Страница:
- Познакомьтесь с моими друзьями. Это Вожак, а это Таран. А меня зовут Уильям.
Вожак и Таран встали и обменялись рукопожатиями с египтянами, те еще раз сказали "пожалста", и затем все сели.
Вожак знал, что религия запрещает египтянам пить, и поэтому предложил заказать кофе. Владелец золотого зуба воздел руки вверх ладонями и слегка втянул голову в плечи.
- Для меня, пожалста. - Он широко улыбнулся. - Я привычный. А за мой друг, - он простер руки в сторону соседа, - за мой друг... я не могу говорить.
Вожак поглядел на друга.
- Кофе? - предложил он.
- Пожалста. Я привычный.
- Отлично. Значит, два кофе.
Вожак подозвал официанта.
- Два кофе, - сказал он, затем, обращаясь к Уильяму с Тараном, спросил: - Может, еще пива?
- Для меня, пожалста, - ответил Таран. - Я привычный, но за моего друга, - тут он повернулся к Уильяму, - за моего друга... я не могу говорить.
Уильям сказал:
- Пожалста, я привычный. - При этом никто из них не улыбнулся.
- Отлично. Официант, два кофе и три пива.
Когда официант принес заказ, Вожак сразу же расплатился.
Затем он поднял стакан и, повернувшись к египтянам, сказал:
- Ваше здоровье.
- Ваше здоровье, - повторил Таран.
- Ваше здоровье, - произнес Уильям.
Похоже, что египтяне поняли, так как они подняли свои кофейные чашечки.
- Пожалста, - сказал один.
- Благодарю, - добавил второй, после чего они выпили кофе.
Вожак поставил стакан на стол.
- Для нас большая честь находиться в вашей стране, - сказал он.
- Вы здесь любите?
- Да, это прекрасная страна.
Музыка заиграла вновь, и две толстухи в обтянутых серебряных трико повторили программу на бис. Бис и был коронным номером вечера поразительная, невиданная демонстрация контроля над собственными мышцами. И хотя девушка, вертящая задом, продолжала усердно работать, ее полностью затмила соперница, которая теперь, как крепкий дуб, стояла посреди сцены, подняв руки над головой. Она вращала левой грудью по часовой стрелке, а правой - против часовой. Одновременно она вращала задом - и все это строго под музыку. Постепенно музыка становилась все быстрее, и, по мере того как возрастала скорость, убыстрялся темп вращения. Часть египтян так заворожило это вращение женской груди против часовой стрелки, что они начали повторять, сами того не замечая, движение девушки руками. Растопырив пальцы, они описывали круги в воздухе. При этом все притоптывали в такт музыке и вскрикивали от восторга, а женщина на сцене продолжала улыбаться механической нахальной улыбкой.
Потом все кончилось, постепенно стихли аплодисменты.
- Потрясающе, - сказал Вожак.
- Вы любили это?
- Это было просто поразительно.
- Эти девушки совсем особые девушки, - сказал владелец золотого зуба.
Уильяму явно надоело ждать, и он в нетерпении подался вперед.
- Я хочу задать вам вопрос, - сказал он.
- Пожалста, - ответил Золотой Зуб. - Пожалста.
- Ну хорошо. Тогда скажите, какие женщины вам нравятся - такие вот тонкие? Или вот такие толстые? - И он нарисовал в воздухе две женские фигуры.
Золотой Зуб просиял и широко осклабился.
- Для меня, - сказал он, - толстые. Я люблю, чтобы были как эта. Пухлыми руками он начертил в воздухе большой круг.
- А ваш друг? - осведомился Уильям.
- За мой друг я не могу говорить.
- Пожалста, - сказал друг. - Вот такая. - Любезно улыбнувшись, он тоже начертил круг.
- Но все-таки почему вам так нравятся толстые? - спросил Таран.
Золотой Зуб на мгновение задумался.
- А вы любите, чтобы были тонкие? - задал он встречный вопрос.
- Пожалста, - сказал Таран. - Я люблю, чтобы были тонкие.
- А почему вы любите, чтобы были тонкие? Почему? Скажите.
Таран почесал ладонью затылок.
- Уильям, почему мы любим, чтобы были тонкие? - спросил он.
- Для меня - тонкие. Я привычный.
- Я тоже привычный. Но почему?
Уильям задумался.
- Не знаю, почему нам нравится, чтобы были худые.
- Вот видите, и вы не знаете, - обрадовался Золотой Зуб. Он наклонился к Уильяму и с торжеством в голосе сказал: - И я не знаю. Я тоже не знаю.
Уильям явно не был удовлетворен.
- Вожак говорит, все богатые люди в Египте всегда толстые, а бедные худые.
- Нет, - отозвался Золотой Зуб. - Нет, нет, нет. Смотрите, вон там девушки - очень толстые, очень бедные. Смотрите на королеву Египта, Фарида - очень худая, очень богатая. Это совсем неправильно.
- Да, против этого не поспоришь. Ну а как было в давние времена?
- А что такое "давние времена"?
- Ладно, оставим это.
Египтяне допили кофе, издав звук, напоминающий всхлип, с которым уходит последняя вода из ванны.
Затем они встали, собравшись уходить.
- Уже уходите? - спросил Вожак.
- Пожалста, - ответил Золотой Зуб.
- Спасибо вам, - сказал Уильям.
Таран сказал "пожалста", и второй египтянин тоже сказал "пожалста", а Вожак еще раз поблагодарил гостей. Все пожали друг другу руки, после чего египтяне удалились.
- Недоумки, - сказал Уильям.
- Вот уж точно недоумки, - согласился Таран.
Оставшись втроем, они долго сидели в легком блаженном охмелении и пили до полуночи, пока к ним не подошел официант сообщить, что заведение закрывается и напитков больше не будет. Они и теперь не были по-настоящему пьяны, благодаря тому что пили медленно. Во всяком случае, чувствовали они себя вполне бодро.
- Он говорит, нам пора уходить.
- Это прекрасно. Но куда мы теперь двинемся? Вожак, куда мы теперь направим стопы?
- Не знаю. А куда бы вам хотелось?
- Пойдем в какое-нибудь место вроде этого, - сказал Уильям. - Тут отличное местечко.
Наступила пауза. Таран усиленно тер затылок.
- Вожак, - сказал он медленно, - я знаю, куда мне хочется пойти. Мне хочется пойти к мадам Розетт и освободить всех девушек.
- Кто такая мадам Розетт? - спросил Уильям.
- Великая женщина, - ответил Вожак.
- Грязная старая шлюха, - сказал Таран.
- Вшивая старая сука, - добавил Вожак.
- Отлично. Но все-таки кто она?
Они ему рассказали про мадам Розетт, про телефонные переговоры с ней и про полковника Хиггинса. Выслушав все, Уильям тут же заявил:
- Вставайте, пошли! Идем выручать девушек.
Они дружно поднялись и направились к двери. Очутившись на улице, они вспомнили, что находятся в довольно отдаленной части города.
- Придется немного прогуляться пешком, - сказал Вожак. - Извозчиков здесь нет.
Ночь была звездная, безлунная. Узкая улочка с затемненными окнами тоже пропахла знакомым каирским запахом. Они шли в полной тишине, иногда в тени домов маячили какие-то мужчины - по одному или по двое они стояли прислонившись к стене и курили.
- Какие-нибудь недоумки, - сказал Уильям.
- Поганый народ, хуже нет, - откликнулся Таран.
Так и шагали они в ряд, три бравых летчика - коренастый рыжий Вожак, темноволосый высокий Таран и вровень с ним юный Уильям, с обнаженной головой, так как где-то забыл шапку. Они наугад шагали к центру города, где надеялись найти извозчика, который отвез бы их к Розетт.
- Представляешь, как рады будут девушки, когда мы их освободим, сказал Таран.
- Иисусе, вот это будет номер!
- Неужели она их держит взаперти? - спросил Уильям.
- Вряд ли. Во всяком случае, не в буквальном смысле. И если мы вызволим их прямо сейчас, сегодня вечером им уже не придется работать. Дело в том, что почти все девушки в этом заведении - обычные продавщицы из магазинов и днем служат. Каждая из них совершила какую-то ошибку, раз оступилась, притом не исключено, что сама Розетт все подстроила или же о чем-то пронюхала и тут же наложила на девушку лапу. Она заставляет их приходить по вечерам, и они, конечно, ненавидят ее, но не зависят от нее в денежном отношении. Думаю, они с удовольствием выцарапали бы ей глаза, будь у них шанс.
- Мы дадим им этот шанс, - сказал Таран.
Они перешли на другую сторону улицы.
- Вожак, сколько ты считаешь там всего девушек? - спросил Уильям.
- Не знаю точно. Может, даже тридцать.
- Здорово. Вот это будет да!
- А она и вправду плохо с ними обращается?
- В тридцать третьей эскадрилье мне сказали, что она почти ничего им не платит, что-то около двадцати акеров за ночь. А с клиентов берет по сто или двести акеров. Каждая девушка зарабатывает для Розетт за одну ночь приблизительно от пятисот до тысячи акеров.
- Боже милостивый! - воскликнул Уильям. - Она, должно быть, просто миллионерша. Тысяча пиастров за ночь, а девушек - тридцать.
- Она и есть миллионерша. Кто-то подсчитал, что только этот бизнес, не говоря уж об остальных ее доходах, приносит ей примерно тысячу пятьсот фунтов в неделю. А это... дай подумать... это от пяти до шести тысяч в месяц, то есть шестьдесят тысяч фунтов годовых.
Таран оторвался от своих сомнамбулических грез.
- Боже праведный, - сказал он. - Святой Иисусе! Ну и грязная старая шлюха.
- Вшивая старая сука, - сказал Уильям.
Теперь они вышли в более цивилизованную часть города, но извозчиков по-прежнему не было.
Вожак спросил:
- Вы слышали, что произошло в "Доме Марии" в Александрии?
- Что это за дом? - спросил Уильям.
- Бордель в Александрии. Мария - это Розетт из Алекса*.
* Александрия.
- Вшивая старая сука, - сказал Уильям.
- Нет. Говорят, она добрая женщина. Так вот, на прошлой неделе в "Доме Марии" взорвалась бомба. В порту как раз в это время стоял военный корабль, и дом был полон военных моряков.
- Они погибли?
- Много погибло. Но знаете, что самое удивительное? Их объявили погибшими при исполнении воинского долга.
- Адмирал - джентльмен, - сказал Таран.
- Высший пилотаж! - воскликнул Уильям.
Тут они увидели извозчика и помахали ему.
- Мы не знаем адреса, - сказал Таран.
- Он знает, - ответил Вожак. - К мадам Розетт, - сказал он, обращаясь к извозчику.
Извозчик ухмыльнулся и кивнул.
- Править буду я, - неожиданно объявил Уильям. - Извозчик, отдай мне вожжи, а сам садись рядом и говори, куда ехать.
Извозчик пытался протестовать, но Уильям протянул ему десять пиастров и получил вожжи.
Он сел на козлы, извозчик сел рядом, а Вожак с Тараном разместились сзади.
- Трогай, - сказал Вожак. - Трогай, Уильям.
Лошади понеслись во весь опор.
- Нет, неправильно! - завопил извозчик. - Неправильно! Стой!
- В какую сторону к Розетт? - перекрикивая его, проорал Уильям.
- Стой!
Уильям был счастлив.
- К Розетт! - заорал он во всю мочь. - Куда сворачивать?
Извозчик принял решение: единственный путь остановить этого сумасшедшего - это доставить его как можно скорее на место.
- Вон туда, налево, - крикнул он.
Уильям резко дернул левую вожжу, и лошади метнулись за угол. Коляска проехала на одном колесе.
- Крен с большим превышением, - раздался голос Тарана с заднего сиденья.
- А теперь куда?
- Налево.
Они свернули налево, затем направо, потом дважды налево и еще раз направо, пока извозчик не закричал:
- Здесь, пожалста! Здесь мадам Розетт. Стой!
Уильям с силой натянул поводья, и лошади, уступая натяжению, медленно задрали головы и пошли рысцой.
- Где остановиться?
- Здесь, пожалста. - Извозчик указал на дом в каких-то двадцати ярдах впереди.
Уильям осадил лошадей прямо перед входом.
- Отличная работа, Уильям! - воскликнул Таран.
- Быстро, ничего не скажешь, - вздохнул Вожак.
- Как в сказке, - сказал Уильям. - Верно? - Он сиял от счастья.
У извозчика рубашка взмокла от пота. Он был смертельно напуган, так что даже не успел рассердиться.
- Сколько мы должны? - спросил Уильям.
- Двадцать пиастров, пожалста.
Уильям дал ему сорок.
- Огромное спасибо. У тебя прекрасные лошади, - сказал он.
Коротышка взял деньги, вспрыгнул на козлы и мгновенно уехал. Он, видимо, только и мечтал поскорее скрыться с глаз долой - так он был перепуган.
Они снова оказались на одной из бесконечных темных узких улиц, но дома - те, что они могли разглядеть, - были на вид солидные и зажиточные. Дом Розетт, на который указал им извозчик, был трехэтажный, большой и массивный, из серого бетона. Толстенная, внушительных размеров дверь стояла распахнутой настежь. Когда они входили, Вожак сказал:
- Предоставьте все мне. У меня есть план.
Прямо из двери они попали в серый каменный холл, холодный и пыльный, который освещался голой лампочкой под самым потолком. В холле находился человек, чудовищная гора мяса, - огромный египтянин с плоским лицом и изуродованными ушными раковинами. Во время его борцовской молодости он, скорее всего, появлялся на афишах под именем Убийца Абдул или Паша-отравитель, а сейчас на нем был белый грязный хлопчатобумажный костюм.
- Добрый вечер, - сказал Вожак. - Мадам Розетт у себя?
Абдул пристально поглядел на трех летчиков и после некоторого колебания сказал:
- Мадам Розетт на верхнем этаже.
- Спасибо, - сказал Вожак. - Большое спасибо.
Таран заметил, что Вожак подчеркнуто вежлив с Абдулом. Они знали, кому-то не поздоровится, коли Вожак разговаривает таким тоном. У себя в эскадрилье, что бы он ни делал - руководил ли звеном самолетов, вел ли наблюдение за врагом или же готовился к полету, отдавая приказы, - он никогда не забывал сказать "пожалуйста", как не забывал сказать "спасибо", когда получал донесение. И вот сейчас он с изысканной вежливостью благодарил Абдула.
Они поднялись по голым ступеням лестницы с железными перилами, прошли первую лестничную площадку, затем миновали вторую - всюду было голо и пусто, как в пещере. Наверху, в конце третьего марша, площадки не оказалось - перед ними была стена, ступени вели прямо к двери. Вожак нажал на звонок. Они немного подождали, потом вдруг планка на двери, прикрывающая окошечко, скользнула вниз, и они увидели два маленьких черных глаза. Женский голос спросил:
- Что вы хотите, мальчики?
Оба, и Вожак, и Таран, сразу узнали голос.
- Нам бы хотелось поговорить с мадам Розетт, - сказал Вожак. Он произнес "мадам Розетт" на французский манер, стараясь быть как можно галантней.
- Вы офицеры? - продолжал голос, скрипучий, как надтреснутая доска, здесь только офицеры.
- Мы офицеры.
- Но вы не похожи на офицеров. Какие войска?
- Королевский воздушный флот.
Наступило молчание. Вожак понимал, что она раздумывает. У нее, по всей вероятности, были прежде какие-то стычки с летчиками, и он молил Бога, чтобы ей на глаза не попался Уильям с бешеным огоньком, пляшущим в зрачках, - Уильям все еще пребывал в состоянии той же безудержности, с какой он правил лошадьми. Планку вдруг отодвинули, и тут же отворилась дверь.
- Входите, пожалуйста.
Жадность все же пересилила, из-за своей жадности эта женщина даже не могла толком разобраться в клиентах.
Они вошли внутрь. Перед ними стояла сама мадам Розетт, собственной персоной. Маленькая, толстая, вся какая-то сальная; неопрятные черные волосы клоками свисают на лоб; широкое лицо землистого цвета с большим носом и крошечный рыбий ротик, над верхней губой - едва заметные черные усики; одета в свободное черное атласное платье.
- Пройдемте в контору, мальчики, - сказала она и, переваливаясь с боку на бок, как утка, двинулась налево от двери по длинному широкому коридору примерно в пятьдесят ярдов длиной и около пяти шириной. Коридор шел посредине дома, параллельно улице, и, войдя в дом с лестницы, надо было сразу повернуть налево. По обеим сторонам коридора шли двери, восемь или десять с каждой стороны. Если, войдя с лестницы, вы повернули бы направо, то попали бы в конец этого коридора, где тоже была дверь, за которой слышалось журчание женских голосов. Вожак решил, что это комната, где девушки переодеваются.
- Сюда, мальчики, - сказала Розетт.
Она зашлепала по коридору в сторону от комнаты, где слышались голоса. Все трое последовали за ней, впереди Вожак, за ним Тарак и последний Уильям. Пол в коридоре был покрыт красной ковровой дорожкой, с потолка свисали розовые светильники. Не успели они пройти и половины коридора, как сзади, из гардеробной, раздался крик. Розетт обернулась.
- Мальчики, вы идите в мой офис - слева последняя дверь, а я через минуту вернусь. - Она повернулась и пошла обратно в другой конец коридора.
Никто из троих не двинулся с места. Они стояли и следили за ней. Как только она подошла к двери, дверь распахнулась, и из нее выбежала девушка. Там, где они стояли, им было видно, что происходит у гардеробной. На девушке было зеленое вечернее платье, все измятое, светлые волосы в беспорядке разметались по лицу. Увидев Розетт, она застыла. Они слышали, как Розетт что-то быстро и сердито сказала ей, и услыхали, как девушка что-то крикнула в ответ. Розетт подняла правую руку и с размаху ударила девушку по щеке, затем, отведя руку, ударила по той же щеке второй раз. Удар был сильный, наотмашь. Девушка закрыла лицо руками и разрыдалась. Розетт отворила дверь в гардеробную и втолкнула девушку внутрь.
- Святой Иисусе! - воскликнул Вожак. - Рука у мадам тяжелая.
- У меня тоже, - буркнул Уильям.
Таран молчал.
Розетт вернулась обратно.
- Пойдемте, мальчики, - сказала она. - Мелкие неприятности все это, пустяки, не обращайте внимания.
Она привела их к последней двери в конце коридора, где находился ее офис. Это была средних размеров комната, все убранство которой состояло из двух красных плюшевых диванов, трех стульев из такого же плюша и толстого красного ковра на полу. В углу стоял небольшой письменный стол, за который и уселась Розетт, лицом к двери.
- Садитесь, мальчики, - сказала она.
Вожак сел в кресло, Таран и Уильям разместились на диване.
- Вот и хорошо, а теперь перейдем к делу. - Голос мгновенно стал резким, властным.
Вожак подался вперед. Короткий ежик рыжих волос выглядел нелепо на фоне ярко-красной плюшевой обивки.
- Мадам Розетт, мы очень рады познакомиться с вами. Мы о вас много наслышаны.
Таран взглянул на Вожака. Вожак уже сел на своего конька и был до приторности обходителен. Розетт тоже бросила взгляд на Вожака, и в ее маленьких черных глазках мелькнуло подозрение.
- Поверьте мне, мадам, - продолжал Вожак, - мы давно с нетерпением ждали этой минуты.
В голосе было столько неподдельной искренности, что Розетт клюнула на удочку.
- Это очень мило с вашей стороны, мальчики, - сказала она. - Вы всегда можете здесь прекрасно провести время. Я сама позабочусь об этом. Ну а сейчас дело.
Терпение Уильяма лопнуло.
- Вожак говорит, вы великая женщина, - произнес он с расстановкой.
- Спасибо, мальчики.
- Вожак говорит, вы грязная старая шлюха, - сказал Таран.
- А еще Вожак говорит, что вы вшивая старая сука, - добавил Уильям.
- И он полностью отвечает за свои слова, - подтвердил Вожак.
Розетт вскочила с места.
- Что все это значит? - взвизгнула она. Лицо ее утратило серый, землистый оттенок и теперь было цвета красной глины.
Летчики не шелохнулись. Никто из них не рассмеялся, никто даже не улыбнулся. Они сидели неподвижно, слегка подавшись вперед, и внимательно наблюдали за ней.
У Розетт неприятности с клиентами случались и прежде, но она всегда знала, как их уладить. Сейчас, однако, происходило нечто непонятное. Парни явно не были пьяные. И дело тут было вовсе не в деньгах и не в девушках. Дело было в ней самой, и это ее испугало.
- Вон! - завизжала она. - Убирайтесь вон, если не хотите скандала.
Никто из них и бровью не повел.
Она замолкла на мгновение, потом выскочила из-за стола и бросилась к двери. Но Вожак опередил ее. И когда она двинулась на него, Таран и Уильям схватили ее сзади за руки.
- Мы ее здесь запрем, - сказал Вожак. - Пора уходить.
В ответ раздался нечеловеческий визг и посыпались слова, которые не выдержала бы никакая бумага, настолько они были непотребны. Единым несмолкаемым потоком они выплескивались вместе с брызжущей слюной из крошечного рыбьего ротика. Таран и Уильям оттащили ее назад к глубокому креслу, она вырывалась и визжала, как большая жирная свинья, которую волокут на бойню.
Они держали ее за руки спиной к креслу, потом подтолкнули, и она упала в него. Таран подскочил к столу и выдернул телефонный шнур, и один за другим они выскользнули в коридор, пока Розетт, барахтаясь, выбиралась из кресла. Теперь они были в безопасности. Вожак, уходя, вынул из двери ключ и запер ее снаружи.
- Святой Иисусе, ну и женщина! - воскликнул он.
- Совсем рехнулась. Ты только послушай, - сказал Уильям.
Они стояли под дверью, стараясь угадать, что делается в комнате.
Сначала слышался только визг, затем она стала колотить в дверь, не переставая при этом визжать. Голос был какой-то нечеловеческий, неженский. Это был рев разъяренного быка, хотя слова сохраняли отчетливый смысл.
- А теперь к девушкам, быстро, - приказал Вожак. - И настройтесь, пожалуйста, на серьезный лад. Ведите себя как подобает серьезным людям.
Он бегом бросился по коридору к гардеробной, Таран с Уильямом за ним. Перед дверью он остановился. Из конторы по-прежнему доносились вопли.
- Молчите, не говорите ни слова. И сделайте серьезную мину, - сказал он, прежде чем открыть дверь.
В комнате было примерно двенадцать девушек. Они разом подняли головы. Разговоры оборвались, и все глаза теперь были прикованы к стоящему в дверях Вожаку.
- Военная полиция, - объявил он, прищелкнув каблуками. - Les Gendarmes Militaires. - Он произнес это строгим голосом, вытянувшись по стойке "смирно". Лицо было непроницаемо, и он не снял берет. Таран и Уильям стояли за его спиной.
- Военная полиция, - повторил он, достал свое удостоверение и, держа его двумя пальцами, показал девушкам.
Девушки не шелохнулись, у них не вырвалось ни звука. Они замерли в позах, в которых их застали, и оттого, что они не двигались, казалось, будто это живые картины. Одна из них натягивала чулок и, успев натянуть его до колена, застыла с задранной ногой. Другая поправляла прическу и сейчас смотрела на Вожака, так и не отняв рук от головы. Третья мазала губы и осталась стоять с помадой у рта. Несколько девушек праздно сидели на простых деревянных стульях у стен и, подняв головы, глядели на дверь. На большинстве из них были вечерние платья из какого-то блестящего шелка, хотя одна или две так и остались полуодетыми. Но все же большая часть девушек была в чем-то ослепительно зеленом, ослепительно синем, красном, золотом. Обратив лица к двери, когда вошел Вожак, они более не шевелились, словно разыгрывали живые картины.
Выдержав паузу, Вожак сказал:
- От лица военных властей я заранее приношу вам извинения за причиненное беспокойство. Примите и мои извинения, милые барышни, но вам необходимо будет пойти с нами для перерегистрации и всего такого прочего. После этого вы будете свободны. Все это не более чем простая формальность. А сейчас попрошу вас пройти с нами. Я уже обо всем договорился с мадам.
Он кончил, но девушки по-прежнему не двигались.
- Прошу вас, наденьте пальто. Мы ведь только военные. - Он сделал шаг в сторону и придержал дверь. Живые картины разом рассыпались - девушки поднялись, начали перешептываться, на лицах было недоумение. Две или три направились к двери, за ними последовали остальные. Девушки, которые не успели полностью одеться до прихода летчиков, торопливо накинули платья, наскоро пригладили руками волосы и поспешили за своими товарками. Ни у одной из девушек не было пальто.
- Пересчитай их, - сказал Вожак Тарану, когда девушки гуськом проходили в дверь.
Таран сосчитал вслух - всего четырнадцать.
- Четырнадцать, сэр, - доложил он по всем правилам, как подобает эскадронному старшине.
- Хорошо, - одобрил Вожак и, повернувшись к девушкам, которые столпились в коридоре, сказал: - Мадам передала мне список с вашими именами, и поэтому я прошу вас, милые барышни, постарайтесь не разбегаться. И не беспокойтесь, это простая формальность со стороны военной администрации.
Уильям был уже в коридоре - он открыл дверь, ведущую на лестницу, и вышел первым. Девушки двинулись за ним. Вожак и Таран замыкали процессию. Девушки притихли, видно было, что они озадачены, обеспокоены в немного испуганы, они молчали, за исключением высокой черноволосой девушки, которая воскликнула:
- Mon Dieu1, формальность со стороны военной администрации! Mon Dieu, а что дальше?
* Бог мой (фр.)
Этим все и ограничилось, и они молча спустились по лестнице. В холле их встретил египтянин с плоским лицом и изуродованными ушами. Увидев его, они решили, что скандала не миновать, но Вожак ловко помахал удостоверением у него перед носом.
- Военная полиция, - сказал он.
Египтянин был настолько огорошен, что дал им спокойно пройти.
Когда они наконец вышли на улицу, Вожак сказал:
- Нам придется немного пройти пешком, совсем немного.
Они свернули направо и пошли за Вожаком, возглавлявшим шествие. Таран прикрывал тыл, а Уильям шагал рядом с тротуаром, охраняя фланги. Теперь уже взошла луна. Все вокруг было отчетливо видно. Уильям старался идти в ногу с Вожаком, а Таран в ногу с Уильямом, все трое по-военному размахивали руками, и вид у них был бравый. Словом, зрелище хоть куда. Четырнадцать девушек в вечерних платьях, переливающихся при лунном свете, ослепительно зеленых, ослепительно синих, красных, золотых, четырнадцать девушек шагали по улице, впереди шел Вожак, на фланге Уильям, а в арьергарде Таран. Поистине зрелище хоть куда.
Девушки понемногу начали щебетать между собой. Вожак слышал их голоса, хотя и не оглядывался. Он шагал впереди колонны и, когда они дошли до перекрестка, свернул направо, остальные за ним. Не пройдя и пятнадцати ярдов, они увидели египетское кафе. Первым увидел его Вожак, и он сразу же заметил свет, пробивающийся сквозь затемненные окна.
Вожак и Таран встали и обменялись рукопожатиями с египтянами, те еще раз сказали "пожалста", и затем все сели.
Вожак знал, что религия запрещает египтянам пить, и поэтому предложил заказать кофе. Владелец золотого зуба воздел руки вверх ладонями и слегка втянул голову в плечи.
- Для меня, пожалста. - Он широко улыбнулся. - Я привычный. А за мой друг, - он простер руки в сторону соседа, - за мой друг... я не могу говорить.
Вожак поглядел на друга.
- Кофе? - предложил он.
- Пожалста. Я привычный.
- Отлично. Значит, два кофе.
Вожак подозвал официанта.
- Два кофе, - сказал он, затем, обращаясь к Уильяму с Тараном, спросил: - Может, еще пива?
- Для меня, пожалста, - ответил Таран. - Я привычный, но за моего друга, - тут он повернулся к Уильяму, - за моего друга... я не могу говорить.
Уильям сказал:
- Пожалста, я привычный. - При этом никто из них не улыбнулся.
- Отлично. Официант, два кофе и три пива.
Когда официант принес заказ, Вожак сразу же расплатился.
Затем он поднял стакан и, повернувшись к египтянам, сказал:
- Ваше здоровье.
- Ваше здоровье, - повторил Таран.
- Ваше здоровье, - произнес Уильям.
Похоже, что египтяне поняли, так как они подняли свои кофейные чашечки.
- Пожалста, - сказал один.
- Благодарю, - добавил второй, после чего они выпили кофе.
Вожак поставил стакан на стол.
- Для нас большая честь находиться в вашей стране, - сказал он.
- Вы здесь любите?
- Да, это прекрасная страна.
Музыка заиграла вновь, и две толстухи в обтянутых серебряных трико повторили программу на бис. Бис и был коронным номером вечера поразительная, невиданная демонстрация контроля над собственными мышцами. И хотя девушка, вертящая задом, продолжала усердно работать, ее полностью затмила соперница, которая теперь, как крепкий дуб, стояла посреди сцены, подняв руки над головой. Она вращала левой грудью по часовой стрелке, а правой - против часовой. Одновременно она вращала задом - и все это строго под музыку. Постепенно музыка становилась все быстрее, и, по мере того как возрастала скорость, убыстрялся темп вращения. Часть египтян так заворожило это вращение женской груди против часовой стрелки, что они начали повторять, сами того не замечая, движение девушки руками. Растопырив пальцы, они описывали круги в воздухе. При этом все притоптывали в такт музыке и вскрикивали от восторга, а женщина на сцене продолжала улыбаться механической нахальной улыбкой.
Потом все кончилось, постепенно стихли аплодисменты.
- Потрясающе, - сказал Вожак.
- Вы любили это?
- Это было просто поразительно.
- Эти девушки совсем особые девушки, - сказал владелец золотого зуба.
Уильяму явно надоело ждать, и он в нетерпении подался вперед.
- Я хочу задать вам вопрос, - сказал он.
- Пожалста, - ответил Золотой Зуб. - Пожалста.
- Ну хорошо. Тогда скажите, какие женщины вам нравятся - такие вот тонкие? Или вот такие толстые? - И он нарисовал в воздухе две женские фигуры.
Золотой Зуб просиял и широко осклабился.
- Для меня, - сказал он, - толстые. Я люблю, чтобы были как эта. Пухлыми руками он начертил в воздухе большой круг.
- А ваш друг? - осведомился Уильям.
- За мой друг я не могу говорить.
- Пожалста, - сказал друг. - Вот такая. - Любезно улыбнувшись, он тоже начертил круг.
- Но все-таки почему вам так нравятся толстые? - спросил Таран.
Золотой Зуб на мгновение задумался.
- А вы любите, чтобы были тонкие? - задал он встречный вопрос.
- Пожалста, - сказал Таран. - Я люблю, чтобы были тонкие.
- А почему вы любите, чтобы были тонкие? Почему? Скажите.
Таран почесал ладонью затылок.
- Уильям, почему мы любим, чтобы были тонкие? - спросил он.
- Для меня - тонкие. Я привычный.
- Я тоже привычный. Но почему?
Уильям задумался.
- Не знаю, почему нам нравится, чтобы были худые.
- Вот видите, и вы не знаете, - обрадовался Золотой Зуб. Он наклонился к Уильяму и с торжеством в голосе сказал: - И я не знаю. Я тоже не знаю.
Уильям явно не был удовлетворен.
- Вожак говорит, все богатые люди в Египте всегда толстые, а бедные худые.
- Нет, - отозвался Золотой Зуб. - Нет, нет, нет. Смотрите, вон там девушки - очень толстые, очень бедные. Смотрите на королеву Египта, Фарида - очень худая, очень богатая. Это совсем неправильно.
- Да, против этого не поспоришь. Ну а как было в давние времена?
- А что такое "давние времена"?
- Ладно, оставим это.
Египтяне допили кофе, издав звук, напоминающий всхлип, с которым уходит последняя вода из ванны.
Затем они встали, собравшись уходить.
- Уже уходите? - спросил Вожак.
- Пожалста, - ответил Золотой Зуб.
- Спасибо вам, - сказал Уильям.
Таран сказал "пожалста", и второй египтянин тоже сказал "пожалста", а Вожак еще раз поблагодарил гостей. Все пожали друг другу руки, после чего египтяне удалились.
- Недоумки, - сказал Уильям.
- Вот уж точно недоумки, - согласился Таран.
Оставшись втроем, они долго сидели в легком блаженном охмелении и пили до полуночи, пока к ним не подошел официант сообщить, что заведение закрывается и напитков больше не будет. Они и теперь не были по-настоящему пьяны, благодаря тому что пили медленно. Во всяком случае, чувствовали они себя вполне бодро.
- Он говорит, нам пора уходить.
- Это прекрасно. Но куда мы теперь двинемся? Вожак, куда мы теперь направим стопы?
- Не знаю. А куда бы вам хотелось?
- Пойдем в какое-нибудь место вроде этого, - сказал Уильям. - Тут отличное местечко.
Наступила пауза. Таран усиленно тер затылок.
- Вожак, - сказал он медленно, - я знаю, куда мне хочется пойти. Мне хочется пойти к мадам Розетт и освободить всех девушек.
- Кто такая мадам Розетт? - спросил Уильям.
- Великая женщина, - ответил Вожак.
- Грязная старая шлюха, - сказал Таран.
- Вшивая старая сука, - добавил Вожак.
- Отлично. Но все-таки кто она?
Они ему рассказали про мадам Розетт, про телефонные переговоры с ней и про полковника Хиггинса. Выслушав все, Уильям тут же заявил:
- Вставайте, пошли! Идем выручать девушек.
Они дружно поднялись и направились к двери. Очутившись на улице, они вспомнили, что находятся в довольно отдаленной части города.
- Придется немного прогуляться пешком, - сказал Вожак. - Извозчиков здесь нет.
Ночь была звездная, безлунная. Узкая улочка с затемненными окнами тоже пропахла знакомым каирским запахом. Они шли в полной тишине, иногда в тени домов маячили какие-то мужчины - по одному или по двое они стояли прислонившись к стене и курили.
- Какие-нибудь недоумки, - сказал Уильям.
- Поганый народ, хуже нет, - откликнулся Таран.
Так и шагали они в ряд, три бравых летчика - коренастый рыжий Вожак, темноволосый высокий Таран и вровень с ним юный Уильям, с обнаженной головой, так как где-то забыл шапку. Они наугад шагали к центру города, где надеялись найти извозчика, который отвез бы их к Розетт.
- Представляешь, как рады будут девушки, когда мы их освободим, сказал Таран.
- Иисусе, вот это будет номер!
- Неужели она их держит взаперти? - спросил Уильям.
- Вряд ли. Во всяком случае, не в буквальном смысле. И если мы вызволим их прямо сейчас, сегодня вечером им уже не придется работать. Дело в том, что почти все девушки в этом заведении - обычные продавщицы из магазинов и днем служат. Каждая из них совершила какую-то ошибку, раз оступилась, притом не исключено, что сама Розетт все подстроила или же о чем-то пронюхала и тут же наложила на девушку лапу. Она заставляет их приходить по вечерам, и они, конечно, ненавидят ее, но не зависят от нее в денежном отношении. Думаю, они с удовольствием выцарапали бы ей глаза, будь у них шанс.
- Мы дадим им этот шанс, - сказал Таран.
Они перешли на другую сторону улицы.
- Вожак, сколько ты считаешь там всего девушек? - спросил Уильям.
- Не знаю точно. Может, даже тридцать.
- Здорово. Вот это будет да!
- А она и вправду плохо с ними обращается?
- В тридцать третьей эскадрилье мне сказали, что она почти ничего им не платит, что-то около двадцати акеров за ночь. А с клиентов берет по сто или двести акеров. Каждая девушка зарабатывает для Розетт за одну ночь приблизительно от пятисот до тысячи акеров.
- Боже милостивый! - воскликнул Уильям. - Она, должно быть, просто миллионерша. Тысяча пиастров за ночь, а девушек - тридцать.
- Она и есть миллионерша. Кто-то подсчитал, что только этот бизнес, не говоря уж об остальных ее доходах, приносит ей примерно тысячу пятьсот фунтов в неделю. А это... дай подумать... это от пяти до шести тысяч в месяц, то есть шестьдесят тысяч фунтов годовых.
Таран оторвался от своих сомнамбулических грез.
- Боже праведный, - сказал он. - Святой Иисусе! Ну и грязная старая шлюха.
- Вшивая старая сука, - сказал Уильям.
Теперь они вышли в более цивилизованную часть города, но извозчиков по-прежнему не было.
Вожак спросил:
- Вы слышали, что произошло в "Доме Марии" в Александрии?
- Что это за дом? - спросил Уильям.
- Бордель в Александрии. Мария - это Розетт из Алекса*.
* Александрия.
- Вшивая старая сука, - сказал Уильям.
- Нет. Говорят, она добрая женщина. Так вот, на прошлой неделе в "Доме Марии" взорвалась бомба. В порту как раз в это время стоял военный корабль, и дом был полон военных моряков.
- Они погибли?
- Много погибло. Но знаете, что самое удивительное? Их объявили погибшими при исполнении воинского долга.
- Адмирал - джентльмен, - сказал Таран.
- Высший пилотаж! - воскликнул Уильям.
Тут они увидели извозчика и помахали ему.
- Мы не знаем адреса, - сказал Таран.
- Он знает, - ответил Вожак. - К мадам Розетт, - сказал он, обращаясь к извозчику.
Извозчик ухмыльнулся и кивнул.
- Править буду я, - неожиданно объявил Уильям. - Извозчик, отдай мне вожжи, а сам садись рядом и говори, куда ехать.
Извозчик пытался протестовать, но Уильям протянул ему десять пиастров и получил вожжи.
Он сел на козлы, извозчик сел рядом, а Вожак с Тараном разместились сзади.
- Трогай, - сказал Вожак. - Трогай, Уильям.
Лошади понеслись во весь опор.
- Нет, неправильно! - завопил извозчик. - Неправильно! Стой!
- В какую сторону к Розетт? - перекрикивая его, проорал Уильям.
- Стой!
Уильям был счастлив.
- К Розетт! - заорал он во всю мочь. - Куда сворачивать?
Извозчик принял решение: единственный путь остановить этого сумасшедшего - это доставить его как можно скорее на место.
- Вон туда, налево, - крикнул он.
Уильям резко дернул левую вожжу, и лошади метнулись за угол. Коляска проехала на одном колесе.
- Крен с большим превышением, - раздался голос Тарана с заднего сиденья.
- А теперь куда?
- Налево.
Они свернули налево, затем направо, потом дважды налево и еще раз направо, пока извозчик не закричал:
- Здесь, пожалста! Здесь мадам Розетт. Стой!
Уильям с силой натянул поводья, и лошади, уступая натяжению, медленно задрали головы и пошли рысцой.
- Где остановиться?
- Здесь, пожалста. - Извозчик указал на дом в каких-то двадцати ярдах впереди.
Уильям осадил лошадей прямо перед входом.
- Отличная работа, Уильям! - воскликнул Таран.
- Быстро, ничего не скажешь, - вздохнул Вожак.
- Как в сказке, - сказал Уильям. - Верно? - Он сиял от счастья.
У извозчика рубашка взмокла от пота. Он был смертельно напуган, так что даже не успел рассердиться.
- Сколько мы должны? - спросил Уильям.
- Двадцать пиастров, пожалста.
Уильям дал ему сорок.
- Огромное спасибо. У тебя прекрасные лошади, - сказал он.
Коротышка взял деньги, вспрыгнул на козлы и мгновенно уехал. Он, видимо, только и мечтал поскорее скрыться с глаз долой - так он был перепуган.
Они снова оказались на одной из бесконечных темных узких улиц, но дома - те, что они могли разглядеть, - были на вид солидные и зажиточные. Дом Розетт, на который указал им извозчик, был трехэтажный, большой и массивный, из серого бетона. Толстенная, внушительных размеров дверь стояла распахнутой настежь. Когда они входили, Вожак сказал:
- Предоставьте все мне. У меня есть план.
Прямо из двери они попали в серый каменный холл, холодный и пыльный, который освещался голой лампочкой под самым потолком. В холле находился человек, чудовищная гора мяса, - огромный египтянин с плоским лицом и изуродованными ушными раковинами. Во время его борцовской молодости он, скорее всего, появлялся на афишах под именем Убийца Абдул или Паша-отравитель, а сейчас на нем был белый грязный хлопчатобумажный костюм.
- Добрый вечер, - сказал Вожак. - Мадам Розетт у себя?
Абдул пристально поглядел на трех летчиков и после некоторого колебания сказал:
- Мадам Розетт на верхнем этаже.
- Спасибо, - сказал Вожак. - Большое спасибо.
Таран заметил, что Вожак подчеркнуто вежлив с Абдулом. Они знали, кому-то не поздоровится, коли Вожак разговаривает таким тоном. У себя в эскадрилье, что бы он ни делал - руководил ли звеном самолетов, вел ли наблюдение за врагом или же готовился к полету, отдавая приказы, - он никогда не забывал сказать "пожалуйста", как не забывал сказать "спасибо", когда получал донесение. И вот сейчас он с изысканной вежливостью благодарил Абдула.
Они поднялись по голым ступеням лестницы с железными перилами, прошли первую лестничную площадку, затем миновали вторую - всюду было голо и пусто, как в пещере. Наверху, в конце третьего марша, площадки не оказалось - перед ними была стена, ступени вели прямо к двери. Вожак нажал на звонок. Они немного подождали, потом вдруг планка на двери, прикрывающая окошечко, скользнула вниз, и они увидели два маленьких черных глаза. Женский голос спросил:
- Что вы хотите, мальчики?
Оба, и Вожак, и Таран, сразу узнали голос.
- Нам бы хотелось поговорить с мадам Розетт, - сказал Вожак. Он произнес "мадам Розетт" на французский манер, стараясь быть как можно галантней.
- Вы офицеры? - продолжал голос, скрипучий, как надтреснутая доска, здесь только офицеры.
- Мы офицеры.
- Но вы не похожи на офицеров. Какие войска?
- Королевский воздушный флот.
Наступило молчание. Вожак понимал, что она раздумывает. У нее, по всей вероятности, были прежде какие-то стычки с летчиками, и он молил Бога, чтобы ей на глаза не попался Уильям с бешеным огоньком, пляшущим в зрачках, - Уильям все еще пребывал в состоянии той же безудержности, с какой он правил лошадьми. Планку вдруг отодвинули, и тут же отворилась дверь.
- Входите, пожалуйста.
Жадность все же пересилила, из-за своей жадности эта женщина даже не могла толком разобраться в клиентах.
Они вошли внутрь. Перед ними стояла сама мадам Розетт, собственной персоной. Маленькая, толстая, вся какая-то сальная; неопрятные черные волосы клоками свисают на лоб; широкое лицо землистого цвета с большим носом и крошечный рыбий ротик, над верхней губой - едва заметные черные усики; одета в свободное черное атласное платье.
- Пройдемте в контору, мальчики, - сказала она и, переваливаясь с боку на бок, как утка, двинулась налево от двери по длинному широкому коридору примерно в пятьдесят ярдов длиной и около пяти шириной. Коридор шел посредине дома, параллельно улице, и, войдя в дом с лестницы, надо было сразу повернуть налево. По обеим сторонам коридора шли двери, восемь или десять с каждой стороны. Если, войдя с лестницы, вы повернули бы направо, то попали бы в конец этого коридора, где тоже была дверь, за которой слышалось журчание женских голосов. Вожак решил, что это комната, где девушки переодеваются.
- Сюда, мальчики, - сказала Розетт.
Она зашлепала по коридору в сторону от комнаты, где слышались голоса. Все трое последовали за ней, впереди Вожак, за ним Тарак и последний Уильям. Пол в коридоре был покрыт красной ковровой дорожкой, с потолка свисали розовые светильники. Не успели они пройти и половины коридора, как сзади, из гардеробной, раздался крик. Розетт обернулась.
- Мальчики, вы идите в мой офис - слева последняя дверь, а я через минуту вернусь. - Она повернулась и пошла обратно в другой конец коридора.
Никто из троих не двинулся с места. Они стояли и следили за ней. Как только она подошла к двери, дверь распахнулась, и из нее выбежала девушка. Там, где они стояли, им было видно, что происходит у гардеробной. На девушке было зеленое вечернее платье, все измятое, светлые волосы в беспорядке разметались по лицу. Увидев Розетт, она застыла. Они слышали, как Розетт что-то быстро и сердито сказала ей, и услыхали, как девушка что-то крикнула в ответ. Розетт подняла правую руку и с размаху ударила девушку по щеке, затем, отведя руку, ударила по той же щеке второй раз. Удар был сильный, наотмашь. Девушка закрыла лицо руками и разрыдалась. Розетт отворила дверь в гардеробную и втолкнула девушку внутрь.
- Святой Иисусе! - воскликнул Вожак. - Рука у мадам тяжелая.
- У меня тоже, - буркнул Уильям.
Таран молчал.
Розетт вернулась обратно.
- Пойдемте, мальчики, - сказала она. - Мелкие неприятности все это, пустяки, не обращайте внимания.
Она привела их к последней двери в конце коридора, где находился ее офис. Это была средних размеров комната, все убранство которой состояло из двух красных плюшевых диванов, трех стульев из такого же плюша и толстого красного ковра на полу. В углу стоял небольшой письменный стол, за который и уселась Розетт, лицом к двери.
- Садитесь, мальчики, - сказала она.
Вожак сел в кресло, Таран и Уильям разместились на диване.
- Вот и хорошо, а теперь перейдем к делу. - Голос мгновенно стал резким, властным.
Вожак подался вперед. Короткий ежик рыжих волос выглядел нелепо на фоне ярко-красной плюшевой обивки.
- Мадам Розетт, мы очень рады познакомиться с вами. Мы о вас много наслышаны.
Таран взглянул на Вожака. Вожак уже сел на своего конька и был до приторности обходителен. Розетт тоже бросила взгляд на Вожака, и в ее маленьких черных глазках мелькнуло подозрение.
- Поверьте мне, мадам, - продолжал Вожак, - мы давно с нетерпением ждали этой минуты.
В голосе было столько неподдельной искренности, что Розетт клюнула на удочку.
- Это очень мило с вашей стороны, мальчики, - сказала она. - Вы всегда можете здесь прекрасно провести время. Я сама позабочусь об этом. Ну а сейчас дело.
Терпение Уильяма лопнуло.
- Вожак говорит, вы великая женщина, - произнес он с расстановкой.
- Спасибо, мальчики.
- Вожак говорит, вы грязная старая шлюха, - сказал Таран.
- А еще Вожак говорит, что вы вшивая старая сука, - добавил Уильям.
- И он полностью отвечает за свои слова, - подтвердил Вожак.
Розетт вскочила с места.
- Что все это значит? - взвизгнула она. Лицо ее утратило серый, землистый оттенок и теперь было цвета красной глины.
Летчики не шелохнулись. Никто из них не рассмеялся, никто даже не улыбнулся. Они сидели неподвижно, слегка подавшись вперед, и внимательно наблюдали за ней.
У Розетт неприятности с клиентами случались и прежде, но она всегда знала, как их уладить. Сейчас, однако, происходило нечто непонятное. Парни явно не были пьяные. И дело тут было вовсе не в деньгах и не в девушках. Дело было в ней самой, и это ее испугало.
- Вон! - завизжала она. - Убирайтесь вон, если не хотите скандала.
Никто из них и бровью не повел.
Она замолкла на мгновение, потом выскочила из-за стола и бросилась к двери. Но Вожак опередил ее. И когда она двинулась на него, Таран и Уильям схватили ее сзади за руки.
- Мы ее здесь запрем, - сказал Вожак. - Пора уходить.
В ответ раздался нечеловеческий визг и посыпались слова, которые не выдержала бы никакая бумага, настолько они были непотребны. Единым несмолкаемым потоком они выплескивались вместе с брызжущей слюной из крошечного рыбьего ротика. Таран и Уильям оттащили ее назад к глубокому креслу, она вырывалась и визжала, как большая жирная свинья, которую волокут на бойню.
Они держали ее за руки спиной к креслу, потом подтолкнули, и она упала в него. Таран подскочил к столу и выдернул телефонный шнур, и один за другим они выскользнули в коридор, пока Розетт, барахтаясь, выбиралась из кресла. Теперь они были в безопасности. Вожак, уходя, вынул из двери ключ и запер ее снаружи.
- Святой Иисусе, ну и женщина! - воскликнул он.
- Совсем рехнулась. Ты только послушай, - сказал Уильям.
Они стояли под дверью, стараясь угадать, что делается в комнате.
Сначала слышался только визг, затем она стала колотить в дверь, не переставая при этом визжать. Голос был какой-то нечеловеческий, неженский. Это был рев разъяренного быка, хотя слова сохраняли отчетливый смысл.
- А теперь к девушкам, быстро, - приказал Вожак. - И настройтесь, пожалуйста, на серьезный лад. Ведите себя как подобает серьезным людям.
Он бегом бросился по коридору к гардеробной, Таран с Уильямом за ним. Перед дверью он остановился. Из конторы по-прежнему доносились вопли.
- Молчите, не говорите ни слова. И сделайте серьезную мину, - сказал он, прежде чем открыть дверь.
В комнате было примерно двенадцать девушек. Они разом подняли головы. Разговоры оборвались, и все глаза теперь были прикованы к стоящему в дверях Вожаку.
- Военная полиция, - объявил он, прищелкнув каблуками. - Les Gendarmes Militaires. - Он произнес это строгим голосом, вытянувшись по стойке "смирно". Лицо было непроницаемо, и он не снял берет. Таран и Уильям стояли за его спиной.
- Военная полиция, - повторил он, достал свое удостоверение и, держа его двумя пальцами, показал девушкам.
Девушки не шелохнулись, у них не вырвалось ни звука. Они замерли в позах, в которых их застали, и оттого, что они не двигались, казалось, будто это живые картины. Одна из них натягивала чулок и, успев натянуть его до колена, застыла с задранной ногой. Другая поправляла прическу и сейчас смотрела на Вожака, так и не отняв рук от головы. Третья мазала губы и осталась стоять с помадой у рта. Несколько девушек праздно сидели на простых деревянных стульях у стен и, подняв головы, глядели на дверь. На большинстве из них были вечерние платья из какого-то блестящего шелка, хотя одна или две так и остались полуодетыми. Но все же большая часть девушек была в чем-то ослепительно зеленом, ослепительно синем, красном, золотом. Обратив лица к двери, когда вошел Вожак, они более не шевелились, словно разыгрывали живые картины.
Выдержав паузу, Вожак сказал:
- От лица военных властей я заранее приношу вам извинения за причиненное беспокойство. Примите и мои извинения, милые барышни, но вам необходимо будет пойти с нами для перерегистрации и всего такого прочего. После этого вы будете свободны. Все это не более чем простая формальность. А сейчас попрошу вас пройти с нами. Я уже обо всем договорился с мадам.
Он кончил, но девушки по-прежнему не двигались.
- Прошу вас, наденьте пальто. Мы ведь только военные. - Он сделал шаг в сторону и придержал дверь. Живые картины разом рассыпались - девушки поднялись, начали перешептываться, на лицах было недоумение. Две или три направились к двери, за ними последовали остальные. Девушки, которые не успели полностью одеться до прихода летчиков, торопливо накинули платья, наскоро пригладили руками волосы и поспешили за своими товарками. Ни у одной из девушек не было пальто.
- Пересчитай их, - сказал Вожак Тарану, когда девушки гуськом проходили в дверь.
Таран сосчитал вслух - всего четырнадцать.
- Четырнадцать, сэр, - доложил он по всем правилам, как подобает эскадронному старшине.
- Хорошо, - одобрил Вожак и, повернувшись к девушкам, которые столпились в коридоре, сказал: - Мадам передала мне список с вашими именами, и поэтому я прошу вас, милые барышни, постарайтесь не разбегаться. И не беспокойтесь, это простая формальность со стороны военной администрации.
Уильям был уже в коридоре - он открыл дверь, ведущую на лестницу, и вышел первым. Девушки двинулись за ним. Вожак и Таран замыкали процессию. Девушки притихли, видно было, что они озадачены, обеспокоены в немного испуганы, они молчали, за исключением высокой черноволосой девушки, которая воскликнула:
- Mon Dieu1, формальность со стороны военной администрации! Mon Dieu, а что дальше?
* Бог мой (фр.)
Этим все и ограничилось, и они молча спустились по лестнице. В холле их встретил египтянин с плоским лицом и изуродованными ушами. Увидев его, они решили, что скандала не миновать, но Вожак ловко помахал удостоверением у него перед носом.
- Военная полиция, - сказал он.
Египтянин был настолько огорошен, что дал им спокойно пройти.
Когда они наконец вышли на улицу, Вожак сказал:
- Нам придется немного пройти пешком, совсем немного.
Они свернули направо и пошли за Вожаком, возглавлявшим шествие. Таран прикрывал тыл, а Уильям шагал рядом с тротуаром, охраняя фланги. Теперь уже взошла луна. Все вокруг было отчетливо видно. Уильям старался идти в ногу с Вожаком, а Таран в ногу с Уильямом, все трое по-военному размахивали руками, и вид у них был бравый. Словом, зрелище хоть куда. Четырнадцать девушек в вечерних платьях, переливающихся при лунном свете, ослепительно зеленых, ослепительно синих, красных, золотых, четырнадцать девушек шагали по улице, впереди шел Вожак, на фланге Уильям, а в арьергарде Таран. Поистине зрелище хоть куда.
Девушки понемногу начали щебетать между собой. Вожак слышал их голоса, хотя и не оглядывался. Он шагал впереди колонны и, когда они дошли до перекрестка, свернул направо, остальные за ним. Не пройдя и пятнадцати ярдов, они увидели египетское кафе. Первым увидел его Вожак, и он сразу же заметил свет, пробивающийся сквозь затемненные окна.