Страница:
В истории с дуэлью проявилось убеждение Столыпина, что ничего не может быть выше чести, и поэтому, при своей преданности идее верховенства права, он всё же пошёл на запрещённую законом дуэль. Для Петра Аркадьевича девиз воспитанников российских кадетских корпусов: «Жизнь – Родине, сердце – даме, честь – никому!» был жизненной позицией – ей он неизменно следовал не только как личность, но и как государственный деятель. В этом плане Столыпин, несомненно, принципиально отличался от западных государственных и политических деятелей, для которых абсолютно доминирующим (во всяком случае, с периода нового времени) было понятие внеморальной рациональности.
Столыпин легко мог остаться в университете и делать карьеру учёного, но предпочёл выбрать внешне неромантичный путь чиновника (который он считал одной из высших форм служения государству), поступив в октябре 1884 года на службу в Министерство внутренних дел. Хотя следует отметить, что тяга к науке у Столыпина осталась – об этом, в частности, свидетельствует то, что, уже будучи причисленным к МВД, он был утверждён Советом Санкт-Петербургского университета кандидатом физико-математического факультета.
Можно предположить, почему из многих имперских государственных учреждений Столыпин выбрал именно МВД. В то время МВД было отнюдь не министерством полиции с относительно узкими полномочиями, а центральным органом в системе государственного управления, которому, в том числе, подчинялись местные власти.
Но обстановка в МВД (впрочем, как и в любом другом государственном учреждении любой страны любого времени) не слишком способствовала сохранению подобного возвышенного представления о своей миссии. Столыпин не мог найти в министерстве применения своим представлениям о необходимых преобразованиях (а он уже тогда понимал, что Россия нуждается в проведении кардинальных реформ) – никаких сколько-нибудь серьёзных поручений он в силу занимаемого положения получить не мог. А о том, чтобы предоставить всесильному министру внутренних дел Дмитрию Андреевичу Толстому (который был одним из наиболее приближённых лиц императора Александра III) собственные соображения по тому или иному вопросу, не могло быть и речи. Впрочем, даже если бы такая возможность была – в то время это Петру Аркадьевичу ничего бы не дало. Пока что он имел только общие представления о характере преобразований – до тщательно разработанной программы было ещё очень и очень далеко. В итоге Столыпин так и остался только причисленным к МВД и его связь с министерством оставалась формальной. Примерно такой, как ранее у Пушкина с МИДом…
Ещё очевидно и то, что с богатством и связями Столыпиных Пётр Аркадьевич легко мог получить несравненно более престижную и обещающую большие карьерные перспективы должность по Министерству императорского двора и уделов, или МИДу, но предпочёл министерство, в котором можно было заниматься только рутинной черновой работой. Когда же его надежды, связанные с работой в МВД, не оправдались, он и не подумал искать лёгких карьерных путей, а решил перейти на работу в ещё менее престижное ведомство. Правда, в 1888 году Столыпин получает придворное звание камер-юнкера, но это никак на его будущем продвижении по служебной лестнице не отразилось. Наиболее вероятно, что присвоение камер-юнкерства произошло по инициативе отца, желавшего таким образом ввести сына в придворные круги.
Проходит чуть более 2 лет, и Столыпин подаёт прошение о переходе в Департамент земледелия и сельской промышленности Министерства государственных имуществ, куда и переходит в феврале 1886 года. Какими движущими мотивами был обусловлен подобный выбор, представляется очевидным. Петра Аркадьевича чрезвычайно интересовали вопросы перестройки системы земельных отношений, что впоследствии позволило ему создать целостную концепцию реформ в аграрной сфере. А Департамент земледелия и сельской промышленности был учреждением, обладавшим огромным эксклюзивным объёмом информации по земельному вопросу.
Не вызывает сомнения, что работа Столыпина в Министерстве государственных имуществ дала ему уникальные знания, без которых ему было бы значительно труднее реализовывать в будущем свою программу реформ. А в Департаменте земледелия он именно работал, а не просто числился, как ранее в МВД. В апреле 1886 года Столыпин получает чин коллежского секретаря, а в январе следующего года – назначается на свою первую руководящую должность: помощником столоначальника. Эта неблагодарная чиновничья работа много дала будущему главе правительства – и не только в плане ознакомления с ситуацией в сельском хозяйстве и его наиболее острыми проблемами. Пётр Аркадьевич на основе личного опыта, почти с самого низа мог понять принципы функционирования государственного аппарата империи, без знания чего невозможно было осуществлять эффективное управление.
В департаменте молодой чиновник отвечал за систематизацию книг и публикаций прессы по сельскохозяйственной тематике и в 1887 году опубликовал «Указатель книг, журнальных и газетных статей по сельскому хозяйству за 1886 г.».
Однако работа в столице не позволяла узнать, как работает аппарат власти на местах, что было не менее важным, чем работа в центральных органах управления. Всё, что было можно, от работы в министерстве Столыпин взял – теперь он считал необходимым заняться практической работой непосредственно на земле. 28 февраля 1889 года Пётр Аркадьевич подаёт прошение министру с просьбой разрешить переход в Ковенские уездные предводители дворянства с оставлением причисленным к Министерству государственных имуществ. После удовлетворения данного ходатайства он 18 марта приказом Виленского, Ковенского и Гродненского генерал-губернатора назначается уездным предводителем дворянства и одновременно возглавляет съезд мировых посредников. Через год Столыпин также становится почётным мировым судьёй Ковенского уезда.
О представлении будущего главы правительства относительно задач мирового суда, а также о том, насколько высок был авторитет последнего в уезде (впрочем, как и во всей империи), красноречиво свидетельствует следующий отрывок из выступления Столыпина на праздновании юбилея ковенского съезда мировых судей: «В России умеют и привыкли говорить только члены судебного ведомства (более чем скромное заявление для человека, впоследствии получившего заслуженную славу одного из лучших ораторов страны. – Авт.). Мы люди служивые и помещики, умеем только писать и пахать. Поэтому попробую с грехом пополам выразить свою мысль сравнением из сельскохозяйственной жизни. Когда мы обрабатываем землю, то в процессе обработки участвуют три элемента: пассивный – сама почва и орудия обработки, плуг, активно же – пахарь – лицо, одухотворяющее работу своей мыслью, направляющей её своей волей. Успех работы зависит от него, и он ведёт хозяйство по пути сельскохозяйственной культуры. Нечто подобное мы видим и в деле народного правосудия. Народ, общество, судебные учреждения, закон представляют из себя элемент пассивный, пахарем же является судья, двигающий общество вперёд по пути культуры нравственной. Разница тут в одном: земля в случае дурной её обработки мстит неурожаем, но молчит, не ропщет, общество же без ропота неправосудия не переносит.
В течение службы моей представителем части здешнего общества в течение трети того периода, окончание которого мы сегодня празднуем, я ропота на правосудие не слышал!»
Необходимо сказать несколько слов о сути должности уездного предводителя дворянства. На самом деле название не совсем отвечало сущности: его полномочия отнюдь не ограничивались чисто дворянскими вопросами. Он одновременно руководил деятельностью уездного земского собрания, уездного училищного совета, уездного присутствия по воинской повинности, уездного съезда и других ключевых местных органов власти. Фактически уездный предводитель дворянства концентрировал в своих руках всю полноту власти и полностью руководил уездом, в том числе и образованными при предыдущем либеральном царствовании земствами. При этом контроль губернаторов над уездными предводителями дворянства был, как правило, достаточно условным – во всяком случае, они не считали нужным входить в подробности уездной жизни.
Таким образом, Столыпин получал почти неограниченные полномочия и в его руках оказалось благополучие довольно крупного уезда. Конечно, он понимал, что назначением (в западных губерниях предводители дворянства не избирались, а назначались Петербургом) был обязан вовсе не своим личным достоинствам, а связям и влиянию отца. Понятно, что подобное положение никак не могло устраивать Петра Аркадьевича с его обострённым чувством гордости (которую не следует путать с гордыней) и он хотел всей своей работой доказать, что способен на самостоятельные достижения. Тем более было бы большим преувеличением считать, что местное дворянство находилось под управлением генерала Столыпина и было абсолютно безгласно – ряд его представителей также пользовались серьёзным влиянием в столице империи. Если бы Пётр Аркадьевич не справился с управлением уездом, то дворянство добилось бы его смещения. Однако за годы управления уездом он получил общее признание не слишком лояльных к петербургским назначенцам польских дворян. К тому же невмешательство губернаторов сохранялось только при условии, что в уездах всё было в целом благополучно. При допущении серьёзных промахов они быстро смещали неугодных предводителей (что неоднократно и случалось).
В дальнейшем сам Столыпин достаточно скромно характеризовал свою деятельность на посту уездного предводителя дворянства: «Служил себе просто, исполнял свои обязанности и не мудрил». Он и вправду не стремился к прожектёрскому реформаторству на уездном уровне, а делал всё возможное, чтобы наладить эффективное управление в доверенном уезде. При этом подавляющее большинство ковенских помещиков и вообще образованных людей (за исключением офицерства и чиновников) составляли поляки, у которых русскому добиться признания было не так легко.
Столыпин справедливо полагал, что в деле управления не может быть мелочей. Например, считая чрезвычайно важным для улучшения жизни населения установление трезвого образа жизни, Пётр Аркадьевич особое внимание уделял уездному попечительству о народной трезвости, которое он возглавлял. При этом он сделал всё возможное, чтобы установление народной трезвости не ограничивалось только проповедями и раздачей примитивных моралистических брошюр, как это практиковалось ранее. Столыпин видел, что пьянство в решающей мере обусловлено низким уровнем культуры и отсутствием для простых людей возможности с пользой провести свободное время. По его инициативе в Ковно был построен просторный двухэтажный «Народный дом», в котором был предусмотрен большой зал для устройства спектаклей, чтений и лекций. Понятно, что именно такие конкретные мероприятия, а не общие слова помогали бороться с проблемой пьянства, уже начавшей существенным образом негативно сказываться на состоянии страны.
Также уездный предводитель дворянства показывал пример эффективного управления и в качестве рядового помещика. Очень скоро его имение стало образцовым, что объяснялось как использованием новейшей сельскохозяйственной техники и технологий (например многопольного севооборота), так и найденным взаимопониманием с наёмными работниками. Сельское хозяйство тогда стало подлинным увлечением Столыпина. Как вспоминала фон Бок, её отец целиком погружался в заботы о посевах, покосах, посадках в лесу и работах во фруктовых садах. Вот, например, яркая зарисовка, сохранившаяся навсегда в памяти дочери: «Мой отец в своей непромокаемой шведской куртке, в высоких сапогах, весёлый и бодрый, большими шагами ходит по мокрым скользким дорогам, наблюдая за пахотой, распоряжаясь, порицая или хваля управляющего, приказчика, рабочих. Подолгу мы иногда стоим под дождём, любуясь, как плуг мягко разрезает жирную, блестящую землю».
Уже значительно позднее, будучи губернатором сначала в Гродно, а потом в Саратове, Столыпин изредка приезжал в Колноберже и отдавал детальные указания, что надо делать для получения большего урожая. На замечание одного из соседей-помещиков, что это, дескать, «не губернаторское дело», Пётр Аркадьевич убеждённо ответил: «Не губернаторское, а помещичье, значит важное и нужное».
Советская (а ранее леволиберальная) историография хорошо поработала над тем, чтобы представить помещичье землевладение в России неким сплошным чёрным пятном, концентрировавшим в себе исключительно негативные моменты. Между тем, многие помещичьи имения сыграли важную роль во внедрении в сельское хозяйство передовых методов хозяйствования, что давало ему значительный импульс развития. В отличие от традиционно косной крестьянской общины, многие помещики стремились сделать свои хозяйства образцовыми и максимально повысить их рентабельность за счёт внедрения новых технологий. И если крестьянская община в лучшем случае с трудом могла себя прокормить, то в хорошо поставленных помещичьих хозяйствах добивались рекордных урожаев (которые и составляли основу российского зернового экспорта) и строили мощности по переработке мяса и молока. Другой вопрос, что таких имений было в масштабах России не так уж и много, и Столыпин видел будущее аграрной сферы всё же не в крупных помещичьих хозяйствах, а в крепком крестьянском хозяйстве, которое будет пользоваться широкой государственной поддержкой.
Но учитывая плохие, сильно переувлажнённые почвы Ковенской губернии, Столыпин считал, что доминирующим в сельском хозяйстве региона должно стать не земледелие, а животноводство, что впоследствии и произошло.
При этом Столыпин в своей новаторской деятельности в области сельского хозяйства не ограничивался только развитием собственного имения. Он стремился, чтобы все остальные хозяйства уезда (а потом и губернии) не уступали Колноберже. С этой целью в 1900 году Столыпин организовывает Ковенское сельскохозяйственное общество, которое не только пропагандировало новейшие знания в области агрономии, но и имело склад новейших сельхозмашин, а также распространяло сортовые семена различных культур.
Кроме того, показательно, что Столыпин не ограничивался сугубо технологическими вопросами (при понимании всей их важности) – он осознавал, что не менее важно решение вопросов социальных. На заседании Сельскохозяйственного общества Пётр Аркадьевич выступает с подробными докладами, в которых проводится мысль о необходимости социальной защиты наемных работников, их пенсионном обеспечении, улучшении положения женщин-работниц. И это были не просто теоретические декларации, за которыми не стояло никакой конкретики. Наёмные работники в имении Столыпина получали самую большую оплату в уезде, и Пётр Аркадьевич обеспечивал им достойные условия работы. Как вспоминали местные жители, каждый год семья Столыпиных после сбора урожая организовывала так называемые «праздники рабочих», на которых раздавали подарки (одежду, сладости и др.) самим рабочим и их детям (детские подарки лично готовила Ольга Борисовна). Видимо, недаром все служащие имения были искренне преданны Петру Аркадьевичу, что он ценил и полагался на их верность. Некоторые из них сопровождали Столыпина во всех местах его службы, а один погиб во время покушения на Аптекарском острове в 1906 году.
О широте государственного кругозора Петра Аркадьевича свидетельствует также то, что он мыслил не уездными категориями, а в масштабах империи. Предводитель дворянства уже тогда неоднократно выступал с обоснованием того, что для дальнейшего развития России необходима широкая экспансия на новые внешние рынки (что, в свою очередь, было невозможно без повышения качества продукции). Вот его слова: «Открытие новых рынков сбыта создало бы, вероятно, целый ряд побочных производств, имеющих при настоящих условиях немаловажное значение для сельского хозяйства».
Не менее интересно то, что Столыпин был убеждён, что главным внешним рынком сбыта отечественной сельхозпродукции должна и далее оставаться Германия, а поставляемую туда продукцию из приграничных районов Министерство финансов должно освободить от ряда таможенных сборов. Это мнение во многом обусловило его будущую убеждённость в том, что ухудшение экономических и политических отношений с Берлином является крайне нежелательным и может привести к катастрофическим последствиям.
Признанием авторитета Столыпина в вопросах сельского хозяйства являлось то, что 11 марта 1902 года императорским указом Пётр Аркадьевич был утверждён в звании члена-представителя сельского хозяйства Российского сельскохозяйственного совета на текущий год.
Необходимо отдельно остановиться и на деятельности Столыпина в должности почётного мирового судьи по Ковенскому и Инсарскому судебно-мировым округам, должности в определённом смысле не менее важной, чем предводитель дворянства. Здесь он дополнительно подтвердил свою репутацию безупречно честного человека, для которого не имело значения ничего, кроме соблюдения закона.
Честность Столыпина достигала такой степени, что он избегал малейших действий, которые могли породить хотя бы мысль о его личной заинтересованности. Почти фантастически для нашего времени, например, звучит следующая история. Когда Пётр Аркадьевич уже был губернским предводителем дворянства, он получал множество ходатайств с просьбой о строительстве шоссе на Ковно, кратчайший путь которого должен был проходить через принадлежащие ему земли. В этом случае Столыпин получал бы компенсацию от казны, которая серьёзно превышала стоимость отчуждаемой земли. Хотя шоссе действительно было жизненно необходимо для развития экономики края, Пётр Аркадьевич категорически отказался ходатайствовать о его строительстве.
Также все современники единогласно свидетельствовали, что на всех занимаемых должностях Столыпин был абсолютно чужд протекционизму и непотизму и во всех своих решениях (в том числе и кадровых назначениях) исходил исключительно из мотивов государственной пользы.
Можно констатировать, что работа Столыпина в Ковенском уезде была высоко оценена в Петербурге – стало ясно, что его административные способности заслуживают более широкой сферы применения. И на это раз связи и влияние отца были ни при чём. 24 апреля 1898 года Пётр Аркадьевич был назначен (в Западных губерниях губернских предводителей дворянства, как и уездных, боясь усиления польского влияния, также не избирали, а назначали) ковенским губернским предводителем дворянства именно за успешную работу в уезде, ставшую достаточно широко известной в бюрократических кругах.
Своебразным подведением результатов своей работы в уезде (а также выражением принципа всей своей дальнейшей государственной деятельности) может служить прощальная речь Столыпина перед местными чиновниками, преподнёсшими ему на память альбом со своими фотографиями: «Глядя на дорогие для меня лица ваши, я буду вспоминать, как все вы, товарищи мои, – мировые посредники, члены и делопроизводители отдельных присутствий, канцелярские чиновники, каждый в пределах своей работы, воодушевлены были любовью к делу и прилагали все усилия, чтобы тот общий труд, который мы призваны были выполнять, не являлся бы исполнением одной формальности, а достигал бы своей цели, был бы закончен и полезен.
Вот эти общие наши условия и делали нашу работу лёгкой и приятной и оставят во мне навсегда приятную, светлую память и чувство глубокого удовлетворения».
Должность губернского предводителя дворянства была не менее ответственной, чем уездного. Хотя руководитель губернии предводитель не обладал такой полнотой власти и полномочиями, как его уездный коллега, но назвать этот пост безвластным никак нельзя. Как и в уезде, полномочия губернского предводителя далеко не ограничивались только делами дворянского сословия. По своему положению он должен был председательствовать в местном земском собрании, что давало ему возможность управления земствами. По сути, губернский предводитель являлся правой рукой губернатора, получал обширный административный опыт, и недаром потом некоторых губернских предводителей назначали губернаторами.
Насколько можно судить, Столыпину назначение особой радости не доставило – он вообще был абсолютно чужд карьеристским мотивам. Любой пост для него означал, прежде всего, жертвенное служение, иного отношения он просто не понимал, что порождало у современников искреннее недоумение. Как говорил Пётр Аркадьевич: «Это «чиновники» придают такое значение чинам, а я работаю в надежде принести пользу нашей родине, и награда моя – видеть, когда мои начинания идут на благо ближним». У Столыпина в жизни было совершенно иное представление о счастье, нежели богатство и карьера. Вот ещё его слова: «Любовь и труд – вот залог счастья и жизни».
И это была не просто красивая поза. Рюрикович Столыпин мог без труда получить любую почётную синекуру при дворе или любом министерстве. Но он предпочёл заниматься малопрестижной тяжёлой работой в заброшенном уголке империи, жизнь в котором ничем не походила на столичную.
Интересную зарисовку патриархальной жизни Ковно того времени оставила фон Бок: «По бокам улиц тянулись деревянные тротуары, а рядом с ними текли ручейки грязной воды, через которые были перекинуты слегка горбатые мостики. Зимой по замёрзшим ручейкам лихо носились на одном коньке уличные мальчишки. Как я им завидовала! И как досадовала на Эмму Ивановну, немку, сменившую няню Колабину, за то, что она, по непонятным мне тогда причинам, не позволяла присоединиться к ним. Улицы были мощены поразительно выпуклыми булыжниками, по которым тряслись и немилосердно шумели дрожки гарнизонных офицеров, большинство ещё без резиновых шин. Так же тряслись и красные, как бифштекс, щёки полковника Пыжова, когда он, к радости моей и всех гуляющих по бульвару, сам объезжал в шарабане вороного своего жеребца.
Все были знакомы друг с другом, если не лично, то всё же знали, кто это, и появление нового лица на улицах возбуждало толки и пересуды. Когда брали извозчика, тот спрашивал: «Домой прикажете или в гости изволите ехать?»
Лавочки были маленькие, убогие, и выставленные в окнах товары стояли там месяцами, покрытые густым слоем пыли.
Веселье в уличную жизнь вносили солдаты, часто проходившие по городу с музыкой, и ещё больше парады на Соборной площади в торжественные дни высочайших праздников.
Из дома в старом городе, где мы поселились сначала, мы скоро переехали в маленький деревянный домик с большим садом на одной из боковых улиц центральной части города. Улица эта вообще не была мощена, и по городу ходил анекдот, что когда кто-нибудь нанимал извозчика, чтобы ехать к нам в осеннее или весеннее время, тот отвечал: «Если к Столыпиным желаете, лодку нанимайте, а не меня». И я хорошо помню громадную лужу перед нашими окнами».
О работе Столыпина губернским предводителем дворянства можно сказать примерно то же, что о предыдущей работе в уезде. Как и ранее, он не жалел ни сил, ни времени для максимального улучшения положения дел во всех вверенных ему сферах деятельности. Разница заключалась только в том, что в губернии он мог сосредоточиться на вопросах земского самоуправления, что только усилило его уверенность в том, что Россия нуждается в кардинальном реформировании системы власти, включая передачу максимума властных полномочий от центра на места. Также ещё более укрепилась столыпинская уверенность в необходимости дать крестьянам возможность свободно выходить из общины с закреплённой землей. Дополнительно этому способствовало то, что, будучи жителем приграничной губернии, он видел, на каком высоком уровне находится сельское хозяйство в соседней Германии с её крупными современными хозяйствами и полным отсутствием рудиментарного института крестьянской общины.
Глава III Гродненский губернатор
Учитывая, что энергичный губернский предводитель дворянства был в то время, в отличие от эпохи Александра II, скорее исключением (большинство из них рассматривало свою должность больше как синекуру), то не удивительно, что многолетняя успешная деятельность Столыпина в Ковенской губернии привлекала внимание руководства МВД. Руководители министерства тщательно пытались подыскать для назначения на ключевые посты в системе государственного управления людей энергичных и безупречно честных. Особенно активно процесс подбора новых кадров начался при новом министре внутренних дел Вячеславе Константиновиче фон Плеве, возглавившем в апреле 1902 года министерство после убийства своего предшественника Дмитрия Сергеевича Сипягина эсеровским боевиком Степаном Балмашевым. При этом Вячеслав Константинович, благодаря своим огромным возможностям, имел объективную информацию о положении на местах и прекрасно знал положение дел в каждой губернии.
Столыпин легко мог остаться в университете и делать карьеру учёного, но предпочёл выбрать внешне неромантичный путь чиновника (который он считал одной из высших форм служения государству), поступив в октябре 1884 года на службу в Министерство внутренних дел. Хотя следует отметить, что тяга к науке у Столыпина осталась – об этом, в частности, свидетельствует то, что, уже будучи причисленным к МВД, он был утверждён Советом Санкт-Петербургского университета кандидатом физико-математического факультета.
Можно предположить, почему из многих имперских государственных учреждений Столыпин выбрал именно МВД. В то время МВД было отнюдь не министерством полиции с относительно узкими полномочиями, а центральным органом в системе государственного управления, которому, в том числе, подчинялись местные власти.
Но обстановка в МВД (впрочем, как и в любом другом государственном учреждении любой страны любого времени) не слишком способствовала сохранению подобного возвышенного представления о своей миссии. Столыпин не мог найти в министерстве применения своим представлениям о необходимых преобразованиях (а он уже тогда понимал, что Россия нуждается в проведении кардинальных реформ) – никаких сколько-нибудь серьёзных поручений он в силу занимаемого положения получить не мог. А о том, чтобы предоставить всесильному министру внутренних дел Дмитрию Андреевичу Толстому (который был одним из наиболее приближённых лиц императора Александра III) собственные соображения по тому или иному вопросу, не могло быть и речи. Впрочем, даже если бы такая возможность была – в то время это Петру Аркадьевичу ничего бы не дало. Пока что он имел только общие представления о характере преобразований – до тщательно разработанной программы было ещё очень и очень далеко. В итоге Столыпин так и остался только причисленным к МВД и его связь с министерством оставалась формальной. Примерно такой, как ранее у Пушкина с МИДом…
Ещё очевидно и то, что с богатством и связями Столыпиных Пётр Аркадьевич легко мог получить несравненно более престижную и обещающую большие карьерные перспективы должность по Министерству императорского двора и уделов, или МИДу, но предпочёл министерство, в котором можно было заниматься только рутинной черновой работой. Когда же его надежды, связанные с работой в МВД, не оправдались, он и не подумал искать лёгких карьерных путей, а решил перейти на работу в ещё менее престижное ведомство. Правда, в 1888 году Столыпин получает придворное звание камер-юнкера, но это никак на его будущем продвижении по служебной лестнице не отразилось. Наиболее вероятно, что присвоение камер-юнкерства произошло по инициативе отца, желавшего таким образом ввести сына в придворные круги.
Проходит чуть более 2 лет, и Столыпин подаёт прошение о переходе в Департамент земледелия и сельской промышленности Министерства государственных имуществ, куда и переходит в феврале 1886 года. Какими движущими мотивами был обусловлен подобный выбор, представляется очевидным. Петра Аркадьевича чрезвычайно интересовали вопросы перестройки системы земельных отношений, что впоследствии позволило ему создать целостную концепцию реформ в аграрной сфере. А Департамент земледелия и сельской промышленности был учреждением, обладавшим огромным эксклюзивным объёмом информации по земельному вопросу.
Не вызывает сомнения, что работа Столыпина в Министерстве государственных имуществ дала ему уникальные знания, без которых ему было бы значительно труднее реализовывать в будущем свою программу реформ. А в Департаменте земледелия он именно работал, а не просто числился, как ранее в МВД. В апреле 1886 года Столыпин получает чин коллежского секретаря, а в январе следующего года – назначается на свою первую руководящую должность: помощником столоначальника. Эта неблагодарная чиновничья работа много дала будущему главе правительства – и не только в плане ознакомления с ситуацией в сельском хозяйстве и его наиболее острыми проблемами. Пётр Аркадьевич на основе личного опыта, почти с самого низа мог понять принципы функционирования государственного аппарата империи, без знания чего невозможно было осуществлять эффективное управление.
В департаменте молодой чиновник отвечал за систематизацию книг и публикаций прессы по сельскохозяйственной тематике и в 1887 году опубликовал «Указатель книг, журнальных и газетных статей по сельскому хозяйству за 1886 г.».
Однако работа в столице не позволяла узнать, как работает аппарат власти на местах, что было не менее важным, чем работа в центральных органах управления. Всё, что было можно, от работы в министерстве Столыпин взял – теперь он считал необходимым заняться практической работой непосредственно на земле. 28 февраля 1889 года Пётр Аркадьевич подаёт прошение министру с просьбой разрешить переход в Ковенские уездные предводители дворянства с оставлением причисленным к Министерству государственных имуществ. После удовлетворения данного ходатайства он 18 марта приказом Виленского, Ковенского и Гродненского генерал-губернатора назначается уездным предводителем дворянства и одновременно возглавляет съезд мировых посредников. Через год Столыпин также становится почётным мировым судьёй Ковенского уезда.
О представлении будущего главы правительства относительно задач мирового суда, а также о том, насколько высок был авторитет последнего в уезде (впрочем, как и во всей империи), красноречиво свидетельствует следующий отрывок из выступления Столыпина на праздновании юбилея ковенского съезда мировых судей: «В России умеют и привыкли говорить только члены судебного ведомства (более чем скромное заявление для человека, впоследствии получившего заслуженную славу одного из лучших ораторов страны. – Авт.). Мы люди служивые и помещики, умеем только писать и пахать. Поэтому попробую с грехом пополам выразить свою мысль сравнением из сельскохозяйственной жизни. Когда мы обрабатываем землю, то в процессе обработки участвуют три элемента: пассивный – сама почва и орудия обработки, плуг, активно же – пахарь – лицо, одухотворяющее работу своей мыслью, направляющей её своей волей. Успех работы зависит от него, и он ведёт хозяйство по пути сельскохозяйственной культуры. Нечто подобное мы видим и в деле народного правосудия. Народ, общество, судебные учреждения, закон представляют из себя элемент пассивный, пахарем же является судья, двигающий общество вперёд по пути культуры нравственной. Разница тут в одном: земля в случае дурной её обработки мстит неурожаем, но молчит, не ропщет, общество же без ропота неправосудия не переносит.
В течение службы моей представителем части здешнего общества в течение трети того периода, окончание которого мы сегодня празднуем, я ропота на правосудие не слышал!»
Необходимо сказать несколько слов о сути должности уездного предводителя дворянства. На самом деле название не совсем отвечало сущности: его полномочия отнюдь не ограничивались чисто дворянскими вопросами. Он одновременно руководил деятельностью уездного земского собрания, уездного училищного совета, уездного присутствия по воинской повинности, уездного съезда и других ключевых местных органов власти. Фактически уездный предводитель дворянства концентрировал в своих руках всю полноту власти и полностью руководил уездом, в том числе и образованными при предыдущем либеральном царствовании земствами. При этом контроль губернаторов над уездными предводителями дворянства был, как правило, достаточно условным – во всяком случае, они не считали нужным входить в подробности уездной жизни.
Таким образом, Столыпин получал почти неограниченные полномочия и в его руках оказалось благополучие довольно крупного уезда. Конечно, он понимал, что назначением (в западных губерниях предводители дворянства не избирались, а назначались Петербургом) был обязан вовсе не своим личным достоинствам, а связям и влиянию отца. Понятно, что подобное положение никак не могло устраивать Петра Аркадьевича с его обострённым чувством гордости (которую не следует путать с гордыней) и он хотел всей своей работой доказать, что способен на самостоятельные достижения. Тем более было бы большим преувеличением считать, что местное дворянство находилось под управлением генерала Столыпина и было абсолютно безгласно – ряд его представителей также пользовались серьёзным влиянием в столице империи. Если бы Пётр Аркадьевич не справился с управлением уездом, то дворянство добилось бы его смещения. Однако за годы управления уездом он получил общее признание не слишком лояльных к петербургским назначенцам польских дворян. К тому же невмешательство губернаторов сохранялось только при условии, что в уездах всё было в целом благополучно. При допущении серьёзных промахов они быстро смещали неугодных предводителей (что неоднократно и случалось).
В дальнейшем сам Столыпин достаточно скромно характеризовал свою деятельность на посту уездного предводителя дворянства: «Служил себе просто, исполнял свои обязанности и не мудрил». Он и вправду не стремился к прожектёрскому реформаторству на уездном уровне, а делал всё возможное, чтобы наладить эффективное управление в доверенном уезде. При этом подавляющее большинство ковенских помещиков и вообще образованных людей (за исключением офицерства и чиновников) составляли поляки, у которых русскому добиться признания было не так легко.
Столыпин справедливо полагал, что в деле управления не может быть мелочей. Например, считая чрезвычайно важным для улучшения жизни населения установление трезвого образа жизни, Пётр Аркадьевич особое внимание уделял уездному попечительству о народной трезвости, которое он возглавлял. При этом он сделал всё возможное, чтобы установление народной трезвости не ограничивалось только проповедями и раздачей примитивных моралистических брошюр, как это практиковалось ранее. Столыпин видел, что пьянство в решающей мере обусловлено низким уровнем культуры и отсутствием для простых людей возможности с пользой провести свободное время. По его инициативе в Ковно был построен просторный двухэтажный «Народный дом», в котором был предусмотрен большой зал для устройства спектаклей, чтений и лекций. Понятно, что именно такие конкретные мероприятия, а не общие слова помогали бороться с проблемой пьянства, уже начавшей существенным образом негативно сказываться на состоянии страны.
Также уездный предводитель дворянства показывал пример эффективного управления и в качестве рядового помещика. Очень скоро его имение стало образцовым, что объяснялось как использованием новейшей сельскохозяйственной техники и технологий (например многопольного севооборота), так и найденным взаимопониманием с наёмными работниками. Сельское хозяйство тогда стало подлинным увлечением Столыпина. Как вспоминала фон Бок, её отец целиком погружался в заботы о посевах, покосах, посадках в лесу и работах во фруктовых садах. Вот, например, яркая зарисовка, сохранившаяся навсегда в памяти дочери: «Мой отец в своей непромокаемой шведской куртке, в высоких сапогах, весёлый и бодрый, большими шагами ходит по мокрым скользким дорогам, наблюдая за пахотой, распоряжаясь, порицая или хваля управляющего, приказчика, рабочих. Подолгу мы иногда стоим под дождём, любуясь, как плуг мягко разрезает жирную, блестящую землю».
Уже значительно позднее, будучи губернатором сначала в Гродно, а потом в Саратове, Столыпин изредка приезжал в Колноберже и отдавал детальные указания, что надо делать для получения большего урожая. На замечание одного из соседей-помещиков, что это, дескать, «не губернаторское дело», Пётр Аркадьевич убеждённо ответил: «Не губернаторское, а помещичье, значит важное и нужное».
Советская (а ранее леволиберальная) историография хорошо поработала над тем, чтобы представить помещичье землевладение в России неким сплошным чёрным пятном, концентрировавшим в себе исключительно негативные моменты. Между тем, многие помещичьи имения сыграли важную роль во внедрении в сельское хозяйство передовых методов хозяйствования, что давало ему значительный импульс развития. В отличие от традиционно косной крестьянской общины, многие помещики стремились сделать свои хозяйства образцовыми и максимально повысить их рентабельность за счёт внедрения новых технологий. И если крестьянская община в лучшем случае с трудом могла себя прокормить, то в хорошо поставленных помещичьих хозяйствах добивались рекордных урожаев (которые и составляли основу российского зернового экспорта) и строили мощности по переработке мяса и молока. Другой вопрос, что таких имений было в масштабах России не так уж и много, и Столыпин видел будущее аграрной сферы всё же не в крупных помещичьих хозяйствах, а в крепком крестьянском хозяйстве, которое будет пользоваться широкой государственной поддержкой.
Но учитывая плохие, сильно переувлажнённые почвы Ковенской губернии, Столыпин считал, что доминирующим в сельском хозяйстве региона должно стать не земледелие, а животноводство, что впоследствии и произошло.
При этом Столыпин в своей новаторской деятельности в области сельского хозяйства не ограничивался только развитием собственного имения. Он стремился, чтобы все остальные хозяйства уезда (а потом и губернии) не уступали Колноберже. С этой целью в 1900 году Столыпин организовывает Ковенское сельскохозяйственное общество, которое не только пропагандировало новейшие знания в области агрономии, но и имело склад новейших сельхозмашин, а также распространяло сортовые семена различных культур.
Кроме того, показательно, что Столыпин не ограничивался сугубо технологическими вопросами (при понимании всей их важности) – он осознавал, что не менее важно решение вопросов социальных. На заседании Сельскохозяйственного общества Пётр Аркадьевич выступает с подробными докладами, в которых проводится мысль о необходимости социальной защиты наемных работников, их пенсионном обеспечении, улучшении положения женщин-работниц. И это были не просто теоретические декларации, за которыми не стояло никакой конкретики. Наёмные работники в имении Столыпина получали самую большую оплату в уезде, и Пётр Аркадьевич обеспечивал им достойные условия работы. Как вспоминали местные жители, каждый год семья Столыпиных после сбора урожая организовывала так называемые «праздники рабочих», на которых раздавали подарки (одежду, сладости и др.) самим рабочим и их детям (детские подарки лично готовила Ольга Борисовна). Видимо, недаром все служащие имения были искренне преданны Петру Аркадьевичу, что он ценил и полагался на их верность. Некоторые из них сопровождали Столыпина во всех местах его службы, а один погиб во время покушения на Аптекарском острове в 1906 году.
О широте государственного кругозора Петра Аркадьевича свидетельствует также то, что он мыслил не уездными категориями, а в масштабах империи. Предводитель дворянства уже тогда неоднократно выступал с обоснованием того, что для дальнейшего развития России необходима широкая экспансия на новые внешние рынки (что, в свою очередь, было невозможно без повышения качества продукции). Вот его слова: «Открытие новых рынков сбыта создало бы, вероятно, целый ряд побочных производств, имеющих при настоящих условиях немаловажное значение для сельского хозяйства».
Не менее интересно то, что Столыпин был убеждён, что главным внешним рынком сбыта отечественной сельхозпродукции должна и далее оставаться Германия, а поставляемую туда продукцию из приграничных районов Министерство финансов должно освободить от ряда таможенных сборов. Это мнение во многом обусловило его будущую убеждённость в том, что ухудшение экономических и политических отношений с Берлином является крайне нежелательным и может привести к катастрофическим последствиям.
Признанием авторитета Столыпина в вопросах сельского хозяйства являлось то, что 11 марта 1902 года императорским указом Пётр Аркадьевич был утверждён в звании члена-представителя сельского хозяйства Российского сельскохозяйственного совета на текущий год.
Необходимо отдельно остановиться и на деятельности Столыпина в должности почётного мирового судьи по Ковенскому и Инсарскому судебно-мировым округам, должности в определённом смысле не менее важной, чем предводитель дворянства. Здесь он дополнительно подтвердил свою репутацию безупречно честного человека, для которого не имело значения ничего, кроме соблюдения закона.
Честность Столыпина достигала такой степени, что он избегал малейших действий, которые могли породить хотя бы мысль о его личной заинтересованности. Почти фантастически для нашего времени, например, звучит следующая история. Когда Пётр Аркадьевич уже был губернским предводителем дворянства, он получал множество ходатайств с просьбой о строительстве шоссе на Ковно, кратчайший путь которого должен был проходить через принадлежащие ему земли. В этом случае Столыпин получал бы компенсацию от казны, которая серьёзно превышала стоимость отчуждаемой земли. Хотя шоссе действительно было жизненно необходимо для развития экономики края, Пётр Аркадьевич категорически отказался ходатайствовать о его строительстве.
Также все современники единогласно свидетельствовали, что на всех занимаемых должностях Столыпин был абсолютно чужд протекционизму и непотизму и во всех своих решениях (в том числе и кадровых назначениях) исходил исключительно из мотивов государственной пользы.
Можно констатировать, что работа Столыпина в Ковенском уезде была высоко оценена в Петербурге – стало ясно, что его административные способности заслуживают более широкой сферы применения. И на это раз связи и влияние отца были ни при чём. 24 апреля 1898 года Пётр Аркадьевич был назначен (в Западных губерниях губернских предводителей дворянства, как и уездных, боясь усиления польского влияния, также не избирали, а назначали) ковенским губернским предводителем дворянства именно за успешную работу в уезде, ставшую достаточно широко известной в бюрократических кругах.
Своебразным подведением результатов своей работы в уезде (а также выражением принципа всей своей дальнейшей государственной деятельности) может служить прощальная речь Столыпина перед местными чиновниками, преподнёсшими ему на память альбом со своими фотографиями: «Глядя на дорогие для меня лица ваши, я буду вспоминать, как все вы, товарищи мои, – мировые посредники, члены и делопроизводители отдельных присутствий, канцелярские чиновники, каждый в пределах своей работы, воодушевлены были любовью к делу и прилагали все усилия, чтобы тот общий труд, который мы призваны были выполнять, не являлся бы исполнением одной формальности, а достигал бы своей цели, был бы закончен и полезен.
Вот эти общие наши условия и делали нашу работу лёгкой и приятной и оставят во мне навсегда приятную, светлую память и чувство глубокого удовлетворения».
Должность губернского предводителя дворянства была не менее ответственной, чем уездного. Хотя руководитель губернии предводитель не обладал такой полнотой власти и полномочиями, как его уездный коллега, но назвать этот пост безвластным никак нельзя. Как и в уезде, полномочия губернского предводителя далеко не ограничивались только делами дворянского сословия. По своему положению он должен был председательствовать в местном земском собрании, что давало ему возможность управления земствами. По сути, губернский предводитель являлся правой рукой губернатора, получал обширный административный опыт, и недаром потом некоторых губернских предводителей назначали губернаторами.
Насколько можно судить, Столыпину назначение особой радости не доставило – он вообще был абсолютно чужд карьеристским мотивам. Любой пост для него означал, прежде всего, жертвенное служение, иного отношения он просто не понимал, что порождало у современников искреннее недоумение. Как говорил Пётр Аркадьевич: «Это «чиновники» придают такое значение чинам, а я работаю в надежде принести пользу нашей родине, и награда моя – видеть, когда мои начинания идут на благо ближним». У Столыпина в жизни было совершенно иное представление о счастье, нежели богатство и карьера. Вот ещё его слова: «Любовь и труд – вот залог счастья и жизни».
И это была не просто красивая поза. Рюрикович Столыпин мог без труда получить любую почётную синекуру при дворе или любом министерстве. Но он предпочёл заниматься малопрестижной тяжёлой работой в заброшенном уголке империи, жизнь в котором ничем не походила на столичную.
Интересную зарисовку патриархальной жизни Ковно того времени оставила фон Бок: «По бокам улиц тянулись деревянные тротуары, а рядом с ними текли ручейки грязной воды, через которые были перекинуты слегка горбатые мостики. Зимой по замёрзшим ручейкам лихо носились на одном коньке уличные мальчишки. Как я им завидовала! И как досадовала на Эмму Ивановну, немку, сменившую няню Колабину, за то, что она, по непонятным мне тогда причинам, не позволяла присоединиться к ним. Улицы были мощены поразительно выпуклыми булыжниками, по которым тряслись и немилосердно шумели дрожки гарнизонных офицеров, большинство ещё без резиновых шин. Так же тряслись и красные, как бифштекс, щёки полковника Пыжова, когда он, к радости моей и всех гуляющих по бульвару, сам объезжал в шарабане вороного своего жеребца.
Все были знакомы друг с другом, если не лично, то всё же знали, кто это, и появление нового лица на улицах возбуждало толки и пересуды. Когда брали извозчика, тот спрашивал: «Домой прикажете или в гости изволите ехать?»
Лавочки были маленькие, убогие, и выставленные в окнах товары стояли там месяцами, покрытые густым слоем пыли.
Веселье в уличную жизнь вносили солдаты, часто проходившие по городу с музыкой, и ещё больше парады на Соборной площади в торжественные дни высочайших праздников.
Из дома в старом городе, где мы поселились сначала, мы скоро переехали в маленький деревянный домик с большим садом на одной из боковых улиц центральной части города. Улица эта вообще не была мощена, и по городу ходил анекдот, что когда кто-нибудь нанимал извозчика, чтобы ехать к нам в осеннее или весеннее время, тот отвечал: «Если к Столыпиным желаете, лодку нанимайте, а не меня». И я хорошо помню громадную лужу перед нашими окнами».
О работе Столыпина губернским предводителем дворянства можно сказать примерно то же, что о предыдущей работе в уезде. Как и ранее, он не жалел ни сил, ни времени для максимального улучшения положения дел во всех вверенных ему сферах деятельности. Разница заключалась только в том, что в губернии он мог сосредоточиться на вопросах земского самоуправления, что только усилило его уверенность в том, что Россия нуждается в кардинальном реформировании системы власти, включая передачу максимума властных полномочий от центра на места. Также ещё более укрепилась столыпинская уверенность в необходимости дать крестьянам возможность свободно выходить из общины с закреплённой землей. Дополнительно этому способствовало то, что, будучи жителем приграничной губернии, он видел, на каком высоком уровне находится сельское хозяйство в соседней Германии с её крупными современными хозяйствами и полным отсутствием рудиментарного института крестьянской общины.
Глава III Гродненский губернатор
… пребывание мое здесь, в Гродно, похоже было на прекрасный сон и как сон оно было слишком коротковременным.
П. А. Столыпин
Учитывая, что энергичный губернский предводитель дворянства был в то время, в отличие от эпохи Александра II, скорее исключением (большинство из них рассматривало свою должность больше как синекуру), то не удивительно, что многолетняя успешная деятельность Столыпина в Ковенской губернии привлекала внимание руководства МВД. Руководители министерства тщательно пытались подыскать для назначения на ключевые посты в системе государственного управления людей энергичных и безупречно честных. Особенно активно процесс подбора новых кадров начался при новом министре внутренних дел Вячеславе Константиновиче фон Плеве, возглавившем в апреле 1902 года министерство после убийства своего предшественника Дмитрия Сергеевича Сипягина эсеровским боевиком Степаном Балмашевым. При этом Вячеслав Константинович, благодаря своим огромным возможностям, имел объективную информацию о положении на местах и прекрасно знал положение дел в каждой губернии.