Страница:
– Алло? Валерий Константинович? Я нашел его.
Рядом оказалась горластая продавщица сосисок в тесте, и Сергею приходилось напрягать слух, чтобы диалог удался.
– Понял, – по голосу Лунгина можно было предположить, что он не понял ничего. Очевидно, догадался…
Над всем рынком из матюгальников доложили, что в таком-то корпусе, в такой-то секции потрясно дешевые, почти даром, колготки, а еще байковые одеяла и белорусская обувь от производителя.
– Вам стоит подъехать.
– А где он? – Валерий Константинович с опозданием узнал голос и начал помаленьку врубаться, что звонок – самый серьезный за сегодня.
– Вы подъедете к Никольскому собору со стороны Садовой и будете ждать у рекламного стенда предстоящей Выставки медицинского оборудования в ЛЕНЭКСПО. – Сергей не доверял Лунгину, тот сообщил о пропаже сына на TV, может преждевременно растрезвонить и о находке. А далее: «Известный рецидивист, убийца Сергей Ожогов раскаялся в похищении Павла Лунгина и вернул мальчика, остальные дети, видимо, убиты!» – сообщит с экранов поставленным голосом криворотая дикторша. Поэтому впереди предполагалась страховочная и любимая в кругу ящериц игра «оторви хвост».
– Вы уже там?
– Я рядом.
– Буду. Через двадцать минут. – Лунгин со злобой на себя вспомнил, что не отзвонился крыше насчет инициатив супруги. Санитары, манящая бутылка водки, тыры-пыры… объяснить можно, однако базар будет глупым. Черт… черт… черт!!!
Пепел дал отбой и без сожаления выбросил трубу в урну. Валерий Константинович выплеснул нагревшиеся до комнатной температуры последние граммы водки в кофейную чашку. Влил пойло в глотку и потянулся к мобильнику оправдываться перед Эсером.
Первой фирменной фишкой этого заведения было выведение богатеньких Буратино из запотев переливанием крови. Правда, состояние Савинкова называть запоем не стоило, так, пустяк, легкий бодун, но чем не повод освежить содержимое аорт, коронарных сосудов и вен?
Второй фирменной фишкой медцентра являлась униформа персонала: для повышения гормонооборота у подтоптанных но сытых клиентов медсестры здесь облачались в соблазнительные синие гофрированные юбочки до колен и накрахмаленные белоснежные рубашечки с погончиками на мельхиоровых пуговицах. Ностальгический комплект довершали пронзительно алые пионерские галстуки. А само заведение носило помпезное название – реабилитационный центр «Артек».
И все же не пялился Эсер на порхающих мимо Наташ, Зин и Марин. Прикрыв глаза, будто загорает на пляже, он переваривал доклад старшего своего по охране, бойца с погонялом Принцип.
– …Тут еще одна заковыка всплыла, – бубнил, почтительно склонившись над расслабленным телом босса, Принцип, – Через три минуты после того, как наш кортеж покинул резиденцию, в районе главной квартиры был запеленгован радиосигнал.
– Хвосты ментовские или люди Шрама?
– Хвосты, да не простые. Это была не голосовая связь и не морзянка. Импульсный сигнал содержал сложный буквенно-цифровой код, и нам потребовалось два часа, чтобы въехать, что это такое на самом деле.
– И что это такое на самом деле?
– Чиф, вы будете смеяться, это повторение кода сигнализации вашей машины. Некто, обжив ларь с арбузами напротив, засканировал код на ноутбук, когда Петя снимал машину с сигнализации. А когда мы отъехали от особняка, послал запись через эфир коллегам.
– Весточка от Маркера?
– Мы опоздали: когда окружили ларь, тот был пуст. Хозяин ларя, таджик, сейчас умывается кровавой юшкой и божится Аллахом, что ключи никому не одалживал. Ну, конечно, наши пацаны кроме рожи таджика все арбузы раскатали всмятку… Там еще интересные ниточки по наркоте прослеживаются, но это к делу не относится. Когда в тему поглубже зароюсь, доложу.
– Арбузы? Распорядись, чтобы к ужину был арбуз. Выводы?
– Какие-то гастролеры нацелились угнать вашу тачку. Выследим – печень отстучим, чтоб не баловались.
– Меры?
– Сегодня вечером отгоним машину в бокс и сменим код сигнализации. Конечно, устроим засаду.
У Эсера вдруг очнулся мобильник, шеф левой рукой махнул на Принципа, чтоб тот помолчал, и нею же неловко вытащил трубу из кармана.
– Слушаю…
Старший по безопасности поленился распрямлять спину, впрочем, его ряшка изобразила глубокую индифферентность, типа, готов на полусогнутых служить сто лет.
– Потом оправдаешься… – зло прошипел Савинков в прибор.
Широкопопая медсестра Зина замерла в отдалении, пришла пора снимать клиента с капельницы, но ежу понятно, что у того важный звонок. А Савинков – еще тот клиент, когда что не по евоному, и пинка дать может.
– Я сказал, потом объяснишь, почему сразу не сообщил. Где встреча назначена?.. Отбой, и не особо рыпайся, когда нас в зеркальце заднего обзора заметишь. – Прячущий свободной рукой мобилу Эсер подбородком кивнул медсестре, чтобы та сняла его с иглы, и повернул челюсть к Принципу, – Выезжаем на Садовую, трех машин хватит.
Принцип дождался, пока широкопопая Зина завершит медицинские процедуры, не из опасения за жизнь кормильца, а из порядка. И плавно скользнул в коридор. Сидящий в приемной нога на ногу помощник Принципа Честер с красавицами чесал язык:
– А вот еще была прикольная история, когда один крендель вместе с лоском потерял коренной зуб…
Принцип повел бровью, и история осталась неозвученной. Помощнику велелось обеспечить отсутствие зевак на лестнице, а сам Принцип спустился на тротуар, где принял доклад рядовых телашей и сам для надежности оглядел окрестности. Поскольку «краузеры» телашами не покидались, Принцип поленился проверять, не примагнитил ли какой шустряк под днище бомбу.
Теперь можно было отзвониться Честеру, чтобы выводил чифа на открытое пространство. Три одинаковые «Chrysler PT Cruiser» серебристого цвета (от массивной решетки радиатора, обтекаемых крыльев и стремительной формы капота до хромированных дверных ручек, задних каплевидных фонарей и элегантной двери багажного отделения – одно загляденье) за семь минут добрались до Ново-Никольского моста. Одну, начиненную тремя уже знакомыми с Пеплом бойцами, Принцип поставил через дорогу от Никольской церкви, вторую с тремя гоблинами страховки-поддержки остановил на пересечении с Большой Подьяческой, эти должны были пристроиться в хвост Лунгину и подать сигнал, когда в «Ламборджини» подсядет Сергей Ожогов. Авто с Эсером, Честер за рулем, припарковалось через сквер от канала, напротив доживающего последние деньки пластикового шатра, заляпанного логотипами пива «Степан Разин».
Принцип вышел из машины, держа мобилу в руке, как гаишник полосатую палочку-выручалочку, на нем лежала координация перехвата. Понятно, никто Пеплу зла не желал, просто перед торжественным моментом воссоединения семьи Лунгиных полагалось задать пару вопросов. Самый важный – почему Пепел решил работать со старшим Лунгиным напрямую, а не через Владимира Борисовича. Не по понятиям!
Принцип вкусно вдохнул терпкий осенний воздух, взглядом просканировал щуплую аллейку лип вдоль канала Грибоедова и ларек «Союзпечати» с вешенными под стекло смазливыми ляльками на обложках журналов. Два опавших листа приклеились к мокрому асфальту, два листа уныло танцевали минует в ограниченной гранитом черной воде канала. Двое тянувших под шатром пиво невзрачных персонажей разом с противным скрежетом отодвинули красные пластиковые стулья от шаткого стола и двинулись из летнего кафе прочь. Принципа напрягло, что пиво хмурые граждане не допили, неувязочка. Один вдруг схватил начальника эсеровской охраны за грудки:
– Это ты, гад, мне квартиру продал!?
Как ни был Принцип подкован в разборках, здесь на миг стушевался. И невзрачная личность проворно перехватила руки в железный захват. А второй, мать честная, тот самый Пепел, на которого идет охота, пискнул объявившимся в ладони автомобильным брелком.
Люк на крыше авто плавно пополз вверх, в окне мелькнула перекошенная удивлением рожа Савинкова. И тот самый Пепел, который сейчас должен был чуть поодаль подсаживаться в «Ламборджини» к Лунгину, из просторной спортивной сумки выхватил за холку оскалившуюся грязно-белой шерсти тварь и, будто гранату в амбразуру, швырнул в щель отъехавшего люка.
Из салона раздались визги, вскрики, звериный рык… и там, где только что маячила физиономия шефа, на стекло брызнула густая струя свежей крови. Не в прок пошло Владимиру Борисовичу переливание. Мимо равнодушно продребезжал трамвай, стайуа сизых голубей, как ни в чем не бывало, прочесывала газон.
Глава 3. Лечебное голодание
Во дворе, под козырьком входа в подвал, скучал Пашка Лунгин. Он перетерпел ночь на вшивых матрацах и испытывал могучее камильфо от того, что с утра не принял душ. Хотя бы зубы почистить… С другой стороны ночевка прошла лучше, чем боялся, никто не пытался развести Пашку на шмотки. Не потому, что в этом дворе баблистый прикид – дурной стиль. Пашка верил, что его берегут, ничего другого этой кодле не оставалось.
Правда, после уймы колебаний младший Лунгин сам предложил обменяться футболками вожаку, и теперь на Болте красовалась заветная «Феррари», а Мешок донашивал воняющую рыбьим жиром «Гражданскую оборону» – здоровый подхалимаж.
Уже ночью, укладываясь спать в подвале, Мешок старался не думать о последствиях. Сбежать из дому ему было необходимо. Но в перспективу получения денег от папаши он верил не очень, на семейные чувства не рассчитывал. Словом, он ныкался в этой компании, принявшей его ради скорой и легкой наживы, на птичьих правах. И не хотелось думать, как потом выкручиваться, где прятаться, когда деньги не поступят. Тем паче, ходы назад уже отрезаны.
Пепел из конспирации тормознул машину старшего Лунгина не в назначенном месте, а на Вознесенском проспекте, правильно высчитав, что Садовая от Сенной площади перекрыта на ремонт, и меховому королю проспект не миновать. Позади остались превентивный осмотр салона в поисках жучков, синие купола церкви и кружение по переулкам с целью отсечь потенциальный хвост. Ровно в пять ноль-ноль черный, военного типа джип «Ламборджини» бесшумно притормозил у арки дома по улице Декабристов. Из джипа выпрыгнул Валерий Лунгин и Пепел.
– Где мой сын? – спросил Лунгин, он был бледен и тяжело дышал. Итог бескомпромиссного общения с початым супругой пузырем «Матрицы».
Пепел молча кивнул в сторону нависающего серой громадой дома и пропитавшейся кошачьим амбре арки. Через двадцать шагов они оказались во дворе, тесном, как птичья клетка.
Увидев «группу захвата», Пашка вскочил и затравленно огляделся в поисках пути ко спасению. Сделал было бессмысленный рывок в сторону подъезда, обжегся сигаретой, остановился рядом с обшарпанной скамейкой, с выражением невыносимой муки посмотрел на отца и незнакомого человека, опустил голову и обреченно взвизгнул:
– Нашли? Скоты… ну, берите, пёс с вами.
Приглашать было излишне.
Они выходили из двора. Мужчины шли по бокам отрока, будто оберегая его. Когда троица подгребла к козырьку арки, все и началось.
Пепел, интуитивно почувствовав исходящую от проявившихся навстречу тоже троих, заретушированных арочной тенью, человек опасность, решительно кивнул спутникам, чтобы те поворачивали обратно. И крайне не понравилось, что у центрового из встречных на поводке рыскал грязно-белый бультерьер с горящими во мраке глазами и телепающимся слюнявым языком.
Старый двор имел проходную парадную, туда Сергей и поволок спутников в расчете выскочить на улицу с другой стороны, позади встречных. Преследователи, а это в натуре оказались преследователи, ускорили шаг, но не побежали, чтоб не поднимать лишнего шума.
Из подвала выбрался Болт, сладко потянулся и застыл с распахнутым ртом, подаренная «Феррари» сидела на парне, как марлевая повязка на тяжелораненом, лишку не вдохнуть. И вдруг на Болта из арки со скоростью футбольного мяча полетел дыбящий бело-грязную шерсть пес. В прыжке взмыл на щуплую грудь, и сбитый снарядным ударом подросток кувыркнулся в клубке с питбулем обратно вниз по ступеням.
Злодеи настигли беглецов у дверей парадной. Обернувшись, Пепел на какую-то долю секунды не поверил глазам. Тот, центровой из преследователей, только что спустивший псину, походил на Серегу, как родной брат – рост средний, брюнет, серые глаза со стальным отливом, на вид около тридцати пяти лет, особых примет нет…. Пепел хотел захлопнуть перед троицей дверь, но «брюнет без особых примет» изловчился, схватил ручку. И не успел Пепел моргнуть, как враг с быстротой пружины ногой саданул Сергея, целя в печень. К счастью удар делался почти наугад, и оказался скользящим.
– У них мой портфель! – не вовремя попытался уличить нападавших в воровстве Пашка.
– Ходу на улицу! – крикнул Пепел Лунгиным.
Малый послушно рванул, чересчур просторная футболка затрепетала флагом, но отец все-таки оказался тормозом, и застыл с отвисшей челюстью. Трусливый, как военный вне строя.
– Папа! – завопил Пашка, оборачиваясь.
Двойник вломился в парадную, встречный удар в челюсть вышел неожиданным и ошеломляющим, беглецы выгадали секунд пять, пока вражина приходил в себя, не больше, но и это дало фору, этого вполне хватило Пеплу, чтобы закрыть вторую дверь перед носом чужака. Они выбежали на улицу, бросились к джипу.
– Ключ! – застонал Лунгин, – я забыл ключ внутри тачки! Грехи мои тяжкие, старый склеротик!
– Перестаньте, любезный, – приказал Пепел, обозлившись донельзя на растяпу, – какого лешего Вы приехали без шофера!
– Так надежней… Без свидетелей… – оправдывался Лунгин.
Пробежав по улице, слыша под аккомпанемент одышки старшего Лунгина за спинами дробный топот оклемавшихся преследователей, беглецы свернули на Лермонтовский. Причем в кунаках двойника Пепел признал и шофера, настырно предлагавшего вчера свои услуги у Московского вокзала. Вывод суров – против Сергея играли очень специальные люди, и только чудом Сергей пока не превратился в запаутиненную муху.
Огромная белая надпись мелом «машины не ставить», красовавшаяся на массивных черных воротах, привлекла внимание Пепла. Перемахнув через ограду, кое-как втащив Валерия Константиновича при помощи оказавшегося ловким, как обезьянка, Пашки, они очутились на территории синагоги: фронтоны, колонны, пилястры, тыры-пыры…
– Быстро внутрь, – скомандовал Пепел.
– Я… Я.. – пыхтел Лунгин, которого мучила жестокая одышка, – не могу больше идти…
– Надо!
– Я ща сдохну, реально!
– За мной, конкретно!
– Всё! Умираю! – просипел Валерий Константинович.
– Забей, спрячемся в автобусе! – крикнул Пашка.
Ничего другого не оставалось, Лунгин был не транспортабелен. Все трое влезли в стоящий перед входной дверью автобус, и вовремя. На Лермонтовском появился лжетаксер. Два его подельника куда-то испарились, наверное, отправились прочесывать иные вероятные маршруты или отрывать буля от куска мяса, прежде верховодившего двором. Если бы Пепел оставался желторотым придурком, то сейчас мужественно ринулся навстречу. Но очень, очень непростые граждане играли нынче против Ожогова, и каждый из них заведомо был одним в поле воином, посему рыпаться во встречную атаку воодушевления не находилось.
Шкаф решительно устремился к синагоге, ворота – не преграда. И наступила звенящая тишина. Охотник прислушался, помимо тока собственной крови он услышал… сдавленное кряхтенье. Автобус. Они – там? В этот момент астматик Лунгин не выдержал и зашелся в приступе, позор бывшему пловцу.
Надтреснутый кашель явился сигналом. Охотник рванул к автобусу, дверь, послушно подчиняясь грубой силе, уехала в сторону. Перемахнув ступени, короткостриженый мигом оказался в салоне. На полу, в приступе, корчился Лунгин. Рядом ерзал Пашка, испуганно глядевший на отца и шаривший по его карманам в поисках ингалятора. Около задней двери стоял напряженный, как трансформатор, готовый к схватке Пепел.
Оценивая обстановку, охотник-шкаф медленно, выверено ставя ступни, двинулся вперед. Из кармана объявилась мобила – собрался, шкура, вызвать подмогу. Огромный выброс адреналина заставил Пепла с корнем вырвать ближайший горизонтальный поручень и первым кинуться на противника. В последний момент чужак спрыгнул на ступени, удар Пепла пришелся в стекло кабины, охотник рукой схватил Пепла за ногу и дернул на себя. Под каблуками хрустнул выроненный мобильник, Пепел потерял равновесие, грохнулся на охотника, они оба вывалились из автобуса на сырой асфальт.
Пепел оседлал короткостриженного, переведя бой в партер. Не успел Сергей нанести удар в оскал, как охотник сделал элементарный мост в попытке скинуть Пепла.
Старая бойцовская закалка помогла удержаться. А дальше ни один из блоков не выдержал больших амплитудных ударов, обрушивающихся с энтузиазмом метронома. Буквально через несколько секунд фас и профиль охотника были захлюпаны собственной кровью, пузырящейся из сломанного носа и разбитых бровей.
Но при очередном замахе Пепла охотник повторил мост, и на это раз ему повезло. Пепел неудачно упал не на бок, а на спину.
Воспользовавшись моментом, охотник помножил Пепла на ноль, двинув ему пяткой между ног.
Дальше шкаф вскочил, и начал, в традициях уличного боя без правил, пинать Пепла остроносыми туфлями, очень ему жаль было, видимо, раздавленного мобильника и свернутого шнобеля. В руке битюга возник ТТ, но пускать ствол в дело неслучившийся таксер не поторопился, очевидно, предъявил, как лишний аргумент в драке, с расчетом, что Пепел обязан замандражировать. Рука Пепла потянулась к лодыжке, тяжеловес заметил движенье и наступил на кисть:
– Ты мне не нужен. Отдай ребенка, не нарывайся. Сам не знаешь, куда лезешь. – Злодей пятерней смахнул кровь с расквашенной морды и некультурно вытер руку о брючину. Плебей.
– Нет проблем, мужик, бери щенка, не собираюсь из-за него подыхать. – Отозвался Пепел, уже ничтоже не сумнящийся, что не схлопочет пулю. Анонимным врагам выгодно, дабы Пепел оставался живехонек, а у ментов под рукой до поры беспомощно брыкался козел отпущения.
– Вот и умница, – похвалил убийца и слизнул юшку со вспухшей губы. И не звенело в его голосе ни миллиграмма обиды за урон фасаду. А лучше бы звучало, иначе, получается, Пепел сражался не с живым человеком, а чем-то вроде зомби. Отойдя от Пепла, казалось, совсем обессилившего, лжетаксер повернулся к автобусу и двинул к передней двери.
И тут же оклемавшийся папаша и его сынок прыснули через заднюю дверь. Подхватившийся на ноги Сергей следом за ними нацелился внутрь синагоги, перепрыгивая через три ступени. Преследователь наблюдал за маневром с кривой ухмылкой, совершенно не собираясь ставить рекорды по бегу на короткие дистанции – куда беглецы денутся с подводной лодки?
Оба Лунгина втиснулись за алтарь. Пепел занял позицию напротив входа, делая ставку на перепад в освещении и то, что шары громилы залиты собственной сукровицей. Лжетаксер вошел внутрь веско, широко ставя ноги и громко топая, как статуя командора, держа ствол наготове. Увидев Пепла, немедленно выстрелил, но – в колени. Пепел предусмотрительно закачал маятник, обо что-то перецепившись, упал, чувствительно приложившись лбом о деревянную скамью.
Шкаф уверенным шагом измерил расстояние к алтарю. Лунгины сидели тихо, прижавшись друг к другу, словно птенцы в гнезде.
– Ну что, великолепная семейка, пошли, что ли? – устало предложил охотник и взял Пашку за ворот. Свободной рукой злодей прижал холодный ствол к заплывающему фиолетовым соком глазу.
– Неси! – нагло ответил Пашка, – у меня со страху ноги отнялись. Пашка не шевелился, уставившись в родинку над переносицей похитителя.
– Не ври, – равнодушно ответил охотник.
Пашка обиделся и с достоинством парировал:
– Я не вру, а лгу. Врут маленькие дети.
Этого краткого и дебильного разговора хватило, чтобы Пепел под лозунгом «А за козла отпущения ответишь!» нашел силы тихой кошкой шастнуть со спины к лжетаксеру. Глаза сфокусировались на защищенной шарпеевидными складками могучей шее – голыми руками бесполезняк. Вооружившись первым, что подвернулось под руку – увесистым семисвечником – Сергей занес руки над теменем врага. Охотник интуитивно почувствовал движение за спиной, оглянулся.
– Живуч… – удивился амбал.
Пепел от души шарахнул ухаря ритуальной медью по голове. Клацнул выпавший из пальцев ствол. Шкаф, все-таки оказавшийся не зомби, а заурядным незаконопослушным гражданином, стек под ноги по оси симметрии. Жаль, волочить его с собой для последующего допроса не выгорало, того и гляди, в дверном проеме возникнут лжетаксерские коллеги, усиленные бультерьером.
Когда папа с сыном выбрались из щели, Пепел без слов содрал с Валерия Константиновича плащ и отбросил подальше, будто тот источал радиацию.
– Зачем?!
– Жучки. Тебя пасли, и ты привел этих гоблинов на хвосте. Давай ключи от машины.
– Зачем?!
– Маячок могли зарядить в брелок, под капот, в бампер…
– Я же их захлопнул!
– Тогда гони свою мобилу.
– А это еще зачем?
– Ты мгновенно пеленгуешься как по исходящему, так и по входящему звонку, а я с тобой, видать, пока одной веревочкой связанный.
Лунгин, демонстрируя некоторую непокорность, трубу вытащил на свет божий, но не отдал, а извлек сим-карту и переломал в пальцах. И здесь Пепла кольнула интересная мысль. А если трое преследователей явились во двор не по радиомаяку и совершенно не планировали встретиться здесь с товарищем Ожоговым? Ведь преследователи – по повадкам умудренные люди, а такие персонажи не ленятся обеспечивать себе троекратное преимущество. И тогда получается, троица явилась именно за сопляком в воняющей рыбьим жиром футболке. Кто же ты такой, или чего ты успел натворить, Павлик Лунгин?
– Прекратить! – рыкнул Сергей Ожогов, но команда относилась не к старшему, а к младшему Лунгину, тянущему руку к заманчиво лежащему на полу ТТ.
Скрип-скрип.
Он загадал, что ровно через минуту после успешной попытки появится Павлова.
Скрип-скрип. В ящике шуршали пожухлые бумажки, перекатывалась парочка авторучек с негодными стержнями, по дну ящика гремел задубевший огрызок пряника, из ящика душисто пахло яблоками.
Скрип-скрип. От досады младший лейтенант Михаил Игнатик был готов сгрызть ногти на обеих руках. Еще год назад он, курсант школы милиции, и мечтать не смел о том, что попадет в опергруппу. Его и в школу-то взяли только за спортивные достижения. Не было фамилии Игнатик в списках, по которым заблаговременно отделяется будущий контингент молодой поросли оперов, и все тут. А бегал Миша быстро. Чемпион Европы – не хило, увы – среди юниоров, но для осуществления тайной мальчишеской мечты молодежки хватило.
Правда, мечтал Мишка на самом деле не на рецидивистов чумазых охотиться, а раскрывать коварные замыслы международных шпионов. Но рухнул Союз, шпионов стали называть разведчиками, а потом вроде и вовсе – отменили. Вместо них косяком пошли террористы, а разве пошлют зеленого лейтенанта искать по городам и весям бородатого вахабита? Не пошлют. Скрип-скрип.
Лейтенант вспомнил, как на давешнем совещании Павлова сидела, закинув ногу на ногу, а чулочки ее так и хотелось погладить. Казалось, только коснешься, как между ладонью и нейлоном проскочит и ужалит искра. Не больно ужалит, а сладко-сладко. А потом капитан Павлова вдруг уронила карандаш и нагнулась, шаря под столом, и ее бедра изогнулись столь впечатляюще, что Игнатику для отвлечения раскалившегося естества срочно пришлось уставиться в забрызганное дождем окно и вообразить, будто он мотает марафон по заснеженной Сибири.
Скрип-скрип. Вон, доверили матерого преступника аккуратно найти и повязать, то есть, конечно, сперва опросить эту зареванную медсестру и бестолкового охранника, которым убийца в наглую автограф оставил, а уж потом отправляться на розыски. Но и так все ясно. А эта Коко-шанель, мало того, что – баба, так еще и дура… бросила лейтенанта скучать в кабинете, приказала не отлучаться, а сама слиняла по делам. Небось, явится накачанная пивом, как, нашептывают, не раз уже случалось, устроит разбор полетов, городя огород бессмысленных претензий, тем временем матерый убийца вылезет из логова, наверняка сейчас собирает скарб в чемодан по адресу прописки, и бобик сдох. Скрип-скрип.
Рядом оказалась горластая продавщица сосисок в тесте, и Сергею приходилось напрягать слух, чтобы диалог удался.
– Понял, – по голосу Лунгина можно было предположить, что он не понял ничего. Очевидно, догадался…
Над всем рынком из матюгальников доложили, что в таком-то корпусе, в такой-то секции потрясно дешевые, почти даром, колготки, а еще байковые одеяла и белорусская обувь от производителя.
– Вам стоит подъехать.
– А где он? – Валерий Константинович с опозданием узнал голос и начал помаленьку врубаться, что звонок – самый серьезный за сегодня.
– Вы подъедете к Никольскому собору со стороны Садовой и будете ждать у рекламного стенда предстоящей Выставки медицинского оборудования в ЛЕНЭКСПО. – Сергей не доверял Лунгину, тот сообщил о пропаже сына на TV, может преждевременно растрезвонить и о находке. А далее: «Известный рецидивист, убийца Сергей Ожогов раскаялся в похищении Павла Лунгина и вернул мальчика, остальные дети, видимо, убиты!» – сообщит с экранов поставленным голосом криворотая дикторша. Поэтому впереди предполагалась страховочная и любимая в кругу ящериц игра «оторви хвост».
– Вы уже там?
– Я рядом.
– Буду. Через двадцать минут. – Лунгин со злобой на себя вспомнил, что не отзвонился крыше насчет инициатив супруги. Санитары, манящая бутылка водки, тыры-пыры… объяснить можно, однако базар будет глупым. Черт… черт… черт!!!
Пепел дал отбой и без сожаления выбросил трубу в урну. Валерий Константинович выплеснул нагревшиеся до комнатной температуры последние граммы водки в кофейную чашку. Влил пойло в глотку и потянулся к мобильнику оправдываться перед Эсером.
* * *
Никто не предлагал Владимиру Борисовичу хлебать литрами раствор марганцовки для вызова рвоты – не тот клиент. Никто не тыкал в вену шприцами, заряженными кардиотониками, дезинтоксикаторами и седативными препаратами – не низкого полета фирма. Эсер развалился в рыхлом кожаном кресле и, со стороны казалось, дремал. Из широкого перечня медицинского оборудования в пределах видимости маячила только капельница с провисшей к правой руке авторитета пунцовой паутинкой. И даже запахи вокруг гуляли не медицинские, а весьма приятные, будто находишься в парфюмерном бутике.Первой фирменной фишкой этого заведения было выведение богатеньких Буратино из запотев переливанием крови. Правда, состояние Савинкова называть запоем не стоило, так, пустяк, легкий бодун, но чем не повод освежить содержимое аорт, коронарных сосудов и вен?
Второй фирменной фишкой медцентра являлась униформа персонала: для повышения гормонооборота у подтоптанных но сытых клиентов медсестры здесь облачались в соблазнительные синие гофрированные юбочки до колен и накрахмаленные белоснежные рубашечки с погончиками на мельхиоровых пуговицах. Ностальгический комплект довершали пронзительно алые пионерские галстуки. А само заведение носило помпезное название – реабилитационный центр «Артек».
И все же не пялился Эсер на порхающих мимо Наташ, Зин и Марин. Прикрыв глаза, будто загорает на пляже, он переваривал доклад старшего своего по охране, бойца с погонялом Принцип.
– …Тут еще одна заковыка всплыла, – бубнил, почтительно склонившись над расслабленным телом босса, Принцип, – Через три минуты после того, как наш кортеж покинул резиденцию, в районе главной квартиры был запеленгован радиосигнал.
– Хвосты ментовские или люди Шрама?
– Хвосты, да не простые. Это была не голосовая связь и не морзянка. Импульсный сигнал содержал сложный буквенно-цифровой код, и нам потребовалось два часа, чтобы въехать, что это такое на самом деле.
– И что это такое на самом деле?
– Чиф, вы будете смеяться, это повторение кода сигнализации вашей машины. Некто, обжив ларь с арбузами напротив, засканировал код на ноутбук, когда Петя снимал машину с сигнализации. А когда мы отъехали от особняка, послал запись через эфир коллегам.
– Весточка от Маркера?
– Мы опоздали: когда окружили ларь, тот был пуст. Хозяин ларя, таджик, сейчас умывается кровавой юшкой и божится Аллахом, что ключи никому не одалживал. Ну, конечно, наши пацаны кроме рожи таджика все арбузы раскатали всмятку… Там еще интересные ниточки по наркоте прослеживаются, но это к делу не относится. Когда в тему поглубже зароюсь, доложу.
– Арбузы? Распорядись, чтобы к ужину был арбуз. Выводы?
– Какие-то гастролеры нацелились угнать вашу тачку. Выследим – печень отстучим, чтоб не баловались.
– Меры?
– Сегодня вечером отгоним машину в бокс и сменим код сигнализации. Конечно, устроим засаду.
У Эсера вдруг очнулся мобильник, шеф левой рукой махнул на Принципа, чтоб тот помолчал, и нею же неловко вытащил трубу из кармана.
– Слушаю…
Старший по безопасности поленился распрямлять спину, впрочем, его ряшка изобразила глубокую индифферентность, типа, готов на полусогнутых служить сто лет.
– Потом оправдаешься… – зло прошипел Савинков в прибор.
Широкопопая медсестра Зина замерла в отдалении, пришла пора снимать клиента с капельницы, но ежу понятно, что у того важный звонок. А Савинков – еще тот клиент, когда что не по евоному, и пинка дать может.
– Я сказал, потом объяснишь, почему сразу не сообщил. Где встреча назначена?.. Отбой, и не особо рыпайся, когда нас в зеркальце заднего обзора заметишь. – Прячущий свободной рукой мобилу Эсер подбородком кивнул медсестре, чтобы та сняла его с иглы, и повернул челюсть к Принципу, – Выезжаем на Садовую, трех машин хватит.
Принцип дождался, пока широкопопая Зина завершит медицинские процедуры, не из опасения за жизнь кормильца, а из порядка. И плавно скользнул в коридор. Сидящий в приемной нога на ногу помощник Принципа Честер с красавицами чесал язык:
– А вот еще была прикольная история, когда один крендель вместе с лоском потерял коренной зуб…
Принцип повел бровью, и история осталась неозвученной. Помощнику велелось обеспечить отсутствие зевак на лестнице, а сам Принцип спустился на тротуар, где принял доклад рядовых телашей и сам для надежности оглядел окрестности. Поскольку «краузеры» телашами не покидались, Принцип поленился проверять, не примагнитил ли какой шустряк под днище бомбу.
Теперь можно было отзвониться Честеру, чтобы выводил чифа на открытое пространство. Три одинаковые «Chrysler PT Cruiser» серебристого цвета (от массивной решетки радиатора, обтекаемых крыльев и стремительной формы капота до хромированных дверных ручек, задних каплевидных фонарей и элегантной двери багажного отделения – одно загляденье) за семь минут добрались до Ново-Никольского моста. Одну, начиненную тремя уже знакомыми с Пеплом бойцами, Принцип поставил через дорогу от Никольской церкви, вторую с тремя гоблинами страховки-поддержки остановил на пересечении с Большой Подьяческой, эти должны были пристроиться в хвост Лунгину и подать сигнал, когда в «Ламборджини» подсядет Сергей Ожогов. Авто с Эсером, Честер за рулем, припарковалось через сквер от канала, напротив доживающего последние деньки пластикового шатра, заляпанного логотипами пива «Степан Разин».
Принцип вышел из машины, держа мобилу в руке, как гаишник полосатую палочку-выручалочку, на нем лежала координация перехвата. Понятно, никто Пеплу зла не желал, просто перед торжественным моментом воссоединения семьи Лунгиных полагалось задать пару вопросов. Самый важный – почему Пепел решил работать со старшим Лунгиным напрямую, а не через Владимира Борисовича. Не по понятиям!
Принцип вкусно вдохнул терпкий осенний воздух, взглядом просканировал щуплую аллейку лип вдоль канала Грибоедова и ларек «Союзпечати» с вешенными под стекло смазливыми ляльками на обложках журналов. Два опавших листа приклеились к мокрому асфальту, два листа уныло танцевали минует в ограниченной гранитом черной воде канала. Двое тянувших под шатром пиво невзрачных персонажей разом с противным скрежетом отодвинули красные пластиковые стулья от шаткого стола и двинулись из летнего кафе прочь. Принципа напрягло, что пиво хмурые граждане не допили, неувязочка. Один вдруг схватил начальника эсеровской охраны за грудки:
– Это ты, гад, мне квартиру продал!?
Как ни был Принцип подкован в разборках, здесь на миг стушевался. И невзрачная личность проворно перехватила руки в железный захват. А второй, мать честная, тот самый Пепел, на которого идет охота, пискнул объявившимся в ладони автомобильным брелком.
Люк на крыше авто плавно пополз вверх, в окне мелькнула перекошенная удивлением рожа Савинкова. И тот самый Пепел, который сейчас должен был чуть поодаль подсаживаться в «Ламборджини» к Лунгину, из просторной спортивной сумки выхватил за холку оскалившуюся грязно-белой шерсти тварь и, будто гранату в амбразуру, швырнул в щель отъехавшего люка.
Из салона раздались визги, вскрики, звериный рык… и там, где только что маячила физиономия шефа, на стекло брызнула густая струя свежей крови. Не в прок пошло Владимиру Борисовичу переливание. Мимо равнодушно продребезжал трамвай, стайуа сизых голубей, как ни в чем не бывало, прочесывала газон.
Глава 3. Лечебное голодание
…О, если разум сохранить сумеешь,
Когда вокруг безумие и ложь,
Поверить в правоту свою – посмеешь,
И мужество признать вину – найдешь,
И если будешь жить, не отвечая
На клевету друзей обидой злой,
Горящий взор врага гасить, встречая,
Улыбкой глаз и речи прямотой,
И если сможешь избежать сомненья,
В тумане дум воздвигнув цель-маяк…
«Если» Киплинг Редъярд
Во дворе, под козырьком входа в подвал, скучал Пашка Лунгин. Он перетерпел ночь на вшивых матрацах и испытывал могучее камильфо от того, что с утра не принял душ. Хотя бы зубы почистить… С другой стороны ночевка прошла лучше, чем боялся, никто не пытался развести Пашку на шмотки. Не потому, что в этом дворе баблистый прикид – дурной стиль. Пашка верил, что его берегут, ничего другого этой кодле не оставалось.
Правда, после уймы колебаний младший Лунгин сам предложил обменяться футболками вожаку, и теперь на Болте красовалась заветная «Феррари», а Мешок донашивал воняющую рыбьим жиром «Гражданскую оборону» – здоровый подхалимаж.
Уже ночью, укладываясь спать в подвале, Мешок старался не думать о последствиях. Сбежать из дому ему было необходимо. Но в перспективу получения денег от папаши он верил не очень, на семейные чувства не рассчитывал. Словом, он ныкался в этой компании, принявшей его ради скорой и легкой наживы, на птичьих правах. И не хотелось думать, как потом выкручиваться, где прятаться, когда деньги не поступят. Тем паче, ходы назад уже отрезаны.
Пепел из конспирации тормознул машину старшего Лунгина не в назначенном месте, а на Вознесенском проспекте, правильно высчитав, что Садовая от Сенной площади перекрыта на ремонт, и меховому королю проспект не миновать. Позади остались превентивный осмотр салона в поисках жучков, синие купола церкви и кружение по переулкам с целью отсечь потенциальный хвост. Ровно в пять ноль-ноль черный, военного типа джип «Ламборджини» бесшумно притормозил у арки дома по улице Декабристов. Из джипа выпрыгнул Валерий Лунгин и Пепел.
– Где мой сын? – спросил Лунгин, он был бледен и тяжело дышал. Итог бескомпромиссного общения с початым супругой пузырем «Матрицы».
Пепел молча кивнул в сторону нависающего серой громадой дома и пропитавшейся кошачьим амбре арки. Через двадцать шагов они оказались во дворе, тесном, как птичья клетка.
Увидев «группу захвата», Пашка вскочил и затравленно огляделся в поисках пути ко спасению. Сделал было бессмысленный рывок в сторону подъезда, обжегся сигаретой, остановился рядом с обшарпанной скамейкой, с выражением невыносимой муки посмотрел на отца и незнакомого человека, опустил голову и обреченно взвизгнул:
– Нашли? Скоты… ну, берите, пёс с вами.
Приглашать было излишне.
Они выходили из двора. Мужчины шли по бокам отрока, будто оберегая его. Когда троица подгребла к козырьку арки, все и началось.
Пепел, интуитивно почувствовав исходящую от проявившихся навстречу тоже троих, заретушированных арочной тенью, человек опасность, решительно кивнул спутникам, чтобы те поворачивали обратно. И крайне не понравилось, что у центрового из встречных на поводке рыскал грязно-белый бультерьер с горящими во мраке глазами и телепающимся слюнявым языком.
Старый двор имел проходную парадную, туда Сергей и поволок спутников в расчете выскочить на улицу с другой стороны, позади встречных. Преследователи, а это в натуре оказались преследователи, ускорили шаг, но не побежали, чтоб не поднимать лишнего шума.
Из подвала выбрался Болт, сладко потянулся и застыл с распахнутым ртом, подаренная «Феррари» сидела на парне, как марлевая повязка на тяжелораненом, лишку не вдохнуть. И вдруг на Болта из арки со скоростью футбольного мяча полетел дыбящий бело-грязную шерсть пес. В прыжке взмыл на щуплую грудь, и сбитый снарядным ударом подросток кувыркнулся в клубке с питбулем обратно вниз по ступеням.
Злодеи настигли беглецов у дверей парадной. Обернувшись, Пепел на какую-то долю секунды не поверил глазам. Тот, центровой из преследователей, только что спустивший псину, походил на Серегу, как родной брат – рост средний, брюнет, серые глаза со стальным отливом, на вид около тридцати пяти лет, особых примет нет…. Пепел хотел захлопнуть перед троицей дверь, но «брюнет без особых примет» изловчился, схватил ручку. И не успел Пепел моргнуть, как враг с быстротой пружины ногой саданул Сергея, целя в печень. К счастью удар делался почти наугад, и оказался скользящим.
– У них мой портфель! – не вовремя попытался уличить нападавших в воровстве Пашка.
– Ходу на улицу! – крикнул Пепел Лунгиным.
Малый послушно рванул, чересчур просторная футболка затрепетала флагом, но отец все-таки оказался тормозом, и застыл с отвисшей челюстью. Трусливый, как военный вне строя.
– Папа! – завопил Пашка, оборачиваясь.
Двойник вломился в парадную, встречный удар в челюсть вышел неожиданным и ошеломляющим, беглецы выгадали секунд пять, пока вражина приходил в себя, не больше, но и это дало фору, этого вполне хватило Пеплу, чтобы закрыть вторую дверь перед носом чужака. Они выбежали на улицу, бросились к джипу.
– Ключ! – застонал Лунгин, – я забыл ключ внутри тачки! Грехи мои тяжкие, старый склеротик!
– Перестаньте, любезный, – приказал Пепел, обозлившись донельзя на растяпу, – какого лешего Вы приехали без шофера!
– Так надежней… Без свидетелей… – оправдывался Лунгин.
Пробежав по улице, слыша под аккомпанемент одышки старшего Лунгина за спинами дробный топот оклемавшихся преследователей, беглецы свернули на Лермонтовский. Причем в кунаках двойника Пепел признал и шофера, настырно предлагавшего вчера свои услуги у Московского вокзала. Вывод суров – против Сергея играли очень специальные люди, и только чудом Сергей пока не превратился в запаутиненную муху.
Огромная белая надпись мелом «машины не ставить», красовавшаяся на массивных черных воротах, привлекла внимание Пепла. Перемахнув через ограду, кое-как втащив Валерия Константиновича при помощи оказавшегося ловким, как обезьянка, Пашки, они очутились на территории синагоги: фронтоны, колонны, пилястры, тыры-пыры…
– Быстро внутрь, – скомандовал Пепел.
– Я… Я.. – пыхтел Лунгин, которого мучила жестокая одышка, – не могу больше идти…
– Надо!
– Я ща сдохну, реально!
– За мной, конкретно!
– Всё! Умираю! – просипел Валерий Константинович.
– Забей, спрячемся в автобусе! – крикнул Пашка.
Ничего другого не оставалось, Лунгин был не транспортабелен. Все трое влезли в стоящий перед входной дверью автобус, и вовремя. На Лермонтовском появился лжетаксер. Два его подельника куда-то испарились, наверное, отправились прочесывать иные вероятные маршруты или отрывать буля от куска мяса, прежде верховодившего двором. Если бы Пепел оставался желторотым придурком, то сейчас мужественно ринулся навстречу. Но очень, очень непростые граждане играли нынче против Ожогова, и каждый из них заведомо был одним в поле воином, посему рыпаться во встречную атаку воодушевления не находилось.
Шкаф решительно устремился к синагоге, ворота – не преграда. И наступила звенящая тишина. Охотник прислушался, помимо тока собственной крови он услышал… сдавленное кряхтенье. Автобус. Они – там? В этот момент астматик Лунгин не выдержал и зашелся в приступе, позор бывшему пловцу.
Надтреснутый кашель явился сигналом. Охотник рванул к автобусу, дверь, послушно подчиняясь грубой силе, уехала в сторону. Перемахнув ступени, короткостриженый мигом оказался в салоне. На полу, в приступе, корчился Лунгин. Рядом ерзал Пашка, испуганно глядевший на отца и шаривший по его карманам в поисках ингалятора. Около задней двери стоял напряженный, как трансформатор, готовый к схватке Пепел.
Оценивая обстановку, охотник-шкаф медленно, выверено ставя ступни, двинулся вперед. Из кармана объявилась мобила – собрался, шкура, вызвать подмогу. Огромный выброс адреналина заставил Пепла с корнем вырвать ближайший горизонтальный поручень и первым кинуться на противника. В последний момент чужак спрыгнул на ступени, удар Пепла пришелся в стекло кабины, охотник рукой схватил Пепла за ногу и дернул на себя. Под каблуками хрустнул выроненный мобильник, Пепел потерял равновесие, грохнулся на охотника, они оба вывалились из автобуса на сырой асфальт.
Пепел оседлал короткостриженного, переведя бой в партер. Не успел Сергей нанести удар в оскал, как охотник сделал элементарный мост в попытке скинуть Пепла.
Старая бойцовская закалка помогла удержаться. А дальше ни один из блоков не выдержал больших амплитудных ударов, обрушивающихся с энтузиазмом метронома. Буквально через несколько секунд фас и профиль охотника были захлюпаны собственной кровью, пузырящейся из сломанного носа и разбитых бровей.
Но при очередном замахе Пепла охотник повторил мост, и на это раз ему повезло. Пепел неудачно упал не на бок, а на спину.
Воспользовавшись моментом, охотник помножил Пепла на ноль, двинув ему пяткой между ног.
Дальше шкаф вскочил, и начал, в традициях уличного боя без правил, пинать Пепла остроносыми туфлями, очень ему жаль было, видимо, раздавленного мобильника и свернутого шнобеля. В руке битюга возник ТТ, но пускать ствол в дело неслучившийся таксер не поторопился, очевидно, предъявил, как лишний аргумент в драке, с расчетом, что Пепел обязан замандражировать. Рука Пепла потянулась к лодыжке, тяжеловес заметил движенье и наступил на кисть:
– Ты мне не нужен. Отдай ребенка, не нарывайся. Сам не знаешь, куда лезешь. – Злодей пятерней смахнул кровь с расквашенной морды и некультурно вытер руку о брючину. Плебей.
– Нет проблем, мужик, бери щенка, не собираюсь из-за него подыхать. – Отозвался Пепел, уже ничтоже не сумнящийся, что не схлопочет пулю. Анонимным врагам выгодно, дабы Пепел оставался живехонек, а у ментов под рукой до поры беспомощно брыкался козел отпущения.
– Вот и умница, – похвалил убийца и слизнул юшку со вспухшей губы. И не звенело в его голосе ни миллиграмма обиды за урон фасаду. А лучше бы звучало, иначе, получается, Пепел сражался не с живым человеком, а чем-то вроде зомби. Отойдя от Пепла, казалось, совсем обессилившего, лжетаксер повернулся к автобусу и двинул к передней двери.
И тут же оклемавшийся папаша и его сынок прыснули через заднюю дверь. Подхватившийся на ноги Сергей следом за ними нацелился внутрь синагоги, перепрыгивая через три ступени. Преследователь наблюдал за маневром с кривой ухмылкой, совершенно не собираясь ставить рекорды по бегу на короткие дистанции – куда беглецы денутся с подводной лодки?
Оба Лунгина втиснулись за алтарь. Пепел занял позицию напротив входа, делая ставку на перепад в освещении и то, что шары громилы залиты собственной сукровицей. Лжетаксер вошел внутрь веско, широко ставя ноги и громко топая, как статуя командора, держа ствол наготове. Увидев Пепла, немедленно выстрелил, но – в колени. Пепел предусмотрительно закачал маятник, обо что-то перецепившись, упал, чувствительно приложившись лбом о деревянную скамью.
Шкаф уверенным шагом измерил расстояние к алтарю. Лунгины сидели тихо, прижавшись друг к другу, словно птенцы в гнезде.
– Ну что, великолепная семейка, пошли, что ли? – устало предложил охотник и взял Пашку за ворот. Свободной рукой злодей прижал холодный ствол к заплывающему фиолетовым соком глазу.
– Неси! – нагло ответил Пашка, – у меня со страху ноги отнялись. Пашка не шевелился, уставившись в родинку над переносицей похитителя.
– Не ври, – равнодушно ответил охотник.
Пашка обиделся и с достоинством парировал:
– Я не вру, а лгу. Врут маленькие дети.
Этого краткого и дебильного разговора хватило, чтобы Пепел под лозунгом «А за козла отпущения ответишь!» нашел силы тихой кошкой шастнуть со спины к лжетаксеру. Глаза сфокусировались на защищенной шарпеевидными складками могучей шее – голыми руками бесполезняк. Вооружившись первым, что подвернулось под руку – увесистым семисвечником – Сергей занес руки над теменем врага. Охотник интуитивно почувствовал движение за спиной, оглянулся.
– Живуч… – удивился амбал.
Пепел от души шарахнул ухаря ритуальной медью по голове. Клацнул выпавший из пальцев ствол. Шкаф, все-таки оказавшийся не зомби, а заурядным незаконопослушным гражданином, стек под ноги по оси симметрии. Жаль, волочить его с собой для последующего допроса не выгорало, того и гляди, в дверном проеме возникнут лжетаксерские коллеги, усиленные бультерьером.
Когда папа с сыном выбрались из щели, Пепел без слов содрал с Валерия Константиновича плащ и отбросил подальше, будто тот источал радиацию.
– Зачем?!
– Жучки. Тебя пасли, и ты привел этих гоблинов на хвосте. Давай ключи от машины.
– Зачем?!
– Маячок могли зарядить в брелок, под капот, в бампер…
– Я же их захлопнул!
– Тогда гони свою мобилу.
– А это еще зачем?
– Ты мгновенно пеленгуешься как по исходящему, так и по входящему звонку, а я с тобой, видать, пока одной веревочкой связанный.
Лунгин, демонстрируя некоторую непокорность, трубу вытащил на свет божий, но не отдал, а извлек сим-карту и переломал в пальцах. И здесь Пепла кольнула интересная мысль. А если трое преследователей явились во двор не по радиомаяку и совершенно не планировали встретиться здесь с товарищем Ожоговым? Ведь преследователи – по повадкам умудренные люди, а такие персонажи не ленятся обеспечивать себе троекратное преимущество. И тогда получается, троица явилась именно за сопляком в воняющей рыбьим жиром футболке. Кто же ты такой, или чего ты успел натворить, Павлик Лунгин?
– Прекратить! – рыкнул Сергей Ожогов, но команда относилась не к старшему, а к младшему Лунгину, тянущему руку к заманчиво лежащему на полу ТТ.
* * *
Молоденький лейтенант от скуки дергал на себя и задвигал обратно фанерный ящик стола, стараясь сделать это без скрипа.Скрип-скрип.
Он загадал, что ровно через минуту после успешной попытки появится Павлова.
Скрип-скрип. В ящике шуршали пожухлые бумажки, перекатывалась парочка авторучек с негодными стержнями, по дну ящика гремел задубевший огрызок пряника, из ящика душисто пахло яблоками.
Скрип-скрип. От досады младший лейтенант Михаил Игнатик был готов сгрызть ногти на обеих руках. Еще год назад он, курсант школы милиции, и мечтать не смел о том, что попадет в опергруппу. Его и в школу-то взяли только за спортивные достижения. Не было фамилии Игнатик в списках, по которым заблаговременно отделяется будущий контингент молодой поросли оперов, и все тут. А бегал Миша быстро. Чемпион Европы – не хило, увы – среди юниоров, но для осуществления тайной мальчишеской мечты молодежки хватило.
Правда, мечтал Мишка на самом деле не на рецидивистов чумазых охотиться, а раскрывать коварные замыслы международных шпионов. Но рухнул Союз, шпионов стали называть разведчиками, а потом вроде и вовсе – отменили. Вместо них косяком пошли террористы, а разве пошлют зеленого лейтенанта искать по городам и весям бородатого вахабита? Не пошлют. Скрип-скрип.
Лейтенант вспомнил, как на давешнем совещании Павлова сидела, закинув ногу на ногу, а чулочки ее так и хотелось погладить. Казалось, только коснешься, как между ладонью и нейлоном проскочит и ужалит искра. Не больно ужалит, а сладко-сладко. А потом капитан Павлова вдруг уронила карандаш и нагнулась, шаря под столом, и ее бедра изогнулись столь впечатляюще, что Игнатику для отвлечения раскалившегося естества срочно пришлось уставиться в забрызганное дождем окно и вообразить, будто он мотает марафон по заснеженной Сибири.
Скрип-скрип. Вон, доверили матерого преступника аккуратно найти и повязать, то есть, конечно, сперва опросить эту зареванную медсестру и бестолкового охранника, которым убийца в наглую автограф оставил, а уж потом отправляться на розыски. Но и так все ясно. А эта Коко-шанель, мало того, что – баба, так еще и дура… бросила лейтенанта скучать в кабинете, приказала не отлучаться, а сама слиняла по делам. Небось, явится накачанная пивом, как, нашептывают, не раз уже случалось, устроит разбор полетов, городя огород бессмысленных претензий, тем временем матерый убийца вылезет из логова, наверняка сейчас собирает скарб в чемодан по адресу прописки, и бобик сдох. Скрип-скрип.