Дал Виктория. Это всегда был ты…

   Наконец-то Кейт разглядела его. Как следует, во всех подробностях. Все те же короткие, слегка вьющиеся волосы, поразительно зеленые глаза. Большой рот, прямой нос и твердый подбородок. Но увидела она и перемены в нем. Наметившаяся седина на висках и легкие морщинки на лбу и в уголках глаз.
   Он повзрослел, возмужал за те годы, что ее не было рядом. Стал крупнее, еще больше раздался в плечах. Стал неотразимо привлекателен. Эйдан взглянул на нее, поймал ее взгляд и улыбнулся. И у нее внутри как будто кто-то зажег лампу.
   Паника разрасталась в груди, грозя задушить ее. Так вот что это за чувство, что не отпускает ее со вчерашнего дня. Влечение!
   – Кейти!
   Она нервно вздрогнула при звуке его бархатного, глубокого голоса.
   – С тобой все хорошо? – Все остальные гости уже встали из-за стола. Когда она молча на него посмотрела, Эйдан махнул слуге, взял бокал с красным вином у него с подноса и протянул ей.
   Хрусталь не задержался в ее пальцах, она чуть не уронила бокал, и несколько капель вина выплеснулись через край. Красное пятно медленно растеклось по белоснежной манжете Эйдана. Кейт отшатнулась.
   – Ничего страшного, – поспешил заверить ее Эйдан, потянувшись к ее руке. – Все в порядке. – Его пальцы обхватили ее, и она подумала, что сейчас расплачется прямо здесь, за столом. Его прикосновение так приятно.
   Жар кожи проникает в нее. Кончики пальцев легко и мягко поглаживают ее руки. Восхитительно!
   Она с трудом поднялась на дрожащих ногах.
   – Я должна идти. Прошу меня извинить.
   Эйдан нахмурился:
   – Что случилось?
   – Прости. – Она повернулась и убежала прежде, чем он успел встать, стремительно несясь мимо удивленно поворачивающих головы гостей. Она старалась выглядеть спокойной, спеша к двери, пытаясь делать вид, что не видит их недоуменных взглядов, но от ее недавнего самообладания не осталось и следа.
   Сначала Эйдан вернул в ее жизнь боль, теперь же его присутствие пробуждает и другие чувства. Этого она не ожидала, никак не ожидала. И не может себе это позволить.
   Она домчалась до парадной двери, но успела спуститься лишь на три ступеньки крыльца, когда встревоженный голос заставил ее вздрогнуть.
   – Кейти…
   Почувствовав, как ладонь легла ей на плечо, она остановилась, смутившись, что снова убегает, униженная, что вновь пытается спрятаться.
   – В чем дело? Объясни, пожалуйста.
   – Я просто… мне надо идти. – Она еще и заикается! Этого только недоставало.
   – Идем-ка. – Он взял ее за руку, повел вниз по ступенькам, потом за угол дома, где их никто не мог увидеть. – Рассказывай!
   Его теплые пальцы коснулись подбородка – поразительный контраст с холодным воздухом. Она закрыла глаза, пытаясь спастись от ощущения нежности этого прикосновения, когда он приподнимал ее лицо. Пыталась не вспоминать такое же прикосновение много лет назад, то же движение за мгновение до того, как он в первый раз мягко прижался губами к ее губам. Глаза ее горели от подступивших слез.
   – Кейти…
   – Не называй меня так! – Она услышала его резкий вдох и покачала головой. – Прости, – прошептала она. – Пожалуйста, не называй меня так. Я теперь Кейт.
   – Хорошо, – осторожно промолвил он.
   – И… мне очень жаль, но я не могу больше видеться с тобой.
   Его пальцы, державшие ее подбородок, едва заметно напряглись, прежде чем отпустить.
   – Хорошо. Как тебе будет угодно.
   Она не осмеливалась посмотреть на него, боясь увидеть на его лице разочарование.
   – Тогда я воспользуюсь этой возможностью, чтобы попрощаться. Утром я уезжаю в Лондон.
   – Да, думаю, это правильно. Я не имела в виду… – Она заставила себя открыть глаза, силою воли прогнала слезы, прежде чем они успели пролиться. – Я просто хотела сказать, что это слишком непривычно – видеть тебя. Я в таком замешательстве, что просто сама не своя. А у меня… у меня есть муж. Прости.
   Его рот утратил свою мягкость; холодный взгляд показался ей чужим, отстраненным.
   – Конечно, – повторил он. – Хочешь вернуться?
   – Нет.
   – Позволь мне по крайней мере проводить тебя домой. Ты была в накидке, кажется.
   Он помог ей одеться и в этот раз не предложил ей руку, чему Кейт порадовалась. Он теперь слишком реальный, чтобы дотрагиваться до него. Хотя бы ненароком…
   Они шли как чужие, и молчание между ними было их третьим спутником. Тучи закрыли луну и погрузили их во тьму, которую рассеивали лишь ярко освещенные окна домов, мимо которых они следовали. Они то входили в тень, то выныривали из нее. Эйдан ничего не говорил, пока они не дошли до ее переулка.
   – Кейти… то есть миссис Гамильтон…
   Шаги ее замедлились, но она не остановилась, чтобы повернуться к нему, пока они не вошли в очередной островок темноты.
   – Мне очень жаль, – сказал он. – Жаль, что все так закончилось между нами. Если б я мог повернуть время вспять, то многое бы изменил.
   Благодарение Богу, она не видела его лица. Можно было притвориться, что это не он, а просто случайный попутчик. Кейт кивнула:
   – Мне тоже жаль.
   А что еще сказать? Они сдержанно и неловко попрощались у дверей: она избегала смотреть ему в глаза, он почтительно поклонился. Потом она скрылась в своем магазине, поднялась по лестнице и легла на кровать полностью одетой, и ей было наплевать, что мнется лучшее платье.
   Он уезжает…
   Кейт испытывала облегчение и в то же время пылала гневом, потому что его отъезд тревожил ее, наполняя отчаянием и сожалением.
   Боже милостивый, откуда снова взялось это влечение к нему? Как? Зачем? Ну да, он красив, всегда был красив, но она так давно не смотрела ни на одного мужчину иначе, чем с чувством страха. И считала себя невосприимчивой к их внешней привлекательности.
   Уставившись в потолок, она наблюдала, как бледный свет гаснет, когда луна, всходя, проплывает мимо ее окна. Тьма сгустилась, а она все лежала с открытыми глазами.
   Тело предало ее. Оказалось, оно хранит воспоминания об Эйдане и той любви, которую она когда-то испытывала к нему. Любви и страсти. Эта мысль была теперь ей чужда, ведь она должна была схорониться где-то в глубинах подсознания и никогда не выплывать наружу.
   Умом она понимала, что когда-то желала его, что ей было безумно приятно заниматься с ним любовью. Но она не могла вспомнить все это по-настоящему. Как будто это произошло с кем-то другим, кто просто рассказал ей эту историю. Она знала, что Эйдан прикасался к ее телу, но не могла вспомнить, каково это было, что она при этом чувствовала. Ее сознание было заполнено ощущением равнодушных рук мужа, его грубых пальцев, впивающихся ей в тело.
   Дэвид Гэллоу был ее супругом, поэтому она вынужденно делила с ним постель. И все же в первые несколько месяцев своего постылого замужества надеялась, что Эйдан приедет за ней. Поэтому каждый раз, когда муж навязывал ей свое супружеское внимание, она терзалась чувством вины. Она предала любимого, позволив другому овладеть ей. Казалось невозможным, чтоб Эйдан мог по-прежнему желать ее, если она принадлежала другому.
   В качестве защиты она старалась заполнить сознание мыслями о нем, не обращая внимания на бесстрастное насилие над ней мужа. Она полагала, что мысли об Эйдане уменьшат ее вину. Вместо этого они стерли все воспоминания о его нежных ласках.
   Кейт не могла вспомнить, как они любили друг друга, но тело, похоже, вновь жаждало ощутить его близость. Но она не может этого допустить. Она не свободна, чтобы делать это.
   Темнота спальни окутала, накрыла ее. Завтра он покинет Лондон. Она почувствовала, как одинокая слезинка медленно скатилась по щеке, и поблагодарила Бога, что он уезжает. Значит, так тому и быть.

Глава 8

   Эйдан швырнул сигарный окурок под колеса поезда и спустился по ступенькам. Он направился в сторону многолюдной улицы, где Пенроуз уже нанял экипаж. К тому времени, когда он распахнул двери своего скромного городского дома в Мейфэре, ощущение покоя, навеянное на него в поезде, испарилось.
   – Желаете, чтобы я принес вам ваши личные письма немедленно? – спросил секретарь.
   Эйдану хотелось что-нибудь рявкнуть, но он сдержался. Чтобы не кричать, прикусил язык и прошагал мимо него к себе в кабинет. Презрительно кривясь, он уселся за массивный письменный стол красного дерева. Эта чудовищная громадина досталась ему вместе с домом, вероятнее всего, потому что не прошла в двери.
   Не говоря ни слова, Пенроуз поставил перед Эйданом стакан с виски, потом исчез в дверях, ведущих в соседнюю комнату. Шуршание просматриваемых бумаг доносилось через двери. Эйдан сидел, устремив рассеянный взгляд в большое окно рядом со столом, и ни о чем не думал.
   Он разделался с виски, и Пенроуз принес ему графин и почту, после чего тут же скрылся.
   Эйдан даже не взглянул на лежащие перед ним письма, продолжая бездумно смотреть в окно.
   – Записка от миссис Ренье, – пробормотал секретарь, когда вновь появился, чтобы добавить еще одно письмо к стопке. Эйдан открыл его и пробежал глазами. Эта дама ненадолго приехала в Лондон, а муж остался на континенте. Она дала указание дворецкому не вешать дверной молоток на двери, но обед тет-а-тет у нее в салоне был бы весьма желателен.
   Во время их последней встречи он овладел ею прямо на столе, не успели они даже съесть суп. Лакей уронил рыбное блюдо в дверях, но они и не подумали прекратить то, чем занимались. Дама лишь пробормотала, чтобы Эйдан не останавливался. Возможно, это именно то, что ему сейчас нужно.
   Он сложил письмо и задумался над ее предложением. Их связь уже закончена, и он обычно непреклонен в этом отношении. Ее навязчивость должна было вызвать его раздражение по меньшей мере. А в несчастливый день, возможно, даже разозлить. Что же тогда, черт побери, за день у него сегодня, если он испытывает соблазн снова увидеться с миссис Ренье?
   Эйдан устремил хмурый взгляд в окно. А может, не такая уж это плохая идея? Если он вернется к своему обычному образу жизни, это будет доказательством того, что воскрешение Кейти не состоялось и ничего не изменилось.
   – Пенроуз!
   Его секретарь немедленно материализовался в дверях.
   – Сэр?
   – Пожалуйста, сообщите миссис Ренье, что я пообедаю с ней сегодня в девять.
   – Хорошо, сэр. А приглашение мистера Скарборо на завтрашнюю лекцию?
   – Что-что?
   Взгляд Пенроуза скользнул по столу, и Эйдан заметил, что там лежит целая стопка корреспонденции. А он прочитал только одно письмо – Эйдан взглянул на часы на каминной полке – за час.
   Он прокашлялся.
   – Остальные письма я просмотрю позже. Пусть пока полежат.
   Пенроуз кивнул и, глядя несколько недоверчиво, закрыл дверь в свою комнатушку. Обычно Эйдан не позволяет ничему мешать его работе. Сегодня же он просто вновь уставился в окно.
   Кейти отвернулась от него… и он не воспротивился этому. Ее заявление, что она смущена и сбита с толку, уязвило его гордость и подтолкнуло уйти – именно тот результат, на который она и рассчитывала, дошло до него. Ложь, что он просто хотел попрощаться, легко слетела с его губ. Он пытался обидеть ее так, как она обидела его. А вместо этого увидел в ее глазах облегчение.
   Но почему он так смущает ее? Садясь на поезд, Эйдан твердил себе, что Кейти теперь замужем и больше не испытывает к нему никаких чувств, но сейчас, когда злость прошла, это казалось бессмысленным. Если он был ей безразличен, если б она любила другого, его присутствие вообще никак не трогало бы ее. Не имело бы ни малейшего значения. Но он волнует ее, а это значит, что она не забыла его.
   Глаза его следовали за прогуливающейся парой, не спеша шагающей по тротуару мимо его дома, но мыслями он был по-прежнему далеко от Лондона.
   Возможно, Эйдан преждевременно покинул поле боя. Эта история про мужа – чушь собачья. Ни один мужчина не позволит своей жене жить одной за тридевять земель, если он любит ее. И ни один порядочный супруг не позволит ей ишачить в магазине, когда у него достаточно денег, чтобы владеть плантацией.
   Наверняка Кейти оставила своего мужа. Иначе и быть не может.
   Однако к нему, Эйдану, это не имеет никакого отношения. Надо провести вечер с миссис Ренье, чтобы доказать себе, что он прав.
   Он приказал себе прекратить таращиться в окно и плодотворно потрудиться. А потом он примет ванну, оденется и пойдет в дом своей любовницы за несколькими часами забытья. Он так сильно устал.
   Усталость давила и тянула, словно гири, привязанные к рукам и ногам. В сущности, это ощущение должно было быть знакомым. Он никогда хорошо не спал. Но обычно привычное чувство было неспокойной тянущей болью. Сегодня же больше походило на давящую свинцовую плиту.
   Он взглянул на часы. Семь вечера.
   Вероятно, бессонные ночи в Халле в конце концов дали о себе знать.
   Эйдан позвал секретаря.
   – Вы можете быть свободны на вечер.
   – Но, сэр…
   – А по пути скажете Уайтстоуну, чтобы приготовил ванну.
   – Конечно, но нельзя ли… – Пенроуз поднял руку с пачкой бумаг.
   Вверху первой страницы Эйдан заметил печать. Важный контракт во Франции. Тот, который он ждал. Но голова его, казалось, вот-вот лопнет, а глаза готовы были вылезти из орбит.
   Он потянулся к графину и плеснул себе еще виски.
   – Нет, – наконец сказал он. – Не сегодня.
   – О, конечно. – Пенроуз секунду помедлил, словно ждал, что Эйдан признается, что пошутил.
   Но как только секретарь отвернулся, тот поддался еще одному, последнему порыву.
   – Вы еще не послали записку миссис Ренье?
   – Пока нет, сэр. – Пенроуз продемонстрировал маленький четырехугольник бумаги.
   – Я передумал. Дайте ей знать, что приду на обед завтра.
   – Хорошо, сэр, – покорно сказал его секретарь и удалился.
   Облегчение растеклось по мышцам Эйдана. Сегодня он просто пообедает, примет ванну и отправится в постель, потому что не нуждается в женской ласке. Ему не требуется доводить себя до изнеможения, он уже и так вымотан до предела.
   Он долго нежился в теплой воде, потом слишком много выпил, напрочь забыв про обед, и рухнул в кровать. Поразительно, но Эйдан проспал всю ночь без сновидений, зато проснулся с четкой целью. Впервые она не имела никакого отношения к работе.
   Он должен поехать домой, в свое родовое гнездо, но не для того, чтобы навестить мать или дюжину других родственников, наверняка околачивающихся там. Надо было обязательно найти коробку, которую спрятал на чердаке много лет назад. Потому что ее содержимое даст ему повод вновь увидеться с Кейт.

Глава 9

   – Эйдан, мой дорогой мальчик! – Мать порывисто обняла его, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.
   – Очень рад видеть тебя.
   Ее руки сжались крепче.
   – Слава Богу, что ты приехал. Происходит какое-то безумие!
   Эти слова не вызвали никакой тревоги. Его мать – женщина эмоциональная и все принимает чересчур близко к сердцу.
   – Что стряслось на этот раз?
   – Твой кузен Гарри, – запричитала она, – собирается сделать предложение… кому-то, и я уверена, что он выбрал мисс Сэмюел, правда, упрямец отказывается это подтвердить.
   – Что подтвердить?
   – Что он намерен просить ее руки!
   Эйдан покачал головой:
   – Но Гарри же еще не сделал официального предложения, правильно? Может, он хочет получше узнать свою избранницу.
   – Ох, но ведь надо же все как следует распланировать! Мы должны устроить прием, чтобы объявить о помолвке, и это должно быть до моего дня рождения. А что я могу сделать, если не знаю, кто невеста? Сплошное расстройство!
   Он нахмурился:
   – Ведь у миссис Сэмюел две дочери, верно? О какой из них идет речь?
   – Да в том-то и дело, что я не знаю! Если б твоя сестра была здесь, мы, конечно, смогли бы разузнать больше. Я попросила ее немедленно приехать.
   Это известие даже Эйдана застигло врасплох. Он протянул руку к буфету, чтоб налить виски, но остановился и нахмурился.
   – Ты попросила Мариссу раньше вернуться из свадебного путешествия? Я правильно понял?
   – Ну, она же лучшая подруга этих девушек.
   В гостиную вошел его брат Эдвард, и Эйдан обменялся с ним озадаченным взглядом.
   – А, ну тогда все совершенно логично. И что ответила Марисса?
   – Представь себе, она даже не упомянула про мою просьбу в своем следующем письме. Одни сплошные восторги по поводу необыкновенной красоты пейзажей Оттоманской империи.
   Эдвард фыркнул достаточно громко, чтобы мать его услышала.
   – Молодец! Это говорит в пользу нашей сестры. Умница!
   – Барон, – приструнила его леди Йорк. – Прекратите язвить. Если б вы только приказали Гарри все рассказать нам, он бы наверняка послушался.
   – Знаешь, дорогая, – отозвался Эдвард, протягивая руку мимо Эйдана, чтобы стащить виски, которое тот налил. – Я и сам вроде не дурак, поэтому не собираюсь ничего подобного предпринимать.
   Мать подхватила юбки и решительно промаршировала к двери, похоже, забыв, как была рада видеть своего дорогого младшего сына.
   – Вы все такие упрямые! – Она уже почти скрылась за дверью, но в последнюю секунду развернулась со счастливой улыбкой на лице. – Эйдан, на сколько ты приехал? Я бы хотела устроить праздничный обед в твою честь.
   – Боюсь, только на день. Я же навещал вас меньше трех недель назад, так что вряд ли стоит отмечать мой приезд, дорогая.
   – Для меня это всегда большая радость, Эйдан. Ты же знаешь.
   Высказав эту ободряющую истину, она ушла, оставив братьев молча таращиться на пустой дверной проем. Это был излюбленный способ их матери удаляться из комнаты.
   – М-да, – пробормотал Эдвард через минуту после того, как ее шаги стихли. – Почему ты вернулся так скоро?
   Эйдан налил себе другой стакан и плюхнулся в кресло.
   – Мне сказали, тут критический случай.
   – Не припомню, чтобы такая причина когда-то приводила тебя домой.
   Он махнул стаканом, соглашаясь.
   – Что верно, то верно. Мне надо кое-что забрать.
   – Ты вполне мог просто изложить просьбу в письме.
   – Нет, я не мог поручить это никому. – Эйдан помолчал, пока они оба цедили виски.
   – Значит, твое дело в Халле прошло хорошо?
   Эйдан прекрасно сознавал, как и всегда, что его отношения с родными сократились до вежливых и сдержанных разговоров. Не то чтобы он этого хотел, просто как-то так само получилось. Первый год он был так страшно зол. На себя, на свою семью и на весь этот треклятый мир. И вместо того чтобы рассеяться, это чувство со временем запряталось глубже, как барсук, зарывающийся в нору. Он использовал его как баррикады, дабы удерживать всех на расстоянии, но как быть со случаями вроде этого, когда так нужен кто-то рядом?
   Он скучал по Эдварду, осознал Эйдан. Скучал по дружбе брата, не нуждающейся в лишних словах.
   – Только ничего не говори маме, пожалуйста, – предупредил он.
   – О чем же я должен молчать? – спросил Эдвард, откинув голову на спинку кресла.
   – Все слишком серьезно.
   Глаза Эдварда медленно открылись, и он поднял голову и встретился со взглядом Эйдана.
   – Слушай, хватит тянуть кота за хвост.
   Эйдан тут же пожалел, что затеял этот разговор. Он и не предполагал, как это будет трудно. И опустил глаза в стакан, словно надеялся найти там ответы на терзающие его вопросы.
   – Она не умерла, – пробормотал он.
   – Да кто же это, наконец?
   – Кейти.
   Глухой стук последовал за этим словом. Стакан Эдварда выскользнул у него из пальцев и приземлился на ковер.
   – Что ты сказал?
   – Кейти жива.
   – Но… я не понимаю.
   – Я тоже, но это так.
   – Она спаслась во время кораблекрушения?
   Эйдан наконец нашел в себе смелость встретиться со взглядом брата.
   – Не было никакого кораблекрушения. Ее отправили в Индию, чтобы выдать за какого-то богатого плантатора, и она вполне благополучно добралась туда. Родители Кейти солгали мне.
   На лице Эдварда было написано такое же смятение, какое царило в душе Эйдана.
   – Но зачем?
   – Понятия не имею. Она утверждает, что ничего об этом не знала. Возможно, они сделали так потому, что я упорно являлся к ним домой, желая увидеть ее, и меня надо было отогнать как назойливую муху. А может, тем самым хотели скрыть позор семьи, что продали дочь какому-то фермеру без имени, но с кучей денег.
   Брат подался вперед, широко раскрыв глаза.
   – Постой-ка. Так ты видел ее?
   – Во плоти. Она держит кофейную лавку в Кингстон-апон-Халле.
   – Кейти Тремонт? Держит лавку? Ерунда какая-то.
   – Да нет, – возразил Эйдан. – Это правда. И она больше не Кейти Тремонт. Она теперь миссис Кейт Гамильтон.
   – О! Ну да, разумеется.
   Брат был явно потрясен.
   – Я должен просить тебя никому об этом не рассказывать. Ее семья не знает, что Кейти вернулась в Англию.
   – Эйдан… – Голос Эдварда сделался неровным и сиплым. – Если б это говорил мне не ты, я бы не поверил ни единому слову. Почему она не известила своих родных?
   Тот пожал плечами.
   – Ее отец умер в прошлом году. – Он не испытывал никаких эмоций, говоря эти слова. Так долго ненавидел этого человека, но сейчас не чувствовал ничего.
   – Да, но мать не видела дочь десять лет! И брат ее теперь граф.
   – Я представления не имею почему, Эдвард. Кейти попросила меня не воскрешать ее, и я согласился.
   – Господи Иисусе, – выдохнул Эдвард. – Кейти Тремонт жива. А ты… что ты собираешься делать?
   – Она замужем. Ее муж пока еще в Индии, но скоро приедет в Лондон.
   – Ясно.
   Но конечно же, Эдвард понимал все не больше самого Эйдана. Это какой-то нелепый фарс. Или трагедия. Или плохо написанная пьеса. Все в ней так перепуталось.
   Эдвард поднял свой упавший стакан и забрал стакан у Эйдана. Вновь наполнил оба и опять плюхнулся в кресло.
   – Спасибо за то, что рассказал мне.
   – Я должен был с кем-то поделиться. А ты… – Он залпом осушил виски. Горло обожгло, на глазах выступили слезы. – Ты всегда понимал меня.
   – Рад слышать это.
   Эйдан прокашлялся, стараясь прийти в себя.
   – Мои старые сундуки все еще на чердаке?
   – Думаю, да.
   – Это хорошо. Мне надо покопаться в них. – Он поднялся с кресла и от резкого движения слегка покачнулся.
   – Ты хочешь отыскать там что-то для Кейти?
   – Да.
   – Послушай меня, пожалуйста.
   Эйдан осторожно поставил стакан на стол, без особого удовольствия расслышав предостережение в голосе брата.
   – Говори!
   – Она замужем. Ты сам это сказал.
   – И что из этого?
   Эдвард со стуком поставил свой стакан.
   – Как ты можешь относиться к этому столь беспечно? Только не прикидывайся, что не понимаешь. Кейти Тремонт не просто какая-нибудь пресыщенная, изнывающая от скуки женушка, ищущая приключений. Она та, которую ты когда-то так любил. И которая ни разу не связалась с тобой за все минувшие десять лет.
   – Я все прекрасно понимаю. Можешь не бояться за мое сердце, брат. Оно затвердело, пожалуй, даже покрылось броней. Никакая Кейти ему не страшна.
   – Эйдан… – начал Эдвард, но тот только покачал головой.
   – Это правда! – И он стремительно вышел и зашагал к лестнице, прежде чем брат успел его остановить.
   Он чертыхнулся, поднимаясь по лестнице, пожалев, что рассказал про Кейти. Эдвард не дурак и понимает, что они оба изменились. Да и жизнь преподносит сюрпризы. Она замужем, поэтому никакого долгожданного и счастливого воссоединения не будет и быть не может. Не существует ни малейшего риска, что он снова влюбится и станет умолять ее выйти за него замуж. Она чужая жена. А если она несчастна в браке, что же с того? Много ли их, счастливых? По пальцам пересчитать.
   После предполагаемой смерти Кейти светские дамы стали проявлять чересчур живой интерес к Эйдану, и это было еще до того, как он разбогател. Молодые особы на выданье начали вдруг обращаться с ним как с какой-нибудь редкой драгоценностью. Некоторое время спустя он наконец разгадал загадку своей привлекательности, когда одна из его любовниц призналась: все ее подруги влюбились в него, взбудораженные слухом, что бедняжка скорбит по своей умершей тайной возлюбленной. Ах, это ведь так романтично! Поэтому выходило, что они хотели его потому, что он потерял Кейти.
   Это привело Эйдана в холодную ярость. Ему делалось плохо при мысли, что смерть его любимой приятно щекочет нервы в свете, и все же он не остановился. У него было много любовниц – красивых, опытных, беспечных. Эйдан пытался забыть Кейти в их объятиях, но при этом он чувствовал себя негодяем.
   Постоянное ощущение вины и пьянство чуть не убили его. А потом кузен во Франции предложил ему партнерство. Тому необходим был английский контракт, а Эйдану требовалось… что? Проявить себя? Определенно мысль о том, чтобы разбогатеть, взывала к его жажде мщения. Отец Кейт отверг предложение Эйдана, потому что у того не было средств содержать жену. Или ее семью, как он теперь понял.
   Так что он отправился во Францию, подстрекаемый желанием утереть нос отцу Кейт и, говоря по правде, на время утопить свое горе в объятиях француженок. В конце концов Эйдан обнаружил, что может забыться, серьезно занимаясь бизнесом. Та сделка спасла его. Но только не душу. И не совесть.
   А спустя какое-то время он горевал уже не по Кейти, а по тому человеку, которым должен был стать. Своими поступками он предал самого себя.
   …Поднявшись на четвертый этаж, Эйдан порадовался полумраку. Он помог смягчить внезапный острый страх, что Кейт узнает, каким он стал теперь. Но нет. Ее желание жить в полном уединении защитит его секреты. Да и кто ей расскажет?
   Он зажег лампу, висящую на крючке в стене, потом открыл дверь на лестницу. Добравшись до душной, пыльной черноты чердака, он подкрутил фитиль. Узкие проходы змеились между ящиками и сундуками, пробраться между ними можно было только бочком. К счастью, его сундуки оказались составленными возле двери, как будто дожидались его все это время.