Страница:
Потому, что мне так удобнее. Просто буду писать: «Когда я был геологом», или: «Когда я был начальником месторождения» (наверное правильнее писать «рудника», но там говорили «месторождения».
Например, так:
Когда я был геологом на месторождении, мне всегда казалось, что я счастлив.
Или так: «Когда я был начальником месторождения, я радовался жить».
Как без этого?
Они ведь всегда смеются последними.
А лучше бы в последний раз.
Одним из сильнейших потрясений на уроках ботаники было открытие свойств микроскопа. Стоило мне лишь немного освоиться с этим волшебством, как разглядывание срезов листиков меня перестало интересовать, и я подумал, что уж теперь-то точно разгляжу самую суть. Так уж получилось, что когда я решил разглядеть самую суть, под рукою ничего не оказалось кроме учебника математики. С тех пор я понял смысл выражения «взять производную». Вероятно, я постиг бы и матанализ, но увидел в окуляр бумажного клеща, это я теперь понимаю, что это был бумажный клещ, а тогда он показался мне демоном из самого настоящего ада. Обязательно выберите время и посмотрите в микроскоп на книжного клеща. По сравнению с ним, даже конституция не так страшна.
Я заверил его в том, что у нас в стране все хорошо и спокойно.
— Ну-ну — сказал клещ, знал бы ты, что случится у вас в стране через десяток лет.
Теперь я понимаю, что если даже последний клещ знал о том, что случится с моей страной, то должно быть мы все просто ослепли и никогда не умели думать,
Я посмеялся над его словами.
Тогда я думал, что смеялся последним.
Теперь понимаю, что он просто не видел поводов для смеха.
Он сказал, что лучше быть книжным клещом и подъедать крохи в учебнике математики, чем пытаться сделать жизнь людей лучше. Он сказал, что его занятие — вообще самое хорошее их того, что безопасно можно делать для людей. Потому что, сказал он, все остальное людям во вред.
Наверное, в него вселилась душа того человека, который первым устроил телешоу. Или душа поэта Демьяна Бедного?
Я не знаю, я не спросил его тогда. Мне казалось, что все у нас хорошо.
Так оно и было.
Я ведь думал, что это я смеялся тогда последним.
Ох уж эти детские уверенности.
А вы знаете, что нашел Герман Вирт на Доггеровых отмелях в Северном море?
Доктор Герман Вирт. Он всю жизнь искал остатки того человечества, что вымерло, и поэтому основал Аненербе. Он искал код, объединяющий культуры современного человечества. Ему казалось, что наследие людей, которые вымерли какое-то неполное. И поэтому его поиски финансировались СС. Конечно, выглядит не очень, на вкус нынешних российских грантопользователей, но это не так уж глупо, в конце концов, ЦРУ в Германии при нацистах не обладала возможностями СС.
В поисках ответов на свои вопросы о вымершем человечестве, Вирт пришел к выводу о том, что наследие этой духовно богатой расы есть в крови каждого народа и каждого человека. А еще, он узнал, что у той расы был матриархат. То есть всем управляли женщины, прямо как у Гиммлера в семье. А теперь представьте себя на месте Гиммлера.
Вот это номер! — сказал он…
Вирт, ты меня неверно понял! — сказал он…
Вирт, отнеси и положи обратно — сказал он…
Так все это, почему-то, очень не понравилось Гиммлеру.
Еще он сказал, что такие находки лишают смысла все его прекрасные замыслы. Он даже напился в замке Вевельсбург и, надев на указательный палец, сразу пять колец, задумался, как быть. Именно тогда он распорядился посадить в концлагерь личного врача Геринга, еврея. А самому Герингу пришедшему требовать врача обратно заявил-
«Ну и что же, что он хороший еврей? У каждого из нас есть свой хороший еврей, и это не должно служить препоной к возрождению арийской расы». На самом деле Гиммлер врал. Ведь он уже знал о том, что в крови евреев не меньше от гипербореев, чем в его крови, а может быть и больше. А то, что он врал, указывало на решенность судьбы Вирта.
Рейхсфюрер додумался до полицейского надзора. Ему показалось, что это лучший выход из создавшейся ситуации.
Вирт был уволен из рядов СС и к нему был приставлен полицейский надзор. Самое смешное, что в крови полицейских тоже была частичка крови вымершей расы. А значит, у них было такое же исключительное право на владение Миром, как и у немцев. А у немцев, такое же, как и у евреев.
Герман Вирт умер в начале 80-х годов больной, забытый и никому не нужный.
Его даже боялись вспоминать.
Гиммлер принял яд, на несколько сотен лет пережив короля Генриха Птицелова. Семи тысяч серебряных Колец в замке Вевельсбург так и не нашли. Многим назгулам удалось выжить и посмотреть Мир.
О судьбе полицейских имевших право на мировое господство мне узнать ничего не удалось.
Герман Вирт был историком, этнографом, антропологом, предсказал и доказал общность народов и их происхождения от вымершего человечества. Он знал более ста мертвых языков. Насколько хорошо — осталось неизвестным.
Вот, что отыскал Герман Вирт на Доггеровых отмелях в Северном море.
Я хочу сказать, что он был неплохим человеком.
Просто гиперборейская кровь не давала ему покоя. И сорок лет жизни он провел впустую. Можно сказать, он на сорок лет не дошел до Мечты. Хотя уже видел в бинокль ее купола.
А вы видели в бинокль купола своей мечты?
То-то же…
Когда человечество еще не вымерло, но Мир уже Замкнулся, многим не хватало колбасы и Справедливости. Или Справедливой колбасы? Я уже не помню.
Тогда появились злые колдуны, которые казались добрыми. Они и сами верили в то, что они добрые.
Однажды я увидел, как все началось.
Огромная колонна людей перла по Тверской,
по Горького, то есть, люди были недовольны.
И было чем, вообще-то.
Впереди колонны шли: член политбюро ЦК КПСС, кандидат в члены политбюро. Генерал КГБ, два следователя по особо важным делам, женщина с лицом доярки, хроменький пассионарий. А позади 100000 людей.
С желаньем острой справедливости в глазах. С ненавистью к очередям, унижающим их достоинство, то есть те, что были впереди, они в очередях не бывали, но шли. Потому как разделяли. Понимали. Возглавляли. Совесть народная.
К светлой жизни шли. Дальше рассказывать?
Расскажу.
Нужен был Сулла, а явился Марий. Это два таких древних волшебника.
Самое смешное, что в Истории Рима все это описано Моммзеном.
Никто не читал. Все шли. К лучшей жизни. Нет, что-то читали, наверное, но не Моммзена. Точно. Я вспомнил. Все читали журнал «Огонек».
Его редактор обещал на выборах сделать рубль конвертируемой валютой, а позже пропал в стране-США за океаном.
Наверное, ищет конверты? Ну, так вот, шли они по улице Горького.
А потом, случилось доброе — добрые волшебники, уже тогда знали, чем все это может окончиться и пытались остановить будущую гекатомбу с помощью резиновых дубинок.
Рядом был Елисеевский гастроном и многие, хоть и не все 100000 побежали туда и встали в очередь. Как бы в очередь. Прикинулись очередью. Много для одного магазина — не войти, не выйти.
Такая вот ирония злого волшебства. Огляделись и поняли: Пусть в очереди, но в Елисеевском и не бьют. Не все 100000 в Елисеевском, и не всех не бьют, но ведь тут кто как смог устроится.
Мне кажется, что все, что случилось с моею Страною потом, было задумано именно там. В очереди, но в Елисеевском.
Как сделать человеку хорошо? Надо сделать очень плохо, а потом как было. Вот, что поняли злые колдуны, возглавлявшие демонстрацию.
И я спросил одного: Каково это, чувствовать ответственность за такое количество людей сразу? А он отвернулся, и буркнул, что сейчас некогда говорить. Потому, что происходит настоящая трагедия.
Теперь — то я готов прозакладывать голову первого президента, что он имел в виду вовсе не разгон демонстрации,
А тогда просто засмеялся. Тогда еще получалось смеяться над ними.
Потом смеяться стало больно.
Главное — чтобы на улице били.
Кто как смог устроится
Магазин — не войти, не выйти.
Пусть кто-то скажет, что плохой выбор.
А вот Вы, где тогда оказались?
Вот и молчите.
А как вы думали?
Ох и порезвились потом возглавлявшие тогда колонну. Каждый в силу своей сообразительности и склада характера, но все от души.
Или что там у них?
Елисеевский?
Половины уж нету в живых.
Не найдет их потом Герман Вирт на Доггеровой отмели в Северном море.
Они в другом месте.
Это так же точно как горький перец.
Интересно, мода на тефлоновые сковороды, она везде?
Говорят в Китае, в древнем Китае, у Императоров случались острые приступы даосизма, и они пускали ситуацию в стране на самотек.
Говорят, тогда люди жили лучше всего.
И страна жила лучше всего.
Один мой друг, волшебник, скорее всего беглый эльф, когда я спросил его
— что мешает людям жить нормально, ответил так:
«Я люблю сок морковный, с детства. А принято считать почему-то, что он не усваивается, если его не разбавить молоком или сливками.
Недавно сижу в кафешке с товарищем, заказал я себе этот сок.
А официантка-девочка мне говорит: со сливками?
Нет, говорю, спасибо.
Она: не усваивается.
Я говорю: ничего, как-нибудь.
И знакомый мне тоже стал бубнить про неусвояемость.
Я ему говорю: Виталий, мне сорок лет скоро, сижу тихо, пью сок из морковки на честно заработанные рубли,
идите вы все на хуй с вашими советами,
уж, наверное, я знаю, что мне нужно, а что не очень.
Вот это, сказал он, и мешает.
А потом еще сказал — „сам ты эльф“,
почесал заостренным ухом свой затылок и ушел пить морковный сок и перечитывать книгу Экклезиаста.
Я понял его.
Все дело в сопричастии.
Это такое рефлекторное деепричастие, не предусматривающее отстраненности.
Он вообще интересный эльф.
Только горы не очень любит.
Я так думаю.
А кто бы их очень любил, если в горах не отдыхаешь, а разнимаешь сцепившиеся в войне трибы гоблинов и орков?
Вы бы любили?
Вот и он, не очень.
Когда человечество еще не вымерло, его занесло в Страну- Рай.
Страна Рай, была за горами. Сразу за горами.
Просто гор очень много.
Он полюбил эту страну.
Ему там было интересно.
Он даже ночевал пару раз на пляже, под лодками.
Что-то случилось с документами, никак было без них не вернуться.
Не мог же он их бросить и уехать, если была слабая надежда, что они живы? Эльфы своих не бросают.
Много чего он там делал в этой стране.
Когда не было денег, ночевал на пляже, когда были, ел в ресторанах жуков.
А не в ресторанах он ел гусениц.
Покупал бутылку ледяного пива со львом на этикетке,
несколько вкусных гусениц и
, сидя на бордюре, смотрел, как мимо него пробегает страна-Рай.
Пробегает, но остается на месте.
И не было у него начальников, зато были фрукты, товарищи, женщины, вино, мясо, пиво и гусеницы.
А еще комната над баром с проститутками
и хоть залейся дешевого рому в этом же баре.
И можно было сидя на бордюре, смотреть, как убегает, оставаясь на месте, страна-Рай.
А можно было поехать к океану и найти занятие, чтобы хватало на такое же продолжение жизни.
Без достижения высот карьеры и сшибания с ног полудурков.
На жизнь не по черновику.
Там было хорошо.
Он всегда ценил сиюминутное счастья.
Там сиюминутного счастья было на годы.
Такая вот она противоречивая Страна-Рай.
Там он понял, независимо от Германа Вирта, что человечество, которое вымерло — не оценить с точки зрения одной нации.
Он так и сказал мне
: „мир ни разу не гиперборейскицентричен“.
Мне понравилось то, что он сказал.
Это было сообразно и моим мнениям, хотя я и националист.
А когда я спросил — как ему живется теперь, после того как он вернулся будто героический любитель животных, он ответил:
„Другой мир и звиздец. Хотя он и замкнулся. И, если не рассматривать подобные частные случаи, это офигительно интересно“.
Поскромничал.
Вывел неудобства в частный случай.
Прямо ходячая реклама монгольского нашествия.
А еще он сказал:
Если человек хоть однажды не соберется в другой Мир, то жизнь сама возьмет его за шкирку, и выбросит туда несобранного».
Я понял, о каком мире он говорил.
О единственном в который есть еще дорога после того как Мир Замкнулся.
Он говорил о смерти.
Эльфы живут так долго, что успевают основательно собраться в такую дорогу. Поэтому он говорил это для людей.
Чтобы люди тоже были готовы.
А то, что за дорога, если даже сандалии натирают ногу?
И если нету морковного соку, или воды во фляге?
— Дрянь, а не дорога.
Как вечная работа по достижению признанного общественностью настоящего счастья.
Не сиюминутного, а настоящего липкого как реклама правильного образа потребления.
Мы слишком редко смотрим на небо.
Другой мир и звиздец.
Жизнь не по черновику.
Потому что.
Если бы у меня было чуть меньше воображения,
я написал бы фантастическую книгу,
в ней я рассказал бы как пара-тройка героев,
с сильного перепою основывают новое государство на свободных землях.
Как растет это государство, как хорошо там жить, среди чистой воды ручьев, и зелени нетронутых вековых лесов.
Как убивают тех, кто приходит учить жить, и милуют тех, кто жить учится.
Нет, не про основание государства.
Да… вот про это я и написал бы.
Про то, что герои не всегда именно те герои, но герои есть обязательно.
Про то, как милуют тех, кто учится жить. Я написал бы так:
И мечи над камином, и горящие факела в сумрачных залах…
И настоящий колдун в полночной башне.
Только он далеко этот замок, там, в гулком ночном небе, там за тучами оно не другое, не ночное, оно сияет мириадами звезд и переливается черным кварцем. Оно наполнено жизнью и вечным счастьем недосягаемости.
Там сидят за столом мои друзья и говорят о том, как прекрасно было увидеть белую песчаную полоску земли континента за Океаном…
Я написал бы как беглец спас дурака и как этот дурак понимает, что бесчестье не главное, главное — просто суметь вернуться и правильно умереть. И что даже если ты точно будешь знать, что смысла в этом — только удивиться врагов, ты идешь и удивляешь их. И как он остался перед выбором. И как стал выбором сам.
Я написал бы так:
Туман заполнил лес, и, казалось, человек не идет а плывет в этом тумане словно призрак, но это только казалось, на самом деле, он смертельно устал, настолько, что уже и не шел, а брел едва переставляя ноги, конь его пал еще прошлым утром, и теперь, когда до цели оставалось совсем немного, в воздухе все отчетливей пахло гарью. И когда лес кончился, он увидел, что замка больше нет, темные груды серели в предрассветном мареве, и пахли мертвечиной. Он знал этот запах, слишком часто ему приходилось сталкиваться с ним, так пахли и враги, и друзья, когда смерть примиряла по своему обыкновению всех. Человек не приближаясь к руинам, ушел в заросший терном и ежевикой яр, там, у небольшого ключа бьющего из-под земли он напился, поднося сложенные лодочкой ладони ко рту, и скинув подбитый мехом плащ, тяжело опустился на него. Через некоторое время он уже спал. Впервые за последние трое суток.
Через несколько часов, когда солнце уже стояло в зените, человек поднялся, вынырнув из мира снов, мира, в котором все еще было по-прежнему. И проваливаясь подбитыми железом каблуками сапог в глину, медленно двинулся в низ по тальвегу оврага. Через несколько десятков шагов, он по одному ему ведомым приметам, отвалил дерн со склона, и шагнул показавшуюся под дерном дверь. Отсутствовал недолго, и вышел переобутым в удобные мягкие сапоги, за плечами у него висела вместительная сумка, на поясе появилась сабля в дополнение к кинжалу. Одежда полностью поменялась, да и движения преобразились.
Обреченность ушла от него. Человек вновь обрел смысл. Смысл этот покоился в его заплечной сумке. Он шел жить. И это было справедливо.
Через некоторое время, из распахнутой в склоне оврага двери с уханьем вырвалось пламя, стена заурчала, и съехавший гигантский пласт глины, навсегда похоронил под собой вход. А человек прошел по развалинам замка, восстанавливая картину произошедшего и прощаясь с ушедшими. И когда он скрылся в густом подлеске с восходной стороны, ничто уже не говорило о том, что здесь кто-то был.
И только на развалинах донжона, ветер трепал треугольный красно-синий флажок, прикрепленный к поставленному вертикально обломку пики.
Что бы знали. Еще не все.
Книга «колыбель для кошки». Я читал ее на посту. Потом она рассыпалась.
Но, я ее почел. Окончил читать в 1984 году. В самый мороз и
больше никогда ее не видел.
Потому, что не отправил домой, вместе с использованной зубной щеткой, и сигаретами «Седеф».
Ведь кому-то это было нужно?
— Да. Мне.
Когда я читаю Воннегута, я словно разговариваю с самим собою, каким я мог бы быть. Если бы не слова, если бы не беготня и не глупые выкрики из зала. Если бы не сила моего хотенья.
Я говорю ему
— Ну почему, почему я никак не могу сделать, что-то великое, что осталось бы людям?
А он отвечает
— Людям вообще мало осталось.
Я говорю ему
— Мне просто надо заставить себя писать, я знаю, что смогу, просто надо писать.
А он говорит мне
— Знаешь, ты просто пиши себе, все, что я писал, я писал себе? и получилось, что и тот другой я были неплохими людьми. А один из нас был еще и неплохим писателем.
А я говорю ему
— А почему все стремятся попасть в избранные и великие, а мало у кого получается?
А он говорит
— Получается у всех. Но мало кто об этом знает.
И я говорю ему — Спасибо, что потратили на меня время…
А он говорит
— Ничего страшного, восемьдесят четыре года не такой уж большой срок.
И уходит, улыбаясь и прикуривая сигарету…
И я говорю ему
— Хорошей тебе Вечности…
Фьють-фьють… говорит птичка.
Курт сейчас на небесах. Сейчас он смотрит на мир и удивляется, как мир похож на Таркингтоновский колледж официально объявленный Таркингтоновским Государственным Исправительным Заведением.
Там он может играть на лютцевых колоколах и быть счастливым чаще? чем дважды в день. И он будет пианистом в джаз-банде. И джаз банд будет срываться, и играть чисто негритянский джаз. Никто не заметит, но он-то будет знать)))
И Всевышний не очень-то увлечен нумерологией. А Конец Времен настанет.
А у нас тут экскременты попали в вентилятор. Очень давно, он помнит когда.
Да, что-то не повезло.
Если кто-то из нас умеет видеть хорошее из окна исправительного заведения Земля, это означает, что мы покорители вселенных.
Может быть, он плохо умеет не шутить, там на небесах?
— Ничего, скажу я, научится. Научится. Потому, что Прогресс носит гораздо более всеобщий характер, чем регресс.
И вообще все теперь будет гораздо лучше, чем было. До самого конца света. Все будет совсем по другому.
Вы только не спрашивайте меня почему, но кто-то там, на небесах хорошо к нам относиться.
Они стояли спиною к улице и лицом во двор.
И люди были обращены в себя.
А вокруг города были стены, и люди были обращены в город.
А вокруг стен были леса, поля, луга, горы и надо всем этим небо.
И люди были обращены к своей земле.
Это все равно, что книга — внутри обложки границ нету.
Но это не замкнутый мир.
Замкнутый мир, это когда обложка внутри книги. Знаете, как кот Джерри вывернутый наизнанку.
А вот в нормальном мире людей волнуют совсем не вопросы прибыли- убыли, быстроты доставки тела на работу, или погашения кредитов.
В нормальном мире, приходится решать вопросы посложнее.
Например:
Почему голод от питья ослабевает, а жажда от еды — усиливается?
Почему ночью звуки слышнее, чем днем? Правда-правда, даже в закрытом помещении.
Почему сны в осеннее время снятся несбывчивые?
Четное число звезд на небе, или нет?
Почему мясо быстрее портится на лунному свету, чем на солнечном?
Почему нам приятно смотреть на актеров, изображающих гнев и страдание, и неприятно на тех, кто действительно гневается или страдает?
Это очень серьезные вопросы, если ты живешь в нормальном мире, в нормальном городе и нормальном доме.
Это самые серьезные вопросы.
И решение их гораздо важнее карьеры, от которой, в результате, останется только прощальная пьянка уже без тебя.
Это были хорошие времена, однажды я спросил человека из такого мира — на что ты живешь?
А он ответил — «для чего я живу», так надо было спросить.
И сказал: Не знаю. Но это главное, что я должен узнать в этой жизни.
Он был медником и продавал на рынке всякие изделия сделанные собственными руками.
А потом ушел и погиб на маленькой неизвестной войне.
Может быть, он и решил свой главный вопрос.
Дай-то Бог.
Сегодня закопали злого колдуна, организовавшего для медника ту войну и еще много-много других войн и смертей.
С ним шли проститься.
Его показывали на всех перекрестках.
К нему приехали злые колдуны со всего Замкнутого Мира. О нем печалились и говорили об эпохе.
Проклято время, в котором эпоха- принадлежит убийцам и тупым невежественным алкоголикам.
Для меня та эпоха будет эпохой Сереги — медника,
погибшего в неведомой дали, схватив на бегу очередь в грудь.
Погибшего, так и не расстреляв последнего магазина патронов.
Он, по крайней мере, считал, что так надо и рисковал собою, а не другими. Вечная ему жизнь.
Дай ему Господи, ответ на его главный вопрос.
Зачем?
Я много раз думал, чтобы сделал с этим злым колдуном.
И понял — его надо было убивать раньше.
Сейчас он умер очень не вовремя. Многое уже не исправить.
И чем он думал?
«Я сделал людей разумными, научил их думать, потому, что раньше они слушали не слыша, и смотрели не видя. Я дал им добро и зло, я дал им пробужденье от сонных грез, в которых они влачили свои жизни. Я научил их ковать, строить дома и дворцы. Рубить деревья и лепить кирпичи. Я вывел их из пещер, в которых они не видели солнца и жили подобно муравьям в раздумье исполнения своего долга перед гнездом. Они не различали зимы и лета, потому, что совершали все без мысли. Я показал им Восходы и закаты. Я показал им ход небесных звезд, я научил их первой из наук — числам и грамоте, я дал им творческую память.
Я первый надел ярмо на дикого быка, облегчая людям телесный труд, я запряг в колесницы лошадей. Это я выдумал белокрылые корабли бегущие по воде в неведомое края, Скажу больше, я выдумал лекарства и медицину, Я научил людей смешивать их, чтобы лекарства в смеси с медициной отражали все болезни. Я научил людей гаданию, истолкованию пророческих снов — теперь люди понимают, что в них, правда, а что ложь. Определил смысл вещих голосов и дорожных примет, полет хищных птиц и смысл их знаков, Цвета и виды печени и желчи, гадание на внутренностях жертвы. Металлы, таившиеся под землёю. И никто не дерзнет сказать, что все это сделал не я».
Друг ответил, что лично он, сейчас пойдет и напьется, потому, что давно над этим думает, и я напрасно пристал к нему с этим вопросом в очередной раз. Он сказал, что мог бы многое мне рассказать, о масонах и смысле жизни, об Искре Божьей и Князе Мира сего, об орле и печени, но скажет только о печени.
И он сказал так: никогда больше не задавай мне подобных загадок, потому, что хотя Господь и не засчитывает в срок жизни время, проведенное с друзьями, печень это время засчитывает. Что если хочу четких и исчерпывающих ответов, то мне надо позвонить непосредственному руководителю проекта и спросить у него.
Он обязательно ответит, сказал друг…
— А вы верите, что ответит?
Как-то ведь вы думали?
Мой друг- колдун не мудрец. Он специалист по мудрости. Поэтому ему приходится много пить.
Он не учит что говорить, а учит как. Его звали Протагор, и это он сказал, что Бог есть, если люди верят в него.
Например, так:
Когда я был геологом на месторождении, мне всегда казалось, что я счастлив.
Или так: «Когда я был начальником месторождения, я радовался жить».
ЗИГ. ИДИ К ПОБЕДЕ.
Давайте обсудим наших политиков?Как без этого?
Они ведь всегда смеются последними.
А лучше бы в последний раз.
Одним из сильнейших потрясений на уроках ботаники было открытие свойств микроскопа. Стоило мне лишь немного освоиться с этим волшебством, как разглядывание срезов листиков меня перестало интересовать, и я подумал, что уж теперь-то точно разгляжу самую суть. Так уж получилось, что когда я решил разглядеть самую суть, под рукою ничего не оказалось кроме учебника математики. С тех пор я понял смысл выражения «взять производную». Вероятно, я постиг бы и матанализ, но увидел в окуляр бумажного клеща, это я теперь понимаю, что это был бумажный клещ, а тогда он показался мне демоном из самого настоящего ада. Обязательно выберите время и посмотрите в микроскоп на книжного клеща. По сравнению с ним, даже конституция не так страшна.
Я заверил его в том, что у нас в стране все хорошо и спокойно.
— Ну-ну — сказал клещ, знал бы ты, что случится у вас в стране через десяток лет.
Теперь я понимаю, что если даже последний клещ знал о том, что случится с моей страной, то должно быть мы все просто ослепли и никогда не умели думать,
Я посмеялся над его словами.
Тогда я думал, что смеялся последним.
Теперь понимаю, что он просто не видел поводов для смеха.
Он сказал, что лучше быть книжным клещом и подъедать крохи в учебнике математики, чем пытаться сделать жизнь людей лучше. Он сказал, что его занятие — вообще самое хорошее их того, что безопасно можно делать для людей. Потому что, сказал он, все остальное людям во вред.
Наверное, в него вселилась душа того человека, который первым устроил телешоу. Или душа поэта Демьяна Бедного?
Я не знаю, я не спросил его тогда. Мне казалось, что все у нас хорошо.
Так оно и было.
Я ведь думал, что это я смеялся тогда последним.
Ох уж эти детские уверенности.
АР. ПЕРВООГОНЬ
Хотя на самом деле я националист.А вы знаете, что нашел Герман Вирт на Доггеровых отмелях в Северном море?
Доктор Герман Вирт. Он всю жизнь искал остатки того человечества, что вымерло, и поэтому основал Аненербе. Он искал код, объединяющий культуры современного человечества. Ему казалось, что наследие людей, которые вымерли какое-то неполное. И поэтому его поиски финансировались СС. Конечно, выглядит не очень, на вкус нынешних российских грантопользователей, но это не так уж глупо, в конце концов, ЦРУ в Германии при нацистах не обладала возможностями СС.
В поисках ответов на свои вопросы о вымершем человечестве, Вирт пришел к выводу о том, что наследие этой духовно богатой расы есть в крови каждого народа и каждого человека. А еще, он узнал, что у той расы был матриархат. То есть всем управляли женщины, прямо как у Гиммлера в семье. А теперь представьте себя на месте Гиммлера.
Вот это номер! — сказал он…
Вирт, ты меня неверно понял! — сказал он…
Вирт, отнеси и положи обратно — сказал он…
Так все это, почему-то, очень не понравилось Гиммлеру.
Еще он сказал, что такие находки лишают смысла все его прекрасные замыслы. Он даже напился в замке Вевельсбург и, надев на указательный палец, сразу пять колец, задумался, как быть. Именно тогда он распорядился посадить в концлагерь личного врача Геринга, еврея. А самому Герингу пришедшему требовать врача обратно заявил-
«Ну и что же, что он хороший еврей? У каждого из нас есть свой хороший еврей, и это не должно служить препоной к возрождению арийской расы». На самом деле Гиммлер врал. Ведь он уже знал о том, что в крови евреев не меньше от гипербореев, чем в его крови, а может быть и больше. А то, что он врал, указывало на решенность судьбы Вирта.
Рейхсфюрер додумался до полицейского надзора. Ему показалось, что это лучший выход из создавшейся ситуации.
Вирт был уволен из рядов СС и к нему был приставлен полицейский надзор. Самое смешное, что в крови полицейских тоже была частичка крови вымершей расы. А значит, у них было такое же исключительное право на владение Миром, как и у немцев. А у немцев, такое же, как и у евреев.
Герман Вирт умер в начале 80-х годов больной, забытый и никому не нужный.
Его даже боялись вспоминать.
Гиммлер принял яд, на несколько сотен лет пережив короля Генриха Птицелова. Семи тысяч серебряных Колец в замке Вевельсбург так и не нашли. Многим назгулам удалось выжить и посмотреть Мир.
О судьбе полицейских имевших право на мировое господство мне узнать ничего не удалось.
Герман Вирт был историком, этнографом, антропологом, предсказал и доказал общность народов и их происхождения от вымершего человечества. Он знал более ста мертвых языков. Насколько хорошо — осталось неизвестным.
Вот, что отыскал Герман Вирт на Доггеровых отмелях в Северном море.
Я хочу сказать, что он был неплохим человеком.
Просто гиперборейская кровь не давала ему покоя. И сорок лет жизни он провел впустую. Можно сказать, он на сорок лет не дошел до Мечты. Хотя уже видел в бинокль ее купола.
А вы видели в бинокль купола своей мечты?
То-то же…
ТОР. ВЕРНОСТЬ.
А я знаю, отчего у нас такая распродажа и некогда.Когда человечество еще не вымерло, но Мир уже Замкнулся, многим не хватало колбасы и Справедливости. Или Справедливой колбасы? Я уже не помню.
Тогда появились злые колдуны, которые казались добрыми. Они и сами верили в то, что они добрые.
Однажды я увидел, как все началось.
Огромная колонна людей перла по Тверской,
по Горького, то есть, люди были недовольны.
И было чем, вообще-то.
Впереди колонны шли: член политбюро ЦК КПСС, кандидат в члены политбюро. Генерал КГБ, два следователя по особо важным делам, женщина с лицом доярки, хроменький пассионарий. А позади 100000 людей.
С желаньем острой справедливости в глазах. С ненавистью к очередям, унижающим их достоинство, то есть те, что были впереди, они в очередях не бывали, но шли. Потому как разделяли. Понимали. Возглавляли. Совесть народная.
К светлой жизни шли. Дальше рассказывать?
Расскажу.
Нужен был Сулла, а явился Марий. Это два таких древних волшебника.
Самое смешное, что в Истории Рима все это описано Моммзеном.
Никто не читал. Все шли. К лучшей жизни. Нет, что-то читали, наверное, но не Моммзена. Точно. Я вспомнил. Все читали журнал «Огонек».
Его редактор обещал на выборах сделать рубль конвертируемой валютой, а позже пропал в стране-США за океаном.
Наверное, ищет конверты? Ну, так вот, шли они по улице Горького.
А потом, случилось доброе — добрые волшебники, уже тогда знали, чем все это может окончиться и пытались остановить будущую гекатомбу с помощью резиновых дубинок.
Рядом был Елисеевский гастроном и многие, хоть и не все 100000 побежали туда и встали в очередь. Как бы в очередь. Прикинулись очередью. Много для одного магазина — не войти, не выйти.
Такая вот ирония злого волшебства. Огляделись и поняли: Пусть в очереди, но в Елисеевском и не бьют. Не все 100000 в Елисеевском, и не всех не бьют, но ведь тут кто как смог устроится.
Мне кажется, что все, что случилось с моею Страною потом, было задумано именно там. В очереди, но в Елисеевском.
Как сделать человеку хорошо? Надо сделать очень плохо, а потом как было. Вот, что поняли злые колдуны, возглавлявшие демонстрацию.
И я спросил одного: Каково это, чувствовать ответственность за такое количество людей сразу? А он отвернулся, и буркнул, что сейчас некогда говорить. Потому, что происходит настоящая трагедия.
Теперь — то я готов прозакладывать голову первого президента, что он имел в виду вовсе не разгон демонстрации,
А тогда просто засмеялся. Тогда еще получалось смеяться над ними.
Потом смеяться стало больно.
Главное — чтобы на улице били.
Кто как смог устроится
Магазин — не войти, не выйти.
Пусть кто-то скажет, что плохой выбор.
А вот Вы, где тогда оказались?
Вот и молчите.
А как вы думали?
Ох и порезвились потом возглавлявшие тогда колонну. Каждый в силу своей сообразительности и склада характера, но все от души.
Или что там у них?
Елисеевский?
Половины уж нету в живых.
Не найдет их потом Герман Вирт на Доггеровой отмели в Северном море.
Они в другом месте.
Это так же точно как горький перец.
Интересно, мода на тефлоновые сковороды, она везде?
БЬЯРКАН. СКРЫТОЕ ВЛИЯНИЕ. ПОСТЕПЕННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ.
А вот еще:Говорят в Китае, в древнем Китае, у Императоров случались острые приступы даосизма, и они пускали ситуацию в стране на самотек.
Говорят, тогда люди жили лучше всего.
И страна жила лучше всего.
Один мой друг, волшебник, скорее всего беглый эльф, когда я спросил его
— что мешает людям жить нормально, ответил так:
«Я люблю сок морковный, с детства. А принято считать почему-то, что он не усваивается, если его не разбавить молоком или сливками.
Недавно сижу в кафешке с товарищем, заказал я себе этот сок.
А официантка-девочка мне говорит: со сливками?
Нет, говорю, спасибо.
Она: не усваивается.
Я говорю: ничего, как-нибудь.
И знакомый мне тоже стал бубнить про неусвояемость.
Я ему говорю: Виталий, мне сорок лет скоро, сижу тихо, пью сок из морковки на честно заработанные рубли,
идите вы все на хуй с вашими советами,
уж, наверное, я знаю, что мне нужно, а что не очень.
Вот это, сказал он, и мешает.
А потом еще сказал — „сам ты эльф“,
почесал заостренным ухом свой затылок и ушел пить морковный сок и перечитывать книгу Экклезиаста.
Я понял его.
Все дело в сопричастии.
Это такое рефлекторное деепричастие, не предусматривающее отстраненности.
Он вообще интересный эльф.
Только горы не очень любит.
Я так думаю.
А кто бы их очень любил, если в горах не отдыхаешь, а разнимаешь сцепившиеся в войне трибы гоблинов и орков?
Вы бы любили?
Вот и он, не очень.
Когда человечество еще не вымерло, его занесло в Страну- Рай.
Страна Рай, была за горами. Сразу за горами.
Просто гор очень много.
Он полюбил эту страну.
Ему там было интересно.
Он даже ночевал пару раз на пляже, под лодками.
Что-то случилось с документами, никак было без них не вернуться.
Не мог же он их бросить и уехать, если была слабая надежда, что они живы? Эльфы своих не бросают.
Много чего он там делал в этой стране.
Когда не было денег, ночевал на пляже, когда были, ел в ресторанах жуков.
А не в ресторанах он ел гусениц.
Покупал бутылку ледяного пива со львом на этикетке,
несколько вкусных гусениц и
, сидя на бордюре, смотрел, как мимо него пробегает страна-Рай.
Пробегает, но остается на месте.
И не было у него начальников, зато были фрукты, товарищи, женщины, вино, мясо, пиво и гусеницы.
А еще комната над баром с проститутками
и хоть залейся дешевого рому в этом же баре.
И можно было сидя на бордюре, смотреть, как убегает, оставаясь на месте, страна-Рай.
А можно было поехать к океану и найти занятие, чтобы хватало на такое же продолжение жизни.
Без достижения высот карьеры и сшибания с ног полудурков.
На жизнь не по черновику.
Там было хорошо.
Он всегда ценил сиюминутное счастья.
Там сиюминутного счастья было на годы.
Такая вот она противоречивая Страна-Рай.
Там он понял, независимо от Германа Вирта, что человечество, которое вымерло — не оценить с точки зрения одной нации.
Он так и сказал мне
: „мир ни разу не гиперборейскицентричен“.
Мне понравилось то, что он сказал.
Это было сообразно и моим мнениям, хотя я и националист.
А когда я спросил — как ему живется теперь, после того как он вернулся будто героический любитель животных, он ответил:
„Другой мир и звиздец. Хотя он и замкнулся. И, если не рассматривать подобные частные случаи, это офигительно интересно“.
Поскромничал.
Вывел неудобства в частный случай.
Прямо ходячая реклама монгольского нашествия.
А еще он сказал:
Если человек хоть однажды не соберется в другой Мир, то жизнь сама возьмет его за шкирку, и выбросит туда несобранного».
Я понял, о каком мире он говорил.
О единственном в который есть еще дорога после того как Мир Замкнулся.
Он говорил о смерти.
Эльфы живут так долго, что успевают основательно собраться в такую дорогу. Поэтому он говорил это для людей.
Чтобы люди тоже были готовы.
А то, что за дорога, если даже сандалии натирают ногу?
И если нету морковного соку, или воды во фляге?
— Дрянь, а не дорога.
Как вечная работа по достижению признанного общественностью настоящего счастья.
Не сиюминутного, а настоящего липкого как реклама правильного образа потребления.
Мы слишком редко смотрим на небо.
Другой мир и звиздец.
Жизнь не по черновику.
Потому что.
АЛГИЗ. ОСОКА. ЧЕЛОВЕК.
Теплая зима это такое холодное лето.Если бы у меня было чуть меньше воображения,
я написал бы фантастическую книгу,
в ней я рассказал бы как пара-тройка героев,
с сильного перепою основывают новое государство на свободных землях.
Как растет это государство, как хорошо там жить, среди чистой воды ручьев, и зелени нетронутых вековых лесов.
Как убивают тех, кто приходит учить жить, и милуют тех, кто жить учится.
Нет, не про основание государства.
Да… вот про это я и написал бы.
Про то, что герои не всегда именно те герои, но герои есть обязательно.
Про то, как милуют тех, кто учится жить. Я написал бы так:
КОЛО. ОПОРА. РОДИНА
Есть у меня замок…есть.И мечи над камином, и горящие факела в сумрачных залах…
И настоящий колдун в полночной башне.
Только он далеко этот замок, там, в гулком ночном небе, там за тучами оно не другое, не ночное, оно сияет мириадами звезд и переливается черным кварцем. Оно наполнено жизнью и вечным счастьем недосягаемости.
Там сидят за столом мои друзья и говорят о том, как прекрасно было увидеть белую песчаную полоску земли континента за Океаном…
Я написал бы как беглец спас дурака и как этот дурак понимает, что бесчестье не главное, главное — просто суметь вернуться и правильно умереть. И что даже если ты точно будешь знать, что смысла в этом — только удивиться врагов, ты идешь и удивляешь их. И как он остался перед выбором. И как стал выбором сам.
Я написал бы так:
Туман заполнил лес, и, казалось, человек не идет а плывет в этом тумане словно призрак, но это только казалось, на самом деле, он смертельно устал, настолько, что уже и не шел, а брел едва переставляя ноги, конь его пал еще прошлым утром, и теперь, когда до цели оставалось совсем немного, в воздухе все отчетливей пахло гарью. И когда лес кончился, он увидел, что замка больше нет, темные груды серели в предрассветном мареве, и пахли мертвечиной. Он знал этот запах, слишком часто ему приходилось сталкиваться с ним, так пахли и враги, и друзья, когда смерть примиряла по своему обыкновению всех. Человек не приближаясь к руинам, ушел в заросший терном и ежевикой яр, там, у небольшого ключа бьющего из-под земли он напился, поднося сложенные лодочкой ладони ко рту, и скинув подбитый мехом плащ, тяжело опустился на него. Через некоторое время он уже спал. Впервые за последние трое суток.
Через несколько часов, когда солнце уже стояло в зените, человек поднялся, вынырнув из мира снов, мира, в котором все еще было по-прежнему. И проваливаясь подбитыми железом каблуками сапог в глину, медленно двинулся в низ по тальвегу оврага. Через несколько десятков шагов, он по одному ему ведомым приметам, отвалил дерн со склона, и шагнул показавшуюся под дерном дверь. Отсутствовал недолго, и вышел переобутым в удобные мягкие сапоги, за плечами у него висела вместительная сумка, на поясе появилась сабля в дополнение к кинжалу. Одежда полностью поменялась, да и движения преобразились.
Обреченность ушла от него. Человек вновь обрел смысл. Смысл этот покоился в его заплечной сумке. Он шел жить. И это было справедливо.
Через некоторое время, из распахнутой в склоне оврага двери с уханьем вырвалось пламя, стена заурчала, и съехавший гигантский пласт глины, навсегда похоронил под собой вход. А человек прошел по развалинам замка, восстанавливая картину произошедшего и прощаясь с ушедшими. И когда он скрылся в густом подлеске с восходной стороны, ничто уже не говорило о том, что здесь кто-то был.
И только на развалинах донжона, ветер трепал треугольный красно-синий флажок, прикрепленный к поставленному вертикально обломку пики.
Что бы знали. Еще не все.
АР. ПОЛЕ ДУХА.
Курт Воннегут.Книга «колыбель для кошки». Я читал ее на посту. Потом она рассыпалась.
Но, я ее почел. Окончил читать в 1984 году. В самый мороз и
больше никогда ее не видел.
Потому, что не отправил домой, вместе с использованной зубной щеткой, и сигаретами «Седеф».
Ведь кому-то это было нужно?
— Да. Мне.
Когда я читаю Воннегута, я словно разговариваю с самим собою, каким я мог бы быть. Если бы не слова, если бы не беготня и не глупые выкрики из зала. Если бы не сила моего хотенья.
Я говорю ему
— Ну почему, почему я никак не могу сделать, что-то великое, что осталось бы людям?
А он отвечает
— Людям вообще мало осталось.
Я говорю ему
— Мне просто надо заставить себя писать, я знаю, что смогу, просто надо писать.
А он говорит мне
— Знаешь, ты просто пиши себе, все, что я писал, я писал себе? и получилось, что и тот другой я были неплохими людьми. А один из нас был еще и неплохим писателем.
А я говорю ему
— А почему все стремятся попасть в избранные и великие, а мало у кого получается?
А он говорит
— Получается у всех. Но мало кто об этом знает.
И я говорю ему — Спасибо, что потратили на меня время…
А он говорит
— Ничего страшного, восемьдесят четыре года не такой уж большой срок.
И уходит, улыбаясь и прикуривая сигарету…
И я говорю ему
— Хорошей тебе Вечности…
Фьють-фьють… говорит птичка.
Курт сейчас на небесах. Сейчас он смотрит на мир и удивляется, как мир похож на Таркингтоновский колледж официально объявленный Таркингтоновским Государственным Исправительным Заведением.
Там он может играть на лютцевых колоколах и быть счастливым чаще? чем дважды в день. И он будет пианистом в джаз-банде. И джаз банд будет срываться, и играть чисто негритянский джаз. Никто не заметит, но он-то будет знать)))
И Всевышний не очень-то увлечен нумерологией. А Конец Времен настанет.
А у нас тут экскременты попали в вентилятор. Очень давно, он помнит когда.
Да, что-то не повезло.
Если кто-то из нас умеет видеть хорошее из окна исправительного заведения Земля, это означает, что мы покорители вселенных.
Может быть, он плохо умеет не шутить, там на небесах?
— Ничего, скажу я, научится. Научится. Потому, что Прогресс носит гораздо более всеобщий характер, чем регресс.
И вообще все теперь будет гораздо лучше, чем было. До самого конца света. Все будет совсем по другому.
Вы только не спрашивайте меня почему, но кто-то там, на небесах хорошо к нам относиться.
ТОР. ВЕРНОСТЬ.
В городе были глиняные дома и каменные храмы.Они стояли спиною к улице и лицом во двор.
И люди были обращены в себя.
А вокруг города были стены, и люди были обращены в город.
А вокруг стен были леса, поля, луга, горы и надо всем этим небо.
И люди были обращены к своей земле.
Это все равно, что книга — внутри обложки границ нету.
Но это не замкнутый мир.
Замкнутый мир, это когда обложка внутри книги. Знаете, как кот Джерри вывернутый наизнанку.
А вот в нормальном мире людей волнуют совсем не вопросы прибыли- убыли, быстроты доставки тела на работу, или погашения кредитов.
В нормальном мире, приходится решать вопросы посложнее.
Например:
Почему голод от питья ослабевает, а жажда от еды — усиливается?
Почему ночью звуки слышнее, чем днем? Правда-правда, даже в закрытом помещении.
Почему сны в осеннее время снятся несбывчивые?
Четное число звезд на небе, или нет?
Почему мясо быстрее портится на лунному свету, чем на солнечном?
Почему нам приятно смотреть на актеров, изображающих гнев и страдание, и неприятно на тех, кто действительно гневается или страдает?
Это очень серьезные вопросы, если ты живешь в нормальном мире, в нормальном городе и нормальном доме.
Это самые серьезные вопросы.
И решение их гораздо важнее карьеры, от которой, в результате, останется только прощальная пьянка уже без тебя.
Это были хорошие времена, однажды я спросил человека из такого мира — на что ты живешь?
А он ответил — «для чего я живу», так надо было спросить.
И сказал: Не знаю. Но это главное, что я должен узнать в этой жизни.
Он был медником и продавал на рынке всякие изделия сделанные собственными руками.
А потом ушел и погиб на маленькой неизвестной войне.
Может быть, он и решил свой главный вопрос.
Дай-то Бог.
Сегодня закопали злого колдуна, организовавшего для медника ту войну и еще много-много других войн и смертей.
С ним шли проститься.
Его показывали на всех перекрестках.
К нему приехали злые колдуны со всего Замкнутого Мира. О нем печалились и говорили об эпохе.
Проклято время, в котором эпоха- принадлежит убийцам и тупым невежественным алкоголикам.
Для меня та эпоха будет эпохой Сереги — медника,
погибшего в неведомой дали, схватив на бегу очередь в грудь.
Погибшего, так и не расстреляв последнего магазина патронов.
Он, по крайней мере, считал, что так надо и рисковал собою, а не другими. Вечная ему жизнь.
Дай ему Господи, ответ на его главный вопрос.
Зачем?
Я много раз думал, чтобы сделал с этим злым колдуном.
И понял — его надо было убивать раньше.
Сейчас он умер очень не вовремя. Многое уже не исправить.
И чем он думал?
БЕРКАНА. ПЕРЕВЕРНУТА. ПРЕПЯТСТВИЕ.
Знаете, кто может так сказать о себе?«Я сделал людей разумными, научил их думать, потому, что раньше они слушали не слыша, и смотрели не видя. Я дал им добро и зло, я дал им пробужденье от сонных грез, в которых они влачили свои жизни. Я научил их ковать, строить дома и дворцы. Рубить деревья и лепить кирпичи. Я вывел их из пещер, в которых они не видели солнца и жили подобно муравьям в раздумье исполнения своего долга перед гнездом. Они не различали зимы и лета, потому, что совершали все без мысли. Я показал им Восходы и закаты. Я показал им ход небесных звезд, я научил их первой из наук — числам и грамоте, я дал им творческую память.
Я первый надел ярмо на дикого быка, облегчая людям телесный труд, я запряг в колесницы лошадей. Это я выдумал белокрылые корабли бегущие по воде в неведомое края, Скажу больше, я выдумал лекарства и медицину, Я научил людей смешивать их, чтобы лекарства в смеси с медициной отражали все болезни. Я научил людей гаданию, истолкованию пророческих снов — теперь люди понимают, что в них, правда, а что ложь. Определил смысл вещих голосов и дорожных примет, полет хищных птиц и смысл их знаков, Цвета и виды печени и желчи, гадание на внутренностях жертвы. Металлы, таившиеся под землёю. И никто не дерзнет сказать, что все это сделал не я».
Когда я показал этот отрывок моему другу- колдуну (не злому, но непутевому), и спросил, кто, по его мнению, сказал все это?
А теперь ответьте мне, кто это был по вашему? Господь?
— Как бы ни так. Как бы ни так…
А кто тогда повернул все это во зло?
Неужто тоже он?
Кто же во всем этом виноват?
Друг ответил, что лично он, сейчас пойдет и напьется, потому, что давно над этим думает, и я напрасно пристал к нему с этим вопросом в очередной раз. Он сказал, что мог бы многое мне рассказать, о масонах и смысле жизни, об Искре Божьей и Князе Мира сего, об орле и печени, но скажет только о печени.
И он сказал так: никогда больше не задавай мне подобных загадок, потому, что хотя Господь и не засчитывает в срок жизни время, проведенное с друзьями, печень это время засчитывает. Что если хочу четких и исчерпывающих ответов, то мне надо позвонить непосредственному руководителю проекта и спросить у него.
Он обязательно ответит, сказал друг…
— А вы верите, что ответит?
Как-то ведь вы думали?
Мой друг- колдун не мудрец. Он специалист по мудрости. Поэтому ему приходится много пить.
Он не учит что говорить, а учит как. Его звали Протагор, и это он сказал, что Бог есть, если люди верят в него.