Совсем никуда не годится.
   И Роман взял себя в руки и ушел, сославшись на то, что боится опоздать.
   Стоял молочно-синий вечер. Было сыро и тепло; дул сильный влажный ветер, нес свежий, веселый, лесной запах. Фонари только зажигались, разгорались от тусклых розовых звездочек до шаров с лиловато-белесым холодным светом…
   Прохожих было немного, вероятно, из-за сырости и ветра. Пытаться напасть на кого-нибудь посреди улицы мог только полный идиот. Роман сунул руки в карманы и отправился бродить.
   Сумеречный город успокоил и развлек его. Он с незнакомым удовольствием наблюдал, как догорает и меркнет вечер, как густой ультрамарин заливает нежную молочную синеву, как плывут по исчерна-синему небу рваные белесые клочья весенних облаков.
   Взошла луна. Ее тусклый свет, похожий на свет уличного фонаря, теперь ощущался кожей лица, как раньше – солнечный, мягким, ласкающим теплом. Луна была лишь чуть-чуть ущербна сбоку – только что закончились полнолунные ночи. Роман усмехнулся: не иначе, как его метаморфозе поспособствовали волшебные чары луны. Забавно.
   Ноги как-то сами привели его к ларьку, где он давеча раздобылся кровью и деньгами. Ларек был закрыт, и его дверь опечатана. В воздухе висел запах мертвой, свернувшейся крови. Роман поморщился – обоняние теперь доставляло ему больше удовольствия, чем раньше, но и проблем тоже больше.
   Он уже повернулся и хотел идти, как сзади его схватили за рукав и дернули.
   Роман обернулся – и остолбенел.
   Мертвая девица с растрепанными крашеными волосами и вымазанным кровью рукавом осеннего пальто, которое было ей мало, накинулась на него с той мелкой холодной злобой, какая находит на людей определенного типа в общественном транспорте в час пик.
   – Ты чего со мной сделал, урод! – взвизгнула она, тряся Романа за рукав. – Почему я в зеркале не отражаюсь?! У меня коммуналка! Мне теперь на люди не показаться, козел ты вонючий!
   Роман между тем пришел в себя.
   – А ну заткнись, – приказал он негромко. – Не привлекай внимания. Хватит уже.
   Девица удивленно посмотрела на него – но заткнулась. Ее лицо приняло выжидающее выражение.
   – Нормальное кино… – Роман отступил на шаг, рассматривая ее. Ее лицо было зеленовато-бледным, одутловатым, как у неудачно сделанной куклы, глаза ввалились, губы приобрели синюшно-красноватый оттенок, как несвежее мясо. – Красавица… Долго ты тут валялась?
   – Не знаю, – буркнула девица. Она сильно снизила обороты, Роман не мог этого не заметить. – Прихожу в себя, кругом – кровища, все болит, деньги пропали… Ворюга поганый…
   – Легче на поворотах, – сказал Роман насмешливо. – Еще благодарить меня будешь, малютка. Как тебя зовут, ты сказала?
   – Я не говорила, – оторопела девица. – Ира зовут. Чего это я буду благодарить?
   – Пойдем, – Роман галантно взял ее под руку, чтобы окровавленный рукав не бросался в глаза случайным свидетелям. – Поговорим по дороге.
   – Не пойду я с тобой никуда! – фыркнула девица, но пошла.
   Роман направился во двор ближайшего дома. Во дворе обнаружился детский садик. Его окружал забор, ворота оказались запертыми, зато в заборе нашлась солидная дыра.
   – Прошу вас, сударыня, – сказал Роман, показывая на дыру самым светским жестом.
   Ира покосилась на него, но без слов полезла. Роман последовал за ней. У него внутри было тепло и щекотно от занятной мысли – девка откровенно от него зависит. Не может возразить. Чудненько.
   Они прошли по мокрой песчаной дорожке мимо кустов, сырых, чернеющих в темноте растрепанными вениками, мимо сломанных качелей и лестничек – и подошли к беседке в виде башенки с флюгером, с тремя скамейками внутри.
   Скамейки были мокрые, вокруг стояла ветреная тьма, чуть-чуть нарушаемая только тусклым дежурным фонарем на стене за углом. Ира плюхнулась на скамейку и уставилась на Романа вопросительно; ее глаза явственно светились мутным красным светом, как запыленные автомобильные стоп-сигналы. Роман усмехнулся.
   – Итак, милая леди, – сказал он с насмешливой торжественностью, – можете считать меня своим отцом и благодетелем. Ибо я и никто другой даровал вам бессмертие – потому что в настоящий момент вы находитесь за порогом земного бытия.
   – Какого бытия?!
   – Ты, Ириша, стала потрясающей демонической сущностью. Вечной, вечно юной и могущественной. Адской девой. Ты рада?
   – Чего, правда? – спросила Ира недоверчиво и с надеждой одновременно, напомнив Роману сестру. – Ты чего, вампир?
   Роман надменно скрестил руки на груди и мотнул головой, отбрасывая со лба челку.
   – Предположим, не вампир, – сказал он, стараясь сохранить серьезность. – Но – вроде вампира.
   Ира уставилась на него пораженно и восторженно – и это тоже напомнило ему сестру. Роман чуть подался назад, рассматривая ее. О, какая она была мерзкая! До тошноты. Но ее восторг, ее удивление, ее странная покорность Роману импонировали, они были явно полезны – и отказываться от них в создавшейся ситуации не имело смысла.
   Роман улыбнулся холодно и высокомерно, так, как улыбаются вампиры.
   – А вот теперь молчи и слушай, – сказал он неторопливо, с удовольствием наблюдая, как выражение почтительного страха и внимания появляется на опухшей Ириной физиономии. – Я недавно поменял ипостась, я пока одинок и мне нужны вечные слуги. Вчера была последняя ночь полнолуния, и я этим воспользовался, чтобы… э-э… дать тебе возможность войти. Ты показалась мне подходящей.
   – А чего ты ушел? – спросила Ира. Как Роман и ожидал, патетический тон сбил ее с толку – она уже забыла его удивление в момент встречи и принимала объяснения за чистую монету. – Я ж не поняла ничего! Прихожу в себя: касса раскрыта, кругом кровища, дверь сломана… Хотела на себя в зеркало посмотреть – и не отражаюсь. Я, знаешь, как перепугалась!
   – Ну да, – сказал Роман проникновенно, – вышло нехорошо. Но вчера у меня не было другого выхода. Мне пришлось уйти – ты не поймешь, почему. Зато я пришел искать тебя сегодня.
   Ира кивнула. Она поверила окончательно.
   – Ты вчера того… как наелась? – спросил Роман, как о само собой разумеющемся деле.
   – Ну… – Ира смутилась. – Там кошка… я кошку… а она царапается, зараза…
   Она доверчиво протянула к глазам Романа руку – тыльной стороной ладони. На синюшно-белой коже остались три глубоких борозды, почерневших в глубине. Романа позабавил след зеленки вокруг царапин.
   – Гадко было, – пожаловалась Ира. – Прихожу в себя – и полный рот шерсти. Кости какие-то в зубах застряли…
   – Избавь меня ради Древних Хозяев от подробностей, – надменно сказал Роман. – Где ты… провела день?
   – Ой, не спрашивай, – пригорюнилась Ира. – В ларьке-то нельзя было оставаться…
   – Ты догадалась?
   – Ну, тут не надо быть семи пядей во лбу-то! Утром инкассатор придет – что я ему скажу? И потом – в таком виде… Я и домой побоялась идти – а вдруг милиция, или соседи скажут чего… А на улице под утро чего-то стало не по себе…
   – Молодец. И куда ты делась?
   – Не поверишь. Просидела весь день в подвале каком-то. Даже задремала. А к вечеру чего-то показалось, что надо к ларьку идти…
   – Я тебя позвал, – изрек Роман, стараясь, чтобы интонация получалась внушительной и таинственной, как у вампиров. – Я проверял, насколько ты чувствительная. Справилась, молодец. Со всем справилась. Теперь я твой хозяин, и я о тебе позабочусь. А ты будешь делать все, что скажу – и все пойдет, как по маслу. Поняла?
   – Слушай… а как же… А у меня это… – залепетала Ира, вдруг упав духом. – У меня же это… парень… И что я маме-то скажу? Маме-то? Она же, наверно, подумает, что меня убили…
   – Ну хватит уже! – отрезал Роман жестко. – «Парень, мама, папа!» Утри сопли. Они – просто люди, смертные, ничтожества – а ты – демон! Ты – выше! Ты никогда не состаришься, никогда не умрешь! Что тебе до всех этих человеческих дрязг?! Впрочем, – добавил он насмешливо, – ты можешь катиться на все четыре стороны, я тебя не держу. Иди – посмотрим, как тебя примут твои папы, мамы и парни.
   Ира замолчала, только хлюпала носом. Омерзение Романа даже отступило перед обаянием абсолютной власти. Вдруг появились такие мысли, что стало жарко и весело.
   – Ничего, – сказал он вслух. – Не дергайся. Не пожалеешь.
 
   В этот раз Роман был в форме и точно знал, что ищет.
   Бомжа. Лучше всего – упившегося вусмерть.
   Ира просто тащилась за ним. Вряд ли она о чем-нибудь думала. Но Роман все рассчитал точно – потенциальных рабов, свиту надо кормить. В Ирином статусе он не сомневался ни секунды: вероятно, связь между ними возникла в момент ее смерти. Убитый упырем сам становится упырем? Любопытная штука… Или тут работает полнолуние, еще какое-то неучтенное стечение обстоятельств? Ладно, будем впредь контролировать ситуацию.
   Побродить пришлось основательно, но не безуспешно. Надо знать ночную жизнь спальных районов. Бомж отыскался по запаху. Причем вонял он не так мерзко, как Роман, было, приготовился – жизнь, которая теплилась в его бесчувственном от дешевой выпивки теле, перебивала гадкую вонь перегара и грязи. Славно.
   – Помогай, – бросил Роман Ире и приподнял обмякшую тушу, закинув руку бомжа на плечо.
   Ирина сообразила и присоединилась. Бомж дрых на ступеньках около ночного магазинчика с водкой и презервативами, сюда могли подойти люди – потенциальную добычу надлежало отнести в безопасное место.
   Все это почему-то Романа не ужасало и не шокировало – скорее смешило. Тигры ночей! Ястребы-стервятники… Добыча-то с душком, мягко говоря. Палая такая антилопа… или падшая…
   Бормочущее, еле переставляющее ватные ноги существо оттащили во двор дома неподалеку. Двор был темен и пуст, но Роману хотелось стопроцентной безопасности – он отправил Иру искать отпертый подъезд с входом в подвал. Только когда все вышереченное нашлось, только когда бомж был доставлен в подвал, где было темно, воняло кошками и крысами, прыгали блохи, зато имелась гарантия полного одиночества – только тогда Роман позволил себе расслабиться.
   Бомжу он прокусил сонную артерию – она просто светилась красным проводом под током на грязной шее. Укушенный даже сообразить ничего не успел. Роман с удовольствием подумал, что вампиры, вероятно, питаются именно так – энергия, тепло, спокойствие, ощущение жизни в трансформированном полумертвом теле возросли от притока крови в геометрической прогрессии.
   Остатки уходящей жизни, почти мертвеца – Роман бросил на Ирино усмотрение. Она устроила такую мерзкую оргию пожирания трупа, что Романа замутило. Надо быть эстетом. Надо держать себя в руках. Надо, по возможности, вести себя сдержанно – примерно такие мысли тасовал Роман, выходя из подвала на воздух.
   Ночь была свежа и сладка. Роман потянулся и вздохнул, но тут же вспомнил, зачем вышел. По делу.
   Когда он вернулся в подвал, Ира еще стояла над трупом на четвереньках, как гиена, вымазавшись в крови, урча – отвратительное зрелище.
   – Да отойди же ты! – приказал Роман.
   Ира отползла нехотя, встала на ноги, отряхиваясь, облизываясь и чавкая. Роман с интересом отметил забавный факт: кошачьи царапины на ее руке почти закрылись. От крови? От пищи? Мило. Правда, выглядит она не намного лучше. И, похоже, намного хуже меня. Но это уже ее проблема.
   Роман подтащил к обглоданному телу обломок тротуарного бордюра, оставшийся во дворе от дорожных работ. Поднял над головой мертвеца.
   – Ты чего делаешь! – вдруг вскрикнула Ира, будто после упырячьей трапезы этому телу что-то могло повредить.
   – А он тебе понравился? – усмехнулся Роман. – Хочешь, чтобы он встал и составил нам компанию?
   – А-а… нет.
   – Ну так и не мешай.
   Роман брезгливо сморщился и двумя ударами разбил череп бедолаги вдребезги. Отряхнул с брюк брызги крови и мозга. Порядок. Во всех известных ему мистических трактатах повреждение или лишение головы препятствует переходу в иное состояние. Так он не встанет.
   К вербовке собственной свиты Роман решил отнестись максимально осмотрительно.
   – Приведи себя в порядок, – приказал он Ире и бросил ей свой носовой платок. – Мы идем ко мне. Там я тебя оставлю. У меня еще есть дела на эту ночь.
   Ира закивала, преданно заглядывая Роману в глаза. Как он и думал, убийство бомжа и кормежка сделали ее абсолютно покорной.
   Жрала из рук. Все.
 
   В виде большой удачи Татьяна с Петенькой уже спали. Роман легко провел Иру в квартиру и запер в своей комнате, а в дверную щель всунул записку.
   «Танюша, у меня в комнате – девочка, моя сослуживица. Бедняжка попала в дрянную историю, ей негде ночевать. Сегодня она посидит тихонечко, а к завтрашнему вечеру я что-нибудь придумаю. Целую, малыш. Ромка».
   Приказав Ире не шевелиться без нужды, Роман снова ушел. Третий час ночи был еще в самом начале. Терять время совершенно не хотелось.
   Снова ощутив ночь, одиночество и свободу, Роман вздохнул с облегчением. Но теперь у него были дела поважнее, чем бесцельно бродить по улице и нюхать свежий воздух. Теперь, избавившись от докучного Ириного общества, он занялся поисками всерьез.
   Все просто и ясно. Перейти – и искать следы по запаху.
   Впрочем, он уже окончательно за переходом. Тем лучше.
   Пару раз ночной ветер донес тонкий аромат ладана и свежести. Вечные Князья на охоте. Ну уж нет. Чревато. Связываться с вампирами Роман не стал, обошел их дорогу стороной. Мелкий хищник уступает тропу крупному, все правильно. «А мы пойдем на север!»
   Случайные ночные прохожие довольно соблазнительно пахли живым теплом, но на это было опасно покупаться. На сегодня хватит. Не стоит слишком светить место своего обитания. Пусть пока пасутся. И вообще – лучше выбирать добычу полегче. И нападать поосмотрительнее. Поберечь тело.
   Тело, ухоженное и в боевой форме, нам еще пригодится.
   Роман дождался момента, когда воздух пахнул сырой землей, плесенью и сладковатым запахом распада. Направился на запах. Обычный труп, в сущности, пахнет почти так же, но тут есть некоторая тонкость – трупы не движутся.
   Это то самое, что нужно. Объект поисков.
   Роман ускорил шаги и вскоре оказался в пункте назначения. Рядом с помойкой.
   В помойке, залезая в бачок по локоть, рылся какой-то субъект довольно неприятного вида, если не сказать сильнее.
   – Эй, почтеннейший, – окликнул Роман самым любезным тоном.
   Почтеннейший обернулся. Его глаза горели голодным красным огнем на чудовищной физиономии, покрытой струпьями и коростой, бурой, потрескавшейся, сочащейся из трещин чем-то черно-зеленым. Всклокоченные волосы дополняли впечатление. Костюм его состоял из драного ватника, резиновых сапог и штанов из материала, напоминающего брезент. Вся эта кошмарная фигура выражала крайнюю степень удивления.
   – На пару слов, – светски пригласил Роман. Удивление сменилось ступором.
   – Как, простите, ваше имя-отчество?
   – Вася, – хрипло пробормотал кошмар.
   – Василий, вас не затруднит прогуляться? Тут, видите ли, в паре кварталов отсюда, свежий труп в подвале…
   Упырь торопливо бросил назад в бачок что-то, грохнувшее и посыпавшееся, обтер руки о штаны и выразил всем видом минутную готовность. Теперь его жуткая рожа выражала нечто вроде признательности и восхищения. Роман улыбнулся.
   – Как я понимаю, есть проблемы? – спросил он сочувственно.
   – Еще какие, – готовно откликнулся упырь, подходя. – Третью ночь не жравши.
   Роман сделал приглашающий жест и направился со двора. Упырь торопливо зашагал рядом. Роман здраво рассудил, что дорогу надлежит выбирать потемнее, и держался в тени домов, как можно дальше от фонарей. Эта тактика была молчаливо одобрена.
   – Вы крыс ловили? – спросил Роман по дороге.
   – Иногда и кошки попадаются, – доверчиво поделился упырь. – Иногда и чего поинтереснее найдешь. Я вот зимой младенца мертвого нашел…
   – Не охотитесь?
   – Куда там… Рожа-то, видите? Болею. Сил нет никаких. Солнце, ептыть…
   – Как же это случилось? – Роман прямо-таки излучал сочувствие. Опыта ему было не занимать.
   – Да как… наутро после Перехода. Я еще и не сообразил, чего это со мной сделалось… Занавеску отдернул – и мордой в окно. А день, как назло, солнечный попался… Так я неделю встать не мог. Думал – совсем помру. Не, остался, только не оклемаюсь никак.
   – Свежей крови надо бы…
   – Надо, а где возьмешь? Охотиться не могу, жить негде, работы нет, ептыть…
   – Работы?!
   – Хотел устроиться к Эдику в заведение. Деньги, жратва за счет фирмы – у него, говорят, по моргам лапа и еще кое-где… Не взял. Сначала, грит, рожу приведи в порядок, ептыть…
   Роман нежно улыбнулся. Как говаривали в царской охранке, отбросов нет, есть кадры.
   – А я бы вас взял, Василий. С удовольствием. Пойдете?
 
   Василий квартировал в некоем подсобном помещении, которое называл «теплак». Помещение располагалось во втором этаже высотного дома, где был «перемещенный подвал» с водопроводными трубами, электропроводкой и тому подобными подвальными атрибутами. Интерьер помещения поражал скромным шиком: в нем не было окон, дверь запиралась изнутри на мощный засов, имелась лампочка и выключатель, имелись старый, вероятно, помоечного происхождения, диван, стол, два разнокалиберных хромых стула и неработающий радиоприемник.
   – Восхитительно, – констатировал Роман. – Сюда вполне можно привести даму. Не правда ли?
   – Ну ее к черту! – возмутился хозяин. – Только место занимать будет, да еще ей и жрать каждую ночь подавай, ептыть…
   – Нехорошо, Василий, нехорошо. Даме негде жить. И потом – это же наша дама. Будем вежливы к сотрудникам фирмы.
   – Что за фирма-то, Ром?
   – Есть мысль, – сказал Роман мечтательно, усаживаясь на диван. – Мы, дорогой Василий, еще будем ходить в шелках и золотом сорить – и Вечные Князья возжелают водить с нами знакомство, а мы еще подумаем…
   – Ну, насчет Вечных ты загнул, положим. Они гонорные, аристократы, мать их за ногу – они и с Эдиком не знаются.
   – А со мной будут. Ладно, беседы – после. Сперва устроим бедную девочку, которую я перетащил. Упырь в квартире смертных – это опасно. Потом отдельный апартамент купим…
   – Рассуждаешь, как миллионер, ептыть…
   – А что нам миллионы, когда мы сами – чистое золото! Отдыхай, Василий, дверь запри – я постучу три раза и еще один после паузы. Про Эдика и беспутную ночную жизнь расскажешь нам обоим.
   Роман встал, потянулся и направился к двери. Он чувствовал, что Вася смотрит на него с завистью, именно с той завистью, какой ему всегда хотелось в свой адрес – завистью замученного неудачника к холеному победителю. Начало положено.
   Если все пойдет по плану – то ли еще будет!
 
   Следующий день Роман провел в обществе упырей.
   Нельзя сказать, что все обстояло уж совершенно гладко. Ира при виде Василия взвизгнула и кинулась Роману за спину. Василий обиделся.
   – Подумаешь, какая цаца! – фыркнул он уязвленно. – От самой мертвечиной разит, морда зеленая и зенки ввалились, – а туда же! Сучка!
   – Урод! – не осталась Ира в долгу.
   – Брэк! – рявкнул Роман. – Милостивые государи и государыни! Еще один вяк в сторону друг друга – и я ухожу, предоставляя вам разбираться дальше!
   Оба упыря моментально умолкли. Перспектива продолжать болтаться Васе не улыбалась, он был относительно сыт впервые за долгое время, а Ира имела перед глазами наглядный пример упыря-одиночки. Роман только усмехнулся.
   – Готовы слушать?
   Они были готовы. Они уже признали, что Роман – главный и самый умный, без всяких попыток взбунтоваться, нареканий и оговорок.
   – Значит так. Спать, мои дорогие, вы будете здесь.
   – Чего, на одном диване с этим? – уточнила Ира недовольно.
   – Это, леди и джентльмены, как вам будет угодно. Я не собираюсь вмешиваться в вашу частную жизнь. У меня и без того слишком много дел. Итак. Сейчас вы внимательно смотрите на меня и рассказываете о том, что увидели, с банальных человеческих позиций. Я, увы, не отражаюсь в зеркале – и при этом весьма нуждаюсь в информации о своей внешности.
   – Кокетка, – съязвила Ира.
   – Дура, – отрезал Роман холодно. – Мне предстоит общаться с людьми, я должен знать, какое произвожу впечатление.
   – Для упыря вполне себе, – сказал Василий, отступив на шаг. – Сытый такой упырь.
   – На вампира тяну?
   – Почему бы и нет… – потянула Ира, но Василий перебил:
   – Ни фига. На мажористого упыря тянешь, но не больше. Лучше простых, но хуже Эдика. А до Вечного тебе, как до луны, ептыть…
   – Понятно, – сказал Роман задумчиво. – Значит, тяну на вампира только для тех, кто никогда вампиров не видел… А поскольку общаться собираюсь именно с такими… сойдет. Думаю – сойдет.
   Упыри покивали. Для смертного без опыта Перехода любое странное существо сойдет за Хозяина Ночей. А если у существа длинные клыки, глаза светятся красным и при этом оно пьет кровь – то это без сомнения вампир. Сколько книжек, фильмов и страшных историй подтверждают эту терминологическую путаницу – не сосчитать.
   Напугать – без проблем. Только вот к испуганному не подступишься. В смысле кормежки это скорее неудобство, чем достоинство.
   – Это, мои дорогие, смотря с какой стороны подойти. Я, детки, ни за кем охотиться и не собираюсь. Я собираюсь сделать так, чтобы добыча сама приходила. И сама вскрывала вену и наполняла кровью изящный бокал. И настаивала, чтобы я откушал. А я еще поломаюсь.
   Василий только присвистнул. Зато Ира фыркнула и выпалила:
   – Тебе лечиться надо от мании величия!
   – Знаете, что вас губит? – саркастически изрек Роман. – Слабость воображения.
 
   Василия Роман расспрашивал до утра. Кое-что даже записал в свой блокнот.
   Перечитывал в своей комнате, днем, когда не спалось. Поправлял записи. Делал выводы. Размышлял.
   «Упыри в основном возникают из людей, убитых упырями в полнолуние. Не все убитые переходят в Инобытие. Только потенциальная добыча. Грешники?
   Среди упырей встречаются самоубийцы. Самоубийца, по-видимому, становится упырем, если покончил с собой с досады или от злости. Самая мерзкая категория.
   УПЫРИ НЕ ВЕЧНЫ! Они существуют долго, но деградируют и ветшают. Старые упыри – омерзительные существа, напоминающие движущиеся трупы на последних стадиях разложения. Только некоторые из них долго сохраняют приличный вид, что служит объектом всеобщей зависти (выяснить!).
   Упыря тяжело уничтожить. Сложнее, чем вампира. Упыри могут ходить днем в пасмурную погоду, солнечные лучи для них болезненны, но не смертельны, на чеснок им наплевать. Серебро наносит серьезные раны, но все-таки не убивает. Василий утверждает, что упыря можно убить, только вогнав в сердце осиновый кол или отрубив голову. Возможно. Но упыри сами собой кончаются, иссякают и исчезают спустя определенное время – для каждого свое.
   УПЫРИ НЕ ПЕРЕНОСЯТ ОБЩЕСТВА СЕБЕ ПОДОБНЫХ, НО ЖИВУТ СТАЯМИ! Иногда, по словам Василия, упыри мужского и женского пола изображают семью и живут вместе – но это только конспирация и декор. Сексуальное влечение у упырей отсутствует, дружеских чувств они испытывать не способны, благодарность совершенно нереальна – ИХ МОЖНО ПРИВЯЗАТЬ К СЕБЕ ТОЛЬКО ПОДАЧКАМИ. Судя по имеющимся данным, за пищу упырь будет пресмыкаться и унижаться, а за перспективы большого количества пищи – станет добровольным рабом. Только на верность рассчитывать не приходится.
   Упырь лебезит только перед тем, кто его кормит. И до тех пор, пока этот кто-то его кормит».
   Тебе все ясно? Так действуй по обстановке.
 
   В штаб-квартире Василия Роман появился весьма ранним вечером. Из-под его потрепанной куртки виднелась белая рубашка, отутюженная и благоухающая «Тайдом». Еще от Романа пахло дезодорантом, гелем для волос и мятной жевательной резинкой.
   Он держал в руках большую хозяйственную сумку, в которой что-то возилось.
   Заспанные, помятые, зеленовато-серые спросонья упыри уставились на него с агрессивным недоумением.
   – Ты чего это вырядился, ептыть? – хмуро спросил Василий.
   – У меня важная встреча, – сказал Роман. – Все должно быть comme il fait.
   – Это как?
   – Как полагается. Это ужин, – Роман открыл сумку и вытряхнул оттуда пестрых кругленьких птичек. – Вам. Приятного аппетита.
   – Ой, кто это? – Ира протянула руку, но Василий шлепнул по ней.
   – Это – перепелки. Из зоомагазина. Даме – две, Васе – три. Для поправки здоровья. Не смотри на меня так – лучше живые перепелки, чем дохлые крысы.
   – Дорогие?
   – Не дороже денег. На охоту вы не выходите. Сидите здесь, отдыхаете и ждете меня. Все ясно?
   Упыри закивали, жадно поглядывая на перепелок. Роман поспешно вышел, но все равно услышал из-за двери возню, квохтанье и вопли: «Отдай, мое!.. Не пихайся, сука, не слышала, что Ромка сказал?! Убери лапы, гад!..»
   Роман брезгливо поморщился, ускорил шаги – и уже через пару минут с наслаждением дышал свежим воздухом, пахнущим весенним парком.
   В последнее время он так славно чувствовал себя на улице, что даже по делу шел гуляючи, не торопясь, оглядываясь по сторонам и глубоко дыша. После теплака, воняющего падалью, синий вечер конца марта был трогательно хорош.
   А вот в подъезде, куда Роман зашел, было куда как хуже.
   Стены подъезда были разрисованы так, что свежий человек ни за что не определил бы, в какой цвет они окрашены. Самым выдающимся пятном смотрела тщательно выписанная не маркером каким-то там, а настоящей масляной краской статуя Свободы с вытаращенными, налитыми кровью глазами, дохлой жабой, распяленной на шипах ее венца, и шприцем в руке. Чувствовалось, что художник провел на лестничной площадке не один час, причем во всеоружии.