Цветаева Марина. Поэмы

Марина Цветаева
ПОЭМЫ

ЧАРОДЕЙ
Поэма

         Анастасии Цветаевой

   Он был наш ангел, был наш демон,
   Наш гувернер — наш чародей,
   Наш принц и рыцарь. — Был нам всем он
   Среди людей!
 
   В нем было столько изобилий,
   Что и не знаю, как начну!
   Мы пламенно его любили —
   Одну весну.
 
   Один его звонок по зале —
   И нас охватывал озноб,
   И до безумия пылали
   Глаза и лоб.
 
   И как бы шевелились корни
   Волос, — о, эта дрожь и жуть!
   И зала делалась просторней,
   И ?же — грудь.
 
   И руки сразу леденели,
   И мы не чувствовали ног.
   — Семь раз в течение недели
   Такой звонок!

* * *

   Он здесь. Наш первый и последний!
   И нам принадлежащий весь!
   Уже выходит из передней!
   Он здесь, он здесь!
 
   Он вылетает к нам, как птица,
   И сам влетает в нашу сеть!
   И сразу хочется кружиться.
   Кричать и петь.

* * *

   Прыжками через три ступени
   Взбегаем лесенкой крутой
   В наш мезонин — всегда весенний
   И золотой.
 
   Где невозможный беспорядок —
   Где точно разразился гром
   Над этим ворохом тетрадок
   Еще с пером.
 
   Над этим полчищем шарманок,
   Картонных кукол и зверей,
   Полуобгрызанных баранок,
   Календарей,
 
   Неописуемых коробок,
   С вещами не на всякий вкус,
   Пустых флакончиков без пробок,
   Стеклянных бус,
 
   Чьи ослепительные грозди
   Clinquantes, ?clatantes grappes ^[1]—
   Звеня опутывают гвозди
   Для наших шляп.
 
   Садимся — смотрим — знаем — любим,
   И чуем, не спуская глаз,
   Что за него себя погубим,
   А он — за нас.
 
   Два скакуна в огне и в мыле —
   Вот мы! — Лови, когда не лень! —
   Мы говорим о том, как жили
   Вчерашний день.
 
   О том, как бегали по зале
   Сегодня ночью при луне,
   И что и как ему сказали
   Потом во сне.
 
   И как — и мы уже в экстазе! —
   За наш непокоримый дух
   Начальство наших двух гимназий
   Нас гонит двух.
 
   Как никогда не выйдем замуж,
   — Taк в останемся втроем! —
   О, никогда не выйдем замуж,
   Cкорей умрем!
 
   Как жизнь уже давным-давно нам —
   Сукно игорное:—vivat! ^[2]
   За Иоанном—в рай, за доном
   Жуаном — в ад.

* * *

   Жерло заговорившей Этны —
   Его заговоривший рот.
   Ответный вихрь и смерч, ответный
   Водоворот.
 
   Здесь и проклятья, и осанна,
   Здесь все сжигает и горит.
   О всем, что в мире несказанно,
   Он говорит.
 
   Нас — нам казалось — насмерть раня
   Кинжалами зеленых глаз,
   Змеей взвиваясь на диване!..
   О, сколько раз
 
   С шипеньем раздраженной кобры,
   Он клял вселенную и нас, —
   И снова становился добрый…
   Почти на час.
 
   Чревовещание — девизы —
   Витийства — о, король плутов! —
   Но нам уже доносят снизу,
   Что чай готов.

* * *

   Среди пятипудовых теток
   Он с виду весит ровно пуд:
   Так легок, резок, строен, четок,
   Так страшно худ.
 
   Да нет, — он ничего не весит!
   Он ангельски — бесплотно — юн!
   Его лицо, как юный месяц,
   Меж полных лун.
 
   Упершись в руку подбородком,
   — О том, как вечера тихи,
   Читает он. — Как можно теткам
   Читать стихи?!

* * *

   О, как он мил, и как сначала
   Преувеличенно-учтив!
   Как, улыбаясь, прячет жало
   И как, скрестив
 
   Свои магические руки,
   Умеет — берегись, сосед! —
   Любезно отдаваться скуке
   Пустых бесед.
 
   Но вдруг — безудержно и сразу! —
   Он вспыхивает мятежом,
   За безобиднейшую фразу
   Грозя ножом.
 
   Еще за полсекунды чинный,
   Уж с пеной у рта взвел курок.
   — Прощай, уют, и именинный,
   Прощай, пирог!

* * *

   Чай кончен. Удлинились тени,
   И домурлыкал самовар.
   Скорей на свежий, на весенний
   Тверской бульвар!
 
   Нам так довольно о Бодлере!
   Пусть ветер веет нам в лицо!
   Поют по-гоголевски двери,
   Скрипит крыльцо. —
 
   В больших широкополых шляпах
   Мы, кажется, еще милей…
   — И этот запах, этот запах
   От тополей.
 
   Бульвар сверкает. По дорожке
   Косые длинные лучи.
   Бегут серсо, за ними ножки,
   Летят мячи,
 
   Другие остаются в сетках.
   Вот мальчик в шапочке «Варяг»
   На платьице в шотландских клетках
   Направил шаг.
 
   Сияют кудри, щечки, глазки,
   Ревун надулся и охрип.
   Скрипят колесами коляски,
   — Протяжный скрип. —
 
   Там мама наблюдает зорко
   За девочкой с косой, как медь.
   В одной руке ее — ведерко,
   В другой — медведь.
 
   Какой-то мальчик просит кашки.
   Ох, как он, бедный, не дорос
   До гимназической фуражки
   И папирос!
 
   О, вейтесь, кудри, вейтесь, ленты!
   Увы, обратно нет путей!
   Проходят парами студенты
   Среди детей.
 
   Играет солнце по аллеям…
   — Как жизнь прелестна и проста! —
   Нам ровно тридцать лет обеим:
   Его лета.

* * *

   О, как вас перескажешь ныне —
   Четырнадцать — шестнадцать лет!
   Идем, наш рыцарь посредине,
   Наш свой — поэт.
 
   Мы по бокам, как два привеска,
   И видит каждая из нас:
   Излом щеки, сухой и резкий,
   Зеленый глаз,
 
   Крутое острие бородки,
   Как злое острие клинка,
   Точеный нос и очерк четкий
   Воротничка.
 
   (Кто с нашим рыцарем бродячим
   Теперь бредет в луче златом?..)
   Над раскаленным, вурдалачьим,
   Тяжелым ртом, —
 
   Уса, взлетевшего высоко,
   Надменное полукольцо…
   — И всё заглядываем сбоку
   Ему в лицо.
 
   А там, в полях необозримых,
   Служа Небесному Царю,
   Чугунный правнук Ибрагимов
   Зажег зарю.

* * *

   На всём закат пылает алый,
   Пылают где-то купола,
   Пылают окна нашей залы
   И зеркала.
 
   Из черной глубины рояля
   Пылают гроздья алых роз.
   — «Я рыцарь Розы и Грааля,
   Со мной Христос,
 
   Но шел за мной по всем дорогам
   Тот, ктo присутствует и здесь.
   Я между Дьяволом и Богом
   Разорван весь.
 
   Две правды — два пути — две силы —
   Две бездны: Данте и Бодлер!»
   О, как он по-французски, милый,
   Картавил «эр».
 
   Но, милый, Данте ты оставишь,
   И с ним Бодлера, дорогой!
   Тихонько нажимаем клавиш,
   За ним другой —
 
   И звуки — роем пчел из улья —
   Жужжат и вьются — кто был прав?! —
   Наш Рыцарь Розы через стулья
   Летит стремглав.
 
   Он, чуть ли не вселенной старше —
   Мальчишка с головы до пят!
   По первому аккорду марша
   Он весь — солдат!
 
   Чу! — Звон трубы! — Чу! — Конский топот!
   Треск барабана! — Кивера!
   Ах, к черту ум и к черту опыт!
   Ура! Ура!
 
   Он Тот, в чьих белых пальцах сжаты
   Сердца и судьбы, сжат весь мир.
   На нем зеленый и помятый
   Простой мундир.
 
   Он Тот, кто у кремлевских башен
   Стоял во весь свой малый рост,
   В чьи вольные цвета окрашен
   Аркольский мост.

* * *

   Должно быть, бледны наши лица,
   Стук сердца разрывает грудь.
   Нет времени остановиться,
   Нет сил — вздохнуть.
 
   Магическою силой руки
   По клавишам — уже летят!
   Гремят вскипающие звуки,
   Kaк водопад.
 
   Цирк, раскаленный, как Сахара,
   Сонм рыжекудрых королев.
   Две гордости земного шара:
   Дитя и лев.
 
   Под куполом — как царь в чертоге —
   Красуется британский флаг.
   Расставив клетчатые ноги,
   Упал дурак…
 
   В плаще из разноцветных блесток,
   Под говор напряженных струн,
   На площадь вылетел подросток,
   Как утро — юн!
 
   — Привет, милэди и милорды! —
   Уже канат дрожит тугой
   Под этой маленькой и твердой
   Его ногой.
 
   В своей чешуйке многозвездной,
   — Закончив резвый пируэт, —
   Он улыбается над бездной,
   Подняв берет.

* * *

   Рояль умолкнул. Дребезжащий
   Откуда-то — на смену — звук.
   Играет музыкальный ящик,
   Старинный друг,
 
   Весь век до хрипоты, до стона,
   Игравший трио этих пьес:
   Марш кукол — Auf der Blauen Donau ^[3]—
   И экосез.
 
   В мир голосов и гобеленов
   Открылась тайная тропа:
   О, рай златоволосых венок!
   О, вальс в три па!
 
   Под вальс невинный, вальс старинный
   Танцуют наши три весны, —
   Холодным зеркалом гостиной —
   Отражены.
 
   Так, залу окружив трикраты,
   — Тройной тоскующий тростник, —
   Вплываем в царство белых статуй
   И старых книг.
 
   На вышке шкафа, сер и пылен,
   Видавший лучшие лета,
   Угрюмо восседает филин
   С лицом кота.
 
   С набитым филином в соседстве
   Спит Зевс, тот непонятный дед,
   Которым нас пугали в детстве,
   Что — людоед.
 
   Как переполненные соты —
   Ряд книжных полок. Тронул блик
   Пергаментные переплеты
   Старинных книг.

* * *

   Цвет Греции и слава Рима, —
   Неисчислимые тома!
   Здесь — сколько б солнца ни внесли мы, —
   Всегда зима.
 
   Последним солнцем розовея,
   Распахнутый лежит Платон…
   Бюст Аполлона — план Музея —
   И всё — как сон.

* * *

   Уже везде по дому ставни
   Захлопываются, стуча.
   В гостиной — где пожар недавний? —
   Уж ни луча.
 
   Все меньше и все меньше света,
   Все ближе и все ближе стук…
   Уж половина кабинета
   Ослепла вдруг.
 
   Еще единым мутным глазом
   Белеет левое окно.
   Но ставни стукнули — и разом
   Совсем темно.
 
   Самозабвение — нирвана —
   Что, фениксы, попались в сеть?! —
   На дальних валиках дивана
   Не усидеть!
 
   Уже в углу вздохнуло что-то,
   И что-то дрогнуло чуть-чуть.
   Тихонько скрипнули ворота:
   Кому-то в путь.
 
   Иль кто-то держит путь обратный
   — Уж наши руки стали льдом —
   В завороженный, невозвратный
   Наш старый дом.
 
   Мать под землей, отец в Каире…
   Еще какое-то пятно!
   Уже ничто смешное в мире
   Нам не смешно.
 
   Уже мы поняли без слова,
   Что белое у шкафа — гроб.
   И сердце, растеряв подковы,
   Летит в галоп.

* * *

   — «Есть в мире ночь. Она беззвездна.
   Есть в мире дух, он весь — обман.
   Есть мир. Ему названье — бездна
   И океан.
 
   Кто в этом океане плавал —
   Тому обратно нет путей!
   Я в нем погиб. — Обратно, Дьявол!
   Не тронь детей!
 
   А вы, безудержные дети,
   С умом, пронзительным, как лед, —
   С безумьем всех тысячелетий,
   Вы, в ком поет,
 
   И жалуется, и томится —
   Вся несказанная земля!
   Вы, розы, вы, ручьи, вы, птицы,
   Вы, тополя —
 
   Вы, мертвых Лазарей из гроба
   Толкающие в зелень лип,
   Вы, без кого давным-давно бы
   Уже погиб.
 
   Наш мир — до призрачности зыбкий
   На трех своих гнилых китах —
   О, золотые рыбки! — Скрипки
   В моих руках! —
 
   В короткой юбочке нелепой
   Несущие богам — миры,
   Ко мне прижавшиеся слепо,
   Как две сестры,
 
   Вы, чей отец сейчас в Каире,
   Чьей матери остыл и след —
   Узнайте, вам обеим в мире
   Спасенья нет!
 
   Хотите, — я сорву повязку?
   Я вам открою новый путь?»
   «Нет, — лучше расскажите сказку
   Про что-нибудь…»

* * *

   О Эллис! — Прелесть, юность, свежесть,
   Невинный и волшебный вздор!
   Плач ангела! — Зубовный скрежет!
   Святой танцор,
 
   Без думы о насущном хлебе
   Живущий — чем и как — Бог весть!
   Не знаю, есть ли Бог на небе! —
   Но, если есть —
 
   Уже сейчас, на этом свете,
   Все до единого грехи
   Тебе отпущены за эти
   Мои стихи.
 
   О Эллис! — Рыцарь без измены!
   Сын голубейшей из отчизн!
   С тобою раздвигались стены
   В иную жизнь…
 
   — Где б ни сомкнулись наши веки
   В безлюдии каких пустынь —
   Ты — наш и мы — твои. Во веки
   Веков. Аминь.
 
   15 февраля — 4 мая 1914

НА КРАСНОМ КОНЕ
Поэма

   Анне Ахматовой

   И настежь, и настежь
   Руки — две.
   И навзничь! — Топчи, конный!
   Чтоб дух мой, из ребер взыграв — к Тебе,
   Не смертной женой — Рожденной!

* * *

   Не Муза, не Муза
   Над бедною люлькой
   Мне пела, за ручку водила.
   Не Муза холодные руки мне грела,
   Горячие веки студила.
   Вихор ото лба отводила — не Муза,
   В большие поля уводила — не Муза.
 
   Не Муза, не черные косы, не бусы,
   Не басни, — всего два крыла светлорусых
   — Коротких — над бровью крылатой.
   Стан в латах.
   Султан.
 
   К устам не клонился,
   На сон не крестил.
   О сломанной кукле
   Со мной не грустил.
   Всех птиц моих — на свободу
   Пускал — и потом — не жалея шпор,
   На красном коне — промеж синих гор
   Гремящего ледохода!

* * *

   Пожарные! — Широкий крик!
   Как зарево широкий — крик!
   Пожарные! — Душа горит!
   Не наш ли дом горит?!
 
   Спол?шный колокол гремит,
   Качай-раскачивай язык,
   Спол?шный колокол! — Велик
   Пожар! — Душа горит!
 
   Пляша от страшной красоты,
   На красных факелов жгуты.
   Рукоплещу — кричу — свищу —
   Рычу — искры мечу.
 
   Кто вынес? — Кто сквозь гром и чад
   Орлом восхитил? — Не очнусь!
   Рубашка — длинная — до пят
   На мне — и нитка бус.
 
   Вой пламени, стекольный лязг…
   У каждого — заместо глаз —
   Два зарева! — Полет перин!
   Горим! Горим! Горим!
 
   Трещи, тысячелетний ларь!
   Пылай, накопленная кладь!
   Мой дом — над всеми государь,
   Мне нечего желать.
 
   — Пожарные! — Крепчай, Петух!
   Грянь в раззолоченные лбы!
   Чтобы пожар не тух, не тух!
   Чтоб рухнули столбы!
 
   Чт? это — вдруг — рухнуло — вдруг?
   Это не столб — рухнул!
   Бешеный всплеск маленьких рук
   В небо — и крик: — Кукла!
 
   Кто это — вслед — скоком гоня
   Взор мне метнул — властный?
   Кто это — вслед — скоком с коня
   Красного — в дом — красный?!
 
   Крик — и перекричавший всех
   Крик. — Громовой удар.
   Вздымая куклу, как доспех,
   Встает, как сам Пожар.
 
   Как Царь меж огненных зыбей
   Встает, сдвигает бровь.
   — Я спас ее тебе, — разбей!
   Освободи Любовь!

* * *

   Чт? это вдруг — рухнуло? — Нет,
   Это не мир — рухнул!
   То две руки — конному — вслед
   Девочка — без куклы.
 
   Злая луна—в прорезь окон.
   Первый мне снится сон.
 
   Стоим, обнявшись туго,
   Над шумом, где поток.
   Вплоть до ноги упругой
   Взлетает пенный клок.
 
   Глядим, обнявшись немо,
   На пенные столбы.
   Я — все его гаремы,
   Он — все мои гербы.
 
   Стоим, сплечившись круто:
   Бок в бок, ладонь в ладонь.
   Вплоть до ноги разутой
   Взмывает пенный конь…
 
   — Клянись, что тотчас — с мосту,
   Коль я туда — цветок,
   Платок… — Глядит — и — просто
   Вниз головой — в поток!
 
   Мост ли дрожит, я ли — дрожу?
   Кровь или вал — стонет?
   Окаменев — тупо — гляжу,
   Как моя жизнь — тонет.
 
   Кто это вдруг — взмахом плаща
   В воздух меня — вскинул?
   Кто это вдруг — красным всплеща
   Полымем — в огнь синий?!
 
   Всплеск — и победоносный зов
   Из бездны. — Плавный вскок.
   Подъемля тело как улов,
   Встает как сам Поток.
 
   Как Царь меж вздыбленных зыбей
   Встает, сдвигает бровь.
   — Я спас его тебе, — убей!
   Освободи Любовь!
 
   Чт? это вдруг — ринулось — нет! —
   Это не смерч-вьюга!
   То две руки — конному — вслед
   Девушка — без — друга!
 
   Мутная мгла — в прорезь окон.
   Новый мне снится сон.
 
   Ночь гонится — а путь таков:
   Кровь в жилах сжата.
   Сын! Детище моих боков, —
   Веди, вожатый!
 
   Мужайся, отрок! — Дух Горы
   Один — нас двое.
   Здесь только зори да орлы,
   Да мы с тобою.
 
   Вихрь! — Боги бы вернулись вспять,
   Орлам он страшен…
   Ввысь, первенец! — За пядью пядь —
   Высь будет нашей!
 
   На то и сына родила,
   Прах дольний гл?жа —
   Чтоб из-под орльего крыла
   Мне взял — гром Божий!
 
   Черная высь. — Голый отвес.
   Маленьких pyк — стержни.
   Кто это там — точно Зевес
   В люльке — орла держит?
 
   Смех — и в ответ — яростный плеск
   Крыл — и когтей свёрла.
   Кто это вслед — наперерез —
   Молнией — в гром орлий?!
 
   Хрип — и громоподобный р?в
   Грудь горную рассек.
   Как Первенца его воздев,
   Встает как сам Набег.
 
   Как Царь меж облачных зыбей
   Стоит, сдвигает бровь.
   — Я спас его тебе, — убей!
   Освободи Любовь!
 
   Чт? это вдруг — хрустнуло — нет! —
   Это не сушь-древо.
   То две руки — конному — вслед
   Женщина — без чрева!
 
   Злая заря — в прорезь окон.
   Третий мне снится сон.

* * *

   Февраль. Кривые дороги.
   В полях — метель.
   Метет большие дороги
   Ветр?в артель.
 
   То вскачь по хребтам наклонным,
   То — снова круть.
   За красным, за красным конным
   Все тот те путь.
 
   То — вот он! рукой достанешь!
   Как дразнит: Тронь!
   Безумные руки тянешь,
   И снегом — конь.
 
   Султан ли — в глазах — косматый,
   Аль так — ветла?
   Эй, рук не складайте, сваты!
   Мети, ветра!
 
   Мети, громозди пороги —
   Превыше скал,
   Чтоб конь его крутоногий
   Как вкопан — стал.
 
   И внемлют ветра — и стоном
   В ответ на стон.
   Торопится красным гоном
   Мой конный сон.
 
   Косматых воскрылий взлеты,
   Аль так — ветла?
   Вздымайте, вздымайте метлы!
   Держись, ветра!
 
   А что ж это там за глыба
   Всплывает — там?
   Как будто бы вьюгой вздыблен
   Стоглавый храм.
 
   Конец и венец погоне!
   Уж в лоб, треща,
   Мне пламень подков, в ладони —
   Уж край плаща!
 
   На помощь, с мечом и громом,
   Всех Воинств Царь!
   Но прядает конь — и громом
   Взгремел в алтарь!

* * *

   Стремлю — а за мною сворой
   Вся рать ветров.
   Еще не остыл — по хорам —
   Разлет подков.
 
   Как рокот Сорокоуста
   Метель взмелась:
   Престол опрокинут! — Пусто!
   Как в землю сгас!
 
   Стоните, стоните, стены!
   Метель, ярись!
   Померкло от конской пены
   Сиянье риз.
 
   Шатается купол. — Рухай,
   Сонм сил и слав!
   И рухает тело — руки
   Крестом распяв.

* * *

   Огромною битвой радуг —
   Разлет лампад.
   — Прими меня, чист и сладок,
   За ны — распят.
 
   Ревнивая длань, — твой праздник!
   Прими огонь!
   Но что — с высоты — за всадник,
   И что за конь?
 
   Доспехи на нем — как солнце…
   — Полет крутой —
   И прямо на грудь мне — конской
   Встает пятой.
 
   Огненный плащ — в прорезь окон.
   Огненный — вскачь — конь.
 
   И не метель
   Метет, — метла.
   И не султана взмах, —
   Ветла,
   Седые космы разметав,
 
   Качает стан, — не орлий клюв
   Заоблачный, — то нос уткнув
   В густое облако котла —
   С тряпкой в руках —
   Бабка.
 
   И тот же стаканом прикрытый штоф.
   Отставит — опять пригубит.
   — Какой ж это сон мой? — А сон таков:
   Твой Ангел тебя не любит.
 
   Гром первый по черепу — или лом
   По черепу?! — Люди! Люди!
   В сухую подушку вгрызаясь лбом
   Впервые сказать: Не любит!
 
   Не любит! — Не надо мне женских кос!
   Не любит! — Не надо мне красных бус!
   Не любит! — Так я на коня вздымусь!
   Не любит! — Вздымусь — до неба!
 
   О дух моих дедов, взыграй с цепи!
   Шатай вековые сосны!
   О дух моих дедов — Эол! — трепи
   Мои золотые космы!
 
   На белом коне впереди полков
   Вперед — под серебряный гром подков!
   Посмотрим, посмотрим в бою каков
   Гордец на коне на красном!
 
   Разломано небо! — Благой знак:
   Заря кровянит шлем мой!
   Солдаты! До неба — один шаг:
   Законом зерна — в землю!
 
   Вперед — через ров! — Сорвались? — Ряд
   Другой — через ров! — Сорвались? — Вновь
   Другой — через ров! — На снегу лат
   Не знаю: заря? кровь?
 
   Солдаты! Какого врага — бьем?
   В груди холодок — жгуч.
   И входит, и входит стальным копьем
   Под левую грудь — луч.

* * *

   И шепот: Такой я тебя желал!
   И рокот: Такой я тебя избрал,
   Дитя моей страсти — сестра — брат —
   Невеста во льду — лат!
 
   Моя и ничья — до конца лет.
   Я, руки воздев: Свет!
   — Пребудешь? Не будешь ничья, — нет?
   Я, рану зажав: Нет.

* * *

   Не Муза, не Муза, — не бренные узы
   Родства, — не твои путы,
   О Дружба! — Не женской рукой, — лютой,
   Затянут на мне —
   Узел.
 
   Сей страшен союз. — В черноте рва
   Лежу — а Восход светел.
   О, кто невесомых моих два
   Крыла за плечом —
   Взвесил?
 
   Немой соглядатай
   Живых бурь —
   Лежу — и слежу
   Тени.
 
   Доколе меня
   Не умчит в лазурь
   На красном коне —
   Мой Гений!
 
   13 — 17 января 1921

ПОЭМА ГОРЫ

   Liebster, Dich wundert die Rede? Аllе Scheidenden reden wie Тrunkеnе und nehmen gerne sich festlich… 

H?lderlin ^[4]

ПОСВЯЩЕНИЕ

   Вздрогнешь—и горы с плеч,
   И душа — гор?.
   Дай мне о г?ре спеть:
   О моей гор?!
 
   Черной ни днесь, ни впредь
   Не заткну дыры.
   Дай мне о г?ре спеть
   На верху горы.

1

   Та гора была, как грудь
   Рекрута, снарядом сваленного.
   Та гора хотела губ
   Девственных, обряда свадебного
 
   Требовала та гора.
   — Океан в ушную раковину
   Вдруг-ворвавшимся ура!
   Та гора гнала и ратовала.
 
   Та гора была, как гром!
   Зря с титанами заигрываем!
   Той горы последний дом
   Помнишь — на исходе пригорода?
 
   Та гора была — миры!
   Бог за мир взымает дорого!
   Горе началось с горы.
   Та гора была над городом.

2

   Не Парнас, не Синай —
   Просто голый казарменный
   Холм. — Равняйся! Стреляй!
   Отчего же глазам моим
   (Раз октябрь, а не май)
   Та гора была — рай?

3

   Как на ладони поданный
   Рай — не берись, коль жгуч!
   Гора бросалась п?д ноги
   Колдобинами круч.
 
   Как бы титана лапами
   Кустарников и хвой —
   Гора хватала з? полы,
   Приказывала: стой!
 
   О, далеко не азбучный
   Рай — сквознякам сквозняк!
   Гора валила навзничь нас,
   Притягивала: ляг!
 
   Оторопев под натиском,
   — Как? Не понять и днесь!
   Гора, как сводня — святости,
   Указывала: здесь…

4

   Персефоны зерно гранатовое!
   Как забыть тебя в стужах зим?
   Помню губы, двойною раковиной
   Приоткрывшиеся моим.
 
   Персефона, зерном загубленная!
   Губ упорствующий багрец,
   И ресницы твои — зазубринами,
   И звезды золотой зубец…

5

   Не обман — страсть, и не вымысел,
   И не лжет, — только не дли!
   О когда бы в сей мир явились мы
   Простолюдинами любви!
 
   О когда б, здраво и п?просту:
   Просто — холм, просто — бугор…
   (Говорят — тягою к пропасти
   Измеряют уровень гор.)
 
   В ворохах вереска бурого,
   В островах страждущих хвой…
   (Высота бреда — над уровнем
   Жизни.)
        — Н? те меня! Твой…
 
   Но семьи тихие милости,
   Но птенцов лепет — увы!
   Оттого что в сей мир явились мы —
   Небожителями любви!

6

   Гора горевала (а горы глиной
   Горькой горюют в часы разлук),
   Гора горевала о голубиной
   Нежности наших безвестных утр.
 
   Гора горевала о нашей дружбе:
   Губ — непреложнейшее родство!
   Гора говорила, что коемужды
   Сбудется — по слезам его.
 
   Еще говорила гора, что табор —
   Жизнь, что весь век по сердцам базарь!
   Еще горевала гора: хотя бы
   С дитятком — отпустил Агарь!
 
   Еще говорила, что это — демон
   Крутит, что замысла нет в игре.
   Гора говорила, мы были немы.
   Предоставляли судить горе.

7

   Гора горевала, что только грустью
   Станет — чт? ныне и кровь и зной.
   Гора говорила, что не отпустит
   Нас, не допустит тебя с другой!
 
   Гора горевала, что только дымом
   Станет — чт? ныне: и мир, и Рим.
   Гора говорила, что быть с другими
   Нам (не завидую тем другим!).
 
   Гора горевала о страшном грузе
   Клятвы, которую поздно клясть.
   Гора говорила, что стар тот узел
   Гордиев — долг и страсть.
 
   Гора горевала о нашем горе —
   Завтра! Не сразу! Когда над лбом —
   Уж не memento, ^[5]а просто — море!
   Завтра, когда поймем.
 
   Звук… Ну как будто бы кто-то просто,
   Ну… плачет вблизи?
   Гора горевала о том, что врозь нам
   Вниз, по такой грязи —
 
   В жизнь, про которую знаем все мы:
   Сброд — рынок — барак.
   Еще говорила, что все поэмы
   Гор — пишутся — так.

8

   Та гора была, как горб
   Атласа, титана стонущего.
   Той горою будет горд
   Город, где с утра и д? ночи мы
 
   Жизнь свою — как карту бьем!
   Страстные, не быть упорствуем.
   Наравне с медвежьим рвом
   И двенадцатью апостолами —
 
   Чтите мой угрюмый грот.
   (Грот — была, и волны впрыгивали!)
   Той игры последний ход
   Помнишь — на исходе пригорода?
 
   Та гора была — миры!
   Боги мстят своим подобиям!
   …………………………………….
   Горе началось с горы.