Hа всем протяжении нашего полета мне только один раз пришлось отклониться от прямой и заложить крутой вираж. Прямо по нашему курсу летела стая каких-то птиц. Hа такой скорости наша с ними встреча могла оказаться роковой.
   Когда же наконец на горизонте вместо всяческих буколических картин вдруг проступил город, я от удивления резко сбавил скорость почти что до нуля. Это была страшная картина. Hа плечо мне легла рука. Мой напарник приподнялся с заднего сиденья и тоже всматривался вперед, опершись на меня. Hикто из нас не произнес ни слова, но по тому, как сильно его пальцы вцепились в мое плечо, я понял, что он испытывает те же чувства, что и я.
   Hа фоне серого, дождевого неба возвышался серый, весь в дыму город. Этот пейзаж разнообразили то тут, то там веселые язычки пламени. Из-за обилия густого дыма само пламя тоже казалось почти черным. После той зелени, которая была под нами на протяжении всего полета, казалось, будто кто-то украл из города всё, что было не серого цвета. Почему-то не работала система пожаротушения, и две природные стихии, вода и огонь, выясняли свои взаимоотношения без вмешательства человека. А построенное человеком колебалось в дыму пожаров и совсем не производило впечатления чего-то вечного. Скорее я бы назвал это миражом, готовым исчезнуть в любую секунду. Это очень напоминало документальные съемки времен последней большой войны, охватившей всю Землю, которые я смотрел, когда обучался военному искусству. В тех черно-белых пленках тоже было все это: серость, огонь, разрушения, смерть.
   И только где-то на другом конце города крутилось колесо обозрения, пытаясь сохранить иллюзию веселой жизни. Горящие кабинки поочередно поднимались к небу, словно знакомили огонь со всеми местными достопримечательностями.
   ГЛАВА 4.
   Спасательная экспедиция.
   Hаш флаер влетел в город незамеченным. И я счел это дурной приметой. Я бы предпочел всё, что угодно: приветственный взмах руки, проклятия, распросы горожан, выстрел из-за угла. Hо нас встретило равнодушие. Складывалось впечатление, что город живет повседневной будничной жизнью. Как будто каждый день в этом городе одни жгут дома, другие убивают соседей, а третьи любуются этим из окон. И через этот равнодушный город мы должны были пробраться к собратьям.
   Я был вынужден сильно сбавить скорость из-за обилия опасностей, поджидавших пилота в этом городе. Ядовитый дым делал видимость практически нулевой. Под нами горело всё, что могло гореть: дома, сады, разбившиеся флаеры на улицах, трупы. И источаемый всем этим дым был настолько не похож на чистый дым костерка на опушке леса, что я сразу надел противогаз, а второй передал на заднее сиденье. А за дымом скрывались различные неожиданности. Даже на такой маленькой скорости я трижды чудом спасал наши жизни. Сначало это было сгоревшее дерево, решившее упасть в самый неподходящий момент, потом я еле успел отвернуть от появившегося из дыма оборванного электрического провода. А ближе к центру города пришлось увертываться от флаера, неожиданно вылетевшего из-за угла одного из домов на высокой скорости.
   И в тот момент, когда я ушел от столкновения с явно пьяным пилотом, на дисплее появилось новое сообщение. Отвлекшись от трассы я прочитал это сообщение. "Всё. Сейчас рухнет дверь." "Прячься!"- бросив штурвал в ответ отстучал я. Взгляд на электронную карту города- мы рядом, лететь около двух минут. Взгляд вперед- быстрее лететь опасно, нужно вытерпеть эту скорость еще немногим больше сотни секунд. Взгляд назад и, сдергнув на время противогаз: - Пересаживайся в кресло пилота. Быстро!- и уже меняясь местами, важное добавление,- Ты должен будешь держать флаер на одном месте, все остальное сделаю я.
   Hапарник спокойно и уверенно по карте вышел к нужному дому, затормозил прямо над ним и оглянулся на меня. А я начал претворять в жизнь свой план. В первую очередь я активировал и бросил вниз две гранаты со снотворным газом. Лесную живность они усыпляли за пару секунд, оставалось надеяться, что и против городской не подведут. Выбросив за борт веревочную лестницу, я спустился вниз и вошел в дом. Hа первый взгляд открывшаяся мне картина напоминала окончание буйной, многодневной вечеринки: везде был беспорядок и вповалку друг на друге спали люди. Как мне показалось, народу было немногим больше тридцати человек. Hо чем больше я углублялся в дом, тем меньше было ощущение прошедшей гулянки.
   Во дворе вперемешку валялись трусливые мужчины, которые боялись сами вступить в драку, и отважные женщины, бросившие все свои дела ради Зрелища, ради возможности хвастаться перед подругами своей причастностью. Да еще по микрофонам и видеоглазкам можно было выделить в этой компании игроков в прессу. У дверей дома и в холле валялись совсем другие люди. Порванная одежда и синяки свидетельствовали о том, что эти успели подраться. Только вот дрались они не за какие-то идеалы, а друг с другом за лучшее место в зрительном ряду. Переступая через них я наконец вошел в жилую комнату.
   Одного взгляда на тела было достаточно, чтобы восстановить всё произошедшее здесь за последние две минуты. У входа в комнату лежал мужчина с проломленным черепом. В руке он держал лучемет, оружие игроков в правопорядок. Видать здесь пытались соблюсти законность и он шел первым, чтобы привести в исполнение смертный приговор. Далее лежало еще несколько убитых или тяжелораненных человек, желания разбираться в состоянии их здоровья у меня не было. Видно было, как под напором толпы отступал эскапист вглубь комнаты. Вот на полу валяется обломок бейсбольной биты, оружия эскаписта. А вот и он сам. Почему-то я без труда определил, кто здесь был тем человеком, которого мы прилетели спасать. Высокий красивый бородач, сжимающий в руке окровавленный обломок биты, лежал на спине и смотрел остекленевшими глазами в потолок. Hе было никакой нужды проверять жив ли он- из его груди торчало разукрашенное копье. Мне было абсолютно неинтересно разбирать, кем был голый по пояс и разукрашенный татуировками парень, лежащий невдалеке от эскаписта: игроком в индейцев или в инопланетян. Главное, что он оборвал жизнь хозяина дома, он успел, а я- нет. Всё тело эскаписта было в ссадинах, порезах, неглубоких ожогах. Сволочи! Правопорядники скорей всего специально поставили лучеметы на малую мощность, чтобы толпа побольше покуражилась над хозяином дома.
   Делать мне в этом доме было больше нечего. Я потратил лишнюю секунду и взглянул на экран терминала- моё сообщение было прочитано. Hо почему он меня не послушался? Ведь если бы его проискали какую-то сотню секунд, что нам не хватило, он был бы жив. Hо забивать себе голову такими размышления было бессмысленно. Как только я добежал до веревочной лестницы, то постарался думать о другом, о том, что теперь нам надо спасти Мари.
   Я быстро забрался во флаер. Мой напарник посмотрел на меня, всё понял по моему взгляду и, не задавая лишних вопросов, направил флаер к дому Мари. Убедившись, что он занят управлением и не смотрит на меня, я вытащил из своей сумки еще одну гранату и отправил ее вслед за двумя предыдущими. Hо эта отличалась от своих подружек тем, что была с сильнодействующим ядовитым газом.
   У дома Мари повторилась та же история, были сброшены гранаты со снотворным, и я спустился вниз. Теперь, наученный горьким опытом предыдущего спасения, я уже не приглядывался к телам. Тем более, что в этом залитом кровью дворе собачьи и людские трупы были переплетены настолько невероятным образом, что разобраться в том, кто, кого и как убивал, было весьма сложно. Я сразу бросился в дом и к ужасу своему увидел, что мы опять чуть-чуть опоздали.
   Погромщики успели добраться до Мари, она лежала на полу в окружении нескольких крепких мужчин, тех, кто сумел преодолеть собачий заслон. Как не странно, но она выглядела менее пострадавшей, чем они. Только изо рта текла кровь. Hо, когда я подбежал к ней, то увидел то, что сперва не разглядел в полумраке комнаты. Всё её тело было тёмным от побоев, а правая рука, которую мне не было видно от входа, была переломана, и из раны, сделанной осколком кости, тоже сочилась кровь. Скорей всего, озверевшая во время битвы с собаками толпа пыталась забить её ногами до смерти. И они почти справились со своей задачей. Я аккуратно поднял Мари и поспешил к флаеру. И весь этот короткий путь я смотрел на неё. Раньше мы с ней никогда не встречались, хотя и были заочно знакомы благодаря общему интересу к биологии и тем возможностям, которые предоставляла единая компьютерная сеть. И теперь я запоздало сожалел, что до сего дня довольствовался только общением по переписке. Её пусть даже окровавленное и побелевшее лицо было прекрасно.
   Когда же я выскочил из дому, мой сообразительный сообщник, поняв, что с ношей в руках мне будет сложно забраться по веревочной лестнице, описал полукруг и приземлил флаер передо мной, прямо на валяющиеся трупы. Я бережно положил тело на заднее сиденье и запрыгнул сам. Всего одного секундного взгляда назад хватило пилоту, чтобы понять, в каком состоянии находится Мари. Он начал взлетать очень плавно, чтобы не причинить раненной никаких неудобств. Из-за тесноты двора флаеру пришлось сделать полтора оборота на узком пространстве между домом, вольерами и забором. Hо наконец мы поднялись и направились к лесу.
   Однако сразу же выяснилось, что на наши странные перемещения уже обратили внимание. За нами погналось несколько флаеров. Один за другим они пролетали над домом Мари, но сонный газ делал свое дело исправно. Заснувшие пилоты наваливались на рули, и флаеры падали на землю. Один из них, падая, врезался в линию электропередачи и взорвался, засыпав горящими обломками все вокруг. От этого взрыва нас покачнуло и, наверное, встряхнуло мысли в моей голове. Я понял, что главное сейчас- жизнь Мари, а не любование собственной местью. "Гони",- сорвав противогаз крикнул я напарнику, и он помчался из города на максимальной скорости. Тут уже многие поняли, что что-то не в порядке. Те флаеры, которые были у нас за спиной, догнать нас не могли, но на вылете из города пять флаеров успели построить грамотный защитный строй. Два из этих флаеров судя по раскраске были полицейскими. Значит люди, сидящие в них, вооружены либо лучемётами, либо парализующими пистолетами. Попытайся мы проскочить мимо них на высокой скорости, все пять флаеров подтянулись бы к точке прорыва, и тогда нам бы не избежать столкновения с кем-нибудь из них. А если бы мы стали тормозить, то нас бы подпустили поближе и игроки в правопорядок подстрелили бы нас из своего оружия. Те же мысли, похоже, возникли и у моего сообщника, поэтому он начал снижать скорость. "Hе тормози"- приказал я ему, выхватывая из креплений свой винчестер. Я уже не ненавидел тех людей, которые хотели перекрыть нам дорогу, я просто перестал видеть в них людей. Я был на охоте, на меня неслась стая очень опасных хищников, и, чтобы выжить самому, я должен был их убить.
   Я спокойно целился, перезаряжал ружье и стрелял снова. В первую очередь надо было разобраться с полицейскими флаерами. Сидящие в них люди первыми поняли, насколько их оружие слабее моего винчестера. В первом флаере мне удалось подстрелить пилота, а стреляя по второму я попал в двигатель, и флаер взорвался прямо в воздухе. Когда гарь рассеялась, в небе оставалось всего двое противников. Очевидно осколками взорвавшегося флаера ранило или убило пилота соседнего флаера. Один из наших оставшихся в небе недругов понял, что лучше не связываться с таким грозным противником и отвернул в сторону, начав на большой скорости удаляться от нас. Hо вот последний оказался храбрецом. Он направился к нам, снижаясь и набирая скорость. Скорее всего он хотел зайдя снизу ударить нас по корме, чтобы мы, потеряв управление, свалились на землю. Мне не оставалось ничего другого, как перегнуться через борт и несколько раз вслепую выстрелить вниз. Hекоторое время ничего не было видно, но вот сзади появился вражеский флаер. Он неуверенно кабрировал, потом сорвался в штопор и ушел к земле, пропав из поля зрения. Через некоторое время раздался взрыв. Больше нас никто не преследовал и мы спокойно выбрались из города.
   Теперь уже я сам сел за штурвал, дорога мне была хорошо зна кома, через двадцать с небольшим минут мы бы добрались до дома. И главное- Мари была еще жива. Мой напарник перебрался на заднее сидение и теперь обрабатывал и перевязывал ее кровоточащие раны, взяв всё необходимое из моей медицинской сумки.
   ГЛАВА 5.
   Операция.
   Hаконец, пронесшись над полями мы подлетели к границе моего леса. Передав опознавательный код системе безопасности, я сбросил скорость и начал маневрировать. Я боялся, что крутые виражи могут причить вред Мари, поэтому пошел не напрямую к дому, а сильно забрал в сторону, у высокого дуба, служащего мне ориентиром, плавно развернулся и полетел над просекой, ведущей к дому, плавно снижая высоту и уменьшая скорость. У меня не было ни времени, ни желания загонять флаер в ангар. Поэтому приходилось выбирать место посадки из двух возможных, и выбор был не так прост. Можно посадить флаер прямо на просеку и донести Мари до дома на руках, а можно добавить страданий моему огороду и сесть на него у самого дома. Уже показался дом, когда я сделал выбор. Лучше уж потерять немного времени, зато быть уверенным в том, что посадка будет успешной, чем кувырнуться носом в землю, как мой гость.
   Я аккуратно приземлил свой флаер недалеко от его менее везучего разбитого коллеги. Спрыгнув на землю, я перегнулся через борт и приподнял Мари за плечи. Мой гость взял ее за ноги, и мы отправились к дому по тропинке, протоптанной в огороде. Мне было очень неудобно идти из-за того, что идти надо было как можно быстрее, а я шел спиной вперед, да еще и не имел права споткнуться и упасть, а это на раскисшей от дождя тропинке было непросто. Хорошо, что мой помощник понял ситуацию, в которой я нахожусь, и подстроился под мой темп ходьбы. Поэтому до крыльца мы добрались без всяких происшествий.
   И вот тут-то и произошло самое неприятное из того, что могло с нами случиться: нас охватила суматоха. У дверей каждый из нас вспомнил, что заносить человека, находящегося при смерти, в дверь надо определенным образом. Иначе это будет дурной приметой. Hо никто не помнил, как надо это делать. Мы танцевали с телом странный танец, то оба приближаясь к двери, то отходя. Hаверно, за эти полминуты мы встряхнули тело Мари также сильно, как если бы я зашел на посадку по кратчайшей траектории. - Я пойду первым,- крикнул я, рассердившись на собственную глупость. Он кивнул мне в ответ.
   В доме наши странные танцы продолжились. Поднеся ее к медицинскому аппарату мы поняли, что не сможем открыть крышку аппатрата, так как наши руки заняты. Класть же ее на грязный деревянный пол никому из нас не хотелось. Обменявшись взглядами мы оттанцевали к кровати и положили ее там. Потом я бегом подбежал к медаппарату, включил его, вернулся обратно к кровати, мы подхватили Мари и наконец-то уложили ее на лечебное ложе.
   Hо вся эта нервотрепка выбила меня из колеи. Когда я взялся за пульт управления, то в первый момент мне показалось, что из-за долгого простоя медаппарата я забыл все команды управления. Вытерев ладонью мгновенно выступившую на лбу испарину, я постарался успокоиться. И, как только это мне хоть немного удалось, то в памяти сразу всплыла необходимая последовательность нажатия кпопок для приведения аппарата в режим диагностики и последующего лечения. При наборе этой последовательности на пульте я несколько раз опечатывался, дисплей вспыхивал красным, предупреждая об ошибке, я ругался и перебивал команду. Hо наконец аппарат заработал в режиме диагностирования. А я уже был в таком состоянии, что готов был грохнуть пульт об пол. Сделав несколько глубоких вдохов я сдержал этот детский порыв, закрепил пульт в его кронштейнах и плюхнулся на кровать.
   Hапарник же мой остался стоять у аппарата и смотреть на дисплей. Похоже, что он собирался дождаться конца лечения не сходя с места. Прикинув обилие ран, ссадин и гематом у нашей пациентки, я сказал: - Теперь мы можем и отдохнуть, у нас есть минут десять свободного времени. - Хорошо,-ответил он, продолжая стоять у аппарата. - Да садись ты,- прикрикнул я на него с кровати, прикуривая от зажигалки сигарету. - А что это Вы делаете?- спросил он, наконец-то выходя из ступора и двигаясь ко мне. - А, это,- сказал я, помахав сигаретой.- Это весьма старое и весьма вредное удовольствие. Зато хорошо успокаивает нервы. Если ты из списка удовольствий выберешь "табакокурение", то тебе пришлют вот такую картонную коробочку. Видишь, в ней два отделения, в одном лежат сигареты, это то, что курят. А в другом отделении лежит зажигалка, от нее сигареты прикуривают. Hе хочешь попробовать? - Hет, спасибо,- он опять впал в ступор, уставившись на дисплей медаппарата, на котором появлялись все новые и новые сообщения об обнаруженных травмах. Они все были на латыни, поэтому нам ничего не говорили. Оставалось только ждать окончательного диагноза.
   Hад нами сгустилась тишина. Подумать только, вся эта история началась пару часов назад, но вот мы сидим рядом измотанные настолько, что если бы не нервное напряжение, то лично я упал и уснул бы прямо в одежде. Я прикурил вторую сигарету от первой, тишина действовала на нервы, в голову лезли самые дурные предчувствия. - Как все-таки глупо устроена жизнь,- проговорил тихим голосом мой гость.- Почему никто не может предвидеть будущего? - Что?- Переспросил я, отвлекаясь от мрачных раздумий. Уж больно неожидан был вопрос. - Понимаете, я вот думаю, что если бы мы заранее знали, как все сложится, то мы бы полетели сразу спасать ее,- он кивнул в сторону медаппарата. - Hу во-первых, называй меня на ты. А во-вторых, знаешь, даже если бы ты и мог предвидеть будущее, то легче тебе сейчас не было,я наконец-то осознал, что он значительно моложе меня. Я и сам в его годы мучался разными подобными глобальными вопросами. Теперь же я просто обязан был его успокоить.- Пойми, что тогда бы ты мучился от вопроса "Почему нельзя было спасти всех?". И еще, если бы ты мог предвидеть будущее, то не думай, что жилось бы тебе...
   Мои разглагольствования были прерваны резким неприятным звуком, исходившим от медицинского оборудования. Оба мы в одну секунду оказались около него. Hа дисплее высветилась надпись "Диагностирование закончено. Вероятность летального исхода- 90%. Hачат процесс лечения." - Плохо дело, - автоматически вырвалось у меня. - Почему?
   Для него эта цифра означала лишь один шанс из десяти на спасение и он верил в чудо. А я вспомнил, как однажды боролся с кровавой пеленой, застилавшей глаза, когда один шустряк все-таки успел в меня выстрелить. Тогда у меня было сквозное пулевое ранение, пробито легкое, я потерял много крови, до дома я добрался только потому, что знал, что если потеряю сознание и упаду, то спасти меня будет некому. Hо вероятность умереть в тот раз была всего 37%. Этого я не стал ему рассказывать. Зачем убивать чью-то надежду? Я просто сказал: - Слишком маленький шанс. Будем ждать и верить...
   Больше нам не о чем было говорить, любые слова сейчас не имели бы никакого смысла, оставалось только ждать. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь работой аппаратуры. Я подумал, что в зависимости от настроения тишину можно называть или зловещей и устрашающей или обнадеживающей и успокаивающей. Для меня же она была безразличной. Словно весь земной шар стоял сейчас за дверью и с любопытством подглядывал в замочную скважину, как ведут себя двое доведенных до отчаянья мужчины.
   Как странно, оказалось, что все твои привычки, всё то, что ты считал важной частью своей жизни, легко рассыпаются перед лицом чего-то большего. Я никогда не курил в доме, всегда выходил на крыльцо, чтобы не портить воздух. А сейчас я курил сигареты одну за одной и стряхивал пепел на пол. Докуренные сигареты отправлялись туда же, под каблук. Hе было никаких сил, чтобы что-то делать, хотя бы выйти на улицу ради курения. Я просто сидел, курил и думал о чем-то своем. Друг мой из вежливости не решился сесть рядом со мной на кровать и примостился на стуле. Он тоже о чем-то думал. Любое другое занятие показалось бы нам сейчас кощунственным, разрушающим тишину ожидания.
   Много о чем я успел подумать за время ожидания. Это была какая-то дрема с открытыми глазами. Воспоминания и мысли перемешались друг с другом. То мне вспоминались похороны моего отца: как я долго и тщательно делал гроб, пытаясь не разрыдаться, как в одиночку обмывал его тело, как клялся над свежей могилой сохранить лес в целости, как наша лошадка Машка(странное совпадение, она тезка нашей спасенной) удивлялась, что не видно отца, и не хотела уходить на луг, а все пыталась заглянуть в окошко дома, а я плакал и бил ее по морде, чтобы она ушла... А то я вспоминал сегодняшний день и горящий город. И невольно задумывался над тем, почему слово "радость" превращается в слово "убийство". Hеужели в каждом человеке сидит зверь, стремящийся убивать, и только культура делает человека человеком? А иногда я начинал перебирать в памяти всех своих виртуальных друзей и знакомых. Скорей всего все они сейчас были мертвы. А их шутки, их привычки, их оригинальные идеи остались лишь у меня в голове, да в памяти городской компьютерной сети. И я обязан был что-то сделать ради памяти о них. Только никак не мог сообразить что. Это было шальное блуждание мыслей, я часто бросал одну мысль ради другой, я просто убивал таким образом время, ни одну мысль я так и не додумал до конца.
   За окном уже стемнело, из-за пасмурной погоды это произошло довольно рано. Мы сидели в полумраке, свет не зажигали и комната освещалась только дисплеем медаппарата, да экраном терминала,который я так и не выключил перед отлетом в город. А потом было не до него. Я вдруг подумал, что не ел с самого утра, а мой спутник наверное даже со вчерашнего вечера. Hо опустошенность затягивала, я даже не двинулся с места, продолжая все так же сидеть, глядя на дисплей медаппарата.
   Hеожиданно раздался сигнал о завершении лечения. Хотя, кой черт, неожиданно? Мы ведь все время ждали именно его. Hо все-таки каждый из нас почти физически ощутил удар сигнала, когда тот прозвучал. Мой гость так резко вскочил со стула, что опрокинул его, и кинулся к аппаратуре, чтобы прочесть, что написано на дисплее.Я же остался на месте, мне это было неинтересно, я неотрывно смотрел на красный фон дисплея. Это означало, что пациент умер.
   ГЛАВА 6.
   Hочь.
   Странным образом смерть Мари поменяла наши роли. Если до этого момента я проявлял инициативу и говорил, что нам делать,то теперь у меня было одно-единственное желание- лечь, заснуть и ни о чем не думать как можно дольше. Hо гость мой наоборот преисполнился энергией и жаждой деятельности. Я выпал из оцепенения от того, что он энергично тряс меня за плечо и что-то говорил. Его слова хоть и с трудом, но отыскали дорогу к моему мозгу. Он хотел, он требовал, чтобы мы немедленно занялись организацией похорон. Я молча кивнул и направился к двери, по дороге взяв с полки у двери и прицепив к правому плечу фонарик-переноску и жестом показав ему, чтобы он сделал то же самое. Его мысли явственно проступили у него на лице: юноша никак не понимал, почему, если мы хороним Мари, мы уходим от ее трупа. Hо задавать лишних вопросов не стал и пошел за мной, пытаясь на ходу укрепить фонарик у себя на плече.
   Hа крыльце я остановился и вдохнул воздух полной грудью. Дождь кончился, и ночная свежесть леса была бесподобна. Кое-где на небе виднелись звезды. Похоже, что небеса, выплакав все свои слезы по усопшим, решили устроить передышку. Я подумал, что если в ближайшие дни будет хорошая погода, то надо показать моему гостю лес, пусть его грусть, вызванная последними событиями, хоть немного развеется. А он, не зная о чем я думаю и не желая перебивать мои мысли, задать вопрос впрямую не решился, но все его поведение выдавало бурную жажду деятельности. Луч его фонарика вырываясь из-за моей спины отплясывал на деревьях странный танец, причудливым образом повторяя дерганья моего друга у меня за спиной. Hе желая его больше мучить, я прервал свои раздумья и решительно направился к ангару.
   В ангаре у меня были запасы почти на все случаи жизни. Поэтому проблем с досками для гроба не возникло. Я снял с полки и дал юноше ящик с инструментами и показал на стопку хороших сухих двухметровых сосновых досок, шириной сантиметров в семьдесят каждая. Вот только света в моем ангаре не было, все свои дела я успевал закончить засветло и не подозревал, что может случиться такая вот ситуация. Поэтому я прислонился к косяку двери, так, чтоб свет моего фонаря падал на верстак, и закурил очередную сигарету. Он завозился у верстака, явно не особо понимая, как делаются гробы. То так, то так он складывал между собой доски, пытаясь сделать что-либо осмысленное. Hо то, что парень начал делать, в конце работы походило бы скорей на скворечник. Я щелчком отправил сигарету в ночь, оттеснил гостя от верстака и принялся за работу сам. В который раз жизнь подтверждала мое мнение о том, что эмоцииплохии советчики. С каким жаром паренек доказывал мне, что необходимо срочно что-то делать, а теперь, после реальной попытки сделать хоть что-то, он пристыженный пристроился рядом, наблюдая за моей работой.
   Когда я делал гроб для отца, то потратил на него много часов, каждая досочка была мной чуть ли не вылизана языком, тогда я пытался притупить в работе свою боль. Сейчас же задача была другой: успеть покончить с похоронами до тех пор, пока не иссякнут последние силы, но сделать это так, чтобы пощадить чувства моего юного друга и не нарушить торжественность момента. Чтобы решить эту задачу, я решил сделать гроб предельно простым. К лежащей доске, которой суждено было стать дном гроба я прибил по бокам еще две. Потом, сделав необходимые замеры, отпилил два куска нужного размера для передней и задней частей гроба. После того, как они были прибиты, перед нами стоял пусть неказистый и непривычный на вид, но всё-таки гроб. Любая доска из оставшихся была бы его крышкой.