Дал Роалд. Ты мне, я тебе

   - Ну, - сказала она, беря у официанта меню, - что нас сегодня ждет?
   Правильно, подумал я, хороший вопрос.
   Мы чудно провели вечер, наши дамы остались очень довольны. Вернулись мы без четверти двенадцать. Саманта пригласила зайти к ним выпить на сон грядущий, но я сказал, что уже поздно и нам надо отвезти Маргарет домой. Мы с Мери вошли к себе, и с этого момента секунды зазвенели, перегоняя друг друга. Теперь - держать себя в руках и ничего не забыть.
   Мери расплачивалась с Маргарет, а я достал из холодильника кусок чеддера и взял нож и пластырь. Я замотал пластырем правый указательный палец и сказал Мери:
   - Порезался. - И поднял палец к ее лицу. - Пустяк, но кровит немножко.
   - Остался после ресторана голодным, что ли? - спросила она, но пластырь запомнила. Первая часть работы была выполнена.
   Я отвез домой Маргарет и около полуночи поднялся в спальню. Мери дремала. Я погасил свет, прошел в ванную, чтобы переодеться, и провозился там минут десять. Когда я вышел, Мери, как я и рассчитывал, крепко спала. Ложиться мне уже было незачем. Я откинул одеяло со своей стороны, чтобы Джерри было меньше возни, надел шлепанцы, спустился на кухню, поставил чайник. Двенадцать семнадцать. Еще сорок три минуты.
   В двенадцать тридцать пять я поднялся взглянуть на Мери и малышей. Все крепко спали.
   В двенадцать пятьдесят пять, за пять минут до назначенной минуты, я поднялся для последней проверки. Я подошел к Мери и шепотом окликнул ее по имени. Она не отозвалась. Отлично. Теперь - вперед!
   Я надел плащ поверх пижамы и выключил в кухне свет. Дом погрузился во тьму. Я отжал язычок замка на входной двери и, еле владея собой от возбуждения, ступил в бесшумную ночь.
   Фонари вдоль улицы не горели. На небе ни луны, ни звезд, черная-пречерная ночь, и только теплый ветерок дует откуда-то.
   Я направился к проходу в изгороди и, лишь подойдя вплотную, различил ветки кустов. Я остановился. Послышались шаги Джерри.
   - Привет, - шепнул он. - Все нормально?
   - Все для тебя готово, - шепотом отвечал я.
   Он нырнул в отверстие, и его шлепанцы зашаркали по траве, направляясь к моему дому. Я двинулся в противоположном направлении.
   Я открыл дверь. Внутри было еще темней, чем снаружи. Я аккуратно притворил дверь, снял плащ и повесил его на дверную ручку, снял шлепанцы, поставил их к стене возле двери. В темноте я не мог различить собственных движений и все делал на ощупь.
   Бог ты мой, хорошо, что Джерри так долго тренировал меня с завязанными глазами. Меня вели не ноги, а пальцы. Руки, то одна, то другая, нащупывали стену, перила, мебель, гардину, так что я в каждый момент знал, где нахожусь. Или думал, что знаю. Жуткое и неприятное ощущение - посреди ночи прокрадываться в чужой дом. Нашаривая дорогу на второй этаж, я вспомнил, как прошлой зимой воры забрались ко мне в гостиную и вынесли телевизор. Приехавшим наутро полицейским, я показал на здоровенную кучу дерьма в снегу возле гаража. "Это у них всегда, - сказал полисмен. - Не могут удержаться. Поджилки трясутся".
   Ступеньки кончились. Держась правой рукой за стену, я добрался до коридора, но через два шага остановился. Дверь в первую детскую спальню была приоткрыта. Изнутри доносилось тихое дыхание восьмилетнего Роберта. Я пошел дальше. Вторая спальня. В ней спали шестилетний Билл и трехлетняя Аманда. Я прислушался. Все было тихо.
   Спальня родителей находилась в конце коридора, ярдах в четырех от меня. Дверь была открыта, как мы и договаривались. Я застыл в проеме, ловя малейший знак, что Саманта не спит. Тишина. По-прежнему вдоль стены я приблизился к ее стороне кровати, встал на колени, выдернул из розетки штепсель от ночника и, опустив штепсель на пол, почувствовал себя гораздо увереннее. Я в темноте не видел Саманту и ничего не слышал, но, наклонившись ниже, уловил ее дыхание. Внезапно на меня пахнуло ее духами густой мускусный запах, тот же, что и в тот вечер. Кровь загудела в моих жилах. Я быстро и бесшумно обогнул кровать.
   Все, что мне оставалось, - это лечь. Я лег, и звон пружинного матраса прозвучал, как выстрел из ружья в запертой комнате. Я затаил дыхание. Сердце колотилось чуть ли не в самой глотке. Саманта лежала неподвижно спиной ко мне. Я натянул одеяло и повернулся к ней. Меня обожгло женским теплом. Ну!..
   Я вытянул руку и коснулся ее ладонью. Шелковая ночная рубашка была теплой. Моя рука легла на ее бедро. Она не двигалась. Примерно через минуту моя рука скользнула вперед и принялась за работу. Пальцы медленно, умело и осторожно разводили огонь.
   Она пошевелилась, легла на спину и сонно пробормотала:
   - Ах, дорогой... О Господи... Какой же ты...
   Я, разумеется, не раскрывал рта и не оставлял своего занятия..
   Прошло две минуты.
   Она не двигалась.
   Еще минута. Еще.
   Не шелохнется! Сколько же она так будет лежать?!
   Я удвоил усилия.
   Почему же она молчит? Что за странная скованность, отчего она как замороженная?
   Как вдруг я понял. Про Джерри-то я и позабыл! Я так распалился, что все его инструкции вылетели у меня из головы. Я действовал не в его стиле, а так, как привык! Его система была гораздо сложнее. До смешного. До бессмыслицы. Но она-то была приучена именно к ней! А теперь заметила, что что-то не то, лежит и пытается догадаться, в чем дело.
   Но было уже поздно менять что-нибудь. У меня не оставалось иного выбора, как продолжать в том же духе.
   И я продолжал. Женщина сжалась, как закрученная пружина. Я ощущал ее искрящее напряжение. У меня выступил пот.
   И тут она негромко застонала.
   В моем мозгу пронеслись жуткие картины: что, если она больна? Если у нее сердечный приступ? Может, мне лучше убраться, пока не поздно?
   Она застонала громче и неожиданно с криком "Да, да, да, да, да!!!" взорвалась, как бомба, у которой огонь дополз по бикфордову шнуру к взрывчатке. Она обхватила меня обеими руками и набросилась, как лютый тигр. Или тигрица.
   Я и не представлял себе, что женщина способна на то, что делала со мною Саманта. Она превратилась в смерч, слепящий вихрь, вырвала меня с корнем и понесла в небесные края, о существовании которых я и не подозревал.
   Я оставался пассивен. Я ничего не мог. Я был беспомощен, как щепка в водовороте, как ягненок в когтях у льва. Еще хорошо, что я вообще не задохнулся.
   Я полностью подчинился бешеной фурии, и шторм бушевал, не переставая, десять, двадцать, тридцать минут - кто мог измерить? Я здесь не собираюсь никого развлекать описанием пикантных подробностей, я не перебираю грязное белье в присутствии посторонних. Не обессудьте, и надеюсь, что моя сдержанность никого не разочарует. Что касается меня, то разочарованием и не пахло. В завершающем пароксизме я испустил вопль, который должен был поднять на ноги весь квартал, и с этим воплем я кончился. От меня осталась сморщенная пустая кожура.
   Саманта же попросту отвернулась и сразу заснула, как будто просыпалась, чтобы выпить стакан воды.
   Ничего себе! Я тихо лежал, медленно приходя в себя.
   Как видите, я не ошибся тогда про складку на ее нижней губе. Собственно, я не ошибся ни в чем касательно моей безумной затеи. Полный триумф! Я лежал в состоянии блаженного полузабытья.
   Интересно, который час? У меня не было подсветки на часах. Лучше, пожалуй, не задерживаться. Я сполз с постели и с меньшими предосторожностями, чем раньше, побрел на выход - вокруг кровати, в коридор, вниз по лестнице, к двери. Вот плащ и шлепанцы. В кармане плаща лежала зажигалка. При язычке пламени я посмотрел - без восьми два. Позже, чем я предполагал. Я открыл дверь и вышел в черную ночь.
   Теперь я начал думать про Джерри. Как там он со всем справился? Выбрался благополучно? В кромешной тьме я подошел к проему в зеленой изгороди.
   - Привет! - шепнул голос рядом со мной.
   - Джерри!
   - Все нормально? - спросил Джерри.
   - Фантастически, - ответил я, - грандиозно! А у тебя?
   - Тоже, - сказал он, и в темноте сверкнула его белозубая ухмылка. - Ай да мы, - шептал он, придерживая меня за локоть. - Вик, ты был прав, все сработало без единой задоринки! Классная штука!
   - До завтра, - оборвал я его. - Ступай к себе.
   Мы разошлись в противоположных направлениях. Я вошел в свой дом и через три минуты уже был в своей постели рядом со своей крепко спящей женой.
   Наутро было воскресенье. В половине девятого я спустился в пижаме и халате, чтобы приготовить завтрак для всей семьи. Мальчики - девятилетний Виктор и семилетний Уолли - ждали меня внизу.
   - Привет, пап, - сказал Уолли.
   - Сегодня будет потрясающий, небывалый завтрак, - провозгласил я. - Мы поджарим ломтики хлеба с маслом и апельсиновым мармеладом, а сверху положим тонко нарезанный, поджаренный до хруста бекон.
   - Бекон?! С мармеладом?!
   - Да-да. Попробуй - узнаешь, до чего вкусно.
   Выжав два стакана грейпфрутового сока, я выпил и сделал еще один для Мери, когда проснется, включил чайник, положил в тостер хлеб и начал нарезать бекон. В этот момент сверху спустилась Мери в полупрозрачном оранжевом пеньюаре, небрежно накинутом поверх ночной рубашки.
   - Доброе утро, - сказал я через плечо, не выпуская из руки сковородку.
   Она, не ответив, молча прошла к своему стулу, села и отхлебнула сок, не глядя ни на меня, ни на мальчиков. Я жарил бекон.
   - Привет, мам, - сказал Уолли.
   Она не откликнулась.
   Меня начало мутить от запаха горящего жира.
   - Налей мне кофе, - произнесла Мери, глядя прямо перед собой, незнакомым голосом.
   - Сейчас.
   Я снял сковороду с огня, сделал чашку растворимого кофе без молока и поставил перед ней.
   - Дети, - сказала она, - пойдите в вашу комнату с книжками, почитайте до завтрака.
   - Но почему? - спросил Виктор.
   - Потому что я так хочу.
   - Мы в чем-нибудь провинились? - спросил Уолли.
   - Нет, дорогой, просто я хочу поговорить с папой.
   Я сжался в комок и захотел раствориться в воздухе или сорваться с места, выбежать на улицу и спрятаться в кустах.
   - Вик, налей себе кофе и сядь.
   Ее голос звучал безжизненно, в нем не было сердитого выражения и вообще ничего не было. Она ни разу не посмотрела на меня. Мальчики вышли, захватив два комикса.
   - Закройте дверь, - сказала Мери им вслед.
   Я положил в чашку полную ложку кофе, залил кипятком, добавил сахар и молоко и сел напротив нее. Я знал, как чувствует себя человек на электрическом стуле.
   - Послушай, Вик, - заговорила она, уставясь в чашку. - Я хочу сказать тебе кое-что, пока еще владею собой достаточно, чтобы говорить об этом.
   - Да что такое стряслось? Случилось что-нибудь?
   - Да, Вик, случилось.
   - Что же?
   Ее лицо оставалось бледным и отстраненным, она явно не видела ничего вокруг.
   - Ну, говори, - храбро произнес я.
   - Тебе будет неприятно это услышать. - Ее взгляд скользнул по моему лицу и вновь ушел в сторону.
   - Что именно будет мне неприятно?
   От ужаса у меня внутренности сжались в комок, точь-в-точь как у тех взломщиков, о которых я разговаривал с полицейскими.
   - Ты знаешь, я не терплю разговоров про то, кто как занимается любовью и вообще про секс. С тех пор как мы поженились, я никогда не говорила с тобой об этом.
   - Это правда, - подтвердил я.
   Она отпила глоток кофе. Кажется, ей было все равно, кофе это или вода.
   - Дело в том, - продолжала она, - что я никогда не получала от этого удовольствия. Если хочешь знать, мне это всегда было противно.
   - Противно - что?
   - Противно заниматься с тобой любовью.
   - Господи! - выдохнул я.
   - Я ни одного разу не испытала при этом чего-нибудь приятного.
   То, что я услышал, было уже достаточно неприятным, но я не сомневался, что главное ждет меня еще впереди.
   - Прости, если это для тебя новость, - добавила она.
   Язык у меня прилип к гортани. Я промолчал.
   Она посмотрела мне в глаза, как будто что-то прикидывая, и вновь опустила взгляд.
   - И я бы никогда не обмолвилась ни словом, если бы не сегодняшняя ночь.
   Я с трудом выдавил:
   - Что же произошло сегодня ночью?
   - Сегодня ночью я поняла, ради чего люди занимаются этим.
   - Вот как?!
   - Да, именно так.
   Я сидел неподвижно.
   - Вик, Вик, дорогой! - Она вскочила и, подбежав ко мне, поцеловала так, что я задохнулся. - Как я тебе благодарна за эту ночь! Ты был великолепен, и я, я тоже! Мы были прекрасны сегодня ночью! И не гляди с таким изумлением. Ты можешь гордиться собой, ты был просто... просто невероятен! Я тебя люблю, люблю, люблю! Теперь, когда ты знаешь, что мне нужно, теперь, когда ты нашел... когда ты нашел... меня, теперь у нас все будет замечательно!
   Она отошла от меня и села. Неожиданно слезы потекли по ее щекам и, улыбнувшись сквозь слезы, она сказала:
   - Правда хорошо, что я тебе сказала?
   - Да, - проговорил я. - О да.
   Я встал и, чтобы она не видела моего лица, отошел к плите. В окно я увидел Джерри. Он шел через лужайку с утренней газетой под мышкой. На ходу он слегка раскачивался, изображая всем видом торжество. По лестнице он взлетел, перескакивая через ступеньку.