овчинниковым на одном из киевских заводов. На мой запрос заводской комитет комсомола прислал копию его автобиографии: "Я, Овчинников Илларион Петрович, родился 26 марта 1937 года в городе Прилуки. Отца и мать не помню. Сестер и братьев не было, а может быть, и были, но я тоже не помню. В 1941 году я попал к одной женщине, которая спасла меня. В городе Бахмач находился по 1943 год. Потом меня направили в Борзнянский детский дом, где я воспитывался по 1946 год. Потом я учился и воспитывался в Черешеньском и Прилукском детских домах. С 1952 по 1954 год находился в ладанском ремесленном училище N_1 и работал на заводе противопожарного оборудования. Приобрел специальность столяра".
7 декабря 1954 года И.Овчинников подал заявление, рассчитался и выехал на целинные земли Алтая. Кто знает, где он сейчас? Я решил об этом спросить, потому что Лорика давно разыскивает его мать, Мария Онуфриевна Соколова, живущая в белорусском местечке Пуховичи.
Слава Мирошкин. Похожая история. Тогда Анна Константиновна так и не могла установить, откуда он и кто его родители. Слава отчетливо помнил только свое имя и фамилию. Как и другие дети, он был передан после освобождения в один из детских домов Украины, и след его потерялся, хотя он писал в 1945 году Толику Листопадову, а позже, из армии, Анне Константиновне. Но вот я получил письмо от ленинградки Макуниной З.И.: "Я знаю, что много встречается одинаковых имен и фамилий, а война перемешала людей, но, может быть, Слава Мирошкин - сын моего брата Ивана, который жил и работал до войны в Ленинграде. Когда фашисты напали на нас, он ушел на фронт и, видимо, погиб. Его семья, в которой были сын Слава и дочь Настя, эвакуировалась из города в неизвестном направлении, и с тех пор я ничего не знаю о них. Надеюсь, вы меня понимаете?"
Поиски Славы Мирошкина ни к чему не привели, сам он тоже не отозвался. Но среди тысячи писем, полученных мною тогда, промелькнуло одно, приметное. Анастасия Ивановна Устич писала из Кривого Рога: "Это моя новая фамилия, а в девичестве я была Мирошкиной. Мой брат Слава Мирошкин 1936 года рождения потерялся в войну при эвакуации из Ленинграда. Я долго искала его, но не нашла. Помогите мне!"
Так Макунина З.И. нашла свою племянницу. Но где сейчас Слава, которого они ищут, что с ним - неизвестно. Если он жив и здоров, то какая же досада, если эти строчки никогда не попадутся ему на глаза...
Тамара Копелева (Копель). Закончила Путивльский финансовый техникум, работает.
Рая Бартош. Закончила Кондровский медицинский техникум, работает. Ее брат Михаил после железнодорожного училища работает на станции Малоярославец.
Людмила Косякевич. Закончила с золотой медалью школу в Малоярославском детдоме, Московский медицинский Институт. Работает.
Сталина Леонова (Косякевич). Так же, как и сестра, была золотой медалисткой. Потом училась на факультете журналистики Московского государственного университета. Получив диплом, работает на Московской телестудии. Вышла замуж, растит сынишку, у которого обнаружились поразительные музыкальные способности.
Тамара Черноглазая. Закончила одну из харьковских школ. Была спортсменкой, общественницей, отличницей. Потом институт. Сейчас работает, у нее давно уже новые имя и фамилия.
Лида. Глухоту вылечить не удалось, по-прежнему ничего не слышит. Осталась при детском доме в Борзне Черниговской области. Очень любит детей, и дети ее тоже.
Анатолий Листопадов пишет мне:
"Маму освободили по болезни в 1942 году, и она устроилась на работу в Арзамасе. Когда сообщили, что Бахмач освобожден, начала писать туда. Одно такое письмо Анна Константиновна увидела у председателя райисполкома. В феврале 1944 года после семилетней разлуки я встретился с мамой. Какая была встреча, вы можете представить...
После железнодорожного училища работал слесарем по ремонту вагонов. Потом армия и опять работа и учеба. Закончил десятилетку в школе рабочей молодежи, был призван на курсы офицеров. Получил звание лейтенанта - и в запас. В Арзамасе женился. Жена работает преподавателем физики в школе. Старшая дочь Людмила учится в пятом классе, Тане - пять лет.
Сейчас работаю старшим осмотрщиком вагонов, руковожу сменой коммунистического труда. В 1963 году избирался депутатом Горьковского областного Совета депутатов трудящихся. В 1965 году избран депутатом Арзамасского городского Совета, в том же году принят в ряды КПСС".
В Бахмаче я давно не был. Но время от времени оттуда доходят до меня добрые слухи. Анна Константиновна организовала на улице кружок девочек-рукодельниц... Устроила в Новгород-Северский пансионат группу мальчишек... Приезжала Поля Волошина с отцом, подарили пуховую шаль... Горисполком распорядился отремонтировать хату... Назначена пенсия республиканского значения... Центральный Комитет комсомола Украины подарил швейную машину с дарственной надписью на серебряной пластинке. Это замечательный подарок вместо старенького "Зингера", брошенного в тот момент, когда было не до него...
Указом Президиума Верховного Совета УССР Анна Константиновна Жованик награждена орденом Трудового Красного Знамени...
А письма все шли... Оказалось, что в памяти многих людей живет образ простой украинской женщины, хотя сама Анна Константиновна была уверена, что эти люди давным-давно забыли ее.
О большом и щедром сердце А.К.Жованик, о ее любви к ребятишкам пишут майор запаса Г.М.Сировский из Баку, работавший в двадцатые годы на станции Бахмач председателем месткома, М.Н.Молчанова из Ленинграда, бывший секретарь узлового парткома станции Бахмач С.И.Купчик, воспитательница Черниговского детприемника М.М.Булычева, многие бахмачане, которые вспоминают добрым словом также Д.И.Костенко, Э.П.Борисенко и других жителей городка, помогавших "приюту обездоленных". Эта история вызвала у многих советских людей бесконечный поток воспоминаний, побудила обстоятельно и бесхитростно рассказать о своей жизни. Много таких писем переслала мне сама А.К.Жованик. На конвертах неизменное: "Город Бахмач. Анне Константиновне". И когда мне трудно, что-нибудь не ладится, я раскрываю старые папки и часами перебираю, перечитываю эти волнующие документы, которых скопилось около тысячи. В них счастье материнства и горечь утрат, светлые мечты и глубокие разочарования, упоение жизнью и сетования на неудачно прожитые годы...
"Здравствуйте, мама! Не знаю, имею ли я право называть вас так, но очень хочется произнести это слово и знать, что обращено оно к человеку, который поймет его. Вы, быть может, удивитесь этому письму, я ведь совсем незнакомый вам человек. Но, наверно, уже не одно такое письмо вы получили от незнакомых детей. Расскажу немного о себе.
В октябре 1944 года не стало моей мамы. Она умерла от порока сердца, и я росла сиротой. Возможно, трудное детство повлияло на мое развитие, я не люблю петь, не часто смеюсь, увлекаюсь точными науками, чтением.
Я уже взрослый человек, закончила педагогический институт, работаю, но все же, когда остаюсь одна, мне так хочется сказать кому-то священное слово "мама", что об этом невозможно писать. Хочется обратиться с этим словом к человеку, действительно любящему детей. И вот я, переборов застенчивость, говорю вам это единственное слово. Ваша Геня. С.Новополь Житомирской области".
"Я уже немолодой человек, но, когда я прочел о вас, во мне впервые в жизни закипели сыновние чувства. Мои близкие на самом деле очень далеки от меня, так как любят больше всего себя, и так было всю жизнь. Вы не представляете, какое это счастье узнать, что есть такие люди, как вы, помечтать о том, каким бы я мог стать человеком, если б 35 лет назад у меня была такая мать. Она рада тогда была избавиться от меня, двухлетнего, и люди долго попрекали меня куском хлеба. А сейчас за много-много верст я почувствовал тепло вашего сердца, хотя вы и не знаете об этом. Пусть это тепло греет всех ваших детей. А их много. По-сыновьи, как волшебный сон детства, целую вас. Пантелеймон В. Москва".
Или еще:
"Ваш сын был у меня на фронте комбатом. Я об этом сразу догадался, когда прочитал, что Виталий Жованик из Бахмача. Настоящим письмом я приглашаю вас к себе в гости. Лучше всего приехать летом, тогда у нас в Анапе очень хорошо. Люди отсюда уезжают поздоровевшими, море ведь очень полезно для здоровья. Н.Шевченко. Анапа".