Страница:
— Его ранняя манера, не так ли?
— Ничего подобного не видел!
— Посмотрите, есть подпись!
— Согните плечи вперед, друг мой, так, чтобы картина натянулась на спине.
— Когда она была сделана, старина?
— В тринадцатом году, — ответил Дриоли, не оборачиваясь. — Осенью тысяча девятьсот тринадцатого года.
— Кто научил Сутина татуировать?
— Я научил его.
— А эта женщина? Кто она?
— Она была моей женой.
Владелец галереи проталкивался сквозь толпу к Дриоли. Теперь он был спокоен, чрезвычайно серьезен и улыбался одним только ртом.
— Монсеньор, — сказал он, — я куплю ее.
Дриоли заметил, как у него дрожали жирные отвислые щеки, когда он двигал челюстями.
— Я сказал, что куплю ее, монсеньор.
— Как вы можете купить ее? — вежливо спросил Дриоли.
— Я заплачу вам за нее двести тысяч франков.
Глаза у говорящего были маленькие, черные. Ноздри его широкого носа начали дрожать.
— Не продавай! — проговорил кто-то в толпе.
— Она стоит в двадцать раз дороже.
Дриоли открыл рот, хотел что-то сказать, но не мог произнести ни слова. Тогда он закрыл его, затем снова открыл и медленно сказал:
— Но как я могу продать ее? — Он поднял руки, потом бессильно опустил их по бокам. — Монсеньор, разве я могу продать ее? — повторил он с глубокой тоской в голосе.
— В самом деле! — послышалось из толпы. — Как он может ее продать? Она же часть его самого!
— Послушай, — сказал хозяин галереи, подходя ближе. — Я помогу тебе. Я сделаю тебя богатым. Мы с тобой вместе договоримся насчет этой картины, хорошо?
Дриоли неторопливо, с опаской в глазах разглядывал его.
— Но как вы можете ее купить, мсье? Что вы с ней собираетесь сделать, после того как купите ее? Где вы будете хранить ее? Например, куда вы ее положите сегодня ночью? Куда завтра?
— Где я буду хранить ее? Правда, где я буду хранить ее? Погодите-ка, где я буду хранить ее? Минутку… Дайте сообразить.
Владелец галереи стал поглаживать переносицу своего носа толстым белым пальцем.
— Кажется, если я куплю картину, я должен купить и вас также. Это уже сложнее. — Он сделал паузу и снова потрогал свой нос. — Сама картина не имеет никакой цены, пока вы живы. Сколько вам лет, друг?
— Шестьдесят один.
— Но вы, кажется, не отличаетесь крепким здоровьем?
Владелец галереи оставил в покое свой нос и окинул Дриоли критическим взглядом с головы до ног, словно фермер, оценивающий старую лошадь.
— Не по душе мне все это, — сказал Дриоли, боком пробираясь в толпе. — Честное слово, монсеньор, мне все это не нравится.
Но тут он, направляясь к выходу, попал в объятия какого-то высокого человека, который, вытянув руки, мягко обхватил его за плечи. Дриоли посмотрел на окружающих и извинился. Но человек улыбнулся ему, успокаивающе похлопав его по обнаженному плечу рукой, затянутой в перчатку канареечного цвета.
— Послушай, старина, — сказал незнакомец, все еще улыбаясь. — Ты любишь плавать в море и загорать на солнце?
Дриоли удивленно взглянул на него.
— Ты хотел бы вкусно есть и наслаждаться красным вином из замка Бордо?
Незнакомец продолжал улыбаться, обнажая крепкие белые зубы, среди которых поблескивал один золотой. Он говорил задабривающим тоном, рука в канареечного цвета перчатке все еще лежала на плече Дриоли.
— Так ты любишь все это?
— Ну да, — ответил Дриоли все еще в большом недоумении. — Конечно.
— И Красиных женщин?
— Почему бы и нет.
— И гардероб, полный костюмов и рубашек, сшитых по твоей мерке? По-моему, тебе многого не хватает из одежды.
Дриоли смотрел на этого человека с вкрадчивыми манерами, ожидая, что он еще предложит.
— Одевал ли ты когда-нибудь обувь, сделанную по твоей ноге?
— Нет.
— А ты хотел бы носить такую обувь?
— Но…
— И иметь человека, который брил и стриг бы тебя по утрам?
Дриоли только стоял, широко разинув рот.
— И пухленькую хорошенькую девушку, которая делала бы тебе маникюр?
Послышалось чье-то хихиканье в толпе.
— И звонок подле твоей кровати для того, чтобы звать по утрам горничную с завтраком? Тебе бы хотелось иметь все это, дружок? Нравится ли тебе все это?
Дриоли стоял тихо и смотрел на него.
— Видишь ли, я владелец отеля «Бристоль» в Каннах. Я приглашаю тебя приехать ко мне туда гостем и жить до конца жизни в роскоши, с комфортом.
Человек сделал паузу, чтобы дать возможность своему собеседнику переварить радужную картину жизни, нарисованную им.
— Твоя единственная обязанность — скорее это можно назвать удовольствием — будет заключаться в том, что ты все свое время будешь проводить на моем пляже в плавках, прогуливаясь вместе с моими гостями; будешь загорать, плавать и попивать коктейли. Разве это не здорово?
Но ответа не последовало.
— Ты догадываешься почему? Ведь тогда все мои гости будут иметь возможность любоваться твоей изумительной картиной. Ты станешь знаменитым, и люди будут говорить друг другу: «Послушай, здесь есть один малый, который ходит с десятью миллионами франков на спине». Что ты на это скажешь? Неплохо, а?
Дриоли взглянул на высокого человека в перчатках канареечного Цвета, все еще думая, что тот его разыгрывает.
— Все это звучит забавно, — проговорил он в нерешительности. — Неужели вы все это предлагаете мне всерьез?
— Разумеется, всерьез.
— Погодите-ка, — прервал их владелец галереи. — Вот что, старина. Я придумал, что делать. Я куплю картину, а затем договорюсь с хирургом, чтобы он снял кожу с вашей спины, а после этого идите на все четыре стороны и живите в свое удовольствие на те большие деньги, которые я заплачу вам.
— Как! Без кожи на спине?
— Ну пожалуйста, зачем вы так! Вы не поняли меня. Хирург наложит другую кожу на спину вместо вашей. Это делается очень просто.
— Сумеет ли он?
— Ничего трудного в этом нет.
— Это невозможно! — вмешался человек с перчатками канареечного цвета. — Он же очень стар для того, чтобы ему делать операцию с пересадкой кожи. Он не выдержит. Это убьет тебя, друг мой.
— Это убьет меня?
— Естественно. Ты никогда не выдержишь такой операции. А вот с картиной все будет в порядке.
— Упаси бог! — вскричал Дриоли.
Пораженный ужасом, он посмотрел на лица людей, наблюдавших за ним. Потом последовало молчание, которое нарушилось чьим-то голосом, тихо проговорившим в толпе стоящих людей: «А что, если нашелся бы человек, который предложил бы этому старику кругленькую сумму денег, может, он согласится убить себя тут же на месте. Кто знает?» Несколько человек хихикнули. Владелец галереи стал неловко переступать с ноги на ногу.
Тут рука в перчатке канареечного цвета снова стала похлопывать Дриоли по плечу.
— Давай-ка, — сказал человек, обнажая при этом белые зубы в широкой улыбке, — отправимся мы с тобой сейчас и вкусно пообедаем, а за обедом можно будет поговорить. Ну что, пошли? Разве ты не хочешь есть?
Дриоли хмуро смотрел на него. Ему не нравились ни длинная, гибкая шея незнакомца, ни то, как он, подобно змее, вытягивал ее вперед к собеседнику во время разговора.
— Возьмем жареную утку и «Чарбертин» к ней, — продолжал незнакомец, сочно выговаривая каждое слово, как бы выплескивая его языком. — А может, суфле из каштанов.
Дриоли отвел глаза к потолку, рот приоткрылся и губы стали влажными. Было видно, что бедный старик стал в буквальном смысле пускать слюни.
— Ну как, хочешь жареную утку? — продолжал незнакомец. — Ты как любишь, когда она хорошо зажарена, с хрустящей корочкой или тебе нравится, когда…
— Я иду, — быстро проговорил Дриоли. И тут же стал поспешно натягивать рубаху через голову. — Подождите меня, мсье. Я иду.
И через мгновение он исчез из галереи со своим новым покровителем.
Не прошло и нескольких недель, как новая картина Сутина — портрет женщины, написанный в необычайной манере, покрытый лаком, в красивой раме — была выставлена на продажу в Буэнос-Айресе. Эта новость и тот факт, что не существует никакой гостиницы «Бристоль» в Каннах, не только дают повод для печальных размышлений, но и вызывают желание помолиться за здоровье старика и питать горячую надежду, что где бы он ни находился в эту минуту, у него в услужении имеются пухленькая хорошенькая маникюрша и горничная, которая приносит ему завтрак в постель.
— Ничего подобного не видел!
— Посмотрите, есть подпись!
— Согните плечи вперед, друг мой, так, чтобы картина натянулась на спине.
— Когда она была сделана, старина?
— В тринадцатом году, — ответил Дриоли, не оборачиваясь. — Осенью тысяча девятьсот тринадцатого года.
— Кто научил Сутина татуировать?
— Я научил его.
— А эта женщина? Кто она?
— Она была моей женой.
Владелец галереи проталкивался сквозь толпу к Дриоли. Теперь он был спокоен, чрезвычайно серьезен и улыбался одним только ртом.
— Монсеньор, — сказал он, — я куплю ее.
Дриоли заметил, как у него дрожали жирные отвислые щеки, когда он двигал челюстями.
— Я сказал, что куплю ее, монсеньор.
— Как вы можете купить ее? — вежливо спросил Дриоли.
— Я заплачу вам за нее двести тысяч франков.
Глаза у говорящего были маленькие, черные. Ноздри его широкого носа начали дрожать.
— Не продавай! — проговорил кто-то в толпе.
— Она стоит в двадцать раз дороже.
Дриоли открыл рот, хотел что-то сказать, но не мог произнести ни слова. Тогда он закрыл его, затем снова открыл и медленно сказал:
— Но как я могу продать ее? — Он поднял руки, потом бессильно опустил их по бокам. — Монсеньор, разве я могу продать ее? — повторил он с глубокой тоской в голосе.
— В самом деле! — послышалось из толпы. — Как он может ее продать? Она же часть его самого!
— Послушай, — сказал хозяин галереи, подходя ближе. — Я помогу тебе. Я сделаю тебя богатым. Мы с тобой вместе договоримся насчет этой картины, хорошо?
Дриоли неторопливо, с опаской в глазах разглядывал его.
— Но как вы можете ее купить, мсье? Что вы с ней собираетесь сделать, после того как купите ее? Где вы будете хранить ее? Например, куда вы ее положите сегодня ночью? Куда завтра?
— Где я буду хранить ее? Правда, где я буду хранить ее? Погодите-ка, где я буду хранить ее? Минутку… Дайте сообразить.
Владелец галереи стал поглаживать переносицу своего носа толстым белым пальцем.
— Кажется, если я куплю картину, я должен купить и вас также. Это уже сложнее. — Он сделал паузу и снова потрогал свой нос. — Сама картина не имеет никакой цены, пока вы живы. Сколько вам лет, друг?
— Шестьдесят один.
— Но вы, кажется, не отличаетесь крепким здоровьем?
Владелец галереи оставил в покое свой нос и окинул Дриоли критическим взглядом с головы до ног, словно фермер, оценивающий старую лошадь.
— Не по душе мне все это, — сказал Дриоли, боком пробираясь в толпе. — Честное слово, монсеньор, мне все это не нравится.
Но тут он, направляясь к выходу, попал в объятия какого-то высокого человека, который, вытянув руки, мягко обхватил его за плечи. Дриоли посмотрел на окружающих и извинился. Но человек улыбнулся ему, успокаивающе похлопав его по обнаженному плечу рукой, затянутой в перчатку канареечного цвета.
— Послушай, старина, — сказал незнакомец, все еще улыбаясь. — Ты любишь плавать в море и загорать на солнце?
Дриоли удивленно взглянул на него.
— Ты хотел бы вкусно есть и наслаждаться красным вином из замка Бордо?
Незнакомец продолжал улыбаться, обнажая крепкие белые зубы, среди которых поблескивал один золотой. Он говорил задабривающим тоном, рука в канареечного цвета перчатке все еще лежала на плече Дриоли.
— Так ты любишь все это?
— Ну да, — ответил Дриоли все еще в большом недоумении. — Конечно.
— И Красиных женщин?
— Почему бы и нет.
— И гардероб, полный костюмов и рубашек, сшитых по твоей мерке? По-моему, тебе многого не хватает из одежды.
Дриоли смотрел на этого человека с вкрадчивыми манерами, ожидая, что он еще предложит.
— Одевал ли ты когда-нибудь обувь, сделанную по твоей ноге?
— Нет.
— А ты хотел бы носить такую обувь?
— Но…
— И иметь человека, который брил и стриг бы тебя по утрам?
Дриоли только стоял, широко разинув рот.
— И пухленькую хорошенькую девушку, которая делала бы тебе маникюр?
Послышалось чье-то хихиканье в толпе.
— И звонок подле твоей кровати для того, чтобы звать по утрам горничную с завтраком? Тебе бы хотелось иметь все это, дружок? Нравится ли тебе все это?
Дриоли стоял тихо и смотрел на него.
— Видишь ли, я владелец отеля «Бристоль» в Каннах. Я приглашаю тебя приехать ко мне туда гостем и жить до конца жизни в роскоши, с комфортом.
Человек сделал паузу, чтобы дать возможность своему собеседнику переварить радужную картину жизни, нарисованную им.
— Твоя единственная обязанность — скорее это можно назвать удовольствием — будет заключаться в том, что ты все свое время будешь проводить на моем пляже в плавках, прогуливаясь вместе с моими гостями; будешь загорать, плавать и попивать коктейли. Разве это не здорово?
Но ответа не последовало.
— Ты догадываешься почему? Ведь тогда все мои гости будут иметь возможность любоваться твоей изумительной картиной. Ты станешь знаменитым, и люди будут говорить друг другу: «Послушай, здесь есть один малый, который ходит с десятью миллионами франков на спине». Что ты на это скажешь? Неплохо, а?
Дриоли взглянул на высокого человека в перчатках канареечного Цвета, все еще думая, что тот его разыгрывает.
— Все это звучит забавно, — проговорил он в нерешительности. — Неужели вы все это предлагаете мне всерьез?
— Разумеется, всерьез.
— Погодите-ка, — прервал их владелец галереи. — Вот что, старина. Я придумал, что делать. Я куплю картину, а затем договорюсь с хирургом, чтобы он снял кожу с вашей спины, а после этого идите на все четыре стороны и живите в свое удовольствие на те большие деньги, которые я заплачу вам.
— Как! Без кожи на спине?
— Ну пожалуйста, зачем вы так! Вы не поняли меня. Хирург наложит другую кожу на спину вместо вашей. Это делается очень просто.
— Сумеет ли он?
— Ничего трудного в этом нет.
— Это невозможно! — вмешался человек с перчатками канареечного цвета. — Он же очень стар для того, чтобы ему делать операцию с пересадкой кожи. Он не выдержит. Это убьет тебя, друг мой.
— Это убьет меня?
— Естественно. Ты никогда не выдержишь такой операции. А вот с картиной все будет в порядке.
— Упаси бог! — вскричал Дриоли.
Пораженный ужасом, он посмотрел на лица людей, наблюдавших за ним. Потом последовало молчание, которое нарушилось чьим-то голосом, тихо проговорившим в толпе стоящих людей: «А что, если нашелся бы человек, который предложил бы этому старику кругленькую сумму денег, может, он согласится убить себя тут же на месте. Кто знает?» Несколько человек хихикнули. Владелец галереи стал неловко переступать с ноги на ногу.
Тут рука в перчатке канареечного цвета снова стала похлопывать Дриоли по плечу.
— Давай-ка, — сказал человек, обнажая при этом белые зубы в широкой улыбке, — отправимся мы с тобой сейчас и вкусно пообедаем, а за обедом можно будет поговорить. Ну что, пошли? Разве ты не хочешь есть?
Дриоли хмуро смотрел на него. Ему не нравились ни длинная, гибкая шея незнакомца, ни то, как он, подобно змее, вытягивал ее вперед к собеседнику во время разговора.
— Возьмем жареную утку и «Чарбертин» к ней, — продолжал незнакомец, сочно выговаривая каждое слово, как бы выплескивая его языком. — А может, суфле из каштанов.
Дриоли отвел глаза к потолку, рот приоткрылся и губы стали влажными. Было видно, что бедный старик стал в буквальном смысле пускать слюни.
— Ну как, хочешь жареную утку? — продолжал незнакомец. — Ты как любишь, когда она хорошо зажарена, с хрустящей корочкой или тебе нравится, когда…
— Я иду, — быстро проговорил Дриоли. И тут же стал поспешно натягивать рубаху через голову. — Подождите меня, мсье. Я иду.
И через мгновение он исчез из галереи со своим новым покровителем.
Не прошло и нескольких недель, как новая картина Сутина — портрет женщины, написанный в необычайной манере, покрытый лаком, в красивой раме — была выставлена на продажу в Буэнос-Айресе. Эта новость и тот факт, что не существует никакой гостиницы «Бристоль» в Каннах, не только дают повод для печальных размышлений, но и вызывают желание помолиться за здоровье старика и питать горячую надежду, что где бы он ни находился в эту минуту, у него в услужении имеются пухленькая хорошенькая маникюрша и горничная, которая приносит ему завтрак в постель.