(11) Итак, ты, по справедливости, можешь оценить этот день выше величайших и бесчисленных благодарственных молебствий от твоего имени8 , так как это деяние совершено одним только Гаем Цезарем; прочие деяния, совершенные под твоим водительством, правда, тоже великие, но все же совершены при участии твоих многочисленных и великих соратников. В этом деле ты одновременно и военачальник и соратник; именно оно столь величественно, что, хотя время и уничтожает твои трофеи9 и памятники (ведь нет ничего, сделанного руками человека, чего бы не уничтожило и не поглотило время), (12) молва об этой твоей справедливости и душевной мягкости будет с каждым днем расцветать все более и более, а все то, что годы отнимут от твоих деяний, они прибавят к твоей славе. Ты, несомненно, уже давно своей справедливостью и мягкосердечием одержал победу над другими победителями в гражданских войнах10 ; но сегодня ты одержал победу над самим собой. Боюсь, что слушатели мои не поймут из моих слов всего, что я думаю и чувствую; самое победу ты, мне кажется, победил, возвратив ее плоды побежденным. Ибо, когда по закону самой победы все мы должны были пасть побежденные, мы были спасены твоим милосердным решением. Итак, по всей справедливости непобедим ты один, ты, кем полностью побеждены и закон и сила самой победы.
(V, 13) Теперь, отцы-сенаторы, посмотрите, как далеко Гай Цезарь идет в своем решении. Ведь все мы, которых некая злосчастная и гибельная для государства судьба толкнула на памятную нам войну, во всяком случае, - хотя мы и повинны в заблуждении, свойственном человеку, - все же от обвинения в преступлении освобождены. Когда Гай Цезарь, по вашему ходатайству, ради государства сохранил жизнь Марку Марцеллу; когда он возвратил меня и мне самому и государству без чьего бы то ни было ходатайства11; когда он возвратил и им самим и отчизне остальных виднейших мужей, о многочисленности и высоком положении которых вы можете судить даже по нынешнему собранию, то он не врагов ввел в Курию, но признал, что большинство из нас вступило в войну скорее по своему неразумию и ввиду ложного и пустого страха, чем из честолюбия и жестокости.
(14) Даже во время этой войны я всегда полагал, что нужно выслушивать мирные предложения, и всегда скорбел из-за того, что не только мир; но даже и речи граждан, требовавших мира, отвергались. Ведь сам я в гражданской войне никогда не принимал участия - ни на той, ни вообще на какой бы то ни было стороне, и мои советы всегда были союзниками мира и тоги, а не войны и оружия12 . Я последовал за тем человеком из чувства долга как частное лицо, а не как государственный деятель, моим благодарным сердцем настолько владела верность воспоминаниям13 , что я, не только не движимый честолюбием, но даже не питая надежды, вполне обдуманно и сознательно шел как бы на добровольную гибель. (15) Этого своего образа мыслей я ничуть не скрывал: ведь я и среди представителей нашего сословия, еще до начала событий, высказал многое в защиту мира, да и во время самой войны подал за это же свой голос даже с опасностью для жизни. Ввиду этого никто не будет столь несправедлив в оценке событий, чтобы усомниться в тех побуждениях, которыми Цезарь руководился в этой войне, раз он тотчас же признал нужным сохранить жизнь тем, кто хотел мира, в то время как его гнев против других был сильнее. И это, пожалуй, было ничуть не удивительно, пока еще не был ясен исход войны и было переменчиво военное счастье; но тот, кто, достигнув победы, благосклонен к тем, кто хотел мира, тем самым открыто заявляет, что он предпочел бы вообще не сражаться, чем оказаться победителем14.
(VI, 16) Именно в этом я и ручаюсь за Марка Марцелла; ибо наши взгляды совпадали всегда - во времена мира и во время войны. Сколько раз и с какой-глубокой скорбью смотрел я, как он страшился и высокомерия определенных людей и жестокости самой победы! Тем более по-сердцу должно быть твое великодушие, Гай Цезарь, нам, видевшим все это; ведь ныне надо сравнивать не цели одной воюющей стороны с целями другой, а победу одной стороны с победой другой! (17) Мы видели, что по окончании сражений твоей победе был положен предел; меча, выхваченного из ножен, в Риме мы не видели. Граждан, которых мы потеряли, поразила сила Марса, а не ярость победы, так что никто не станет сомневаться в том, что Гай Цезарь, если бы мог, многих вызвал бы из подземного царства, так как из числа своих противников он сохраняет жизнь всем, кому только может. Что касается другой стороны, то я скажу только то, чего все мы опасались: их победа могла бы оказаться безудержной в своей ярости15. (18) Ведь некоторые из них угрожали не только людям, взявшимся за оружие, но иногда даже и тем, кто стоял в стороне; они говорили, что надо думать не о наших воззрениях, а о том, где кто был, так что мне, по крайней мере, кажется, что, даже если бессмертные боги и покарали римский народ за какое-то преступление, побудив его к такой большой и столь плачевной гражданской войне, то они, либо уже умилостивленные, либо, наконец, удовлетворенные, всю надежду на спасение связали с милосердием победителя и с его мудростью.
(19) Радуйся поэтому своему столь исключительному благополучию и наслаждайся как своей счастливой судьбой и славой, так и своими природными дарованиями и своим образом жизни; именно в этом величайшая награда и удовольствие для мудрого человека. Когда ты станешь припоминать другие свои деяния, ты, правда, очень часто будешь радоваться своей доблести, но все же, главным образом, своей удачливости16 ; однако сколько бы раз ты ни подумал о нас, которых ты захотел видеть в государстве рядом с собой, столько же раз ты подумаешь и о своих величайших милостях, о своем необычайном великодушии, о своей исключительной мудрости. Я осмеливаюсь назвать все это не только высшими благами, но даже, бесспорно, единственными, имеющими ценность. Ибо так велика блистательность истинных заслуг, а величие духа и помыслов обладает столь великим достоинством, что именно это кажется дарованным Доблестью, а все прочее - предоставленным Судьбой. (20) Поэтому неустанно сохраняй жизнь честным мужам, а особенно тем из них, которые совершили проступок не по честолюбию или по злонамеренности, а повинуясь чувству долга, быть может, глупому, но во всяком случае не бесчестному, так сказать, воображая, что приносят пользу государству. Ведь не твоя вина, если кое-кто тебя боялся; наоборот, твоя величайшая заслуга в том, что тебя - и они это почувствовали - бояться было нечего.
(VII, 21) Перехожу теперь к твоей важнейшей жалобе и к твоему тягчайшему подозрению, которое следует принять во внимание и тебе самому и всем гражданам, особенно нам, которым ты сохранил жизнь. Хотя подозрение это, надеюсь, ложно, все же я ни в коем случае не стану умалять его важности. Ибо твоя безопасность - наша безопасность, так что - если уж надо выбирать одно из двух - я бы скорее хотел показаться чересчур боязливым, чем недостаточно предусмотрительным. Но разве найдется такой безумец? Не из числа ли твоих близких? Впрочем, кто принадлежит тебе в большей мере, чем те, кому ты, нежданно-негаданно, возвратил гражданские права? Или из числа тех, кто был вместе с тобой? Едва ли кто-нибудь обезумеет настолько, чтобы для него жизнь его вождя, следуя за которым, он достиг всего, чего желал, не была дороже его собственной. Или же, если твои сторонники ни о каком злодеянии не помышляют, надо принимать меры, чтобы его не задумали недруги? Но кто они? Ведь все те, которые были, либо потеряли жизнь из-за своего упорства17 , либо сохранили ее благодаря твоему Милосердию, так что ни один из недругов не уцелел, а те, которые были, - твои лучшие друзья. (22) Но все же, так как в душе человека есть очень глубокие тайники и очень далекие закоулки, то мы все же готовы усилить твое подозрение; ведь мы одновременно усилим твою бдительность. Ибо кто столь не осведомлен в положении вещей, столь неопытен в делах государства, кто всегда столь беспечно относится и к своему и к общему благополучию, чтобы не понимать, что его собственное благополучие основано на твоем и что от твоей жизни зависит жизнь всех людей? Со своей стороны, дни и ночи думая о тебе, - а это мой долг - я, во всяком случае, страшусь случайностей в жизни человека, сомнительного исхода болезней и хрупкости нашей природы и скорблю из-за того, что в то время как государство должно быть бессмертно, оно держится на дыхании одного смертного18. (23) Но если к случайностям, которым подвержен человек, и к непрочности его здоровья прибавятся преступные сговоры, то можем ли мы поверить, чтобы кто-либо из богов, даже если бы пожелал, смог помочь государству.
(VIII) Тебе одному, Гай Цезарь, приходится восстанавливать все то, что, как ты видишь, пострадало от самой войны и, как это было неизбежно, поражено и повержено: учреждать суд, восстанавливать кредит, обуздывать страсти19 , заботиться о грядущих поколениях20 , а все то, что распалось и развалилось, связывать суровыми законами. (24) Во время такой тяжелой гражданской войны, когда так пылали сердца и пылали битвы, не было возможности оградить потрясенное государство от потери многих знаков своего величия и устоев своего строя, каков бы ни был исход войны; и оба военачальника, взявшиеся за оружие, совершили многое такое, чему они, нося тоги21 , воспрепятствовали бы сами. Теперь тебе приходится залечивать все эти раны войны, врачевать которые, кроме тебя, не может никто.
(25) И вот я, хоть и не хотелось мне этого, услыхал знакомые нам твои прекраснейшие и мудрейшие слова: "Я достаточно долго прожил как для законов природы, так и для славы". Достаточно, быть может, для законов природы, если ты так хочешь; добавлю также, если тебе угодно, и для славы, но - и это самое важное - для отчизны, несомненно, мало. Поэтому оставь, прошу тебя, эти мудрые изречения ученых людей о презрении к смерти; не будь мудрецом, так как нам это грозит опасностью. Ибо я не раз слыхал, что ты слишком часто говоришь одно и то же, что ты прожил достаточно [для себя]. Верю тебе, но я был бы готов это слушать, если бы ты жил для себя одного, вернее, только для себя одного родился. Благополучие всех граждан и все государство зависят от твоих деяний; ты настолько далек от завершения своих величайших дел, что еще не заложил и основ того, что задумал22 . Неужели ты установишь предел для своей жизни, руководствуясь не благом государства, а скромностью своей души? Что если этого недостаточно даже для славы? А ведь того, что ты жаждешь ее, ты, сколь ты ни мудр, отрицать не станешь. (26) "Разве то, что я оставлю, - спросишь ты, - будет недостаточно великим?" Да нет же, этого хватило бы для многих других, но этого мало для одного тебя. Каковы бы ни были твои деяния, их мало, когда есть что-либо более важное. Но если твои бессмертные деяния, Гай Цезарь, должны были привести к тому, чтобы ты, одержав над противниками полную победу, оставил государство в таком состоянии, в каком оно находится ныне, то, прошу тебя, берегись, как бы внушенная тебе богами доблесть не вызвала только восхищение тобой лично, а подлинной славы тебе не принесла; ведь слава - это блистательная и повсюду распространившаяся молва о великих заслугах перед согражданами, или перед отечеством, или перед всеми людьми.
(IX, 27) Итак, вот что выпало тебе на долю, вот какое деяние тебе остается совершить, вот над чем тебе надо потрудиться: установить государственный строй и самому наслаждаться им в условиях величайшей тишины и мира. Вот когда ты выплатишь отчизне то, что ты ей должен, и удовлетворишь законам самой природы, пресытившись жизнью, тогда и говори, что ты прожил достаточно долго. Что вообще означает это "долго", заключающее в себе представление о каком-то конце? Когда он наступает, то всякое испытанное наслаждение уже лишено ценности, так как впоследствии уже не будет никакого23 . Впрочем, твоя душа никогда не удовлетворялась теми тесными пределами, которыми природа ограничила нашу жизнь; душа твоя всегда горела любовью к бессмертию. (28) И твоей жизнью поистине надо считать не эту вот, связанную с телом и дыханием; твоя жизнь - эта та, повторяю, та, которая останется свежей в памяти всех грядущих поколений, которую будут хранить потомки и сама вечность всегда будет оберегать. Той жизни ты и должен служить, перед ней ты и должен себя проявить; она видит уже давно много изумительного; теперь она ожидает и того, что достойно славы.
Потомки наши, несомненно, будут поражены, слыша и читая о тебе как о полководце и наместнике, о Рейне, об Океане, о Ниле, о сражениях бесчисленных, о невероятных победах, о памятниках, об играх для народа, о твоих триумфах. (29) Но если этот город не будет укреплен твоими решениями и установлениями, то твое имя будет только блуждать по всему миру, но постоянного обиталища и определенного жилища у него не будет. Также и среди будущих поколений возникнут большие разногласия (как это было и среди нас): одни будут превозносить твои деяния до небес, другие, пожалуй, найдут в них что-либо достойное порицания и особенно в том случае, если ты на благо отчизне не потушишь пожара гражданской войны; если же ты сделаешь это, то первое будут объяснять велением рока, а второе - приписывать твоей мудрости. Поэтому трудись для тех судей, которые будут судить о тебе через много веков и, пожалуй, менее лицеприятно, чем мы; ибо они будут судить и без любви, и без пристрастия, и без ненависти и зависти. (30) Но даже если это для тебя тогда уже не будет иметь значения, как некоторые [ложно] думают, то ныне для тебя, несомненно, важно быть таким, чтобы твою славу никогда не могло омрачить забвение.
(X) Различны были желания граждан, расходились их взгляды; наши разногласия выражались не только в образе мыслей и в стремлениях, но и в вооруженных столкновениях и походах; царил какой-то мрак, происходила борьба между прославленными полководцами. Многие не знали, чье дело правое; многие не знали, что им полезно, многие - что им подобало; некоторые - даже что было дозволено. (31) Государство пережило эту злосчастную и роковую войну; победил тот, кто был склонен не разжигать свою ненависть своей удачей, а смягчать ее своим милосердием, тот, кто не был склонен признать достойными изгнания или смерти всех тех, на кого был разгневан. Одни свое оружие сложили24 , у других его вырвали из рук. Неблагодарен и несправедлив гражданин, который, избавившись от угрозы оружия, сам остается в душе вооруженным, так что даже более честен тот, кто пал в бою, кто отдал жизнь за свое дело. Ибо то, что кое-кому может показаться упорством, другим может показаться непоколебимостью. (32) Но ныне все раздоры сломлены оружием и устранены справедливостью победителя; остается, чтобы все те, кто обладает какой-то долей, не говорю уже - мудрости, но даже здравого смысла, были единодушны в своих желаниях. Мы можем быть невредимы только в том случае, если ты, Гай Цезарь, будешь невредим и верен тем взглядам, которых ты держался ранее и - что особенно важно - держишься ныне. Поэтому все мы, желающие безопасности нашей державы, убеждаем и заклинаем тебя заботиться о своей жизни и благополучии, все мы (скажу также и за других то, что чувствую сам) обещаем тебе - коль скоро ты думаешь, что следует чего-то опасаться, - не только быть твоей стражей и охраной, но также и заслонить тебя своей грудью и своим телом.
(ХI, 33) Но - дабы моя речь закончилась тем же, с чего она началась, все мы выражаем тебе. Гай Цезарь, величайшую благодарность и храним в своих сердцах еще большую. Ведь все чувствуют то же, что мог почувствовать и ты, слыша мольбы и видя слезы всех присутствующих. Но так как нет необходимости, чтобы каждый встал и высказался, то все они, несомненно, хотят, чтобы это сказал я; для меня же это в некоторой степени необходимо; ибо то, что мы должны чувствовать после того, как Марк Марцелл тобой возвращен нашему сословию, римскому народу и государству, то, как я понимаю, мы и чувствуем. Ибо я чувствую, что все радуются не спасению одного человека, а нашему общему спасению.
(34) Мое расположение к Марку Марцеллу всегда было известно всем людям, я уступал в нем разве только Гаю Марцеллу, его лучшему и преданнейшему брату, а кроме него, конечно, никому; оно проявлялось в моем беспокойстве, заботе, тревоге в течение всего того времени, пока мы не знали будет ли Марк Марцелл восстановлен в правах. В настоящее время я , избавленный от великих забот, тягот и огорчений, несомненно, должен заявить о нем. Поэтому я, воздавая тебе благодарность, Гай Цезарь, говорю: после того, как ты не только сохранил мне жизнь, но и возвеличил меня, ты - я считал это уже невозможным - неисчислимые милости, оказанные мне тобой, своим последним поступком великолепно увенчал.
Марк Туллий Цицерон. Речь о консульских провинциях. Примечания.
ПРИМЕЧАНИЯ
В мае 56 г., после совещания триумвиров в Луке, в сенате обсуждался вопрос о назначении провинций для консулов 55 г., чтобы последние вступили в управление ими по окончании консульства (в соответствии с Семпрониевым законом). В 56 г. проконсулом Трансальпийской Галлии и Цисальпийской Галлиии с Иллириком был Цезарь; срок его полномочий истекал в конце февраля (или дополнительного месяца) 54 г. Проконсулом Сирии в 56 г. был Авл Габиний, проконсулом Македонии - Луций Кальпурний Писон. Выполняя свои обязательства перед триумвирами, взятые им на себя перед своим возвращением из изгнания, Цицерон высказался за продление срока наместничества Цезаря. Одновременно он выступил против своих врагов, консулов 58 г. Габиния и Писона, и предложил отозвать их из провинций. Цезарю сенат продлил полномочия. На смену Писону был назначен претор Квинт Анхарий, тем самым Македония была сделана преторской провинцией. Габиний был оставлен в качестве проконсула Сирии. На 54 г. проконсульство в Сирии была назначено Марку Лицинию Крассу. Какая провинция была сделана консульской вместо Македонии - неизвестно.
1. На основании Семпрониева закона 123 г. См. прим. 28 к речи 17.
2. Цицерон имеет в виду свое изгнание в 58 г.
3. В 56 г. Сирия и Македония были консульскими провинциями. Консульские провинции назначались сенатом; интерцессии трибуна при этом не допускалось. Преторские провинции назначались комициями; интерцессия была возможна. См. прим. 57 к речи 5.
4. На основании Ватиниева закона 59 г. (принят в нарушение Семпрониева закона и прав сената) Цезарю было на пять лет предоставлено проконсульство в Цисальпийской Галлии с Иллириком и командование тремя легионами. Сенат прибавил ему проконсульство в Трансальпийской Галлии и еще два легиона.
5. Консулы 58 г., Луций Кальпурний Писон и Авл Габиний.
6. См. прим. 46 к речи 17.
7. См. прим. 106 к речи 13.
8. Об императоре см. прим. 70 к речи 1, о трофее - прим. 77 к речи 4.
9. См. письмо Q. Fr. III, 1, 24 (СХ LV).
10. О легатах см. прим. 13 к речи 3
11. О Цезонине Кальвенции см. прим. 32 к речи 16.
12. Верность Риму во время войны с Митридатом VI Евпатором.
13. Очевидно, Византий был сделан суверенной городской общиной (civitas libera).
14. Публий Клодий Пульхр.
15. См. прим. 27 к речи 17 и прим. 265 к речи 18.
16. Авл Габиний. Прообразом Семирамиды была ассирийская царица Шаммурамат (IX-VIII вв.). Античная историография смешала ее с мидийской царевной, женой Навуходоносора, для которой он устроил "висячие сады". См. Диодор, II, 4-20. (Прим. Э. Л. Казакевич).
17. Каппадокийский царь Ариобарзан II, дважды изгнанный Митридатом и восстановленный на престоле Суллой, а затем Помпеем. См. письмо Fа m., XV, 2, 5 (ССХХ).
18. Т.е. как гладиатора, вооруженного по-фракийски.
19. Т.е. с местными царьками (тетрархами).
20. Соглашения между откупщиками и городскими общинами в провинции насчет уплаты налогов и податей. См. письмо Q. fr., I, 1, 35 (XXX). Откупщики были вправе брать неплательщиков под стражу.
21. Откупщики доводили провинции до полного разорения. См. письма Att., V, 16, 2 (ССVШ); 21, 10 сл. (ССХLIХ); VI, 1, 2 сл. (ССLI). Поэтому такое отрицательное отношение Цицерона к той борьбе, какую, по его словам, Габиний вел с откупщиками, едва ли справедливо.
22. См. прим. 83 к речи 13.
23. Lex censoria - постановление, которое цензор издавал на пятилетие, определяя размер податей и налогов и условия платежа. См. письмо Q. fr., I, 1, 35 (XXX).
24. Ср. речь 16, N 13.
25. В 57 г. в сенате обсуждался вопрос об отмене законов Клодия (в том числе закона о консульских провинциях), как принятых вопреки авспициям и под давлением силы.
26. Ср. письмо Q. fr., II, 6. 1 (СVШ). См. прим. 22 к речи 11.
27. Луций Кальпурний Писон. Ср. речь 16, N 14.
28. Тит Альбуций, получивший образование в Афинах, после своей претуры в Сардинии был обвинен в вымогательстве и осужден; он снова уехал в Афины, в изгнание. Ср. Цицерон, "Брут", N 131.
29. Речь идет о назначении провинций для консулов 55 г. Если одному из них будет назначена Трансальпийская, а другому Цисальпийская Галлия, то Писон и Габиний смогут остаться наместниками консульских провинций Македонии и Сирии.
30. О ком идет речь, неизвестно. См. выше, прим. 3.
31. Это мог быть консул Луций Марций Филипп (см. N 21) или кто-нибудь из оптиматов.
32. Тиберий Семпроний Гракх, трибун 187 г., консул 177 г., цензор 169 г., отец известных братьев Гракхов.
33. Луций Корнелий Сципион Азиатский и Публий Корнелий Сципион Африканский Старший,привлеченные к суду после войны в Сирии.
34. После этого Сципион, по просьбе сената, обещал Гракху в жены свою дочь.
35. Луций Лициний Красc, известный оратор. О Скавре см. прим. 47 к речи 2.
36. Марий был во время войны легатом Квинта Цецилия Метелла. Избранный в консулы на 107 .г. Марий сменил Метелла в Африке, где закончил войну с Югуртой. См. Саллюстий, "Югурта", 64, 82 cл.
37. Война с кимврами.
38. Марк Эмилий Лепид, консул 187 и 175 гг., строитель Эмилиевой дороги. В 201 г., когда Птолемей V Эпифан поручил своего сына опеке Рима, сенат отправил Лепида в Александрию.
39. Квинт Энний.
40. Марк Фулъвий Нобилиор, консул 189 г., победитель этолян. Ср. речь 15, N 11,
41. Луций Марций Филипп-отец был консулом в 91 г., противник Марка Ливия Друса. Цицерон обращается к его сыну, консулу 56 г.
42. Луций Лициний Лукулл, консул 74 г. (брат Марка Лукулла, консула 73 г.), руководил военными действиями против Митридата и Тиграна. В 66 г. командование на Востоке было поручено Помпею; см. речь 5.
43. Имеются в виду события 57 г., предшествовавшие возвращению Цицерона из изгнания. Ср. речи 16, N 25: 17, N 7; 18, N 72, 130; письмо Fа m., V, 4 (LХХХVШ).
44. Подавлением заговора Катилины и своим отъездом в изгнание. Ср. речи 16, N 6, 33; 17, N 76, 99; 18, N 42 cл., 49.
45. См. прим. 104 к речи 17.
46. См. выше, N 14.
47. По окончании войны с кимврами.
48. Благодарственные молебствия богам по случаю победы (прим. 22 к речи 11) обычно назначались продолжительностью в пять дней. В 63 г., по окончании войны с Митридатом, по предложению Цицерона были назначены 10-дневные молебствия от имени Помпея. В 56 г., после победы Цезаря над белгами, были назначены 15-дневные молебствия, в 55 г., после его победы над арвернами, 20-дневные. Ср. Цезарь, "Галльская война", II, 35; IV, 38, 52; VII, 90.
49. Древние называли Океаном моря, омывающие Европу с северо-запада.
50. Речь идет о пиратах, уничтоженных Помпеем. См. речь 5, N 31 сл.
51. Черное море (Понт Эвксинский).
52. Провинции Вифиния, Понт и Сирия, организованные Помпеем после войны с Митридатом VI.
53. Претор 63 г. Вместе с претором Луцием Валерием Флакком в ночь на 3 декабря задержал послов аллоброгов и захватил письма сторонников Катилины; см. речь 11; впоследствии был пропретором в Галлии, в 51-50 гг. - легатом Цицерона в Киликии.
54. Нарбонская Галлия, через которую лежал путь в Испанию.
55. О богах-пенатах см. прим. 31 к речи 1.
56. У Цезаря была дочь Юлия (жена Помпея). Римляне иногда говорили об одном ребенке, употребляя множественное число.
57. Ватиниев закон; см. выше, прим. 4.
58. Проконсульство в Трансальпийской Галлии было предоставлено Цезарю сенатом; см. выше, прим. 3. Часть провинции, "имеющая защитника" , Цисальпийская Галлия; "защитник" - трибун, который вправе совершить интерцессию в комициях; см. выше, прим. 4.
59. Так как провинция останется в ведении Цезаря до 1 марта 54 г.
60. См. прим. 136 к речи 18.
61. Ср. речь 18, N 96, 105, 113 сл.
62. О Гае Виселлии Варроне см. Цицерон, "Брут",
63. Квинквевирамбыло поручено устроить колонию ветеранов в Капуе. См. письмо Att. II, 19, 4 (ХLVI). Предложено и чтение "в вигинтивирате". Это была комиссия из 20 человек, ведавшая распределением земли в Кампании (в силу второго земельного закона Цезаря, 59 г.).
64. Помпей, Красс, Цицерон.
65. См. письма Аtt., II, 18, 3 (ХLУ); 19, 5 (ХL VI).
66. В подлиннике игра слов: "популяр" и "народный".
67. Публий Клодий Пульхр. Ср. речь 17, N 41.
68. Консульство Авла Габиния и Луция Писона и трибунат Клодия.
69. Ср. речь 18, N 71.
70. Ср. письмо Fam., I, 9, 12 (СLIХ).
71. Оптиматы Марк Порций Катон, Публий Корнелий Лентул Спинтер, Марк Кальпурний Бибул, Квинт Цецилий Метелл Непот
72. Ср. речь 17, N 40; письмо Att., II, 20, 4 (Х LV П).
73. Так Цицерон называл Клодиев закон "Об изгнании Марка Туллия". Ср. речи 16, N 4; 18, N 65, 133. См. прим; 28 к речи 1.
74. Ср. речи 17, N 20 cл., 65 cл.; 18, N 56, 60 cл.
75. Ср. речь 17, N 41 cл.
76. Об Элиевом законе см. прим. 11 к речи 8, о Фуфиевом - прим. 27 к речи 16.
77. Клодиевы законы 58 г.: об отмене права обнунциации, об отмене Фуфиева закона, об ограничении прав цензоров. Об обнунциации см. прим. 11 к речи 8, об интерцессии - прим. 57 к речи 5.
78. О священных законах см. прим. 57 к речи 17.
79. Земельные законы Цезаря (59 г.), проведенные им через комиции несмотря на противодействие сената.
80. Цезарь.
Марк Туллий Цицерон. Речь об ответах гаруспиков. Примечания.
ПРИМЕЧАНИЯ
Гаруспициной называлось сложившееся в Этрурии учение об истолковании знамений и предсказании судьбы. Гаруспики объясняли значение удара молнии, гадали по внутренностям жертвенного животного (необычное расположение или необычный внешний вид внутренностей считались дурным признаком) и истолковывали знамения. Они указывали, какое божество посылает знамение, за что оно в гневе и как его умилостивить. Гаруспики входили и в состав когорты полководца или наместника. В городе Риме были странствующие гаруспики, к которым частные лица могли обращаться. Ср. Цицерон, письмо Fam., VI, 6, 3, 9 (ССССХС).
(V, 13) Теперь, отцы-сенаторы, посмотрите, как далеко Гай Цезарь идет в своем решении. Ведь все мы, которых некая злосчастная и гибельная для государства судьба толкнула на памятную нам войну, во всяком случае, - хотя мы и повинны в заблуждении, свойственном человеку, - все же от обвинения в преступлении освобождены. Когда Гай Цезарь, по вашему ходатайству, ради государства сохранил жизнь Марку Марцеллу; когда он возвратил меня и мне самому и государству без чьего бы то ни было ходатайства11; когда он возвратил и им самим и отчизне остальных виднейших мужей, о многочисленности и высоком положении которых вы можете судить даже по нынешнему собранию, то он не врагов ввел в Курию, но признал, что большинство из нас вступило в войну скорее по своему неразумию и ввиду ложного и пустого страха, чем из честолюбия и жестокости.
(14) Даже во время этой войны я всегда полагал, что нужно выслушивать мирные предложения, и всегда скорбел из-за того, что не только мир; но даже и речи граждан, требовавших мира, отвергались. Ведь сам я в гражданской войне никогда не принимал участия - ни на той, ни вообще на какой бы то ни было стороне, и мои советы всегда были союзниками мира и тоги, а не войны и оружия12 . Я последовал за тем человеком из чувства долга как частное лицо, а не как государственный деятель, моим благодарным сердцем настолько владела верность воспоминаниям13 , что я, не только не движимый честолюбием, но даже не питая надежды, вполне обдуманно и сознательно шел как бы на добровольную гибель. (15) Этого своего образа мыслей я ничуть не скрывал: ведь я и среди представителей нашего сословия, еще до начала событий, высказал многое в защиту мира, да и во время самой войны подал за это же свой голос даже с опасностью для жизни. Ввиду этого никто не будет столь несправедлив в оценке событий, чтобы усомниться в тех побуждениях, которыми Цезарь руководился в этой войне, раз он тотчас же признал нужным сохранить жизнь тем, кто хотел мира, в то время как его гнев против других был сильнее. И это, пожалуй, было ничуть не удивительно, пока еще не был ясен исход войны и было переменчиво военное счастье; но тот, кто, достигнув победы, благосклонен к тем, кто хотел мира, тем самым открыто заявляет, что он предпочел бы вообще не сражаться, чем оказаться победителем14.
(VI, 16) Именно в этом я и ручаюсь за Марка Марцелла; ибо наши взгляды совпадали всегда - во времена мира и во время войны. Сколько раз и с какой-глубокой скорбью смотрел я, как он страшился и высокомерия определенных людей и жестокости самой победы! Тем более по-сердцу должно быть твое великодушие, Гай Цезарь, нам, видевшим все это; ведь ныне надо сравнивать не цели одной воюющей стороны с целями другой, а победу одной стороны с победой другой! (17) Мы видели, что по окончании сражений твоей победе был положен предел; меча, выхваченного из ножен, в Риме мы не видели. Граждан, которых мы потеряли, поразила сила Марса, а не ярость победы, так что никто не станет сомневаться в том, что Гай Цезарь, если бы мог, многих вызвал бы из подземного царства, так как из числа своих противников он сохраняет жизнь всем, кому только может. Что касается другой стороны, то я скажу только то, чего все мы опасались: их победа могла бы оказаться безудержной в своей ярости15. (18) Ведь некоторые из них угрожали не только людям, взявшимся за оружие, но иногда даже и тем, кто стоял в стороне; они говорили, что надо думать не о наших воззрениях, а о том, где кто был, так что мне, по крайней мере, кажется, что, даже если бессмертные боги и покарали римский народ за какое-то преступление, побудив его к такой большой и столь плачевной гражданской войне, то они, либо уже умилостивленные, либо, наконец, удовлетворенные, всю надежду на спасение связали с милосердием победителя и с его мудростью.
(19) Радуйся поэтому своему столь исключительному благополучию и наслаждайся как своей счастливой судьбой и славой, так и своими природными дарованиями и своим образом жизни; именно в этом величайшая награда и удовольствие для мудрого человека. Когда ты станешь припоминать другие свои деяния, ты, правда, очень часто будешь радоваться своей доблести, но все же, главным образом, своей удачливости16 ; однако сколько бы раз ты ни подумал о нас, которых ты захотел видеть в государстве рядом с собой, столько же раз ты подумаешь и о своих величайших милостях, о своем необычайном великодушии, о своей исключительной мудрости. Я осмеливаюсь назвать все это не только высшими благами, но даже, бесспорно, единственными, имеющими ценность. Ибо так велика блистательность истинных заслуг, а величие духа и помыслов обладает столь великим достоинством, что именно это кажется дарованным Доблестью, а все прочее - предоставленным Судьбой. (20) Поэтому неустанно сохраняй жизнь честным мужам, а особенно тем из них, которые совершили проступок не по честолюбию или по злонамеренности, а повинуясь чувству долга, быть может, глупому, но во всяком случае не бесчестному, так сказать, воображая, что приносят пользу государству. Ведь не твоя вина, если кое-кто тебя боялся; наоборот, твоя величайшая заслуга в том, что тебя - и они это почувствовали - бояться было нечего.
(VII, 21) Перехожу теперь к твоей важнейшей жалобе и к твоему тягчайшему подозрению, которое следует принять во внимание и тебе самому и всем гражданам, особенно нам, которым ты сохранил жизнь. Хотя подозрение это, надеюсь, ложно, все же я ни в коем случае не стану умалять его важности. Ибо твоя безопасность - наша безопасность, так что - если уж надо выбирать одно из двух - я бы скорее хотел показаться чересчур боязливым, чем недостаточно предусмотрительным. Но разве найдется такой безумец? Не из числа ли твоих близких? Впрочем, кто принадлежит тебе в большей мере, чем те, кому ты, нежданно-негаданно, возвратил гражданские права? Или из числа тех, кто был вместе с тобой? Едва ли кто-нибудь обезумеет настолько, чтобы для него жизнь его вождя, следуя за которым, он достиг всего, чего желал, не была дороже его собственной. Или же, если твои сторонники ни о каком злодеянии не помышляют, надо принимать меры, чтобы его не задумали недруги? Но кто они? Ведь все те, которые были, либо потеряли жизнь из-за своего упорства17 , либо сохранили ее благодаря твоему Милосердию, так что ни один из недругов не уцелел, а те, которые были, - твои лучшие друзья. (22) Но все же, так как в душе человека есть очень глубокие тайники и очень далекие закоулки, то мы все же готовы усилить твое подозрение; ведь мы одновременно усилим твою бдительность. Ибо кто столь не осведомлен в положении вещей, столь неопытен в делах государства, кто всегда столь беспечно относится и к своему и к общему благополучию, чтобы не понимать, что его собственное благополучие основано на твоем и что от твоей жизни зависит жизнь всех людей? Со своей стороны, дни и ночи думая о тебе, - а это мой долг - я, во всяком случае, страшусь случайностей в жизни человека, сомнительного исхода болезней и хрупкости нашей природы и скорблю из-за того, что в то время как государство должно быть бессмертно, оно держится на дыхании одного смертного18. (23) Но если к случайностям, которым подвержен человек, и к непрочности его здоровья прибавятся преступные сговоры, то можем ли мы поверить, чтобы кто-либо из богов, даже если бы пожелал, смог помочь государству.
(VIII) Тебе одному, Гай Цезарь, приходится восстанавливать все то, что, как ты видишь, пострадало от самой войны и, как это было неизбежно, поражено и повержено: учреждать суд, восстанавливать кредит, обуздывать страсти19 , заботиться о грядущих поколениях20 , а все то, что распалось и развалилось, связывать суровыми законами. (24) Во время такой тяжелой гражданской войны, когда так пылали сердца и пылали битвы, не было возможности оградить потрясенное государство от потери многих знаков своего величия и устоев своего строя, каков бы ни был исход войны; и оба военачальника, взявшиеся за оружие, совершили многое такое, чему они, нося тоги21 , воспрепятствовали бы сами. Теперь тебе приходится залечивать все эти раны войны, врачевать которые, кроме тебя, не может никто.
(25) И вот я, хоть и не хотелось мне этого, услыхал знакомые нам твои прекраснейшие и мудрейшие слова: "Я достаточно долго прожил как для законов природы, так и для славы". Достаточно, быть может, для законов природы, если ты так хочешь; добавлю также, если тебе угодно, и для славы, но - и это самое важное - для отчизны, несомненно, мало. Поэтому оставь, прошу тебя, эти мудрые изречения ученых людей о презрении к смерти; не будь мудрецом, так как нам это грозит опасностью. Ибо я не раз слыхал, что ты слишком часто говоришь одно и то же, что ты прожил достаточно [для себя]. Верю тебе, но я был бы готов это слушать, если бы ты жил для себя одного, вернее, только для себя одного родился. Благополучие всех граждан и все государство зависят от твоих деяний; ты настолько далек от завершения своих величайших дел, что еще не заложил и основ того, что задумал22 . Неужели ты установишь предел для своей жизни, руководствуясь не благом государства, а скромностью своей души? Что если этого недостаточно даже для славы? А ведь того, что ты жаждешь ее, ты, сколь ты ни мудр, отрицать не станешь. (26) "Разве то, что я оставлю, - спросишь ты, - будет недостаточно великим?" Да нет же, этого хватило бы для многих других, но этого мало для одного тебя. Каковы бы ни были твои деяния, их мало, когда есть что-либо более важное. Но если твои бессмертные деяния, Гай Цезарь, должны были привести к тому, чтобы ты, одержав над противниками полную победу, оставил государство в таком состоянии, в каком оно находится ныне, то, прошу тебя, берегись, как бы внушенная тебе богами доблесть не вызвала только восхищение тобой лично, а подлинной славы тебе не принесла; ведь слава - это блистательная и повсюду распространившаяся молва о великих заслугах перед согражданами, или перед отечеством, или перед всеми людьми.
(IX, 27) Итак, вот что выпало тебе на долю, вот какое деяние тебе остается совершить, вот над чем тебе надо потрудиться: установить государственный строй и самому наслаждаться им в условиях величайшей тишины и мира. Вот когда ты выплатишь отчизне то, что ты ей должен, и удовлетворишь законам самой природы, пресытившись жизнью, тогда и говори, что ты прожил достаточно долго. Что вообще означает это "долго", заключающее в себе представление о каком-то конце? Когда он наступает, то всякое испытанное наслаждение уже лишено ценности, так как впоследствии уже не будет никакого23 . Впрочем, твоя душа никогда не удовлетворялась теми тесными пределами, которыми природа ограничила нашу жизнь; душа твоя всегда горела любовью к бессмертию. (28) И твоей жизнью поистине надо считать не эту вот, связанную с телом и дыханием; твоя жизнь - эта та, повторяю, та, которая останется свежей в памяти всех грядущих поколений, которую будут хранить потомки и сама вечность всегда будет оберегать. Той жизни ты и должен служить, перед ней ты и должен себя проявить; она видит уже давно много изумительного; теперь она ожидает и того, что достойно славы.
Потомки наши, несомненно, будут поражены, слыша и читая о тебе как о полководце и наместнике, о Рейне, об Океане, о Ниле, о сражениях бесчисленных, о невероятных победах, о памятниках, об играх для народа, о твоих триумфах. (29) Но если этот город не будет укреплен твоими решениями и установлениями, то твое имя будет только блуждать по всему миру, но постоянного обиталища и определенного жилища у него не будет. Также и среди будущих поколений возникнут большие разногласия (как это было и среди нас): одни будут превозносить твои деяния до небес, другие, пожалуй, найдут в них что-либо достойное порицания и особенно в том случае, если ты на благо отчизне не потушишь пожара гражданской войны; если же ты сделаешь это, то первое будут объяснять велением рока, а второе - приписывать твоей мудрости. Поэтому трудись для тех судей, которые будут судить о тебе через много веков и, пожалуй, менее лицеприятно, чем мы; ибо они будут судить и без любви, и без пристрастия, и без ненависти и зависти. (30) Но даже если это для тебя тогда уже не будет иметь значения, как некоторые [ложно] думают, то ныне для тебя, несомненно, важно быть таким, чтобы твою славу никогда не могло омрачить забвение.
(X) Различны были желания граждан, расходились их взгляды; наши разногласия выражались не только в образе мыслей и в стремлениях, но и в вооруженных столкновениях и походах; царил какой-то мрак, происходила борьба между прославленными полководцами. Многие не знали, чье дело правое; многие не знали, что им полезно, многие - что им подобало; некоторые - даже что было дозволено. (31) Государство пережило эту злосчастную и роковую войну; победил тот, кто был склонен не разжигать свою ненависть своей удачей, а смягчать ее своим милосердием, тот, кто не был склонен признать достойными изгнания или смерти всех тех, на кого был разгневан. Одни свое оружие сложили24 , у других его вырвали из рук. Неблагодарен и несправедлив гражданин, который, избавившись от угрозы оружия, сам остается в душе вооруженным, так что даже более честен тот, кто пал в бою, кто отдал жизнь за свое дело. Ибо то, что кое-кому может показаться упорством, другим может показаться непоколебимостью. (32) Но ныне все раздоры сломлены оружием и устранены справедливостью победителя; остается, чтобы все те, кто обладает какой-то долей, не говорю уже - мудрости, но даже здравого смысла, были единодушны в своих желаниях. Мы можем быть невредимы только в том случае, если ты, Гай Цезарь, будешь невредим и верен тем взглядам, которых ты держался ранее и - что особенно важно - держишься ныне. Поэтому все мы, желающие безопасности нашей державы, убеждаем и заклинаем тебя заботиться о своей жизни и благополучии, все мы (скажу также и за других то, что чувствую сам) обещаем тебе - коль скоро ты думаешь, что следует чего-то опасаться, - не только быть твоей стражей и охраной, но также и заслонить тебя своей грудью и своим телом.
(ХI, 33) Но - дабы моя речь закончилась тем же, с чего она началась, все мы выражаем тебе. Гай Цезарь, величайшую благодарность и храним в своих сердцах еще большую. Ведь все чувствуют то же, что мог почувствовать и ты, слыша мольбы и видя слезы всех присутствующих. Но так как нет необходимости, чтобы каждый встал и высказался, то все они, несомненно, хотят, чтобы это сказал я; для меня же это в некоторой степени необходимо; ибо то, что мы должны чувствовать после того, как Марк Марцелл тобой возвращен нашему сословию, римскому народу и государству, то, как я понимаю, мы и чувствуем. Ибо я чувствую, что все радуются не спасению одного человека, а нашему общему спасению.
(34) Мое расположение к Марку Марцеллу всегда было известно всем людям, я уступал в нем разве только Гаю Марцеллу, его лучшему и преданнейшему брату, а кроме него, конечно, никому; оно проявлялось в моем беспокойстве, заботе, тревоге в течение всего того времени, пока мы не знали будет ли Марк Марцелл восстановлен в правах. В настоящее время я , избавленный от великих забот, тягот и огорчений, несомненно, должен заявить о нем. Поэтому я, воздавая тебе благодарность, Гай Цезарь, говорю: после того, как ты не только сохранил мне жизнь, но и возвеличил меня, ты - я считал это уже невозможным - неисчислимые милости, оказанные мне тобой, своим последним поступком великолепно увенчал.
Марк Туллий Цицерон. Речь о консульских провинциях. Примечания.
ПРИМЕЧАНИЯ
В мае 56 г., после совещания триумвиров в Луке, в сенате обсуждался вопрос о назначении провинций для консулов 55 г., чтобы последние вступили в управление ими по окончании консульства (в соответствии с Семпрониевым законом). В 56 г. проконсулом Трансальпийской Галлии и Цисальпийской Галлиии с Иллириком был Цезарь; срок его полномочий истекал в конце февраля (или дополнительного месяца) 54 г. Проконсулом Сирии в 56 г. был Авл Габиний, проконсулом Македонии - Луций Кальпурний Писон. Выполняя свои обязательства перед триумвирами, взятые им на себя перед своим возвращением из изгнания, Цицерон высказался за продление срока наместничества Цезаря. Одновременно он выступил против своих врагов, консулов 58 г. Габиния и Писона, и предложил отозвать их из провинций. Цезарю сенат продлил полномочия. На смену Писону был назначен претор Квинт Анхарий, тем самым Македония была сделана преторской провинцией. Габиний был оставлен в качестве проконсула Сирии. На 54 г. проконсульство в Сирии была назначено Марку Лицинию Крассу. Какая провинция была сделана консульской вместо Македонии - неизвестно.
1. На основании Семпрониева закона 123 г. См. прим. 28 к речи 17.
2. Цицерон имеет в виду свое изгнание в 58 г.
3. В 56 г. Сирия и Македония были консульскими провинциями. Консульские провинции назначались сенатом; интерцессии трибуна при этом не допускалось. Преторские провинции назначались комициями; интерцессия была возможна. См. прим. 57 к речи 5.
4. На основании Ватиниева закона 59 г. (принят в нарушение Семпрониева закона и прав сената) Цезарю было на пять лет предоставлено проконсульство в Цисальпийской Галлии с Иллириком и командование тремя легионами. Сенат прибавил ему проконсульство в Трансальпийской Галлии и еще два легиона.
5. Консулы 58 г., Луций Кальпурний Писон и Авл Габиний.
6. См. прим. 46 к речи 17.
7. См. прим. 106 к речи 13.
8. Об императоре см. прим. 70 к речи 1, о трофее - прим. 77 к речи 4.
9. См. письмо Q. Fr. III, 1, 24 (СХ LV).
10. О легатах см. прим. 13 к речи 3
11. О Цезонине Кальвенции см. прим. 32 к речи 16.
12. Верность Риму во время войны с Митридатом VI Евпатором.
13. Очевидно, Византий был сделан суверенной городской общиной (civitas libera).
14. Публий Клодий Пульхр.
15. См. прим. 27 к речи 17 и прим. 265 к речи 18.
16. Авл Габиний. Прообразом Семирамиды была ассирийская царица Шаммурамат (IX-VIII вв.). Античная историография смешала ее с мидийской царевной, женой Навуходоносора, для которой он устроил "висячие сады". См. Диодор, II, 4-20. (Прим. Э. Л. Казакевич).
17. Каппадокийский царь Ариобарзан II, дважды изгнанный Митридатом и восстановленный на престоле Суллой, а затем Помпеем. См. письмо Fа m., XV, 2, 5 (ССХХ).
18. Т.е. как гладиатора, вооруженного по-фракийски.
19. Т.е. с местными царьками (тетрархами).
20. Соглашения между откупщиками и городскими общинами в провинции насчет уплаты налогов и податей. См. письмо Q. fr., I, 1, 35 (XXX). Откупщики были вправе брать неплательщиков под стражу.
21. Откупщики доводили провинции до полного разорения. См. письма Att., V, 16, 2 (ССVШ); 21, 10 сл. (ССХLIХ); VI, 1, 2 сл. (ССLI). Поэтому такое отрицательное отношение Цицерона к той борьбе, какую, по его словам, Габиний вел с откупщиками, едва ли справедливо.
22. См. прим. 83 к речи 13.
23. Lex censoria - постановление, которое цензор издавал на пятилетие, определяя размер податей и налогов и условия платежа. См. письмо Q. fr., I, 1, 35 (XXX).
24. Ср. речь 16, N 13.
25. В 57 г. в сенате обсуждался вопрос об отмене законов Клодия (в том числе закона о консульских провинциях), как принятых вопреки авспициям и под давлением силы.
26. Ср. письмо Q. fr., II, 6. 1 (СVШ). См. прим. 22 к речи 11.
27. Луций Кальпурний Писон. Ср. речь 16, N 14.
28. Тит Альбуций, получивший образование в Афинах, после своей претуры в Сардинии был обвинен в вымогательстве и осужден; он снова уехал в Афины, в изгнание. Ср. Цицерон, "Брут", N 131.
29. Речь идет о назначении провинций для консулов 55 г. Если одному из них будет назначена Трансальпийская, а другому Цисальпийская Галлия, то Писон и Габиний смогут остаться наместниками консульских провинций Македонии и Сирии.
30. О ком идет речь, неизвестно. См. выше, прим. 3.
31. Это мог быть консул Луций Марций Филипп (см. N 21) или кто-нибудь из оптиматов.
32. Тиберий Семпроний Гракх, трибун 187 г., консул 177 г., цензор 169 г., отец известных братьев Гракхов.
33. Луций Корнелий Сципион Азиатский и Публий Корнелий Сципион Африканский Старший,привлеченные к суду после войны в Сирии.
34. После этого Сципион, по просьбе сената, обещал Гракху в жены свою дочь.
35. Луций Лициний Красc, известный оратор. О Скавре см. прим. 47 к речи 2.
36. Марий был во время войны легатом Квинта Цецилия Метелла. Избранный в консулы на 107 .г. Марий сменил Метелла в Африке, где закончил войну с Югуртой. См. Саллюстий, "Югурта", 64, 82 cл.
37. Война с кимврами.
38. Марк Эмилий Лепид, консул 187 и 175 гг., строитель Эмилиевой дороги. В 201 г., когда Птолемей V Эпифан поручил своего сына опеке Рима, сенат отправил Лепида в Александрию.
39. Квинт Энний.
40. Марк Фулъвий Нобилиор, консул 189 г., победитель этолян. Ср. речь 15, N 11,
41. Луций Марций Филипп-отец был консулом в 91 г., противник Марка Ливия Друса. Цицерон обращается к его сыну, консулу 56 г.
42. Луций Лициний Лукулл, консул 74 г. (брат Марка Лукулла, консула 73 г.), руководил военными действиями против Митридата и Тиграна. В 66 г. командование на Востоке было поручено Помпею; см. речь 5.
43. Имеются в виду события 57 г., предшествовавшие возвращению Цицерона из изгнания. Ср. речи 16, N 25: 17, N 7; 18, N 72, 130; письмо Fа m., V, 4 (LХХХVШ).
44. Подавлением заговора Катилины и своим отъездом в изгнание. Ср. речи 16, N 6, 33; 17, N 76, 99; 18, N 42 cл., 49.
45. См. прим. 104 к речи 17.
46. См. выше, N 14.
47. По окончании войны с кимврами.
48. Благодарственные молебствия богам по случаю победы (прим. 22 к речи 11) обычно назначались продолжительностью в пять дней. В 63 г., по окончании войны с Митридатом, по предложению Цицерона были назначены 10-дневные молебствия от имени Помпея. В 56 г., после победы Цезаря над белгами, были назначены 15-дневные молебствия, в 55 г., после его победы над арвернами, 20-дневные. Ср. Цезарь, "Галльская война", II, 35; IV, 38, 52; VII, 90.
49. Древние называли Океаном моря, омывающие Европу с северо-запада.
50. Речь идет о пиратах, уничтоженных Помпеем. См. речь 5, N 31 сл.
51. Черное море (Понт Эвксинский).
52. Провинции Вифиния, Понт и Сирия, организованные Помпеем после войны с Митридатом VI.
53. Претор 63 г. Вместе с претором Луцием Валерием Флакком в ночь на 3 декабря задержал послов аллоброгов и захватил письма сторонников Катилины; см. речь 11; впоследствии был пропретором в Галлии, в 51-50 гг. - легатом Цицерона в Киликии.
54. Нарбонская Галлия, через которую лежал путь в Испанию.
55. О богах-пенатах см. прим. 31 к речи 1.
56. У Цезаря была дочь Юлия (жена Помпея). Римляне иногда говорили об одном ребенке, употребляя множественное число.
57. Ватиниев закон; см. выше, прим. 4.
58. Проконсульство в Трансальпийской Галлии было предоставлено Цезарю сенатом; см. выше, прим. 3. Часть провинции, "имеющая защитника" , Цисальпийская Галлия; "защитник" - трибун, который вправе совершить интерцессию в комициях; см. выше, прим. 4.
59. Так как провинция останется в ведении Цезаря до 1 марта 54 г.
60. См. прим. 136 к речи 18.
61. Ср. речь 18, N 96, 105, 113 сл.
62. О Гае Виселлии Варроне см. Цицерон, "Брут",
63. Квинквевирамбыло поручено устроить колонию ветеранов в Капуе. См. письмо Att. II, 19, 4 (ХLVI). Предложено и чтение "в вигинтивирате". Это была комиссия из 20 человек, ведавшая распределением земли в Кампании (в силу второго земельного закона Цезаря, 59 г.).
64. Помпей, Красс, Цицерон.
65. См. письма Аtt., II, 18, 3 (ХLУ); 19, 5 (ХL VI).
66. В подлиннике игра слов: "популяр" и "народный".
67. Публий Клодий Пульхр. Ср. речь 17, N 41.
68. Консульство Авла Габиния и Луция Писона и трибунат Клодия.
69. Ср. речь 18, N 71.
70. Ср. письмо Fam., I, 9, 12 (СLIХ).
71. Оптиматы Марк Порций Катон, Публий Корнелий Лентул Спинтер, Марк Кальпурний Бибул, Квинт Цецилий Метелл Непот
72. Ср. речь 17, N 40; письмо Att., II, 20, 4 (Х LV П).
73. Так Цицерон называл Клодиев закон "Об изгнании Марка Туллия". Ср. речи 16, N 4; 18, N 65, 133. См. прим; 28 к речи 1.
74. Ср. речи 17, N 20 cл., 65 cл.; 18, N 56, 60 cл.
75. Ср. речь 17, N 41 cл.
76. Об Элиевом законе см. прим. 11 к речи 8, о Фуфиевом - прим. 27 к речи 16.
77. Клодиевы законы 58 г.: об отмене права обнунциации, об отмене Фуфиева закона, об ограничении прав цензоров. Об обнунциации см. прим. 11 к речи 8, об интерцессии - прим. 57 к речи 5.
78. О священных законах см. прим. 57 к речи 17.
79. Земельные законы Цезаря (59 г.), проведенные им через комиции несмотря на противодействие сената.
80. Цезарь.
Марк Туллий Цицерон. Речь об ответах гаруспиков. Примечания.
ПРИМЕЧАНИЯ
Гаруспициной называлось сложившееся в Этрурии учение об истолковании знамений и предсказании судьбы. Гаруспики объясняли значение удара молнии, гадали по внутренностям жертвенного животного (необычное расположение или необычный внешний вид внутренностей считались дурным признаком) и истолковывали знамения. Они указывали, какое божество посылает знамение, за что оно в гневе и как его умилостивить. Гаруспики входили и в состав когорты полководца или наместника. В городе Риме были странствующие гаруспики, к которым частные лица могли обращаться. Ср. Цицерон, письмо Fam., VI, 6, 3, 9 (ССССХС).